СВОЕВРЕМЕННОЕ БЕГСТВО КАК ФОРМА ПОБЕДЫ

 

Жил был человек молодой и приятный. И все у него было хорошо: и женщины любили, и деньги умеренно водились, и не дурак вроде, да только вот сверлило его чтото. Грызло.

«Это оттого, что таланта у меня нет, — говорил он себе. — Дай ка я ногу променяю на талант! Без ноги еще туда сюда жить можно, а без таланта…»

И променял. Осталось у него две руки, одна нога и один талант.

Пожил он некоторое время со своим талантом, а покою все равно нет. Мучает что то, не дает спокойно жить…

Променял другую ногу. Не стало у него ни одной ноги, зато удвоенный талант. Женщины не любят, денег нет, работы нет — зато какой талантище. Им и греется. Да недолго грелся. Снова чувствует; не то. Сверлит, томит, сосет…

Дурацкое дело нехитрое. Променял он руку на талант. Живет урод уродом, с одной рукой, зато с тремя талантами, высшими ценностями подпитывается. Стихи пишет, рисует, симфонии сочиняет.

Пожил он так пару лет, а потом как то плюнул сгоряча: «Да ну вас всех!», махнул оставшейся рукой и ее тоже променял. Почти гений стал. Писать не может, рисовать не может, зато «Времена года» Чайковского до последней ноты высвистывает…

Посвистел так недельку другую да и сгинул, Туловище променял, а оставшаяся голова от тяжести таланта под землю ушла. За уши не вытащишь.

Притча о таланте

 

— Даф, кто это? — спросил Мефодий.

Он испытывал сильное желание вытянуть меч из ножен и разобраться с назойливыми плоскими существами, похожими на кучи тряпья.

— А, не грузись! Всего лишь изголодавшиеся вампиры! — вместо Дафны ответила Улита.

— Разве вампиры такие?

— Да всякие они. Эти то вообще вроде мавок… — заметила ведьма.

— Мавок?

— Ну да. Биовампиры такие, довольно приставучие. Мавки кровь не особо любят. Они все больше энергию тянут. Своей то нет. Ты встречал когда нибудь людей, которые нарочно доводят тебя, чтобы подзарядиться? Насосутся и ходят довольные?

— Ну, — кивнул Меф, осторожно умолчав, что сам одно время поступал так.

Улита удовлетворенно улыбнулась.

— У мавок тот же расклад. Чем больше ты сейчас будешь злиться на этих уродов, тем сытнее их накормишь. А мечом размахаешься — тут они вообще так обожрутся, вовек не отвяжешься.

— Выходит, их и прогнать нельзя? Так и будут за тобой тащиться? — озадачился Меф.

Ведьма остановилась и снисходительно похлопала его по плечу.

— Есть один отличный способ! Когда у тебя хотят попросить денег взаймы, опереди и попроси сам!..

— Как это?

— Смотри и учись!

Улита решительно направилась к серым урчащим фигурам и присела рядом на корточки.

— Привет, ребята! Я девушка неместная и очень голодная! Дайте вашей энергии хлебнуть, а? — спросила она с широкой улыбкой.

Мавки засопели, переглянулись и быстро стали отползать.

— А ну стой, куда? А девушку угостить? Ну хоть глоточек! — крикнула им вслед Улита. Мавки поднажали и поползли вдвое быстрее.

Улита некоторое время гналась за ними, а затем вернулась к Мефу.

— Ну как? Принял к сведению? — спросила она.

— Они что, тебе поверили?

— Почему нет? Главное — правильным образом настроиться психологически! Уверенность должна быть не только на языке, но и в сердце. Такие мелкие вампирчики ее сразу ощущают и рвут когти. Кстати, при известном желании опытный темный маг (а страж и подавно!) действительно может высосать любую мавку. Ам! — останется одна шкурка, как от помидора! — хищно сказала Улита.

Меф уважительно внимал. Ведьма быстро и наблюдательно скользнула взглядом по его лицу и, внезапно схватив Мефодия и Дафну за локти, быстро потащила их под защиту раскидистого дерева. — Т ш ш! Ложимся и лежим!

— Что случилось? — спросил Меф.

— Не вскакивай! Лежи тихо!

— Улита, в чем дело?

Ведьма быстро подняла голову, кого то высматривая. Затем взглянула на маленькие часики, подарок Эссиорха, и с досадой зацокала языком.

— Никогда с ним такого не было! Странно, очень странно! — пробурчала она.

— Что странно?

Меф тоже попытался выглянуть, но Улита впечатала его носом в землю прежде, чем он кого то разглядел.

— Тише рыпайся! Брачный сезон бегемотов еще не начался!

— Кого ты там увидела?

— Нашего связного. Он явился на минуту раньше времени. У нас так не принято. И Арей куда то пропал! Плохой знак! — нервно сказала ведьма.

— Кончай интриговать! Что там такое? — начиная беспокоиться, спросил Меф.

Улита вновь быстро взглянула на него.

— Ну хорошо!.. Видишь вон того ведьмака? Она, наконец, позволила Мефу выглянуть. Он

рассмотрел за покосившимся заборчиком огромного ведьмака с вислым носом, с зеленой кожей на лице. Ведьмак стоял, покачивался и огромным мачете потрошил подвешенную за задние ноги кошку. Судя по тому, как кошка выглядела, околела она уже давно.

