Данный перевод выполнен специально для сайта www.jrward.ru. 2 страница

Полная и абсолютная сосредоточенность.

Джеймс подумал о женщине, которая будет носить это кольцо. Конечно, она должна быть красивой, но также очень независимой и не слишком эмоциональной. По правде говоря, даже у самых рациональных и успешных мужчин появляется блеск в глазах, когда они покупают подобные кольца для своих женщин. Будь то желание удивить её чем-то столь дорогим, или же гордость от мысли, что ты можешь позволить себе то, что доступно лишь 0,01 % населения, но, как правило, мужчины проявляли хоть какие-то эмоции.

Мистер ДиПьетро был холоден и тверд, как рассматриваемые им камни.

– Есть что-нибудь ещё, что я могу показать вам? – разочарованно предложил Джеймс. – Может сапфиры или рубины?

Клиент запустил руку в пиджак и вытащил толстый черный кошелек.

– Я возьму первое, которое вы мне показали, за два миллиона.

Когда Джеймс моргнул, Мистер ДиПьетро положил на стол кредитную карточку.

– Я плачу вам деньги и хочу, чтобы вы их отработали. Вы сделаете скидку на камень, потому что ваше дело нуждается в клиентах, как я.

Джеймс секунду обдумывал саму возможность осуществления сделки.

– Я… я ценю ваш проницательный взгляд, но цена – два миллиона триста тысяч.

Мистер ДиПьетро постучал картой по столу.

– Это – дебетовая карта[24]. Два миллиона. Прямо сейчас.

Джеймс быстренько сосчитал в уме. При такой цене у него по-прежнему остается прибыль в примерно триста пятьдесят тысяч.

– Думаю, что смогу это устроить, – сказал он.

Мистер ДиПьетро совсем не удивился.

– Мудро с вашей стороны.

– Что насчет размера? Вы знаете размер вашей…

– 7.7 карат – единственный размер, о котором ей следует беспокоиться. Мы позаботимся об остальном позднее.

– Как пожелаете.

Обычно Джеймс поощрял персонал к общению с клиентом, пока он упаковывал покупку и печатал оценку для страховых целей. Этим вечером, однако, он покачал им головой, когда Мистер ДиПьетро выхватил свой мобильный и начал набирать номер.

Оформляя все в бэк-офисе, Джеймс слушал разговор Мистера ДиПьетро по телефону. Не было никаких поддразниваний типа «Дорогая, у меня кое-что есть для тебя» или намеков «Я приеду навестить тебя». Нет, мистер ДиПьетро звонил не своей будущей невесте, скорее кому-то с именем Том насчет земельных вопросов.

Джеймс провел карточкой по считывающему терминалу. Ожидая подтверждения, он обрабатывал паром кольцо, периодически поглядывая на зеленый цифровой индикатор на терминале. Он не удивился, когда ему велели немедленно перезвонить по круглосуточной линии банка, учитывая сумму покупки, и как только он с ними соединился, представитель попросил передать трубку Мистеру ДиПьетро.

Перенаправив звонок на телефон в кабинет, Джеймс высунул голову из двери.

– Мистер ДиПьетро…

– Они хотят поговорить со мной? – Мужчина вытянул правую руку, сверкнув часами, и взял трубку. Прежде чем Джеймс успел отключить свою линию, Мистер ДиПьетро сделал это сам и начал говорить.

– Да. Да. Это я. Да. Да. Девичье имя моей матери – О’Брайан. Да. Спасибо, – он посмотрел на Джеймса, перенаправил звонок обратно в бэк-офис и положил трубку на место. – У них есть авторизационный код для вас.

Джеймс поклонился и вернулся в бэк-офис. Когда он снова появился, он держал в руке блестящий красный пакет с серебристыми ручками и конверт с чеком.

– Надеюсь, вы обратитесь к нам снова, если мы сможем быть вам полезны.

Мистер ДиПьетро взял то, что уже принадлежало ему по праву.

– Я планирую обручиться лишь однажды, но будут ещё и годовщины. Много годовщин.

Персонал расступился, пропуская его, и Джеймсу пришлось пробежаться к двери магазина, прежде чем Мистер ДиПьетро достиг её. Когда мужчина вышел, Джеймс снова закрыл дверь и посмотрел в окно.

Отъезжающая машина была эффектной: двигатель ревел, а яркие огни уличных фонарей отражались от черной поверхности, гладкой, как стоячая вода.

