Деньги – гости: то нет, то горсти

 

Нам с Надюхой везло, товар расходился на «ура!». По каким-то непонятным законам хороший зачин дню давали сумки-чемоданчики. Честно говоря, я так и не поняла их предназначения. Квадрат, обтянутый кожзаменителем, а по центру – ручка. Для косметики, что ли? Но булка хлеба в него точно не войдет. Но владивостокские модницы их охотно покупают. А с них чистый навар – тысяч тринадцать. А уже за сумками шло все подряд! Да и покупатель хороший, с пониманием, в основном молодежь, меньше – среднее поколение. Совсем мало – старух. За неделю торговли – одна Баба-Яга попалась. Хорошо шли яркие, шелковые пиджаки, с рукавами и без. Продавать их – одно удовольствие, сидят хорошо, женщин приукрашивают.

 

– Девочки, ну не стара я для красного и голубого? – советуется жизнерадостная покупательница из Дальнегорска. – Только правду говорите.

 

Надюха сопит, а я – кенарем заливаюсь. Но если честно, пиджак ей идет.

 

– А легинцев нет, вот таких, как на всех? Для дочки.

 

У дальнегорской покупательницы рука легкая, сердце – доброе. Торговля пошла, только поворачивайся! Футболки, «велосипедки», обувь, темные очки. И «гвозди сезона», по утверждению модельеров, – белые блузки. Штук пятнадцать продали. Мой аргумент для сомневающихся про «гвоздь сезона» действовал безотказно. Вообще-то торговала Надюха, я в основном ненавязчиво убеждала. Из киоска очень хорошо видно покупателей и просто приценивающихся.

 

В воскресенье шел дождь. Торговли не будет, подумала я. Но, как говорится, домашняя цена с базарной расходится. В этот день приходили те, кому надо именно купить.

 

Кроме покупателей, много и продавцов. Чего только нам не предлагали! Большой, широкоскулый парень с недавно зажившими бритвенными порезами очень по-хозяйски почти влез в окошко.

 

– Ну что, девочки, золото будем брать? Срочно надо продать. Не увлекаетесь? А кому надо, подскажете?

 

Парень страшноват, напорист и груб. Но Надюха заискивающе глядит ему в глаза, разговаривает мягко, вкрадчиво, даже руку его, облаченную в «болты» из золота, поглаживает. Все ясно без вопросов. С этими ребятами шутки плохи.

 

Другой малый, тоже из «крутых», но попроще. Торопится, срочно надо продать доллары.

 

– Тетки, уступлю ниже курса. Во как надо! А в воскресенье все закрыто.

 

Но его предложение Надюха не принимает.

 

– Знаешь, сколько тут этой шелупони шляется. Он же их небось ночью рисовал. А как я проверю? Нет, «зеленые» я беру только в государственных конторах. Скольких фраеров уже жадность сгубила.

 

Следующая бизнесменша, бабка с хозтоварами, нас просто веселила. Чего у нее только не было: лампочки, отверточки, краники, спирали, хлопушки для мух. Маленькая, сухонькая, она без устали доставала очередную хозвещь из черной болоньевой авоськи. Мы уже были готовы к тому, что она водрузит к нам на прилавок какой-нибудь складной унитаз. Обиделась, что мы ничего не взяли, вздохнула, уныло и безнадежно пошлепала по лужам к следующему киоску. Надюха окликнула ее: «Бабка, на возьми. Без денег, без денег»... И что-то сунула ей. Бабка заулыбалась, запричитала.

 

В понедельник не обошлось без происшествий. Три прехорошенькие девицы долго выбирали себе открытые маечки под названием «топик».

 

Меня насторожило, что они уж слишком привередничали, то цвет не тот, то разрез не туда, то пуговичек много... Я только успевала нырять в мешок. Надюха замерла, с красавиц глаз не отрывала. И в тот момент, когда одна из девчонок начала удаляться с одним из «топи-ков», Надюха вывалилась из будки, заорала, как-то исхитрилась схватить ее за полиэтиленовый пакет. А в нем наш неоплаченный товар. Столпился народ, девицы тоже заверещали. Но они не знали, что такое во гневе Надюха. Такая музыка пошла, что они, посрамленные, быстренько растворились в толпе.

