К ЦИКЛУ ЛЕКЦИЙ ЛЛЯ РАБОЧИХ ГЁТЕАНУМА 8 страница

Мы могли бы сказать: пищевая кашица, которая теперь состоит из сахара, жидкого белка, глицерина, кислот и солей, переходит в тело; только наиболее плотные части переходят в тело при посредстве со­судов. Происходит так, что в голове откладываются соли, во всем остальном организме тоже происходит отложение солей, которые идут не по сосудам, но пе­реходят в эти органы непосредственно.

Видите ли, если бы события развивались таким образом, что человек стал ощущать всю ту соль, кото­рая откладывается у него в голове, если бы он посто­янно ощущал это, то он испытывал бы постоянную головную боль. Вы, может быть, слышали кое-что о мигрени. Я тоже уже говорил здесь об этом. На раз­ных ступенях можно объяснять вещи по-разному. В чем же состоит мигрень? Мигрень состоит в том, что все это перераспределение пришло в беспорядок, и в голове стало откладываться слишком много солей, так называемых солей мочевой кислоты. Соли мочевой ки­слоты вместо того, чтобы выводиться вместе с мочой, уриной, остаются в случае мигрени как отложения в голове; это происходит оттого, что другая пища перерабатывается неправильно и соли удерживаются. Миг­рень отнюдь не является благородной болезнью, хотя по большей части именно благородные люди страда­ют ею. Мигрень можно даже назвать неприличной болезнью. То, что должно было бы выделяться вместе с мочой, откладывается в правой стороне головы из-за того, что уже в желудке оно обрабатывается с нарушени­ями. Итак, то, что в организме действует с левой сторо­ны, в голове действует с правой стороны. В ближайшее время я еще объясню, почему это происходит.

Так что дело в том, что ингредиенты, которые должны были бы выделяться вместе с мочой, откла­дываются тут, в правой стороне головы.

Сколько же соли может вытерпеть человек? Вспом­ните о том, что я уже говорил вам однажды. Вспомните: в голове находится ликвор, спинномозговая жидкость. Только благодаря тому, что внутри находится ликвор, мозговая жидкость, благодаря тому, что мозг так ле­гок, он вообще может находиться в человеке. Ибо тело, находящееся в воздухе, обладает известной тя­жестью, некоторым весом. Но если мы погружаем это тело в воду, оно становится легче. Если бы это было не так, никто не смог бы плавать. И вы видите, мозг, если бы он не был помещен в воду, весил бы пример­но 1500 граммов. Я уже говорил вам однажды: благо­даря тому, что мозг плавает в ликворе, в воде, он весит только 20 граммов. Он становится намного легче; его вес составляет всего 20 граммов! Но чем больше соли откладывается в мозгу, тем тяжелее он становится, поскольку соль увеличивает вес мозга. Из-за соли он становится тогда слишком тяжелым.

Итак, мы можем сказать: у человека дело обстоит так, что когда в его мозгу происходит отложение солей, соли делаются легче — ведь и весь мозг становится легче (благодаря выталкивающей силе). Но подумайте о том, что у человека дело идет не так, как у животно­го. Вы должны подумать о том, что голова человека помещается наверху всего остального его организма. И голова имеет основательную опорную поверхность. У животного все обстоит иначе. Его голова расположе­на не на опорной поверхности; голова животного явно направлена вперед. Что из этого следует? У человека давление, которое оказывает голова — хотя она доволь­но легкая, — принимает на себя тело. У животного же она не опирается на тело. Видите ли, в этом состоит главное отличие человека от животного.

Естествоиспытатели задумываются над вопро­сом, как человек развился из животного.

Это очень хорошо, если на эту тему размышля­ют, но человека так рассматривать нельзя. Нельзя говорить: животное имеет столько-то костей и чело­век имеет точно столько же костей. Обезьяна имеет столько же костей, сколько имеет их человек. Следо­вательно, это одно и то же. Так говорить нельзя. У обезьяны всегда сохраняется та особенность, что го­лова свисает вперед, если она идет распрямившись, это сохраняется даже у орангутанга и у гориллы. Че­ловек же устроен таким образом, что его голова поса­жена на тело сверху, все давление принимает на себя тело. Что тут происходит?