Джеймс обернулся и обнаружил Дженис, прилипшую к другому окну, сузив глаза. Можно было с уверенностью сказать, что она оценивала не его машину, а следила за самим водителем.

Странно, не правда ли. Человек не мог всегда казаться более состоятельным, чем он был на самом деле, и может, поэтому Мистер ДиПьетро был таким далеким: он мог приобрести все, что ему предлагали сегодня, и поэтому сделка для него ничем не отличалась от покупки газеты или банки колы для среднего обывателя.

По-настоящему состоятельный человек мог позволить себе все, и в этом его счастье.

 

***

 

– Без обид, но думаю, мне пора уходить.

Джим поставил на стол пустую бутылку и схватил кожаную куртку. Он уже выпил два Бада, и третий подведет его под «вождение в неТрэзвом виде», потому самое время сваливать.

– Не могу поверить, что ты уходишь один, – протянул Эдриан, пробегая глазами по Голубому Платью.

Она продолжала стоять под потолочным освещением. И все ещё смотрела. И от нее по-прежнему захватывало дух.

– Ага, Я и только я.

– Большинство мужчин не имеют такого самоконтроля. – Эдриан улыбнулся, сверкнув кольцом в нижней губе. – Впечатляет, на самом деле.

– Да, я святой, все верно.

– Ну, будь аккуратней за рулем, чтобы продолжить натирать свой нимб. Увидимся завтра на стройке.

Последовал круг рукопожатий, и потом Джим уже пробирался сквозь толпу. Он шел, бросая взгляды на обряженных в цепи и ошейники с шипами, возможно, также как и все эти готы пялились на него с танцпола: Какого черта ты здесь забыл?

Похоже, ливайсы и чистая фланелевая рубашка оскорбляли их «кожано-кружевные» чувства.

Джим выбрал траекторию подальше от Голубого Платья, и, оказавшись на улице, сделал глубокий вдох, будто прошел своего рода испытание. Но холодный воздух не принес желаемого облегчения, и когда он направился к задней парковке, его рука потянулась к нагрудному карману.

Он бросил курить, но даже год спустя рука непроизвольно тянулась за красным Мальборро. Его долбаная привычка была словно ампутированная конечность с фантомной болью.

Он повернул за угол и вышел на парковку, проходя мимо ряда машин, припаркованных передом к зданию. Все они были грязными, их крылья - покрыты технической солью и месячной грязью. Его грузовик, в самом конце третьего ряда, ничем от них не отличался.

По пути он оглядывался по сторонам. Эта была плохая часть города, и если на него нападут, он, по крайне мере, предпочитал видеть нападающего. Не то, чтобы он избегал хорошей драки. Он прошел через их множество в ранние годы, потом его тщательно тренировали в вооруженных силах, к тому же, благодаря его дневной работе, он находился в отличной форме. Но всегда важно…

Он замер, когда вспышка золота мелькнула на земле перед ним.

Сев на корточки, он поднял золотое колечко – хотя нет, это было кольцо для пирсинга, подобными те готы прокалывали свои тела. Он отскреб грязь и пробежался взглядом по машинам. Уронить мог кто угодно, и оно было не особо дорогим.

– Почему ты ушел без меня?

Джим застыл.

Черт, голос был также сексуален, как и все остальное.

Выпрямившись в полный рост, он повернулся кругом и взглянул поверх автомобильных багажников. Голубое Платье стояла примерно в десяти ярдах, прямо под охранным освещением – что заставило его задуматься, почему она всегда выбирала освещенные места?

– Здесь холодно, – произнес Джим. – Тебе лучше вернуться в клуб.

– Мне не холодно.

Разумеется. Точнее будет сказать, адски горячо.

– Ну… я пойду.

– Один? – Она подошла ближе, её каблуки оставляли следы на мягком асфальте.

Чем ближе она подходила, тем привлекательней становилась. Черт, её губы были созданы для секса, темно-красные и приоткрытые, а эти волосы…. Он мог лишь представлять, как они рассыпятся по его обнаженной груди и бедрам.

Джим затолкал руки в карманы джинсов. Он был намного выше девушки, но её походка, как неожиданный удар под дых, обездвижила его грязными мыслями, пылкими замыслами; уставившись на её совершенную бледную кожу, он гадал, была ли она такой же мягкой на ощупь, как казалась. И что скрывалось под этим платьем. Каково будет ощущать её под своим обнаженным телом.

