Глава 14. Исчезнуть так легко
Не исчезай. Исчезнуть можно вмиг,
но как нам после встретиться в столетьях?
Возможен ли на свете твой двойник
и мой двойник? Лишь только в наших детях.
Не исчезай. Дай мне свою ладонь.
На ней написан я, я в это верю.
Тем и страшна последняя любовь,
что это не любовь, а страх потери.
Евгений Евтушенко, „Не исчезай“.
Последнюю ночь перед возвращением в Хогвартс они почти не спали – жаль было тратить последние часы на сон. Гермионе не верилось, что уже следующим вечером она останется в квартире одна, без Северуса. Он уже никогда не вернется сюда, и увидеть его она сможет только на колдографиях – за эти дни Гермиона ухитрилась сделать несколько штук, хотя Северус и возмущался всякий раз так, словно она собиралась снять не обычный кадр, а, как минимум, фотосессию для порножурнала. Но ей хотелось, чтобы с ней осталось хоть какое-то его отражение, хоть что-то относительно материальное. По крайней мере, материальнее ее собственной памяти.
Дымка чувствовала ее настроение и то ластилась, то наблюдала за ними настороженно.
Северус же выглядел спокойным, даже умиротворенным. Он решил, что лучше не шокировать Минерву непривычно-маггловской одеждой и переоделся в свою старую мантию, с видимым сожалением отложив полюбившиеся ему маггловские вещи. Уже перед тем, как выходить из дома, он вдруг сказал:
- Я хочу, чтобы ты пообещала мне одну вещь. Если в Хогвартсе что-то вдруг пойдет не так... Не знаю, у меня странное предчувствие. Хотя, может, я просто не хочу встречаться с Дамблдором, даже если должен. В общем, если разговор затянется и я не успею вовремя спуститься в лабораторию или если случится что-то еще непредвиденное, и я так и не выпью яд, пока еще нахожусь во полном разуме... Помоги мне с этим, пожалуйста. Сам я тогда не буду думать ни о чем, кроме того, что мне нужно быть рядом с тобой. Я не смогу мыслить здраво и уже не сумею выпить свое зелье, чтобы уйти из жизни как человек, а не как... Очень тебя прошу, не тяни до того, пока я не стану вести себя как невменяемое животное. Из твоих рук в том состоянии я приму все что угодно, тебе не придется делать это силой, если ты в тот момент будешь рядом.
- Северус, но...
Гермиона хотела произнести „я не смогу“, не выдержала его взгляда и кивнула, принимая склянку с зельем.
- Не сомневаюсь, что ты не будешь использовать ее не по назначению. Отдай Кингсли, если все пройдет так, как я планировал – не стоит хранить дома такие вещи.
Гермиона снова кивнула, шагнула к Северусу и обняла за плечи, уткнувшись лбом ему в грудь, чтобы он не видел, что она вот-вот расплачется. Несколько минут они постояли молча, потом Северус взъерошил ее волосы и улыбнулся одними уголками губ:
- Пора. Не волнуйся, все будет хорошо. Я просто хочу перестраховаться, на самом деле, вероятность того, что тебе придется это сделать, очень невелика. Пойдем, Минерва нас уже ждет.
Он подтолкнул ее к камину, зачерпнул из широкой керамической плошки дымолетный порошок и кинул его внутрь:
- Хогвартс, кабинет директора.
Вспыхнуло зеленое пламя, и Северус шагнул в него. Гермиона отправилась следом.
Минерва, действительно, уже ждала их в кабинете, вид у нее был немного растерянный. Они едва успели поздороваться с директором, как с портрета раздался холодный голос Дамблдора:
- Ты все-таки снизошел до того, чтобы зайти сюда, Северус? Я удивлен.
Гермиона опешила – она была уверена, что Дамблдор начнет извиняться за все, что двенадцать лет назад взвалил на Северуса, а не говорить с ним как с последним предателем. И не смотреть на него с таким омерзением, которое она видела на лице лишь однажды – в воспоминаниях Северуса, когда он пришел просить Дамблдора о помощи, просить любой ценой защитить Лили от Волдеморта.
Северус поджал губы и сплел руки на груди, выражение лица у него было непроницаемое.
- Представь себе, Альбус. Я не считаю нужным тратить на этот разговор много времени. У тебя ровно четверть часа. Потом я спущусь в лабораторию и закончу... свои дела.
Взгляд Дамблдора буквально полыхнул огнем:
- Мне хватит и пяти минут.
- Нам, наверное, лучше выйти? - неуверенно спросила Гермиона.
- Тебе лучше остаться, девочка моя, - улыбнулся ей Дамблдор неожиданно мягко и... сочувственно. Он повернулся к директору и добавил более нейтрально: - Минерва, останься и ты, пожалуйста.
Гермиона посмотрела на Северуса, надеясь поймать его взгляд, но он со злостью уставился на портрет. Тогда она встала вплотную к Северусу и взяла его под руку. Дамблдор осуждающе покачал головой.
- Я тебя внимательно слушаю, Альбус, - произнес Северус с едва заметным вызовом в голосе.
Дамблдор презрительно скривил губы:
- Ты действительно считаешь, что две недели твоей жизни стоят того, чтобы уничтожить мисс Грейнджер? И чем же ты объяснил свои действия? Что солгал? Или и не лгал вовсе, а просто подлил ей какое-то из своих зелий? Ну не Империо же ты использовал, в конце концов...
Северус задохнулся от возмущения:
- Да как ты смеешь...
- Как я смею?! - воскликнул Дамблдор с ненавистью и даже вскочил с кресла и оперся изнутри о раму картины: - Это как ты посмел втянуть ее в подобное?! Ты, который лучше многих разбирается в темных искусствах и прекрасно представляет себе последствия! Чем же ты отличаешься от Тома Риддла, если творишь подобное?
- Я не понимаю, о чем ты, - отчеканил Северус.
- Не лги. Имей смелость сознаться хотя бы сейчас. И имей смелость хотя бы попытаться все исправить.
- Я не лгу. Мне не в чем тебе сознаваться. И если ты закончил этот спектакль, я предпочел бы не затягивать с...
- Трус!
Гермиона не выдержала и вмешалась:
- Прекратите его оскорблять! Вы же прекрасно знаете, что в ваших словах нет ни слова правды!
Дамблдор покачал головой и снова посмотрел на нее так, словно и вправду чему-то сочувствовал:
- Хотел бы я верить, что действия Северуса действительно никому не навредят.
На несколько секунд в кабинете стало совсем тихо. Гермиона крепче взяла Северуса за руку, но он высвободился, шагнул к столу и оперся на него ладонями. Теперь он стоял прямо под портретом и смотрел на него снизу вверх.
- Я не понимаю, о чем ты, Альбус.
- Когда ты заблокировал камин мисс Грейнджер, чтобы Минерва не могла связаться с тобой, ты тоже не понимал?
Гермиона удивленно посмотрела на Северуса:
- Это правда? Ты заблокировал мой камин? Но зачем?!
- Я заблокировал от связи с Хогвартсом, - ответил он, обернувшись. - Я не собирался тратить время на препирательства с Минервой, что мне стоит уважить Дамблора и поговорить с ним. Я снял блокировку этой ночью.
- Северус, не лги. Ни мне, ни, тем более, мисс Грейнджер. Ты и так уже достаточно ей лгал.
- Я не...
Дамблдор снова вскочил со своего нарисованного кресла:
- Ты же знал об этом темномагическом обряде достаточно, чтобы знать, насколько он опасен для мисс Грейнджер. Знал, что ваша близость в этом случае может разрушить ее душу хуже, чем разрушают убийства. Знал, но решил, что это – ерунда по сравнению с двумя неделями твое жизни! Неужели ты и меня убил потому, что хотел выслужиться перед Томом, а не потому, что хотел защитить Драко?!
- Разрушить? Но Бэлла...
Северус не договорил, тяжело опустился на стул и закрыл лицо руками.
- Северус, ты же лучше меня знаешь, насколько безразличны были Беллактрикс такие вещи, - произнес Дамблдор брезгливо. - Она заботилась о целостности своей души еще меньше, чем Том. Думаю, она под конец даже получала удовольствие от этого разрушения, и когда заклятие Молли настигло ее, в ней уже не было души как таковой, лишь жалкие осколки. Этого ты желал мисс Грейнджер, которая надеялась вытащить тебя с того света? Так ты решил отплатить за добро? Исключительно злом, как истинный слуга Тома Риддла?