 

Надюха захлопнула окошко, закурила и минут пятнадцать «эмо-ционировала». Товар крадут, но не часто. Поэтому у продавцов «ком-ков» закон: только одна вещь в руки. Я же увлеклась и подала лишнее. Если надо мерять, то заходят в ларек. Есть и другой вариант: отдают деньги, берут вещь, меряют в примерочной соседнего ателье за символическую плату.

 

Ларьки работают без перерыва на обед. Едят тут же, на ходу. Молодежь «хот-догами» с соком перебивается, а женщины постарше достают из термосов бульоны понаваристее, котлеты, мясо, какие-то салаты в банках. Вообще-то стараются очень сытно поесть утром. Из-за жары есть не очень хочется. Пить, пить. Но тут другая проблема: бежать в подворотню. А киоск забит товаром, бросать страшно.

 

Все дни работы меня мучает вопрос: кто же охраняет это море добра? Надюха отмалчивалась. Но знакомые из других киосков разъяснили: «Платим. Им. Лимон».

 

А вот кому «Им», я не поняла. Вы попонятливее, догадались?

 

К концу недели нам нечем было торговать, оставить какие-то мелочи она планировала себе, а затем снова поездка в Пусан. За время стоянки за 50 долларов она намеревалась совершить перелет в Сеул, оно подешевле. Так она крутится уже пять лет, без выходных и больничных. Делала ходки в Польшу, Турцию. За это время квартиру обставила-обустроила, но – обворовали. Теперь квартиру снова обставила, она похожа на пещеру Али-Бабы: с решетками, металлическими дверьми. Ближайшая цель – покупка квартиры. Пока за товаром моталась – товарки мужа увели.

 

– Знаешь, я так думаю, что он, гад, сам дал наводку на мою квартиру...

 

Он не он, а в личной жизни «неперка»; замуж – поздно, сдохнуть – рано. Одела-обула всех родственников. Ежемесячный доход – от 500 тысяч и выше. Правда, торговля идет трудно. Года три назад все подряд брали, а сейчас вещи чувствовать надо. В переводе на язык политэкономии, которую она учила в политехе, учитывая конъюнктуру рынка.

 

С Надюхиным начальником я рассчиталась. Он очень удивился, что так быстро расторговали. К моим доцентским отпускным добавилось несколько сотен. А Надюха позвала меня в Пусан...

 

«Комсомольская правда» (Дальневосточное представительство)

22 июля 1994г.

 

Бежит навстречу санитарка

 

Вот уже почти неделю я бегу. Из смотрового кабинета меня перекинули в процедурный, потом я стала работать в паре со студенткой-медичкой. Леночка – высокая, статная девушка, с потрясающе добрыми, докторскими глазами. И главное – труженица. Чего она выбрала меня – не знаю, но несколько дней мы с ней возили больных в операционную и обратно. Леночка сразу же взяла инициативу в свои руки, строго следила, чтобы перед входом в операционную я надевала косынку, повязку, стерильные бахилы. Я, правда, норовила встать в ноги каталки: послеоперационный больной – зрелище не для слабонервных. Леночка сама что-то отвязывает, снимает жгуты.

 

Доктор-реаниматолог нас поторапливает: «Забирайте свою даму, если дама захочет, то пусть к нам снова в гости приходит». На лице прооперированной появляется какое-то подобие улыбки, а мы перекладываем ее на каталку. Тяжело!

 

Едем к лифту. По дороге тоже возникают проблемы. Створчатые двери так и норовят шлепнуть если не по рукам, то по каталке. Как можем подбадриваем больную. Мы-то знаем, что впереди самое трудное – перекладывать с каталки на кровать. Что-то двигаем, переставляем в палате, благо кровати на колесах. Женщина – умничка, все понимает. Как может помогает нам. Вроде бы все!

 

Старшая медсестра Татьяна просит меня отнести вниз и загрузить в машину коробки с использованными шприцами. И снова – бегом... Грузим на каталки коробки со шприцами и вперед!