Когда она остановилась прямо перед ним, он был вынужден сделать глубокий вдох.

– Где твоя машина? – Спросила она.

– Грузовик.

– Где он?

В этот момент холодный ветерок донесся с переулка, и она поежилась, поднимая стройные красивые руки, чтобы обнять себя. Её темные глаза, столь обольстительные в клубе, внезапно стали молящими… от неё было невозможно отвернуться.

Он собирался это сделать? Он собирался окунуться в эту женщину, как в омут, пусть даже на короткое время. Собирался?

Налетел ещё один порыв ветра, и она притопнула одной шпилькой, потом - другой. Джим снял кожаную куртку и сократил расстояние между ними. Не разрывая взгляда, он окутал её тем, что согревало его.

– Машина там.

Она потянулась и взяла его руку. Он повел её за собой.

Форд Ф-150 не слишком подходил для занятий сексом, но в нем было достаточно места, и, что более важно, он мог предложить ей лишь этот пикап. Джим помог ей забраться внутрь, затем обошел машину и сел за руль. Двигатель завелся быстро, и он выключил кондиционер, прекращая поток холодного воздуха, пока двигатель не прогреется.

Она пододвинулась на сиденье к нему, её грудь приподнялась под туго облегающим платьем, когда она приблизилась.

– Ты очень добрый.

Он себя таким не считал. Особенно не сейчас, с тем, что было у него на уме.

– Не мог позволить леди мерзнуть.

Джим окинул её взглядом. Она свернулась в его потрепанной кожаной куртке, склонив лицо, её волосы рассыпались по плечам, спадая в ложбинку между грудей. Она могла производить впечатление соблазнительницы, но правда в том, что она была хорошей девушкой, которая просто запуталась.

– Хочешь поговорить? – Спросил он, потому что она заслуживала лучшего, чем он хотел от неё.

– Нет. – Она покачала головой. – Нет, я хочу заняться… кое-чем.

Хорошо, Джим точно не был добрым. Он был мужчиной с женщиной на расстоянии вытянутый руки, и даже не смотря на излучаемую ею беспомощность, изображать с ней терапевта – не такой «горизонтали» он жаждал.

Когда она подняла глаза, они были по-сиротски грустными.

– Пожалуйста… поцелуй меня?

Джим сдержал себя, выражение её лица включило его тормоза, даже более того.

– Ты уверена в этом?

Она отбросила волосы за плечо и заправила за ухо. Когда она кивнула, бриллиант размером с монету сверкнул в её ухе.

– Да… очень. Поцелуй меня.

Пока она смотрела на него, не отводя глаза, Джим наклонился вперед, чувствуя себя пойманным в ловушку и ничуть не возражая этому.

– Я не буду торопиться.

О… Боже…

Как он и представлял, её губы были совершенно мягкими, и он осторожно коснулся их своими, боясь давить на неё. Она была сладкой, теплой и позволила ему задать осторожный темп, впуская его язык, потом она отодвинулась назад, чтобы его ладонь могла спуститься с лица на ключицу и… полную грудь.

Что изменило темп происходящего.

Она резко выпрямилась, стягивая его куртку.

– Молния на спине.

Загрубевшие от работы руки быстро её нашли, и он боялся испортить голубое платье, расстегивая замок. А потом он вообще перестал думать. Когда она сняла верх своего платья, обнажая бюстгальтер из кружева и атласа, который, вероятно, стоил как его грузовик.

Через тончайший материал проглядывались напряженные соски, и в тени, отбрасываемой тусклым светом приборной панели, они казались великолепными, как пир для голодающего.

– Моя грудь – настоящая, – сказала она тихо. – Он хотел, чтобы я вставила имплантаты, но я… я не хочу этого.

Джим нахмурился, подумав, что какой бы козёл это не предложил, он сам нуждался в операции на глаза, причем монтировкой.

– Не делай этого. Ты прекрасна.

– Правда? – Её голос дрогнул.

– Конечно.

Её робкая улыбка много значила для него, пронзая его грудь, уходя глубоко внутрь. Он знал все о темной стороне жизни, прошел через множество вещей, из-за которых день мог показаться вечностью, и он не пожелал бы ей ничего из этого. Хотя, казалось, у неё было достаточно собственных проблем.

Джим протянул руку и включил обогреватель, чтобы согреть её.

Когда он отодвинулся, она сдвинула в сторону одну из чашек бюстгальтера и взяла себя в ладонь, предлагая ему сосок.

