Глава 16. Ловушка для Ринара. 4 страница

Лиорцы с отчаянными криками бросились в атаку.

 

***

 

Ринар уже давно потерял счет дням. Сколько он просидел в сыром, промозглом подземелье? День? Неделю? Годы? Эствуд редко приходил, но его отвратительное присутствие чувствовалось во всём. Владыка Лиор позаботился о том, чтобы Лангре прочувствовал все "прелести" плена и осознал своё положение. Сырой пол, на котором замёрзла вода, вместо постели голые, покрытые тонким слоем соломы камни, кормили пленника от силы раз в два дня. Впрочем, теперь у Ринара была масса времени для воспоминаний и размышлений - и по большей части они были о Дориане.

Если бы возможно было начать все заново, то он всё бы сделал по-другому. Принял бы дарственную, но добивался любви Дориана настойчивыми ласками, терпением, хотя бы видимостью понимания. Как он сейчас жалел о том, что был так жесток с ним и даже под конец не сказал ему самого главного... "Прости".

Покрепче укутавшись в рваное одеяло, Ринар лежал на соломе и тупо отсчитывал капли воды, сочившиеся с потолка - периодически Лангре то бросал это безнадёжное занятие, то начинал снова.

- Три тысячи пятьсот, - выдохнул вампир и решил, что на сегодня на этом можно и закончить...

Светловолосый вампир, не задумываясь, перерезал горло своему родичу и почти брезгливо отбросил от себя бьющееся в предсмертных конвульсиях тело. Вытерев клинок от покрывавшей его крови отработанным движением, Дориан поднял голову и осмотрел площадку перед входом в подземелье. Два трупа уже потихоньку заметало снегом, один так и остался стоять, пригвождённый к столбу своим собственным клинком, а ещё один, последний, в данный момент бился в конвульсиях, окрашивая холодный серый камень в алый цвет. Забрав один из мечей, Майер начал медленно спускаться в подвал, не зажигая огня, ориентируясь лишь на собственную интуицию, которая, казалось, тянула его к тому, зачем он сюда пришёл.

Амирцу повезло - большая часть охраны замка по причине затяжной войны отсутствовала, и преодолеть стражу у дверей тюрьмы, а затем и подземелий было довольно просто, если не вспоминать о слишком изворотливом мальчишке, всё-таки умудрившемся задеть блондина саблей. Поморщившись от ощутимой боли в плече, Дориан удобнее перехватил свой меч и свернул на ещё одном повороте, даже и не думая запоминать дорогу - ему было наплевать на собственное возвращение и, тем более - жизнь.

За этими мыслями вампир едва не врезался в ржавую решётку, преграждающую ему путь, когда подняв глаза, обнаружил за ней цель своего путешествия. Всё спокойствие амирца сошло на нет - не раздумывая ни о чём, он одним махом перерубил старый замок на стальной двери и, быстро войдя в темницу, швырнул к ногам вампира отобранный у охраны клинок.

- Надеюсь, ты выполнишь своё обещание.

Лангре уставился на это неожиданное видение с искренним непониманием происходящего. Майер не был галлюцинацией, как и его злоба, которую казалось, можно было потрогать руками. Но очень хотелось именно потрогать руками самого Дориана - осязать, гладить, обнять. Однако Ринару этого не позволят - он понимал.

Лангре слабо пошевелился, и медленно опираясь на руки, стал подниматься с соломы - его тело от долгого обездвиживания утратило бывшую грациозность и пластику хищника. Но это была созданная Ринаром иллюзия - он просто прятал свою боль и любовь в глазах за прядями длинных волос и, сжимая зубы до скрипа, играл этот дешёвый спектакль. Вся масштабность ненависти Дориана вдруг открылась ему, словно Лангре только что прозрел. Как он мог надеяться, что всё ещё можно исправить и простить? Как он мог на миг поддаться мыслям, что Дориан примчался сюда за тридевять земель, чтобы просто увидеть его и убедиться в том, что Ринар жив? Как вообще это несчастное горячее сердце в собственной груди может быть способно на такую адскую боль? Как?

