Что же надо знать о стенокардии и инфаркте? 7 страница

Вот зашла пожилая, скромно одетая женщина. По-видимому, она не совсем хорошо себя чувствовала. Встав навстречу, он подвёл её к столу, поставил стул и помог сесть. Женщина от волнения долго не могла говорить, вытирала глаза платком. Он терпеливо, участливо ждал, пока она успокоится, а заметив, что она никак не может прийти в себя, позвонил секретарю и попросил принести стакан чаю и поставил перед женщиной.

Оправившись, она изложила свою просьбу. Невольно прислушиваясь, я уловил, что женщина пришла не по адресу, ей надо было обратиться к кому-то другому, но ректор, выслушав её, позвонил в несколько адресов и добился положительного решения вопроса.

Затем к нему пришли сотрудники его кафедры. Один из них, похоже, допустил какую-то большую ошибку. Кирилл Яковлевич, указывая на ошибку, не распекал сотрудника, а выразил сожаление и попросил найти выход из положения.

В кабинете стояло несколько шкафов с книгами. Тихо, чтобы не отвлекать разговаривающих, мы подошли к шкафам. Большинство трудов составляли исследования верхних слоев атмосферы. Тут же была целая полка книг К. Я. Кондратьева. Автор один и тот же, а названия книг разные. И книги солидные, многие изданы за рубежом.

Когда Кирилл Яковлевич, освободившись, подошёл к нам, я спросил:

— Когда вы успели написать столько книг?

— Вы знаете, мне нередко задают этот вопрос,— улыбаясь, ответил он. — Я обычно отвечаю, что для этого надо больше сидеть за письменным столом. Я бы, может, и больше написал книг, да вот видите... профессиональная болезнь. — И он показал довольно внушительную мозоль на ногтевой фаланге третьего пальца правой руки — свидетельство большой и длительной работы за письменным столом.

— Однако, — сказал я, — чтобы столько написать, надо ещё и много знать. Экспериментировать! Вы же ещё так молоды.

Он улыбнулся и перевёл разговор на другую тему.

Вошла секретарь и доложила, что заместитель министра просвещения, находившийся в университете, просит разрешения зайти попрощаться.

— Пожалуйста, пригласите его, — попросил Кирилл Яковлевич.

— Разрешите нам выйти, чтобы не мешать вашему разговору.

— Не беспокойтесь, пожалуйста, он зайдёт на минуту, только попрощаться. У него было дело к академику Л., и сейчас он собирается уехать.

Заместитель министра, сравнительно молодой человек, держался просто и с большим уважением к хозяину. Ректор принял его очень вежливо, с доброй улыбкой. Но эта улыбка и эта вежливость были нисколько не больше, чем те, что были у него при встрече с той незнакомой ему женщиной.

Когда, провожая гостя в соседнюю комнату, Кирилл Яковлевич вышел, один из моих спутников негромко продекламировал:

 

— Украшен разум скромностью обычно,

И добротой украшено величье!..

— Вы, конечно, заметили, — сказал я, — что женщина обратилась не по адресу. Как бы на его месте поступил другой? Пожалуй, мог бы сказать, что это меня не касается, и она ушла бы не только разочарованной, но и совсем больной. А он, потратив десять-пятнадцать минут, помог ей, и она ушла от него счастливая, благодарная.

Но вот решили и наш вопрос. Уходя, мои спутники спросили у ректора:

— Кто эти люди? — показали на портреты, висевшие на стене. — Мы знаем одного только Менделеева.

— Члены учёного совета университета, но только бывшие. Менделеев проработал в университете чуть не пятьдесят лет. Математики Ляпунов и Чебышев — основатели так называемой Петербургской школы математиков, химик Лебедев — изобретатель синтетического каучука, физик Теренин и многие другие.

Кирилл Яковлевич с уважением относится к своим учителям, предшественникам. Недаром Александр Сергеевич Пушкин писал: «Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно; не уважать оной есть постыдное малодушие». А Карамзин говорил: «Государственное правило — ставить уважение к предкам в достоинство гражданину образованному».

Не так давно я получил письмо из Киренска, моего родного города. Писали ребята той школы, где я учился.

«Уважаемый Фёдор Григорьевич!

Пишут Вам мальчишки из города Киренска, что расположен на реке Лене. Недавно мы прочитали в нашей районной газете «Ленинские зори» статью о Вас, о Вашем труде и решили написать Вам письмо.

