Илья Муромец и Калинцарь

 

 

Как Владимир князь да стольнокиевский

Поразгневался на старого казака Илью Муромца,

Засадил его во погреб во глубокиий,

Во глубокий погреб во холодныий

Да на трито года порывремени.

А у славного у князя у Владимира

Была дочь да одинакая,

Она видит: это дело есть немалое,

Что посадил Владимир князь да стольнокиевский

Старого казака Илью Муромца

В тот во погреб во холодный.

А он мог бы постоять один за веру, за отечество,

Мог бы постоять один за Киевград,

Мог бы постоять один за церкви за соборные,

Мог бы поберечь он князя да Владимира,

Мог бы поберечь Опраксу Королевичну.

Приказала сделать да ключи поддельные,

Положилато людей да потаенныих,

Приказалато на погреб на холодный

Да снести перины да подушечки пуховые,

Одеяла приказала снести теплые,

Она ествушку поставить да хорошую

И одежду сменять с новананово

Тому старому казаку Илье Муромцу.

А Владимиркнязь про то не ведает.

И воспылалто тут собака Калинцарь на Киевград,

И хотит он разорить да стольный Киевград,

Чернедьмужичков он всех повырубить,

Божьи церкви все на дым спустить,

Князюто Владимиру да голова срубить

Да со той Опраксой Королевичной.

Посылаетто собака Калинцарь посланника,

А посланника во стольный Киевград,

И дает ему он грамоту посыльную.

И посланникуто он наказывал:

«Как поедешь ты во стольный Киевград,

Будешь ты, посланник, в стольном Киеве

Да у славного у князя у Владимира,

Будешь у него на широком дворе

И сойдешь как тут ты со добра коня,

Да й спущай коня ты на посыльный двор,

Сам подико во палату белокаменну;

Да пройдешь палатой белокаменной,

Войдешь в его столовую во горенку,

На пяту ты дверь да поразмахивай,

Не снимайко кивера с головушки,

Подходико ты ко столику к дубовому,

Становисько супротив князя Владимира,

Полагайко грамоту на золот стол;

Говорико князю ты Владимиру:

«Ты Владимир, князь да стольнокиевский,

Ты беритко грамоту посыльную

Да смотри, что в грамоте написано,

Да гляди, что в грамоте да напечатано;

Очищайко ты все улички стрелецкие,

Все великие дворы да княженецкие

По всемуто городу по Киеву,

А по всем по улицам широкиим

Да по всемто переулкам княженецкиим

Наставь сладких хмельных напиточков,

Чтоб стояли бочкаобочку близкопоблизку,

Чтобы было у чего стоять собаке царю Калину

Со своимито войсками со великими

Во твоем во городе во Киеве».

(Приезжал посол в стольный Киевград

Ко князю ко Владимиру на широкий двор.

Спущает коня на посыльный двор,

Сам идет в палату белокаменну;

На пяту он дверь поразмахивал,

Креста он не клал пописаному,

И не вел поклонов поученому

Ни самомуто князю Владимиру

И ни его князьям подколенныим.

Полагал он грамоту посыльную на золот стол.)

Тут Владимир князь да стольнокиевский

Бралто книгу он посыльную,

Да и грамоту ту распечатывал,

И смотрел, что в грамоте написано,

И смотрел, что в грамоте да напечатано,

И что велено очистить улицы стрелецкие

И большие дворы княженецкие,

Да наставить сладких хмельных напиточков

А по всем по улицам по широкиим

Да по всемто переулкам княженецкиим.

Тут Владимир князь да стольнокиевский

Видит: есть это дело немалое,

А немалое, делото, великое,

А садилсято Владимир да на червленый стул.

Да писалто ведь он грамоту повинную:

«Ай же ты собака да и Калинцарь!

Дайко мне ты порывремечка на три года,

На три года дай и на три месяца,

На три месяца да еще на три дня,

Мне очистить улицы стрелецкие,

Все великие дворы да княженецкие,

Накурить мне сладких хмельных напиточков

Да наставить по всему по городу по Киеву

Да по всем по улицам широкиим,

По всем славным переулкам княженецкиим».

Отсылает эту грамоту повинную,

Отсылает ко собаке царю Калину.

А й собака тот да Калинцарь

Дал ему он порывремечка на три года,

На три года дал и на три месяца,

На три месяца да еще на три дня.