Тут происходит нечто в высшей степени своеобраз­ное. Мы имеем в нас сахар, текучий белок, глицерин, кислоты, соли. Соли, которые из области живота подни­маются в голову и откладываются там, должны — в случае, если их слишком много — возвращаться назад, они должны возвращаться назад через все тело. Но в отношении остальных веществ в теле должно происхо­дить еще нечто иное. И тут, в то время, когда вещества поднимаются наверх, происходит новое преобразова­ние. Оно происходит по той простой причине, что тело приостанавливает действие силы тяжести. Неко­торая часть веществ становится все легче и легче; дру­гая же часть оседает, как наиболее плотная. Подобно тому, как при растворении выпадает осадок, повсюду на пути от брюшной полости к голове выпадает осадок; более тонкие частицы поднимаются вверх и посред­ством этой облегченной силы тяжести преобразуют­ся. Что же возникает, если наиболее легкие пищевые ингредиенты доходят до головы и преобразуются? Там из пищи возникает своеобразный фосфор. Это действительно происходит: из пищи возникает свое­образный фосфор, так что эта пища не просто подни­мается в голову. Поднимаясь вверх, туда проникает многое; сахар, глицерин и так далее, все, что возмож­но, проникает вверх, но часть этого, перед тем как подняться, преобразуется в фосфор.

Видите ли, господа, в нашей голове мы имеем со­ли, которые были приняты из внешнего мира и почти не изменились, поднявшись вверх; также мы имеем там распространившийся в газообразном, очень тон­ком разреженном состоянии фосфор, находящийся в гораздо более тонком, разреженном состоянии, чем воздух. Это и есть самые главные вещества в голове у человека: соли и фосфор. Другие находятся здесь толь­ко для того, чтобы он мог сохранять себя в качестве живого существа. Но наиболее важными являются соли и фосфор. Так что мы можем сказать: в голове челове­ка важнейшее — это соли и фосфор.

Можно было бы доказать, используя тот способ, который я вам в ближайшее время еще объясню, что если человек не имеет в голове положенного количества соли, то он не может нормальным образом мыслить. Человек должен иметь в голове такое количество соли, которое соответствует норме, чтобы он мог нормаль­но мыслить. Соль в голове представляет собой то, что должно служить для мышления. Это относится к то­му, что я вам уже говорил о мышлении. В человеке все очень сложно.

А если мы имеем в себе слишком много фосфора, это означает, что мы едим слишком огненную пищу, и тогда мы превращаемся в страшно вертлявого непосе­ду, который атакует все подряд, который всегда хочет изъявлять свою волю. Благодаря тому, что мы имеем фосфор, у нас есть воля. Если же фосфора слишком много, тогда эта воля становится чересчур непоседли­вой. А если организм таков, что он благодаря своему общему составу посылает наверх в голову слишком много фосфора, тогда человек становится не только непоседливым, и, как говорится, нервным — дело тут как раз не в нервах, а в фосфоре, — он не только сует­ливо мечется по всему свету, но он начинает буянить, становится безумным, становится буйнопомешанным. Мы должны иметь в себе совсем немного фосфора, для того чтобы мы вообще могли проявлять волю. Но ес­ли в нас самих слишком много фосфора, то мы стано­вимся сумасшедшими.

