Глава 3.Благотворительность. — Церковное сострада-.....126 36 страница

При этом крайне важно с расово-политической точки зрения подчеркнуть, что определяющий сегодня французскую жизнь тип не имеет почти ничего общего с типом старой Франции, а должен считаться потомком другого расового слоя (восточных круглоголовых) в отличие от более раннего (северо-западного с продолговатым черепом). Француз Вашер де Лапуж (Vacher de Lapouge) давно уже установил это и приходит к заключению о том, что характер сегодняшнего француза совсем другой, нежели был в прошлом. "Это проявляется, -говорит Лапуж, - в незначительных мелочах. Достаточно сравнить поэзию кафешантана, настоящую негритянскую поэзию, с народной поэзией Средневековья, чтобы заметить духовный отход". "Впервые в истории к власти пришел круглоголовый народ. Только будущее может показать, как будет завершен этот странный эксперимент".

Идеи демократии - это идеи восточных народов, покоренных ранее нордической расой. К ним относятся северные французы, германцы, славяне. Они победили в 1789, 1871 годах во Франции, в 1918 году открыто в Германии. Борьба германского обновления - это борьба за действие германской героической идеи против демократической торгашеской идеи, борьба за европейскую расовую силу и ее свободу. Лучшие представители каждого народа имеют все основания начать аналогичную борьбу в рамках собственной народности.

Уже только благодаря политике французского парламента, которая при помощи всей Африки угрожает Западной Европе, политический Париж предстает сегодня в качестве первостепенной опасности для всей Европы. Когда греческие государства в прошлом воевали друг с другом, они добывали себе все новые партии рабов из Малой Азии и Африки. От этих рабов, и в меньшей степени от политической борьбы друг с другом, погибли древнегреческие кланы.

Это вторжение чуждой крови при деградации крови нордической сочеталось в то время в Риме с идеей безрасовой мировой империи. Сегодня после хаоса мировой войны и идеи мировой революции появляется идея безрасовой Пан-Европы.

Самый громогласный проповедник этой идеи, граф Гуденхове-Калерги (Goudenhove-Kalergi), имеет частично "европейское", частично японское происхождение. Следовательно, он является подходящим человеком для того, чтобы провозгласить старое требование погибающей эпохи о безрасовом едином государстве. Кроме того паневропейское движение признает современное status quo, или по-немецки, оно признает господство французского штыка и его мелких восточных союзников над пробуждающейся Европой. Пан-Европа в таком случае должна называться: Франко-Иудеей. К тому же Пан-Европа отвергает Англию, но включает Индокитай и все африканские колонии Франции.

Все европейские государства основаны и сохранены нордическим человеком. Этот нордический человек при помощи алкоголя, мировой войны и марксизма частично деморализован, а частично истреблен. Ясно, что белая раса не сможет удержать свои позиции в мире, не наведя порядок в Европе. Отсюда следует только одно требование, которое миллион раз воспринималось как необходимое и которое объясняет таким образом некоторые успехи "паневропейской" пропаганды - это внешнеполитическая защита европейского континента. Но из этой органично верной идеи вытекает вывод прямо противоположный тому, который сделали "паневропейцы" с Курфюрстендамм и из клубов лож в разных государствах. Чтобы сохранить Европу, необходимо в первую очередь снова оживить нордические источники силы Европы, укрепить их: то есть Германию, Скандинавию с Финляндией и Англию. Напротив, влияние Франции, которая на юге уже полностью заселена мулатами, следует сориентировать таким образом, чтобы она прекратила быть территорией нашествия африканцев, что при сегодняшних обстоятельствах имеет место во все возрастающей степени. Необходимо, чтобы перечисленные нордические империи - а также еще США - признали эту предпосылку для своего собственного энергичного существования. Это сделало бы также лишним неизбежный в другом случае конфликт между приближающейся черно-белой республикой Францией и Германией и предоставило бы эту республику выбранной ею судьбе, устранив угрозу для всей Европы быть ею отравленной.