– Ты восхитительна, – прошептал он.

Джим наклонился и обхватил её плоть губами, нежно посасывая. Когда она застонала и зарылась руками в его волосы, притягивая его рот к груди, Джима пронзила неукротимая похоть, такая, что превращает мужчин в животных.

Но вспомнив, как она смотрела на него, он решил, что не займется с ней сексом. Он позаботится о ней здесь, в кабине грузовика с запотевшими стеклами и работающим обогревателем. Он покажет ей, насколько она красива, насколько идеально было её тело на вид, ощущения и… вкус. Но он не возьмет ничего для себя.

Черт, наверное, он не так уж плох.

Уверен в этом? Вмешался внутренний голос. Ты действительно в этом уверен? Нет, он не был. Но Джим уложил её на сиденье, подложив под голову крутку в качестве подушки, и поклялся сделать все, как следует.

Боже… она была потрясающе красива, словно потерянная заморская пташка, нашедшая курятник в качестве приюта. С какой, блин, стати, она его хочет?

– Поцелуй меня, – выдохнула она.

Прямо перед тем, как переместить вес на свои сильные руки и склониться над ней, ему попались на глаза часы на приборной панели: 11:59. В эту минуту он родился сорок лет назад. Какое вышло день рождение.

 

Глава 3

 

Вин ДиПьетро сидел на обитом шелковой тканью диване в гостиной, декорированной в золотых, красных и кремовых тонах. Черные мраморные полы были укрыты антикварными коврами, книжные полки забиты первыми изданиями книг, и повсюду мерцали скульптуры из хрусталя, бронзы и черного дерева. Но больше всего впечатлял вид на город.

Благодаря стеклянной стене, растянувшейся по всей длине комнаты, Колдвеллские мосты-близнецы и небоскребы являлись такой же частью интерьера, как шторы, ковровые покрытия и предметы искусства. Открывался вид на город во всем своем великолепии - обширный, мерцающий пейзаж, который всегда был разным, несмотря на то, что здания оставались неизменными.

Апартаменты Вина в Коммодоре[25] занимали двадцать восьмой и двадцать девятый этажи элитной высотки, общей площадью в десять тысяч квадратных метров. У него было шесть спален, помещение для горничной, тренажерный зал и кинотеатр. Восемь ванных комнат. Четыре парковочных места в подземном гараже. И все помещения были именно такими, какими хотел он: каждый квадрат мрамора, кусок гранита, метр ткани или доска твердой древесины – все это было отобрано из лучшего собственноручно.

Он был готов к переезду.

Учитывая, как продвигаются дела, он планировал передать ключи новому владельцу в следующие четыре месяца. Может через три, в зависимости от того, как быстро бригады будут работать на стройплощадке.

Эти апартаменты были приличными, но то, что Вин строил на берегах Гудзона, делало их похожими на субсидированное жилье. Пришлось скупить полдюжины ветхих охотничьих домиков и дач, чтобы получить нужную площадь в акрах и береговую линию, но в итоге все встало на места. Он снес хибары, очистил землю и вырыл котлован размером с футбольное поле. Бригада уже монтировала каркас дома и работала над крышей, потом его команда электриков установит в доме центральную нервную систему, а его водопроводчики проведут артерии. Напоследок останется мелочь типа счетчиков и плитки, санузел и освещение, а также интерьер.

Все налаживалось, как по волшебству. И не только в отношении места его проживания.

Перед ним на стеклянной поверхности стола лежала бархатная коробочка из Рейнхарда.

Когда напольные часы пробили полночь, Вин откинулся на диванных подушках и скрестил ноги. Он – не романтик, никогда им не был, как и Девина – это одна из причин, почему им было так хорошо вместе. Она оставляла ему пространство, постоянно чем-то занималась, и была готова запрыгнуть в самолет, когда ему было нужно. И она не хотела детей, что являлось, несомненно, жирным плюсом.

Он не мог ввязаться в это. Грехи отцов и все такое.

Он и Девина не слишком долго знали друг друга, но их все устраивало. Это как с покупкой земли для проекта. Ты просто знаешь, рассматривая участок, что нужно строить именно здесь.

Разглядывая город с высоты птичьего полета, он вспомнил дом, в котором прошло его детство. Тогда он жил в паршивом двухэтажном домишке, и потратил много ночей, пытаясь выбраться оттуда. Во время шумных пьяных ссор его отца и матери, он хотел лишь вырваться на волю. Из-под контроля родителей. Из этого жалкого низшего-среднего класса[26]. Избавиться от себя, стать независимым. И только подумайте, именно так и случилось.