У нас в школе много мальчишек. Многие хорошо учатся, активно участвуют в жизни школы. А вот некоторые учиться не хотят, в школу ходят лишь бы отсидеть, плохо ведут себя, нарушают дисциплину, хотя мечтают стать лётчиками, врачами, космонавтами.

Фёдор Григорьевич, у нас к Вам просьба: скажите нам, что надо делать сейчас мальчишкам, чтобы стать потом уважаемыми людьми, настоящими мужчинами? Напишите, пожалуйста, какой случай Вам запомнился на всю жизнь, когда Вы были мальчишкой. Как Вы дружили? Кто у Вас считался настоящим мальчишкой, за что? Чем Вы занимаетесь сейчас? И ещё, Фёдор Григорьевич, просим Вас отправить нам Вашу фотографию.

У нас в конце декабря в школе будет проходить слёт мальчишек, где мы поведём разговор о том, что надо делать мальчишкам уже сейчас, чтобы стать настоящими мужчинами.

Ждем с нетерпением ответа.

С уважением мальчишки киренской восьмилетней школы № 3».

Признаться, письмо это меня немало озадачило. Мальчишкой я был так давно, что решительно забыл особенности психологии этого возраста, интересы ребячьего племени. С педагогикой как наукой тоже незнаком. Однако отвечать нужно. И я стал перебирать в памяти своих друзей, знакомых — людей, которые мне импонировали своими достоинствами, которых можно было бы поставить в образец ребятам. Вспомнил Кондратьева, московского писателя Петра Трофимовича, таких людей, конечно, встречалось много в моей жизни, о каждом хоть садись и пиши книгу, но надо быть писателем, чтобы высветлить в человеке главное, изобразить черты его характера. Вот хотя бы и Кирилл Яковлевич Кондратьев — как рассказать о нём? Да и никаких подробностей из его жизни я не знаю.

Вот так ребята поставили передо мной серьёзную задачу. Вроде бы пустяк дело — написать письмо школьникам, а поди ты напиши.

Как раз на то время позвонил мне мой добрый знакомый, профессор русской литературы Пётр Сазонтович Выходцев.

— Фёдор Григорьевич, — говорит он, — не можете ли вы посмотреть моего друга — профессора Зубова Владимира Ивановича. Что-то у него не в порядке. Не то печень, не то сердце.

Профессора Зубова я не знал в лицо, но добрая слава о нем, порой восхищенные отзывы слышал давно. Да, в Ленинграде он человек почти легендарный.

Я не стал откладывать надолго посещение больного и в ближайшее время, созвонившись с Владимиром Ивановичем, поехал к нему на квартиру. Дверь открыл молодой человек высокого роста, крепкого сложения. Предложив мне раздеться, он крикнул: «Папа, к тебе!»

В переднюю вышел коренастый человек на вид чуть более сорока лет. Он протянул руку, но не точно по направлению ко мне, а несколько в сторону. Поздоровавшись, я внимательно посмотрел ему в глаза. И понял: он ничего не видит...

Я был поражён. Как! Неужели этот человек, сделавший так много в науке, слепой?!

И вот мы сидим за столом. Я узнаю печальную историю.

...По лесу идёт 14-летний мальчик, почти юноша, коренастый, крепкий, как молодой дубок. Это Володя Зубов. Мимо его любознательного взгляда ничто не проходит незамеченным. Около ямы от взорвавшейся бомбы он видит блестящий предмет. С интересом разглядывает, вертит его в руках. А что там, внутри? Все так прочно сделано, не разберёшь. Но вот лежит какая-то металлическая скоба, а вот и камень. Сейчас он докопается до сердцевины. Узнает, что это такое... Удар камнем... Взрыв... И окровавленный мальчик упал на траву.

Долгие месяцы и годы лечения... Впившиеся в лицо осколки повредили глаза, веки. Глаза подлечили, зрение понемногу начало восстанавливаться. Но раны вокруг глаз, рубцуясь, выворачивали веки, и ресницы то и дело ранили глаза... Несколько лет продолжалась борьба врачей с тяжёлым недугом. Мальчик мужественно переносил многочисленные операции, перевязки, помогая врачам... Но все оказалось напрасным. К 18 годам Володя Зубов совсем ослеп.