В остальном, в руках благоразумных французов, имеется возможность оздоровления своей страны. Правда, уже не на основе бывших нордических традиций, а в соответствии со своей альпийско-западной расовой особенностью, и если она откажется от претензий на господство в Европе, исключит Польшу, Чехословакию и другие страны из так называемой Малой Антанты, целенаправленно возьмет в свои руки изоляцию негров и евреев и удовлетворится обусловленной ее населением границей. Такая Франция могла бы жить в рамках своей культуры беспрепятственно со стороны Германии, и это было бы в любом случае сильным фактором европейской политики. Но "сто миллионов французов" хоть и обеспечивают ей дешевую славу временного господства, но обеспечивают ей также в будущем расовое и государственное падение. Способна ли Франция сделать разумный вывод, это большой вопрос, на который никто не может ответить однозначно.

"Пан-Европа" как внешнеполитический органичный факт может существовать только после органичного размежевания сфер влияния отдельных стран[121].

"Направление развития истории вовсе не проходило с Востока на Запад, а ритмично менялось. Однажды Северная Европа отправила плодотворные народные волны, которые создали в Индии, Персии, Элладе, Риме государства и культуры. Потом с Востока потянулись и просочились в Европу восточные расы, к тому же Малая Азия послала туда тип человека, который дошел до сегодняшней Южной Баварии. Затем по европейским полям прошли полчища монголов и тюрков.

Сегодняшнее крушение родило новое ощущение жизни, которое будет иметь свои последствия. Внешняя необходимость подкрепляет эту неизбежную смену направления. "С Запада на Восток" -должно звучать от Москвы до Томска. "Русский", который проклинал Петра и Екатерину, был истинным. Ему не следовало навязывать Европу. Но тогда он должен скромно перенести свой центр тяжести в Азию. Только таким образом он, может быть, смог бы наконец, достигнуть внутреннего равновесия, не изворачиваться постоянно в фальшивом смирении, одновременно самоуверенно претендуя на то, чтобы сказать "свое слово" потерявшей свой "путь" Европе. Это "слово" он должен сказать после того, как покончит со смесью Бабёфа. Бланка, Бакунина, Толстого, Ленина, Маркса, называемой большевизмом, не в адрес Запада, а на Восток, где для этого "слова" есть место. В Европе места больше не осталось.

Не лишенная расы и народного характера "Центральная Европа", которую провозглашал Науманн, не франко-еврейская Пан-Европа, а нордическая Европа, является лозунгом будущего, будущего с германской Центральной Европой. В этой Европе каждому будет отведено свое великое место и роль: Германия как расовое и национальное государство, как центральная власть континента, как охрана Юга и Юго-Востока, скандинавские государства с Финляндией, как второй союз для охраны Северо-Востока, и Великобритания в качестве гарантии для Запада и заокеанских стран в тех местах, где это необходимо в интересах нордического человека. Это требует еще широкого обоснования[122].

И еще одно принципиальное разграничение. Сегодня по праву существует активная защита некоторых государств от национализма, и схематичное течение называет это защитой от западного духа. Этот "западный дух" по существу представляет собой не что иное, как смесь поздней французской культуры с еврейскими демократическими идеями, которая потерпела политическое поражение в сегодняшней парламентской системе. Не следует, таким образом, абстрактно говорить о господстве так называемого "Запада", гораздо понятнее было бы говорить о системе еврейско-французских идей. Политическое развитие, например, Англии проходило совсем другими путями, чем у Франции, и тот, кто знаком сколько-нибудь с английской историей, тот знает, что Англия целыми столетиями, несмотря на так называемое народное представительство, управлялась абсолютно аристократическим способом. Интересная связь между аристократией и личной беспечностью, обусловленной надежностью морских границ определило английскую жизнь. И только в более позднее время, вместе с индустриализмом и господством финансового капитала, господства в Англии все больше добивалась французско-еврейская зараза. Италия тоже в течение десятилетий была подвержена этому духу, но теперь она оказывает резкое сопротивление всей демократической идее, хотя в некотором отношении (банковский капитализм) не смогла сделать окончательных выводов.

