Рационализм и границы рассудочного познания

Об атеизме и значениях слов

Со времен зарождения философии, когда люди только-только выбрались из пещер, чтобы полюбоваться на звезды, всегда были те, кто отрицал божественное.

 

Атеизм существовал всегда, захватывая время от времени умы философов. Столь дорогая сердцам современных атеистов теория атомов и пустоты зародилась в народе Каннада многие тысячи лет назад. Затем она была повторена греками, в частности, Демокритом, а позже ее отголоски прозвучали в работах Оппенгеймера, который был знаком с Бхагавад-гитой.

 

<Рисунок>

Буддийский храм, Чиангмай, Таиланд

Любая волна благоприятна, даже цунами. Атеистическая оппозиция часто лишь усиливала позиции теизма. В истории философии известны многие великие мыслители, начинавшие с сомнений: от Павла, чье обращение случилось по дороге в Дамаск, до Блаженного Августина, начавшего свой путь веры с сомнений в существовании Бога — так как Бог тогда оказался бы ответственным за всё зло в этом мире — а закончил как автор труда «О граде Божьем». И таких примеров множество. Святой Франциск в молодые годы вёл веселую жизнь богатого шалопая. Закончил же он как образец аскетизма и смирения, человек, нашедший свет истины в своей вере. Игнатий де Лойола, основатель ордена иезуитов, начал как солдат, а стал воином Христа. Примеры того, как враги веры становились ее величайшими защитниками, многочисленны; я привёл здесь лишь наиболее известные.

 

<Рисунок>

Девятнадцатый век стал временем великого кризиса идей. В то время как Дарвин стремился показать, что для объяснения происхождение видов не нужны сверхъестественные причины, Маркс учил, что история есть борьба классов, а божественные права королей — всего лишь схема, служащая для узаконивания бесправия бедных слоев населения в пользу богатых. «Религия — опиум для народа», — писал Маркс, будучи не в силах мириться с тем, что его семеро детей, жившие в бедности, лишённые хлеба насущного, могли надеяться лишь на «кусок пирога на том свете». Проклиная свою судьбу, он ополчился против религии и Бога.

 

Позже, в том же 19-м веке Ницше написал свой блестящий гротеск «смерть Бога». Конечно, было бы чересчур обвинять его в том, что на его руках кровь Бога. Его сочинение можно назвать своего рода оплакиванием. Приведем здесь этот отрывок под названием «Безумный человек» из его книги «Веселая наука»:

 

<Рисунок>

Ницше

Слышали ли вы о том безумном человеке, который в светлый полдень зажег фонарь, выбежал на рынок и все время кричал: «Я ищу Бога! Я ищу Бога!» — Поскольку там собрались как раз многие из тех, кто не верил в Бога, вокруг него раздался хохот. Он что, пропал? — сказал один. Он заблудился, как ребенок, — сказал другой. Или спрятался? Боится ли он нас? Пустился ли он в плавание? Эмигрировал? — так кричали и смеялись они вперемешку. Тогда безумец вбежал в толпу и пронзил их своим взглядом.

 

<Рисунок>

Голова Будды

«Где Бог? — воскликнул он. — Я хочу сказать вам это! Мы его убили — вы и я! Мы все его убийцы! Но как мы сделали это?»

 

<Рисунок>

Руины пирамид Каньяда де ла Вирхен, Мексика

«Как удалось нам выпить море? Кто дал нам губку, чтобы стереть краску со всего горизонта? Что сделали мы, оторвав эту землю от ее солнца? Куда теперь движется она? Куда движемся мы? Прочь от всех солнц? Не падаем ли мы непрерывно? Назад, в сторону, вперед, во всех направлениях? Есть ли еще верх и низ? Не блуждаем ли мы словно в бесконечном Ничто? Не дышит ли на нас пустое пространство? Не стало ли холоднее? Не наступает ли все сильнее и больше ночь? Не приходится ли средь бела дня зажигать фонарь? Разве мы не слышим еще шума могильщиков, погребающих Бога?»

 

<Рисунок>

Гигантские каменные головы ольмеков

«Разве не доносится до нас запах божественного тления? — и Боги истлевают! Бог умер! Бог не воскреснет! И мы его убили! Как утешимся мы, убийцы из убийц! Самое святое и могущественное Существо, какое только было в мире, истекло кровью под нашими ножами — кто смоет с нас эту кровь?»

