Информация, представляющая особую ценность

Основные идеи

• «Становясь частицей организованной толпы, человек спускается на несколько ступеней ниже по лестнице цивилизации»

• «Человек в толпе чрезвычайно легко подчиняется словам и представлениям, не оказавшим бы на него в изолированном положении никакого влияния, и совершает поступки, явно противоречащие и его интересам, и его привычкам»

• «Толпа в интеллектуальном отношении всегда стоит ниже изолированного индивида, но с точки зрения чувств и поступков, вызываемых этими чувствами, она может быть лучше или хуже его, смотря по обстоятельствам»

• Характеристики толпы: импульсивность, изменчивость и раздражительность, податливость внушениям и легковерие, преувеличение и односторонность чувств, нетерпимость, авторитетность и консерватизм

• «Из-за изменчивости толпой очень трудно руководить, особенно если часть общественной власти находится в ее руках»

• «В раздражительности толпы (…) всегда проявляются основные черты расы, образующие неизменную почву, на которой развиваются все наши чувства. Всякая толпа всегда раздражительна и импульсивна (…). Но степень этой раздражительности и импульсивности бывает различна».

• «Блуждая всегда на границе бессознательного, легко подчиняясь всяким внушениям и обладая буйными чувствами (…) толпа (…) должна быть чрезвычайно легковерна. Невероятное для нее не существует»

Психологические понятия

Я приведу в пример и те специфические обозначения, с помощью которых Лебон неоднократно описывает определенные явления, и просто новые для меня термины, которые я до этого не встречала в литературе, и они, может быть, не относятся именно к области психологических знаний.

«Отречение от всех привилегий, вотированное аристократией (…) 4 августа 1789 года…» ВОТИРОВАНИЕ — (от лат. vox, vocis голос). Голосование, решение какого либо вопроса посредством собирания голосов. Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. Чудинов А.Н., 1910.

«Мы указывали, что во всякой человеческой агломерации внушение становится заразительным…» АГЛОМЕРАЦИЯ — (от лат. agglomerare — присоединять, накоплять) — компактное расположение, группировка поселений, объединенных не только в пространственном смысле, но обладающих развитыми производственными, культурными, рекреационными связями.

«Под влияние заразы эти искажения имеют всегда одинаковый характер для индивидов…» Лебон много употребляет это слово – зараза, - вкладывая в него понятие заразительности (и часто употребляя оба эти слова в одном предложении). И все-таки он употребляет именно выражение «зараза» - как болезнь, как симптом поведения толпы, метафорически сравниваемый с инфекцией. По моему пониманию, само слово «зараза» - просторечное, и, когда я встречала его у Лебона, тем более, так много, оно коробило меня, потому как не вписывалось в общий стиль изложения, более научный. Хотя философским трудам такие «термины» простительны, и там они встречаются.

 

Информация, представляющая особую ценность

Мне нравится, когда в книгах, будь то научный труд или же художественная литература, автор так формулирует свои мысли, что их хочется включить в какой-нибудь сборник афоризмов и пускать в ход в собственной речи. У Лебона тоже есть такие моменты. «Индивид в толпе – это песчинка среди массы других песчинок, вздымаемых и уносимых ветром». Правда, когда такие изречения включаются в упомянутые сборники афоризмов, часть их сути теряется. Например, прочти я это отдельно от книги, я бы решила, что упоминание ветра и сопутствующие ему прилагательные – просто для красного словца. А ведь это очень важно, что Лебон под ветром подразумевает то, что запускает у толпы определенную реакцию (сиюминутную).

