ГЛАВА 16 ПРОСТРАНСТВО И ВРЕМЯ 8 страница

Дыхание Эбби замедлилось, она вздохнула. Я лег рядом и притянул ее к себе. Она прижалась щекой к моей груди, накрыв мне руку волной своих волос. Еще раз дотронувшись губами до Голубкиного лба, я сцепил пальцы у нее на спине.

— Только не исчезай больше, ладно? Утром я хотел бы проснуться вот так.

Эбби поцеловала меня в грудь, но глаз не подняла.

— Я никуда не уйду.

 

Когда рассвело, я лежал в постели с любимой женщиной и мысленно обещал себе, что стану лучше, стану достойным ее. Никаких больше взрывов, никаких перепадов настроения, никаких вспышек гнева.

Я ждал, когда Эбби проснется, и, касаясь губами ее кожи, каждый раз повторял про себя это обещание. Знал, что сдержать его нелегко: жизнь за пределами квартиры наверняка будет провоцировать меня на новые срывы. Но я впервые встретил девушку, которая мне небезразлична, и собирался любой ценой ее удержать. Поэтому ревность и мнительность нужно было отогнать как можно дальше.

Это удалось не сразу. За обедом Крис Дженкс снова вывел меня из равновесия, а каких-нибудь двадцать минут спустя я пригрозил убить Паркера. Но Голубка была на редкость терпелива и все мне простила.

Эбби много раз доказывала, что способна принять меня таким, какой я есть. Но я все равно больше не хотел быть тем агрессивным придурком, каким окружающие привыкли видеть Трэвиса Мэддокса. Контролировать свою всегдашнюю вспыльчивость, помноженную на чувство ревности, оказалось труднее, чем я ожидал.

Я решил избегать ситуаций, которые могут вывести меня из себя. А еще старался не думать о том, почему все самцы кампуса облизываются при виде Эбби: во-первых, она сама по себе чертовски сексуальна, а во-вторых, им любопытно, как эта девчонка сумела укротить мужчину, который, по общему мнению, никогда не должен был остепениться. Казалось, они только и ждут моего провала, чтобы попытать счастья самим, и от этого я еще больше к ним придирался, еще сильнее бесился.

Для начала я дал всем понять, что ухожу со сцены. Это очень раздосадовало половину женского населения кампуса.

Как только мы с Голубкой пришли в «Ред» праздновать Хеллоуин, я заметил: осенний холод мало повлиял на откровенность женских нарядов. Я прижал Эбби к себе, радуясь, что она не одета как проститутка и не похожа на трансвестита в футбольной форме. Значит, мне не придется тревожно оглядываться, когда она наклоняется, и предупреждать всех подряд, чтобы не пялились на ее грудь.

Мы с Шепли играли в бильярд, а девчонки смотрели. За прошлые две партии мы уже заработали триста шестьдесят баксов и теперь опять выигрывали.

Краем глаза я увидел, что к Эбби и Америке подошел Финч. Они над чем-то посмеялись, а потом он потащил обеих на танцпол. Кругом было полным-полно полуголых лоснящихся девиц в костюмах рефери и шаловливых белоснежек с глубокими декольте, но Голубка их всех затмевала.

Еще до того, как закончилась песня, Эбби с Америкой отошли от Финча и направились к бару. Я приподнялся на цыпочки, чтобы разглядеть макушки наших девчонок среди множества голов.

— Ты чего? — спросил Шепли.

— Не могу найти Эбби и Мерик.

— Наверное, пошли чего-нибудь выпить. Твой удар, Ромео! — напомнил он.

Я наклонился и попытался сосредоточиться на шаре, но промахнулся.

— Трэвис, это же была легкотня! Ты меня убиваешь! — пробурчал Шепли.

А я все искал глазами девчонок. Знал, что за прошлый год в клубе было два изнасилования, и мне не хотелось, чтобы Эбби с Америкой разгуливали тут одни. К тому же им вполне могли подмешать наркотики в напиток — такое случалось даже в нашем университетском городке.