 

<Рисунок>

Развалины Ангкора

«Какой водой можем мы очиститься? Какие искупительные празднества, какие священные игры нужно будет придумать? Разве величие этого дела не слишком велико для нас? Не должны ли мы сами обратиться в богов, чтобы оказаться достойными его? Никогда не было совершено дела более великого, и кто родится после нас, будет, благодаря этому деянию, принадлежать к истории высшей, чем вся прежняя история!»

 

Здесь замолчал безумный человек и снова стал глядеть на своих слушателей; молчали и они, удивленно глядя на него. Наконец, он бросил свой фонарь на землю, так что тот разбился вдребезги и погас. «Я пришел слишком рано», — сказал он тогда, — «мой час еще не пробил. Это чудовищное событие еще в пути и идет к нам — весть о нем не дошла еще до человеческих ушей. Молнии и грому нужно время, свету звезд нужно время, деяниям нужно время, после того как они уже совершены, чтобы их увидели и услышали. Это деяние пока еще дальше от вас, чем самые отдаленные светила, — и все-таки вы совершили его!»

 

<Рисунок>

Храм с огромными каменными головами в Ангкоре

Рассказывают еще, что в тот же день безумный человек ходил по различным церквам и пел в них свой Requiem aeternam deo. Его выгоняли и призывали к ответу, а он ладил все одно и то же: «Чем же еще являются эти церкви, если не могилами и надгробиями Бога?» (Ф. Ницше. «Веселая наука», Перевод К.А. Свасьяна.)

<Рисунок>

Русская икона

Как философ, Ницше пишет это в конце 19-го века, оглядываясь на достижения своего поколения. Его «безумный человек» — это плач о бессодержательности рационализма. Великое достижение Канта и его «Критики чистого разума» — выведение Бога и даже индивидуального сознания из сферы рационального анализа. В условиях культа рационализма это означало, что Бог оказался под запретом. Запрет, изгнание это одна из форм «смерти». Говоря словами Шекспира, «Немая смерть — ваш суд неумолимый!» (Король Ричард Второй, Перевод Н. А. Холодковского. — Прим. перев.).

<Рисунок>

Развалины храма Гаури Шанкар, Индия

Во времена Ницше Бог оказался бессловесным, лишенным всяких оснований к существованию, запретной темой для разговора в приличном обществе — в сущности, каким-то безумным идиотом. Кто же приговорил Бога к столь унизительной смерти? Кто стал его убийцей? Бог был обескровлен и лишен жизни в течение нескольких поколений такими умами как Ньютон, продвигавшими идею механической вселенной. Механистическая парадигма допускала существование Бога, но лишь в самой незначительной роли. Он запустил механизм вселенной, послужив чем-то вроде Аристотелевского «перводвигателя». Возможно даже, он придумал законы материальной природы. Но, поскольку с того давно забытого времени космическая машина прекрасно работает самостоятельно, то никакой нужды в Боге больше нет.

<Рисунок>

Атеист 20-го века Бертран Рассел

Деизм Ньютона представлял собой столь пресное и бледное подобие веры, что мыслители 19-го столетия могли видеть постепенный культурный отход от веры, на смену которой пришли рационализм и наука. И, подобно тому, как заговорщики Древнего Рима, вонзившие кинжалы в сердце деспотичного Цезаря, приняли своим лидером Брута, так лидером мыслителей 19-го века стал Иммануил Кант.

 

Современных атеистов, таких как Докинз и Хокинг, восхищают бесстрастные рассуждения Канта. Аргументом Канта была его гениальность. Он позаботился о том, чтобы разрушить все основания существования Бога, нацеливая прямо в сердце кинжал своей безупречной аргументации.

 

<Рисунок>

Атеист 21-го века Стивен Хокинг.

Кант заключает, что не существует рациональных доказательств существования Бога, поскольку Бог, если Он существует, должен быть трансцендентным, вне рамок доказуемости и рассудка. Он не может быть «объектом» наших суждений, если только он вообще существует. Слова «рациональный», «рассудок» могут относиться только к миру, воспринимаемому чувствами. Поскольку Бог существует вне мира чувств, то он недоступен для познания посредством рассудка. С этой точки зрения, Он не может быть ни субъектом, ни объектом рационального изучения или анализа.

<Рисунок>

Иммануил Кант

Кант сознавал, что разум имеет свои рамки, исключающие метафизическую реальность, существование Бога и единение с Богом посредством веры. Рациональные доказательства существования Бога являются не «доказательствами», а скорее оправданием и апологетикой веры со своей внутренней логикой умозрительных заключений.