Гермиона была настолько потрясена отповедью Дамблдора, что потеряла дар речи. Она осторожно приобняла Северуса за плечи, чтобы он понял, почувствовал – она на его стороне.
Северус поднял голову и посмотрел Гермионе в глаза:
- Я действительно не знал. Если бы у меня было хоть малейшее сомнение, не опасно ли это для тебя...
Взгляд у него был потухший, в лице ни кровинки. В этот момент он был больше похож на мертвеца, чем на живого человека.
- Я знаю, что ты не знал, - выдавила наконец Гермиона. - Ты бы никогда не сделал сознательно то, что навредило бы мне.
Северус кивнул, но на какой-то момент Гермионе показалось, что он ее не расслышал, погруженный в свои мысли.
Дамблдор молчал, молчала и Минерва – Гермиона забыла бы о ее присутствии, если бы директор не подошла к ней и не положила руку на плечо, пытаясь утешить и поддержать.
Северус встал и вперил взгляд в портрет.
- Ты говорил, что случившееся можно исправить, - произнес он глухо. - Что я должен для этого сделать?
- Плохо, что ты дотянул до предела, - поморщился Дамблдор, - но пока ты еще вменяем, можно попытаться не допустить разрушений. Я тебе в этом не помощник – тут нужен живой человек, а не картина. Но я связался со старыми знакомыми в Дурмштранге. Братья Бругг пообещали, что проруководят тобой. Если ты беспрекословно подчинишься их указаниям и выполнишь все в точности, как они тебе скажут, последствия твоей ошибки можно будет нейтрализовать и с мисс Грейнджер все будет в порядке. Минерва приготовила портключ до Дурмштранга, но так как перемещение дальнее, он может сработать лишь за стенами замка. Пароль простой - „лимонные дольки“. Надеюсь, ты не станешь тянуть время.
- Есть что-то еще, что я должен знать?
- Только то, что время не ждет. И что чем дальше мисс Грейнджер будет в тот период от Дурмштранга, тем больше шансов, что все пройдет удачно.
Минерва протянула Северусу маленькие песочные часы и собиралась что-то сказать, но только тяжело вздохнула и как-то неловко, боком, приобняла Северуса:
- Надеюсь, у тебя все получится.
Он отстранился, кивнул Гермионе, выдавил глухое „Прости“ и стремительно вышел из кабинета.
Гермиона ринулась следом, но смогла нагнать Северуса только через пару лестничных пролетов, когда уже перешла на бег. Она вцепилась в его рукав и выдохнула:
- Постой. Мне нужно тебе кое-что сказать. Это важно. Две минуты ничего не изменят, я уверена.
- Я тебя слушаю, - произнес он бесцветно, чуть сбавляя шаг.
Гермиона взяла его за руку и пошла рядом, пытаясь приноровиться к его скорости.
- Я хочу, чтобы ты не просто выслушал, но действительно услышал то, что я говорю.
- Я тебя слушаю. Внимательно.
- Ты ни в чем не виноват. Ты не виноват, что я не знала, что за обряд я придумала, то есть, считала, что придумала, а на самом деле изобрела колесо заново. Ты не виноват, что Гарри решил нацепить на тебя тот браслет и я согласилась с его предложением. Ты не виноват, что я нашла ту книгу в кабинете Минервы, что я наплевала на твои просьбы выйти из лаборатории и сделала так, чтобы... чтобы твое состояние перешло в другую фазу.
- Этого можно было избежать. Если бы я не просчитался со сроками. И если бы я остановился на менее щадящем яде. Все закончилось бы раньше и безопаснее.
- Но тогда не было бы этих чудесных двух недель! Северус, даже если я ошиблась, то это моя ошибка и мои решения. А Дамблдор – просто старый маразматик, который несправедливо перекладывает вину на тебя. Просто потому, что ты не явился к нему по первому же свистку!
- Это не твоя ошибка.
- Чушь! И, кстати, раз уж он все знал, то была тысяча способов связаться с нами и не по каминной связи. Можно было послать сову или просто аппарировать ко мне домой – мы же каждое утро были дома, да и ночью тоже! Я уже молчу о том, что Минерва ни слова не сказала по делу, когда говорила с нами по каминной связи. Она ограничилась безликим „это важно“ и сама прервала связь! Ты-то тут при чем?!
Он передернул плечами, но ничего не ответил.
- Вот именно, Северус! И Дамблдор с самого начала знал, что ты невиновен, просто сорвал на тебе свою злость за свою же ошибку. Ну и за мою заодно.
- Ты тут не при чем.
- Ну да. Темномагический обряд провелся сам собой, браслет у тебя на руке возник из воздуха, а когда мы...
- Гермиона, я... - попытался перебить ее Северус, но она тут же закончила вместо него:
- Ты просто упрямый параноик, который по привычке винит во всем себя, даже если не виноват ни в чем ни на йоту.
- Я не...
- Да, ты не виноват. И чем бы все не закончилось, я счастлива, что у нас были эти две недели. Я не верю, что они смогут во мне что-то разрушить, скорее наоборот.
- Мне бы твою уверенность.
- Просто верь. Со мной все будет хорошо. Потому что я тебя люблю и очень рада, что была с тобой это время. И я надеюсь, что тебе тоже было хорошо и что старому маразматику не удалось окончательно отравить тебе эти, как ты говоришь, каникулы. Единственное, чего я боюсь – что эти самые дурмштрангские братья сделают с тобой что-то такое, что...
- Со мной все будет нормально. Не волнуйся. И я постараюсь сделать все, чтобы для тебя все прошло без последствий. Обещаю. И прости, что так вышло.
Гермиона поняла, что пытаться убедить Северуса, что ей ему прощать нечего, бесполезно, поэтому она просто попыталась отшутиться:
- Так – это что мы даже прощаемся на ходу?
- И за это тоже, - хмыкнул он невесело.
Они уже подошли к воротам замка, и Северус порывисто поцеловал ее в макушку:
- Пора. Отпусти, мне нужно воспользоваться портключом. И пусть у тебя все будет хорошо.
Вместо того чтобы отпустить его руку, Гермиона обняла его и поцеловала – быстро, вскользь, чтобы не успеть разреветься до того, как он исчезнет.
Она шагнула в сторону и хотела сказать еще хоть что-то на прощание, но Северус уже активировал портключ.
Гермиона стояла у ворот Хогвартса одна.
Глава 15.
Ума не приложу, как свыкнуться с той мыслью.
Незаменимых нет – твердят друзья неистово.
Незаменимых нет – пошлейшая из поговорок.
Незаменимых нет – кто близок, тот и дорог.
М. Влади „Памяти Высоцкого“
Первой мыслью было – отправиться следом, аппарировать в Дурмштранг. Но ее появление там только помешало бы Северусу, ведь она должна находиться как можно дальше от того места. По крайней мере так сказал Дамблдор, и как бы Гермиона на него ни злилась, верить она ему верила.
Стоило Гермионе вспомнить о Дамблдоре, как руки непроизвольно сжались в кулаки. Как он мог столько лет знать Северуса, поручать ему такие вещи, а теперь бросаться обвинениями, даже не задумавшись ни на секунду, что Северус может быть невиновен?! Как старик посмел смотреть на него с таким презрением и неприязнью, как смотрел тридцать лет назад, когда не знал о Северусе ровным счетом ничего?! Как он смел обвинять в трусости и подлости? Как...
Когда она вернулась в кабинет директора, внутри нее все бурлило от гнева и возмущения, но выплеснуть злость на ее виновника не удалось – портрет Дамблдора был пуст.
Минерва обняла ее, успокаивая то ли Гермиону, то ли саму себя:
- Все будет хорошо. Северус справится. Он и не с таким справлялся. Я верю, что он не хотел причинить тебе вреда. И что эти несколько дней были ему действительно нужны. Если бы я знала, что все это так опасно для тебя, я бы нашла способ сообщить это ему и тебе. Не понимаю, почему Альбус рассказал мне правду только сегодня утром, за несколько минут до вашего появления... - она расстроенно покачала головой, - и не понимаю, почему он вдруг набросился на Северуса, хотя сам никому ничего не сказал толком, а ограничился лишь туманными фразами - „мне нужно поговорить с Северусом, это очень важно“. Конечно, он обиделся, что Северус не хотел с ним беседовать и советоваться, что не пришел по его просьбе сразу же, но... Альбус не прав. Нельзя было так набрасываться на Северуса, даже если он и поступил не очень вежливо. Ему и так многое выпало за последние годы жизни. А уж когда и жить осталось всего несколько часов...