Я положил кий на стол и направился в противоположный конец зала. Мне на плечо легла рука Шепли.

— Ты куда?

— Пойду разыщу девчонок. Помнишь, что случилось в прошлом году с Хэтер?

— Да уж.

Наконец я нашел Эбби и Америку. Два парня угощали их напитками. Оба коротышки, а один еще и толстый, с недельной щетиной на потной физиономии. В любой другой момент при виде такого красавца я бы и не подумал ревновать, но он явно подбивал клинья к Голубке, и тут я уже плевал на его внешность: было задето мое эго. Даже если он не знал, что Эбби со мной, неужели решил, будто такая девчонка могла прийти одна? Ревность смешалась во мне с раздражением. Я раз пятнадцать говорил Эбби: брать напитки из рук незнакомых людей опасно. Раздражение и злость быстро взяли верх над ревностью.

Один из парней наклонился к Эбби и прокричал ей в ухо:

— Потанцуем?

Голубка покачала головой:

— Нет, спасибо. Я здесь со своим…

— Парнем, — вклинился я, уставившись на ее ухажеров. Запугивать двух мужиков в тогах казалось довольно смешным, но мне было не до смеха. Я смерил обоих своим самым убийственным взглядом и кивком указал в дальний конец зала. — Свободны!

Парни струсили и, посмотрев на Мерик и Эбби, ретировались. Шепли поцеловал Америку:

— За тобой нужен глаз да глаз!

Она хихикнула. Голубка улыбнулась мне. Но я был слишком сердит, чтобы ответить тем же.

— Что такое? — спросила она, обескураженная моей гримасой.

— Почему ты разрешила им купить тебе напиток?

Америка выпустила Шепли из объятий:

— Мы не разрешали, Трэв. Я сказала, не надо.

Я взял пиво из рук Эбби:

— А это тогда что?

— Ты серьезно? — спросила она.

— Еще как серьезно, черт возьми! — взорвался я, бросив бутылку в урну. — Сто раз тебе говорил, чтобы ты не брала напитки у кого попало! Тебе же могут туда что-нибудь подмешать!

Мерик приподняла свой бокал:

— Мы проследили: с напитками все в порядке. Не перегибай, Трэв.

— Я не с тобой разговариваю! — рявкнул я и снова посмотрел на Эбби.

Голубка сверкнула глазами, разозлившись не меньше моего:

— Не смей говорить с ней в таком тоне!

Шеп попытался меня предостеречь:

— Трэвис, не заводись.

— Мне не нравится, что ты позволяешь посторонним парням угощать тебя напитками! — не унимался я.

Эбби приподняла бровь:

— Хочешь, чтобы мы поссорились?

— Скажи, тебе бы понравилось, если бы ты подошла к бару и увидела, как я выпиваю с какой-нибудь куклой?

— Хорошо. Теперь ты не обращаешь внимания на других женщин. Я поняла. Я тоже постараюсь игнорировать других мужчин.

— Было бы неплохо! — процедил я сквозь зубы.

— Трэв, только не надо разыгрывать из себя Отелло. Я не сделала ничего плохого.

— Я подхожу, а какой-то парень угощает тебя пивом!

— Не ори на нее! — опять вмешалась Америка.

Шепли положил руку мне на плечо:

— Мы все много выпили. Пожалуй, нам пора.

Эбби продолжала закипать.

— Пойду скажу Финчу, что мы уходим, — буркнула она и, пихнув меня плечом, направилась к танцполу.

Я поймал ее за запястье:

— Я с тобой!

Она высвободилась:

— Я вполне в состоянии дойти сама! Что с тобой творится, Трэвис?

Эбби стала проталкиваться к Финчу, который, размахивая руками, прыгал посреди танцпола. С его лба и висков стекал пот. Он было улыбнулся, но, когда она прокричала, что уходит, закатил глаза.