— Это и есть наш связной? У него такой вид, будто он раз в жизни выпил и с тех пор только опохмеляется, — усомнился Меф.

— Так и должно быть. Мужик работает давно. Если его принимают за алконавта, что ж, ему же лучше! — ответила Улита серьезно. — И кошка вроде как неправильно висит. Должна лапами к забору… В общем делаем так. Ты подходишь к нему и говоришь пароль. Если что не так, мы с Дафной тебя прикрываем. Другого способа выяснить, запалилась явка или нет, я не вижу. Усек?

— А если там засада? — спросил Меф.

Улита многозначительно посмотрела на рукоять его меча.

— Сам соображай. Если умрешь героем, Даф тебя не забудет. Что до меня, то минут пятнадцать и я, пожалуй, поплачу. Ну, удачи, ступай!

Меф встал и, продолжая прятаться за деревом, проверил, легко ли вынимается меч. В рукаве на всякий случай припас заговоренный кинжал, Улита серьезно наблюдала за его приготовлениями.

— Готов? — спросила она сурово.

— Да. Какой пароль?

— Чунтыре слюмзика зашпыняли имбицилтессу, — произнесла Улита с непроницаемым лицом.

— Ты что, издеваешься?

— Увы, нет. Пароли выдумываю не я.

— А кто?

— Неважно. Повторяй!

— Четыре слямзика зашпыняли имбицилтессу!

— Какие «четыре»? Чунтыре! И не слямзики, а слюжшки! Смотри не перепутай, а то решат, что ты подосланный казачок! — поправила Улита.

Меф быстро взглянул на Дафну, точно прощаясь с ней, и, опустившись на землю, беззвучно пополз к ограде. У ограды он присел на корточки и стал отряхивать с груди землю, пока не вспомнил, что в личине мертвяка этот штрих лишь добавит ему достоверности.

— Пора! — сказал Меф.

Не позволяя себе раскачиваться, Буслаев одним прыжком перемахнул через забор, оказавшись от ведьмака даже ближе, чем сам того ожидал. Вислоносый ведьмак от неожиданности отступил на шаг, загораживаясь кошкой и выставив вперед мачете.

— Чур меня! Чур! — забормотал он тревожно. — Кошка, спроси у мертвяка: зачем он вылез из могилы?

«Опытный! К мертвяку напрямую не обращается!» — подумал Меф и, готовый при первом же

подозрительном движении метнуть кинжал, отчетливо произнес:

— Чунтыре слюмзика зашпыняли имбицилтессу!

Глазки ведьмака округлились. Он взглянул на Мефа из под кустистых бровей с крайним недоумением. «Хорошо притворяется! Профессионал!» — оценил Мефодий.

Ведьмак продолжал осторожно пятиться, держа наготове мачете. Меф истинным зрением всмотрелся в мачете ведьмака, проверяя, не артефакт ли это. Мачете был самый обычный, даже, пожалуй, тупой. Никаких подозрительных свечений, никакой режущей ауры — просто большой нож.

— Чунтыре сля… тьфу… слюмзика зашпыняли имбицилтессу, — старательно выговорил Меф.

Недоумение на лице ведьмака усилилось. Его нос провис почти до подбородка.

— Че е его о, какую имбицилтессу?.. Кошка, спроси у мертвяка: чего он хочет?

Меф еще раз повторил. На этот раз почти безнадежно. Бело желтые патлы ведьмака задымили от гнева. Он ломанулся в избушку, отбросив по дороге мачете, малополезный в серьезной битве с мертвяками. Когда он вернулся, в одной руке у него был осиновый кол, в другой он продолжал держать за хвост дохлую кошку.

— Кошка, передай гаду: порешу всех попало, никого не имея в виду лично! — бессвязно орал ведьмак.

Он споткнулся, уронил кол и, всхлипнув от гнева, швырнул в Мефа кошкой, предварительно раскрутив ее за хвост. Пролетевшая по дуге кошка обдала Буслаева сладковатой вонью.

Меф еще раз взглянул на кошку, на воющего ведьмака, на горевший во дворе костерок, над которым висел котел, на покосившуюся избушку, где совершенно точно не было никакой засады, и, все внезапно поняв, с воплем бросился к Улите.

Ведьма каталась от хохота так, что помяла весь кустарник.

— Как успехи, слюмзик? Зашпынял имбицилтессу? — поинтересовалась она, едва выговаривая слова.

Меф кинулся душить ее. Ведьма не сопротивлялась.

— Ну ну, не увлекайся! У взрослых толстеньких тетенек тоже должны быть свои развлечения!.. Кто же так душит? Скрести руки и дави вниз, а еще лучше сбегай за подушкой! Возьми напрокат у Отелло. Дешево и сердито! — посоветовала она.

Все это было так нелепо, что Меф отпустил ее. Какой то новый звук заставил его обернуться. Рядом, закрыв лицо руками, почти беззвучно, с прорывающимися повизгиваниями, смеялась Дафна.

 

Меф посмотрел на Дафну, на Улиту и тоже стал хохотать.

Первой успокоилась ведьма. Или, точнее, ее успокоили. Неожиданно Улита поморщилась, как от сильной зубной боли, и ткнула пальцем в низкое одноэтажное здание, вросшее в землю. «Вампирня „Прокушенная артерия“, — значилось над входом.

— Арей там! — заявила она.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что он нас зовет! И даже очень громко! — сказала Улита, касаясь указательным пальцем своего лба.