«Если бы на счет народам ставились только одни великие дела, хладнокровно обдуманные, то в мировых списках их значилось бы весьма немного» Звучит правдиво и здорово. И еще этот, на мой взгляд, приводит к одной очень серьезной философской проблеме. Я бы сформулировала ее так: проблема нравственного выбора власть имущими психологических средств по управлению народом в ситуации войны или иных чрезвычайных обстоятельств – но возможно, это довольно корявая формулировка. Что я хочу сказать… У меня есть конкретный пример, который и заставляет меня задуматься об этой проблеме. Я живу рядом с улицей, которая называется «улица Героев Панфиловцев». В школе на девятое мая учителя водили нас к памятнику Героям Панфиловцев – его так все называют, но по сути это мемориальная доска с фамилиями Панфиловцев. Мы возлагали цветы и иногда даже плакали – или просто стыдились того, что не получается плакать, а нужно. А потом, на первом курсе учебы в нашем университете, преподаватель истории рассказал, что теперь ни для кого не секрет – подняли архивные документы, и Панфиловцы – чистый газетный вымысел для поднятия патриотического духа. Я рассказала своим родным. Реакция была бурно негативной. Бабушка объявила, что это «желание очернить всю советскую эпоху», а мама сказала, что это не важно, все равно ведь люди гибли за родину, так какая разница – те или эти. И я долго думала, как же мне самой к этому относиться. Действительно многие гибли за родину. Было бы их меньше, если бы не велась патриотическая пропаганда? Ведь это самое настоящее управление толпой. Мой дедушка на этот счет всегда рассуждал с высоты птичьего полета, мол, - так важно для государства, «лес рубят, щепки летят». А мне не хочется так рассуждать. Да, если так подумать: ты живешь в стране, а потом случается война, и кто-то должен защищать государство, не могут все, как крысы, бежать с тонущего корабля. И я понимаю, что политика патриотической пропаганды в таких ситуациях – вынужденная мера. Но как-то это неправильно – не реальными людьми поднимать патриотический дух народа, а наплетать сказки, чтобы он сделал, что нужно. «Лес рубят, щепки летят» - мне не нравится это выражение. Так говорят многие представители старшего поколения, потому что им тоже это внушили, убедили их. Если лес – это государство, а щепки – это люди, то это что же, все эти щепки должны рассуждать широким историческим охватом, а не думать о своих крошечных, но неповторимых жизнях? Жизнь – это колоссально много, и когда политики распоряжаются этими песчинками (в сравнении с масштабом государства в динамике), как пушечным мясом, - это ужасно. Лебон говорит, что никакая толпа не может править, что все желания толпы сиюминутны, и я представляю себе, как все жители России встали бы на одной громадной площади и стали бы что-то решать – это тоже было бы ужасно, и так нельзя. Это как в басне «Лягушки, просящие царя» - никакой царь не будет хорошим, никакой политический режим – полностью справедливым. И все-таки, народ всегда будет пушечным мясом, и это так тяжело и грустно, что слишком много думать об этом и не стоит. Хотя кто-то умеет думать отстраненно о таких вещах. Мне нравится, что я не думаю отстраненно: я чувствую себя живой и настоящей, потому что – чувствую.

«Толпа так же легко совершит поджог дворца, как и какой-нибудь высший акт самоотвержения; все будет зависеть от природы возбудителя, а не от тех отношений, которые у изолированного индивида существуют между внушенным актом и суммой рассудочности, противодействующей его выполнению»

«В глазах толпы самое простое событие быстро принимает совсем другие размеры» Поэтому доводы сразу тысячи человек – не очень веский аргумент.

Критика

Я понимаю, что данная книга написана Лебоном в 1895 году, и в то время многие вопросы в отношении образования женщин и их места в обществе обстояли совершенно иначе, чем сейчас – и, очевидно, это заслуга феминистического движения по всему миру (влияние которого я начинаю ценить все больше, особенно при прочтении «Психологии масс» Гюстава Лебона). Я встречала в литературе то самое отношение к женщинам мужчин, из-за которого первые и стремились что-то исправить, но такого откровенного проявления мужского шовинизма я еще ни в одной книге не встречала. Разве что у Фрейда с его идеей, что женщины завидуют мужчинам из-за того, что у тех есть член, но все равно это было не так оскорбительно, как Лебоновские «лирические отступления»: «В числе свойств, характеризующих толпу, мы встречаем, например, такие: импульсивность, раздражительность, неспособность обдумывать, отсутствие рассуждения и критики, преувеличенную чувствительность и т.п., которые наблюдаются у существ, принадлежащим к низшим формам эволюции, как то: у женщин, дикарей и детей. На эту аналогию, однако, я указываю лишь мимоходом…» Я осознаю, что женщины конца XIX века отличались от нынешних, поскольку им была отведена определенная роль в обществе – их так воспитывали, что они не умели разбираться в некоторых вещах. И я вовсе не хочу сказать что мужчина и женщина ничем не отличаются, тождественны во всем: они очень различаются на гормональном уровне, притом женщины постоянно испытывают эти гормональные перепады, тогда как физиология мужчин лишена подобных проявлений. И гормоны очень сильно отражаются на нашем поведении. И все же, мозг женщины имеет все те же возможности, что и мужской, и прежде чем кидаться такими заявлениями (пусть и распространенными в то время) Лебон, раз уж он психолог и социолог, мог бы провести исследования – учить девочек и мальчиков в одинаковых условиях, давать им совершенно одни и те же знания – и посмотреть, что из этого выйдет. Он этого не сделал, а заявления подобные «мимоходом» делал очень охотно. И это повторяется на протяжение книги много раз.