Несмотря на болезнь, операции, перевязки, боли и страдания, Володя не прерывал учения. Среднюю школу он закончил с отличием и поступил на первый курс физико-математического факультета Ленинградского университета. Через четыре года блестяще закончил пятилетний курс университета и был оставлен при кафедре. А ещё через год защитил кандидатскую диссертацию. Через три года — в то время ему было двадцать шесть лет — он представил оригинальную работу в качестве докторской диссертации.

Его избрали заведующим кафедрой прикладной математики. В то время у руководства университетом в Ленинграде уже стоял Кирилл Яковлевич Кондратьев. Как большой учёный, он сразу же оценил не только научное, но и государственное значение открытий Зубова. Был создан целый новый факультет прикладной математики — процессов управления, деканом которого стал профессор Зубов. Правительство, заинтересовавшись работами молодого учёного, специальным решением субсидировало его научные изыскания. За 15 лет профессорской деятельности, к 45 годам своей жизни, он опубликовал 14 книг, из которых многие были переизданы за рубежом. Министерство высшего образования вынесло специальное решение о переиздании всех книг профессора Зубова. В 1968 году за работы по теории автоматического регулирования он получил Государственную премию.

Осмотрев его, я заметил явно выраженные признаки стенокардии. Предложил ему лечь в клинику.

Больному у нас с каждым днём становилось лучше И вот мы его выписали, и он вновь принялся за свою многотрудную работу.

Растёт новое поколение Зубовых. У Владимира Ивановича шестеро детей. Два старших сына учатся в Московском университете на физическом факультете. Он решил: «Пусть учатся в Москве, чтобы не говорили, что в Ленинграде их папа тянет». Только один из сыновей поступил в Ленинградский университет и учится отлично.

Супруга его, также математик, старается не отставать от мужчин. Несмотря на большую семью, она сама закончила и защитила докторскую диссертацию.

Я люблю эту семью и бывал у них не раз. Хлебосольные и приветливые, у них стол всегда накрыт, и всегда у них народ. Приходят ученики, товарищи по работе, друзья. И всем у Владимира Ивановича найдётся и доброе слово, и приветливая улыбка. Какой неугасимый огонь самых благородных человеческих чувств горит в сердце этого необыкновенного человека!

Глядя на детей Владимира Ивановича, разговаривая с ними, зная, что они хорошо учатся, я подумал: какое счастье, что им есть с кого взять пример.

Сколько в этом человеке заложено неиссякаемой энергии, трудолюбия и любви к людям! Но все это на фундаменте больших знаний. Ведь он всю жизнь учился отлично, а главное, он и сейчас продолжает учиться. Без труда даже большой талант завянет, а труд любые способности развивает.

Воля, трудолюбие, упорство... Черты характера замечательные, они прежде всего отличают настоящего мужчину, но мои киренские ребята хотят иметь и многие другие достоинства, они хотят быть и честными, и волевыми, и красивыми душой — одним словом, людьми достойными, благородными.

Но что же такое честность? Какие свойства человека составляют понятие благородства?

Вопросы нелёгкие. Горы книг написаны о честных, благородных людях. И каждая эпоха, каждый небольшой отрезок времени вносит свои поправки в эти понятия.

У нашего поколения — у меня лично — тоже сложились свои понятия о честности и благородстве.

Честный человек никогда не воспользуется служебными правами, чтобы поставить себя в какое-то исключительное положение, не станет злоупотреблять своей должностью, чтобы создать себе какие-то особые условия. Распоряжаясь государственными средствами, благородный человек не позволит сделать для себя и для своего учреждения больше, чем для других. Точно так же благородный человек, обладая властью, не станет себя восхвалять за заслуги, даже если они и действительно были. Он скромно умолчит о них, выставив вперёд других.

Как-то на заседании одного общества председатель, обладающий к тому же и административными правами, делал отчётный доклад. В разделе о достижениях он себя, своих сотрудников и своё учреждение упомянул 23 раза. Слушатели не возмущались. Они смеялись, то есть выражали крайнюю степень осуждения такой саморекламы.

Во всех делах благородный человек показывает человеческое достоинство, не унижается и тогда, когда его жизни грозит опасность. В трудные минуты и проявляются все стороны характера.

Был у меня пациент Миша Скоробогатов. Вот какую историю мы узнали о нём.

Миша учился в 10-м классе. Он хотел быть инженером. Все свободное время отдавал чтению. Особенно любил Пушкина. Он и сам пробовал писать стихи, да ничего не выходило.