- Ты только за этим сюда шёл? - с губ Ринара сорвался хриплый смешок. Лангре поднял клинок и выпрямился, заставив себя насмешливо взглянуть в серые глаза. - Или ты просто соскучился?

- Нет, - еле сдерживая праведный гнев, ядовито сказал Майер, откидывая в сторону свой плащ и оставаясь в одной окровавленной рубашке, - ещё я пришёл поблагодарить за столь любезно предоставленную мне свободу. Ты сам додумался или тебе кто подсказал?! - с плохо скрываемой злостью во взгляде поинтересовался вампир. "Ещё немного, до его смерти и моей мести осталось так мало..."

- Какие грандиозные планы, Майер, - Ринар говорил с улыбкой, ядовито, но его глаза предавали его, говоря: "Ты так жаждешь моей крови. Что ж, я отдам тебе её - всю без остатка, но не потому, что обещал, а потому, что сам хочу, чтобы всё закончилось так. Это не искупит моей вины перед тобой, но всего лишь успокоит твою истерзанную моими руками душу. Нам двоим всегда будет тесно на этом свете, а убить тебя я не смогу и не хочу, и значит... Умирать не страшно, если вслед за болью приходит покой, которого искал слишком долго. Твои любовные горячие объятия могли бы дать мне его, но я не имею права просить. Я - ничтожная тень собственного зла, ненавижу себя за эту слабость, за эту последнюю дань собственному искаженному чувству достоинства. Бери. Всё это я отдам тебе, моя любовь, и моя горькая ошибка. Лишь поэтому я сейчас буду говорить то, что должен говорить, то, что поможет твоей руке не дрогнуть, когда наступит нужный момент".

- Я не стану лёгкой добычей, усвой себе это. И я не настолько ослаблен, чтобы не суметь защититься в полную силу. Но мне приятно, что мы, наконец, разрешим все наши разногласия один на один.

- Неужели? - оскалился Дориан, подходя ближе. - Значит, пока ты полгода держал меня у себя, времени - разрешить разногласия не было, да и не очень-то и хотелось, правда? - презрительная усмешка скривила губы амирца. - А как вдруг решил ради развлечения в темнице у Эствуда посидеть, так сразу захотелось?!

Блондина почти трясло от ненависти, но остановиться и прекратить выплёскивать яд, которого скопилось слишком много, он не мог.

- Какого Дьявола ты устроил этот спектакль, Лангре? Думал, я тебе по гроб жизни благодарен буду, да? Рассчитывал на то, что я в своём отношении к тебе раскаюсь, да? Какое милосердие - наигрался, а чтобы уж явно не выбрасывать - высочайшим решением свободу подарить! Я в умилении! А ведь знаешь, - скривился амирец, - даже твой дружок Люциус на это попался. Можешь гордиться: ты великий актёр!

Ринар едва сдержался от того, чтобы отпустить глаза. Дориан кричал на него, а у Лангре было ощущение, что мир переворачивается с ног на голову - каждое слово - огонь, боль, пощечина, мука, страх, и снова боль. Бывший глава клана Киленс сейчас понял то, чего не мог понять девятьсот лет своей жизни - никакой поступок не способен залечить ожесточённое сердце.

Стиснув рукоять клинка в ладони до судорог, Ринар заставил себя выслушать этот отчаянный монолог до конца, а затем пожал плечами.

- Мне всегда "нравилось" то, как ты умеешь делать выводы. Но кое в чём ты прав: за те полгода, пока я пользовался тобой, мне было не выгодно разрешать наши разногласия "таким" способом.

Майер и не рассчитывал на какое-либо раскаянье со стороны Лангре, но эти насмешки окончательно довели вампира до безумия, в котором он мог без клинка и любого другого оружия лишить жизни кого угодно и что угодно.

- Ничего, сейчас будет выгодно, - почти прошипел блондин, кидаясь на брюнета и метясь остриём прямо в шею. - Потом я извинюсь перед Эствудом за причинённые неудобства.

