Анализ спектакля «Дядя Ваня» (Государственный драматический театр на Васильевском), режиссёр Владимир Туманов, художник-постановщик Елена Дмитракова

 

 

Курсовая работа в семинаре

по театральной критике

студентки I курса

театроведческого факультета

(бакалавриат)

Добычиной Я.Г.

 

Руководитель семинара

Таршис Н.А.

 

Санкт-Петербург

 

Почти все пространство сцены, которое в Театре на Васильевском и так довольно скромных размеров, занято огромным круглым столом, что создаёт ощущение некой «зажатости». Он окружён табуретками, расставленными на сцене «островками». Некоторые из них перевёрнуты. На заднем плане с левой стороны расположен невысокий кустарник, а сразу за ним – силуэты давно высохших высоких деревьев. На столе стоит вскипячённый самовар. Полоска тусклого света выхватывает выходящую из многослойного задника сцены, словно из лабиринта, няню Марину (Татьяна Малягина). На ней шерстяной платок и черное одеяние. Она садится за стол, крестится и начинает шумно пить чай из блюдечка. Ее движения - заученные, механические, упорядоченные - отражают тщательный ежедневный устоявшийся порядок вещей.

Надо сказать, что в постановке Владимира Туманова регламент и устав являются неотъемлемой частью жизни героев, живущих в имении. Но этот устав разрушается, когда в их жизни появляется супружеская пара Серебряковых, которая как раз-таки этот установившийся порядок вещей не соблюдает. В первую очередь это коснулось Ивана Петровича Войницкого (Михаил Николаев), безжизненное тело которого из-под огромного стола вытаскивают няня Марина и Михаил Львович Астров (Сергей Лысов). Он появляется на свет словно новорождённый, слепой. Он не в состоянии самостоятельно даже совершить ежеутренний ритуал умывания, о чем трогательно заботится няня Марина. Осматривая себя, ему становится неловко от осознания того, что его жизнь течёт не так, как прежде. Одет он небрежно: порванная белая рубаха, измятые чёрные брюки. Но несмотря на свой вид и внешнюю беспомощность, Войницкий находится в философском расположении духа: небрежный вид ничуть не мешает ему рассуждать о своей жизни, о профессоре Серебрякове. А самовар продолжает остывать, и те, для кого он был предназначен, еще не появились перед зрителями. Эта маленькая событийная характеристика имеет важное значение для эмоциональной окраски происходящего.

Наконец большой монолог Войницкого прерывают радостные возгласы и пение. Отставной профессор Серебряков (Михаил Долгинин) с молодой супругой Еленой (Елена Мартыненко), звонким сопрано выводящей «O, sole mio» (словно отголосок её прошлой жизни выпускницы консерватории; этой же песней под аплодисменты она завершит первое отделение спектакля), Илья Ильич Телегин (Дмитрий Евстафьев) и маменька Войницкого, Мария Васильевна (Наталья Кутасова), в буквальном смысле разрывают неспешный, исповедальный момент, который был во время эмоционального монолога Войницкого.

 

Этот первый выход четы Серебряковых весьма характерен своей искусственностью. Разыгрывается настоящая семейная идиллия, которая в отсутствии посторонних любопытных глаз вовсе таковой не является. Создаётся отчётливое впечатление игры на публику. Частью этой публики, как ни странно, является даже пришедшая вместе с супругами с прогулки Мария Васильевна, боготворящая профессора. Примой этого псевдоспектакля становится Елена Андреевна, сейчас она сосредотачивает на себе внимание всех прочих героев.

Итак, все в сборе и наконец-то состоится чаепитие, это ожидается как праздник. Однако оно будет сорвано - профессор потребует чай к себе, он не захочет пить со всеми. Сорванный чай! Мелочь? И вновь Туманов подчеркивает фирменное чеховское – интерпретация незначительного факта. Эта «мелочь» так подействует на Войницкого, что вынудит прокричать свой монолог: «Двадцать пять лет он пережевывает чужие мысли о реализме, натурализме и всяком другом вздоре; двадцать пять лет читает и пишет о том, что умным давно известно, а для глупых неинтересно: значит двадцать пять лет переливает из пустого в порожнее. […] Его вторая жена, красавица, умница – вышла за него, когда он уже был стар, отдала ему молодость, красоту, свободу, свой блеск. За что? Почему?».

Елена Андреевна в интерпретации Туманова представлена женщиной, ведущей созерцательную жизнь. Как и Войницкий, Елена Андреевна понимает, что её жизнь не имеет смысла, что она молода, красива, но живёт бездарно и бесцельно. Спасение своё она видит лишь в одном – убежать, улететь «вольной птицей подальше от всех вас…». Елена Мартыненко в образе Елены Андреевны совершенно обособлена от других героев. В ней чувствуется лёгкость, ощущение будто она вот-вот оторвётся от земли и улетит далеко-далеко от суеты и серости этого мира. Она отличается от других не только в плане внешнего вида (белое платье и шляпка с цветами), но и мягкими переливами голоса, певучей интонацией, спокойными неторопливыми движениями. То, как она передвигается по сцене, действительно характеризует её как сказочную героиню, женщину, сошедшую со страниц детской книжки.