— Терпи, бабулька с клюкой, твои внучки уже идут!.. Ой, не надо топтаться у меня в мозгах! Уже и пошутить нельзя!

У входа в заведение Мефодий остановился, разглядывая бумажку, выведенную на обычном струйном принтере. Вот только струи, по ходу дела, были совсем не чернильные.

«Осторожно! Рож контроль осуществляется непосредственно дверью. Мертвякам вход только в дневное время. Вампиры, оборотни и др. — круглосуточно. Физические разложенцы не допускаются».

— Ясен пень, что не допускаются! Никакой справедливости. Зато моральные и нравственные разложенцы небось могут шастать стадами и толпами! Никто им слова не скажет! — заявила Улита, решительно толкая заговоренную дверь.

Шагая следом за ней, Меф засомневался, пустит ли его дверь и не сочтет ли разложенцем, однако проблем не возникло. То ли надпись имела запугивающий характер, то ли магия двери сумела проникнуть под личину и опознать настоящего Мефа под маскирующей оболочкой.

В вампирне было шумно. Никто не обратил на вошедших внимания. Лишь два три завсегдатая скользнули по ним равнодушным взглядом. Арей скромно примостился в дальнем углу, лицом к двери.

— А, вот и вы! А дольше тащиться нельзя было? На конкурсе скороходов вас застрелили бы еще на старте, — сказал он, не называя никого по имени.

— Мы изучали быт имбицилтесс! — не моргнув глазом, сказала Улита.

Арей хмыкнул. Настроен он был вполне благодушно.

— Ну хорошо, об этом позже… А пока проверка наблюдательности. Меф, кто тут опасен тебе как бойцу? Действительно опасен?

— В вампирне?

— Да, в ней.

Меф осмотрелся. Две старые безобразные ведьмы ели полусонных ос, вынимая их прямоиз обкуренного гнезда. «Нет, не эти», — подумал Буслаев и стал осматриваться дальше.

В углу за изрезанным ножами столом четыре свежих мертвяка из новообращенных вампиров играли в карты. Трое выглядели неплохо, без видимых ран и повреждений, и лишь у четвертого в спине было около десятка пулевых отверстий. Все мертвяки были здоровенные, с бычьими шеями. Они шумно сопели и стаканами хлестали кровь, по неопытности мешая положительный и отрицательный резусы. Типичные братки из лопухоидного мира, которым чуток не повезло. Кто то оказался немного шустрее или, возможно, просто нажал на курок первым. Но мертвякам вампирам и здесь было явно неплохо. Они галдели и стучали стаканами по столу, требуя еще крови.

«Эти? Неслабые ребята», — подумал Меф, продолжая озираться.

У стойки о чем то негромко шептались два бабая и гандхарв. Опасная публика. Рядом скуластый, до глаз заросший алконавт трясущимися руками отсчитывал дырки от бублика, чтобы расплатиться за очередной стаканчик. Лицо у него было красное, обожженное. Глаза воспаленные. Бармен, шустрый, разбойничьего вида вампир с серьгой в ухе и кустарно заштопанной ножевой раной на левой щеке, наблюдал за его усилиями с

понимающей усмешкой. Оно и понятно, постоянный клиент.

В стороне, за отдельным столиком, скромный мужичонка, похожий на огородника, ковырял вилкой салат. Довольно странная еда, учитывая место, где он находился. Аппендикс в его тарелке выглядел бы здесь куда органичнее.

Пока Меф размышлял, жирный мопс, под личиной которого скрывался Депресняк, внезапно подпрыгнул метра на два и, повиснув на светильнике (тележное колесо с десятком негаснущих свечей из жира висельников), стал раскачиваться вместе с ним. Бармен тупо уставился на него. Ему впервые приходилось видеть такую шуструю собачку.

Дафна вскочила на стол и отодрала Депресняка от лампы.

— Не обращайте внимания! Моего мопсика сглазили, а вообще то он ужасно неуклюжий, — сказала она, искусственно улыбаясь.

Демонстрируя свою неуклюжесть, Депресняк пробежал по стене, по потолку, оттолкнулся лапами и с быстротой полтергейста уволок сушеную рыбину со стола у вампиров. Четыре ножа, которыми его атаковали, впустую вонзились в столешницу.

А мопс уже, мурлыкая, пожирал рыбину под ногами у готовой провалиться под пол Дафны.

— Так кто тут опасен? — нетерпеливо повторил Арей.

— Мужичонка огородник, — сказал Меф, с сомнением поглядывая то на вампиров, то на гандхарва с бабаями. Они казались ему куда круче, однако в вопросе Арея явно был подвох.

— Какой еще огородник? — не понял Арей.

— Да вон тот! Салатик ест.

Барон мрака посмотрел и фыркнул.

— Так тебя салатик смутил? И чем же он так опасен, поедатель то салатиков?

— Собранные движения. Не бросается в глаза, не привлекает внимания. Вид скромный и безобидный. В общем, личность явно непростая. С двойным дном, — пояснил Меф.

— Ясное дело, что с двойным. Наемные маги отравители все такие. И все почти вегетарианцы, чтоб чутье на яды не отбивать. В общем, обедать с ним я бы не садился и ужинать тоже, — заверил его Арей. — Однако речь не о нем!

— А о ком?

— Хочешь правильный ответ? Пожалуйста! Арей сделал неуловимое движение клюкой.