- Он называл эти дни „каникулами от смерти“, - вздохнула Гермиона. Она хотела бы рассказать Минерве о многом, но слова застревали в горле, и она замолчала, чтобы не расплакаться.
- Мне очень жаль, что его удалось вернуть мир живых лишь ненадолго. Он заслуживал гораздо большего. И уж точно не отповеди, которую ему устроил Альбус. Но думаю, Альбусу сейчас и самому стыдно за свои слова - когда ты вышла, чтобы проводить Северуса, Альбус тут же ушел с картины. Понимает, что я буду возмущаться. Причем, в отличие от него, не на ровном месте.
- Лучше бы ему было стыдно до того, как он набросился на Северуса, - буркнула Гермиона. - Стыдно Дамблдору или нет – это ничего не изменит. Северус пришел сюда спокойным, едва ли не умиротворенным, а уходил... Я пыталась убедить его, что он действительно ни в чем не виноват, но не уверена, что он что-то услышал. Слова старого маразматика для него значили слишком много.
Минерва чуть смущенно кашлянула, но одергивать Гермиону не стала. В конце концов, Дамблдор повел себя именно как старый маразматик, как ни неприятно было это признавать.
- Альбус сказал, что братья Бругг свяжутся с нами, когда будет ясно хоть что-то. Но мне кажется, что все должно пройти хорошо – Альбус говорил, что тут главное, чтобы нейтрализующий обряд был начат, когда Северус еще вменяем...
- А когда все закончится? - спросила Гермиона глухо. - Когда я смогу забрать тело, чтобы... чтобы похоронить? Мы не говорили об этом с Северусом, но я уверена, что он хотел бы быть похороненым на границе Запретного леса. Там красиво. И тихо.
Минерва вздохнула и отвела взгляд:
- Все зависит от того, как пройдет обряд. Братья Бругг сказали, что если у них ничего не выйдет, то лучше бы не переносить тело, уничтожить его на месте, сжечь, а пепел развеять по ветру. Хотя они сказали, что начинать такой обряд в понедельник – хорошо, так что это может помочь как-то уравновесить случившееся... Но и в самом оптимистичном варианте... Гермиона, они сказали, чтобы мы ничего не планировали до вечера четверга. Самое позднее, через четыре-пять дней они сообщат результаты.
Гермиона молча кивнула.
Значит, даже могилы может не остаться. Только та, в которой тело Северуса хоронили после Битвы. Пустая. Ненастоящая. Словно и не было его на свете.
Она скомканно попрощалась с Минервой, кинула в камин дымолетный порошок и отправилась домой. В тишину. Подальше от портрета бывшего директора, который хотелось испепелить на месте. А пепел развеять по ветру.
Дома все было так, словно Северус никуда и не уходил. Кожаная куртка на вешалке в прихожей. Его вещи в шкафу. Оставленная в кухонной мойке чашка с недопитым кофе. Недочитанная книга на столике рядом с креслом. АйПод с записями песен Джонни Кэша. Все как вчера. Только без Северуса. И неизвестно, что сейчас с ним проиходит. Наверное, он еще жив – иначе бы братья Бругг сообщили. Наверное. Но думать о том, в чем же заключается тот самый обряд, нейтрализующий последствия темномагического, было страшно. Дамблдор обвинял Северуса в трусости, обвинял несправедливо, и простить ему эти обвинения Гермиона не могла, но сейчас ее в тех словах пугало другое – что же будут творить с Северусом в Дурмштранге, если Дамблдор допускал мысль, что Северус мог бы испугаться и не поехать?.. Только бы все поскорее закончилось, чтобы Северус не жалел, что за две недели нормальной жизни пришлось расплачиваться такой смертью.
Гермиона просидела в кресле до самого вечера. Вставать и делать хоть что-то не было ни сил, ни желания, но нужно было покормить Дымку – кошка уж точно не виновата в случившемся. Она и так пыталась успокоить Гермиону как могла – гладилась, ласкалась, тихо мурлыкала что-то утешающее. Без нее в пустой квартире было бы совсем тошно.
Понедельник. Хороший день для начинаний. Но не для начала конца. Потом будут такие же пустые вторник и среда, заполненные лишь ожиданием вестей о том, можно ли будет похоронить Северуса по-человечески. К вечеру четверга все прояснится. В воскресенье она встретится с родителями, сходит с ними в азиатский ресторанчик и они вместе помянут Северуса. А со следующей недели начнется новая жизнь, в которой он будет лишь воспоминанием. Памятью. Той самой памятью, с которой не захочешь расстаться ни в один момент жизни. И как бы ни хотелось большего, но...
У Гермионы вдруг появилась надежда, слабая и зыбкая, но она становилась все сильнее пока Гермиона не вернулась из аптеки и не сделала тест на беременность. Нет, ребенка от Северуса у нее тоже не будет. Только воспоминания.
Минерва связалась с Гермионой ближе к вечеру, сказала, что обряд удалось начать вовремя и пока что прогнозы братьев Бругг благоприятные, и что Гермионе ничего не угрожает, осталась одна рутина, в которой братья точно не ошибутся, но раньше вечера четверга ничего более конкретного они сказать не смогут. И Гермиона решила заблокировать камин на пару суток – ей не хотелось говорить даже с друзьями. Хотелось впасть в спячку, уснуть и не думать о том, что сейчас происходит с Северусом. Выпить зелье сна без сновидений и спать, вставая лишь для того, чтобы покормить кошку и съесть что-нибудь самой.
Так она и поступила.
Утро четверга было хмурым и пасмурным, дождь то прекращался, то снова моросил, никак не набирая полную силу. Гермиона долго стояла под горячим душем, пытаясь согнать с себя оцепенение прошлых дней. Горячая вода успокаивала, хлесткие струи напоминали о том, что все продолжается и что было бы гораздо хуже, если бы у нее с Северусом вовсе не было тех двух недель. Две недели лучше, чем ничего, но... Но, открывая шкаф, она каждый раз наталкивалась взглядом на рубашки Северуса. А убрать их рука не поднималась.
Трель дверного звонка разорвала сонную тишину и заставила Гермиону поморщиться – видеть никого не хотелось. Открыть все равно придется: если почтальон, то он уйдет тут же, если друзья... тоже уйдут, когда убедятся, что с ней все в порядке. И когда она попросит оставить ее в покое в ближайшие дни.
Звонок повторился, и Гермиона поспешила распахнуть дверь.
Она думала, что хуже смерти Северуса ничего быть не может. Оказалось иначе. Может. То, что ей самой придется дать ему яд. Самой. Ему.
Северус стоял у входа, придерживаясь рукой за стену. Взгляд у него был остекленевший, под запавшими глазами черные круги, в лице ни кровинки.
Перед отъездом в Хогвартс он сказал, что у него странное предчувствие. И попросил убить его, если что-то пойдет не так и он не успеет выпить яд сам.
„Сам я тогда не буду думать ни о чем, кроме того, что мне нужно быть рядом стобой. Я не смогу мыслить здраво и уже не сумею выпить свое зелье, чтобы уйти из жизни как человек, а не как... Очень тебя прошу, не тяни до того, пока я не стану вести себя как невменяемое животное. Из твоих рук в том состоянии я приму все что угодно, тебе не придется делать это силой, если ты в тот момент будешь рядом.“
Склянка с ядом лежит в спальне, в комоде. Дать Северусу выпить ее содержимое – дело пары минут. Это просто. Это правильно. Она обещала ему...
Но можно же подождать хоть немного. Побыть с ним рядом еще хотя бы несколько часов. Даже если он сейчас в полувменяемом состоянии, это все равно он. Живой. Настоящий. Северус.
Она попятилась назад, чтобы пропустить его в квартиру. Она не решалась оторвать взгляд от Северуса ни на секунду. Очень хотелось взять его за руку, но она помнила – от этого могут исчезнуть остатки его разума, останется только желание быть рядом с нею. Но, может, это не так и плохо? Если он будет рядом. Еще хоть сколько-то. Хоть немного. Хоть...