 

Хотя Ницше можно было бы арестовать за преступление, Кант никогда не подвергался обвинениям в попытке убийства божественного. Он даже сделал слабую попытку «воскресить» Бога посредством своего «категорического императива». Он говорил, что назначением религии является поддержание морали, а так как моральные нормы могут быть выведены из его философии, то задача религии может быть исполнена философией. Поскольку назначение Бога будет исполнено, то память о Нём будет жить и после Его кончины.

<Рисунок. Кто это???>

Но лишь немногие теологи были удовлетворены Кантовским категорическим императивом. Погребение состоялось, поминки закончены. Идеи Канта покрыли философию завесой, которую ещё только предстоит поднять. Он оставил нас с эпистемологическим разделением между ноуменальным и феноменальным аспектами миропонимания, с разрывом между известным нам миром чувств и онтологической реальностью Сверх-субъекта, субъекта, которого нельзя сделать объектом нашего познания.

<Рисунок>

В своём оригинальном и в то же время характерном романе Мигель Сервантес написал о том, как Алонсо Кихано иссушил свой мозг чрезмерной страстью к чтению. Он описал историю о том, как знаменитый идальго покупал и читал слишком много книжек, полных фантастических рассказов о странствующих рыцарях, чем и загубил себя, закончив полным умопомрачением.

 

Надобно знать, что вышеупомянутый идальго в часы досуга, — а досуг длился у него чуть ли не весь год, — отдавался чтению рыцарских романов с таким жаром и увлечением, что почти совсем забросил не только охоту, но даже свое хозяйство; и так далеко зашли его любознательность и его помешательство на этих книгах, что, дабы приобрести их, он продал несколько десятин пахотной земли и таким образом собрал у себя все романы, какие только ему удалось достать; больше же всего любил он сочинения знаменитого Фельсьяно де Сильва, ибо блестящий его слог и замысловатость его выражений казались ему верхом совершенства, особливо в любовных посланиях и в вызовах на поединок, где нередко можно было прочитать: «Благоразумие вашего неблагоразумия по отношению к моим разумным доводам до того помрачает мой разум, что я почитаю вполне разумным принести жалобу на ваше великолепие». Или, например, такое: «...всемогущие небеса, при помощи звезд божественно возвышающие вашу божественность, соделывают вас достойною тех достоинств, коих удостоилось ваше величие».

 

Над подобными оборотами речи бедный кабальеро ломал себе голову и не спал ночей, силясь понять их и добраться до их смысла, хотя сам Аристотель, если б он нарочно для этого воскрес, не распутал бы их и не понял. (Мигель де Сервантес Сааведра. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский. Глава 1. Перевод Н. Любимов. «Художественная литература», Москва, 1988)

<Рисунок>

Приведенный выше отрывок приводит в замешательство читателей из поколения в поколение, так же, как самого Алонсо, которого он доводил до полного умопомрачения. От чтения этих и подобных им пассажей, бедный джентльмен потерял рассудок. В безумных попытках разгадать их смысл (который даже для Аристотеля остался бы загадкой), он просиживал допоздна и закончил тем, что сошёл с ума.

<Рисунок>

Меня попросили рассмотреть некоторые идеи атеистов с целью их опровержения. Но в трудах Канта и его учеников полно выражений типа «la razón de la sinrazón que a mi razón se hace...», которое можно перевести как «причина моей иррациональности в том, что мои умозаключения привели к выводу…». Длительное корпение над трудами Канта способно высушить любые мозги. Кантовский рациональный материализм сделал всё возможное для дисквалификации принципов самоосознания на основе эпистемологии. Этот великий немецкий трансценденталист полагал, что то, что не доступно нашему осмыслению, не существует.

 

Эта проблема сродни дилемме рыбы, которая пытается философствовать на тему существования воды. Раз вода невидима, то рыба могла бы решить, что воды не существует. Материалистам хочется подчинить сознание материи, отстоять представление о том, что сознание есть продукт материи. Но это безосновательно. Нет никаких свидетельств тому, что материя порождает сознание.

 

Ещё одна популярная позиция состоит в том, что вопрос существования Бога не важен, либо находится за рамками способностей разума и потому бесполезен. Раз мы не можем выяснить посредством рассуждений и аргументов, существует ли Бог, то Он не существует. Это как если бы мы заявили, что раз музыку Чайковского нельзя воспроизвести при помощи бутылки от кока-колы, то Чайковского не существует. Если наш инструмент не годится для исполнения музыки, то, стало быть, музыки не существует. Мышление это идиома, подходящая для классификации и упорядочения наблюдаемых явлений в человеческом мозге. Но заключать из этого, что то, что не может быть классифицировано посредством конкретной идиомы, не существует, в 19-м веке просто смешно.

