Некоторое количество разговоров
Фрагмент первоначальной редакции Разговора 3-го. Автограф ГПВ
<…> и стреноженный (встревоженный) как муравейник пошел дальше туда куда он шел.
Der Erstе. Припомним начало нашего спора. Я сказал, что я вчера был у тебя, а ты сказал, что я вчера не был у тебя. В доказательство этого я сказал, что Я говорил с тобой, а ты в доказательство этого сказал, что я не говорил вчера с тобой. Меж ними важно прохаживался орел. Тогда в сказал: Да как же, ведь ты сидел тут на месте А, я я стоял на месте Б. Чтобы увеличить силу своего доказательства, чтобы сделать его очень, очень мощным, я почувствовал сразу грусть и веселье и плач и сказал: нас же было здесь двое, вчера в одно время, на этих двух близких точках, на точке А и на точке Б, — пойми же. Но ты тоже охватил себя чувствами гнева, свирепости и любви к истине я сказал мне в ответ: ты был тобою, а я был собою. Ты не видел меня, и не видел тебя. О гнилых этих точках А и Б даже говорить не хочу. Тогда я сказал: (я помню) на том шкафу на точ<ке С> была шляпа с синими перьями, и (я помню) на том комоде <на точ>ке D была шляпа с синими перьями, и (я помню) под сту<лом и> под кроватью на точках х, у, zбыли шляпы с синими перьями. Тогда ты встал, ты сел, ты лег, ты умер, ты изменился, ты вновь стал прежний в скобках, и всё это произошло в одно мгновенье, и улыбаясь сказал: я помню синие перья, но где они, их нигде не видать. Во всем остальном, кроме существования синих перьев на этих точках k, x, y, z, мы были почти уверены. Но всё это было не так.
Второй. Потом была середина нашего спора. Ты сказал: Но ты можешь себе представить, что я был у тебя вчера. А я сказал: я не знаю. Может быть и могу, но ты не был, Тогда ты сказал, временно совершенно изменив свое лицо: как же? как же? Я это представляю. Я не настаиваю уже, что я был, но я представляю это. Вот вижу ясно. Я вхожу в твою комнату, и всюду вижу эти безразличные точки А Б с x y z, и ты сидишь то тут, то там, и кругом висят свидетели этого дела, картины номера и черти. Ты очень, очень убедительно рассказал всё это, отвечал я, во я на время забыл, что ты есть и все молчат мои свидетели. Может быть поэтому я ничего не представляю. Я сомневаюсь даже в существовании синих перьев. Их наверно никогда не было. Тогда ты сказал, что начинаешь испытывать смерть своих чувств, по всё таки <…>
Комментарии
Не столь многочисленные дошедшие до нас произведения Введенского представлены частично автографами, частично же машинописными списками, которые по рукописям перепечатывала почти исключительно Т. А. Липавская, до 1931 г. жена поэта. Подавляющее большинство произведений дошло в рукописях, хранившихся у Д. Хармса (которому поят передал их в 1934 г.) и спасенных Я. С. Друскиным (см. вступит, статью), — по ним, помимо специально оговоренные случаев, мы их и публикуем. Небольшая по объему, однако ценная имеющимися в них авторскими правками, часть рукописей, сохраненная вдовой поэта, Г. Б. Викторовой, также влилась в это собрание, переданное Я, С. Друскиным в Рукописный отдел ГПБ (ф. 1232). Отдельные рукописи и списки хранятся также в ИМЛИ, ИРЛИ, ЦГАЛИ и у частных лиц. Поскольку их удельный вес в наследии Введенского невелик, оговаривается №№ только этих последних, т. е. ссылки на фонд Друскина в ГПБ опускаются. Записные книжки Хармса, отрывки из которых приводятся в Примечаниях и Приложениях, хранятся в частном собрании, что также в дальнейшем не оговаривается.
В перекрестных ссылках обычно указываются номера произведений Введенского. и лишь для нескольких более обширных вещей — также и страницы. При ссылках на другие примечания в пределах одного произведения (или Приложения) употребляются обычно пометы «выше», «ниже». Знак «№» при ссылках относится исключительно к произведениям Введенского, в том числе и вошедшим о Приложение I–V; разделы же других Приложении обозначаются только цифрой, без знака «№». Цифры в квадратных скобках отсылают к соответствующим номерам Библиографии (том 2).
В первый период творчества Введенский пунктуацией не пользовался, за вычетом отдельных интонационно-смысловых знаков (вопросительного, восклицательного, двоеточия, кавычек и т. п.). Систематически поэт прибегает к знакам препинания, начиная с поэмы Кругом возможно Бог (№ 19), однако его пунктуацию можно в принципе определить как минимальную: Введенский часто опускает запятые, как правило, при обращениях, в сравнительных оборотах и т. п., что составляет один из характерных элементов его поэтики. Эти особенности мы старались по возможности сохранить. Явные описки автора и опечатки машинописи исправлены.
Список сокращений
ГПБ — Гос. Публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Отдел рукописей и редких книг. Санкт-Петербург.
ИМЛИ — Институт мировой литературы им. А. М. Горького РАН. Отдел рукописей. Москва.
ИРЛИ — Рукописный отдел Института русской литературы РАН (Пушкинского Дома). Санкт-Петербург.
ЛГАЛИ — Ленинградский гос. архив литературы и искусства.
ПСС — Александр Введенский. Полное собрание сочинений: В 2 т. Ани Арбор, 1980–1984.
ЦГАЛИ — Центральный гос. архив литературы и искусства. Москва.
Th. Mot. — St. Thompson. Motif-Index of Folk-Literature, vol. 1–6. Indiana University Press, 1956,
1. Начало поэмы*
Печатается по изд.: «Собрание стихотворений» [38]. В принадлежащем Вл. Эрлю экземпляре книги, содержащем ряд исправлений неизвестной рукой (возможно, рукой В. Алексеева, см. о нем примечание № 40 — поскольку поправки внесены также в текст его ст-ния), имеется очевидное исправление в одном из последних стихов: на гуслях смерть играет в рясе (вместо неправильного смерти). Кавычки, заключающие прямую речь, выделенную разрядкой, перенесены нами в колец следующего, в сравнении с печатным текстом, стиха. В ст. 16 выправлена очевидная опечатка: стенкой вместо степной.
Как и во всех произведениях этого и предшествующего времени, авторство обозначено поэтом так: Чинарь Авто-ритет бессмыслицы александрвведенский.
Первые 13 строк под бессмысленным заголовком «Клен — авторитет бессмыслицы» перепечатаны В. Казаком (Избранное [71]; отдельно от них в книгу включены ст. 19–22).
— верьте верьте / ватошной смерти… — Отметим введение буквально с первых же строк мотива смерти, обрамляющего стихотворение (ср. на гуслях смерть играет в рясе в конце его).
— небо грозное кидает / взоры птичьи на Кронштадт… — Названия окрестностей Петербурга в поэзии Введенского представлены довольно широко.
— …уста тяжелого медведя… — Медведь — повторяющийся образ в ранней поэзии Введенского; из обширной символики этого образа имеет значение, очевидно, его связь в традиционных представлениях с потусторонним миром и периодическим возвращением из него (через отождествление с лунным и растительным циклами): уста медведя / горящие свечкою (об эсхатологическом значении свечи у Введенского см. примеч. № 2, с. 47).
2. Минин и Пожарский*
Автограф (ИРЛИ. Ф. 172, № 960). Впервые опубл. отдельным изданием Ф. И. Ингольдом [30] (неточный текст). Монолог Грекова Но вопли трудных англичан опубл.: «Костёр» [44], с разночтением и нормативной пунктуацией. Авторство обозначено как и в предыдущем ст-нии, по слова ЧИНАРЬ и АВТО- выделены заглавными буквами.
ВЕЕЧКА (мужской человек…) …мы они взойдут… — По поводу нарушения Введенским правильности грамматических категорий (с их соответствующими денотатами), в особенности рода (и пола), см. ниже, примеч. к № 29.8; другие примеры — здесь же, ниже: я бестелесный / будто гусыня сидит; наш англичанка; комендант Люба. См. также №№ 3, 19 (с. 130), 29.8 и примеч.
