Исправительное учреждение посреди полей
Ходят по кругу
арестанты один за другим,
колесо вращая —
вспомнилось полотно Ван Гога
«Заключенные на прогулке»…
* * *
Сквозь мглистый сумрак,
в грудь ночи вторгаясь, летит
с лязгом холодным
по металлу металла удар —
вдалеке пробили часы…
* * *
Стыло мерцает
над Фудзи в лунную ночь
снег на вершине —
в небесах над горой нависает
чуть заметный облачный полог…
* * *
Полнолуние.
Спит в колыбели дитя
сном безмятежным.
Я смотрю на него — и в душе
разливается благодать…
Оплакиваю отца
Извозчичий кнут
все нахлестывает раз за разом
лошадь по спине —
звук бессмысленный и ненужный
на последнем пути к погосту…
Ацуси Исихара
* * *
Я вечерней порой
по улицам и переулкам
беззаботно брожу —
а меж тем туман наступает,
с гор на город дохнув прохладой…
* * *
Ласточкино гнездо
притулилось во внешней прихожей
прямо на потолке,
подле толстой кровельной балки
в небольшом городском рёкане[8]…
* * *
Я с высокой горы
спускаюсь по южному склону —
в белых венчиках волн,
отражая полдневное солнце,
ослепительно море блещет…
* * *
Я всю ночь напролет
вспоминаю минувшие годы
и грущу о былом,
до рассвета глаз не смыкая
в отдаленном пристанище горном…
* * *
У подножья горы
клубится туманная дымка —
и при виде ее
сердце полнится отчего-то
странной, необъяснимой грустью…
* * *
В пору летних дождей
не радует серое небо.
Мы в вагоне сидим
и с тревогой смотрим в окошко —
слишком низко нависли тучи…
* * *
Сумрак вечерний.
Теснятся один к одному
семь горных пиков —
в эту дальнюю деревушку
я приехал проведать друга…
* * *
Грустной думой объят,
забрел я в тенистую рощу —
там, на склоне холма,
из сплетенья ветвей раздается
горной горлицы зов одинокий…
* * *
Серый, пасмурный день.
В саду голубей перекличка.
Вечер уж недалек,
а пока коротаем время
за неторопливой беседой…
* * *
Долог, долог мой путь!
Конца нет сосновому бору —
и чем дальше иду,
тем пронзительней это чувство
одиночества и печали…
Нисимура Ёкити
* * *
Алый отсвет зари
тонов распустившейся розы,
и в закатных лучах
рацветает ирис лиловый —
вот он, образ нашего мира…
* * *
По тропе через луг,
где вьюнок отцветает печально,
одиноко бреду —
но в ушах звучит, не смолкает
смутный шум городских кварталов…
* * *
Я, смешавшись с толпой,
в прогулочной лодке сплавляюсь
вниз по Сахо-реке.
Держим путь прямиком к столице,
но тоска моя не уходит…
* * *
В зимний сумрачный день
на стену больничной палаты
лучик солнца упал —
и от этого пятнышка света
сразу стало тепло на сердце…
* * *
Дочка зеленщика
предлагает в лавчонке клубнику —
держит горстку в руках.
Как мне мил в это летнее утро
вид знакомых рядов торговых!..
* * *
На циновку легла
тень от листьев павловнии[9]пышной —
и ажурный узор
отпечатан на старых татами
в отдаленном приюте горном…
* * *
Распевают сверчки
во мгле опустившейся ночи —
спать давно уж пора
беспокойным колосьям риса,
что колышутся за калиткой…
* * *
Я в сосновом бору
прислушался и огляделся —
что за странная тишь!
И чем больше слух напрягаю,
тем полней и гуще безмолвье…
* * *
Все живут лишь одним —
заботами о пропитанье
и более ни о чем.
Мириады людей теснятся в
мириадах домов-ячеек…
* * *
Чуть откроешь глаза —
пора впопыхах собираться,
на работу идти.
Ведь и впрямь сожаленья достойны
беспокойные наши души…
* * *
В электричке ночной
витающие ароматы —
запах женских духов.