 

Каким образом мы можем познавать и описывать сверхматериальные объекты и их качества посредством рационального мышления? Кант не имеет представления. Он и его ученики, похоже, решают проблему попыткой «убить» Бога. Им не приходило в голову, что реальность за пределами чувственного мира может восприниматься при помощи каких-то других средств. Если Кант прав, и мы не можем при помощи разума и логических суждений выяснить, существует ли Бог вне рамок человеческого рационального мышления, то как мы можем узнать что-то о Нём? Как инструмент есть у нас помимо разума?

<Рисунок>

Способен ли Бог открывать Себя? Если Бог существует, и Он всемогущ, то он должен иметь способность являть Себя. Каков механизм явления Бога человеку? Посредством какого органического процесса становится возможно самооткровение Бога? Что еще у нас есть, помимо разума?

 

Подобно рыбе, отрицающей существование воды, философы настолько очарованы своей гениальностью, что готовы отрицать даже своё собственное существование. Обнаружив границы своего интеллекта, они стали обвинять в невежестве тех, для кого сознание является самоочевидной истиной. И всё же существование реальности очевидно и не нуждается в доказательствах. Тем, кто смог открыть в своём сердце хоть крупицу духовной реальности, не нужны доказательства. Те же, кто предубеждён против своего духовного сознания, говорят на языке безумия. Подобно Дону Кихоту, они иссушили свой мозг бесконечной словесной эквилибристикой.

 

Заслугой Канта было то, что он исключил Бога из рассмотрения на чисто эпистемологической основе. Это делает его метафизику не только агностической, но и вносит в его философию оттенок атеизма. Его так называемая философия религии на самом деле является атакой на религии его времени. Его намерением, видимо, было вывести религию и теологию за рамки серьёзных академических исследований. Благодаря своей гениальности, он преуспел в этом, особенной на западе.

 

У восточной философии другой взгляд на эти вещи. Для восточной философии, в особенности, основанной на Веданте и Упанишадах, сознание существует до и после разума и превосходит чисто рациональное. Атма, самость самоочевидна, и должна приниматься в расчёт прежде любых логических построений.

 

В западной философии и теологии одна из наиболее серьёзных попыток опровержения Канта была предпринята другим немецким философом, Рудольфом Отто. Отто был лютеранским богословом и исследователем в области сравнительного религиоведения. Он осознавал, что, несмотря на то, что мы можем говорить о функциях и уровнях сознания, сознание само по себе находится вне всяких классификаций, иррационально, «не от мира сего», «полностью иное» несводимо, невыводимо и неклассифицируемо. Отто был заинтригован мистицизмом Индии, куда он приехал для изучения санскрита и как ученик Вишну-бхакти школы Шри Вайбхава. Он изучал систему квалифицированного дуализма, основанную Рамануджей, и перевел на немецкий труды «Вишну-Нарайяна».

 

Книга Отто «Священное» — важная работа в области теологии, которую читают и католики, и протестанты. Со времени ее публикации в 1917 г. она остается популярной как сокрушительное опровержение «Критики» Канта.

 

В своей книге автор определяет идею «священного» через понятие «нуминозного». В попытках объяснить самоочевидный мистический опыт он применяет специальную философскую терминологию. Введенный Отто термин «нуминозный» означает «иррациональный», не чувственный опыт или переживание, основной и непосредственный объект которого находится вне самой личности.

 

<Рисунок>

Рудольф Отто, наставник Карла Барта и друг Рабиндраната Тагора

Этот термин образован от латинского numen, обозначающего «божественную силу». Удивительным образом используемый им термин перекликается с Кантовским noumenon, греческим термином, относящимся к непознаваемой реальности.

 

Рудольф Отто – наставник Карла Барта, друг Рабиндраната Тагора. Для Отто «нуминозный», или «интуитивный религиозный мистический опыт» характеризуется переживанием трепета и благоговения. Опираясь на свое понимание южно-индийской традиции бхакти, этот странный немецкий учитель философии полагает, что опыт соприкосновения с Божественным характеризуется переживанием тайны (которое он называет «mysterium»), страха, благоговения, ощущением чего-то устрашающего и одновременно крайне притягательного.