Но внутрь он не вошел. Какое-то время смотрел пустым взглядом на Гермиону, а потом усмехнулся, кривя серые потрескавшиеся губы:
– Извини. Не хотел напугать. Просто не понял. Ты хотела быть со мной. Те две недели. А не больше. Я решил... Неважно. Извини.
Голос у него был охрипший и уставший, говорил Северус нервно и отрывисто, словно выдавливал слова с огромным усилием, смысла в его речи тоже не было. Гермона уже собиралась взять его за руку, чтобы хоть как-то успокоить и хоть как-то облегчить его состояние, но Северус внезапно развернулся и пошел вниз по лестнице, тяжело опираясь рукой о стену.
Гермиона ошарашено смотрела ему в спину, не зная, что и думать. Но он физически не может уйти! В его состоянии он может только стремиться быть как можно ближе к ней. Если уж он сбежал из Дурмштранга, так и не закончив... Ох, Мерлин!
Гермиона кинулась следом за Северусом. Она нагнала его уже на улице и тут же схватила за руку:
– Постой!
Он замер, словно в нем внезапно кончилась энергия, и Гермиона испугалась, что все же ошиблась в своих надеждах. Несколько мгновений они стояли молча, потом он медленно высвободил руку.
– Ты ничего не должна. Не гриффиндорствуй. Иди домой. И спасибо за те недели.
– Северус...
– Извини. Наверное они не передали. Тебе ничего не угрожает. Мне тоже. Иди домой.
– Северус, пойдем домой, я...
– Ты ничего не должна. Я понимаю. Одно дело – пара недель. Другое – так.
– Северус, ты о чем? Пойдем домой, я...
– Тебе страшно и неприятно. Видеть меня. Но ты ничего не должна. Все в порядке.
– Северус! – Гермиона повысила голос. – Прекрати! Ты говоришь какую-то ерунду. Ну конечно же, я рада, что ты жив и...
– Я видел. Как ты на меня смотрела. С ужасом.
Он шагнул в сторону, чтобы обойти Гермиону, она испугалась, что он может попытаться аппарировать, и схватила его за руку.
– Северус, не надо. Пожалуйста. Не уходи. Я действительно испугалась – что ты вернулся в невменяемом состоянии и что я должна выполнить то, что обещала. Но я... Мне не хватило бы духу дать тебе яд. Я бы тянула до последнего. Я не...
Гермиона не договорила, шагнула вплотную к Северусу и обняла его, крепко вцепившись пальцами в его плечи. Живой.
Мимо прошла соседка, ворчливая сплетница. Она окинула Северуса брезгливым взглядом, выплюнула: „Только наркоманов в нашем доме и не хватало,“ – и поспешила по своим делам.
– Извини. Наверное, я действительно похож на наркомана. Или на невменяемого. Но все в порядке. Тебе незачем...
– Северус, пойдем домой. Ты отдохнешь, примешь душ, придешь в себя... и перестанешь нести околесицу. Ну вспомни, как хорошо нам было вместе! Ну же! Помнишь?!
Он пожал плечами:
– Помню, но...
Гермиона взяла его под руку и потащила обратно в дом. Северус не сопротивлялся, только шел очень медленно, и его начало пошатывать.
– Ты точно в порядке? – спросила она уже в квартире.
– Да. Просто усталость. Пройдет. Сделаешь чай?
Северус опустился на стул и уставился невидящим вглядом в окно. Пока закипала вода и настаивался чай, Гермиона накрыла на стол и сделала Северусу несколько бутербродов. Сосредоточиться на самых простых действиях выходило с трудом, все время хотелось поднять глаза на Северуса, дотронуться до него, убедиться, что все происходит на самом деле.
Он отпил из чашки несколько глотков, снова уставился в окно и, кажется, задремал – чашка у него выскользнула и упала на пол. Северус вздрогнул и очнулся. Руки у него мелко дрожали, а взгляд был полон паники, словно произошло нечто непоправимое. Гермиона бросилась к нему и обняла за плечи:
– Северус, успокойся. Все хорошо. Это просто чашка. Ее можно восстановить Репаро.
Он дернулся и замер. Несколько мгновений не шевелился, а потом выдавил:
– Понятно.
– Давай налью тебе чай в другую чашку?
Северус покачал головой:
– Лучше лягу. Все равно засыпаю.
Гермиона помогла ему дойти до спальни и раздеться, а потом устроилась рядом. Завтракать не хотелось – она была слишком взбудоражена от радости, зато хотелось прижаться щекой к его плечу и слушать дыханье. Дымка сонно дремала на подоконнике, а через какое-то время задремала и Гермиона.
Не прошло и часа, как Северус проснулся. Он рывком сел, словно вырываясь из сна, и выглядел в этот момент загнанным зверем, который в панике не знает, что ему делать.
Гермиона осторожно погладила его по спине и приобняла:
– Северус, это был просто плохой сон. Ты дома, все хорошо, все закончилось...
– К-какой сегодня день? – спросил он хриплым шепотом.
– Четверг, пятнадцатое июля, – Гермиона обняла его крепче и добавила: – две тысячи десятого года.
– Я... я давно вернулся из Дурмштранга?
– Часа полтора-два назад. Мы поговорили, ты выпил пару глотков чая и лег спать.
Он медленно выдохнул и прикрыл глаза, Гермиона потянула его назад на кровать и снова легла рядом. Северус постепенно расслабился и уснул, но опять ненадолго.
И все повторилось. Резкое пробуждение, порыв тут же вскочить и куда-то кинуться, сбитое от паники дыхание.
– Северус, все хорошо. Тебе просто что-то приснилось. Ты дома, ты уже несколько часов как вернулся из Дурмштранга, все закончилось... – тихо шептала Гермиона, обнимая его за напряженные как камень плечи. – Хочешь я принесу воды или сделаю чай?
– Спасибо. Лучше просто воды.
Гермиона поцеловала его в подрагивающую жилку на виске и пошла на кухню, но когда она вернулась с чашкой, Северус уже спал. Вода пригодилась часа через полтора, когда все повторилось снова.
Северус просыпался часто, и с каждым разом Гермионе становилось все больше не по себе. Она, как могла, успокаивала его, говорила, что все закончилось, что он у нее дома, и все хорошо. И он затихал, забывался сном, чтобы через какое-то время вскочить.
Ей было страшно оставить его одного в комнате даже на пару минут – а вдруг именно в этот момент он снова проснется, не понимая, где он и что происходит? Думать о том, что же сделали с ним в Дурмштранге, было тошно, а спрашивать об этом его самого – жутко.
Днем она все же встала ненадолго, чтобы приготовить еду и пообедать с Северусом, когда тот проснется в следующий раз, но он только выпил горячий сладкий чай и снова лег спать. Сон его стал спокойнее, просыпался он уже не так часто, и Гермиона немного успокоилась – значит, ничего страшного, просто переутомление. Много сна и покоя – и все наладится. Главное, что он выжил. А сон и покой у него будут. И никаких старых маразматиков-директоров.
За ужином Северус едва вдавил в себя несколько ложек. Он по-прежнему буквально спал на ходу, но вид у него был уже более живой, хотя все еще растерянный и напряженный.
– Послушай, может мне лучше лечь в гостиной? – спросил он неожиданно.
Гермиона опешила.
– Но почему?!
– Я же тебе всю ночь спать не дам. И тебе неприятно видеть меня таким. Со временем это пройдет и...
– Северус, мне не неприятно. Мне страшно, что с тобой происходит. И страшно представить, что творилось в Дурмштранге.
– Со мной все в порядке. Просто устал. Ничего страшного там не было. Не волнуйся. Постели мне в гостиной. Только свет гасить не надо. Чтобы я сразу понял, где нахожусь.
– Хорошо, свет я гасить не буду. Но ляжешь ты в спальне. Можешь считать, что мне так спокойнее – когда ты рядом. Тогда я хотя бы чувствую, что ты действительно живой.
Он покачал головой, но спорить не стал.