— КНЯЗЬ МЕНЬШИКОВ… поди сюда… Князь Меньшиков подходит. КНЯЗЬ МЕНЬШИКОВ (к нему)… родственник… — Отметим раздвоение Князя Меньшикова в «родственника»; подобные примеры мы находим и в других произведениях Введенского (см. примеч. к № 14, а также к Предпоследнему разговору, — № 29.9). Возможны широкие аналогии с исследовавшимися М. Халле и Р. Якобсоном психическими процессами, в их языковом (в частности, афатическом) выражении тяготеющими к «метонимическим».
— Как чуден Днепр при тихой погоде… — В Минине и Пожарском более, нежели а любом другом произведении Введенского, цитат и литературных реминисценций. Из других гоголевских реминисценций укажем введение персонажей «Ревизора» в Явлении 5 (с. 57, см. примеч.) и менее явную — из «Тараса Бульбы» в последних строках:отец! мундштук! кричат Тарасу. «Разговоры» Л. Липавского (Приложение VII, 39.6), а также неоднократные записи Хармса указывают на то, что в этом кругу Гоголь был одним из наиболее ценимых и почитаемых писателей.
Подобные же абсурдирующие реминисценции многочисленных литературных персонажей и исторических деятелей в названии и тексте произведения (Минин, Пожарский, князь Меньшиков, Робеспьер, Рабиндранат Тагор, Дон Жуан, граф Шереметев, Нерон, Борис Годунов, Ромен Роллан и т. п.), а также географических названий (Рига, Ржев, Печора, Припять, Урал, Вятка, Саратов и т. д.) и проч. — в Четырех описаниях (№ 23), в Ёлке у Ивановых (№ 30) и др.
итак я был убит… — Ср. далее ну вот лежу убитый; Полуубитый МИНИН… — Напрашивается аналогия к позднейшим Четырем, описаниям (№ 23), — повествованию четырех покойников о своей смерти. См. примеч.
— Где же мой башлык. О Пушкин, Пушкин — См. примеч. к № 32.
…а сам мерцаю от тоски… — По поводу этого употребительного у Введенского понятия, в его связи с «дроблением мира», см. примеч. к № 23.
— …свеча пошла дымить конец… — Здесь эксплицировано ранее уже указывавшееся (примеч. к № 1) значение свечи как эсхатологического образа, чрезвычайно употребительного в позднейшем творчестве Введенского (ср. хотя бы Четыре описания, № 23; № 29.8 и мн. др.). «Свеча упоминается иногда по нескольку раз почти вполовине из примерно 40 сохранившихся вещей Введенского… Свеча обычно ритуальный или религиозный иероглиф (термин Л. С. Липавского. — М. М.), для Введенского иногда и эсхатологический, связанный с тремя темами, которые по его собственным словам интересовали его еще в 20-е годы: Время. Смерть. Бог.» — Я. С. Друскин (Здесь и далее мы цитируем неизданные комментарии Т. Л. Липавской и Я. С. Друскина — см. вступит. ст.). Соединение эсхатологических мотивов с эротическими (как мы это видим из непосредственно следующего за этим фрагмента ВАРВАРОВА… и т. д.) получает развитие в Куприянове и Наташе (№. 20).
…он чудак / носил с колючками колпак… — См. в связи с этой образностью примеч. к № 29.8.
— …утёс / который чем овёс спасет / тем был и титулован… — Некоторая выделенность синтаксической структуры бессмысленного предложения может быть осмыслена как один из аспектов поэтической актуализации грамматических категорий, в абсурдирующем тексте доходящая до нарушения их семантики (ср. примеч. к с. 45).
— …тот Пушкин был без головы… — Мотив безголовости является одним из постоянных у Введенского, — ср. №№ 5, 6, 8, 9. 19, 21 и 30. — См. также примеч. к № 32.
…медведь в берлоге нарожал ребят… — См. примеч. к № 1.
— …и костями украшает палисадника траву… — Это же соположение мы встречаем в одном из позднейших произведений Введенского: входит в тёмный палисадник, / кость сжимая в кулаке (№ 24.)
…лакей был в морде как ливрей… — Наряду с разного рода инверсионно-семантическими и трансверсионно-семантическими моделями бессмыслицы Введенский строит и модели, принципиально не трансформируемые ни до какого исходного семантически правильного высказывания. Подобная семантическая замкнутость моделей бессмыслицы у Введенского имеет в его творчестве концептуальное значение.
— …в одном окне лишь виден мир… — В связи с мотивом окна, с его отмеченным здесь значением как окна в мир, см. примеч к № 5.
Робеспьер Робеспьер / Катенька… и т. д. — Пародийное обыгрывание популярной песни «Соловей, соловей, пташечка…».
— …мужские холмы, озирал — См. примеч. к № 19
…стоит пылающий бизон… — Напрашивается аналогия с наиболее известным произведением классического сюрреализма — «Горящим жирафом» Сальвадора Дали. Эсхатологический образ свечи в следующей строке (см. выше) позволяет связать этот образ с огненным светопреставлением в конце поэмы Кругом возможно Бог (№ 19, с. 152; см. примеч.).
…навален… Ливан… семерик… смерти… — Ср. примеч. к стиху Нам свет не мил. И мир не свеж (№ 29.8).
Мужья напополам с девицами, — Интересное обыгрывание архаической модели амбейного обрядового действа в форме скрытой пародии на песню «А мы просо сеяли, сеяли…» названную однако ниже, — впрочем, после первого же обмена репликами перерождающееся в бессмыслицу.
…глядит в казненного очки / а рядом Днепр бежал и умерев / он стал обедом червачков… — Соположение мотивов мертвеца и бегущего Днепра (шире — реки, см., напр., № 23; ср. путешествие в далекую Лету — № 29.7 и прим.) мы находим в пьесе Потец (№ 28).
— житель водочку спросил., и т. д. — Шуточный парафраз известной детской песенки «Рыжий красного спросил: / Где ты бороду красил?..» и т. д.
Но им библейские орлы. — Образ орла, редкий в Пятикнижии и исторических книгах Библии, употребителен у пророков (напр… Пер. 48, 40; 49, 16 и мн. др.), где он обозначает вестника гнева Господня. Недвусмысленно эсхатологическая символика этого образа (подобную которой мы многократно встречаем у Введенского — см., напр.,богоподобные орлы № 23, и особенно №№ 19, 32 и примеч., и мн. др.) прослеживается в связях между кн. пророка Иезекииля, 1, 10 и Апокалипсисом, 4, 7, достигая полноты выражения в Анок. 8,13: «И видел я и слышал единого орла (в слав. и русск. переводе — Ангела. — М. М.), летящего посреди неба и говорящего громким голосом: горе, горе, горе живущим на земле…»
— …здесь ведь казнь… Кого здесь судят… Здесь матушка не судят а казнят… и далее. — Сюжет суда я казни упоминается во многих произведениях Введенского, — в их числе Суд ушёл (№ 18), Кругом возможно Бог (№ 19), Ёлка у Ивановых (№ 30, карт. 8).
— КОНЕЦ СОВЕСТИ, — Простейшая модель бессмыслицы у Введенского за счет подстановки слова, созвучного с соответствующим осмысленным (здесь, очевидным образом, — повести). Ср. немного ниже аналогичную модель во фразе Вы держите сей огонёк в придаточном положении (= предложении). Ср. № 15 в примеч.
— Городничий, Хлестаков… и т. д. — См. выше. — В юности Введенский исполнял роль Хлестакова в школьном спектакле (в бывшей Лептонской гимназии).
С волками жить, рот не разевай. — Явная контаминация двух поговорок: «с волками жить — по волчьи выть» и «на чужой каравай рот не разевай».
В этом Петрове все люди в лежачем и Минин и Ненцов, и другие все — Проблема тождества личности самой себе, стабильности или текучести ее границ поэтически разрабатывается Введенским в позднейших произведениях. См. также комментарии Я. С. Друскина к № 14 и №№ 11, 13 и 25.