Обособленность Елены Андреевны проявляется также и в её отношениях с Серебряковым. Это очень ярко проявляется в сцене, где профессор стремится к физической близости с супругой. Но немощность мешает ему удовлетворить эту естественную потребность, что приводит его в состояние отчаяния. Он желает победить барьер в виде старости и усталости, кричит, топает ногами и краснеет от злости, обиды, но все равно терпит неудачу. Он начинает оправдываться, пытается доказать себе, что благодаря своим трудам и заслугам на научном поприще он имеет право на уважение по отношению к себе. В порыве страсти он опрокидывает жену ничком на стол. Но Елене Андреевне нет никакого дела до страстей Серебрякова – она мечтает улететь вольной птицей. Боль и страдание профессора в этой сцене полностью противопоставлены душевному состоянию его супруги. Её неожиданный звонкий смех приводит Серебрякова в лёгкий ступор. Этот момент, по сути своей, комичен. Туманову очень важно показать некую трансформацию одного жанра в другой. В этом, казалось бы, драматичном моменте действительно прослеживаются нотки комизма, неловкости. Этот приём будет прослеживаться и далее.

«Никто не оспаривает у тебя твоих прав!» - выкрикивает она, накидывая на голову белую помятую скатерть.

Она одета в розовый пеньюар, на ногах лакированные туфли на невысоком каблуке, сетчатые чулки, волосы её растрепаны. Вообще, наряды этой героини заслуживают отдельной темы. За всё время спектакля она меняет их трижды (не считая вышеописанного будуарного варианта): первый - роскошное белое платье с широкополой шляпой, украшенной цветами, второй - алое и кружевное. Но в момент прощания с Астровым, окончательного отъезда из имения на ней строгое платье чёрного цвета и такое же чёрное пальто застегнутое на все пуговицы поверх него. Чёрный, как известно, цвет печали и тоски по безвозвратно утраченному. Вот и здесь мы видим в буквальном смысле траур по ушедшей в небытие молодой и красивой жизни. Жизни, растраченной впустую. Семантика цвета нарядов Елены Андреевны это своего рода эволюция: от пестреющей свежести сельского летнего быта до тоски разочарования и утраченных надежд.

Она, безусловно, равнодушна к мужу. И Серебряков не может этого не замечать. Но и он ведет себя далеко не интеллигентно. У Серебрякова, помимо старческих болезней, с возрастом развились привычки, которые разрушают привычный распорядок деревенского уклада, привычки, от которых он не намерен отказываться: ночная работа, поздний подъем. Серебряков Туманова – это одетый с иголочки, эгоистичный старик, пытающийся подчинить образ жизни окружающих его людей своим капризам и болячкам. Цепляясь за стул, волоча больные ноги вслед за ним – он цепляется за прошлое, а Елена Андреевна единственная, кто связывает Серебрякова с его лучшими днями, когда он был любим и уважаем. Нынче же жена отказывает ему в ласке. Елена Андреевна резюмирует происходящие в словах, обращенных к дяде Ване: «Неблагополучно в этом доме…». Ещё раз подчёркивается обособленность героини в постановке Владимира Туманова. Так, например, в диалоге с Войницким она сидит за столом, подперев голову рукой, и задумчиво смотрит в зрительный зал. Её мысли заняты вовсе не мужем, и не любовью Войницкого.

Интерес вызывает ещё один персонаж, который, на мой взгляд, совершенно не вписывается в рамки жизненного уклада и интересов остальных героев. Речь идёт об Астрове. Необычен в нём не столько внешний вид (с виду помятая рубашка и полурастёгнутая жилетка), сколько его залихватская манера поведения: пьяная походка, лёгкие подпрыгивания и голос, временами переходящий на высокие обертона.

Искренность и непосредственность его поведения, его заразительная веселость («Ходи хата, ходи печь, хозяину негде лечь») является его отличительной чертой. Его интонации порой насмешливы, порой задумчивы. Рассердившись на няньку, Астров начал ругать и соседей-"чудаков", и болеющих мужиков, завершив реплику «…ничего я не хочу, ничего мне не нужно, никого я не люблю…». И тут же, подавляя свое раздражение на весь белый свет и понимая, что напрасно рассердился на Марину, подошел, обнял ее, произнеся: «Вот разве тебя только люблю. У меня в детстве была такая же нянька». Астров Туманова – настоящий, искренний и правдивый.