Ринар уклонился от удара слишком легко, а в следующий миг их клинки сошлись в ожесточённом противоборстве.

- Интересно как? - Лангре резко рванул меч в сторону, и Майера по инерции окинуло немного назад. - Эствуд не оценит твоих "извинений" - это не юный несмышленый Гилнор, и не озабоченный чувством долга Идрис.

- Вот это уж не твоя забота! - резко развернувшись, амирец полоснул клинком воздух в сантиметре от головы Ринара и снова кинулся в наступление. - Извинюсь, как умею, ты меня этому прекрасно обучил, - презрительно прошипел он.

- Да тебя и обучать не потребовалось, - брюнет ушёл в глухую оборону, удачно блокируя выпады Майера. Их поединок был восторженно красивым - слишком сильные эмоции держали в напряжении даже воздух, даже время и гулкий летящий под потолок лязг стали. Лангре наслаждался, предвкушая яркую трагичную развязку. Он не поддавался Дориану, боясь выдать себя, но нанести тому даже малейший вред не стремился. Всё, что сейчас нужно было сделать - это разозлить, а потом пропустить один единственный роковой выпад. - Хотя знаешь, мне иногда нравились твои выходки, особенно когда ты бывал "сверху" с завязанными глазами. Ты может и шипел, как озлобленный кот, но зато также и выгибался. Никогда не хотел, но почти всегда кончал. Некоторые определения так очевидны, что тебя это самого бесит, так ведь?

Глаза Дориана зажглись красным, а клыки удлинились, превращая оскал поистине в жуткое зрелище. Ему до сих пор было неимоверно стыдно вспоминать о том дне, когда он почти добровольно - да что уж там говорить, добровольно раздвинул перед Ринаром ноги, и сейчас брюнет знал, по чему бить. Что ж, у блондина в запасе так же имелось несколько не слишком приятных для Лангре тем, но он уже слишком давно не задумывался над своими словами, выдавая всё как на духу - без игр и притворства.

- Мразь! - едва не задыхался от гнева амирец, увеличивая быстроту атак, не заботясь ни о каком сохранении сил. - Ненавижу тебя! Да почему ты не подох вместе со своим любовником десять лет назад?! Какого чёрта, таким как ты вообще жить?! Я бы лучше под Сандерса лёг, чем раздвинул для тебя ноги! Ненавижу! От тебя и следа никакого не останется, ублюдок! Идиот твой Эствуд - два часа болтал здесь, что ты влюбился, и жизнь за меня отдашь! Идиот! Такие твари как ты не умеют любить!

Озверев от собственных слов и ярости, блондин метил уже не в шею или голову, как раньше, а прямо в грудь - туда, где бьётся сердце, чтобы одним ударом раз и навсегда покончить с ненавистным врагом.

Клинок Майера прорезал воздух и не встретил препятствия на своем пути - Ринар даже не попытался защититься. Отточенное лезвие на одну треть вошло под рёбра Лангре - он вздрогнул - страшная боль пронзила грудь, плечи, руки и шею, принося с собой временное помутнение рассудка, полную потерю ориентации в пространстве, остановку времени. Резко схватившись за лезвие левой рукой, Ринар дёрнул клинок назад и с хрипом рухнул на пол. Лёжа у ног Дориана, он задыхался, по губам текла тонкая струйка крови, и в тот момент, когда Дориан занёс над ним оружие для последнего удара, лицо Лангре стало настоящим, на один миг отобразив его истинные чувства и тихое: "Прости меня..." на посиневших губах. Лангре закрыл глаза и больше не пошевелился.