А неделя за неделей, как река, бежит,

Прошло порывремечка да три года,

А три года да три месяца,

А три месяца и еще три дня.

Тут подъехал ведь собака Калинцарь,

От подъехал ведь под Киевград

Со своими со войсками со великими.

Тут Владимир князь да стольнокиевский,

Он по горенке да стал похаживать,

С ясных очушек он ронит слезы горючие,

Шелковым платком князь утирается,

Говорит Владимиркнязь да таковы слова:

«Нет живато старого казака Ильи Муромца,

Некому стоять теперь за веру, за отечество,

Некому стоять за церкви ведь за божие,

Некому стоятьто ведь за Киевград,

Да ведь некому сберечь князя Владимира

Да и той Опраксы Королевичны!»

Говорит ему любима дочь таковы слова:

«Ай ты батюшко Владимир, князь наш

стольнокиевский,

Ведь есть живто старый казак да Илья Муромец,

Ведь он жив на погребе на холодноем».

Тут Владимир князь да стольнокиевский,

Он скорешенько берет да золоты ключи

Да идет на погреб на холодный,

Отмыкает он скоренько погреб да холодный

Да подходит ко решеткам ко железныим;

Растворилто он решетки да железные,

Да там старый казак да Илья Муромец,

Он во погребе сидитто, сам не старится,

Там перинушки, подушечки пуховые,

Одеяла снесены там теплые,

Ествушка поставлена хорошая,

А одежица на нем да живет сменная.

Он берет его за ручушки за белые,

За его за перстни за злаченые,

Выводил его со погреба холодного,

Приводил его в палату белокаменну,

Становилто он Илью да супротив себя,

Целовал в уста его во сахарны,

Заводил его за столики дубовые,

Да садил Ильюто он подле себя,

И кормил его да ествушкой сахарною,

Да поилто питьицем медвяныим,

Говорилто он Илье да таковы слова:

«Ай же старый ты казак да Илья Муромец!

Нашто Киевград нынь в полону стоит,

Обошел собака Калинцарь наш Киевград

Со своими со войсками со великими.

А постойко ты за веру, за отечество,

И постойко ты за славный Киевград,

Да постой за матушки божьи церкви,

Да постойко ты за князя за Владимира,

Да постойко за Опраксу Королевичну!»

Как тут старый казак да Илья Муромец

Выходил он со палаты белокаменной,

Шел по городу он да по Киеву,

Заходил в свою палату белокаменну,

Да спросилто как он паробка любимого,

Шел со паробком да со любимыим

На свой на славный на широкий двор.

Заходил он во конюшенку в стоялую,

Посмотрел добра коня он богатырского.

Говорил Илья да таковы слова:

«Ай же ты, мой паробок любимый,

Хорошо держал моего коня ты богатырского!»

Выводил добра коня с конюшенки стоялыи.

А й на тот на славный на широкий двор.

А й тут старый казак да Илья Муромец

Стал добра коня он заседлывать:

На коня накладывает потничек,

А на потничек накладывает войлочек,

Потничек он клал да ведь шелковенький,

А на потничек подкладывал подпотничек,

На подпотничек седелко клал черкасское,

А черкасское седелышко не держано,

И подтягивал двенадцать подпругов шелковых,

И шпилечики он втягивал булатные,

А стремяночки покладывал булатные,

Пряжечки покладывал он красна золота,

Да не для красыугожества,

Ради крепости все богатырскоей:

Еще подпруги шелковы тянутся, да они не рвутся,

Да булатжелезо гнется, не ломается,

Пряжечки да красна золота,

Они мокнут, да не ржавеют.

И садился тут Илья да на добра коня,

Брал с собой доспехи крепки богатырские:

Вопервых, брал палицу булатную,

Вовторых, брал копье бурзамецкое,

А еще брал свою саблю вострую,

А еще брал шалыгу подорожную,

И поехал он из города из Киева.

Выехал Илья да во чисто поле,

И подъехал он ко войскам ко татарскиим

Посмотреть на войска на татарские:

Нагнаното силы многомножество,

Как от покрику от человечьего,

Как от ржанья лошадиного

Унывает сердце человеческо.

Тут старый казак да Илья Муромец

Он поехал по раздольицу чисту полю,

Не мог концакраю силушке наехати.