Одна из дырок от бублика выпала из рук скуластого бородача алконавта и со звоном подкатилась к столу, за которым пировали вампиры. Увидев, где остановилась монета, бородач умоляюще

взглянул на бармена. Тот остался демонстративно безучастным.

Бородач вздохнул и, пошатываясь, поплелся поднимать.

— Щас кому то будет фарш мажор! — хищно сказала Улита.

— Какой фарш мажор?

— Увидишь, какой! Много фарша и много мажора! — пообещала ведьма.

Она не ошиблась.

— Простите, р ребята! П потревожу! — извинился бородач, прикладывая руку к груди жестом бывалых пьянчужек.

Вурдалаки переглянулись, предчувствуя развлечение. Опустившись на четвереньки, бородач пополз под стол за монетой. Он уже протянул дрожащую руку, когда здоровенный мертвяк, забавляясь, наступил ему каблуком на пальцы. Трясущийся бородач вопросительно поднял на него глаза.

— Га! Бо бо! — сказал вурдалак.

Это было то последнее и единственное, что он сказал. Других реплик упомянутого субъекта история не сохранила. Бородач вздохнул и закрыл глаза. В следующий миг деревянный стол подлетел к потолку. Столешница раскололась. Кровь из разбившихся стаканов еще не забрызгала стены, а скуластый, мгновенно обратившись в небывало огромного, с седой шкурой волка, уже отгрыз у вампира голову. Тело тяжело завалилось на бок. Приятели мертвяка вскочили, страхуя головы от летящих досок стола. Это было серьезным просчетом. Закрывая голову, теряешь динамику, не думаешь о корпусе и ногах. Прежде чем мертвяки успели собраться и атаковать, волк уже перегрыз одному бедренную артерию, мимоходом отмахнув кисть, которой мертвяк пытался защититься, и бросился снизу на горло второму. Все происходило с невероятной скоростью. Волк даже не рычал. Он действовал. Точно, жестко и расчетливо.

Когда мгновение спустя он вскинул морду, она была вся в крови. Чужой, холодной, позаимствованной у другого, крови вампира. Мефу достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что мертвяк уже не встанет. Раны таких размеров не зарастают даже у вампиров. Последний мертвяк, верно оценив расстановку сил, метнулся к стене, на которой висели алебарды, но добраться до алебард не успел. Волк прыгнул на него сзади, толкнул лапами в спину и сбил с ног. Послышался отвратительный, ни на что больше не похожий звук раздираемой плоти.

Даф закрыла лицо руками. Для нее, рожденной в Эдеме, невыносимо было смотреть на такое. Когда несколько секунд спустя ужасные звуки смолкли, Даф решилась оторвать руки. Огромный седойволк исчез. Трясущийся бородач поднял с пола монетку и, обтерев ее о куртку неподвижно лежащего вампира, пошатываясь, направился к стойке. Движения его вновь приобрели картонную важность, какая бывает только у алконавтов.

Подошел к стойке, положил монету в кучку и жестом кутилы придвинул всю мелочь бармену.

— Пжалста, сто псят! — сказал он.

Бармен, не удивляясь, взял большую бутылку с кровью и вместо «сто псят» щедро плеснул все двести. Затем подал кому то знак, чтобы убрались в зале. Видимо, стычки, в том числе и с подобным исходом, не были в его заведении редкостью.

Бородач с полным стаканом отошел в уголок и сел за освободившийся столик (отравителя, который сидел тут прежде, как ветром сдуло).

— Кажется, кто то сейчас достигнет нирваны, — сказал Меф.

Арей кивнул.

— Он и так постоянно в нирване. Во всяком случае в человеческом воплощении. Зато в другом его воплощении с ним лучше не связываться.

— Это я уже заметил. Как его зовут? — спросил Меф.

— Олаф.

— Скандинавское имя.

— Неудивительно. Он варяг.

— Варяг?

— А что тебя удивляет? Варяги и занесли к нам оборотничество. Наши оборотни гораздо мельче, а все потому, что были покусаны позже. И пьяницы варяги страшенные, тут уж никуда не денешься.

Арей подождал, пока скуластый опустошит стакан, а затем спокойно встал и пересел за его столик. Дафна увидела, как бородач неожиданно зорко вскинул на него глазки. «Этого личиной не одурачишь», — поняла Даф.

Бородач и Арей обменялись всего несколькими фразами. Затем Арей встал и, опираясь на клюку, вышел из вампирни. Выждав некоторое время, за ним направился и бородач. Даф, Мефу и Улите осталось лишь последовать за ними.

Арей и скуластый быстро шли куда то. Арей впереди, а варяг, оживленно жестикулируя, чуть позади. Он словно оправдывался, но одновременно было заметно, что и особого страха перед бароном мрака он не испытывает.

Арей и его спутник свернули в проулок, затем еще в один и неожиданно оказались у низкой избушки, вросшей в землю почти по крышу. Олаф толкнул дверь, пропустил вперед Арея и вошел сам. Внутри оказалось неожиданно просторно. На стене висели два меча и боевой топор. Мечи были обычные, разве что заговоренные на удачливость, но зато вокруг топора Меф заметил синеватую потрескивающую ауру. Все это Буслаев обнаружил, когда сам заглянул в дом.

— А это еще кто? — хмуро поинтересовался у Арея Олаф.

Его маленькие медвежьи глазки смотрели вглубь, до самого дна, не смущаясь личинами.