Меч с глухим звоном воткнулся в серый камень в считанных миллиметрах от виска Ринара, от силы удара переломившись в нескольких местах и разлетаясь осколками по всей камере. Оставшаяся в руках Майера рукоятка тряслась так, будто её держал ребёнок - слишком слабый для того, чтобы владеть оружием, но побелевшие от усилия пальцы сжимали её как тиски. Вампир мог бы выпустить ненужный кусок металла, поднять меч поверженного противника и завершить начатое, но сведённые судорогой пальцы никак не хотели разжиматься, тело Майера колотила такая дрожь, что даже будь в его руках целый клинок, в сердце лежащего перед ним вампира он попал бы далеко не с первого раза. Дориан ненавидел себя за это гораздо больше, чем Лангре - за способность сомневаться в своём решении из-за одного противоречивого ему жеста, слова, прикосновения. Как в тот раз, когда Ринар принял его за Алана, а ведь он тогда почти был готов простить и забыть, но то было в самом начале, а сейчас...

"Он умрёт сам, через некоторое время... Здесь его никто не будет выхаживать, а кровопотеря быстро завершит начатое тобой дело, - спокойно рассуждал разум. - Уходи. Просто развернись и уйди, и всё - твоя месть свершится".

Наконец, разжав пальцы, блондин выбросил рукоять и, подобрав свой плащ, медленно направился к выходу из подземелья, даже примерно не предполагая, в какой он стороне. Идя по какому-то коридору, он со странной методичностью анализировал свои чувства и эмоции. Сбылась его мечта: враг повержен, он отомщён.

Счастлив?

...

Доволен результатом?

...

Смысл жизни утерян?

...

Ты хочешь вернуться?!

Да.

Что?!

Резко замерев на месте, амирец не смел вдохнуть, признавшись себе в этом. Он долгое время шёл к этому и всё зря?! Едва свершив месть, он уже жалеет о ней?! Ничтожная же тебе цена, Дориан Майер! Нет, дело не в цене и не в мести, а в том... взгляде и сложившихся в простое слово движениях губ - слишком простое, чтобы не понять. Ещё одно издевательство? Наверняка. Последнее в жизни Лангре и самое жестокое из всех, поскольку, прежде всего, заставляет сомневаться в себе самом.

Продолжив свой путь к поверхности, через пару десятков шагов блондин замер вновь, зачем-то вслушиваясь в звуки подземелья. Только спустя несколько вздохов он понял, что чутким слухом пытается уловить звуки дыхания - Его дыхания. Ничего. Тишина. Он мёртв?!

Что есть духу - назад, в ту сырую и холодную камеру, чтобы своими глазами увидеть, убедиться в том, что... Жив. Дышит. Слабо, с хрипами и вытекающей при каждом вдохе из лёгкого крови, но живёт. Немного растерянный Дориан вновь отошёл, но снова застыл в проёме дверей, не решаясь сделать вперёд даже шага и уйти без оглядки, ни повернуть назад. Наваждение.

"Точно наваждение", - думал Майер, вытаскивая Ринара из камеры и интуитивно двигаясь в сторону выхода. Он не дал Лангре ни капли своей крови, чтобы не добавлять лишних шансов на выживание - это было его единственным оправданием собственной слабости и неспособности убить беззащитного. "В дороге он умрёт гораздо быстрее, - спокойно рассуждал амирец, с трудом поднимая брюнета по ступенькам наверх, во внутренний двор замка, где на небе уже виднелись самые первые всполохи восхода. Внезапно дёрнувшись в его руках, Ринар приоткрыл глаза и тихо застонал, но слабость взяла своё - и бывший владыка Киленс снова погрузился в спасительную для него тьму. Едва не выронив свою ношу от неожиданности, амирец вновь остановился, почти поддаваясь искушению оставить Лангре на солнце, но блондин был уверен: ни один вампир не достоин этой кары, в каких бы тяжёлых преступлениях не был замешан.

 

 

***

 

Вампиры с нелепой лёгкостью отдавали жизни за своих владык, окрашивая белый снег кровью своих противников и своей. Численный перевес в пользу лиорцев был велик, но их враги не спешили сдаваться, щедро платя за каждого убитого воина. Высоко в небе светило неяркое зимнее Солнце, и звон оружия казался ирреальным, как и крики сражающихся и раненных на этом бескрайнем снежном поле.