Теперь, господа, представьте-ка, что вы подаете кому-то соль: как могли бы вы при этом вызвать мыш­ление? Мне бы хотелось посоветовать вам: возьмите солонку и попытайтесь тем самым вызвать мышление! Вы постоянно делаете это; в вашей голове вы делаете это постоянно, вы используете соль, чтобы мыслить. А затем, пожалуйста, соскребите со спички немного фосфора, отслоите его немножко, чтобы он был мел­ким, затем подожгите его снизу и попытайтесь сжечь его. Он должен при этом обнаружить волю! Сгореть, то есть ускользнуть он может, но вот проявить волю он не может! Но ведь вы постоянно делаете это в себе. Разве теперь вы не скажете, что в вас есть нечто такое, что поистине гораздо разумнее, чем наша глупая голо­ва, которая мало что может, которая не может сделать из соли мыслящее существо, а из фосфора — существо, обладающее волей? Это нечто в нас и есть то, что мож­но назвать душевно-духовным началом. Это нечто живущее, ткущее, это то, что можно назвать душевно- духовным началом. Оно как бы вложено внутрь нас, оно использует соль в голове для мышления и исполь­зует фосфор, поднимающийся вверх подобно совсем тонкому дыму, чтобы изъявлять волю.

Так, при правильном рассмотрении мы переходим от телесного начала к душевному и духовному. Но что делает современная наука? Дойдя до живота, она прекращается. В лучшем случае она знает, что в жи­воте возникает сахар и так далее; но на этом она сби­вается со следа и если там происходят дальнейшие изменения, она уже не знает об этом. Поэтому наука ничего не может рассказать о душевном и о духовном. Эта наука должна быть расширена, должна быть более целостной. Нельзя ограничиваться брюшной полостью, а голову рассматривать, в лучшем случае, как то, что насажено сверху. При этом, конечно, не видят, как соль и фосфор поднимаются. Думают, что в голове происходит то же самое, что и в животе. Все зависит от того, ч го сегодняшняя наука знает кое-что только о животе, знает, что там что-то возникает; однако она совсем не знает о том, что печень может воспринимать, а почки — мыслить. Этого они уже не знают. А не зна­ет наука этого по той причине, что она ничего не знает о голове. Она и не ищет этого знания, она считает со­вершенством, если ей удается положить на стол пато­логоанатома кусок печени.

Но это весьма далеко от совершенства; ведь в том состоянии, при котором можно просто вырезать пе­чень из тела, души там уже нет. А пока душевное на­чало еще пребывает внутри, вы не можете вырезать печень. Итак, вы видите, что серьезная наука должна идти дальше, туда, где современная наука вынужде­на остановиться. Вот в чем тут дело. Мы для того и построили здесь Гётеанум, чтобы наука могла объ­яснить тело человека в целом, а не ограничиваться несовершенными знаниями на уровне живота. Вот тогда это будет настоящая наука.

 

О РАННИХ СОСТОЯНИЯХ ЗЕМЛИ

СЕДЬМАЯ ЛЕКЦИЯ

Дорнах, 20 сентября 1922 г.

Господа, для того, чтобы понять человека лучше, чем мы понимали его до сих пор, давайте рассмотрим Землю. Когда земные люди сходятся вместе, им сле­довало бы рассматривать жизнь человека — его фи­зическую жизнь — не саму по себе, но следовало бы рассматривать также и Землю.

Если приходишь в какой либо естественнонаучный музей, то видишь там остатки животных, а также рас­тений, которые жили на Земле в очень давнее время. Вы, конечно, можете представить, что на Земле про­исходили разные события еще до того, как эти древ­ние животные и растения при известных условиях были уничтожены. Вам также, может быть, вполне понятно, что, например, от некоторых животных в земле, в лучшем случае сохранились одни только кос­ти, тогда как мускулы, мягкие ткани, сердце и другие органы исчезли, очень скоро разрушились, и поэтому можно найти лишь окаменевшие кости; это кости, кото­рые после смерти животного были заполнены каким-либо материалом, например, в них попал ил. Можно найти только эти затвердевшие окаменелости, можно выкопать их, и на основе имеющегося — а это может быть всего лишь обломок кости — надо составить се­бе представление о том, как это когда-то выглядело на Земле. Вы можете также представить, что сегодняшнее состояние на Земле не могло возникнуть, если бы ему не предшествовало иное время, когда жили совсем другие животные и растения. Земля когда-то должна была выглядеть совсем иначе. Об этом я буду рассказывать вам сегодня.