Ночь прошла спокойнее, чем ожидала Гермиона, а когда она проснулась утром, поняла, что Северус нормально проспал уже часов пять. Похоже, что все закончилось. Только будить его не нужно – вот когда проснется, тогда можно будет сходить в булочную за свежими хлебцами и позавтракать вдвоем, а пока нужно разблокировать камин и сообщить Минерве, что с Северусом все в порядке, чтобы не волновалась – Минерва не Дамблдор, для нее Северус не отслужившая свой срок деталь, а живой человек...
Она осторожно встала, оделась и вышла в гостиную, тихо прикрыв за собой дверь.
Минерва была в своем в кабинете, словно ждала, не свяжется ли с ней Гермиона по каминной связи.
– Гермиона, милая, все в порядке? – спросила она вместо приветствия. Вид у нее был немного встревоженный.
– Спасибо, все прекрасно, – улыбнулась Гермиона счастливо. – Я должна была сообщить вам еще вчера, но... Северус вернулся вчера утром, очень уставший.
– Он нормально добрался? – спросила Минерва с неподдельным волнением. – Камин у тебя был заблокирован, братья Бругг сказали, что Северус решил аппарировать.
– Да, все хорошо. Он еще спит, а я решила не откладывать разговор, чтобы вы не волновались, – ответила Гермиона пристыженно. Она должна была улучить пару минут для этого разговора еще вчера! Но что сделано, то сделано.
Минерва чуть суховато кивнула:
– Так даже лучше, что он еще спит. Братья Бругг передали мне думосброс с их воспоминаниями об обряде. Они считают, что тебе тоже непременно следует их посмотреть. Для полноты картины. Думаю, они правы.
Она протянула Гермионе сковозь зеленый огонь чашу думосброса с клубящимися в ней серебристыми нитями и распрощалась до завтра.
Гермиона отнесла думосброс на кухонный стол и вернулась к спальне, осторожно заглянула в нее – Северус крепко спал. Самое время, чтобы последовать совету Минервы и посмотреть то, что передали ей дурмштрангские волшебники.
Нырять в воспоминания на этот раз не менее страшно, чем когда она решилась просмотреть воспоминания Северуса. Гермиона глубоко вздохнула и опустила лицо в думосброс.
Глава 16. Дурмштранг
„Would you lay with me in a field of stone?
If my needs were strong, would you lay with me?
Should my lips grow dry, would you wet them dear,
In the midnight hour if my lips were dry?
Would you go away to another land?
Walk a thousand miles through the burning sand?
Wipe the blood away from my dying hand,
If I give myself to you?“
Johnny Сash „Would You Lay With Me“
Гермиона уже видела Дурмштранг на колдографиях, но они не передавали мрачного величия этого замка. Дурмштранг не казался ни сказочным, ни волшебным. Он был... мощным и сильным, как стихия. Несколько его башен были почти черными – Гермиона читала когда-то, что это и есть самые древние башни замка, старше Хогвартса и Боббатона.
У ворот замка стояли двое коренастых стариков лет восьмидесяти, и Гермиона поспешила к ним – наверняка это братья Бругг.
Братья оказались близнецами, и она вдруг подумала, что Фред и Джордж с возрастом могли бы стать такими же. Близнецы Уизли внешне были полной противоположностью Бруггов, да и выражение лиц у обоих дурмштрангцев было такое, словно они никогда в жизни не улыбались, но... Глаза. Точно, глаза – именно в них было сходство. Живые, яркие, со смешинкой, прячущейся за густыми седыми бровями. Фред с Джорджем обязательно помогли бы, если бы знали. И если бы были оба живы. Джордж до сих пор так и не оправился от потери, все еще обломок тандема, но братьев Бругг двое и...
Раздался тихий хлопок – сработал портключ. Северус сдержанно поздоровался с Бруггами, и Гермиона поймала себя на мысли, что он и прежде – в Школе – часто был именно таким, неулыбчивым и злым, но теперь она воспринимала все то же выражение лица совершенно иначе: напряжение, недоверие, разочарование, причем разочарование во всем – от окружающего мира до самого себя.
Она глубоко вздохнула и напомнила себе, что это лишь воспоминания, и что бы она ни увидела дальше, с Северусом уже все в порядке, он дома, живой и более-менее здоровый, а пройдет день-другой, он придет в себя окончательно и все будет хорошо. Да и сейчас все уже хорошо, если сравнивать с тем, что могло бы случиться. А это просто воспоминания. Прошлое. То, что для Северуса уже позади. К счастью.
– Альбус сказал, что вы готовы к обряду, – произнес один из близнецов вместо приветствия.
– Готов, – коротко кивнул Северус, – и хотел бы начать побыстрее. У меня очень мало времени. Я не знаю наверняка, когда я перестану действовать... разумно. Поэтому я хотел бы поспешить. Чтобы успеть все закончить, пока я еще вменяем.
Второй близнец пожал плечами:
– Нам потребуется трое суток, но важен лишь момент, когда мы начнем. Ну и чтобы вы не пошли на попятную и следовали всем нашим указаниям. Беспрекословно.
– Я хотел бы начать побыстрее, – повторил Северус с нажимом.
– Как скажете, Северус, – первый близнец взял его под руку и неожиданно быстро направился внутрь замка. – Извините, что обращаюсь к вам по имени – для обряда не важна родословная, важно лишь ваше имя, поэтому я...
– Мне все равно, – перебил его Северус, – называйте как хотите. Что я должен делать?
– Мы с братом уже почти все подготовили, остались детали. Нам потребуется ваша кровь, чтобы добавить ее в свечу, которая будет гореть все трое суток, пока не окончится обряд. А пока мы займемся свечой, вам надо будет выпить очищающее зелье, чтобы тело избавилось от лишних веществ – когда мы приступим к обряду, вы уже не сможете ни на что прерваться. Конечно, немного воды вам за это время выпить придется, но вы сами понимаете, это другое.
– Понимаю. В чем заключается обряд?
Браться Бругг одновременно вздохнули и переглянулись, затем один из них произнес с сожалением в голосе:
– Этого я не могу вам сказать. Но если вы действительно захотите довести дело до конца, вы справитесь.
Северус поморщился – понял, что спорить с близнецами было бесполезно.
Они шли по замку так быстро, что Гермионе приходилось почти что бежать.
Наконец близнецы остановились перед низенькой дверцей и Гермиона перевела дух, но за дверцей оказалась крутая винтовая лестница, по которой пришлось подниматься снова едва ли не бегом.
– Это Северная башня, она самая древняя – для сегодняшних целей она подойдет лучше всего, – пояснил ничуть не запыхавшийся Бругг, когда они оказались на верхней площадке – в небольшой сумрачной комнатке с низким потолком и узкими стрельчатыми окнами. В углу стояло уютное старое кресло с клечатым пледом, а у окна притулился рассохшийся от старости грубо сколоченный деревянный стол и такая же табуретка. Середину же комнаты занимал тяжелый кованый подсвечник в виде широкой чаши, покрытой рунами. Свеча в нем была лишь одна, но очень высокая и едва ли не полметра в диаметре. Она была кипельно-белого цвета и словно светилась изнутри. Гермиона едва удержалась от того, чтобы не подойти и потрогать ее рукой – свеча манила, тянула к себе, как может тянуть лишь магия. Темная магия.
Северус скинул мантию и закатал рукав рубашки, один близнец сделал серебряным ножом едва заметный надрез и из ранки тут же зазмеилась тонкой струйкой кровь, постепенно заполняя деревянную чашу, которую протянул второй брат.
– Вы действительно согласны пройти весь обряд до конца?
– Да, я же сказал, – раздраженно огрызнулся Северус, – что согласен на все ваши условия, чтобы исправить свою ошибку и чтобы с мисс Грейнджер все было в порядке. Сколько раз я должен еще это повторить?!
– Придержите язык, молодой человек. Вы должны будете это повторить еще не одну сотню раз – когда мы снова зададим этот вопрос. Если, конечно, вы не сдадитесь и не попросите прервать начатое. Кстати, для обряда было бы лучше, если бы вы называли мисс Грейнджер по имени. В остальном формулировка нас устраивает.
Северус глубоко вздохнул и произнес неестественно ровным тоном:
– Я согласен пройти весь обряд до конца и не собираюсь останавливаться на полпути. Я согласен на все условия, чтобы исправить свою ошибку и чтобы с Гермионой все было в порядке.
Братья Бругг удовлетворенно улыбнулись.
Когда чаша наполнилась до краев, первый близнец снова провел ножом по руке Северуса, и кровь во мгновение ока остановилась.