Сарон не зря лично тренировал солдат - ни один из его учеников не ушёл, не прихватя с собой пару-тройку противников, и если бы капитан стражи не был занят в этот момент чем-то другим, он несомненно, гордился бы собой, как наставником. Даже неяркое Солнце не давало драться в полную силу, и стычка вампиров до боли напомнила обычную людскую потасовку. Пожалуй, только Идрису могла придти такая мысль в такой момент, и он брезгливо скривился, отбрасывая от себя противника, и стараясь во что бы то ни стало сосредоточиться на бое. Меч выбили из рук, и Аллисон выхватил кинжал, сжимаясь, словно дикий зверь, загнанный в угол и готовый к последнему прыжку, однако он не понадобился, и удачно подвернувшийся лиорец обеспечил принца новым мечом и ещё несколькими красными пятнами на белых перчатках.

- Нам нужно отходить к деревьям! - крикнул Идрис Сарону, видя, как несмотря ни на что лиорцы теснят их отряд к оврагу. - На склоне они нас раздавят!

Жак отдал приказ - постепенно отступать в глубину леса и вампиры Киленс, сдерживая врага, медленно изменили свои позиции. Солнечные лучи изредка проскальзывали сквозь серые тучи, нещадно убивало тех, кто не успел оказаться в тени спасительных крон.

В этой неразберихе Жак потерял Идриса из поля зрения и искать его не представлялось возможным - зазеваешься, и тебе сразу же вонзят клинок в тело. Сегодня в этой битве решиться участь лиорцев: если они одержат победу, то многое выиграют в войне, а если поражение, то навсегда исчезнут с лица земли. Силы сравнялись, но Эствуду с небольшой группой своих воинов, удалось отделить часть вампиров Киленс от основной массы. Среди этой группы волей случая оказался и Идрис.

Торжествующая улыбка взыграла на губах Люциуса, когда он встретился с принцем лицом к лицу в битве.

- Ваше Высочество? Прекрасно. Наконец-то мы решим наши разногласия раз и навсегда.

Эствуд сделал выпад, метя в грудь противника.

- Значит, Вы за силовой метод решения дипломатических споров? - нашёл в себе силы сыронизировать принц, уходя от удара вправо. Идрис устал, и это уже было заметно. Ему сильно досталось в самом начале боя, и теперь он с трудом парировал удары, почти не пытаясь атаковать. Люциус был серьёзным противником, и Аллисон знал это непонаслышке. Он видел Эствуда в деле ещё в войне с Бертраном и понимал, что сейчас у него как никогда мало шансов.

- В данном случае, да, - с какой-то грустью ответил Люциус, перехватывая меч в руке - от крови убитых вампиров пальцы скользили по рукояти, а лицо и одежды, словно были вымазаны бордовой краской. - Когда твои бывшие союзники метят ударить в спину - иного выхода не остаётся.

Пользуясь передышкой, Идрис отступил, переводя дыхание и утирая со лба кровь.

- Лангре никогда не ценил союзников, - усмехнулся он, снова сокращая расстояние. - По-моему, ты знал это как никто другой.

- Я знал Ринара другим... Я ему верил, - Люциус не без иронии признал свою ошибку, кидаясь на противника с двойной силой. - Жаль.

- Все совершают ошибки, - Аллисон безнадёжно отступал, поддаваясь натиску лиорца и, не смотря ни на что, стараясь продержаться как можно дольше. Для чего? Он и сам в последнее время плохо понимал мотивы своих действий. - Только твоя станет роковой.

Иногда принцу было страшно смотреть на то, что творят с вампирами человеческие эмоции, будь то привязанность, дружба, любовь, гнев, ненависть. Холодная кровь не переносила такого накала страстей и убивала незадачливых кровопийц, рискнувших собой ради слишком частого биения сердца. Идриса страшило то, что со временем все поддавались своим страстям, теряя за ними себя и неминуемо обрекая на гибель не только собственную гнилую шкуру, но и тех, кто от этой шкуры зависел. Аллисон младший никогда не мог похвастаться особой чуткостью, но сейчас его отношение к Эствуду нельзя было охарактеризовать гневом, ненавистью или злорадством. Принцу было жаль соплеменника, ступившего на слишком шаткую для него тропу.