…Гала Петер — марка шоколада.
— …князь Курбский от царского гнева бежал, — Интересна не только сама цитация А. К. Толстого, но и то обстоятельство, что реминисценция этой строки встречается в стихотворении Заболоцкого «Офорт» («И грянул на весь оглушительный зал: / „Покойник из царского дома бежал“…»), предлагавшемся как вступительное к пьесе «Моя мама вся в часах», одним из основных авторов которой был Введенский (см. Приложение VI, 2).
— Там парголовским ослом и улёгся. — Парголово — дачная местность близ Петербурга.
Видим покойник лежит такой бородатый, что видно всё время борода растёт… — Может быть интерпретировано как указание на засмертную жизнь покойника (ср. примеч. к №№ 14, 19 и мн. др.), поскольку в традиционных представлениях рост бороды, как и вообще волос, отождествляется с жизнью. Структурно и типологически образ этот сопоставим с Потцом в одноименной пьесе (№ 28).
— …вообразим числа и фигуры сна… — См., в связи с категорией числа, примеч. к № 3. Ср. также название стихотворения Заболоцкого «Фигуры сна» (1928), вошедшего в его книгу «Столбцы».
3. Седьмое стихотворение*
Выправленная и авторизованная машинопись. Может быть датировано началом 1927 г., поскольку замыкает составленное Хармсом «Оглавление Шуркиной тетради» (см. Приложении III, №№ 79–94), в котором следует за Гробовым небесным видением (№ 92), упомянутым Хармсом в другой записи, сделанной в феврале 1927 г.
Авторство Введенского обозначено так же, как и в № 1.
…смотрит на приятный Рим / и с монашкой говорим… — По поводу подобных анаколуфов см. примеч. к № 2, с. 45.
— …но в окно / смотрит море… — В связи с мотивом окна см. примеч. к № 5. Соположение двух эсхатологических мотивов — окна и моря (см. примеч. к №№ 9, 16 и др.) — мы находим и в других произведениях Введенского (см. № 19, с. 128 и примеч.).
— …когда бы жить начать сначала… — См. примеч. к №№ 2 и 29.8.
— …в углу сияет ангел хилый… — Ангелология Введенского несет нередко сниженные черты, — ср., напр. № 23: И надо мной вертелся ангелок, / он чью-то душу в рай волок… и т. д.
— …и мысли глупые жужжали… — В связи с гипостазированием мыслей, приобретающих самостоятельное существование, см. ниже, примеч. к № 10.
— …пустыня ада… свечкой… — В связи с соположением этих двух мотивов, см. примеч. к №№ 1 и 2, с. 47.
— …в тоске и измерении… — Категории меры и числа являются одними из наиболее критикуемых в поэтическом универсуме Введенского, — см. хотя бы № 8 и passim, особенно сс. 84 и 87 (категория численности), № 10 (бездушные нули), № 11 (мерять звезды звать цветы), № 14 (шло число), № 19 (землю мерить и мерцать) и мн. др.
4. На смерть теософки*
Авторизованная машинопись… Это последнее из дошедших до нас стихотворении, подписанных чинарь Авторитет бессмыслицы александрвведенский. Записи Д. Хармсом строк из этого стихотворения не поддаются датировке.
— «В стихотворении На смерть теософки, написанном тоже, как я предполагаю, в 1927 году, в крайнем случае, в 1928, на протяжении 94 строк — 30 местоимений в разных падежах: я, он, она, они, мы, и снова встречаются разговоры». — Я. С. Друскин. — Частотность местоимение интересует здесь Я. С. Друскина в связи с проблемой типов коммуникации у Введенского.
…обедают псалмы по-шведски… и ниже: наставница читала каблуком… — По поводу этих и других примеров, которые могут служить иллюстрацией известной автономности семантического универсума Введенского, см.: М. Мейлах. «Семантический эксперимент в поэтической речи» [169].
5. Ответ богов*
Выправленная и авторизованная машинопись. Машинописная копия, с разночтениями. Стих ни соринки на лице, вписанный автором от руки, в копии отсутствует.
Произведение, название которого перекликается с названием опоры Вагнера «Гибель богов» (1874), пародирует сюжет другой его оперы — «Лоэнгрин» (1849). Имени Ортруды здесь соответствует Гертруда, а лебедю, влекущему ладью, — гусь.
Интересно, что такие имена девиц, как «светло» и «помело», не нуждаются в специальных объяснениях, и только имя Татьяна мотивируется тем, что оно «дочка капитана». Один из приемов Введенского: бессмысленное событие или факт объясняется, по его объяснение еще более бессмысленно, чем сам бессмысленный факт… Автор не говорит: звали Татьяной, а «прозвище», как будто бы «светло и „помело“ — обычные женские имена, а Татьяна — слишком экзотическое имя. Объяснение же — бессмысленное. Но дальше, при повторениях, само объяснение входит в имя как его часть — новый смысловой сдвиг: Татьяна, так как дочка капитана; вроде протестантских имен: Карл Август Вильгельм. Один из смыслов этой бессмыслицы может быть такой: сохраняется форма причинного или объясняющего предложения: „так как“, „потому что“, „для того чтобы“, „если … то“, т. е. самой предельной мысли: в предельной мысли убеждает не содержание мысли, а сама форма убеждения: „так как“, „потому что“ — разоблачение экзистенциализма предельного понимания. То же у Липавского в „Разговорах“ (см. Приложение VII, 39. — М. М.): доказательства не убедительны, надо только внимательно посмотреть, уметь увидеть.
Другой родственный пример: должно что-то случиться, какое-то действие, но что-неважно: жила, были, а потом / я из них построил дом. Сказано так авторитетно в убедительно, что кажется ничего другого и нельзя было сделать из трёх сестёр, как построить из них дом. Сравни слова Введенского о действии, о глаголах и существительных в тетради 1932-33 (т. е. № 34. — М. М.). Бессмыслица обычной жизни и обычной абстрактной речи. И десубстанциализация жизни.» — Я. С. Друскин.
…я хочу дахин дахин… — Ср. ту же реминисценцию из «Песенки Миньоны» в «Вильгельме Мейстере» у Пастернака: «С гётевским „Dahin!“, „Dahin!“» («Как-то в сумерки Тифлиса…»)
— …брел и цвел и приобрел… — Дна последних слова — часть приводимого в старых учебниках грамматики списка слов, требующих в написании буквы ять, — может служить примером организации бессмысленной последовательности по внеположной ему модели.
— …Лир… кумир… — …овец… пловец… — Интересно соположение двух пар рифм, каждая из которых играет роль порождающей матрицы в позднейших произведениях Введенского — Четырёх описаниях (Зумир, Кумир, Чумир, Тумир, 1-й, 2-й, 3-й, 4-й умир(ающие) и в пьесе Потец (см, примеч. к № 28, а также к № 7), Отметим также связанное со смертью контекстуальное окружение второй пары рифм.
— …удалиться / захотела голова… / …как нам быть без головы… — В связи с мотивами безголовости у Введенского см. примеч. к №№ 2 (с. 48) и 19 (с. 128).
— …вот тарелка чистоты… — Ср. сходные образцы в Битве (№ 15 и прим.) в Кругом возможно Бог (№ 19, с. 137 и примеч.). См. также с. 104 и примеч.
— …прибежал конец для чувства, / начинается искусство… — В связи с первоначальной установкой Введенского на искусство антиэмоциональное и позднейшей переоценкой категории «чувства» см. нашу статью («Несколько слов о Куприянове и Наташе…» [158])
— …еду еду на коне… / …я везу с собой окно… — Ср. № 13: человек на коне / появляется в окне… — Окно, наряду с конем и всадником (см. примеч. к № 22) — один из наиболее употребительных образов Введенского, имеющих эсхатологическую окраску (ср. сходное соположение обоих мотивов — № 13 и примеч.). В подобном же значении этот образ используется Хармсом (напр., ст-ние «Окно» [225, кн. 3, № 166]; в связи с эротическими импликациями этого образа у обоих поэтов, см. № 8 и примеч.). Эсхатологическая концовка, характеризующая большинство произведений Введенского этого времени (см. ниже, примеч. к № 8 и др.), присутствует здесь в неявном виде. Кроме упомянутых мотивов, следует указать упоминание бегущего яда, обращение к предметам — ну предметы не плошай (ср. эсхатологическое превращение предметов в конце № 19, с. 149 и примеч.), сведенное на нет село, мотивы моря (См. примеч. к № 16) и заката.