Точно так же, как схематическое объяснение "западного", следует отвергнуть и выдвижение так называемого "восточного духа", который вводится в бой против западного, и к которому присоединяется большое число националистически настроенных немцев, не имеющих об этом восточном духе достаточного представления. Весь Восток весьма многообразен: здесь следует говорить о русском характере, о германизированных государствах Финляндии, Эстонии, Латвии, причем Польша тоже выработала свои четко очерченные особенности. Даже в самой России снова борются несколько восточных народов против традиционных форм германизированного государства. Эти движения расового хаоса можно полностью понять только в сочетании с большевистским движением. Не случайно там к власти попеременно приходили татаро-калмыки, как Ленин, евреи, как Троцкий и кавказцы, как Сталин. Кроме того украинский Юг стоит на острейших оборонительных позициях против великороссов и образует при помощи других семи миллионов граждан значительную автономную группу в Польше. Разделаться с этими, часто очень разными по крови, потоками схематическим словом "восточный дух" и потом ввести это бескровное слово в практическую политику означало бы разрушение всех органичных попыток германской внешней политики.

Дело дошло даже до того, что один, называющий себя националистическим, писатель заявил, что миссия Германии заключается в распространении азиатско-восточного духа. Даже если бы была потеряна: Восточная Пруссия, миссия Германии была бы выполнена при условии, что Азия царила бы от Владивостока до Рейна. К таким мыслям приходят люди, которые с бескровными конструкциями пытаются подойти к жизненным вопросам народа.

Точно также дела обстоят и в том случае, когда одна группа в Германии заявляет, что необходимо установить национализм, а другая возражает, говоря, что после того, как существовавшие до сих пор марксистские партии социализм предали, новое движение призвано установить именно социализм. Не существует совершенно никакого абстрактного национализма, как нет абстрактного социализма. Но немецкий народ существует не для того, чтобы защищать своей кровью абстрактную схему, а наоборот, все схемы, системы идей и ценности являются в наших глазах лишь средствами для укрепления жизненной борьбы нашей нации извне и увеличения внутренней силы при помощи справедливой и целесообразной организации. Развивать и приветствовать национализм как расцвет определенных ценностей мы должны поэтому только у тех народов, о которых мы знаем, что силы их личной судьбы никогда не вступят во враждебное противоречие с влиянием немецкого народа. Таким образом, восторженное отношение к национализму само по себе не может создать органичное движение обновления. Мы можем констатировать, что южноафриканские метисы, например, или метисы в Ост-Индии тоже делают "националистические" революции, что негры с Гаити или из Санто-Доминго ощущают "националистическое" пробуждение, что под лозунгом о праве на самоопределение народов совершенно схематично претендуют на свободу все неполноценные элементы на земном шаре. Все это нас либо не интересует, либо интересует в том плане, что дальновидная германская политика обещает при ее использовании усиление германской культуры, и в рамках этого германского пробуждения - усиление германского народа.

 

Восточная Италия — центр мировой политики. —Мобилизация цветных рас Антантой. — Восстания в английских и голландских колониях. — Рука Москвы в Азии. — Кантон. — Конфуцианская жизненная статистика.

 

Весь мир с напряжением смотрит сегодня на Дальний Восток, совершенно справедливо ощущая, что там, в многих тысячах километров от Европы, происходят события, которые непосредственно касаются нашего бытия. В китайской борьбе против белой расы (даже если вначале она была направлена в основном против англосаксов) проявляется ярко выраженная примета проходящего по всему миру движения, враждебного Европе. Мы можем констатировать, что после мировой войны черные выступают с совсем другим самосознанием, чем до того, как они были призваны под английские и французские знамена. В Америке действует аналогичное движение (Гарвей, Дюбуа), а на негритянском конгрессе совершенно неприкрыто ставится в качестве политической цели изгнание белых из всей Африки. Аналогичное движение можно констатировать среди египтян. Хотя вначале оно со всей энергией было подавлено Англией. То же можно сказать и об освободительном движении индийцев.