Люциус не растягивал удовольствие от драки с Идрисом - в этом не было ничего азартного, просто они оказались в ситуации, где в живых остаётся только один. Из-за Лангре! Из-за его подлости и предательства! Они все ненавидели его, но Эствуд не успел вступить в этот альянс, точнее - он не захотел предавать друга, когда отец Идриса прямо предложил напасть на Киленс. Эствуд слепо верил Ринару, за что и поплатился. А сейчас он просто защищал свой клан и своих вампиров. Война - есть война - на ней нет бывших друзей, а есть нынешние враги. К чему искать виноватых, если ничего нельзя повернуть вспять?

- Посмотрим, - Люциус отбил выпад принца слабее, чем обычно, но упорно теснил его к большому солнечному пятну у старой коряги, где уже рассыпался в прах один из го воинов, а его противник испугано пятился в тень.

Краем глаза Идрис видел конец, он понимал, что плащ остался на поляне, и от солнечного света его ничто не спасёт. Забавно, но Солнце напоминало ему о том, ради кого он и отправился на земли Лиор, чтобы предотвратить или хотя бы немного задержать вторжение на земли Киленс. Похоже, пришла его очередь совершать ошибки и, как следствие, расплачиваться за них. Правая кисть нестерпимо болела, и принц перехватил меч левой рукой, открываясь Эствуду наполовину. Люциус никогда не пропускал улыбки фортуны, и рубашка Идриса окрасилась алым. Шаг назад, ещё и ещё, и вот уже спиной амирец ощутил незнакомый жар, а кончики волос начали гореть. В такие моменты бессмысленно и глупо рваться из тех пут, которыми тебя связала судьба, но Аллисон всё же попытался: меч полетел в сторону и здоровая левая рука сжала одежду на груди Эствуда, а затем осталось лишь повернуться и...

Идрис стоял у солнечного пятна, прижимая к груди обуглившуюся почти до костей руку, и всё никак не мог отвести взгляда от серого снега внутри него, который подхватывал слабый ветерок, разнося над землёй тонкими невесомыми лентами. Позади него вампиры Сарона подбирали убитых и раненых, ловили разбежавшихся лошадей, добивали остатки лиорцев, но всё это вновь казалось беззвучным и нереальным, словно слишком яркие воспоминания, иногда бередящие душу.

Жак подошёл к принцу и протянул ему фляжку с кровью, хотя он сам был в ней весь - хоть облизывай. Всё было кончено и решено, а Люциус Эствуд мёртв - от него осталась только горстка пепла. Жак смотрел на неё с каким-то отвращением. Он не выдержал долго и, развернувшись, отправился к собравшейся толпе выживших солдат, чтобы дать последние распоряжения, касающиеся убитых и раненых. Он старался не думать о том, что когда-то приветливо улыбался Люциусу и пил с ним одну кровь, сражался плечом к плечу, он не желал задумываться над отношениями владык Киленс и Лиор, и он ненавидел Эствуда за Лангре. Когда же наступили сумерки и отряд двинулся дальше, Жак дал себе слово забыть о Люциусе навсегда.

 

***

 

Лошади медленно ступали по твёрдому, словно камень, насту, и вампиры сильнее кутались в тёплые плащи, пытаясь хотя бы немного согреться от пронизывающего ледяного ветра. Быстро темнело, но отряд не мог сбиться с назначенного курса, а Идрис не мог оставить Майера хотя бы из чувства любопытства. Кто - кого? Лангре Дориана, или наоборот? Рука нестерпимо болела, хотя уже заживала и не так беспокоила своего владельца, как в первые два часа после ожога. Отвлекшись на сползшую повязку, принц пропустил тот момент, когда на горизонте появилась тень, и очнулся только тогда, когда дозорные оповестили об этом.