Видите ли, об одном естествоиспытателе, Кювье, который жил в XIX столетии, говорили, что он, полу­чив только одну кость, может составить представление о том, как выглядело это животное в целом. Если по-настоящему исследовать форму костей, если, например, иметь только одну-единственную кость предплечья, можно составить представление о том, как должно было выглядеть все в целом, ведь форма каждой отдельной кости изменяется в соответствии с изменениями все­го тела. Следовательно, даже по отдельной кости можно твердо установить, как выглядело все тело. Не говоря о том, что в нашем распоряжении иногда бывают це­лые скелеты животных, когда-то живших на Земле, мы имеем также и упомянутые отдельные кости, и на ос­нове этого можно составить представление о том, как все это когда-то должно было выглядеть на Земле.

Сейчас я приступаю к описанию того состояния Земли, которое было в очень раннюю эпоху, много ты­сячелетий тому назад. Это состояние я хочу описать вам в своем рассказе. С подробностями мы познако­мимся позднее, но сейчас я хочу просто рассказать, как все когда-то выглядело на Земле, на которой мы обитаем сегодня. О сегодняшнем состоянии вам ведь все известно.

Это было так. Представьте себе Землю, кусочек которой я хочу изобразить здесь (см. рисунок 13). Эта Зем­ля, однако, еще не имела таких горных образований, как сегодня, эта Земля была, в сущности, такой, какой становится поверхность Земли в настоящее время, если неделя за неделей идет дождь и образуется илистая грязь. Итак, поверхность Земли еще не была твердой, как сегодня, она была еще вязкой, илистой. Если бы уже тогда были люди в их современном виде, то этим людям пришлось бы или плавать — причем они бы постоянно пачкались в иле и были страшно грязны­ми — или им приходилось бы постоянно тонуть. Сле­довательно, людей в их нынешнем облике тогда еще не было. Тогда Земля была

Рисунок 13

вязко-илистой, топкой и грязной, и все находилось внутри этой илистой Земли. Если сегодня, оказавшись на природе, вы возьмете камень, такой камень, какой принес однажды госпо­дин Эрбсмель, или если вы в Швейцарии заберетесь поглубже и найдете еще более твердые камни, то вы должны представить себе, что все эти камни были ко­гда-то растворены в этой похожей на трясину Земле подобно соли, которую вы растворяете в воде. Ибо в этой тинистой земле были разнообразные кислоты, ко­торые растворяли все, что можно. Итак, короче, это была достойная внимания илистая грязь, из которой состояла земная почва. А поверх этой земной почвы не было того воздуха, в котором содержится только кислород и азот; в нем содержались в газообразной форме всевозможные кислоты. Даже такая кислота, как серная, присутствовала там, присутствовали пары сер­ной и азотной кислот; все это входило в состав того воздуха. Уже отсюда вы можете принять к сведению, что человек в его сегодняшнем облике не мог бы там жить. Конечно, эти испарения были слабыми, но они содержались в этом воздухе. Кроме того, этот воздух имел еще и такое свойство: вы почувствовали бы се­бя в нем примерно так, как если бы залезли сегодня в хлебную печь, жарко прогретую для выпечки хлеба. Это было бы нечто невыносимое для современного чело­века, если бы он оказался в этом воздухе, в котором, кроме всего прочего, пахло серной кислотой и было крайне жарко.

Но наверху был еще и другой воздух. Он был еще жарче, чем тот, который находился внизу. В нем об­разовывались облака. В этих облаках, которые обра­зовывались там — поскольку они содержали в себе всевозможные вещества, включая серную и азотную кислоту, — постоянно возникали молнии и мощный гром. Там постоянно блистали исполинские молнии. Примерно таким было когда-то окружение Земли.

