Общественно-политическая и культурная жизнь.

Различные слои населения по своему реагировали на происхо­дившие в СССР процессы, в основном — стараясь приспособиться и использовать те возможности, которые предоставляла жизнь.

Правящая элита замыкается в себе, переходит на режим само­воспроизводства. Почти прекратилось ее пополнение и обновление за счет функционеров низовых организаций КПСС, традиционно выполнявших в советском обществе роль своеобразного «политиче­ского инкубатора». И это—при значительном увеличении рядов самой партии в послевоенный период (с 6,8 млн. человек в 1952 г. до 18,3 млн. в 1985 г.), что, помимо прочего, отражало растущее в массах стремление активно участвовать в политической жизни страны. Номенклатура неустанно окружала себя все новыми приви­легиями и материальными благами. Началось сращивание ее наи­более коррумпированных групп с «теневой экономикой». Именно в то время завязываются прогремевшие вскоре скандальные «дела»:

«узбекское», «сочинское», «рыбное» и немало других. В них оказа­лись замешанными руководители самого высокого ранга.

В кругах интеллигенции зарождается диссидентское движение. Его немногочисленные активисты, среди которых были привер­женцы «подлинного марксизма-ленинизма», либерализма, христианско-демократической доктрины, открыто критиковали существу­ющие порядки. Почти неизвестные в собственной стране, они вы­звали широкую волну сочувствия и поддержки в мире. Получают известное распространение и иные, не столь радикальные проявле­ния несогласия с политикой властей, с официально признаваемы­ми нормами и ценностями (создание произведений нонконформи-стского характера во всех областях интеллектуального и художест­венного творчества, массовые экологические кампании по защите природы и др.).

Недовольство рабочих и колхозников выражалось главным об­разом в пассивных и скрытых формах: прогулах, «текучке», низком качестве труда, растущем алкоголизме... По данным социологиче­ских опросов, проводившихся в середине 80-х годов, в полную силу трудилась едва ли треть работников. Остальные работали не с пол­ной нагрузкой, хотя при другой организации производства готовы были делать больше и лучше.

В этой ситуации брежневская администрация берет курс на свертывание либеральных начинаний хрущевской поры. Кон­сервативный уклон внутренней политики, определяемый некото­рыми историками как «неосталинизм», был по сути естественной реакцией номенклатуры на неудачу добиться «общественной гар­монии» через успехи в экономике.

Идеологическое обеспечение этого курса покоилось на двух вы­двинутых с партийных трибун тезисах:

— о перманентном обострении идеологической борьбы социа­листической и капиталистической систем;

— о построении в СССР «развитого социалистического обще­ства» (позже дополненного тезисом о необходимости «совершенст­вования развитого социализма» как главной задаче на обозримое будущее).

Первый из них, созвучный печально известному сталинскому тезису 30-х годов (обострение классовой борьбы по мере продвиже­ния к социализму), призван был «обосновать» в глазах обществен­ности преследование всех несогласных с партийным диктатом как проводников «буржуазного влияния» внутри страны. Второй — уст­ранив из политического обихода полностью дискредитированный хрущевский лозунг «развернутого строительства коммунизма», дать «теоретическую» базу для нескончаемых пропагандистских уп­ражнений на тему о «продвинутости» и «зрелости» советского обще­ства по отношению к предшествующим этапам, о «коренных пре­имуществах развитого социализма» перед «загнивающим капита­лизмом».

По примеру И.В.Сталина, власти поспешили законодательно оформить эти «преимущества». В 1977 г. была принята новая Кон­ституция СССР, наполненная декларативными статьями о правах и свободах советских граждан.

На практике же брежневская администрация еще с 1966 г. пере­шла к открытым гонениям на инакомыслящих (диссидентов). Од­ни были насильственно высланы за границу (писатель А. И. Солже­ницын и др.), другие поплатились за критику коммунистического режима заключением в лагеря, в психбольницы или, как академик А. Д. Сахаров, ссылкой.

Происходит ужесточение цензуры, идеологического контроля над деятельностью творческой и научной интеллигенции. Многие талантливые писатели и поэты были лишены возможности публи­ковать свои произведения. Оставались на полках фильмы признан­ных в мире режиссеров, запрещались театральные спектакли. Серьезные притеснения испытывали ученые-гуманитарии, чьи на­учные концепции расходились с установками партийного руковод­ства. В частности, в исторической науке было свернуто направле­ние, изучавшее проблемы революции 1917г. (П. В. Волобуев, К. Н. Тарновский, М. Я. Гефтер и др.). Одновременно затихает кри­тика «культа личности», прекращается реабилитация жертв сталин­ских репрессий. Вынуждены были уехать за рубеж видные дея­тели отечественной культуры: И. А. Бродский, Ю. А. Любимов, В. Е. Максимов, В. П. Некрасов, А. А. Тарковский и др.

За внешним благополучием в сфере народного образования и науки (в 1966 г. был осуществлен переход ко всеобщему средне­му образованию; значительно — с 65,3% в 1970 г. до 87% в 1984 г. — выросла доля лиц с высшим и средним, полным и неполным образованием, намного больше стало научных учреждений и т. п.) скрывалось все более серьезное отставание от требований времени, научно-технического прогресса. Внедрение самых передо­вых разработок отечественных ученых, даже в таких щедро финан­сируемых отраслях, как военная промышленность и космонавтика, сковывалось техническими возможностями советской экономики.