Он предпочитал такую жизнь и такой пейзаж. Он пожертвовал многим, чтобы подняться сюда, хотя удача всегда ему сопутствовала – как магия.

Но с другой стороны, чем усердней работал, тем удачливей становился. Он собирался здесь остаться, и к черту всех и вся.

Когда Вин снова посмотрел на часы, прошло сорок пять минут. Потом ещё полчаса.

Как только он потянулся вперед и взял бархатную коробочку, послышался щелчок передней двери, и он обернулся. Их коридора донесся стук шпилек по мраморному полу, приближающихся к нему. Точнее, проходящих мимо него.

Девина прошла мимо гостиной, снимая на ходу белую норку, открывая голубое платье от Эрве Лежера, которое она прикупила за его счет. К слову о сногсшибательном: роскошные формы её тела демонстрировали платье, а не наоборот; длинные ноги имели контуры изящней Лабутенов на ней, а темные волосы блестели ярче хрустальной люстры над её головой.

Ослепительна. Как всегда.

–Где ты была? – поинтересовался он.

Она замерла и оглянулась в его сторону.

– Я не знала, что ты дома.

– Я ждал тебя.

– Тебе следовало позвонить. – У неё были выразительные глаза миндалевидной формы и даже темнее, чем её волосы. – Если бы ты позвонил, я бы сразу пришла.

– Хотел сделать сюрприз.

– Ты… не делаешь сюрпризов.

Вин встал на ноги, спрятав коробочку в ладони.

– Как прошел вечер?

– Хорошо.

– Куда ты ходила?

Она обернула мех вокруг руки.

– Просто в клуб.

Он подошел к ней и раскрыл рот, стиснув в руке то, что купил для неё. Будь моей женой.

Девина нахмурилась.

– Ты в порядке?

Будь моей женой, Девина. Будь моей женой.

Он нахмурился, посмотрев на её губы. Они были полнее, чем обычно. Краснее. Но в этот раз на них не было помады.

Заключение резко ударило ему в голову, вызывая четкие воспоминания об его отце и матери. Оба пьяные в стельку, они кричали и бросались вещами друг в друга. Тема всегда была одной и той же, и он мог отчетливо слышать отцовский голос, полный ярости: «С кем ты была? Какого черта ты делала, женщина?»

Следующим пунктом на повестке дня была летящая в стену пепельница. Благодаря постоянной практике, мать неплохо натренировала руки, но водка сбивала её с цели, так что она попадала отцу в голову один раз из десяти.

Вин спрятал коробочку с кольцом в кармане пиджака.

– Хорошо провела время?

Девина сузила глаза, с трудом пытаясь определить его настроение.

– Я просто ненадолго вышла.

Он кивнул, гадая, были ли взъерошенные волосы укладкой, или же постарались мужские руки.

– Хорошо. Я рад. Я поработаю немного.

– Хорошо.

Вин отвернулся, и, покинув гостиную, через библиотеку прошел в свой кабинет, не отрывая взгляда от стеклянной стены и вида за ней.

Его отец верил в две вещи о женщинах: нельзя никогда им доверять, и они поставят тебя под каблук при первой же возможности. И как бы Вин не хотел унаследовать ничего от этого сукина сына, он не мог избавиться от воспоминаний о нем.

Парень был твердо убежден, что жена изменяет ему, во что верилось с трудом. Мамаша Вина красила волосы дважды в год, щеголяла с кругами под глазами цвета грозовых туч, а её гардероб ограничивался халатом, который стирался с той же частотой, что и красились волосы. Женщина никогда не выходила из дома, дымила как паровоз, а от её алкогольного дыхания с машин слезала краска.

И все же его отец почему-то думал, что мужчин это привлекает. Будто ей, которая и пальцем лишний раз не шевельнет, если только не нужно прикурить сигарету, хватало мозгов регулярно покидать дом в поисках мужиков, чей вкус к бабам сводился к пепельницам и пустым бутылкам.

Они оба били его. Ну, пока он не стал достаточно взрослым и более проворным. И возможно, единственным добрым поступком по отношению к нему, было то, что они убили друг друга, когда ему было семнадцать. Какая жалость, не правда ли?