Чтобы как-то обозначить то, что находилось навер­ху, я хотел бы назвать это огненным воздухом, посколь­ку этот воздух был страшно жарким. Он, однако, не был испепеляющим, палящим — это представление современной науки неверно — он не был опаляющим, он был не жарче, чем в хлебной печи. Температуры, характерные для пламени, достигались там, наверху, но чем ниже, тем становилось холоднее. Итак, этот воз­дух, находящийся наверху, я хотел бы назвать огнен­ным воздухом, а то, что было внизу — земным илом.

Так мы получаем приблизительное представление о том, что когда-то было на Земле. Внизу находился коричнево-зеленый ил, который становился иногда плотным, как конское копыто, но затем снова размяг­чался. То, что сегодня проявляется как зима, тогда выражалось в том, что ил становился плотнее, почти как конское копыто — он затвердевал. А летом, то есть когда светило Солнце, этот ил опять растворялся, размягчался и становился жидким. Вверху находилась эта жаркая атмосфера, в которой содержалось все, что позд­нее из нее выпало. Воздух очистился лишь позднее. Из этого состояния возникло другое, в котором жили удивительные животные. Итак, тут, наверху, как видите, в этом огненном воздухе жили всякие живот­ные. Можно сказать, что они выглядели так: у них был хвост, целиком покрытый чешуей, который, однако, был плоским и мог в этом огненном воздухе служить в качестве хорошего крыла. У них были также крылья, как у летучей мыши, и вот такая голова. Когда в огнен­ном воздухе больше не стало вредных испарений, они повсюду летали вверху. Именно такие животные были замечательно приспособлены к этому; конечно, если бу­ри становились особенно сильными, если раздавались страшные удары грома и блистали молнии, то даже им становилось неуютно; но когда погода смягчалась, ко­гда только немного потрескивало вверху и вспыхива­ли тихие зарницы, то они охотно уживались и с этими зарницами, с этими слабыми молниями. Они летали всюду, у них даже были способы распространять вокруг себя электрические излучения и посылать их дальше вниз, на землю. Так что если бы внизу оказался чело­век, то он по этим электрическим излучениям мог бы почувствовать: там, вверху находится птичья стая. Это были маленькие драконообразные птицы, которые распространяли вокруг себя электрические излуче­ния и обитали в среде из огненного воздуха.

Видите ли, эти птицы, эти драконообразные пти­цы, находившиеся там, были в высшей степени тонко организованы. Они имели отличные, тонкие органы чувств. Орлы, коршуны, которые возникли из них впо­следствии, когда эти особи видоизменились, — орлы и коршуны от того, что имели эти древние особи, сохра­нили только острое зрение. Сами эти особи чувство­вали благодаря своим крыльям, похожим на крылья летучих мышей; эти крылья были страшно чувствительны, почти так же чувствительны, как наши глаза. Они могли воспринимать с помощью этих крыльев; они чувствовали все, что происходило. Если, напри­мер, светила Луна, они испытывали в своих крыльях чувство удовольствия, они двигали крыльями; как собака виляет хвостом, если радуется, так и эти «при­ятели» махали крыльями. Лунный свет был им очень приятен. Они кочевали с места на место, и им особен­но нравилось выбрасывать вокруг себя маленькие огненные облака; это свойство до нашего времени сохранилось только у светлячков. Если светила Луна, то эти существа наверху были подобны маленьким све­тящимся облакам. И если бы тогда были люди, они могли бы увидеть вверху целые рои из сияющих ша­риков и светящихся облаков.

Когда же светило Солнце, у этих существ пропада­ло желание распространять вокруг себя свет! Тогда они по большей мере замыкались в себе и перераба­тывали то, что им удалось вобрать в себя из воздуха, в котором тогда еще были растворены все вещества. Они питались посредством всасывания. А затем при свете Солнца они все это переваривали. Это были замечательные «персоны». Они действительно суще­ствовали когда-то в огненном воздухе Земли.