6. Всё*
Выправленная и авторизованная машинопись.
Всё. — Название представляет собой вынесенное в заголовок обозначение концовки произведения, как ее обозначали в 20-е годы Введенский и Хармс (см., напр., его «Конец героя» [225, кн. 1, № 4]) и к которому Введенский возвращается в своем последнем произведении «Где. Когда.» (№ 32).
Николаю Заболоцкому, вместе с которым Введенский принимал участие в литературных группировках в 1926–1930 г, (см. Приложения III (№ 105), VI и VII), посвящена также пьеса Зеркало и музыкант (№ 10). Заболоцким к Введенскому обращено нечто вроде открытого письма по вопросам поэтики и шутливое четверостишие (см. Приложение № 1 и 3). Дружеские отношения между двумя постами продолжались до 1931 г.
Сюжет ст-ния — «смерть девицы» (ср. № 12) — перекликается с написанным в том же 1929 г. «Искушением» Заболоцкого.
— …пусть без костей без мышц без кожи / оно как прежде заживёт… — Ср. примеч. к № 19, с. 132.
— …кто это больше уж не житель / уж больше не поляк не жид… и т. д. — Ср. перечисление теряющих значение suЬ specie mortis категориальных определений, наподобие национальных, как здесь, в № 19, с. 129: уж не барон, не генерал… и т. д.
— …и время стало как словарь / нелепо толковать… — Здесь, как и в предшествующем произведении, в неявном виде присутствует эсхатологическая концовка. Чрезвычайно характерно в свете поэтики и отдельных высказываний Введенского (см. Приложение VII. 39), что «толкования словаря» (толкового?) для Введенского нелепы.
— …и поскакала голова / на толстую кровать… — См., в связи с мотивом безголовости. примеч. к № 19, с. 128.
— …слоны цветочков принесли… и т. д. — По поводу возможной коннотации цветов см. примеч. к № 19 (с. 127).
7. Больной который стал волной*
Авторизованная машинопись с опечаткой: стекло стоящее доселе (с. 93). В одном из перечней в записных книжках Хармса (№ 18) указано, что это стихотворение написано 3 мая, ночью.
— …где водит курицу червяк… он… членист он ог… муравей… искал таинственных жучков… клещи муравьеды и пчелки… а особенно: …ну что вы мне твердите право / про паука и честь и травы / вы покажите мне стакан… — Тема насекомых, населяющих поэтический универсум не только Введенского, но и других поэтов его крута, в частности, Заболоцкого с его «Школой жуков» и Олейникова с его знаменитым «Тараканом», — обнаруживает весьма интересные аналоги с Достоевским (не только в плане стихов капитана Лебядкина; в последнем, однако, ст-нии несомненна связь с лебядинскими). См.: Л. Флейшман. [220 с. 17–18]. Г П. Филиппов [219], С. В. Полякова [189]. и особенно доклад Г. Ю. Улановской [215] (ср. [216]). В связи с импликациями у Введенского оппозиции наука — насекомые (как вариант оппозиции цивилизация — природа, характерной для других поэтов его круга, особенно Олейникова и Заболоцкого), наличествующей и в тексте данного произведения, где в роли науки выступает медицина, — см. №№ 23 и 19 (с. 138 в примеч.), где можно видеть реализацию мифологических представлений о насекомых как душах умерших.
— …вы покажите мне стакан / в котором бегает полкан… — Ср. в № 9 значимый образ стакана, в котором слово племя / играет / с барыней в недра (далее это слово — тяжелеет и превращается в предмет, — см. примеч. к №№ 9 и 22). — Очевидно, этот мотив может быть истолкован как сниженный образ сосуда с его символикой вместилища, модели мира.
— …слышать… / …воды постепенный язык / пять лет продолжается вечер… — О соположении у Введенского мотивов воды с мотивами времени см. примеч. к №№ 19 (с. 149) и 27.
— …стекло стоявшее доселе… и т. д. — Составляющие тему второй половины стихотворения эсхатологически окрашенные трансформации чрезвычайно интересны, во-первых, в связи с их метапоэтическом значимостью (ср. высказывание Введенского, приведенное в Приложении VII, 39.1, и во-вторых тем, что развивает одну из намеченных в предшествующих произведениях ключевых тем Введенского, достигающую полноты выражения в его позднейшем творчестве (поэма Кругом возможно Бог — с огненным превращением предметов в эпилоге (с. 150 и след.), стихотворение Гость на коне (№ 22) и др.).
— …мертвец… овец… — В связи с семантикой рифмы на -ец см. примеч. к №№ 5, 8, 19 (с. 144) и 28. Болезнь, таким образом, оказывается в этом произведении «Krankheit zum Тоd», выступающей в окружении эсхатологических трансформаций
8. Пять или шесть*
Машинопись с авторской правкой. Существует также неполная (стихи 1-194) машинописная копия с разночтением, одной пропущенной (52-й) строкой и невыправленными опечатками Соня (им навстречу в странном виде); иль икота, В общем, страсть; в ту комнату, доказано.
Некоторую трудность представляет заключительный стих дыханье память вот моё, последнее слово которого было вписано автором поверх первоначального вот и всё,однако и осталось невычеркнутым, как мы полагаем, по небрежности. Датировка (год) произведения устанавливается по записной книжке Хармса (№ 18). Мотивировка названия содержится в тексте произведении (…Что собственно мы имеем пять или шесть лошадей, говорю намеренно приблизительно, потому что ничего точного все равно не скажешь… — ср. начало «Части второй»: жили были шесть людей / Фиогуров и Изотов / Горский Соня парень Влас… — т. е. по счету именно пять; см также примеч. к № 2 (с. 45) и 23.
Отсылаем к неизданной статье Т. Л. Липавской «Пять или шесть Александра Введенского», в котором убедительно доказывается, что отношение «пять или шесть» определяет различные уровни структуры произведения — от колеблющегося списка действующих лиц, числа их снов и т. п. и вплоть до состава синтаксических периодов, включающих от пяти до шести членов или стихотворных строк (принцип этот определяет до двух третей объема произведения), до структуры рифм, наконец, до тематического членения на «пять или шесть» частей обоих разделов стихотворения. Цитируя некоторые места из «Серой тетради» Введенского (см. № 34) и «Разговоров» Л. Липавского (Приложение VII, 39), автор замечает: «…Введенский не раз повторяет, что наша логика, ваш язык не могут передать подлинной жизни. Эту лингвистическую и философскую мысль он, по его собственным словам, поэтически осуществляет в своем творчестве: особенно же это ясно в стихотворении Пять или шесть. Этим же объясняется и странное название вещи…»
— …если я и родился' / то я тоже родился'… — Интересно проводимое с первых же строк настойчивое подчеркивание синтаксических структур бессмысленных предложений (по типу условных конструкций, тавтологичных по содержанию). Ср. аналогичную модель в отрывке со слов …соглашаться или нет / если да то или нет… — «В этом стихотворении есть много неожиданных, иногда и неправильных синтаксически и семантически оборотов, особенно интересных, как мне кажется, не только для филолога, но и для лингвиста, например, в стихах 1-12, 32, 37, 138, 202–207, 198» — Т. Л. Липавская. См. примеч. к №№ 2 (с. 48) и 4.
— лошади… локони… кудрей … спешившись… стригут… кони и субституироемого словом кудри (локоны).
— СОНЯ (летя им навстречу в странном виде)… — Ср. мотив воображаемой летающей девушки в начале поэмы Кругом возможно Бог (№ 19).