Гермиона поежилась – магия эта была определенно темной, и наблюдать ее было жутковато. Она, как завороженная, смотрела на деревянную чашу с кровью – Бругг поднес ее к огромной свече и что-то тихо забормотал себе под нос, а потом опрокинул чашу над свечой.
Кровь на мгновение замерла в воздухе, словно застыла, а затем стала плавно обтекать воск, покрывая его тонкой пленкой. Не расплескалось ни капли, словно воск притягивал кровь к себе, как магнит железо. Пленка пошла трещинками, они все увеличивались и увеличивались, то ли отталкивая кровь, то ли сдвигая ее на нужное место. Гермиона была настолько поглощена этим зрелищем, что не заметила, как Северус вышел. Красный узор на воске постепенно приобретал форму, складываясь то ли в затейливую картину, то ли в витиеватую надпись на незнакомом Гермионе языке. Лишь когда дверь тихо скрипнула второй раз, Гермиона повернулась ко входу – Северус вернулся в комнату и выглядел еще более напряженным, чем раньше.
Гермиона обхватила себя руками, пытаясь унять нервную дрожь, и прислонилась спиной к стене. Стена была теплая, почти горячая, словно живая.
– Северус, зажгите свечу.
Он чиркнул спичкой и уже собрался поднести ее к фитилю, но Бругг придержал его за локоть:
– Вы действительно согласны пройти весь обряд до конца?
Северус напряженно кивнул и зажег свечу:
– Я согласен пройти весь обряд до конца и согласен на все условия, чтобы исправить свою ошибку и чтобы с Гермионой все было в порядке.
Свеча загорелась зеленым огнем, в комнате тут же стало жарче. Началось...
Гермиона боялась, что с Северусом тут же что-то случится, что произойдет что-то осязаемо-плохое, причиняющее боль, как Круцио, или калечащее тело, как режущее заклятие, но ничего подобного не произошло. Только на столе появился огромный фолиант в тусклом металлическом переплете, тяжелом даже на вид.
– Садитесь, – Бругг кивнул на табурет, – пока огонь не стал синим, самое время открыть книгу. Мы с братом будем сменять друг друга каждые пару часов – для помощи вам хватит и одного из нас, впрочем, от нас будет зависеть слишком мало... Откройте книгу на первой странице.
Северус молча выполнил то, что сказал ему Бругг, и вопросительно посмотрел на него:
– Что теперь? Я не знаю языка, на котором это написано.
Бругг чуть усмехнулся:
– Я и не прошу вас перевести это на английский. Возможно, для вас даже лучше, что вы не поймете смысла того, что будете произносить. Читайте вслух, я исправлю, если вы ошибетесь. Как сможете произнести по памяти – подойдете к свече и произнесете, взгляд при этом должен быть сфокусирован на пламени. Вы почувствуете, если оно примет ваши слова. Ошибетесь – повторите заново. И так – с каждой страницей.
Северус собрался было что-то сказать, но Бругг остановил его:
– До того, как вы произнесли что-нибудь лишнее. Любое ваше „не могу“ может быть расценено как желание прервать обряд. Если бы мы считали, что дело безнадежное – начинать бы мы не стали. Я верю, что при желании тут справиться можно. Вам все понятно?
Северус медленно кивнул. Филиант тихо шелестнул страницами.
– Единственное, что я могу вам посоветовать – не сдаваться в любом случае. И еще один момент... худшее, что вы можете сделать во время обряда – уснуть. Мы постараемся следить за тем, чтобы этого не случилось, но...
Бругг вздохнул и развел руками.
Северус склонился над книгой и провол пальцами по краю обложки, то ли машинально, то ли пытаясь взять себя в руки. Или успокоить книгу.
– Давайте приступим. Я согласен пройти весь обряд до конца и согласен на все условия, чтобы исправить свою ошибку и чтобы с Гермионой все было в порядке.
Свеча вспыхнула синим, огонь ее стал ярче и холоднее. Северус начал читать текст на незнакомом языке, Бругг его то и дело поправлял, свеча постепенно таяла. Прошло пару часов, прежде чем Северус смог произнести текст по памяти. Он шагнул к свече и стал негромко и чуть нараспев произносить то, что выучил, так и не понимая смысла. Огонь свечи под его взглядом становился то зеленым, то желтым, но когда Северус замолчал, огонь стал гаснуть.
– Вы должны подтвердить, что делаете все по доброй воле, – шепнул ему Бругг едва слышно.
– Я делаю это по доброй воле и согласен пройти весь обряд до конца. Я согласен на все условия, чтобы исправить свою ошибку и чтобы с Гермионой все было в порядке.
Свеча снова загорелась синим.
Воспоминание потускнело и сменилось другим. Свеча в нем прогорела почти наполовину, а от книги была прочитана в лучшем случае четверть. Северус выглядел уставшим и то и дело тер руками лицо, пытаясь отогнать сонную одурь. Гермионе хотелось подойти к нему и обнять за плечи, сказать что-то, поддержать, но воспоминание есть воспоминание, вмешаться в него нельзя, можно только наблюдать и слушать, как он раз за разом пытается повторить фразу с нужной интонацией, как сжимает руку в кулак, когда ничего не выходит снова и снова. Слушать его голос, который звучит уже более хрипло, и не иметь возможности помочь хоть чем-то.
Огонь снова сменил свой цвет, потому что Северус стал проговаривать заученные слова и завершил их очередным повтором того, что он хочет пройти обряд до конца и защитить Гермиону любой ценой.
Третье воспоминание сменило второе. От свечи остался огарок, огонь едва теплился, фолиант был прочитан едва наполовину, но Северус продолжал повторять вслух непонятные слова и предложения. Голос у него уже совсем охрип, язык заплетался, и вряд ли Северус не понимал, что продолжать попытки бесполезно – он едва боролся со сном, какие уж тут фолианты на неизвестном языке... Прошло больше получаса, воск таял, а Северус не продвинулся ни на йоту. Бругг сосредоточенно слушал его, но ничего не говорил, только иногда сокрушенно качал головой.
Огонек затрепетал, собираясь погаснуть, и стал менять цвет от синего к зеленому, от зеленого к обычному желтому. Теперь уже было бесполезно продолжать заучивать фразы, смысла которых он не понимал – свеча догорала, время вышло. Северус вскочил из-за стола, кинулся к огарку, встал перед ним на колени и уперся подрагивающими руками в пол.
– Кем бы и чем бы ты ни было, не дай темной магии навредить Гермионе. Я вверяю себя твоей власти и прошу – помоги. Дай мне еще время, чтобы я успел. Я смогу, я сделаю, я... Пожалуйста... – произнес он с отчаяньем.
Огонек мигнул и погас. В комнате стало сумрачно и неожиданно промозгло. Бругг зажег обычную свечу, поставил ее на стол и повернулся к Северусу:
– Сядь обратно. Мы еще не закончили.
Северус поднялся и, пошатываясь, добрался до стола – он уже засыпал на ходу.
– У меня еще есть время что-то изменить? – спросил он хриплым шепотом.
Бругг провел волшебной палочкой над фолиантом и пододвинул его к Северусу:
– Читай. Можешь не вслух.
Северус склонился над книгой, и Гермиона встала у него за плечом, едва удерживаясь от того, чтобы не прижаться к его спине и не обнять крепко за плечи. Взгляд ее упал на страницы – текст был уже на английском. И она стала читать вместе с Северусом.
Гермиона ожидала увидеть что-то из темной магии – заклинания или пояснения к ним, описание обрядов или их последствий, но текст оказался легендой. Легендой о предке мага, основавшего Дурмштранг.
В те далекие годы на месте замка Дурмштранг стояла белокаменная крепость, но живший в ней волшебник считал, что белыми бывают только камни и снег, а настоящая магия – всегда темная по своей сути. Звали того волшебника Грюнном. Местные магглы в нем души не чаяли, уж больно он был похож на своих родителей, которых они считали едва ли не святыми – отец и мать Грюнна погибли в схватке с драконом, нападавшем на селения магглов. Грюнну тогда и десяти лет не было, но он решил для себя главное – хочешь биться, бейся изо всех сил, не пытаясь делить магию на добрую и злую. Не чурайся отец темной магии, кто знает, как бы все вышло...