Несомненно, большая Индия охвачена чудовищным брожением, и все-таки индиец в соответствии со своим темпераментом всю борьбу ведет сначала с чисто оборонительных позиций, и вождь молодой Индии, Махатма Ганди, все время заявляет, что он не думает выступать против Англии с применением насилия. Однако наряду с ним действует активистское крыло - сначала под руководством Даса, затем под управлением национал-большевистского пундита Неру, который, кажется, постепенно набирает вес. Восстание нескольких сот миллионов индийцев вполне возможно. Голландское правительство со своей стороны уже было вынуждено подавить опасные восстания в своих колониях на Яве, охватившие очень широкие круги населения. Но всего отчетливей вся антиевропейская борьба проявилась в многомиллионном китайском возмущении, которое, несмотря на многообразие, обнаружило максимальную энергию.

Сильное движение брожения среди цветных народов является прямым следствием мировой войны. На плечах руководителей сил Антанты лежит груз страшного преступления, которое заключается в том, что они мобилизовали чернокожих и метисов против немецкого народа, чему способствовало оскорбление ими Германии в течение целого года, и втянули их в войну против империи белой расы. Величайшая и непосредственная вина здесь, несомненно, лежит на Франции, которая сама после войны с цветными захватила колыбель европейской культуры, Рейнскую область, на Франции, военные которой совершенно открыто заявили во французском парламенте, что французы представляют собой "стомиллионный народ" и располагают не двумя армиями, белой и цветной, а "единым войском". Этим программным заявлением французская политика поставила черную расу вровень с белой, и подобно тому, как 140 лет тому назад Франция ввела эмансипацию евреев, так и сегодня она стоит во главе загрязнения Европы чернокожими, и если так пойдет дальше, вряд ли ее можно будет рассматривать как европейское государство, скорее как выходца из Африки под руководством евреев.

Англия считала, что после 1918 года она полностью достигла своих военных целей. Германские колонии были разграблены, вся германская частная собственность во всех странах была конфискована в пользу Антанты, германский торговый флот скоропалительно был отдан жалким героям ноября 1918 года, германский военный флот лежал затопленный в водах Скапа Флоу (Scapa Flow). С экономической точки зрения разгромленная Германия не составляла больше конкуренции, а в качестве раба Антанты должна была заниматься в течение десятилетий, обливаясь кровавым потом, подневольным трудом. И все-таки уже сегодня стало ясно, что Великобритания не только не полностью одержала победу в этой войне, но и движется навстречу тяжелейшим потрясениям всего своего государства "мирового господства".

Участие британских колоний и так называемых доминионов в мировой войне против Германии подняло на чудовищную высоту чувство собственного достоинства южноафриканцев, канадцев и австралийцев и, как когда-то теперешние Соединенные Штаты отделились от Англии, так сегодня очень сильны сепаратистские силы в указанных доминионах, и Лондон смог воспрепятствовать развалу Британской империи только тем, что гибко пошел навстречу всем пожеланиям доминионов на самоуправление; сегодня Англия уже не является больше империей с центральным управлением, а представляет собой союз государств. И теперь оказывается, что освобожденные от цепей, выросшие под лозунгом права на самоопределение народов силы уже невозможно обуздать. И хотя еврейское Сити в союзе с лейбористской партией вполне могло лелеять надежду заключить выгодное деловое соглашение с еврейско-большевистской Москвой, однако бесцеремонная большевистская деятельность в Англии имела следствием совершенно неожиданное отрицательное отношение всего народа, включая английских рабочих, и либерально-еврейские попытки каждый раз энергично отвергались. Сильное антибольшевистское направление внутри консервативной партии толкало Англию впредь во все более усиливающуюся враждебную Москве политику, тогда как Москва со своей стороны, как бы под давлением исторической необходимости, должна была применять свою силу на Востоке. Раньше большевизм стремился в надежде увлечь за собой Европу, главным образом подавить силой Германию, Центральную Европу. Благодаря энергичному сопротивлению немцев (частично также Польши и Венгрии) этот удар пока был отражен. Но так как московский большевизм не мог быть бездеятельным и не