По движениям Голубкиных губ я понял, что она произнесла мое имя. Она жаловалась на меня, и от этого я взбеленился еще больше. Разумеется, я злился, если моя девушка делала что-то, что было для нее опасно. Почему-то она не особенно возражала, когда я чуть не оторвал башку Крису Дженксу, ну а стоило упрекнуть ее в неосторожности, сразу на меня взъелась.

Моя злоба перешла в ярость, и именно в этот момент какой-то урод в костюме пирата схватил Эбби и принялся об нее тереться. У меня перед глазами все расплылось. Не успев оправиться от шока, я съездил кулаком пирату по морде. Он упал, Голубка вместе с ним. Тут только я пришел в себя.

Она сидела, упираясь ладонями в пол. Вид у нее был ошарашенный. Я тоже замер от ужаса, когда она, будто в замедленной съемке, подняла руки, повернула их и увидела, что они ярко-красные от крови, хлынувшей из носа пирата.

Опомнившись, я торопливо помог ей встать:

— Вот дерьмо! Ты в порядке, Голубка?

Поднявшись на ноги, Эбби выдернула руку из моих пальцев:

— Ты ненормальный?

Америка сцапала ее за запястье и потащила к выходу. Выпустила только на улице. Я их еле догнал. Как только Шепли открыл машину, Эбби скользнула на свое место. Я попытался заговорить с ней, но она была вне себя от ярости.

— Прости, Голубка, я же не знал, что он тебя держит!

— Твой кулак был в двух дюймах от моего лица! — сказала она, поймав промасленное полотенце, которое бросил ей Шепли, и с видимым отвращением вытерев каждый окровавленный палец.

Я содрогнулся:

— Я бы не ударил его, если бы знал, что могу причинить боль и тебе! Разве ты в этом сомневаешься?

— Заткнись, Трэвис. Просто заткнись, — сказала она, уставившись на затылок Шепли.

— Голубка…

Тут Шеп стукнул ладонью по рулю:

— Заткнись, Трэвис! Ты уже попросил прощения, теперь, на хрен, заткнись!

Я не смог ничего ответить. Шепли был прав: за этот вечер я такого наворотил, что не стоило бы удивляться, если бы Эбби захотела на полном ходу выбросить меня из машины.

Когда мы добрались до нашей квартиры, Америка чмокнула Шепа и пожелала ему спокойной ночи:

— До завтра, малыш.

Шепли покорно кивнул и поцеловал ее:

— Люблю тебя.

Я понимал, что девчонки уезжают из-за меня. Каждый уик-энд они ночевали у нас и, если бы не мои выходки, остались бы и сегодня.

Эбби, ни слова не сказав, прошла мимо меня к машине Америки. Я догнал Голубку и попытался разрядить обстановку вымученной улыбкой:

— Ну ладно тебе, не уезжай такая сердитая.

— Я не просто сердитая. Я в ярости.

— Трэв, ей нужно время, чтобы остыть, — предупредила Америка, открывая свою «хонду».

Когда Эбби села и дверца машины защелкнулась, я в панике ухватился за ручку:

— Не уезжай, Голубка! Меня опять занесло. Мне так жаль!

Эбби подняла ладонь, на которой до сих пор была видна засохшая кровь:

— Позвони, когда повзрослеешь.

Я прижался к дверце:

— Ты не можешь уехать!

Она не ответила, только повела бровью. Обогнув соседнюю машину, к нам подбежал Шепли:

— Трэвис, ты пьяный и сейчас сделаешь только хуже. Пускай едет домой, остынет. А завтра протрезвеешь, и вы поговорите.

— Она не может уехать! — твердил я, с отчаянием уставившись на Эбби.

— Это не сработает, Трэв! — сказала она и потянула на себя дверцу. — Отойди!

— Что не сработает? — спросил я, хватая ее за руку.

Мне некогда было обдумывать свои жесты: вдруг Голубка сейчас скажет что-то, что положит всему конец.