Он повыскочил на гору на высокую,

Посмотрел на все на тричетыре стороны,

Посмотрел на силушку татарскую,

Концакраю силы насмотреть не мог.

И повыскочил он на гору на другую,

Посмотрел на все на тричетыре стороны,

Концакраю силы насмотреть не мог.

Он спустился с той со горы со высокий,

Да он ехал по раздольицу чисту полю

И повыскочил на третью гору на высокую,

Посмотрелто под восточную ведь сторону,

Насмотрел он под восточной стороной,

Насмотрел он там шатры белые

И у белых у шатровто кони богатырские.

Он спустился с той горы высокий

И поехал по раздольицу чисту полю.

Приезжал Илья ко шатрам ко белыим,

Как сходил Илья да со добра коня

Да у тех шатров у белыих

А там стоят кони богатырские,

У того ли полотна стоят у белого,

Они зоблютто пшену да белоярову.

Говорит Илья да таковы слова:

«Поотведать мнека счастия великого».

Он накинул поводья шелковые

На добра коня да богатырского

Да спустил коня ко полотну ко белому:

«А й допустят лито кони богатырские

Моего коня да богатырского

Ко тому ли полотну ко белому

Позобать пшену да белоярову?»

Его добрый конь идетто грудью к полотну,

А идет зобать пшену да белоярову.

Старый казак да Илья Муромец

А идет он да во бел шатер.

Приходит Илья Муромец во бел шатер.

В том белом шатре двенадцать богатырей,

И богатыри все святорусские,

Они сели хлебасоли кушати,

А и селито они да пообедати.

Говорит Илья да таковы слова:

«Хлеб да соль, богатыри святорусские,

А и крестный ты мой батюшка,

А Самсон да ты Самойлович!»

Говорит ему да крестный батюшка:

«А й поди ты, крестничек любимый,

Старый казак да Илья Муромец,

А садисько с нами пообедати».

И он встал да на резвы ноги,

С Ильей Муромцем да поздоровкались,

Поздоровкались они да целовалися,

Посадили Илью Муромца за единый стол

Хлебасоли да покушати.

Их двенадцатьто богатырей,

Илья Муромец да он тринадцатый.

Они попили, поели, пообедали,

Выходили зза стола изза дубового,

Говорил им старый казак да Илья Муромец:

«Крестный ты мой батюшка, Самсон Самойлович,

И вы русские могучие богатыри,

Вы седлайтетко добрых коней

Да садитесь вы на добрых коней,

Поезжайтетко во раздольице чисто поле

Под тот под славный стольный Киевград.

Как под нашимто городом под Киевом

А стоит собака Калинцарь,

А стоит со войсками со великими,

Разорить он хочет стольный Киевград,

Чернедьмужиков он всех повырубить,

Божьи церкви все на дым спустить,

Князюто Владимиру да со Опраксой Королевичной

Он срубитьто хочет буйны головы.

Вы постойтетко за веру, за отечество,

Вы постойтетко за славный стольный Киевград,

Вы постойтетко за церкви да за божие,

Вы поберегитеко князя Владимира

И со той Опраксой Королевичной!»

Говорит ему Самсон Самойлович:

«Ай же крестничек ты мой любимый,

Старый казак да Илья Муромец!

А й не будем мы да и коней седлать,

И не будем мы садиться на добрых коней,

Не поедем мы во славно во чисто поле,

Да не будем мы стоять за веру, за отечество,

Да не будем мы стоять за стольный Киевград,

Да не будем мы стоять за матушки божьи церкви,

Да не будем мы беречь князя Владимира

Да еще с Опраксой Королевичной.

У него есть много да князей, бояр,

Кормит их и поит да и жалует,

Ничего нам нет от князя от Владимира».

Говоритто старый казак Илья Муромец:

«Ай же ты мой крестный батюшка,

А й Самсон да ты Самойлович!

Это дело у нас будет нехорошее.

Как собака Калинцарь разорит да Киевград,

Да он чернедьмужиковто всех повырубит,

Да он божьи церкви все на дым спустит.

Да князю Владимиру с Опраксой Королевичной

А он срубит им да буйные головушки,

Вы седлайтетко добрых коней

И садитесько вы на добрых коней,

Поезжайтетко в чисто поле под Киевград,

И постойте вы за веру, за отечество,

И постойте вы за славный стольный Киевград,

И постойте вы за церкви да за божие.