захотел навсегда оставить лозунг мировой революции, то он был вынужден опробовать свои силы в другом направлении. Здесь он вначале натолкнулся на Турцию, которая на первых порах воспользовалась союзом с Москвой, но потом все больше отходила от большевизма и сегодня может рассматриваться как замкнутое национальное государство. В результате Москве не оставалось ничего другого, как проникать в своих поисках дальше на Восток: в Монголию, в Маньчжурию и дальше в Южный Китай. Здесь проповедь социальной революции встретила живейшую симпатию в кругах китайского эксплуатируемого рабочего класса, и если знать, в каком ужасном положении находятся китайские рабочие, то становится понятным, почему Москва этим миллионам эксплуатируемых должна казаться лидером в борьбе за лучшую жизнь. Это социал-революционное течение объединилось с националистической, антиевропейской революционной пропагандой, которая подготавливала китайских интеллектуалов уже несколько десятилетий. Название Кантон объединяет эти течения. Они выходят за рамки самостоятельности Китая и выдворения всех европейцев. Такова общая ситуация, которой противостояли в Китае европейские силы под руководством Англии. Чтобы понять великую борьбу во всей ее глубине, следует указать на силы, действовавшие в прошлом.

Можно как угодно оценивать Китай и его жизненные формы. Фактом является то, что несмотря на всевозможные расовые противоречия, он был в отличие от рассеченной Европы создан из единого духовного центра. Философия, религия, мораль и государственная теория органично соответствуют друг другу. Китаю посчастливилось в том, что он, несмотря на определенные народные оттенки, сумел создать истинную соответствующую расе культуру, существовавшую более 3000 лет и каждый раз возвращающуюся к своим первоначальным формам, несмотря на расплывчатую теорию даосизма, несмотря на привнесенный извне буддизм и различные революции. Китай и Конфуций представляют одну сущность, совпадающую с расой и народом. В Конфуции китайская культура воплотилась самым совершенным образом. Он являлся учителем, святым и государственным деятелем. Поэтому существует как конфуцианская религия, так и конфуцианское государство. Если понять этот факт во всем его значении (перед лицом государств Европы, где народная и государственная идея столетиями стояли в тяжелейшей вражде с церковной), то тогда только можно осознать всю внутреннюю силу китайской культуры. Характерной чертой китайского идеала является во-первых то, что он сдержанно относится к метафизическим спекуляциям и во-вторых, что отвергает всякое экстремальное учение нравственного характера. Надежный по форме, исключительно вежливый, корректный и образованный джентльмен был идеалом всего Китая, несмотря на тот факт, что под этой формой часто дремали необыкновенно сильные страсти. Произведение конфуцианца Чюнг Юнга (Tschungyung) "Книга соразмерной середины" уже в своем заглавии точно высказывает то, что предполагал великий учитель: не показывать ни великого страдания, ни великой радости, помогать людям, лелеять миролюбие, вершить справедливость, быть бережливым, своим положительным примером активно влиять на развитие добродетели молодежи... Таково "благородство", таков идеал Конфуция. Как он учил, так он по-видимому и жил. В "Беседах" Конфуций обстоятельно изображается своими сторонниками. С мелкими чиновниками он говорил "откровенным образом", с более крупными "мягко, но решительно". По отношению к князю он вел себя "уважительно, но не раболепно". При исполнении своих служебных обязанностей он старался придерживаться установленных правил. Он жертвовал и тогда, когда имел скудное питание, сидел на определенном способом свернутой циновке, оказывал высшее почтение старости, короче, с паломником и с министром он оставался одним и тем же по форме и поведению. Эта расовая сущность Китая, выразившаяся в учении этого человека, показала необыкновенную типообразующую силу, которая оказывала влияние в течение двух тысячелетий до сегодняшнего революционирования Востока. Китайский народ был, таким образом, в подлинном смысле народом, потому что он обладал всё определяющим, свойственным расе идеалом. Перед великолепием того факта, что более трехсот миллионов людей не только на словах, но и в жизни (несмотря на всю человечность) почитают один тип, блекнут все нападки против конфуцианства, поднятые главным образом неистовствующими проповедниками-миссионерами.