Отчего-то стало на сердце
так невыразимо печально…
Кохэй Цутида
* * *
Подошла их пора —
опадают соцветия вишен.
В эти вешние дни
так приветливы и безмятежны
склоны гор, выходящие к морю…
* * *
Поутихли в саду
сверчков неумолчных напевы —
верно, там, за стеной,
теплый летний дождь поливает
молодую буйную зелень…
* * *
Обрывавший листву
с деревьев осенних на склонах,
дождь на время утих —
на другой стороне залива
белый снег по отрогам Фудзи…
* * *
Опускается мгла,
и холодом веет под вечер.
Слышно, как по плетню
барабанит ливень осенний,
поливая мой палисадник…
* * *
В пору летних дождей
проглянуло яркое солнце,
озарило траву —
и кузнечики со сверчками
вновь заводят свои напевы…
* * *
В обрамленье листвы,
густой, иссиня-зеленой,
окропленный дождем
шар гортензии смутно белеет,
в глубине куста затерявшись…
* * *
С гор спустился туман,
надвинулся плотной стеною —
из его глубины
слышно лишь, как падают капли
с веток вымокших криптомерий…
* * *
Зарядили дожди,
осенние долгие ливни,
и в саду у меня
распускаются георгины, —
правда, мелкие уродились…
* * *
Вдруг в разгаре зимы
день выдался ясный, погожий.
Я вдоль моря брожу —
и никак не могу наглядеться,
по его синеве стосковавшись…
* * *
Разошлись облака —
и в тусклом сиянье рассвета
далеко-далеко
видно, как на горной вершине
свежевыпавший снег белеет…
* * *
На тропинке лесной
сгущаются к вечеру тени.
Одиноко бреду —
а вокруг надрывно и горько
на ветвях рыдают цикады…
Поэты хайку первой половины XX века[10]
Одзаки Хосай
* * *
Входил, выходил —
а цветы вьюнка у калитки
уж стали плодами…
* * *
На сосновую хвою
прямо в солнечное пятно
ставлю бамбуковый короб…
* * *
Слушаю, как тает
и трескается лед —
болею дома…
* * *
Сёдзи задвинул —
и тем одиночества грусть
усугубляю…
* * *
Холод крепчает.
У кромки воды намело
опавших листьев…
* * *
Смастерил лачугу в горах —
ращу при ней хризантемы…
* * *
Этой дивной луной
в одиночку полюбовался —
и засыпаю…
* * *
Жив и сегодня —
пронзительный стрекот сверчка
у белой стенки склада…
* * *
Взъерошил шерсть
на загривке бродячей собаки
осенний ветер…
* * *
Порция на одного —
промываю горсточку риса…
* * *
Подставляю руки —
Принять в подаянье плоды…
* * *
Колесо водяное
прилепилось у самой кромки
горной дороги…
Накацука Иппэкиро
* * *
Чайки кричат в ночи.
Прохладная женская рука…
* * *
В лунном сиянье
рыбачьих лодок
огни там и сям мерцают…
* * *
В дождливую ночь
аромат хорошей сигары.
Женщина прикрывает грудь…
* * *
Весенней ночью
в комнате выпил воды,
не пролив ни капли…
* * *
Среди гор
светлые воды струятся —
вешняя река…
* * *
На вишне зимой
в прозрачном воздухе вижу
набухшие бутоны…
* * *
Меж деревьями в солнечном свете —
цветок горечавки…
* * *
С ложа болезни
вижу там, вдали,
синеву зимнего моря…
* * *
Дом, где хочу умереть:
во дворе чтоб росла хурма
и луг виднелся цветущий…
* * *
Ветер весенний
налетает, как в первый день
моей болезни…
* * *
Стало ясно, когда умру —
когда на кустиках чая
распустятся цветы…
Хара Сэкитэй
* * *
Высоко в горах
клонятся цветы под ветром —
особенно ромашки…
* * *
Тени от цветов —
наступил на их смешенье.
Луна над обрывом…
* * *
Осенний денек.