Вы поберегитека князя Владимира

И со той с Опраксой Королевичной».

Говорит Самсон Самойлович да таковы слова:

«Ай же крестничек ты мой любимый,

Старый казак да Илья Муромец!

А й не будем мы да и коней седлать,

И не будем мы садиться на добрых коней,

Не поедем мы во славно во чисто поле,

Да не будем мы стоять за веру, за отечество,

Да не будем мы стоять за стольный Киевград,

Да не будем мы стоять за матушки божьи церкви,

Да не будем мы беречь князя Владимира

Да еще с Опраксой Королевичной.

У него есть много да князей, бояр,

Кормит их и поит да жалует,

Ничего нам нет от князя от Владимира».

Говоритто старый казак Илья Муромец:

«Ай же ты мой крестный батюшка,

А й Самсон да ты Самойлович!

Это дело у нас будет нехорошее.

Вы седлайтетко добрых коней

И садитесько вы на добрых коней,

Поезжайтетко в чисто поле под Киевград,

И постойте вы за веру, за отечество,

И постойте вы за славный стольный Киевград,

И постойте вы за церкви да за божие,

Вы поберегитетко князя Владимира

И со той с Опраксой Королевичной».

Говорит ему Самсон Самойлович:

«Ай же крестничек ты мой любимый,

Старый казак да Илья Муромец!

А й не будем мы да и коней седлать,

И не будем мы садиться на добрых коней,

Не поедем во славно во чисто поле,

Да не будем мы стоять за веру, за отечество,

Да не будем мы стоять за стольный Киевград,

Да не будем мы стоять за матушки божьи церкви,

Да не будем мы беречь князя Владимира

Да еще с Опраксой Королевичной.

У него есть много да князей, бояр,

Кормит их и поит да жалует,

Ничего нам нет он князя от Владимира».

А й тут старый казак да Илья Муромец

Он как видит, что дело ему не полюби,

Выходитто Илья да со бела шатра,

Приходил к добру коню да богатырскому,

Брал его за поводья шелковые,

Отводил от полотна от белого

А от той пшены от белояровой,

Да садился Илья на добра коня.

Он поехал по раздольицу чисту полю

И подъехал ко войскам ко татарскиим.

Не ясен сокол напущает на гусей, на лебедей

Да на малых перелетных на серых утушек,

Напущаетто богатырь святорусский

А на ту ли на силу на татарскую.

Он спустил коня да богатырского

Да поехал ли по той по силушке татарскоей.

Стал он силушку конем топтать,

Стал конем топтать, копьем колоть,

Стал он бить ту силушку великую,

А он силу бьет, будто траву косит.

Его добрый конь да богатырский

Испровещился языком человеческим:

«Ай же славный богатырь святорусский,

Хоть ты наступил на силу на великую,

Не побить тебе той силушки великий:

Нагнано у собаки царя Калина,

Нагнано той силы многомножество,

И у него есть сильные богатыри,

Поленицы есть да удалые;

У него, собаки царя Калина,

Сделаныто трои ведь подкопы да глубокие

Да во славном во раздольице чистом поле.

Когда будешь ездить по тому раздольицу

чисту полю,

Будешь бить ты силу ту великую,

Как просядем мы в подкопы во глубокие,

Так из первыих подкопов я повыскочу

Да тебя оттульто я повыздыну;

Как просядем мы в подкопыто во другие,

И оттульто я повыскочу

И тебя оттульто я повыздыну;

Еще в третьи во подкопы во глубокие,

А ведь тутто я повыскочу,

Да оттуль тебято не повыздыну,

Ты останешься в подкопах во глубокиих».

Еще старому казаку Илье Муромцу,

Ему делото ведь не слюбилося,

И берет он плетку шелкову в белы руки,

А он бьет коня да по крутым ребрам,

Говорил он коню таковы слова:

«Ай же ты, собачище изменное,

Я тебя кормлю, пою да и улаживаю,

А ты хочешь меня оставить во чистом поле,

Да во тех подкопах во глубокиих!»

И поехал Илья по раздольицу чисту полю

Во ту во силушку великую,

Стал конем топтать да и копьем колоть.

А он бьетто силу, как траву косит;

У Ильито сила не уменьшится.