— Мой ученик. Мефодий Буслаев.

— О! — понимающе отозвался Олаф, больше ничем не выразив удивления.

У себя дома он сразу стал трезвее. Надобность притворяться отпала.

— А это, конечно, Улита, — сказал Олаф, не столько спрашивая, сколько утверждая.

Улита подняла руку и пошевелила пальцами, делая «ку ку».

— Не обращайте на меня внимания! Меня нету. Я коробочка от тени отца Гамлета. Меня укусила овечка пофишзма, — сказала она.

— Надеюсь, это не заразно? — поинтересовалась Даф.

— Щас чихну на тебя — узнаем! — пообещала Улита.

— Светлая? — продолжал Олаф, без интереса взглянув на Дафну.

Он даже не потрудился произнести обычного «а это кто?». Дафне это не понравилось. Она всегда верно следовала ритуалу вежливости, о котором Меф порой издевательски отзывался: «Ну что? Повиляла хвостиком?»

— Да, я действительно светлая! Больше по существу проблемы вам ничего не хочется добавить? — произнесла она с вызовом.

Улита в восторге показала Даф большой палец. Что до Олафа, то он словно не услышал. Дафна с досадой на собственную оплошность подумала, что варяги полутонов не понимают.

Когда Олаф отвернулся, Улита быстро и весело ткнула Дафну локтем.

— Ну что, не пробила его толстой шкуры? Не кисни!

Олаф присел на дубовую лавку, покрытую медвежьей шкурой.

— Я ждал вас раньше. Вчера позавчера, — сообщил он Арею.

Арей без церемоний пнул лавку, и Олаф скатился на пол.

— Ах, ждал? Я сердит. Почему не предупредил сразу? — прорычал мечник.

Олаф ухмыльнулся, не пытаясь встать.

— Как предупредить то? Лысая Гора под колпаком. Попасть сюда просто, как и прежде, а вот на выходе… Маги, вампиры, ведьмы — народ просто исчезает. Все тихо сидят по норам, и ждут, пока тучу пронесет. Кощеев активно делает вид, что ничего не происходит, а сам дрожит как заяц на электрическом стуле! — спокойно сказал Олаф.

— А телепортанты? Тоже исчезают? — недоверчиво спросил Меф.

Олаф провел большим пальцем по шее, показывая, что происходит с обратными телепортантами.

— Скажи светлое слово заглоту! Думаешь, Арей просто так страховался? — шепнула Мефу Улита.

— Ты видел тела наших агентов? — спросил Арей.

— Само собой. Я прибыл почти сразу, еще до городской стражи. Сразу, как только перестал ощущать их мыслепотоки.

— Опиши их!

— Чего тут описывать? Выпиты глаза и мозг. Череп изнутри оплавлен. Оружие осталось в ножнах. Перстень у Альфонсины холодный. Никакого прямого боевого контакта. Ближе десяти шагов к ним никто не подходил.

Меф догадался, что Альфонсиной звали убитую ведьму. Остальные двое были вампиры.

— Сопротивления, конечно, никто оказать не успел? Кажется, Герард и Фридрих были неплохими бойцами, — сказал Арей.

— Какое там сопротивление? Если все длилось больше двух секунд, можете отрезать мне голову, — сказал Олаф.

Арей недобро прищурился.

— Чумное Кладбище? Там же, где всегда? — спросил он.

— Да.

— Но как Альфонсина догадалась? Почти четыре сотни лет ходом не пользовались.

Олаф облизал губы.

— Накануне там видели свечение. В овраге, у общих могил. Я узнал об этом уже после, — торопливо добавил он.

Арей наклонился к нему и что то быстро спросил. Спросил совсем тихо, но Дафна все равно услышала. Слух у рожденных в Эдеме очень чуткий.

— Багровое или светло розовое с ободом?

— Багровое, — без промедления ответил Олаф.

На секунду лицо Арея окаменело, как маска. Дафна разобрала, что он негромко ответил:

— Вот как? Что ж, пусть будет багровое.

Арей коротко кивнул и, не прощаясь, направился к двери. Олаф не удивился. Он продолжал лежать на полу, видно, решив, что раз он оказался тут, то можно и вздремнуть. Похоже, банальная вежливость так же мало входила в традиционные ценности варягов, как и в ценности Арея. Улита, Дафна и Мефодий потянулись за шефом.

— Удачно выбраться! На вашем месте я бы пошел Черной Гарью, а за Гарью сразу нырнул бы в лес. Хоть и жалкий, но шанс прорваться есть, — напутствовал их Олаф.

«Ничего себе, — изумился Меф. — Говорить стражу, начальнику русского отдела, лучшему мечнику мрака, что у него есть жалкий шанс!»

— Хорошо. Так мы и поступим. Ты с нами не пойдешь? — спросил Арей не оборачиваясь.

— Нет. Я ветхий старичок, — отвечал Олаф. Меф удивленно посмотрел на распираемую силой рубаху варяга.

— Вы это о себе?

— Не туда смотришь, наследник! Я духом ветхий старичок. Когда из шампанского выходит газ, бутылкой еще можно драться, ну да это уже совсем не то… — спокойно отвечал Олаф.

 

* * *

Черная Гарь оказалась совсем не тем, что следовало из названия. Ничего черного и тем более горелого там и близко невозможно было обнаружить. Зато на старой гари во множестве росли молодые березы, причем росли так густо, что Меф периодически терял из виду Даф, хотя она шла всего метрах в трех левее.