По мосту через ущелье
переходит кошка…
* * *
Под сенью горы
даже птиц водяных не видно —
темная глубь…
* * *
На исходе весны
дождливая ночь в ущелье
сменилась светом…
* * *
К самой двери купальни
из лощины он накатил —
туманный сумрак…
* * *
И в такую высь
взлетела бабочка снизу!
Глубина ущелья…
* * *
Эти краски гор!
В ведерке моем так и плещет
пойманная форель…
* * *
В осеннее небо
упирается горный пик —
будто совсем рядом!..
* * *
Мать на ложе болезни —
осенний засохший луг
виден сквозь сёдзи…
* * *
Головы задрав,
гуси из травы глядят
туда, на солнце…
Хино Содзё
* * *
Сливы белый цвет
в лучах заходящего солнца —
людей голоса…
* * *
Весенняя ночь —
непорочную девицу
в жены я беру…
* * *
Вешний светильник
у изголовья постели
жена погасила…
* * *
Аромат этих роз
в нашу первую ночь —
понемногу светает…
* * *
Весь долгий день
так с тобой и проведем,
рук не разнимая…
* * *
Вышла из ванной —
так мне мило ее естество.
Весенний полдень…
* * *
В аппетитности
тостов, поданных на завтрак,
некое бесстыдство…
Сугита Хисадзё
* * *
Над цветами вьюнка
летучие муравьи
кружат в полумраке…
* * *
Тень моего зонта —
как на темном кругу белеют
эти ромашки!
* * *
Как хочет поет
горная кукушка,
рассыпая эхо…
* * *
Ставила в вазу пион —
и вот
с ужином припозднилась…
* * *
Дождик полил
на поля, где землю
только что вскопали…
* * *
Дзамбоа[11]в цвету —
это май принес собой
сиянье солнца…
* * *
Над вершинами
эхом прокатился звонкий
журавлиный клич…
* * *
В колокол бью,
озарена луною —
гулкий отголосок…
Кавабата Бося
* * *
В прозрачной росе —
всего и конец, и начало —
отблески зари…
* * *
Радует глаз
хурма шарами на ветках —
где красный, где желтый…
* * *
Короткий день,
озаренный долгим багрянцем
зимнего солнца…
* * *
Зимние дожди —
к миске рисовой каши добавлю
маринованной сливы…[12]
* * *
Зимние дожди —
как свирель, в огне напевают
коленца бамбука…[13]
* * *
Зимняя луна
проплывает в холодном небе —
так одинока…
* * *
Брезжит рассвет.
На складской стене вся промерзла
стайка воробьев…
* * *
Воз редьки тяжел!
Морда лошади — лик бодхисатвы,
слезы на глазах…
* * *
Холод ранней весной —
в глубине бамбуковой рощи
водопад замерзший…
* * *
Редька цветет.
Утащив колокольчик,
играет черная кошка…
* * *
Над чащей лесной
в синеве бескрайнего неба
бабочки вьются…
* * *
Одна бабочка —
ей достанется вся лазурь
над снежным пиком…
* * *
Цветущий пион —
два цветка склонились друг к другу,
влекомы ветром…
* * *
Под ветром осенним
мои легкие —
словно флажолет…
* * *
Изголовье — что камень.
Уж не цикада ли я?
Все пою, заливаясь слезами…
Мацумото Такаси
* * *
Цветок нарцисса —
древним бронзовым зерцалом
раскрывается венчик…
* * *
Как дар бесценный
приемлю осенних дней
вешнюю ясность…
* * *
Все ветви груш
на деревянных подпорках
усыпаны цветами…
* * *
Как красивы следы
отступившей волны прибоя —
яркие ракушки!..
* * *
Бутоны цветов
на ветках уже набухли —
прямо в небесах…
* * *
День кончины Сайгё[14]—
и не хочется никуда
выходить из дома…
* * *
На посох присев,
серебристым теплым сияньем
бабочка лучится…
* * *
Одуванчики —
большие шары так похожи
на облачка в небе…
* * *
Устали цвести —
и легли отдохнуть немного
желтые нарциссы…
* * *
Иду, погружен
в несмолкаемый рокот ливня —
свежая зелень…
* * *
Прижался лицом
к стеклянной двери веранды —
дождь в лунных бликах…
* * *
Дон-диги-дон —
звенит ветряной колокольчик [15]
под осенним ветром…
* * *
Кончается год.