В школе Мишу любили за готовность помочь товарищу, за то, что не обижал младших, был обходителен с девочками.

Когда сверстники пытались рассказать что-нибудь нехорошее о той или иной ученице, он всегда резко прекращал подобные разговоры.

Ребята после такого «внушения» начинали относиться к нему со смешанным чувством недоумения и уважения.

Мишу таким воспитывали в семье. Отец говорил ему: «Ты бы не хотел, чтобы кто-то обидел твою сестру, и ты не позволяй сам, и не давай другим обижать девушку. Она тоже чья-то сестра, дочь, будущая невеста, жена, мать детей. А что может быть прекраснее и дороже для человека, чем мать?» Эти слова, а главное, личный пример отца и вся домашняя атмосфера, проникнутая уважением к женщине, воспитали в Мише отношение к девушке как к другу, товарищу, который лучше, чище, прекраснее и в то же время физически слабее, чем мальчик, и требует нежного обращения, заботы и защиты.

В этом отношении они придерживались противоположных взглядов со своим одноклассником Борисом Поляковым, парнем способным, но удивительно циничным. Борис хорошо одевался, умел бойко и красиво говорить, на вечерах был постоянным конферансье, и чувствовалось, что девушки ему симпатизируют. В их классе выделялась внешностью и способностями Ира Смирнова. Мальчики наперебой старались привлечь к себе её внимание, но она никому не отдавала предпочтения. Может быть, только Мише; ей нравилось его скромное и простое отношение к девушкам; она чувствовала, что это у него искренне. Миша не думал ни о каком ухаживании, но, если случалось, что им было по пути, он охотно провожал её до дома. Между тем Борис все настойчивее приставал к Ире. Где бы она ни была, кто бы её ни окружал, он обязательно подойдет и вмешается в разговор. Веселыми шутками, анекдотами он старался занять её, что ему нередко и удавалось.

Ира как-то странно относилась ко всему этому. С одной стороны, она не останавливала Бориса, когда тот вмешивался в её разговор с кем-либо из ребят. Но с другой стороны, она и не реагировала на его ухаживания. Не искала встреч с ним. По-прежнему тянулась к Мише. Однажды после школьных танцев Ира попросила Мишу проводить её. Но, едва они отошли от школы, их догнал Борис и всю дорогу рассказывал какую-то забавную историю.

Подойдя к дому Иры, ребята обычно прощались с ней и слушали, как она быстро взбегала на свой третий этаж. И на этот раз они постояли некоторое время и послушали, как стучат её каблучки по ступенькам лестницы. И только что собрались уходить, как вдруг услыхали испуганный крик. Ира звала на помощь! Миша бросился вверх по лестнице и увидел, что двое бандитов, схватив девушку за руки, вырывают у неё сумку, снимают часы.

Миша, не задумываясь, бросился на них... Завязалась Драка. Те двое на первых порах опешили. Однако, увидев, что юноша один и никто из дверей квартир не выглядывает, выхватили ножи. Миша со всей силой ударил одного из них в подбородок, сбил с ног, но, когда повернулся к другому, тот всадил ему узкую финку в грудь. Миша упал...

Все это произошло в считанные минуты. Борис так и не появился.

Вызванная машина «Скорой помощи» отвезла Мишу в больницу. Дежурный хирург, осмотрев рану и заподозрив ранение сердца, приготовился оперировать, но, заметив, что кровотечение приостановилось, давление выровнялось, пульс стал хорошо прощупываться, решил с операцией подождать.

Кровотечение не возобновилось, состояние оставалось хорошим. Миша начал быстро поправляться. Через месяц он был выписан из больницы и пришёл в школу. Только сохранившаяся ещё бледность указывала на недавнюю драму.

Борис как ни в чем не бывало подошёл к Мише: «А ты знаешь, старина, я ничего не понял, зачем ты побежал наверх. Решил, что ты хочешь сказать что-нибудь Ире наедине, и, чтобы не мешать тебе, пошёл домой. И вдруг узнаю, что там у тебя стычка произошла. Жаль, что меня там не было. Я бы им показал. Уж я бы постоял за друга!» Миша с удивлением смотрел на Полякова. Если бы тот честно сознался, что струсил и сбежал, он, может быть, даже и извинил его, но слова Бориса, произнесённые с таким невинным видом, сбили с толку Мишу. Ничего не сказав Борису, он отошёл от него.