Зато лицо Арея, который шагал совсем рядом, Мефодий видел очень хорошо. Барон был сосредоточен и угрюм. Свой меч он неназойливо держал под рукой, что говорило о многом. Мефу хотелось задать ему пару вопросов о выпитых глазах и багровом свечении, но он ощущал, что ничего, кроме гнева, это сейчас не вызовет. Защитная личина ворожеи все еще защищала Арея. Более того, перед тем как войти в лес, мечник ее усилил, придав горбатой ворожее черты пародийного сходства с Лигулом.

Последней сердито хромала Улита. Туфли на каблуках ведьма давно уже несла в руке и, вынужденная идти босиком, то и дело ойкала и ругалась.

— Противнее всего, наверное, занозы, — сочувственно сказала Дафна.

— Не угадала, светлая! От заноз существуют заговоры.

— А что тогда?

— Противнее всего — наступать на улитку. Во первых, заговоров нет. Во вторых, панцирь острый, режет пальцы, и, наконец, внутри она склизкая и противная.

Ведьма задумалась и добавила:

— А вообще тупой каламбур получился: Улита наступает на улитку. Брр! Гадость! Походит на разборку между близкими родственниками.

Три четверти часа спустя Арей остановился на берегу неширокой лесной речушки, которая здесь, в начале своего течения, еще не была уверена, настоящая ли она река или просто зазнавшийся, разбухший после весеннего полноводья ручей. Через речушку был перекинут деревянный мост. Тут много лет назад и остановилось пламя. На том берегу стоял буреломный лес. Там и начинались земли, которые Олаф считал опасными.

С минуту Арей простоял на берегу, прислушиваясь, а затем, не касаясь моста, шагнул в воду и стал переходить ручей вброд. Меф, Дафна и Улита последовали за ним. Вода едва доходила до пояса. Дно было топким и илистым. Меф ощущал, как ноги проваливаются в раскисшую грязь. Там, где нога увязала, на воде сразу расплывалось мутное пятно.

У противоположного берега дно дало уклон. Мефодий увидел, как Арей провалился по грудь, а затем, оттолкнувшись, прыгнул в высокий камыш и выполз на берег. Меф без колебаний последовал его примеру. Цепляясь за камыш, он порезал руку острым краем. Выступила кровь. Арей заметил это и нахмурился.

— Здесь ни одна капля крови не может пролиться незамеченной, — сказал он.

Последней, уже после Дафны, на берег выбралась запыхавшаяся Улита. Река, журча, уносила вниз по течению расплывшиеся пятна глины, зализывая, как собака раны, свое взбаламученное дно.

— Меня просто трясет! Ненавижу ходить пешком! Почему мы не можем телепортировать? Ну позязя! — сказала она возмущенно.

Арей красноречиво посмотрел на секретаршу и ничего не сказал. С одной стороны, он как будто много позволял ведьме, а с другой — не любил, когда она слишком уж увлекалась и сокращала дистанцию. Дистанция — главное понятие социального бокса.

— Ну хорошо, нельзя так нельзя. Тогда давайте вызовем Мамая! Пусть найдет какой нибудь взорвавшийся вертолет… Все все, молчу! Не надо поедать меня глазками! Да, я уставшая слабонервная женщина, и не стоит развивать эту тему!

Теперь они продвигались вперед осторожно. Арей то и дело останавливался и ненадолго замирал. Шевелиться в такие минуты никому было нельзя. Тем более странно, что при всем том щли они не по бурелому, а держались тропы.

— Бурелом — самый очевидный путь. Его выбирают те, кому есть, что скрывать. К тому же звуки в нем разносятся дальше. И потому тропа безопаснее, — негромко пояснил Арей.

Вскоре он остановился у дерева, на стволе которого была схематично вырезана человеческая голова. Точно такая же голова помещалась с другой стороны тропы.

— Здесь, — процедил Арей сквозь зубы.

— Что — здесь?

— Еще одна граница. Не люблю это место. Оно всегда здорово тянет силы. Нечто вроде заглота, да только параллельные миры тут ни при чем, — сказал мечник.

Теперь он шел решительно и быстро, уже почти не скрываясь, но и не останавливаясь. Похоже, тут скрыться было уже невозможно. Лес редел.

Неожиданно — причем Меф готов был поклясться, неожиданно даже для Арея — послышался конский топот, и навстречу им по тропе проскакали трое на взмыленных черных конях. Всадники были в плащах, под которыми угадывались кольчуги. Лица скрывали маски. Никакого оружия при них Меф не заметил, но оно могло быть и под плащами. Во всяком случае беззащитными всадники не выглядели. От их неподвижных грузных фигур и тяжелых коней исходила скрытая угроза. Она сквозила как холодный ветер в дверную щель.

— Смотри в землю! В землю! — звенящим шепотом приказал Арей.

Арей, а за ним и остальные, отошли на край тропы, пропуская всадников. «Кто мы для них? Старая ведунья, две ведьмы и мертвяк. Мелочь, в общем то», — подумал Меф. Всадники проскакали совсем близко, едва не сбив их конями. Мефодий увидел мокрые от пота подпруги, клочья пены на лошадиных губах и блестящие кольца уздечек. Из конских ноздрей на него душно пахнуло серой. И еще одно бросилось в глаза: крупная, очень бледная рука последнего всадника, сжимавшая уздечку.