Сейчас Майер куда больше предпочёл бы столкнуться с вооружённым отрядом Эствуда, нежели с Идрисом и Сароном, но особо выбирать не приходилось, и он направил свою лошадь к своим, стараясь на ходу нацепить на себя одну из самых невозмутимых масок и придумать достойную легенду всему происходящему.

Жак, завидев посла с Ринаром на руках, спрыгнул в снег и, не дожидаясь, пока Майер остановит коня, бросился вперёд.

- Дориан! Что с ним?! Он жив?!

Майер молчал, покорно отдавая едва дышащего Ринара на попечение Сарона и отстранённо думая о том, что теперь тот точно выживет. Жак напоит его кровью и... всё - конец мести Дориана Майера.

Вампиры обступили Лангре, кто-то уже разбивал лагерь, а блондин не мог заставить себя слезть с лошади, не чувствуя ни холода, почти полностью сковавшего тело, ни странной опустошённости внутри.

- Идём. Тебе нужно согреться.

Отведя взгляд от Ринара, Майер увидел Идриса, и у посла, наконец, получилось выдавить из себя слабое подобие улыбки.

 

 

***

 

Они вернулись в замок почти с рассветом: задумчивый уставший Майер, хмурый Жак, полумёртвый Ринар и Идрис с изуродованной солнечным светом рукой. Подобные раны заживали медленно даже от хорошей крови, но для юного владыки Киленс самым страшным оказалось не это, а осознание, что принц Амир рисковал жизнью в схватке с Эствудом.

Гилнор думал, что Жак и Идрис просто отправились на поиски Майера, но то, что они фактичеки решат исход войны с лиорцами стало для юного вампира неприятным известием.

Владыка Киленс распорядился отнести раненого Лангре в его спальню - тот временами приходил в себя, немного открывая глаза, а потом снова забывался. Слуги почти благоговейно укрыли бывшего владыку шкурами, и тихо переговариваясь между собой о том, что надо бы развести в комнатах огонь пожарче, удалились. Сейчас многих интересовал вопрос, кто именно останется главой клана, если Ринар выживет. Он или Гилнор? Но вот последнего это не заботило совершенно - сейчас он испытал огромное облегчение от того, что его друзья вернулись, вернулся Майер.

- Я очень волновался о тебе, - сказал юноша, обнимая блондина и встречаясь взглядом со стоящим позади Дориана Идрисом. Странное чувство заполняло Гилнора, когда он видел бледное лицо принца, пострадавшую руку, укутанную в повязку через плечо, и по-прежнему этот преданный пристальный взгляд, который, казалось, сдирал с юноши кожу.

- В последнее время я слишком часто совершаю нелогичные и бессмысленные поступки, - невесело усмехнулся Дориан, мельком глянув на Гилнора и тут же переводя взгляд на дверь, за которую унесли Лангре. Блондин выглядел совершенно замороженным и слишком неживым, уж насколько этот термин можно было применить к вампирам в общем.

- Просто только сейчас ты стал осознавать их бессмысленность и нелогичность, - усмехнулся Идрис позади, сквозь полузакрытые веки наблюдая за странной парочкой. Попытки Гилнора игнорировать его выглядели бы смешными, если бы принц мог иронизировать над тем, что оказалось выше него. Он хотел вернуться, и он вернулся вопреки всему, но нужен ли был он здесь - под строгим взглядом жёлтых глаз? В отрицательном ответе на этот вопрос Его Высочество практически не сомневался.

Обернувшись, Майер смерил Аллисона слабым подобием ехидного взгляда и неожиданно просто пожал плечами:

- Всё возможно. Не волнуйся, мне просто нужно отдохнуть и согреться. Уже завтра я буду в норме, - снова обратился он к Гилнору и, легко проведя ладонью по растрепавшимся волосам, пошёл в замок, оставляя царственных особ наедине. Не только Идрису не требовалось "разжёвывать" ситуацию, чтобы понять все подводные камни. Хотя сейчас замёрзшему уставшему и потерянному вампиру было практически наплевать на то, что решат между собой будущие главы кланов. Его судьба уже была решена.