Оглянувшись назад, итожу
все свои хайку…
Сайто Санки
* * *
Хиросима —
сосна в вечерних тенях
умирает стоя…
* * *
Хиросима —
увидел яблоки
и дышать стало легче…
* * *
Лотосы после зимы —
пришла пора им встрепенуться,
и все встрепенулись…
* * *
Осенний сумрак —
вот и скелет большой рыбы
море смыло волной…
* * *
Клюем понемногу —
человек с вырезанным желудком
и воробьишко зимой…
* * *
Какое лицо!
Упавшее пугало в поле…
* * *
Люди так далеки —
а близко лишь вешний месяц
да кончина моя…
Маэда Фура
* * *
Верещанье цикад.
Со мною чай распивает
тень моя на стене…
* * *
Плакучая ива —
а за ней идет почтальон
с утренней почтой…
* * *
Холода весной.
Постелю сегодня в два слоя
Медвежьи шкуры…
* * *
Бушует буран —
то появится, то исчезнет
одинокий путник…
* * *
Пришел напиться —
а колодец весь укрыт
белесой дымкой…
* * *
В просторах небес
луна весенняя светит —
тени деревьев…
* * *
Только и всего —
пара томиков стихов,
свеча вешней ночью…
* * *
Близится рассвет —
запевают на полях
песнь свою лягушки…[16]
* * *
На узкой тропе
рядом с крупом рабочей клячи —
цветок фиалки…
* * *
Белых камелий
просвечивают цветы
в зарослях бамбука…
* * *
Возле лачуги
кожу сменила змея
посреди полей…
* * *
Летят с высоты
соловьиные звонкие трели
меж криптомерий…
Фукио Сиба
* * *
Белые гребни,
накрытые пеленой, —
туман над морем…
* * *
Храм в горной глуши —
над камнем надгробным нависли
цветущие ветви…
* * *
Люди вошли,
за собой у ворот оставив
позднюю весну…
* * *
Остатки снега —
но уж ветки яблонь в саду
полны цветами…
* * *
Мостик дощатый —
отраженье поздней весны
в водах потока…
По дороге от храма Тюдзэн-дзи к «Полю боя»[17]
Туман на горах.
Дух медовый плывет над лугом —
ирисы в цвету…
* * *
Собираю хворост.
Только веточка хрустнет порой
в тиши осенней…
* * *
Осенняя ночь.
Как картина, на перегородке —
черные тени…
* * *
Роса поутру
на траве обратилась в иней
вдоль горной тропки…
* * *
Ветер подул —
и вот уже летней жары
нет и в помине…
* * *
Стреляю уток —
Какой ароматный дух в
плавнях прибрежных!..
* * *
Зеленый склон.
Вешний цвет растеряли клены —
остались листья…
Поэты гэндайси
Котаро Такамура
К г-же N.
О, как больно мне думать о твоем уходе!
Словно плод, созревший еще до поры цветенья,
словно семя, проросшее, еще не упав в землю,
словно лето, что вдруг сменилось весною,
Вопреки рассудку, вопреки законам природы.
О, пожалуйста, не уходи, не надо!
Этот будущий муж, отштампованный по трафарету,
И ты, с твоим почерком в завитушках…
Я готов заплакать при одной мысли
о тебе, робкой, как птичка,
о тебе, что своенравнее вихря.
О, пожалуйста, не уходи, не надо!
Как могла ты задешево продаться,
если можно так назвать твой поступок?
Как могла из Единственной и Несравненной
стать одной из десятков тысяч подобных,
что достанутся за бесценок
какому-то мужчине?!
О бесчестье, позор!
Будто полотно Тициана
с молотка ушло в «веселый квартал» Цурумаки.
Опечален ли я? Скорблю ли?
Я как будто смотрю на глоксинию в вазе,
на огромный прекрасный цветок, что ты подарила —
и цветок на глазах у меня увядает, блекнет.