 

Нашего транспорта все нет. Начинаем разглядывать входящих и выводящих. Хозяйственница, красивая, энергичная женщина, подбадривает нас, извиняется. Где-то потерялся шофер. Но те, кто пошустрее, записали количество сдаваемого, составили коробки и исчезли.

 

После сорокаминутного ожидания свалила и я. В отделении запарка. Без всякой образности и переносного смысла, свалилась с ног сестра Любовь Ивановна. Все удары, вернее уколы приняла на себя сестра Вика – человек очень организованный, работающий четко. И все-таки одной трудно. Я буквально увожу ее перекусить. Но не успел еще кофе в кружке раствориться, как доктор просит сделать укол маленькой пациентке.

 

Кофе – не допит, запеканка – не доедена.

 

Никак не могу найти заведующего отделением, доктора Беликова. А когда вижу его, входящего после операции, уставшего, озабоченного, то просто не смею к нему подойти. Кроме меня, его человек пять ждут, да еще ночное дежурство впереди.

 

Доктор Беликов – седой красивый мужчина лет 45. Больные в отделении его боготворят, начальство ценит, любят врачи, медсестры, санитарки. Он – специалист высшего класса, прекрасный организатор, единственный мужчина в женском коллективе. А уже одно это снимает много проблем.

 

На следующий день, утром, я все-таки стала его расспрашивать еще более уставшего, жующего яичницу, и чувство неловкости меня не покидало. Когда зашедшая в ординаторскую женщина-доктор молча к его яичнице положила салат и очень осуждающе поглядела на меня: «и поесть человеку не дадут спокойно!», я сникла совсем. Какая страховая медицина, о чем речь? Пока будет точкой отсчета служить пресловутое «койко-место», до тех пор медицина будет топтаться на месте.

 

Действительно, это же не философия, где количество переходит в качество. В медицине должен быть только один подход – качественного и строго индивидуального лечения.

 

Не могу слышать расхожее, обывательское: «Что они, эти врачи могут!» Могут, и очень многое. И в тяжелейших условиях ни один из них не застрахован от ошибок. Профессиональный уровень врачей очень высокий, но этот уровень требует и более достойной оплаты. Зарплата старшей медсестры отделения 170 тысяч рублей или чуть-чуть больше. Это «чуть-чуть» складывается из платных услуг. Но всего этого так мало!

 

На сегодняшний день реальность такова. Все мы, работающие, платим в фонд медицины 3,6%. Из них 0,2% – идет в федеральный бюджет, а вот 3,4% – медицине. Мы платим за себя, своих детей и стариков. Мало? Согласна. Но первоначально предполагалось, что к этому государство будет добавлять свои средства. Наши взносы идут на текущие дела, а госбюджетные – на так называемые пункты 12 и 16: закупка крупного оборудования, капитальный ремонт. Но, увы, домашняя цена с базарной сильно расходятся. Оказывается, все эти статьи главврач С. П. Новиков должен доказать.

 

Доказать, что срочно необходимо ремонтировать коридор, ведущий в лабораторию по сдаче крови. Счастье больных, что они не видят этот коридор. Там уже так капает с труб, что скоро придется закупать плавсредства и добираться с пробирками вплавь. Просматривается очень интересная перспектива больничной Венеции.

 

Государство в который раз пококетничало с медициной и все взвалило на наши плечи. И я, и вы согласны нести эту трех- и даже пяти- процентную ношу. Но продолжаться это бесконечно не может. Без госдотации медицина своих проблем не решит.

 

...Мне было грустно расставаться с моими новыми знакомыми: Викой, Татьяной, Любовью Ивановной, Ольгой, Владимиром Александровичем. Я преклоняюсь перед ними, их коллегами за поистине подвижнический труд, если хотите, за мужество. В сегодняшнем перевернутом мире ценностей, когда героями делают спекулянтов, перекупщиков, дельцов, они без всякой позы и красивостей остаются верны своему делу.

 

«Комсомольская правда» (Дальневосточное представительство)

12 августа 1994 г.