Спустившись ниже, туда, где начиналась Земля с ее земным илом, мы находим животных, которые отличались огромными размерами, они были исполин­ской величины....(пропуск в тексте)... когда рассмат­риваешь этих животных, которые когда-то вели на самой Земле такую жизнь, когда они наполовину пла­вали, наполовину бродили по вязкому илу. Останки этих животных сохранились, их можно увидеть в естест­веннонаучных музеях. Этих исполинских монстров, которые существовали тогда, называют ихтиозаврами, рыбоящерами. Об ихтиозаврах можно сказать, что ме­сто их обитания находилось уже на Земле. Эти ихтио­завры выглядели весьма примечательно. У них была своеобразная голова (изображается на доске), как у дельфина, но морда не была такой жесткой. Итак, голо­ва дельфина. Вслед за тем шло тело ящерицы исполин­ских размеров, хотя и очень нежное, но со страшно толстой чешуей. Внутри головы у этой ящерицы были гигантские зубы, как у крокодила. Она имела зубы крокодила, так же, как и вообще все эти замечательные «ребята» имели замечательные крокодильи зубы. За­тем она имела нечто, подобное плавникам кита — су­щество двигало ими и наполовину плавало — плавники были очень мягкими и с их помощью можно было и ползать, и плавать в иле.

Итак, имеется нечто, подобное плавникам кита, гигантское туловище, затем голова, как у дельфина, с острой мордой, заостряющейся спереди, и зубы кро­кодила. Замечательно было то, что существо имело огромные глаза, которые светились. Можно было уви­деть электрические точки вверху, в облаках. Светя­щиеся птицы летали именно в лунную ночь. А когда наступали сумерки, то можно было — если бы все это можно было увидеть — можно было бы пережить в высшей степени неприятную для современного челове­ка встречу; исполинский источник света, двигающийся навстречу, с туловищем больше, чем у современного кита, с плавниками, которые барахтаются в вязкой илистой воде; существо иногда приподнимается, если под ним становится тверже. Эта илистая вода станови­лась иногда такой же твердой, как лошадиное копыто. В таких местах можно было вылезти наверх. Затем существо двигалось дальше: плавники служили «рука­ми», они были внутренне подвижны. Так оно, шлепая, перебиралось через рогообразные наслоения, которые походили на пустыню, и плыло дальше в более мяг­ких, топких местах. Затем оно грузно ступало дальше, потом, если снова попадалась трясина, перебиралось вплавь. Если бы там мог путешествовать на лодке ка­кой-нибудь человек — ходить он бы не смог, это было тогда невозможно, — то он мог бы встретиться с та­ким исполинским животным и даже взобраться на не­го по лестнице. Это было бы похоже на современный альпинизм. Могла повстречаться целая гора мяса! Но тогда было еще и нечто другое.

Все это доступно познанию; так же, как Кювье мог по одной кости определить животное, так можно и се­годня узнать, как жили эти ихтиозавры, от которых сохранились ископаемые останки. Можно узнать, что они тогда могли делать своими исполинскими плав­никами, узнать, что у них были огромные глаза, кото­рые издали блестели, подобно громадным фонарям, так что можно было увернуться от встречи. Они пере­двигались поверху, то находясь на илистой земле, то погружаясь в нее.

Еще немного глубже находились другие животные. Они радостно шлепали по трясине и купались в ней, они были всегда страшно грязными, покрытыми ко­ричнево-зеленой грязью. Эти другие животные ино­гда высовывали свои чудовищные головы из мягкой илистой земли; в ином случае они переваливались с боку на бок и приподнимались наружу, где ил стано­вился немного тверже. Там они, как ленивые свиньи, располагались на долгое время. Только иногда они выбирались на поверхность, вытягивая свои головы. При этом достойно внимания было следующее.