…и не это и не то… — форма этих апофатических утверждений, с их далеко идущими философскими последействиями, дополняемые абсурдным я пальто в следующем стихе, имеет концептуальную значимость для поэзии Введенского. Ср. здесь же:
— …разумно слезла голова… и т. д. — См. примеч. к № 2, с. 48.
— …ну меня зовут Давид… — Именование мужика Давидом сопоставимо с именованием Няньки в пьесе Ёлка у Ивановых (№ 30), при ее псевдонародной манере выражения, Аделиной Францевной Шметтерлинг (карт. 8).
…жуку… жук … жуя… врачу осталось уползти… — Интересно, что признаками жука наделяется в процессе этих повторений сам доктор.
…как странно тело женское… — Ср. подобный мотив в № 29.8.
— …вы Изотов тиран человек… вы Изотов мошенник и жулик… — Имя персонажа Изотова, возможно, связано с именем некоего Изотова, упоминаемого в записных книжках Хармса в эпоху «Левого фланга» (см. Приложение VII, 7), — по воспоминаниям Г, И. Кацмана — инженера, человека постороннего искусству и несущего «некоторое темное начало», а по словам И. В. Бахтерева — уголовника-налетчика (ср. связанную с ним тему кражи, затем дуэли и т. п.)
— …конец… купец… отец… — Ср. здесь же …концом… отцом… — См. примеч. к №№ 5 и 28; семантика рифмы проясняется в стихах но тут мой конец умирает… / …последний момент озирает… и далее.
— …либо Выборгская сторона… — Одна из петербургских местностей в пространственном универсуме Введенского (ср. выше, примеч. к № 1).
— …начнём пожалуй… — Реплика из сцены дуэли в «Евгении Онегине» (гл. шестая, XXVII).
— Потом больше ничего нет. — По поводу подобных авторских ремарок см. примеч. к № 19.
— …в железной ванне водопой / шуршал водичкою беспечной / очень много было часов / шёл час ночной тридцать пятый, — В связи с соположением мотивов воды и времени ср. №№ 7, 19 и 27 и примеч. к ним.
— …видит форточку она / и в форточке цветок отличный / краснеет… / …неприлично… — Отметим эротические экспликации мотива форточки (окна), подобные которым мы находим у Хармса (см.: [225, кн. 2, №. 111 и кн. 3, № 235 и примеч. к ним]).
— …то видят численность они… — См. выше, примеч. к № 3.
— …пошли на речку утопать… и т. д. — Начиная с этого стихотворения, тема смерти, менее явно представленная, однако, и в предшествующих произведениях, обычно эксплицируется к концу произведения и приобретает эсхатологическое звучание. В связи с темой утопленничества, см. примеч. к № 16.
9. Две птички, горе, лев и ночь*
Авторизованная машинопись. Впервые опубликовано В. Казаком [71] (неточный текст).
В стихе …и пили молоко сохранившимся словам предшествует лакуна, которую Я. С. Друскин предлагает дополнять: летая пили молоко, однако для принятия такого дополнения нужно исключить следующее за лакуной и. В двух стихах исправляем явные опечатки: значения (вместо значение) и слова и куда бежать им от судьбы (вместо…бежать они).
Исключительно интересны в этом тексте метапоэтические мотивы выяснения значения, постижения, установления смысла (что значит: носится тушканчик… И что он значит поперёк… я не могу постичь зверька… неясно мне значение игры… почему игра ведро… при разговоре / теряет смысл и бытиё… соль / значения и слова), в позднейших произведениях Введенского приобретающие ключевую роль, которая доходит до структурирующей в развертывании сюжета произведения (см.: Значенье моря. Кончина (№№ 16 и 17) и особенно Потец (№ 28), — произведение, строящееся на выяснении значения этого вынесенного в заглавие таинственного слова). В тесной связи с этими мотивами выступают категории понимания-непонимания (я не могу постичь — я одного не понимаю вещи нуль). — см. о них подробно в примеч. к пьесе Потец(№ 28) и «Серой тетради» (№ 34), Вербальное выяснение значения (игры слова племя в ведро) невозможно: игрушка бледная / при разговоре / теряет смысл и бытиё;альтернативой же ему является таинственная категория превращения слова в предмет (…слово племя тяжелеет / и превращается в предмет…), прямую аналогию которой можно найти в стихотворении Мне жалко что я не зверь… (№ 26 и примеч.), а обратную — в стихотворении Гость на коне (№ 22 и примеч.), — однако превращение это загадочным образом приводит к эсхатологической катастрофе (ср. огненное «превращение предметов» в конце поэмы Кругом возможно Бог. (№ 19, с. 150). Интересно, что тема смерти, первоначально связанная здесь, как и в предыдущем тексте, с мотивом утопленничества (плыл утопленник распух), актуализируется и приобретает эсхатологическую окрашенность одновременно в связи с мотивами и волы, моря (см. примеч. к.14, 16), и огня (и дело кончилось пожаром).
…а в стакане… и т. д. — О возможном значении этого образа см. выше, примеч. № 7.
…пойдем молиться Богу горе… — Знаменательно, что вторая птичка, выказывай сомнения в возможности понимании (sc. рационалистического) действии тушканчика (sc. бессмысленных), предлагает обратиться к молитве.
…теряет смысл и бытиё… — Существенна вытекающая из соположений двух понятий экзистенциональность для Введенского смысла, отсюда — невозможность вербального его установления (ср. выше, а также вступит, примеч. к № 16 и пьесе Потец, № 28).
…о молодая соль / значения и слова… — Ср. соположение восходящих к евангельскому тексту мотивов соли в знака (знамения) в Значении моря (№ 16 и примеч.).
— …я как десять без изъяна / я как число достойна смеха… — См., в связи с категорией чисел, примеч. к № 3.
— …было жарко и темно / было скучно и окно… — Характерный прием нарушении Введенским автоматизма согласованной конструкции путем введения в нее грамматически неоднородного члена.
— …если кто без головы… — См. примеч. к №№ 2 (с. 48) и 19 (с. 128).
…вздохнули все четыре птицы… — Отметим нарушение в нашем тексте одного из основных постулатов акта коммуникации (в терминологии О. Г. и И. И. Ревзиных), а именно, тождества его участников: две птички (летящие как одна сова) в начале стихотворения, здесь оказываются уже четырьмя.
— …из моря я извлечена… / …о море море / большая родина моя… — Мотив — если не происхождения ночи (тьмы) из моря (Океана, вод) — то, по крайней мере, их изначального сродства прослеживается во многих космогониях (ср.: Быт., 1, 2 и 5). Ср. в речке родина ночей (№ 16), а также постоянное у Введенского и выявленное, в частности, там же соположение мотивов воды и времени (см. прим. к №№ 19 (с. 149) и 27).
— …море / как раскаленная змея… — В поэме Кругом возможно Бог со змеёй (хтонический образ) сравнивается земля. В обоих случаях сравнения эти предшествуют картине эсхатологической катастрофы. Мотивы моря, воды сочетаются здесь интимным образом с мотивом огня (см. вступительные замечания).
10. Зеркало и музыкант*
— Машинопись с авторской правкой (отсутствующей в идентичной машинописи).
В связи с посвящением Заболоцкому, см. примеч. к № 6.
«Во вступительной авторской ремарке сказано, что перед зеркалом стоит музыкант Прокофьев, а в зеркале — Иван Иванович. …Мы можем предположить, что Иван Иванович — анти-Прокофьев, а мир, видимый в зеркале, т. е. в Зазеркалье, — антимир. Но изображение в зеркале мнимое, так же как и объемность и трехмерность зеркального отражения, тогда и Зазеркалье можно назвать мнимым антимиром… Собственное, независимое от своего оригинала (музыканта Прокофьева) существованиеИвана Ивановича бесспорно и не вызывает никаких сомнений… Остался ли Иван Иванович в мнимом мире Зазеркалья или вышел из него в наш реальный трехмерный мир? И если да, то получил ли реальный трехмерный объем? На первый вопрос ответ, кажется, можно дать утвердительный. Мне кажется, что это подтверждается следующими словами Ивана Ивановича: Странно это все у вас… / в мире царствует объем / окончательный закон / встал над вами как балкон (Подчеркнуто мною. — Г. Л.) … На второй вопрос я не нахожу в стихотворении прямого ответа… Иван Иванович дважды говорит об объеме: „в мире царствует объем“ (ст. 134) и дальше в словах „философа Канта“ мысли говорят: „давит нас большой объем“» (ст. 150).