Взгляд Мефодия, задержавшись на руке, невольно скользнул по ней к плечу и выше. На секунду его глаза встретились с узкими щелками, прорезанными в маске последнего всадника. Словно пар обжег ему роговицу глаза. Меф заморгал, затряс головой, ослепленный, растерянный. Все это длилось не больше мгновения. Всадник отвернулся. Проскакал.

Арей, склонившись в фальшиво смиренном поклоне, дождался, пока опустеет тропа. Меф видел его настороженный взгляд, прикованный к спинам всадников. Даже когда всадники скрылись за поворотом, Арей стоял и слушал.

— Кто это такие? Почему мы не… — начал Меф.

Он тер глаза, пытаясь восстановить зрение, пока не понял, что защитная энергетическая аура у его головы почти пробита. Даже не пробита, а прожжена в двух местах (правый и левый глаз) с той легкостью, с которой гвоздь, раскаленный над газовой плитой, протыкает пластмассу.

Меф внезапно очень ясно понял, что, если бы конь не проскакал, унося всадника, и контакт их глаз продлился бы чуть дольше, он утратил бы зрение, а возможно, и жизнь.

«Глаза и мозг выпиты. Череп изнутри оплавлен», — вспомнил он слова Олафа.

— Говорили тебе: смотри в землю! На силу понадеялся? Ну ну! Если бы кони не боялись их до такой степени, ты был бы уже мертв, — раздраженно сказал Арей.

— Кто это был? Арей пожевал губами.

— Беглые стражи из Нижнего Тартара… На Чумном Кладбище есть прямой ход в Тартар. Фактически единственный в этом мире. На короткое время он открылся, и кое кому удалось вырваться. Мои агенты на Лысой Горе что то почуяли и пытались их остановить… — процедил он сквозь зубы.

— Но почему мрак заточил своих стражей в Тартаре?

— Закон бытия. Тяжелое опускается вниз. Легкое поднимается наверх. Это те, кто был слишком жесток для Верхнего Тартара. Ненависть подавила у них разум. Они нежелательны даже для Лигула. Слишком яростны, слишком порочны. Не признают ничьей власти, плохо выполняют приказы, рвут своих с не меньшим удовольствием, чем чужих. Понимаешь?

— Нет.

— Есть такое хорошее качество: самоконтроль. Даже братва опасается явных психопатов и отморозков. Никогда не знаешь, когда их сорвет с катушек. Для своих они опасны не меньше, чем для чужих. Бойцовая собака не должна рвать хозяина и не должна без команды ни на кого бросаться. Это железное правило. Если оно нарушается, от собаки избавляются.

— Как мрак от этих стражей?

— Точно. К счастью, у мрака есть Нижний Тартар. Их ссылают туда, и они носятся в кромешном мраке, в пустоте, во льду и пламени, убивая и калеча друг друга.

— А сейчас кто то выпустил их в Верхний Мир? — спросил Меф.

Внезапно Арей вскинул голову и властно зажал ему рот железной ладонью.

— Молчи! Слушай!

— Они же уска… м м м…

Удалявшийся топот копыт смолк. Зазвенела сбруя. Грызлись разгоряченные жеребцы. Послышался резкий удар хлыстом и ржание.

— Совещаются, что с нами делать. Зачем ты поднял глаза? — услышал Меф шепот барона мрака.

Сильная ладонь оторвалась от губ.

— Но я… Мы под личиной. Они принимают нас за… — принялся оправдываться Меф.

— Ты глуп! За мной! — приказал Арей.

Он грузно побежал, а после приостановился, пропуская Мефодия, Улиту и Дафну вперед. Земля дрожала от ударов копыт. Всадники вновь догоняли их, причем не стоило уже спрашивать, с какой целью.

— Зачем по тропе? На конях они нас легко настигнут, — крикнул Меф, немного отставая, чтобы оказаться рядом с Ареем.

— Они догонят нас в любом случае, — отвечал Арей.

Воздух с хрипом вырывался сквозь его разрубленный нос.

Конский топот был уже не просто рядом. Казалось, он сливается с ударами сердца.

«Глупо нестись и терять силы! Мы выдохнемся, они — нет», — подумал Меф. Азарт боя начинал постепенно заполнять его.

— Продолжай бежать, Меф! Не оглядывайся! Нужно, чтобы они гнались за вами, — приказал вдруг Арей.

— А вы?

— Беги, тебе говорят! — голос Арея стал настойчивым. — Беги, но когда поймешь, что началась рубка, — возвращайся. Одному мне не выстоять. Светлую захвати с собой. И помните про глаза. Никакого прямого контакта! Когда будешь рубиться, выше подбородка взгляд не поднимай.

Меф не поверил своим ушам. «Одному мне не выстоять!» Услышать такое от Арея!

— Улиту притормозите. Ее убьют сразу. Пусть даже близко не суется! — добавил Арей и вдруг остановился.

Все же Буслаев не послушался и обернулся. Он заметил, как мечник скользнул за раскидистую иву. Меф, продолжавший воспринимать его в обличье горбатой ворожеи, увидел, как старуха, встав лицом к тропе и слившись с ивой, поднимает клюку.

Первый из всадников, несколько опередивший остальных, показался на изгибе тропы. Он скакал, пригнувшись к седлу и пропуская над головой ветви. В седле он сидел цепко, но все же Меф ощущал смертельный страх коня, рот которого в кровь был разодран уздой. Кони, рожденные в Верхнем Мире, никогда не привыкнут к созданиям Нижнего Тартара.