Ира также не упрекала Бориса и не стала слушать его объяснения. Она теперь только держалась от него подальше. Зато к Мише относилась с большой теплотой, даже с нежностью. Она в больнице у него была не один раз. И когда он пришёл в школу, Ира обрадовалась, бросилась к нему, и было видно, как она счастлива видеть его здоровым.

Они стали часто вместе ходить домой. Борис пытался к ним присоединиться, но Ира теперь относилась к нему неприязненно. Миша с Ирой никогда не говорили о Борисе, только один раз Миша сказал: «Поляков собирается быть врачом. То-то будет врачевать!»

Миша был счастлив сознанием, что помог Ире, и совсем не думал о том, какой ценой обошлась ему эта помощь, тем более что боли в области сердца исчезли и ему казалось, что болезнь его прошла. К сожалению, это оказалось не так. У него действительно было ранено сердце, и кровь частично вылилась наружу, а частично залилась в перикард, то есть в оболочку сердца, и это способствовало остановке кровотечения. Жизнь его, таким образом, была спасена без операции. Но кровь, заполнив оболочку сердца, свернулась и стала постепенно прорастать сосудами, превращаясь в рубец, сдавливающий сердце. Возникло заболевание, которое носит название «сдавливающий перикардит». Миша вскоре стал замечать, что он не может бегать. Побежит Ира от него и скажет: «Догоняй». А он сделает несколько быстрых шагов и останавливается. Затем обратил внимание, что ему трудно подниматься по лестнице. Через какое-то время появились все признаки тяжёлой сердечной недостаточности. Не прошло и года после ранения, а он стал, по существу, инвалидом. Родители забеспокоились, положили Мишу в терапевтическую клинику. Там признали у него цирроз печени и перевёли в нашу клинику.

Это было в начале 50-х годов. Мы разрабатывали две проблемы: портальная гипертония как результат цирроза печени и слипчивый перикардит. В том и другом случае имеет место асцит. Поэтому эти заболевания часто ошибочно принимали одно за другое.

Занимаясь той и другой проблемой, мы без труда поставили диагноз слипчивого перикардита и стали готовиться к операции. Миша Скоробогатов мне хорошо памятен потому, что на нём первом я применил метод операции, разработанный мною при этом заболевании.

Дело в том, что хирурги того времени и я на первых порах применяли такой разрез, при котором для обнажения сердца удаляли все ребра и грудину. После операции освобожденное от сдавливающего перикарда сердце оказывалось не защищённым грудной стенкой и было прикрыто только кожей. Любой неосторожный толчок в грудь мог привести к остановке сердца и смертельному исходу. Разработанный мною способ был лишен этого недостатка, но он ещё ни разу не применялся на человеке. Если моя методика на больном окажется такой, как мы предполагаем, то после операции Миша будет совсем здоров и может не опасаться за своё сердце: оно окажется защищённым рёбрами и их хрящами так же, как и до операции.

Посмотреть операцию Миши пришли врачи и студенты не только нашей, но и из других клиник. Интерес врачей был понятен: не так часто испытывался новый вид операции, к тому же на сердце, к которому у хирургов сохранилось особо бережное отношение. Я очень волновался. Опасную для больного операцию я всегда делал в большом напряжении. А тут предстояло испытать метод, который никогда никто не применял. И хотя я очень тщательно отработал его на кафедре анатомии, все же на человеке эта операция делалась впервые. Имя Миши Скоробогатова было в клинике у всех на устах. Сама же операция запомнилась мне не только тем, что она делалась впервые, но и потому, что во время неё случилось осложнение, которое чуть не стоило юноше жизни...

В одном месте при отделении утолщенного перикарда от мышцы сердца мой палец случайно соскользнул с перикарда и, прорвав сердечную мышцу, проник в полость сердца... Можно себе представить моё переживание в этот момент. Потребовалось время, чтобы полностью вернулось самообладание. Палец в сердце... Стоит мне его извлечь, как кровь зальет все операционное поле, и не найдешь места, куда накладывать швы. А бывает и так: струя крови высотой более метра зальет глаза тебе и твоим помощникам, и, пока тебя вытирают, больной может уже погибнуть от кровотечения.

Я взял левой рукой иглодержатель (хорошо, что при операции владею обеими руками) и осторожно наложил кисетный шов вокруг пальца. Поручив ассистенту затягивать кисет, я одновременно извлекал палец. Кровотечение было остановлено.