…Относятся ли эти слова к Ивановичу? Давит ли и на него объем и, если да, то не потому ли, что он его уже получил, но еще не привык к объему, не вполне «освоился» в нашем трехмерном мире? — Я задаю вопросы, на которые не нахожу ответа. Но отсутствие ответа и будет ответом — выходом из ограниченности рациональной мысли в ощущение и чувство подлинной реальной жизни. Об этом говорит и сам Введенский в «Серой тетради» и в «Разговорах» Л. Липавского.
«…Окончание стихотворения, как кажется, указывает на то, что ситуационная бессмыслица выхода мнимого изображения из зеркала в ваш мир становится семантической бессмыслицей души человека, раздвоенной, находящейся одновременно и в вашем мире и в другом мире, как бы его ни называть— „соседним“ миром, антимиром или просто другим, о котором мы еще ничего не внаем, по, может быть, смутно ощущаем, иногда предчувствуем?» (Липавская Т. А. Зеркало и музыкант А. Введенского: Зазеркалье.),
— «Мое отражение в зеркале не я, а анти-я. Вспомним, что сказал Л. Д. Ландау о частице и античастице: если бы мы могли увидеть античастицу, опа выглядела бы как отражение в зеркале соответствующей ей частицы. И в отрывке из Гостя на коне (№ 22) отражение рыб и вообще мира получает самостоятельное существование как антимир. То же самое мы наблюдаем и в пьесе Зеркало и музыкант.
…Отмечу одну особенность некоторых диалогов (и полилогов) у Введенского: тождество личности в них иногда одновременно и сохраняется и не сохраняется… Что это — несохранение тождества личности или наоборот наиболее глубокая коммуникативность участников разговора?» (Я. С. Друскин [114]).
…ты амур… река или божок! — Реализация омонимии двух весьма дальних по денотации имен.
— …цветочки… значки бесчисленных светил…звезда… — Ср. примеч. к № 19.
…в могильном коридоре / глухое воет море… — См., в связи с политологической образностью моря, примеч. к №№ 9 и 16.
— …чтоб всё понять и объяснить… — По поводу этих категорий см. примеч. к № 9.
…ты весь как будто сок ненастный… — Возможно, опечатка (вместо сон) в парафразе пушкинского «Что ж ты тих, как день ненастный» («Сказка о царе Салтане…»).
…из-под земли несутся ноты… — «Подземная музыка» встречается у Введенского и позже, — ср. № 29.2.
…ругают Бога сидя на песке… и т. д. — Весьма близкое описание, отнесенное, однако, к Народам, мы встречаем в конце поэмы Кругом возможно Бог (№ 19), где это описание, как и здесь, предшествует картине светопреставления.
— …всадник мира… — Об эсхатологическом значении этого образа см. примеч. к № 5, а также к №№ 22 и 31.
…понимаю / звуков чудную игру… — О месте музыки в универсуме Введенского см, примеч. к № 19 и 29.2. Высказывания Введенского о музыке приведены в Приложения VII, 39.11.
— …часто мысли вынимаю… и т. д. — Мотив гипостазирования мыслей, их независимого от носителей существования часто встречается у Введенского, — ср. хотя бы:мысли бегают отдельно (№ 11).
— …за собой не успеваю… — Сходная конструкция, связанная с проблемой тождества личности самой себе, встречается дважды в стихотворении Мне жалко что я не зверь… (№ 26: мы выйдем с собой погулять в лес…). См. также примеч. Я. С. Друскина к № 14, примеч. к №№ 13, 14 и др.
— кушай польку / пей цветы… — Заключительные строки пьесы перекликаются со знаменитым стихом Хармса из «Случая на железной дороге» (1926); «пейте кашу и сундук» (см. [225, кн. 1, № 1]).
11. «Человек веселый Франц…»*
Авторизованная машинопись, полностью совпадающая со второй неполной (стихи 1-75) копией. Впервые напечатано В. Казаком [71] (неточный текст). — В стихе 76 имеется пропуск, который Вл. Эрль предлагает дополнить словом подох вместо предлагаемого Я. С. Друскиным горох. В стихе 101 очевидные опечатки терять звезды сдать цветы исправлены нами на мерять звезды Звать цветы по аналогии со стихом 5.
Ст-ние датируется концом 1929-началом 1930 г. по упоминанию его в записной книжке (№ 18) Хармса.
Отметим, вслед за Я. С. Друскиным, образующее фигуру обрамления эксплицирование в начале и конце стихотворения поэтически исследуемого Введенским типа коммуникации, относящегося к типу и-ты (думал он что я есть ты, стих 6; составляя я и ты, стих 102). С именем Франц из названия мы встречались уже в № 8 (Франц капитан).
…думал он что я есть ты… — Ср. примеч. к монологу Души в Факт, теория и Бог (№ 14).
— …где жуков ходили роты… / …муравей / и светляк… — В связи с темой насекомых см. примеч. к № 7.
— …мысли бегают отдельно… — См. наши замечания в связи с Зеркалом и музыкантом.
— …он сюда придти не может / где реальный мир стоит… — Одна из нечастых у Введенского прямых экспликаций трансцендентности — присутствующей в каждом его произведении сферы сознания, в данном случае связывающейся с психологом божества или кудесником.
…дайте Обера ракету… — Герман Оберт (р. 1804) — один из пионеров ракетной техники.
…всё равно жива наука… — Ср. монолог Смерти в «Искушении» Заболоцкого (1929): «Не грусти, что будет яма, / Что с тобой умрет наука…»
…смерть сказала ты цветок / и сбежала на восток… — Чрезвычайно интересен мотив отступления смерти (по-видимому, второй, т. к. Франц умирает еще в начале произведения) в контексте этой космической идиллии. — Ср. примеч. к № 19.
12. «Снег лежит…»*
Беловой автограф. Датируется также по записным книжкам Хармса (упоминается в записи 18 января 1930 г.).
— …ночь ли это? или бес? — Эти окаймляющие произведение риторические вопросы содержат некоторый ключ к проходящей через все стихотворение великолепной картине как бы демонизированного космоса.
— …спит бездумная река / и не думает она / что вокруг нее луна… — По поводу соположения мотивов луны и сна см. прим. к № 19 (с. 147).
— …там томился в клетке Бог / без очей без рук без ног… — Сниженные образы рая и Бога, перекликающиеся с «богами» в предыдущем стихотворении (см. также примеч. к № 16), соответствуют, очевидно, сознанию легкомысленной пузатой девы (ср. подобные же мотивы ангелологии Введенского — примеч. к № 3).
— …видит разные орлы / появляются из мглы… — Об эсхатологическом значения образа орла см. выше, примеч. к № 2, с. 57.
— …и на небе был Меркурий… — Отметим связь, согласно с мифологическим представлениям, Меркурия со снами, при мотиве сна (летаргического) девицы, шире — с загробным миром, куда бог Меркурий (Гермес Психопомп) сопровождает души умерших.
— …и вертелся как волчок… — Меркурия, ближайшая к Солнцу планета, отличаясь наиболее быстрым из всех планет периодом обращения, на самом деле вращается сравнительно медленно (период — 59 суток).
— …та девица отдохнула… / …и воскресшая зевнула… / …я совсем не умирала… — Если в предыдущем произведении смерть (вторая) отступает перед идиллической наивностью Франца, то здесь девица, по-видимому, слишком легкомысленна даже для смерти. Другое возможное объяснение, возникающее из сопоставления со Значеньем моря (№ 16, — см. примеч.), С его богом универсальным, может заключаться в «сниженности» Бога (детерминированной, опять-таки, сознанием девицы). Так или иначе, эти два happy end'а являются, вместе с концовкой Значенья моря, в корпусе произведении Введенского уникальными.