Вин зашел в кабинет, сел за мраморный стол и окинул взглядом свой офис. У него было два компьютера, телефон на шесть линий, пара бронзовых ламп. Кресло из кроваво-красной кожи. Ковер цвета клена с узором «птичий глаз». Шторы черного, красного и кремового цветов.

Положив кольцо между одной из ламп и системным телефоном, он отвернулся прочь от своих дел, вернувшись к созерцанию города.

Будь моей женой, Девина.

– Я переоделась в кое-что более удобное, – Вин взглянул через плечо, получая полный обзор своей женщины, которая сейчас завернулась в прозрачно-черную сорочку.

Он развернулся в кресле.

– Заметно.

Когда она направилась к нему, её грудь покачивалась под тонкой тканью, и он почувствовал, как возбуждается. Ему всегда нравилась её грудь. Когда она заявила, что хочет вставить имплантаты, он быстро забраковал эту идею. Она была идеальна.

– Мне правда жаль, что меня не было здесь, когда ты хотел меня, – сказала она, снимая прозрачную накидку, опустившись перед ним на колени. – На самом деле жаль.

Вин поднял руку и пробежал большим пальцем по её чувственной нижней губе.

– Что случилось с твоей помадой?

– Я умыла лицо в ванной.

– Тогда почему осталась подводка?

– Я нанесла её заново, – её голос был льстивым. – У меня был с собой телефон. И ты сказал, что запланирована поздняя встреча.

– Да, сказал.

а положила руки на его бедра и наклонилась ближе, её грудь выпала из лифа её платья. Господи, она превосходно пахла.

– Прости, – простонала она, целуя его шею, вцепившись ногтями в его бедра. – Позволь мне загладить вину.

Девина коснулась губами кожи и лизнула.

Голова Вина откинулась назад, и он наблюдал за ней из-под опущенных век. Она была ходячей фантазией любого мужчина. И принадлежала ему.

Так почему же он не мог выплюнуть эти гребаные слова?

– Вин… пожалуйста, не злись на меня, – прошептала она.

– Я не злюсь.

– Ты хмуришься.

– Разве? – а когда он, собственно, вообще улыбался? – Ну, давай посмотрим, чем ты можешь поднять мне настроение.

Девины наклонила голову, словно она ждала именно такого приглашения. Она проворно развязала его галстук, расстегнула воротник и пуговицы на рубашке. Процеловывая дорожку к его паху, она расстегнула ремень, вытащила низ рубашки, царапая ногтями и зубами его кожу.

Она знала, что он предпочитал «пожестче», и ничего не имела против.

Когда она высвободила его эрекцию, Вин отбросил волосы с её лица, прекрасно зная, что, вероятно, не он один наслаждался её действиями: обе настольных лампы были включены, и значит любой, кто задержался в своем офисе в небоскребах напротив и имел при себе бинокль, получит первоклассное шоу.

Вин не остановил её, как и не выключил свет.

Девина любила публику.

Её губы обхватили головку, и Вин застонал, но тут же стиснул зубы, когда она заглотила его по самое горло. Она была очень хороша в этом, быстро подобрала ритм, который накрыл его с головой, и в процессе смотрела на него. Она знала, что он любил грязно, потому в последнюю секунду отстранилась, чтобы он кончил на её идеальную грудь.

Низко рассмеявшись, она взглянула на него из-под бровей, вся такая испорченная и ещё не насытившаяся девочка. Такой была Девина: изменчивая в зависимости от ситуации, хорошая девочка в один момент и шлюха в следующий. Её настроение, как маски, менялось по собственному желанию.

– Ты все ещё голоден, Вин. – Её изящная рука прошлась от прозрачного бюстье к трусикам-танго и замерла там, когда она растянулась на спине. – Не так ли?

При свете её глаза были не просто темно-карими, а интенсивно-черными, полными понимания. Она была права. Он хотел её. С того момента, как встретил на открытии галереи и привез домой вместе с Шагалом[27].

Вин соскользнул с кресла и встал между её ног, широко раздвигая их. Она была готова, и он взял её прямо на ковре рядом со столом. Секс оказался быстрым и жестким, но она словно с ума сошла, что подстегивало и его.

Он кончил в неё, и она простонала его имя, будто получила от него желанное.

Уткнувшись головой в красивый шелковый ковер, он тяжело дышал, и ему не нравились эти ощущения. Когда страсть ушла, он чувствовал себя не просто истощенным - он был опустошен.