Операция прошла так, как я себе и представлял. Миша перенёс операцию хорошо и чувствовал себя спокойно, чего нельзя было сказать про самого хирурга! Едва я зашил рану, как сразу же заметил, что костный лоскут, наложенный мною на область сердца, «подпрыгивает» при каждом биении сердца, так, словно открытая форточка при ветре. Обожгла мысль: «Как же этот лоскут может прирасти к своему месту, если он каждую секунду смещается в ту и другую сторону?»

Попытался положить на «створку» какой-нибудь груз, чтобы удержать его на месте. Но это не помогло. Наоборот, у больного от давления появились боли в сердце, ухудшился пульс, появилась аритмия. «Что делать? Как выйти из создавшегося положения? Неужели придётся идти на новую операцию: удалять этот лоскут, оставив, как при прежней методике, сердце обнажённым?!»

Решил, что нужно понаблюдать день, два. А Миша Скоробогатов радовал своим хорошим видом, лёгким, незатруднённым дыханием, снижением венозного давления — важнейшим признаком освобождения сердца от сдавливания. Юноша не обращал никакого внимания на подпрыгивающий костный лоскут, полагая, что так и должно быть, и был несказанно счастлив, избавившись от одышки, от тяжести в груди, от сознания, что все страшное уже позади.

Приходило успокоение и ко мне. Видел, что день ото дня движения лоскута становились все меньше, слабее. А недели через две они совсем прекратились, лоскут лежал на своём месте, надёжно прикрывая область сердца. Только при надавливании на него он слегка утопал внутрь, но тут же становился на место. А ещё спустя две недели его уже нельзя было сместить, даже применив силу.

Идея оказалась правильной. Иссеченные небольшие участки ребер восстановились. Весь реберный каркас стал составлять единое целое, и грудь Миши Скоробогатова имела прежний, «первозданный» вид.

Метод выдержал испытание и был повторен ещё у нескольких десятков больных с таким же успехом, прежде чем ему предстояло держать экзамен в далекой Индии. Но об этом я подробно рассказывал в книге «Сердце хирурга».

Миша Скоробогатов полностью поправился. Он много лет был у нас на виду. Мы знали, что он окончил институт и стал хорошим инженером. Что любовь и дружба с Ирой у них продолжались. Они поженились, растят детей, и, сколько мы их ни наблюдали, они жили счастливой, дружной семьёй.

Так хорошо закончился у Миши его благородный поступок, и я рад, что имел возможность помочь ему в беде.

Кстати замечу, что благородный поступок Миши побуждал меня и со своей стороны проявить все возможное и невозможное для его спасения. Я, конечно, и в любом другом случае делаю все для больного, но здесь у меня был дополнительный стимул для поиска путей успешной операции. И хоть я перед тем проделал большую подготовку для испытания на практике нового метода операции, но появление в тот момент в клинике Михаила Скоробогатова, юноши с романтическим, благородным характером, его пример, его красивая душа побудили и меня смелее пойти на трудный для меня шаг в хирургии. И сейчас, когда уже прошло с той памятной операции столько лет, я испытываю большое чувство удовлетворения и гордости от сознания того, что метод мой, внедрённый и в нашей стране, и во многих странах мира, освобождает сотни и тысячи людей от страданий и постоянного страха за безопасность сердца своего и за свою жизнь.

Благородство — наиболее замечательное качество человека, качество, в какой-то мере врождённое, но главным образом приобретённое путём самовоспитания и воспитания семьёй, школой и окружающей средой.

Благородство как свойство души и характера высоко ценилось в людях с древних времен. До нас дошли свидетельства историков и писателей о поступках людей их времени, которые выдавались за образец поведения. Можно привести рассказ о полководце Сципионе, жившем за 200 лет до нашей эры. Он прославился войнами в Африке, завершившимися победами над Ганнибалом. Он покорил большую часть Испании, о нём среди его современников распространилась большая слава. В то же время победы не испортили его характера. И в доказательство историки приводят такой эпизод. В Испании среди взятых в плен оказалась юная принцесса редкой красоты, которую, как ему сообщили, скоро должны были выдать замуж за одного знатного соотечественника. Сципион приказал, чтобы за ней ухаживали и заботились не хуже, чем в родном доме, а когда разыскал её возлюбленного, отдал принцессу ему в жены, а деньги, которые отец прислал, чтобы выкупить дочь, присоединил к приданому.