Те, другие животные с огромными глазами, извест­ные сегодня по их остаткам, называются ихтиозаврами. Были, однако, и другие, которые больше находились в земле, плезиозавры. Эти плезиозавры тоже имели китообразное туловище с огромным брюхом, голову как у ящерицы, своего рода тело кита с головой ящери­цы; однако глаза у них были расположены по сторонам, в то время как мощно светящиеся глаза ихтиозавров располагались спереди. Плезиозавры имели тело, как у кита, однако оно было целиком покрыто чешуей. Достойно внимания то, что несмотря на свою лень, несмотря на то, что они как гигантские корабли боль­ше плавали в илистой земле, были постоянно погру­жены в нее, у них, тем не менее, уже были четыре ноги, четыре неуклюжие ноги, на которых они даже могли ходить со всеми удобствами. У них не было плавников, как у ихтиозавров, на которые те опирались. Ихтио­завры опирались на плавники, если они наступали на твердое; когда им приходилось опираться, плавни­ки расширялись: так они становились «ногами». По ископаемым остаткам видно, что они должны были иметь страшно крепкие ребра.

Вот как выглядела Земля в этом состоянии; совсем внизу вели свою ленивую жизнь плезиозавры, ихтиозав­ры же плавали на земле и даже взлетали — ведь живот­ные с плавниками могут взлетать, хотя и совсем не­высоко — а вверху над ними светились в сумерках при Луне блестящие облака, состоящие из драконообразных птиц, подобных звездам. Вот как это выглядело.

Плезиозавры были ленивы, впрочем, не без при­чины. Земля сама была гораздо ленивее, чем сегодня. В настоящее время Земля обращается вокруг своей оси за двадцать четыре часа. Но тогда это совершалось го­раздо медленнее: сама Земля была более неповорот­ливой, ленивой. Она вращалась вокруг самой себя медленнее, и поэтому все шло по-другому. Даже то, что воздух сегодня стал более чистым, сильно зави­сит от того, что наша Земля совершает оборот вокруг своей оси за двадцать четыре часа; она, следователь­но, с течением времени становится усерднее.

Наиболее неприятным — если судить об этом с точки зрения современного человека — наиболее не­приятным было тогда положение драконообразных птиц, им приходилось плохо. Сами они не считали, что дело плохо, они испытывали огромную притягатель­ную силу, страстное влечение к тому, что вы, услышав об этом сегодня, сочли бы чем-то скверным для этих драконообразных птиц. А было вот что: представьте себе ихтиозавра с его огромными глазами, которые щекочет очень знойный воздух; он взлетает, плавает, де­лает все, что возможно, но глаза его при этом очень сильно светятся. Такие светящиеся глаза привлекали этих птиц, находившихся вверху, как лампа привле­кает мошек. Мошки в малом масштабе повторяют то же самое явление. Если вы зажжете лампу и в комна­те есть мошки, они тут же налетают на нее и одновре­менно сгорают. Птицы, находившиеся там, вверху, были полностью загипнотизированы этими огром­ными глазами ихтиозавра, они устремлялись вниз, а ихтиозавр мог пожирать их. Так что ихтиозавры пи­тались тем, что кружилось над ними в воздухе.

Если бы человек мог тогда странствовать по этой необычной Земле, он сказал бы так: тут находятся ги­гантские животные, и они пожирают огонь. Ведь это так и выглядело: огромные животные со свистом и шумом взлетают и пожирают огонь, который устремляется к ним из воздуха.

У плезиозавров же — я говорил вам, что они вы­тягивали голову вперед, — глаза тоже светились, и когда вниз шумно слетались птицы, плезиозаврам тоже доставалась их доля.

В реальной жизни все действует согласованно. Ес­ли вы плохо кормите собаку, то она тоже показывает вам свои крепкие ребра. Ихтиозавры объедали пле­зиозавров, съедая почти весь огонь: так что плезио­заврам доставались самые плохие огненные птицы; вот почему ребра у плезиозавров выпирали так силь­но. Даже сегодня можно увидеть, что плезиозавры в древнейшие эпохи питались плохо.