Лао Цзы, конечно, нам представляется крупнее Конфуция, хоть он и выходит за рамки мягкой середины признающего справедливые формы соперника и ищет метафизическую основную причину бытия, которую он находит в Дао, т.е. в смысле, в "правильном пути", в мировом разуме. Конфуций тоже употребляет слово Дао, но он остерегался делать выводы подобно Лао Цзы. Его учение было произведением для просветленных умов, а Конфуций хотел указать путь и форму широким массам. Так он победил Лао Цзы.

Конфуций подчеркивает, что не хочет вносить ничего нового, а только уважать и облагородить старое, поскольку им пренебрегли. В этом учении с самого начала обнаружилось, что он важное значение придает традициям, тому, что почитающий предков китаец всегда уважал. Сильный стимул к нравственному действию и настойчивости заключается далее в требовании того, чтобы сделать отца ответственным за дела своего сына. Поэтому в дворянское сословие возводили не только имеющую заслуги личность, но и ее предков, которые сделали возможным ее появление. С другой стороны, Конфуций наказывал не только преступника, но одновременно и его отца. Этот факт показывает снова, как личное систематически подавляется в пользу типичного. Все это доказывает необычайную духовную инертность, которая кристаллизуется вокруг среднего идеала, может быть противоположно европейцу, но в любом случае своеобразно, оригинально и поэтому достойно восхищения.

 

 

Вмешательство Европы в Китай в ХIХ веке. — Изоляция Японии. — Опиумная война. — Англия и иудаизм. —Демократическая китайская революция; Сунь Ят Сен.

 

В замкнутый китайский мир в XIX веке вмешался западный экономический империализм в сочетании с такой же усердной, как и внутренне необоснованной миссионерской деятельностью. Ситец и опиум, изделия из отходов Европы хлынули в Китай, нарушив прежде всего равновесие китайской жизни портовых городов, с тем, чтобы потом проникнуть все дальше, в глубь страны. Подавленные техническим величием, даже образованные китайцы "украшали" свои квартиры залежавшимся кичем крупных торговых домов европейского Запада и посылали своих сыновей в Европу и Америку, чтобы они научились там "новой мудрости". Молодые китайцы заразились экономическим субъективизмом и индивидуальным европейским мышлением, их либеральное влияние внесло свою лепту в сегодняшнюю деморализацию Китая. Но и протесты не заставили себя ждать. "Боксерские восстания" - это лишь жестокий симптом этого. Более глубоко осознав это, именно китайская (а также японская) интеллигенция встала во главе движения с целью расового обновления и освобождения Востока. Писатель Уносуке Вакамия (Unosuke Wakamyia) писал, что новое великоазиатское движение преследует цель защитить азиатскую культуру и экономику от европейского вмешательства. Программа общества Азия-джи-квэй (Asia-gi-kwai) точно так же требует возвеличивания всех азиатов. Граф Окума после русско-японской войны основал паназиатское общество. В своих речах он говорил о грядущем крушении Европы: XX век увидит руины западноевропейских стран. В 1907 году он заявил в "Индо-японском обществе", что глаза Индии, полные надежды, направлены на Японию, что было подчеркнуто в "Таймин" (газета в Осака), которая требовала японской помощи в революционировании Индии. Профессор Камба из университета Киото увидел в Японии ведущее государство в неизбежном будущем споре с Европой.