Двор постепенно опустел: слуги разошлись, Жак со своми воинами тоже решил отдохнуть.

Оставшись с Идрисом наедине в запорошенном снегом дворе замка, Гилнор не знал, что сказать. Стало совсем скверно, и только отчасти это было из-за ухода Майера. Напряжение последних несколький дней только усилилось, превращаясь в раздражение - теперь Гилнор к тому же был обязан Идрису. Принцу Амир, который совершенно свободен был в своих решениях и не обязан рисковать собой ни ради клана Киленс, ни ради самого Гилнора. Младший Аллисон всегда служил себе и своей выгоде. Неужели он всерьёз рассчитывает на то, что ему на шею бросятся? Никогда!

- Вашему Высочеству не было необходимости так рисковать собой, - официальный тон Гилнора, словно незримой преградой отгораживал его от принца, но внутренности юноши сжались от волнения. Если бы они были друзьями, владыка Киленс просто бы обнял и поблагодарил за помощь - он понимал, что стоит хотя бы быть вежливым, но видеть ранение Идриса было больно, и хотелось закричать: "Какого чёрта ты влез в это?! Тебя никто не просил! Почему ты не хочешь оставить меня в покое?! Мне не нужно твоего благородства и таких жертв!"

- Это запрещается законами Вашего клана? - поинтересовался Идрис в том же официальном тоне. - Высочествам запрещается рисковать собой на землях Киленс... Что ж, я запомню. На будущее.

Ирония была единственным спасением Идриса, потому что быть отвергнутым во второй раз принц более, чем не хотел. И дело было даже не в уязвлённом самолюбии, которое и так изрядно пострадало. Дело было в самом Гилноре. Аллисон помнил его другим, не озлобленным и язвительным, как и положено владыкам, а добрым и тихим. С недавних пор последнее Идрис стал ценить куда больше.

- Пошли в замок, - тихо добавил он, словно не замечая той стены официальности, которую пытался выстроить Гилнор. - Замёрзнешь.

Заботливый тон выбил из юноши все остатки здравого смысла, словно уже этим Идрис посягал на его честь, а если выражаться более грубо - на его задницу. А ещё Дориан... холодный, чужой, будто они едва знакомы!

- Спасибо, но я хотел прогуляться, - ровно ответил юноша, но его янтарные глаза странно блестели, а пальцы немного дрожали. Он намерено чертил для Идриса границы дозволенного. - Я тебе теперь многим обязан, но я не люблю долго ходить в должниках, поэтому будет вполне справедливым определиться с размером и сроком уплаты этого долга прямо сейчас.

- Хорошо, - удивительно покорно отозвался Аллисон, спокойно глядя в прищуренные жёлтые глаза. - Но всё равно - пошли в замок, иначе уже окончательно замёрзну я, и тебе будет некому выплатить долг.

Белые хлопья снега падали из абсолютно чёрного даже для глаз вампиров неба, и тёмные волосы обоих уже покрылись им, наподобие меховых шапок. Идрис сделал несколько шагов к Гилнору, останавливаясь прямо перед ним и будто изучая несколько недовольных складок кожи на его лбу.

- Я не займу много времени от твоей прогулки, обещаю, - с этими словами принц обошёл юношу и открыл здоровой рукой тяжёлую дверь в замок, выжидающе глядя на своего собеседника.

Владыка Кеальстона немного помедлил, отдавая дань своей гордости, которая неизвестно откуда взялась, и вошёл внутрь. Они мновали холл - поднялись в кабинет.

Гилнор снял с плеч отточенный волчьим мехом полушубок и повесил на высокую спинку кресла, в котором очень любил сидеть Лангре.

- Зачем тебе всё это, Идрис? Ведь за Дорианом мог поехать только Жак... - Юноша грустно провёл пальцами по краю столещницы - по резному витиеватому узору, и наконец, задал вопрос, который давно его мучил: - Ты любишь его? Дориана.