 

Отто указывает, что состояние трепета и благоговения, возникающее в результате мистического соприкосновения с божественным, не поддаётся классификации и рациональному истолкованию. Таким образом, нуминозное непознаваемо.

 

Рудольф Отто (27 сентября 1869г. — 6 марта 1937г.) работал и писал свои труды уже после Ницше, и стал провозвестником реакции двадцатого столетия на агностицизм Канта и атеизм Ницше. Дарвин и Маркс также внесли свою лепту. Идеалы Маркса были со всей страстью восприняты Лениным, который, опираясь на учение Маркса, попытался основать коммунистическое общество в России. Атеистический лозунг «Религия – опиум для народа» Ленин и Сталин сделали государственной доктриной России, лишив целые поколения людей свободы вероисповедания. И всё же теизм и мистицизм каким-то образом выжили в этих условиях.

 

Хотя учения Канта, Ницше, Дарвина и Маркса оставили неизгладимый след в науке, культуре и политике, здравый взгляд Рудольфа Отто на мистицизм также оказал влияние на христианский теизм 20-го века.

<Рисунок>

Взгляды Отто были восприняты теологом Карлом Бартом, а также оппонентом Фрейда психоаналитиком Карлом Юнгом, позаимствовавшим у Отто идею «нуминозного». В числе теологов и философов, на которых оказали влияние взгляды Отто, были также Пауль Тиллих, Мартин Хайдеггер, Джозеф Нидэм.

 

Рудольф Отто выстроил эффективную защиту от материалистического рационализма 19-го столетия, указав на важность «религиозного мистицизма». Свой личный опыт мистических переживаний он получил в результате контакта с вайшнавами Южной Индии. Он был привлечён их практикой богопочитания, в которой преобладали трепет и благоговение перед Богом. Однако это его увлечение и его опровержение идей Кантовской «Критики чистого разума» указанием на существование «не рациональных» элементов реальности вылились в весьма слабые заключения. Хотя это опровержение как таковое было полезно, его собственный мистический опыт выглядит довольно бедно в сравнении с истинным вайшнавизмом.

 

Его идея священного, или нуминозного больше напоминает ветхозаветного Бога, вызывающего страх и благоговейный трепет, чем благодатную сладость Прекрасной Реальности, присущую поклонению Шри Кришне. Его страх Божий скорее похож на поклонение духам и призракам, чем на любящие отношения, свойственные традиции бхакти.

<Рисунок>

Отто подчеркивает тайну, ужас, притягательность и величие Верховной Божественной Личности. Но это слишком поверхностное понимание Личности Бога. Хотя он нашел прибежище в мистицизме Индии, свою концепцию священного он основывает на иудео-христианско-исламской традиции, где Бог присутствует в Своей ветхозаветной версии и воспринимается как «Отец всемогущий, пребывающий на небесах», а человечество – как безнадёжно испорченное вследствие первородного греха. Поскольку христианство настаивает на необходимости искупления грехов человеческих через кровь Христа, то спасение возможно только через медитацию на Христа. Пропасть между всемогуществом Божественного, воплощенного в Боге-Отце, и беспомощностью погрязшего в грехе человека пугающе огромна. Отто находит, что лишь вират-рупа (Вселенская форма Бога), описанная в Бхагавад-Гите, может дать представление о степени устрашения, соответствующей христианскому пониманию Божественного.

 

Версия мистицизма, предложенная Рудольфом Отто, была полезна многим теистам, жившим и писавшим в 20-м веке, от Карла Барта до К. С. Льюиса. Но можно взглянуть на это глубже. Отто, как квалифицированный лингвист, знал не только санскрит, но и бенгали. Он не только перевел Бхагавад-Гиту (The original Gita: The song of the Supreme Exalted One, London 1939), и интересовался отношениями христианства и бхакти, но также был переводчиком у Рабиндраната Тагора во время визита последнего в Германию, в Марбург. Тем не менее, его версия бхакти слишком ограничена.

 

У Отто есть многое, достойное признания и уважения, в особенности его благородное стремление воскресить Бога после того как Кант попытался убить Его. Тем не менее, многие важные вопросы остаются без ответов. Ценной является его концепция священного как находящегося «вне рассудочного». Современники, поддержавшие поначалу Ньютоновского «механистического Бога», позже отвергли этого деистического Бога законов природы как бесполезного. Отто подчёркивает «отцовский» аспект божественного, но более высокие грани реальности остаются нераскрытыми. Отцовская сторона Божественного, как её понимает Отто, соответствует христианскому представлению о любящем Боге, Боге, который любит своих чад; однако версия Отто не объясняет, как человек может любить Бога. Объект страха не может быть объектом истинной любви.