Так и ты увянешь, меня покинув.
Я как будто бы слежу за птицей в небе,
провожая ее скорбным взглядом.
О, какое мучительное чувство крушенья!
Будто рухнула волна, об утес разбившись.
Это чувство — не то, что зовут любовью.
О святая Мария!
Оно иное! Иное…
Я не знаю, что это, я не знаю…
О, как больно мне думать о твоем уходе!
Как ужасно представить, что ты выйдешь замуж,
будешь выполнять прихоти какого-то мужчины!..
Марс виднеется в небе
Марс виднеется в небе.
Что дано мне свершить?
Вновь тот самый вопрос, на который не знаю ответа.
Впрочем, разве это столь важно?
Да нет, должно быть, не важно.
Надо лишь подождать, набраться силы
и покончить со слабостью, что порождает вопросы.
Что хорошего в жизни, если все наперед в ней знаешь?
Надо жить, припадая к чистым истокам —
в чистоте правда…
Освежить бытие,
поднять голову к небосводу —
вон она, сияет над спящими домами,
над темным холмом Комагомэ.
Как же хороша эта красная планета!
Марс виднеется в небе.
Студеный ветер шуршит
стручками гледичии [18]на ветках.
Бешено мечется собака в течке.
Я ступаю по осенним листьям,
миную кустарник, миную скалы.
Марс виднеется в небе.
Я не знаю,
что следует делать человеку.
Я не знаю,
к чему он должен стремиться.
Но, мне кажется,
человек должен быть един с Природой.
О, я чувствую:
человек велик, ибо в нем космос,
пустота Вселенной.
Потрясающе!
Быть Небытием мира.
Но Вселенная расширяется — и Пустота убывает…
Марс виднеется в небе.
За ним — темная бездна.
Мириады далеких миров светятся в пространстве.
Я, в отличие от средневековых пиитов,
там не вижу ангелов, разливающих сиянье, —
лишь пытаюсь уловить
могучие потоки эфира.
И такой, как он есть,
мир поистине прекрасен!
Красота неведомого все плотнее
окружает меня, окутывает, сжимает.
Марс виднеется в небе.
Сливовая наливка[19]
Бутыль сливовой наливки,
что осталась от покойной Тиэко, —
вобравшая лучи света десятилетняя густая настойка.
В чашечке играет, переливается янтарная влага.
«Вот когда-нибудь ранней весной в холодную полночь
ты нальешь себе стопку и выпьешь», — так она сказала.
И теперь я вспоминаю о ней, моей Тиэко.
Постепенно теряя рассудок, уже наверное зная,
что впереди ожидает лишь темная бездна,
Тиэко все вокруг тщательно приводила в порядок…
Семь лет безумья — и вот ее нет на свете.
Я сижу на кухне и потихоньку смакую
эту терпкую душистую сладость сливовой наливки.
Дальний рев прибоя меня не тревожит.
Для того, кто итожит жизнь, внешний мир не важен.
Вот и ветер в ночи как будто бы затихает…
Кавадзи Рюко
Горящие книги[20]
Куда исчезло вчерашнее пламя?
Куда подевался вчерашний город?
На рассвете из мглы проступают
незнакомые пейзажи.
Обугленные столбы — остов моего дома,
замерший в могильной скорби.
Поседевшие струны пианино
вперемешку с покореженными кусками железа.
Рухнувшая печная труба словно встала на колени.
Рядом с ней все еще пылают
в разверзшейся дьявольской пасти
книги на полках.
Книги горели всю ночь,
вздымая языки пламени к небу.
О, что же стало со всем этим сонмом слов?!
С бесчисленными мыслями,
что взлетают ворохами искр в воздух
и опадают хлопьями пепла?!
Книги все еще горят,
уподобляясь то распустившимся розам,
то разгневанным демонам.
Прогорая, они обращаются в белесую золу, в пепел,
который, кажется, все еще дышит.
В этом пепле скорбные песни,
слова, что хочет донести не угасшее пламя
из мертвого вчера в длящееся сегодня —
для той новой любви, которой дано зародиться…
Сакутаро Хагивара