И просел он во подкопы во глубокие,

Его добрый конь оттуль повыскочил,

Он повыскочил, Илью оттуль повыздынул.

И спустил он коня да богатырского

По тому раздольицу чисту полю

Во ту во силушку великую,

Стал конем топтать да копьем колоть.

И он бьетто силу, как траву косит;

У Ильито сила меньше ведь не ставится,

На добром коне сидит Илья не старится.

И просел он с конем да богатырскиим,

И попал он во подкопыто во другие;

Его добрый конь оттуль повыскочил

Да Илью оттуль повыздынул.

И спустил он коня да богатырского

По тому раздольицу чисту полю

Во ту во силушку великую,

Стал конем топтать да и копьем колоть.

Он бьетто силу, как траву косит;

У Ильито сила меньше ведь не ставится,

На добром коне сидит Илья не старится.

И попал он во подкопыто во третие,

Он просел с конем в подкопы те глубокие;

Его добрый конь да богатырский

Еще с третьих подкопов он повыскочил,

Да оттуль Илью он не повыздынул,

Сголзанул Илья да со добра коня,

И остался он в подкопе во глубокоем.

Да пришли татарато поганые

Да хотели захватить они добра коня;

Его коньто богатырский

Не сдался им во белы руки,

Убежалто добрый конь да во чисто поле.

Тут пришли татары да поганые,

Нападали на старого казака Илью Муромца,

И сковали ему ножки резвые,

И связали ему ручки белые.

Говорилито татары таковы слова:

«Отрубить ему да буйную головушку».

Говорят ины татары таковы слова:

«А й не надо рубить ему буйной головы,

Мы сведем Илью к собаке царю Калину,

Что он хочет, то над ним да сделает».

Повели Илью да по чисту полю

А ко тем палаткам полотняныим.

Приводили ко палатке полотняноей,

Привели его к собаке царю Калину,

Становили супротив собаки царя Калина.

Говорили татары таковы слова:

«Ай же ты собака да наш Калинцарь!

Захватили мы да старого казака Илью Муромца

Да во техто подкопах во глубокиих

И привели к тебе, к собаке царю Калину;

Что ты знаешь, то над ним и делаешь».

Тут собака Калинцарь говорил Илье да таковы слова:

«Ай ты старый казак да Илья Муромец,

Молодой щенок да напустил на силу великую,

Тебе гдето одному побить мою силу великую!

Вы раскуйтека Илье да ножки резвые,

Развяжитека Илье да ручки белые».

И расковали ему ножки резвые,

Развязали ему ручки белые.

Говорил собака Калинцарь да таковы слова:

«Ай же старый казак да Илья Муромец!

Да садисько ты со мной за единый стол,

Ешько ествушку мою сахарную,

Да и пейко мои питьица медвяные,

И одежько ты мою одежу драгоценную,

И держитко мою золоту казну,

Золоту казну держи по надобью,

Не служитко ты князю Владимиру,

Да служитко ты собаке царю Калину».

Говорил Илья да таковы слова:

«А не сяду я с тобой да за единый стол,

Не буду есть твоих ествушек сахарныих,

Не буду пить твоих питьецев медвяныих,

Не буду носить твои одежи драгоценные,

Не буду держать твоей бессчетной золотой казны,

Не буду служить тебе, собаке царю Калину,

Еще буду служить я за веру, за отечество,

Буду стоять за стольный Киевград,

Буду стоять за церкви за Господние,

Буду стоять за князя за Владимира

И со той Опраксой Королевичной».

Тут старый казак да Илья Муромец

Он выходит со палатки полотняноей

Да ушел в раздольице в чисто поле.

Да теснить стали его татарыты поганые,

Хотят обневолить они старого казака Илью Муромца.

А у старого казака Ильи Муромца

При себе да не случилось доспехов крепкиих,

Нечемто ему с татарами да попротивиться.

Старый казак да Илья Муромец

Видит он – дело немалое:

Да схватил татарина он за ноги,

Так и стал татарином помахивать,

Стал он бить татар татарином,

И от него татары стали бегати,

И прошел он сквозь всю силушку татарскую.

Вышел он в раздольице чисто поле,

Да он бросилто татарина да в сторону.

То идет он по раздольицу чисту полю,

При себето нет коня да богатырского,

При себето нет доспехов крепкиих.

