Задачи определения

В самом общем смысле определение – это логическая операция, раскрывающая содержание понятия. Определить понятие – значит указать, что оно означает, выявить признаки, входящие в его содержание.

Определяя, например, термометр, мы указываем, что это, во-первых, прибор, и, во-вторых, именно тот, с помощью которого измеряется температура. Давая определение понятию «термин», мы говорим, что это слово или сочетание слов, имеющее точное значение и применяемое в науке, технике или искусстве.

Оставаясь на уровне таких тривиальных примеров, трудно, конечно, почувствовать ту фундаментальную роль, которую играет в человеческом мышлении операция определения. Усложним поэтому примеры.

Философ Платон определил человека как двуногое бесперое существо. Направленность этого определения очевидна. Из всех живых существ двуногие – только птицы и люди. Но все птицы покрыты перьями, «двуногими бесперыми» являются, таким образом, только люди.

Другой философ, Диоген, ощипал цыпленка и бросил его к ногам Платона со словами: «Вот твой человек». После этого Платон уточнил свое определение: человек – это двуногое бесперое существо с широкими ногтями.

Еще один философ охарактеризовал человека как существо с мягкой мочкой уха. По какому-то капризу природы оказалось, что из всех живых существ только у человека мягкая мочка уха.

Одна из задач определения – отличить и отграничить определяемый предмет от всех иных. И определение Платона, и определение, ссылающееся на мягкую мочку уха, позволяют безошибочно и просто отделять людей от всех иных существ.

РќРѕ можно ли сказать, что РІ этих определениях раскрывается какое-то глубокое содержание понятия «человек»? Конечно, нет. РћРЅРё ориентированы РЅР° СЃСѓРіСѓР±Рѕ внешние Рё случайные особенности человека Рё ничего РЅРµ РіРѕРІРѕСЂСЏС‚ Рѕ нем РїРѕ существу. Разве человек перестал Р±С‹ быть самим СЃРѕР±РѕСЋ, если Р±С‹ его ногти были несколько поуже или мочка СѓС…Р° твердой? Пожалуй, нет.

Помимо отграничения определяемых предметов, к определению обычно предъявляется также требование раскрывать сущность этих предметов.

С этим требованием и связаны чаще всего сложные проблемы определения конкретных понятий. Легко отличить предметы, подпадающие под понятие, по каким-то поверхностным, несущественным признакам, вроде широких ногтей или мягкой мочки уха. Но сложно сделать это по глубинным, существенным признакам предметов, делающим последние тем, чем они являются.

Дать хорошее определение – значит раскрыть сущность определяемого объекта. Но сущность, как правило, не лежит на поверхности. Кроме того, за сущностью первого уровня всегда скрывается более глубокая сущность второго уровня, за той – сущность третьего уровня и так до бесконечности. Эта возможность неограниченного углубления в сущность даже простого объекта делает понятными те трудности, которые встают на пути определения, и объясняет, почему определения, казалось бы, одних и тех же вещей меняются с течением времени. Углубление знаний об этих вещах ведет к изменению представлений об их сущности, а значит, и их определений.

Необходимо также учитывать известную относительность сущности: существенное для одной цели может оказаться второстепенным с точки зрения другой цели.

Скажем, в геометрии для доказательства разных теорем могут использоваться разные, не совпадающие между собой определения понятия «линия». И вряд ли можно сказать, что одно из них раскрывает более глубокую сущность этого понятия, чем все остальные.

Венгерский писатель И.Рат-Вег РІ «Комедии РєРЅРёРіРёВ» упоминает некоего старого автора, чрезвычайно РЅРµ любившего театр. Отношение Рє театру этот автор считал настолько важным, что определял через него РІСЃРµ остальное. Рай, писал РѕРЅ, это место, РіРґРµ нет театра; РґСЊСЏРІРѕР» – изобретатель театра Рё танцев; короли – люди, которым особенно РїРѕР·РѕСЂРЅРѕ ходить РІ театр Рё покровительствовать актерам, Рё С‚.Рї. Разумеется, эти определения поверхностны СЃРѕ всех точек зрения. РЎРѕ всех, РєСЂРѕРјРµ РѕРґРЅРѕР№: тому, кто всерьез считает театр источником всех Р·РѕР» Рё бед, существующих РІ РјРёСЂРµ, определения РјРѕРіСѓС‚ казаться схватывающими суть дела.

Таким образом, определение может быть более или менее глубоким, и его глубина зависит прежде всего от уровня знаний об определяемом предмете. Чем лучше и глубже мы его знаем, тем больше вероятность, что нам удастся найти хорошее его определение.

Писатель Р¤.Рабле оставил знаменитое определение человека как животного, которое смеется. Уже РІ нашем веке французский философ Рђ.Бергсон также усматривал – РЅРµ без РёСЂРѕРЅРёРё, понятно, – отличительную особенность человека РІ способности смеяться Рё особенно РІ способности смешить РґСЂСѓРіРёС…. Неуклюжие или забавные движения животного РјРѕРіСѓС‚ вызвать смех. РќРѕ животное РЅРёРєРѕРіРґР° РЅРµ задается специальной целью рассмешить. РћРЅРѕ РЅРµ смеется само Рё РЅРµ пытается смешить РґСЂСѓРіРёС…. Только человек смеется Рё смешит.

Писатель Ж.Кардан определял человека как существо, способное к обману и постоянно обманывающее и себя и других. Склонный к пессимизму и меланхолии философ А.Шопенгауэр считал человека трагическим животным, которому недостает инстинкта для уверенных, безошибочных действий, а появившийся у него разум не в состоянии этот инстинкт всецело заменить.

Перечень подобных определений можно было бы продолжить. На протяжении долгого времени их выдвигалось множество. Однако они не только многочисленны, но и явно неглубоки, так как решают по преимуществу задачи отграничения человека от других живых существ, но оставляют в стороне вопрос о его сущности.

Интерес этих определений в другом. Их обилие хорошо оттеняет тот факт, что, чем сложнее объект, чем он многограннее, тем большее число определений можно ему дать.

В частности, в наше время, когда осознана уникальная сложность человека, резко возросло число предлагаемых его определений. Человека определяют как «разумное существо». Но его определяют и как «экономическое существо», и как «существо, использующее символы», и как «эстетическое существо», и т.д. Все эти и подобные им определения схватывают какие-то отличительные черты человека. Но подлинной глубины здесь нет. Из того, что человек очень озабочен своими экономическими проблемами, нельзя ничего заключить относительно его отношения к прекрасному, и наоборот. Из широкого использования человеком символов нельзя извлечь никакого знания об экономической, эстетической и других сторонах его жизни. Хорошее же определение должно не только отличать человека от всех иных существ. Оно должно содержать в конденсированном виде достаточно полную его характеристику, из которой вытекали бы другие важные его особенности.

С этой точки зрения более глубоким является определение человека как существа, производящего орудия труда. Именно этим в конечном счете обусловлено и его особое отношение к экономике, символам, прекрасному и т.д.