Порой, чем больше он наполнял её, тем более пустым становился.

– Вин, я хочу больше, – сказала она низким, горловым голосом.

 

***

 

В раздевалке Железной Маски, Мария-Тереза ступила под горячую струю душа и открыла рот, позволяя воде омыть себя не только снаружи, но и изнутри. На подставке из нержавеющей стали лежал золотой кусок мыла, и она потянулась за ним, даже не оглядываясь. Надпись «Дайал»[28] на нем почти смылась, и значит, мыло хватит дня на три, не больше.

Она оттирала каждый дюйм своего тела, и слезы смешивались с мыльной водой, направляясь прямиком в водосток у её ног. В какой-то степени, это была самая трудная часть ночи, наедине с паром и дрянным мылом… Даже хуже чем исповедальня грусти.

Боже, от одного запаха «Дайал» на глаза набегали слезы - безусловное доказательство того, что Павлов[29] разбирался не только в собаках.

Закончив, она вышла из душа и схватила грубое белое полотенце. На холоде её кожа съежилась, словно панцирь, и она хотела продлить подобное натяжение, охватывая свои эмоции, желая снова взять их под контроль.

Снаружи кабинки она снова переоделась в джинсы, водолазку и ветровку, запихнув рабочую форму в сумку. Волосы пришлось сушить десять минут, прежде чем она приготовилась выйти в холодную ночь, а от сверхурочной работы в клубе она молила о наступлении лета.

– Ты уже собралась?

Через закрытую дверь раздевалки донесся голос Трэза, и она улыбнулась. Каждую ночь одни и те же слова, и всегда, когда она выключала фен.

– Две минутки, – отозвалась она.

– Без проблем. – Трэз имел это в виду. Он взял за правило провожать её до машины, независимо от того, как долго она собиралась.

Отложив фен в сторону, Мария-Тереза откинула назад волосы и скрутила в пучок густые волны…

Она наклонилась ближе к зеркалу. Во время своей смены она умудрилась потерять сережку, одному Богу известно где.

– Вот блин.

Накинув сумку на плечо, она вышла из раздевалки. Трэз стоял в коридоре, набирая что-то на своем Блэкберри.

Он убрал телефон в карман и окинул её взглядом.

– Ты в порядке?

Нет.

– Да. Выдалась неплохая ночка.

Трэз кивнул и двинулся с ней к черному входу. Когда они вышли наружу, она молилась, чтобы он не завел лекцию в своем стиле. По мнению Трэза о проституции, женщина могла выбирать, заниматься ли ей этим, а мужчины – платить ли им, но этот бизнес требовал профессионального подхода… черт, он даже увольнял девочек, не использующих презервативы. Он также был убежден, что если появляется хоть один намек, что женщине не по душе её выбор, ей следует предоставить возможность пересмотреть его и выйти из бизнеса.

Ту же философию проповедовал Преподобный в ЗироСам, и парадоксальность ситуации была в том, что именно поэтому большинство девочек не желали оставлять дело.

Когда они достигли её Камри, Трэз остановил её, положив руку на плечо.

– Ты знаешь, что я хочу тебе сказать, верно?

Она слегка улыбнулась.

– Твоя речь.

– Это не простое разглагольствование. Я имею в виду каждое слово.

– О, я знаю, – сказала она, доставая ключи. – Ты очень добр, но я именно там, где должна находиться.

На мгновение ей показалось, что его глаза сверкнули хризолитовым светом… но, скорее всего, это проделки охранного освещения, которое заливало светом всю заднюю часть здания.

И когда он просто уставился на неё, будто подбирал слова, она покачала головой.

– Трэз… Пожалуйста, не надо.

Сильно нахмурившись, он тихо выругался, затем вытянул руки.

– Иди сюда, девочка.

Наклонившись вперед, она оказалась укрытой его силой. Интересно, каково это, иметь такого мужчину, хорошего, не идеального, но достойного, который ведет себя правильно и заботится о других?

– Твоё сердце больше не лежит к этому, – прошептал Трэз ей на ухо. – Тебе пора уйти.

– Я в порядке…

– Лжешь, – когда он отстранился, его голос был таким уверенным и твердым, и ей показалось, что он смотрит прямо ей в душу. – Позволь дать тебе деньги, в которых ты нуждаешься. Ты вернешь мне их потом. Без процентов. Ты не создана для этого. Кто-то – да. Ты – нет. Твоя душа здесь чахнет.