Римский историк Валерий Максим писал об этом: «Прибыл юноша, подобный богам, и покорил всех не только силой оружия, но и щедротами своими и благодеяниями».

Конечно, с точки зрения современной морали, особенно нашей, социалистической, юный полководец не совершил ничего особенного. Он поступил так, как и должен был поступить всякий порядочный человек. Но для того времени, для нравов и обычаев тех лет это, конечно, был поступок, в котором сказалось его величие и благородство. Недаром оно и поразило так его современников.

Благородство мы встречаем и в повседневной жизни.

Много лет я жил на Петроградской стороне. На одной со мной лестнице жили Георгий Филимонович и Тамара Ивановна и их дочь, теперь уже врач, а тогда она была ещё в пеленках. В 50-х годах, когда я начал оперировать сердечных больных, мне посчастливилось с помощью операции спасти таких тяжёлых больных, от которых другие хирурги отказывались, как от безнадёжных.

Известие об этом быстро распространилось, да и газеты об этом писали, и больные потянулись ко мне. Но у нас медицинскими администраторами заведён такой порядок, что без направления из облздрава больных принимать нельзя, а облздрав, бывает, направление не даёт. Что делать больному человеку? Попросит, побьётся да наконец плюнет и едет полуживой на свой риск и страх искать спасение в Ленинграде. Найдут меня, а я уж на себя принимаю удары администраторов, кладу таких больных в клинику и без направления, если вижу, что отказывать им нельзя. Но бывали случаи, когда я уезжал в командировку. Придут больные в клинику, директора нет, а без направления администрация не принимает. Что делать? Подождут, подождут они меня и пускаются на розыски моей квартиры. «Дом закрыт, — отвечают соседи. — Углов уехал в командировку». А у больных и сил нет идти ещё куда-то. Да и куда пойдешь?

Тамара Ивановна раз выйдет на площадку, второй раз. Больная сидит и плачет.

— Вы что никуда не идёте?

— А куда мне идти? Меня никто не принимает. Вся надежда была на Углова. Поможет — буду жить. Откажет — поеду умирать.

— Но он в командировке. Неизвестно, когда приедет.

— Когда-нибудь да приедет. Всё равно, кроме как к нему, мне не к кому идти.

— Вы бы хоть гостиницу сняли. Ведь он может не приехать много дней.

— Боюсь, что там мест не окажется. Да мне и до гостиницы не дойти. Я и сюда-то дошла еле-еле со слезами. Пока шла, сто раз отдыхала.

— Ну заходите ко мне. Отдохните, переночуйте, а там видно будет.

Так передавала мне Тамара Ивановна свой диалог с больными, которые, прожив у неё недели две, в конце концов дождутся меня и попадут в клинику. И таких случаев за время нашего соседства было не один и не два.

С виду несколько даже грубоватая, Тамара Ивановна обладала исключительной отзывчивостью и не могла пройти мимо бедных людей, не сделав им доброго дела. Кажется, это простое дело, а многие ли из вас приютят совершенно чужого вам человека на много дней, да ещё такого, за которым надо всё время ухаживать? Какое же надо иметь доброе сердце и как любить людей, чтобы поступать таким образом!.. Но Тамара Ивановна не исключение. Совсем недавно я узнал, что моя новая соседка по подъезду, где я сейчас живу, много раз повторяла то же самое, что и Тамара Ивановна.

Елизавета Григорьевна случайно проговорилась жене, когда я долго отсутствовал. Жена сказала, что, когда меня нет, ей приходится в день отвечать на 40—50 телефонных звонков. А Елизавета Григорьевна и говорит ей: «А когда вы уходите, то отвечаю и я».

— Как? — удивилась жена. — Случайно к вам попадают?

— Нет, узнают телефон соседей. А то и просто звонят в дверь и спрашивают, где Углов, не знаю ли, когда будет. Однажды неделю жила у меня женщина с больным ребёнком. Худенький он, посиневший, с одышкой. Как не приютить было?

Неотъемлемое качество благородного человека — доброта, ибо лишённый доброты — это пустой, никчемный человек. Благородный человек любит людей и борется за их счастье. Он активный борец против зла и, делая людям добро, ничего не требует взамен, ибо доброта бескорыстна, и только такая доброта достойна человека. Доброту и милосердие А. С. Пушкин почитал превыше всех других достоинств человека.