Я говорил, что вы можете подумать так: ах, эти птицы наверху, эти прекрасные светящиеся птицы — ведь они и были прекрасны — эти прекрасные светя­щиеся птицы, как же плохо им приходилось. Но они шли на это охотно, они с чувством удовлетворения устремлялись к пасти ихтиозавра. Это доставляло им блаженство. Точно так же, как турки хотят попасть в парадиз, так и эти птицы почитали за счастье бро­ситься в пасть ихтиозавра.

Но в действительности, господа, я мог бы сказать, что неудобства испытывал сам пожиратель огня: он должен был пожирать птиц, поскольку это была его пи­ща, — однако этот «огнеглотатель» подчас испытывал большие неприятности, нежели те, другие, оказывав­шиеся у него в брюхе. Огненные птицы устремлялись вниз в порыве блаженства; но ихтиозавру было не­приятно, так как в его животе, внутри него, возника­ла электризация всех видов. И под влиянием этого поедания огня и этой электризации, которая возни­кала в его чудовищном желудке, заполнявшем почти всего ихтиозавра — сам ихтиозавр не имел почти ни­чего под своей внешней оболочкой, а был главным об­разом вместилищем чудовищного желудка, — итак, под воздействием указанного влияния ихтиозавр становился все слабее и слабее. Это продолжалось достаточно долго — ведь рыбья природа очень вы­нослива; я недавно говорил о природе человека, но и рыбья природа, в данном случае ихтиозавр, могла, конечно, перенести многое. Но, тем не менее, он мало-по­малу становился все более и более слабым. Состояние слабости проявлялось у него по-разному. Его глаза светились уже не так сильно. Птиц не так сильно влек­ло к нему. И пища доставалась ему все труднее. Все больше и больше возникали у него боли и нарушения в животе. Что же означало все это? Ведь в этом мире все что-нибудь да значит.

Видите ли, в то время как эти ихтиозавры разви­вались на Земле и пожирали огонь, а затем перевари­вали его в своем желудке, сам желудок преображался: он, в конце концов, переставал быть нормальным желудком. И, наконец, дело доходило до того, что все эти ихтиозавры принимали другой облик. Они трансформировали себя.

Современная естественная наука скажет вам толь­ко одно: когда-то были другие животные, и они измени­лись. Это не лучше, чем когда человеку говорят: когда-то Господь Бог спустился вниз, взял кусок земли и слепил из него Адама. Первое утверждение столь же понятно, сколь и второе (то есть ничего не объясняет по существу — примеч. перев.).

Однако то, что я сообщаю вам сейчас, вы можете хорошо понять. Ведь благодаря тому, что ихтиозавры и плезиозавры пожирали драконообразных птиц, весь их внутренний организм трансформировался, и они ста­новились другими животными. Эти изменения происхо­дили также благодаря тому, что Земля вращалась все быстрее и быстрее — еще не так быстро, как в настоя­щее время, но быстрее, чем прежде, когда она была со­всем неповоротливой. Кроме того, из воздуха выпадало все больше и больше веществ, которые были бы вредны для более поздних существ. От этих веществ атмосфе­ра очистилась благодаря самой Земле. Все вещества, содержащие серу, были удалены благодаря самой Зем­ле. Воздух становился все чище и чище, он становился хотя и не таким, как сегодня, но уже значительно чище, чем раньше. Только в более позднем состоянии воздух стал своего рода водяным воздухом, проникнулся во­дяными парами, туманом. До этого, раньше, воздух был чище, так как был горячее. Позднее он охладил­ся и стал страшно затуманенным. Над Землей был сплошной туман, который никогда не прекращался, он не прекращался и под воздействием Солнца. Над Землей постоянно находился слой тумана. Ил тоже постепенно становился плотнее, и начали выкристал­лизовываться более поздние камни. Ил стал плотнее, он еще был. Внизу находилась плотная масса, затем — все более жидкая масса, коричнево-зеленая илистая масса, а сверху был пронизанный туманом воздух.