13. Святой и его подчиненные*
Авторизованная машинопись. Датируется по записи 11 марта 1930 г. в записной книжке № 20 Хармса, а также строками, записанными на листе с рассказом Хармса «Давайте посмотрим в окно…» и помеченным 11–12 марта. По этим последним записям восстанавливаем правильное чтение стиха 2 (в машинописи — надо дети сонку пить),очевидное, кроме того, из сопоставления со стихами 55 и 152.
Отметим, что в этом стихотворении Введенский широко пользуется приемом, весьма характерным для его поэтики, состоящим в том, что тот или иной формальный элемент или грамматическая категория служит матрицей при порождении бессмысленного текста. Такова последовательность я думаю что это трус и т, д. (о дожде) — от первого, еще осмысленного трус до бессмысленного ветчина / и посторонняя картошка, — последовательность, организованная как серия однородных подчиненных предложений, скрепленных рифмой. В рубрике же Человек на коне мы встречаем полную рифмованную парадигму с тем же развитием от осмысленного первого члена к дальнейшей бессмыслице; ср. также склонение в первых трех падежах значимого слова конец.
— …дети нюхайте эфир… — Ср. ниже: а этот заспанный зефир / спокойно нюхает эфир — Интересно, может быть, указать на записи Введенского в «Серой тетради»(№ 34) о его собственном соответствующем опыте, а также на записи Хармса (в том числе и за Введенским) в его записной книжке № 8 (1926–1927): «А. И. Введенский нюхает эфир… Возможно, он и впрямь что постигает высшее, но я не особенно верю в это».
…муравей кого зовёшь… / …я зову / бабочку из бездны… — Здесь, возможно, использование традиционной символики бабочки как души умершего. См. также примеч. к № 7.
— …и мне тарелка вручена… — См. об этом образе примеч. к №№ 5, 15 и 19.
…в моём тебе… — См., в связи с проблемой тождества и разложения личности, примеч. к №№ 10 и 14.
— …мысль / ты взлети и поднимись… — Ср. № 10 и примеч.
— …человек на коне / появляется в окне… — По поводу соположения этих двух эсхатологически окрашенных мотивов см. примеч. к № 5.
…океан / о море, о море / назад потеки… — Приходится снова отмечать появление мотива моря с его эсхатологической окраской, в непосредственной близости от эсхатологической же концовки, дающей почву, при ее лаконизме, даже для углубленной теологической интерпретации.
— …и молча с темного портрета / оно упало на скамью… — Возможно, что подлежащим этого предложения является время.
— …конец конца концу / …отцу… — См. выше, наши вступительные замечания, а также прим. к №№ 7, 8, 23 и 28.
14. Факт, теория и бог*
Машинопись с авторской правкой; автограф — без разночтений.
В этом произведении особенно отмеченными представляются постоянные для Введенского гносеологические мотивы, связанные прежде всего с «конечными вопросами» бытия, в первую очередь с Богом (что мы внаем о Боге… / …что знаем мы дети / о Боге и сне…). Невозможности теоретического (по названию ст-ния) познания Бога противопоставления «абсолютный факт» — эсхатологическое окончательное наступление Бога, которое здесь снова связывается со смертью через потопление См. примеч. к №№ 8 и 16). Может быть, поэтому в этом произведении так часто встречается излюбленный прием Введенского — дискредитация самой возможности рационалистической постановки вопроса через его форму (куда умрешь) или форму ответа (см. различные Ответы). Укажем попутно, что встречающиеся здесь бессмысленные последовательности, наподобие указанных в примеч. к предыдущему ст-нию, часто организуются в плане выражения, — так… маня манил / магнит малюток и могил… / …поклонился монументу… / …понесло / моря монеты и могилу / мычанье лебедя и силу…
— …шло число… — См. примеч. к № 3.
— …я вижу ночь идет обратно… — Стих вводит одну из ключевых тем поэзии Введенского, в которой архетипический мотив retour eternel соединяется с мотивами зеркальной отраженности, антимира, шире — verkehrte Well (см. примеч. к №№ 10, 22 и 28).
— …еду на верблюде… — Модификация мотива всадника — см… чтобы все понять и объяснить… (№ 10) и наши комментарии к №№ 9 и 10.
— …еду на верблюде… — Модификация мотива всадника — см. примеч. к №№ 5, 22, 31 и мн. др.
— ДУША иди сюда я… и т. д. (см. примеч. к № 5).
— «…Разговор Души с Собою можно понимать и как внутреннее раздвоение души, и как ужо наметившееся, но еще не совершившееся разделение трех функций сознания — обозначателя, обозначаемого и обозначающего, и как тоже только еще возможное разделение Я на Я и Я САМ. Я САМ — уже по Я, а объект мысли о себе самом. Противоположение Я — Я САМ есть и в других вещах Введенского (указывается характерное начало № 26. — М. М.)…» (Я. С. Друскин). Нечто подобное — в последующем монологе КУМИРОВ — мы есть мы… / вы есть вы… — завершающемся выяснением проблемы их собственного значения: …верно значим / лечь иль жечь? (здесь же, ниже); возможны параллели с научно-культурологическим мифотворчеством века («Я и Оно» Фрейда, «Я и Ты» Мартина Бубера). Заметим, кстати, что в слове КУМИРанаграмматически зашифровано, как это очевидно на Четырех описаний (№ 23); ср. также № 5 и примеч.), значение умирания.
— …шли из Луги в Петроград… — Еще одно упоминание, наряду с самим Петроградом, близлежащего города с его традиционным значением провинции, захолустья. Ср. у Ахматовой: «…Между помнить и вспомнить, други, / расстояние как от Луги / до страны атласных баут» (т. е. до Венеции)… («Поэма без героя»: Решка).
…вскричал воротясь / с того постороннего света… — Следует отметить, что здесь более ясно выражена наметившаяся уже ранее (ср. № 3 и примеч. к №№ 11 и 19) и развитая в поэме Кругом возможно Бог (№ 19) в ряде следующих произведений «двухступенчатая эсхатологическая ситуация»: которые мертвые / которые нет (ниже) равно потопляются с «окончательным наступлением» Бога. Такая иерархия, связанная с апокалиптическими мотивами, служила темой одного из утерянных сочинений Введенского (см. № 109),
— …я был там. Я буду / я тут и я там… — Т. е. здесь и на том постороннем свете? Ср. заключительный ВОПРОС: мы где?
— …речка течёт / два часа смерти… — По поводу соположения этих двух мотивов, см. примеч. к №№ 7, 8 и 23.
— …а Богу почёт… — Несомненно, сниженный бытовизмом вариант формулы Богу слава. — Ср. примеч. к № 12.
— …здесь окончательно / Бог наступил… — Ср. несколько выше, а также вступительные замечания Я. С. Друскина к № 19.
15. Битва*
Беловой автограф. Датируется 1930 г. по месту в перечне в записной книжек (№ 18) Хармса.
Очевидная описка в стихе 66: и едва открыв глазок.
«Действующие лица: Неизвестно кто, Человек, Малютка вина (последнее слово — не родительный падеж, а именительный), Ангел. Начинает и кончает это стихотворениеНеизвестно кто… это действительно неизвестно кто, может, это тот же, кто дальше назвав Человеком, во сознающий свою внутреннюю раздвоенность, поэтому он и говорит о себе „мы“. И последняя строка может быть относится уже к читателю: В каждому на нас…» (Я. С. Друскин).
…я думаю темя / проносится час / с минутами теми / на яблоке мчась… — Слово темя очевидным образом замещает здесь контекстуально ожидаемое время. — Ср. примеч. к № 2 (с. 57).
— …летают болтают / большие орлы… — Ср. № 19 (С. 152) и примеч. к № 2 (с. 57).
— …воюю со свечкой… — См. примеч. к № 2, с. 47.
— …мы уносимся как боги / к окончательной звезде… — В связи с мотивом окончательности, см. примеч. к № 14.
— …не жилец… жрец… птенец… наконец…. — См. примеч к №№ 5, 7, 19 и 28.