Засвистал в свисток Илья он богатырский,

Услыхал его добрый конь да во чистом поле.

Прибежал он к старому казаку Илье Муромцу.

Еще старый казак да Илья Муромец

Как садился он да на добра коня

И поехал по раздольицу чисту полю,

Выскочил он да на гору да высокую,

Посмотрелто под восточную он сторону.

А под той ли под восточной под сторонушкой,

А у тех ли у шатров у белыих

Стоят добры кони богатырские.

А тут старый казак да Илья Муромец

Опустился он да со добра коня,

Брал свой тугой лук разрывчатый в белы ручки,

Натянул тетивочку шелковеньку,

Наложил он стрелочку каленую,

И спущал ту стрелочку во бел шатер.

Говорил Илья да таковы слова:

«А летитко, стрелочка, во бел шатер,

Да сымитко крышку со бела шатра,

Да падитко, стрелка, на белы груди

К моему ко батюшке ко крестному,

И проголзнитко по груди ты по белый,

Сделайко ты сцапину да маленьку,

Маленькую сцапинку да невеликую.

Он и спит там, прохлаждается,

А мне здесьто одному да мало можется».

Он спустил тетивочку шелковую,

Да спустил он эту стрелочку каленую,

Да просвистнула та стрелочка каленая

Да во тот во славный во бел шатер,

Она сняла крышку со бела шатра,

Пала она, стрелка, на белы груди

Ко тому лито Самсону ко Самойловичу,

По белой груди стрелочка проголзнула,

Сделала она да сцапинкуто маленьку.

Тут славный богатырь да святорусский,

А й Самсонто ведь Самойлович,

Пробудилсято Самсон от крепка сна,

Пораскинул свои очи ясные:

Да как снята крыша со бела шатра,

Пролетела стрелка по белой груди,

Она сцапиночку сделала да на белой груди.

Он скорошенько стал на резвы ноги,

Говорил Самсон да таковы слова:

«Ай же славные мои богатыри, вы святорусские,

Вы скорешенько седлайтеко добрых коней!

Да садитесько вы на добрых коней!

Мне от крестничка да от любимого

Прилетелито подарочки да нелюбимые:

Долетела стрелочка каленая

Через мойто славный бел шатер,

Она крышу сняла да со бела шатра,

Да проголзнулато стрелка по белой груди,

Она сцапинкуто дала по белой груди,

Только малу сцапинкуто дала невеликую.

Погодился мне, Самсону, крест на вороте,

Крест на вороте шести пудов.

Если б не был крест да на моей груди,

Оторвала бы мне буйну голову».

Тут богатыри все святорусские

Скоро ведь седлали да добрых коней,

И садились молодцы да на добрых коней,

И поехали раздольицем чистым полем

Ко тем силам ко татарскиим.

А со той горы да со высокий

Усмотрел ли старый казак да Илья Муромец,

А то едут ведь богатыри чистым полем,

А то едут ведь да на добрых конях.

И спустился он с горы высокий

И подъехал он к богатырям ко святорусскиим:

Их двенадцатьто богатырей, Илья тринадцатый.

И приехали они ко силушке татарскоей,

Припустили коней богатырскиих,

Стали битьто силушку татарскую,

Притоптали тут всю силушку великую

И приехали к палатке полотняноей.

Сидит собака Калинцарь в палатке полотняноей.

Говорят богатыри да святорусские:

«А срубитьто буйную головушку

А тому собаке царю Калину».

Говорил старый казак да Илья Муромец:

«А почто рубить ему да буйну голову?

Мы свезем его во стольный Киевград

Да ко славному ко князю ко Владимиру».

Привезли его собаку царя Калина

А во тот во славный Киевград.

Привели его в палату белокаменну

Да ко славному ко князю ко Владимиру.

Тут Владимиркнязь да стольнокиевский

Садил собаку за столики дубовые,

Кормил его ествушкой сахарною

Да поилто питьицем медвяныим.

Говорил ему собака Калинцарь да таковы слова:

«Ай же ты Владимиркнязь да стольнокиевский,

Не рубитко мне да буйной головы!

Мы напишем промеж собой записи великие:

Буду тебе платить дани век и по веку,

А тебето князю я Владимиру!»

А тут той старинке и славу поют,

А по тыих мест старинка и покончилась.