Все попытки Астрова бороться с равнодушием и потребительским отношением к природе напоминают отчаянные крики человека посреди выжженной пустыни – он пытается достучаться до окружающих, поселить в них хотя бы каплю участия и деятельного отношения к лесу и людям. Однако, выбирает заведомо неплодородную для этого почву и потому - терпит крах. Все его возвышенные цели растворяются в мелочной суете и серой повседневности. «Мир погибает не от разбойников, не от пожаров, а от ненависти, вражды, от всех мелких дрязг» - эти слова Елены Андреевны, сказанные в диалоге с Войницким, и послужили основой для постановки Владимира Туманов. Еще раз вспомним, что трагикомедия о «мелких дрязгах» не случайно начинается с мелкой же дрязги: «Самовар уже два часа на столе, а Серебряковы гулять пошли!».

Герой, давший название пьесе - Дядя Ваня - кто он у Туманова? Он не имеет особых талантов, но имеет амбиции быть приобщенным к деятельной жизни. Обслуживая талант Серебрякова, выполняя для него «черную» исследовательскую работу, он честно пытался наполнить свою жизнь особым содержанием. Но вместе с осознанием никчемности деятельности профессора к Войницкому приходит и осознание собственной никчемности. Туманов нарочито подчеркивает это обстоятельство. Михаил Николаев в образе Войницкого - это скромный, добрый и искренний человек. Примечателен он тем, как его довольно-таки большая комплекция взаимодействует с его мизансценами. Он всё время как бы поодаль от всех остальных героев. В его образе, несомненно, есть элементы комического. Капюшон на голове во время выстрелов в Серебрякова – это своеобразный карикатурный образ смерти. А появление на сцене во время страстного диалога Елены Андреевны и Астрова не может не вызывать улыбку: Войницкий предстаёт перед зрителем несуразным, растрёпанным. Он держит букет роз над головой и, словно ребёнок, произносит: «А я всё видел». Таков этот герой у Туманова: он самый настоящий ребёнок. Тем комичней становится исход его намерений выстрелить в профессора. Покушение оканчивается неудачей, ведь оба выстрела оказались промахами. В заключительной сцене самой постановки Войницкий появляется перед зрителями в весьма своеобразной мизансцене. Он открывает створку в центре стола, с которым он взаимодействовал на протяжении всего спектакля, и предстаёт перед зрителем в чёрном плаще, но через секунду снимает его. Теперь на нём белое одеяние, что даёт ему некое сходство с ангелом. На его груди свет от прожектора выводит фигуру, похожую на сердце. В этой сцене очень чётко прослеживается внутреннее и внешнее очищение героя. Теперь он свободен. В этом контексте слова Сони из её последнего монолога приобретают более конкретное значение.

Режиссер искренне любит этого персонажа. И не оставляет его в одиночестве. Его судьбу разделяет Соня, чьи проникновенные слова, становятся гимном надежде, вере в лучшую судьбу в лучшем же из миров. Доходя в своём монологе до кульминации, она встаёт на маленький стульчик прямо на краю сцены. На её глазах видны слёзы. Наталья Корольская придаёт своему образу детскую непосредственность, чистоту и надежду на лучший исход. На минуту Войницкий отрывается от бумаг и счетов и смотрит на племянницу сначала с удивлением, а потом с такой же надеждой: «Мы отдохнем! Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах, мы увидим, как все зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир, и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка».

Ещё одним персонажем, заслуживающим пристального внимания, является Мария Васильевна, мать Войницкого. Она раскрыта Тумановым как маленькая трогательная старушонка. В моменты сильного эмоционального возбуждения она вдруг начинает лихорадочно бегать между «островками» из табуреток или в друг ни с то ни с сего бить героев по голове пыльной нотной тетрадью. Одета она также довольно экстравагантно: большие очки, платье скучного темно-зеленого цвета и вычурная красная шляпка, украшенная цветами и перьями. Пожилая женщина не хочет сдаваться на милость недуга: «Одним глазом она смотрит в могилу, а другим ищет в своих умных книжках зарю новой жизни». Осуждая сына, Мария Васильевна в буквальном смысле боготворит профессора. Каждое слово, произнесённое им, она воспринимает как истину в последней инстанции. В некоторых моментах, слыша очередную реплику Серебрякова, она даже жмурит глаза, словно маленький ребёнок, услышавший похвалу. Даже на его предложение о продаже имения она реагирует с улыбкой. Она стремительно встаёт со стула и вместе с Серебряковым, Еленой Андреевной и Телегиным начинает танцевать, радуясь такому, как ей кажется, единственному правильному исходу.