В 1925 году началась великая мировая революция на Востоке. Для полного завоевания мирового господства власти должны победить также Японию. Для этого им был необходим побежденный Китай. В то же время большевизм разжег социальную революцию. Как никогда были разбужены инстинкты, дремавшие в Китае. Китай сегодня потерял свой мистический типообразующий идеал; сотни корыстных, подстрекаемых чуждыми силами соперников развязали войну. Существовавшие раздоры не преодолеваются во имя конфуцианского идеала, а раздуваются под новыми чуждыми лозунгами. Современный либеральный анархизм взрывает и китайский тип. Самый далеко идущий переворот, исход которого нельзя предвидеть, пущен в ход. Если верить всему, кровавая борьба закончится однажды уходом Европы из восточной Азии. И желательно также, чтобы Китай покинули и миссионеры, торгующие опием, и всякие темные авантюристы. Ибо не во имя необходимой защиты белой расы европеец проник в Китай, а для пользы еврейско-торгашеской страсти к наживе. Этим он обесчестил себя, разрушил целый культурный мир и вызвал справедливое возмущение в свой адрес. Китай борется за свой мир, за свою расу и свои идеалы так же, как великое движение обновления в Германии против расы торгашей, которые сегодня владеют всеми биржами и определяют действия почти всех правительств. Что касается исторического хода развития великих войн в Китае, то они начались, в основном, с насильственным ввозом опия. Китайское правительство очень скоро осознало вред этого продукта и уже в 1729 году запретило потребление опия и его разведение. Эти запреты в дальнейшем все более ужесточались, однако эти действия китайского правительства натолкнулось на сопротивление английской компании "Восточная Индия" (Ост Индия). Разрешение продажи опия имело, в частности, цель снова привести в порядок жалкие финансы в Индии, а за деловыми господами из компании "Восточная Индия" встало, логично как всегда, в качестве политической силы английское государство. После того, как оно было побеждено, император Тао Куанг (Tao Kuang) заявил: "Я не могу препятствовать ввозу этого яда. Корыстолюбивые и развращенные люди из жажды наживы на чувственности и слабостях человека собираются перечеркнуть мои желания, но ничто не заставит меня получать доходы от пороков и бедствия моего народа".

Центром всей английской торговли опием был Кантон, то есть тот город, откуда вышло сегодняшнее так называемое освободительное движение. За короткий период времени доказуемая контрабанда опия увеличилась до 1700 ящиков в год. Но объем ее продолжал увеличиваться. Когда же однажды китайское правительство произвело обыск в домах английских коммерсантов, оно смогло конфисковать не менее 20 000 ящиков опия. В конце тридцатых годов прошлого столетия дело дошло до крупного конфликта между британским правительством и Китаем. Для защиты контрабанды опия пришлось использовать английские пушки. Китай был побежден, а заключенный в Нанкине в 1842 году договор, установил, что Англии передается "на вечные времена" Гонконг. Кантон, Эмой (Amoy), Нингпо (Ningpo), Фушоу и Шанхай должны были быть открыты для британской торговли. Кроме того Китай был вынужден заплатить 21 миллион долларов на возмещение военных убытков. Англия при этом продала кораблям китайских контрабандистов право на плавание под британским флагом!

Это положение вновь обострилось. В 1856 году началась вторая опиумная война. На этот раз при участии Франции. Последующий за ней позорный для Китая договор, заключенный в Тьен Цзыне (Tientsin), полностью "оправдал" торговлю опием. Это, длившееся десятилетиями, связывание Китая в интересах капиталистической системы, разрушающей народ, должно было безусловно каждый раз приводить к напряжениям. И сегодня мы стоим на пороге величайших потрясений.

Даже для знатока обстоятельств нелегко точно оценить все силы, которые сегодня могут участвовать в борьбе, их значение и целевую установку. Признанные специалисты дают противоречивую по очень важным пунктам оценку различным китайским партиям и личностям. И это вполне естественно, поскольку истинную побудительную причину руководителей истолковать сразу невозможно.

Важными представляются здесь в равной степени два пункта, на которые до сих пор не обращали внимания или это внимание было недостаточным.