Магглы изо всех сил старались хоть чем-то порадовать „несчастного сироту“ и надеялись, что он вырастет таким же, как и его отец. Но шли годы, Грюнн больше и больше привыкал получать все, что ни пожелает, поэтому когда он посватался к Эллин, дочери благородного Люрфа, самого богатого купца в округе, отказ был для него как гром среди ясного неба. Верно, Грюнн не мог похвастаться ни огромными ларями с золотом и самоцветами, ни большим войском, ни большой семьей. Но он был молод и считал, что доброго имени его отца да собственных умений вполне достаточно для того, чтобы получить руку прекрасной девушки – чем плох он для купца-маггла и его дочери? Разве может быть кто-то лучше него? Да и сама Эллин ему улыбалась, когда он ее на Иванов день увидел.
Грюнн уехал домой не солоно хлебавши. Несколько дней злился на весь белый свет, а потом решил взять то, что считал своим, силой. Он отправился в купеческий дом, усыпил в нем всех при помощи нехитрых заклинаний, да и выкрал девушку, оставив спесивому купцу письмо.
Не хотела богатый отцовский дом покидать или отец не отпускал? Ну так теперь и из крепости Грюнна – ни ногой. Магия темная и древняя привяжет крепче, чем любые угрозы – как бы ни хотела Эллин уйти, не пустит ее крепость, удержит невидимой стеной. Он думал, девушка испугается, когда узнает правду. Испугается и разозлится, а после смирится со своей участью, признает, что он сильнее – уже потому, что он волшебник, а она – обычная маггла, пусть даже очень красивая. Но Эллин почему-то заплакала и назвала его дураком, который все испортил – ей молодой сероглазый Грюнн понравился еще на Иванов день, когда хороводы водили. Она надеялась, что отца, пусть и не сразу, но уговорит, отец ее любит и согласился бы... Но Грюнн все испортил, поломал жизнь и ей, и себе – ей из крепости больше не выйти, а отец неприменно отомстит, чтобы поставить оскорбившего его человека на место. Наймет разбойников, колдунов, кого угодно, но отомстит.
Грюнн лишь беспечно отмахнулся – какое ему дело до ее отца-маггла и его мести, если Эллин на самом деле была не против стать его женой?! Он постарался утешить девушку, пообещал, что с ними ничего не случится – если бы купец хотел отомстить, он бы уже наутро погоню выслал.
Прошло еще несколько дней, от купца не было никаких вестей, и волшебник послал Люрфу сову с покаянным письмом и просьбой отдать ему руку Эллин, которой Грюнн обещал быть добрым мужем. Сова вернулась очень быстро – купец ответил согласием. Только одно омрачало радость Грюнна – если бы не его вспыльчивость, Эллин могла бы покидать крепость в любое время, когда ей заблагорассудится...
Свадьбу сыграли в крепости, купец во время празднества был радушен и весел, но стоило гостям разъехаться, как все переменилось. Нанятые купцом люди во мгновение ока скрутили не ожидавшего нападения Грюнна, очнулся он уже в холодном подвале и не сразу понял, что случилось. Вернее, не сразу поверил в то, что увидел.
Права была Эллин, ее отец был готов нанять кого угодно, лишь бы отомстить. И разбойникам заплатил, и колдуну. Широкий оловянный браслет, стягивающий правую руку, был не просто украшением – это Грюнна почувствовал, как только пришел в себя. И почувствовал, что надела его именно Эллин. Мерлин, но что же сотворил с ней родной отец?!
Один из самых темных обрядов, на который редкий колдун решится – слишком темная в нем магия, такой Грюнн прежде и касаться боялся, но о самом обряде читал. Сначала ему будет необходимо просто быть рядом с Эллин, а если она оставит его надолго одного, его будет лихорадить, и от браслета будет идти волна боли, с каждым часом все сильнее. Через несколько дней он будет на стены кидаться, если Эллин не разделит с ним ложе, а потом разум и вовсе угаснет, останется только невменямое животное, способное только есть и ждать того момента, как Эллин снизойдет до него. А еще через несколько дней все будет кончено и...
И крепость рухнет. Построивший ее прадед использовал магию крови – если умрет последний в роду, крепость рассыпется по камню. Крепость уничтожит, убъет Эллин – девушке отсюда уже не уйти из-за его глупости.
Эллин приходила вместе с отцом раз в несколько часов – ее наверняка чем-то опоили, двигалась она как во сне. Люрф уводил ее уже через пару минут и даже не слушал попыток Грюнна рассказать о магии крепости. Так прошла неделя, а потом купец уехал, оставив Эллин на младшего брата. Мальчишка поверил Грюнну и рассудил, что бежать волшебнику уже некуда, отец приедет не скоро, сестру все считают законной женой Грюнна и она его явно любит, так что отца и ослушаться можно – пусть Эллин с мужем проживет эти дни как хочет, лишь бы не плакала.
Время летело, а Грюнн никак не мог придумать, как обмануть магию крови или ту древнюю магию, которой он привязал к крепости свою Эллин. Прошло три с лишним недели, и он чувствовал – еще несколько дней, и темная магия оловянного браслета разрушит его разум, уничтожит навеки. И Грюнн уговорил мальчишку уйти вместе с сестрой к самому выходу из крепости – может, в последний момент магия крови сжалится, и отпустит Эллин из рушащегося замка.
Чтобы договориться с магией, нужны хотя бы три дня и три ночи, во время которых должна гореть свеча, сделанная на его крови – это единственное, что Грюнн знал наверняка. Остальное же он делал то ли по наитию, то ли сама крепость ему и подсказывала, но огонь свечи слушал его молитвы, слушал и наблюдал. Больше всего Грюнн боялся уснуть и провалиться в марево безумия, уснуть и не успеть уговорить магию крепости отпустить женщину, которую он полюбил.
Прошли три дня и три ночи, догорели свечи на крови, но крепость не ответила. Грюнн в отчаяньи спустился к Эллин и ее брату и только тогда понял – магия браслета над ним больше не властна. Она ушла, поглотилась магией крови и желанием спасти ту, кто надела на него этот браслет.
Эллин так и не смогла покинуть крепость, но ее это и не слишком печалило – до самой старости они с Грюнном жили душа в душу. Отцу же ее пришлось уехать из тех краев – ополчились на него местные магглы, не простили ему попытку уничтожить волшебника, которого полюбили не за добрые дела, но в память об отце с матерью. Грюнн отплатил им сторицей, а правнук его и решил основать школу для тех, кому подвластна магия – чтобы с малолетства учить волшебников не только светлому волшебству, но и тому, какой опасной бывает темная магия и как сложно порой избежать с ней ошибок.
Белые башни волшебной крепости стали черными, приняв на себя темную магию, чтобы защитить своего хозяина, и сколько лет ни стоит разросшаяся до огромного замка крепость, старые башни так и остаются черными – в память о прошлом.
Северус устало потер лицо ладонями:
– На Гермионе не было никакой темной магии, ограничивающей ее передвижения. И с моей смертью никакое здание не могло рухнуть.
– Верно, – кивнул Бругг с улыбкой, – ты совершенно прав.
– Но это значит, что Гермионе ничего не угрожало?.. – спросил Северус хриплым шепотом.
– Физически или магически? Думаю, не угрожало. Но она бы наверняка очень плакала по тебе.
– Но почему вы сразу не сказали?!
– Ради самого себя ты бы так долго не продержался. Ты бы сдался меньше, чем через сутки. А информации о том, что же именно смог сделать Грюнн, слишком мало. Известно только то, что он использовал свечи на собственной крови, но не изобрел никакого контрзаклинания, если не считать заклинанием слова, что он делал все по доброй воле, готов был идти до конца и был согласен на все условия, чтобы исправить свою ошибку, чтобы для Эллин все закончилось благополучно. Мы знаем, что он три дня и три ночи пытался уговорить магию отступиться и пощадить его женщину. И мы считаем, что ему удалось разрушить темную магию подчинения именно потому, что он молил не за себя, а за Эллин – за ту, кто и надел на него злосчастный браслет. Он искрене хотел ее спасти, это и разрушило темную магию.
– И что теперь?.. Что мне теперь нужно делать?
Северус снова потер лицо, отгоняя сон. Руки подрагивали.
– Думаю, тебе сейчас лучше поспать несколько часов, а мы тем временем свяжемся с Минервой и Альбусом.