— Твое грустное лицо. Я на него не поведусь, — сказала она, высвобождаясь.

На мгновение мне стало чуточку легче: она не собирается все обрывать. По крайней мере сейчас.

— Эбби, — вклинился Шепли, — это то, о чем я и говорил. Может, тебе лучше…

— Не лезь, Шеп, — отрезала Америка, заводя машину.

— Я облажался, Голубка, и, наверное, облажаюсь еще не раз, но все равно прости меня!

— К утру на моей заднице будет здоровенный синяк. Ты врезал тому парню, потому что я тебя разозлила. Какие выводы я должна из этого сделать? По-моему, это сигнал опасности!

— Я еще ни разу в жизни не ударил девушку! — сказал я, удивленный тем, что ей пришло в голову, будто я могу поднять руку на нее или вообще на женщину.

— Не хочу быть первой! — огрызнулась Эбби, снова потянув на себя дверцу. — Черт, да отвали же наконец!

Я кивнул и попятился. Ужасно не хотелось, чтобы она уезжала, но все-таки это было лучше, чем если бы она совсем рассвирепела и сказала, что не желает меня больше видеть.

Выезжая с парковки, Америка немного сдала назад. Я продолжал смотреть на Эбби через окно.

— Ты ведь позвонишь мне завтра? — прокричал я, дотрагиваясь до лобового стекла.

— Поехали, Мерик, — сказала Голубка, неподвижно глядя перед собой.

Проводив взглядом удаляющуюся «хонду», я пошел домой.

— Трэвис, — предупредил меня Шепли, — только не надо опять устраивать здесь погром. Я не шучу, старик.

Я кивнул и с сокрушенным видом поплелся к себе в комнату. Казалось, все только-только стало налаживаться, и тут мой долбаный темперамент опять все испортил. Надо срочно взять его под контроль, если я не хочу потерять лучшее, что встретилось мне в жизни.

Чтобы скоротать время, я приготовил свиные отбивные с картофельным пюре, но только размазал все это по тарелке. Есть совершенно не хотелось. Еще на час меня отвлекла стирка, а потом я решил искупать Тотошку. Мы с ним довольно долго играли, но в конце концов даже он устал и свернулся калачиком на кровати. Мне не хотелось пялиться в потолок и вспоминать свои идиотские выходки, поэтому я решил повытаскивать всю посуду из буфета и перемыть ее вручную.

Это была самая длинная ночь в моей жизни.

Как только облака стали окрашиваться в розоватый цвет, сообщая о появлении солнца, я схватил ключи от мотоцикла и отправился на прогулку, конечным пунктом которой было главное крыльцо «Морган-холла».

Хармони Хэндлер как раз вышла на пробежку. Задержав ладонь на ручке двери, она посмотрела на меня:

— Привет, Трэвис. — Хармони улыбнулась своей фирменной легкой улыбкой, которая быстро улетучилась. — Ой! Ты болеешь или случилось что-то? Может, тебя куда-нибудь подвезти?

Похоже, вид у меня был не слишком цветущий. Хармони всегда казалась мне приятной девушкой, хотя знал я ее не очень хорошо. Она была сестрой одного парня из «Сигмы Тау», а маленькие родственницы наших «братьев» для нас запретный плод.

— Привет, Хармони! — сказал я, попытавшись улыбнуться. — Хотел удивить Эбби завтраком. Ты не можешь меня впустить?

— Не знаю, — замялась она, глядя назад через стеклянную дверь. — Нэнси будет не в восторге…

Нэнси была комендантшей общежития. Я ее никогда не видел, зато много о ней слышал. Подумалось, что, если я пройду, она вообще вряд ли меня заметит. Поговаривали, она пила больше, чем все обитатели общаги, вместе взятые, и редко высовывалась из своей комнаты.

— Все в порядке. Просто не выспался. Да ладно тебе, ты же знаешь: Нэнси наплевать.

— Ладно, но если что — это не я тебя впустила.