— …дней тарелку озираю… — «Дней тарелка — дни жизни. В Кругом возможно Бог — тарелка добра и зла. — по-видимому, древо познания добра и зла. Не случайно, мне кажется, тарелка дней жизни и тарелка добра и зла: соединяются жизнь в грехопадение, а может и так: по Кьеркегору, время начинается с грехопадения, то есть с вкушения плодов древа познания добра и зла. Последнюю строку можно соединить со зловещей болью. Это пояснение я ни в коем случае не считаю объяснением „звезды бессмыслицы“, которая здесь есть, она останется необъясненной и непонятой. Это только совет: хочешь, думай так, а не хочешь, думай иначе или вообще не думай, что может быть самое правильное» (Я. С. Друскин). Сходное употребление мотива «тарелки» см. также в №№ 5, 13 и 19 (с. 137).
— …два бойца / два конца / посредине гвоздик… — «Если в этих строках подставить слово „кольца“, то получится известная загадка (ножницы). Подобные пародии и перифразы встречаются у Введенского и в некоторых других вещах, особенно много их в большой войне Минин и Пожарский (К; 2). Этот отрывок не так бессмысленен, как может показаться при первом чтении. Напомню начало Битвы: мы двое / воюем…, поэтому — два бойца; два конца — может быть, это рождение в смерть, о которой говорит выше Человек…» (Я. С. Друскин).
16. Значенье моря*
Машинопись с авторской правкой, Впервые опубликовано нами: [21].
Это и следующее ст-ния, как бы посвященные выяснению значения моря (ср. также начало в конец № 17 и примеч. к №№ 9 и 27) связывают обычные дли Введенского эсхатологические мотивы с архетипическим образом морской стихии, в мировой мифологии связывающейся с первоначальным хаосом, из которого всё происходит и к которому все возвращается. С мотивом утопленничества как варианта смерти мы уже встречались в конце нескольких произведений Введенского (№№ 8, 9, 17; см. примеч.); чрезвычайно интересно, однако, что в следующем стихотворении кончина постигает само море, покорное тем же числам, наполненное сотнями категорий, а здесь отождествляемое со временем. Мотивы, связанные со смертью и «подводной жизнью» утопленников, могут быть сопоставлены с четвертой частью «Бесплодной земли» Т. С. Элиота — «Death by Water» (1922). Ср. также «Вопросы к морю» Заболоцкого (1930).
Проблема выяснения «значенья моря», помимо своей метапоэтической функции (ср. наше примеч. к № 9), имеет, в свою очередь, корни в архаической символике моря как непостижимости, бездонности истины, а в юнговской терминологии — как коллективного бессознательного; непознаваемая морская стихия, связанная с началом и концом света, таит в своей глубине чудовищ, представленных в Кончине моря Морским демоном, здесь, кстати, вообще отрицающим за морем какое-либо значение. Любопытно, что тема сражения морских животных в эсхатологическом контексте встречается в стихотворении Хармса «Что делать нам?» (1934, [225, кн. 4, № 287]). В тесной связи о мотивами значения в дознания тема моря фигурирует в упомянутом уже стихотворении Две птички, горе, лев и ночь (№ 9); фрагменты, текстуально близкие с обоими текстами, встречаются и Зеркале и музыканте (№ 10); Смотри — в могильном коридоре / глухое воет море / и лодка скачет как блоха… / …в лодке стынет человек / он ищет мысли в голове / чтоб всё понять и объяснить…
В первых же строках ст-ния мы снова встречаемся с категорией «обратности» (см. примеч. к № 14), которая в своим онтологическом аспекте (жить обратно) смыкается с гносеологическим (что-бы было всё понятно), перекликающимся с незнанием стихотворения.
Сниженный образ «бога универсального» в начале и конце стихотворения (ср.: наши боги наши тётки) может быть интерпретирован как представление об имманентном боге, включенном в обычный порядок вещей, другими словами, как проекция обыденного сознания (ср.: томящийся в клетке бог без очей без рук без ног, — № 12).
— …а когда огонь узнаешь… / …ты огонь владыка свечки / что ты значишь или нет… — Чрезвычайно интересно, что ключевая для обоих текстов проблема значения распространяется не только на море, но и на огонь. Ср. в этой связи примеч. к № 9.
— …конь шагает идеальный… — Ср., по поводу эсхатологического мотива копя с его провоцирующим эпитетом, примеч. к № 5. См. также № 22 и примеч.
— …наконец приходит лес… и т. д. — Образ шагающего леса, восходящий, по-видимому, к «Макбету» (ср. примеч. к № 5), мы встречаем также в № 25: мы видим лес шагающий обратно. Следует ли упомянуть в этой связи архетипическую символику леса, связанную с миром подсознания?
— …и зыряне веселятся… — Зыряне — старое название коми, финно-угорской народности, обитающей на севере востоке Европы.
— …а взлетали мысли наши… — См. примеч. к № 10.
— …мы как соли просим знака… — возможно, контаминация двух евангельских фрагментов: «Вы соль земли,» (Мф., 5, 13) И «Учитель! хотелось бы нам видеть от Тебя знамение…» (Мф., 12, 38; ср. 16, 1–4). Ср. также соположения значения и соли в № 9.
— …в речке родина ночей… — Ср. мотив моря как родины ночи в № 9. Характерным образом, тремя строками ниже встречей более общее соположение мотивов моря и времени (см. примеч. к №№ 8, 19 и 27).
— …мы с числом пятнадцать споря… — См. примеч. к № 3.
— …будем бегать и сгорать… — Чрезвычайно интересен образ сгорания утопленников, совмещающий оба основных эсхатологических мотива у Введенского.
…все утопленники вышли… и т. д. — Может ли смягченная эсхатологическая концовка объясняться, как в № 12, сниженностью, так сказать, «недостаточностью» бога универсального? — Ср. примеч. к № 12.
— …конец… бубенец… — Эти рифмы воспроизводятся в пьесе Потец (№ 28). — См. также прим. к №№ 8 и 19 (с. 144).
17. Кончина моря*
Машинопись о авторской правкой. Впервые опубликовано В. Казаком [71] (неточный текст). — В стихе 59 исправляем явную опечатку: но целый год (вместо на целый год).
Мотив «значенья моря», обрамляющий стихотворение, возвращает нас к названию и образности предыдущего ст-ния, которые получают здесь дальнейшее развитие (см. примеч. к № 16). Заключительные стихи обнаруживают поэтический вывод Введенского — море как бы утрачивает значение в эсхатологическом контексте, — ср.: приходит нам — пришел конец за три стиха до последней реплики Моря.
— …оно покорно тем же числам… — Т. е. имманентно законам «этого мира», а не миров вторых (ниже). См. примеч. к № 3.
— ОХОТНИК я сам ходил в леса по пояс… / …но я закрыл лесные двери / чтобы найти миры вторые… — по поводу символики леса как связанной с областью подсознания (sc. детерминизма) ср. примеч. к № 16. Выход Охотника, чей образ может быть интерпретирован в контексте ст-ния как традиционный образ «охотника за знанием», из леса— может обозначать стремление порвать в поисках истины (миров вторых) с обусловленностью сознания.
— …вот я стою на этих скалах… и т. д. — Монолог Охотника в большой мере предваряет образность последнего произведения Введенского — «Где. Когда» (№ 32).
— …и на руках моих усталых / написаны слова прощанья… — Ср. сходную образность немного ниже: на документах слово горе / гляди написано везде… и в №№ 26 и 29.9.
мы верим в то что не умрем / что жизнь имеет продолжение… — Экспликация одного из наиболее универсальных механизмов сознания, отвлекающих человека, по Введенскому, от реализации себя в настоящем.
— …и вижу сотни категорий… — Обозначающих категориальное, т. е. дискурсивное мышление?
— но диване люди птицы… и т. д. — Пояснение этого образа см. в примеч. к № 29.2.
— …мысли крадутся в могилу… — См. примеч. к № 10 и мн. др.
— …с видом греческих умов… — Т. е. античных философов рационалистического направления (ср. образы «афинейских мудрецов», «афинейских плетений» в Православной традиции, напр. в Акафисте Благовещению Богородицы).