Как ни странно это звучит, но один из персонажей этого спектакля – это стол! Сценографические решения выстраиваются вокруг стола как пространственной доминанты: стол объединяет персонажей за чаем, разъединяет вокруг обсуждения судьбы имения, это и место любовных игр, и способ приподняться над суетностью и бессмысленностью жизни (Войницкий вообще срастается с ним: сидя, стоя, лёжа, укрываясь под густыми складками его скатертей). Стол – символ перерождения и перехода – финальный лейтмотив спектакля. А ещё круглый стол символ равенства. Для героев Туманова – это равенство отсутствия жизненных перспектив, разрушенных смыслов и надежд…

Особое внимание стоит обратить на музыкальную составляющую постановки. В большинстве своём это фортепианные спокойные мелодии. Здесь есть определённая связь с консерваторским прошлым Елены Андреевны. Каждая из этих музыкальных тем создаёт необыкновенный ассоциативный ряд, и это уже не просто фон, а непосредственно образ самой героини, играющей на инструменте. Спокойствие и размеренность мелодий полностью противопоставлено тому, что происходит на сцене: в душе Войницкого во время короткого «восстания» против профессора идёт буря, готовая разрушить всё вокруг, но на сцене звучит спокойная Prelude 13(она же звучала и при первом появлении Ивана, расставании Астрова с Еленой и в сцене Елены и Ивана во время грозы), как знак напрасных усилий героев повернуть положение дел в лучшую сторону. Её следует выделить в качестве основной музыкальной темы всего спектакля. Не потому что она звучит лейтмотивом в большинстве эпизодов, а потому что она как нельзя лучше иллюстрирует безысходность ситуации, в которой оказались все персонажи.

Прекрасная и захватывающая сцена Астрова и Сони сопровождается мелодией, в ходе которой еле слышны раскаты грома и порывистый ветер, а ближе к финалу - утреннее пение птиц... И музыка, и мизансцена объединяющая двух героев, стоящих на огромном столе и воздевших ладони над головами друг друга, словно закрывая друг друга от дождя, на мгновение переносит действие в совершенно другое измерение. Измерение, где они оба всё-таки будут вместе. Но музыка затихает, и мы возвращаемся в мир реальный, где Соня, в эйфории бегающая вокруг стола, ещё не знает, что её любимый человек попросту не сможет ответить ей на её чувства. 19 Nocturnes: No. 2 In E Flat Major Op. 55при появлении четы Серебряковых, Телегина и Марии Васильевны создаёт атмосферу лёгкости, но, в то же время, как уже было отмечено, искусственности, театральности происходящего.

Стоит отметить финальные поклоны пред зрителями. Эта мизансцена весьма метафорична: все герои стоят на столе, окружив пару Войницкого и Серебряковой, которые, прильнув к друг другу, держатся за руки, исполняя мечту Войницкого и оправдывая затаенную надежду зрителя на светлый финал истории.

Подводя итоги, стоит обратить внимание на то, как Туманов строит свою постановку. Во-первых, нужно отметить его так называемые трансформации из жанра в жанр. Я уже отмечала это при описании сцены с Серебряковым и Еленой Андреевной. В том случае драма о страдании профессора и ощущение им собственной никчёмности сводится до комедии. Ощущается некоторая неловкость по отношению к обоим персонажам. Туманов дополняет его довольно-таки смелыми мизансценами, в которых профессор опрокидывает свою жену на стол и задирает её пеньюар почти до бёдер. Также в сцене присутствуют некоторые актёрские приёмы. Елена Мартыненко в момент сильного накала страстей начинает громко и звонко смеяться, что добавляет моменту ещё и ощущение фарса. А Михаил Долгинин в образе профессора, в гневе доходя до высшей точки, краснеет и бьёт рукой по столу. Та же трансформация из жанра в жанр происходит и в кульминационной сцене, входе которой Серебряков объявляет о продаже имения. Здесь стоит отметить выразительную актёрскую игру Натальи Кутаосовой в образе Марии Васильевны. Узнав о продаже имения и о, как ей самой кажется, удачном исходе, она резко встаёт со стула и объединяется с Телегиным, Серебряковым и Еленой Андреевной в пляс, схожий с кордебалетом. При этом на сцене звучит спокойная фортепианная мелодия. Эта в какой-то мере клоунская мизансцена будет влиять на поведение Войницкого и его импульсивное намерение застрелить профессора. Во время этого коллективного радостного танца мизансценически Войницкий остаётся как бы поодаль, и на его лице виден нарастающий гнев.

Подобные переходы из жанра в жанр, клоунские мизансцены, противоречия и ярко выраженные противопоставления героев являются отличительной чертой данной постановки. Удивительно и то, с какой неожиданной стороны раскрыты некоторые персонажи. Так, например, Мария Васильевна в постановке Туманова, карикатурно семенящая между «островков» из табуреток, поистине комична. А Михаил Львович Астров в своей заразительной весёлости на фоне хандры Войницкого не может не вызывать и улыбку.