Я прижал руку к сердцу:

— Буду нем как могила.

Поднявшись по ступенькам и найдя комнату Эбби, я тихонько постучал. Замок щелкнул, дверь медленно открылась. Я увидел Голубку с Америкой и соседку Кару, точнее, ее руку. Кара, отпустив щеколду, быстро нырнула обратно под одеяло.

— Можно войти?

Эбби тут же села:

— Ты в своем уме?

Я подошел и рухнул перед ней на колени.

— Мне так жаль, Эбби, прости меня! — пробормотал я, обнимая ее и утыкаясь лбом ей в ноги.

Голубка обхватила мою голову обеими руками.

— Э-э-э… я пойду, — промямлила Америка запинаясь.

Кара затопала по комнате, собирая свои умывальные принадлежности.

— Когда ты здесь, Эбби, я все время такая чистая! — пробурчала она и захлопнула за собой дверь.

Я поднял глаза:

— Знаю, из-за тебя я всякий раз превращаюсь в психа, но, видит бог, Голубка, я пытаюсь с этим бороться. Мне так не хочется все испортить!

— Тогда не порть, — просто ответила она.

— Понимаешь, мне очень тяжело. Каждую секунду я боюсь, что ты откроешь глаза, увидишь, какое я дерьмо, и бросишь меня. Вчера, когда ты танцевала, я заметил, как на тебя пялится человек пятнадцать. Ты идешь в бар, и я вижу, что ты благодаришь того парня за пиво. А потом этот козел на танцполе начинает тебя лапать…

— Я же не принимаюсь размахивать кулаками, как только с тобой заговорит другая женщина. И я не могу сидеть все время взаперти в твой квартире. Поэтому будь любезен, научись обуздывать свой нрав.

— Научусь, — кивнул я. — Я никогда еще так не дорожил отношениями с девушкой. Вообще ни к кому не чувствовал того, что чувствую к тебе. Если ты проявишь немного терпения, клянусь, я справлюсь со своим темпераментом.

— Давай все проясним: ты не дерьмо, ты замечательный. И не важно, кто угощает меня напитками, приглашает танцевать или пытается заигрывать со мной. Из клуба я все равно уеду с тобой. Ты просил, чтобы я тебе доверяла. Но сам ты, похоже, не очень-то доверяешь мне.

Я нахмурился:

— Неправда.

— Раз ты думаешь, будто я променяю тебя на первого парня, который подвернется под руку, значит ты мне не веришь.

Я крепче обнял Эбби:

— Я верю тебе, но при этом постоянно чувствую, насколько я тебя недостоин, и боюсь, что однажды случится неизбежное.

— Не говори так. Когда мы одни, ты просто чудо и мне с тобой очень хорошо. Но стоит кому-нибудь появиться рядом, все сразу же рушится. Я не жду от тебя поворота на сто восемьдесят градусов, но ты должен держать себя в руках. Не хочу, чтобы ты бросался на каждого, кто на меня посмотрит.

Я кивнул, признавая ее правоту:

— Сделаю все, как ты скажешь. Просто… скажи, что любишь меня.

Я прекрасно понимал, как нелепо звучат мои слова, но мне это было по барабану.

— Ты же знаешь…

— Но мне так хочется это услышать!

— Я тебя люблю, — сказала она и, дотронувшись губами до моих губ, немного отстранилась. — Теперь перестань вести себя как маленький.

Когда она меня поцеловала, мое сердце застучало медленнее, мышцы расслабились. Я был и сам поражен тем, насколько к ней привязался. Мне не верилось, что любовь бывает такой для всех, иначе, едва достигнув полового созревания, мужчины превращались бы в пациентов психушки.

Может, дело во мне. Может, во мне и в ней. Может, мы представляем собой особенное целое, части которого либо взрываются, либо срастаются воедино. Так или иначе, когда я встретил Эбби, моя жизнь перевернулась с ног на голову. И я был этому рад.