 

Нет необходимости объяснять божественное исключительно через понятия страха, тайны, благоговейного восхищения, или mysterium, trememdum fascinatum, как это делает Отто. По-видимому, Отто не удалось достичь понимания Бога через любовь, поэтому он прибегает к страху и мистике.

 

Однако история даёт нам множество примеров, когда святые в мистической традиции христианства проповедовали единение с Богом через любовь. Святой Иоанн Златоуст достигает божественной любви через святое имя Христа. Святой Франциск, преисполненный любви, изливает её на всех, включая беспомощных животных. Восприятие Бога через любовь не ограничивается лишь христианским миром. Рудольф Отто, привлечённый рационализмом, концентрируется на познаваемых аспектах божественного и останавливается на страхе. Но в бхакти йоге Бог открывается через любовь и преданность.

 

Тем не менее, в извечных столкновениях между атеистами и теистами можно наблюдать множество вариаций на тему «тезис, антитезис, синтез».

 

Отто оказал влияние на теологов 20-го века, в особенности на Карла Барта и К.С. Льюиса Хотя он и считает, что в основе религиозности лежит «страх», по крайней мере, он сознаёт, что Бог всё ещё жив, хотя бы настолько, чтобы внушать страх. Его анализ божественного полезен как ответ атеизму, но всё же далёк от гармоничного, полного представления о просветлённом сознании, потому что в нём нет радости. Страх и приверженность Богу в духе благоговейного трепета, возможно, выше, чем полное отсутствие религиозного сознания, но истинное единение с божественным должно включать любовь, преданность и добровольное самоотречение.

 

Так или иначе, атеистическая оппозиция способствовала постепенному прояснению и углублению теистической позиции. Но, хотя оппонентам теизма иногда приходилось замолкать, это не означает, что они действительно принимали сторону своих оппонентов. Взгляды рационального материализма время от времени могут отвоёвывать свои позиции, и это будет происходить, пока на сцене вновь не появится какой-нибудь убежденный и талантливый поборник мистической реализации.

 

У Отто был интерес к бхакти, но истинная любовь к Богу возможна лишь в отсутствие страха, трепета и благоговения. И всё же, хотя его определение божественного не дотягивает до истинно высокого понимания, его усилия были важны для сохранения и защиты теизма от нашествия тёмных сил атеизма.

 

Протагонисты рационального материализма сделали всё возможное для отстаивания онтологической модели, исключающей всякую метафизику. Они хотят, чтобы мы говорили о «бытии», принимая в то же время за аксиоматическую истину наше собственное «небытие». Если присутствие сознания, которое существует вне разума и является источником разума, не может быть доказано рациональным способом, как функция разума и его порождение, то его и не существует. Или, по крайней мере, нам не разрешается говорить о его существовании. Иначе говоря, мы оставляем без ответа вопрос об онтологической реальности самих себя, обсуждая при этом проблемы бытия. Это всё равно что бежать кросс со связанными шнурками ботинок. Прежде чем начать изучение «бытия», я должен, в качестве необходимой предпосылки такого изучения, признать себя неполноценным, отвергнув своё собственное «бытие». Тут самое время вспомнить фразу из «Дон Кихота»: la razón de la sinrazón que a mi razón se hace...(благоразумие вашего неблагоразумия по отношению к моим разумным доводам до того помрачает мой разум…)

 

Изучение онтологии не для слабых рассудком, которые, подобно Дон Кихоту рискуют иссушить свои мозги. Онтологические дискуссии имеют тенденцию вырождаться в бессмысленные высказывания о значении слова «быть». Так, в скандально известном деле Билла Клинтона, в отношении правдивости заявления о том, что «не было сексуальных отношений», он утверждал, что «все зависит от того, что означает слово ‘быть’». Говоря словами Хайдеггера, «Was ist das Seiende, das Seiende in seinen Sein?» — «Что есть сущее, в чём сущность его бытия?»

 

Для бхакти-йогов бытие самоочевидно и не нуждается в подобных дискуссиях. Но пост-модернистские рационалисты обожают казуистику. Истинная же мистическая реализация живого существа выше любых рассуждений и ученого буквоедства и заключается в достижении божественной любви.

<Рисунок>

Опубликовано Бхакти Видханом Махайоги, 10:30 AM