Встреча с Пономаренко. Начальник ОУЦ
За сутки я смастерил два таких образца и, завернув сувениры в старую газету, во второй половине дня 11 июля явился к Пономаренко.
Первой продемонстрировал противопоездную мину собственной конструкции (ПМС). Объяснил ее устройство и способ установки. Пономаренко подержал мину, опробовал действие замыкателей с лампочкой от карманного фонарика вместо детонатора:
— Работает! Но, пожалуй, сложна. Вон сколько вы накрутили замыкателей–предохранителей!
— При таком устройстве, товарищ член Военного совета, мина абсолютно безопасна при установке и неизвлекаема для противника…
Пономаренко молча отложил ПМС в сторону, указал глазами на второй образец. Я рассказал о втором, стал говорить о других минах, которые можно производить из подручных материалов, о самодельных ручных гранатах и зажигательных снарядах.
— Неплохо, но ведь у вас одни образцы да рассказы, а ими много не навоюешь.
Я возразил:
— Товарищ член Военного совета, если есть образцы, можно наладить производство мин прямо на фронте! Лишь бы люди знали, что делать!
— Меня можете не агитировать! — ответил Пономаренко. — Я — за. Выделяйте знающих командиров да побольше всяких взрывателей–замыкателей, и давайте снабжать партизан!
— Командиров–специалистов, товарищ член Военного совета, у меня нет. А минно–подрывных средств в обрез. Но прежде, в тридцатые годы, существовали специальные партизанские школы.
— Школы?
— Так точно. Там обучали тактике партизанских действий, показывали, как делать всевозможные мины и применять их во вражеском тылу. Может быть организовать такую школу сейчас?
Пономаренко раздумывал, трогая пальцами образцы мин, поднял сощуренные глаза:
— Это идея — создать школу!.. Впрочем, лучше ее назвать как‑нибудь иначе, чтобы в глаза не бросалось… Скажем, учебным центром. Да. Именно так! Учебный центр!.. Попрошу срочно подготовить докладную записку на имя народного комиссара оборону и проект соответствующего приказа.
Изложить на бумаге то, что не давало покоя годами, несложно. На следующее утро я вручил Пономаренко докладную записку на имя наркома обороны и проект приказа НКО об организации специального учебного центра Западного фронта. Пантелеймон Кондратьевич прочитал оба документа, сделал поправки в тексте, бумаги перепечатали, и на следующий день они были подписаны маршалом Тимошенко, который, оставаясь наркомом обороны, принял командование Западным фронтом.
Создаваемая партизанская школа получила наименование Оперативно–учебного центра Западного фронта, сокращенно — ОУЦ. Меня назначили его начальником.
— Действуйте! — сказал Пономаренко, когда я расписался на прочитанном приказе. — Поезжайте в Рославль. Там находится пункт формирования партизанских отрядов фронта, там и оперативно–учебный центр разместите. Желаю успеха!
Я сознавал, что нахожусь у истоков огромного дела, и радовался. Сбывалась мечта — нанести удар по растянутым, плохо охраняемым коммуникациям вражеских армий, разрубить наползавшую фашистскую гадюку надвое, отделить ее голову — передовые части, от хвоста — источников снабжения.
Глава 4.
Первые ученики
Около шести часов утра 14 июля, в пяти километрах от Рославля, среди болот и тощего чернолесья разыскали мы с Семенихиным и Шлегером постройки управления торфоразработок: там, по нашим сведениям, размещались работники аппарата ЦК Коммунистической партии Белоруссии, у которых мы могли узнать, где находится пункт формирования партизанских отрядов.
Озадаченный нашим приездом дежурный упорно твердил одно:
— Все спят.
Через открытые двери комнат я и сам видел, что прямо на полу, вповалку, спят люди. Но дело не терпело отлагательства, и мы настояли, чтобы дежурный разыскал и разбудил секретаря ЦК товарища Эйдинова.
Дежурный повел в комнаты. Эйдинов спал на коротком венском диванчике, согнув колени. Сел, энергично потер лицо, взял письмо от П. К. Пономаренко, прочитал, снова крепко потер лицо:
— Извините, мы вчера очень поздно закончили работу.
Выехали в Рославль: пункт формирования партизанских отрядов находился в пионерском лагере на окраине города. Эйдинов по дороге ввел в курс дела: специалистов по партизанской тактике и технике на пункте нет, техники тоже нет, но отряды формируются, людям ставят конкретные задачи, — уничтожать фашистских солдат и офицеров, разрушать различные военные объекты и железные дороги, мешать работе связи.
— А как это делать — учат? Эйдинов пожал плечами:
— Ну! Сами сообразят!
Дела аптечные
В бывшем пионерлагере встретил начальник пункта Иван Петрович Кутейников, в прошлом заведующий военным отделом Совета Народных Комиссаров БССР. Иван Петрович чистосердечно признался, что не имеет ясного представления ни о партизанской войне в целом, ни о тактике партизанских действий, ни о технике и тактике диверсионной работы.
— Сами посудите — откуда мне все это знать? — развел он руками. — Никогда я в партизаны не метил. Вот если насчет обмундирования или продуктов, вообще по частям снабжения — это да, это я могу.
— С оружием беда, — дополнил картину Кутейников за завтраком. — Винтовок не хватает, пулеметов нет, даже ручных гранат не наберешь… А вы говорите — взрывчатка и прочее! Тут ни одной живой души нет, которая хоть бы малость смыслила в этом самом подрывном деле! Мы одно делать насобачились: учебные винтовки восстанавливать. Запаяем просверленные отверстия, и ничего — стреляем!