– Я хочу отправиться к Гермионе. Мне нужно убедиться, что с ней все в порядке.
– Выспись сначала. У мисс Грейнджер заблокирован камин, а аппарировать в твоем состоянии глупо. Если не хочешь отдохнуть в Дурмштраге – мы дадим тебе портключ до Хогвартса.
– Да, лучше портключ. До Хогвартса, – Северус с усилием встряхнул головой. – Со мной все будет в порядке.
Все подернулось темной дымкой, и в следующий миг Гермиона поняла, что сидит на своей кухне. А у окна стоит Северус.
– Доброе утро, – хмуро произнес он. – Что это за воспоминания?
– Братьев Бругг. Они решили, что мне лучше знать все и... – Гермиона вскочила и порывисто обняла Северуса: – Ну зачем тебе было аппарировать в таком состоянии?! Это же самоубийство было! Северус, ну зачем?!
– Я прежде и в худшем состоянии аппарировал, – он небрежно пожал плечами, – да и не уснул бы я там. Мне нужно было тебя увидеть, чтобы поверить, что с тобой все хорошо. Иначе бы все равно каждую минуту просыпался.
– Ты и так просыпался, это от перенапряжения, это нормально...
– Да, кажется, просыпался. И тебе спать не давал. Извини.
– Не говори ерунды!
– Ну ты же ерунду про аппарацию говоришь. Так почему мне нельзя? – сонно усмехнулся Северус.
– Потому что про аппарацию – это не ерунда. Если ошибиться, то будет расщепление. У Рона такое было один раз, хорошо еще, что только плечо задело...
– Гермиона, ну не ровняй ты меня с этим Уизли, – поморщился Северус. – Когда он только родился, я уже едва не в бессознательном состоянии аппарировать умел. Спасибо аврорам, как говорится.
Гермиона обняла его крепче и ничего не ответила. Какой смысл сейчас спорить? Главное, что он цел. И главное, чтобы ему больше никогда не приходилось аппарировать в таком состоянии...
– Странно, мне казалось, что когда я пришел сюда, было утро. И сейчас утро. Не мог же я проспать сутки?
– Еще как мог. Более того, я надеюсь после завтрака снова уложить тебя спать.
– Надеюсь, не спеленутого и без соски?
– Это мысль, – хихикнула Геомиона, – причем светлая.
– Нет, светлая мысль это то, что после завтрака мне нужно принять душ. Чтобы не походить на опустившегося наркомана.
Гермиона поцеловала его в кончик носа:
– Ты на него и так не похож. А если воспользуешься бритвой, будет и вовсе замечательно. Но сначала ты съешь тарелку овсянки и яйцо, и я сделаю тебе бутерброды – один с сыром и паштетом, другой с мармеладом. И уже потом душ и все остальное.
– Звучит многообещающе. Особенно про все остальное.
Он расслабленно усмехнулся. Вид у него был невыспавшийся и все еще уставший, но зато взгляд живой и очень спокойный. Даже если сон восстановится не сразу, Северус уже со всем справился – и с тем, что она с ребятами наворотила по незнанию, и со своими страхами, что он тут не нужен. Нужен. Очень нужен. Как никто другой.
Глава 17. Подводя черту
„Не исчезай... Мы искупили грех.
Мы оба неподсудны, невозбранны.
Достойны мы с тобой прощенья тех,
кому невольно причинили раны.“
Евгений Евтушенко, „Не исчезай“.
Весь день на улицу выходить не хотелось - снова зарядил мелкий монотонный дождик, а дома было тепло и уютно. Да и Северус то и дело проваливался в полудрему, хоть и пытался доказать, что он не спит, просто сидит в кресле вместе с Дымкой и думает. С закрытыми глазами. И ровным дыханием спящего человека.
Может, отварить на ужин спагетти? Но не с мармеладом же их есть! Гермиона открыла холодильник и обрадовалась – в морозилке еще кое-что осталось.
- Как насчет пиццы, Северус? У нас есть три варианта на ужин - с шампиньонами, беконом и шпинатом.
- Давай с грибами и с беконом, - кивнул он и, пока она ставила пиццы в духовку, полез в шкафчик, в котором у Гермионы стояли бокалы и вино.
Бокалы были на месте. А вот вина не оказалось. Точно, они в прошлое воскресенье допили последнее.
- Ясно, - хмыкнул Северус, - временно здоровый образ жизни. Много сна и никакого алкоголя.
В камине полыхнул зеленый огонь, в котором тут же появилась голова Гарри:
- Герми, привет, можно я зайду на минуту?
Гермиона согласно кивнула, и через пару мгновений Гарри шагнул в комнату, отряхивая правую руку от дымолетного порошка и осторожно прижимая к себе левой два длинных темно-зеленых подарочных пакета. Он увидел Северуса, весь подобрался, глубоко вздохнул и выпалил:
- Мы с ребятами хотели вас поздравить. Ну, что все хорошо закончилось и что ваша поездка в Дурмштранг оказалась удачной, сэр. Мы решили, что от пары бутылок вина вы точно не откажетесь, так что...
- Вы крайне вовремя, Поттер, - усмехнулся Северус, - спасибо.
Гарри смутился:
- Я только на минуту, сэр. Вот, держите.
- Вы в прямом смысле вовремя, Поттер. Даже подозрительно, - фыркнул Северус. - Мы с Гермионой как раз обнаружили, что вина в доме ни капли, а оно сейчас было бы очень кстати.
Он взял у Гарри пакеты, достал бутылки и потянулся за штопором.
Гермиона стояла в стороне и наблюдала, предпочитая не вмешиваться – настроение у Северуса сейчас прекрасное, так что есть шанс, что общение станет более дружеским. Она угадала.
- Кстати, должен вернуть вам поздравление, - сказал он доставая из шкафа третий бокал. - Все ведь получилось в результате авантюры, которую придумала Гермиона, но реализовывала эту безумно-гриффиндорскую затею не она одна. Спасибо.
- Эээ... - расстерялся Гарри, - пожалуйста.
На пару секунд повисло неловкое молчание, потом Гарри встрепенулся и стал рассказывать Северусу, что потребуется сделать в ближайшие дни для восстановления всех прав и документов. По сути, заглянуть один раз в аврорат и министерство, бумаги должны быть готовы к вечеру понедельника - Гарри уже все организовал.
Они устроились в гостиной – Гермиона с Северусом на диване, Гарри в кресле. Разговор плавно перешел на дела в аврорате и на разные неважные мелочи, вроде обсуждения пиццы и вина.
Дремавшая на спинке дивана Дымка проснулась, лениво потянулась, выпуская когти, спустилась вниз и уверенно направилась к Северусу. Его возмущенно-скептичный взгляд она проигнорировала и улеглась у него на коленях с самым что ни на есть деловым видом.
Толком скрыть удивление при виде бывшего профессора Зельеваренья с серой пушистой кошкой, уютно свернувшейся у него на коленях, Гарри не удалось, хоть он и попытался сделать вид, что ничего не заметил.
Снейп ответил ироничным взглядом, но комментировать не стал, явно получая удовольствие от его растерянного вида.
Гермиона на всякий случай протянула Северусу очередной кусок пиццы – еда вряд ли отвлечет его от язвительных реплик, но попытка не пытка... Дымка жалобно мявкнула и тронула Северуса лапой по руке, потом мявкнула еще раз, уже более требовательно. Северус почти машинально снял шампиньон с пиццы и протянул его довольно заурчавшей кошке. Гермиона была готова поспорить, что машинальность эта наигранная и нацеленная на то, чтобы Гарри еще больше растерялся.
Гарри, действительно, как-то притих и молча наблюдал за тем, как Северус с задумчиво-рассеянным видом скормил Дымке все грибы со своего куска пиццы. Когда же шампиньоны закончились, он повернулся к Гарри:
- Задумались о смысле жизни, Поттер?
Яда в его голосе было самую малость, но Гермиона почувствовала его и нахмурилась. Ясно же, что Северус снова пытается защищаться от возможного нападения, язвит лишь для того, чтобы никто не съязвил в его адрес, но...
- Именно, сэр.
Гарри кивнул в ответ совершенно серьезно, и Гермиона почувствовала, как Северус напрягся, ожидая замаскированную под серьезность шпильку.