— Значит, минами партизан не снабжаете?
— Какие, к лешему, мины? Слава богу, научились дырки запаивать!
— Плохо. Мины, между прочим, могут заменить партизанам даже артиллерию. Посудите сами, Иван Петрович… — я пустился в объяснения преимуществ инженерных мин, и под конец моей страстной речи Кутейников даже вилку отложил.
— У вас и с собой эти мины есть? А ну, покажите! Образцы мин, зажигательных снарядов, ручных гранат — все это было для Ивана Петровича откровением,
— Вот такая малявка может целый поезд угробить?! Сила!
Знакомство с будущими партизанами состоялось сразу после завтрака. Я увидел десятки внимательных, настороженных глаз, увидел лица, отмеченные усталостью, тревогой, заботой.
Мне было понятно, что творится на душе у этих» людей, самоотверженно вызвавшихся идти в тыл врага, обеспокоенных нехваткой оружия и средств связи.
Не тратя времени на общие разговоры, я начал прямо с показа привезенной техники.
И настороженные глаза заблестели, озабоченные лица засветились радостью.
После занятий люди долго не расходились, каждому хотелось увидеть мины и гранаты поближе, прикоснуться к ним. Нас засыпали вопросами. Стало не по себе. Партизанскую технику я показал, но как объяснить людям, что в нашем распоряжении находятся лишь единичные образцы этой техники, что ни документации на изготовление инженерных мин, ни самих мин, ни прочих диверсионных средств на фронте пока нет? Да надо ли, впрочем, это объяснять, омрачать людям жизнь? Не лучше ли найти какое‑то решение проблемы?
Решение виделось одно: немедленно ехать в Москву, в Главное военно–инженерное управление: помочь могут только там. И вот во второй половине того же дня пикап Шлегера помчался в Москву. Именно помчался: мы добрались до Москвы по старой Варшавской дороге еще засветло.
Странно выглядел город. Если бы не красноватый оттенок закатного солнечного света, можно было бы подумать, что день в Москве только начинается: слишком мало людей на улицах.
Своего начальник, полковника Нагорного, я застал в рабочем кабинете.
— Вот хорошо, что приехал! Ваша группа задачу выполнила, войска получили пополнение, теперь будешь работать в отделе!
Заверенную копию приказа наркома обороны о назначении меня начальником оперативно–учебного центра прочитал, хмурясь. Возвратил приказ:
— На двух стульях сидеть собрался? Не удастся. Однако, выслушав меня, согласился, что надо всячески помогать обучению партизан.
С помощью Нагорного и Галицкого быстро получили наряды на принадлежности для изготовления мин, гранат и зажигательных снарядов, не удалось получить только средств радиосвязи.
— Что же ты не спросишь, где семья? — усмехнулся Нагорный, когда я в очередной раз зашел к нему в кабинет с каким‑то требованием.
— А что? Надеюсь, они дома?
— Дома‑то дома, а где этот дом, знаешь?
Я растерялся.
— Скажи спасибо Вакуловскому и Цабулову, — посоветовал Нагорный, называя фамилии моих товарищей по отделу. — Пока некоторые партизанят, они эвакуируют их жен и детей. В тот самый лесной городок, где ты после Испании полигоном командовал…
Нагрузив пикап добытым имуществом, поздним утром следующего дня мы двинулись обратно в Рославль. А там огорошил Кутейников: получено распоряжение в ночь на 16 июля отправить во вражеский тыл сто человек.
— С чем отправлять, не сказали?
— Самим приказано думать!
Лихорадочно прикинув, что можно сделать, я тронул заместителя за плечо:
— Аптека далеко? Работает?
— Аптека в городе. Работает. Вам нездоровится, товарищ полковник? — встревожился Кутейников.
— Не поздоровится, если подведет аптека. Поехали!
Провизор, не видя в моих руках рецепта, выжидательно поднял брови. Я предъявил удостоверение личности и объяснил, что требуется. Провизор обладал чувством юмора:
— А вы гарантируете, что пациенту придется туго?
— Полностью гарантирую.
— Тогда я приготовлю «лекарство» в любом количестве!
Оставив провизора и его помощников выполнять наш огромный заказ, я вернулся в пионерлагерь и немедленно начал занятия с партизанами. Побывал с ними в поле, на автомобильной и на железной дорогах. Показывал, как надо ставить мины в различных условиях, знакомил слушателей с другими способами разрушения вражеских коммуникаций. Используя химикаты прихваченные в аптеке, успели сделать некоторое количество самодельных гранат, терочных воспламенителей и взрывчатые смеси. Тем временем лейтенант Семенихин, получив сведения, что в одном из ближайших совхозов осталось много аммиачной селитры, привез в пионерлагерь три тонны этого удобрения. Оно послужило сырьем для самодельной взрывчатки. Таким образом, гранатами, воспламенителями и взрывчатыми веществами уходящую группу обеспечили. Теперь задача состояла в том, чтобы предохранить терочные воспламенители и самодельный аммонал от отсыревания на время следования группы в тыл врага. Но выход и тут был найден, хотя наше новое требование повергло провизора ярославской аптеки в замешательство (Похоже, Илья Григорьевич реквизировал все «изделия №2» Баковского резинового завода. — Прим. ред. А. Э.). Впрочем, провизор не подвел и на этот раз.