Что то смутно заподозрив, всадник стал натягивать узду, одновременно откинув корпус назад, но, заметив совсем близко спину удирающего Мефа, с яростным криком устремился за ним. Когда всадник оказался у ивы, Арей вынырнул ему навстречу и, для устойчивости припав на левое колено, загнал меч ему под доспехи. Это не был удар в чистом виде. Всадник сам наскакал на клинок. Лезвие вышло под лопаткой. Убедившись, что дело сделано, Арей потянул рукоять меча влево и вбок, позволяя телу самому соскользнуть с клинка. Обезумевший от страха конь с опустевшим седлом проскакал мимо Мефа, до крови рассек ему щеку болтавшимся стременем и скрылся в кустарнике.

Меф воспринял это как знак того, что бой уже начался, и дольше тянуть не имеет смысла. Он выхватил меч и бросился к Арею. Буслаев не послушался мечника и не стал окликать Даф, не желая подвергать ее опасности. «Пусть они с Улитой бегут. Мы уж сами», — подумал он. Однако Даф и без Мефодия сообразила, что к чему, и внезапно появилась совсем близко. За ее спиной с хлопком материализовались огромные белые крылья.

— Меф, не дергайся! Я в воздухе! — крикнула она и спустя мгновение оказалась метрах в пяти над землей.

Признаться, Меф даже не увидел стартового взмаха ее крыльев. Все произошло мгновенно.

— Не смотри им в глаза! — только и успел сказал Меф.

Горячая Улита тоже рванулась разбираться, но Мефодий взглядом бросил ей под ноги ветку. Когда ведьма, ругаясь, растянулась на тропе, Даф, сразу поняв замысел Мефа, остановила ведьму маголодией. Маголодия заключила Улиту внутри шара, который невозможно было разбить как снаружи, так и изнутри. Магический шар совсем не пропускал звуков, чему Меф был рад, поскольку по красному лицу Улиты и по той силе, с которой она колотила изнутри по преграде, стало понятно, что она осыпает их угрозами.

Подбежав, Меф к немалому изумлению обнаружил, что противников у Арея вновь трое. Двое, кружась на конях, обрушивали на него сабельные удары с седел. Один бился пешим, решительно заходя барону за спину и поочередно пытаясь то подсечь его колени, то перерубить цепь дарха.

Удивленный Меф понял, что это тот самый, которому Арей загнал клинок под нагрудник. Невероятно! Один из сильнейших мечей мрака рассек ему сердце и — ничего. Словно и не было никакой раны. Арей перемещался, разрывал дистанцию, защищался, но держался, как заметил Меф, осторожно. Дважды он мог результативно атаковать, но почему то не делал этого. Меф сообразил, что на это есть свои причины. Лишняя рана не причинит противникам особых страданий. Клинок же может застрять в теле или доспехах, и драгоценные секунды будут потеряны. Именно поэтому колющих, самых опасных ударов Арей пока не наносил, ограничиваясь рубящими.

Лицо Мефа опалило раскаленным взглядом. Он понял, что его появление не прошло незамеченным. Не поднимая глаз, ибо боль от предыдущего ожога была еще слишком сильна, Меф нырнул под брюхо жеребца, которым его пытались сбить с ног, и, не желая убивать или ранить животное, ограничился тем, что несильно кольнул его кинжалом в круп. Подпругу он успел перерезать, когда скользил под конем. Жеребец встал на дыбы.

Всадник упал вместе с седлом, однако узды не выпустил. Гневно выкрикнув что то (голос его был невнятен и похож на птичий крик), страж из Нижнего Тартара вскочил. Он дернул узду с такой немыслимой силой, что конь упал на колени. Всадник приблизился к нему, и Меф увидел, как он медленно, с удовольствием, перерезал жеребцу горло. И лишь после этого выпустил из руки узду. Серый плащ залило кровью. Конь захрипел, забился…

Страж из Нижнего Тартара коротко, с издевкой, поклонился Мефу и, взмахнув саблей, обрызгал его кровью. Мефодий ощутил теплые, липкие капли на своем лице. Этот жест явно означал, что убийство коня он перекладывает на совесть Буслаева.

Меф закричал, метнул нож и бросился на стража с мечом. Он лишь немного отстал от ножа, скользнувшего по щеке отстранившегося стража. Вообще то Мефу хотелось загнать нож в глазницу, но он промазал. С ним порой случалось, что от гнева он терял голову. Страж из Тартара умело защищался, но все же отступал, так велика была ярость Мефа. Заметив, что его противник отставил левую ногу чуть дальше, чем нужно, Меф нанес по ноге рубящий удар и еще до того, как меч коснулся бедра, понял, что удар достиг цели. К его удивлению, сопротивления кости клинок не ощутил. Он прошел как сквозь рыхлое тесто, которое, охотно уступив клинку дорогу, сразу сомкнулось за ним. Это была даже не регенерация, а почти полная неуязвимость!

Одновременно две волны боли — мертвенного холода и испепеляющего жара — прошли по клинку Древнира и сквозь его рукоять достигли руки Мефа. Даже ослабленные мечом, они были невыносимы, особенно в таком сочетании. Меф сам не понял, как он сумел вытерпеть и не выпустить клинок. Разве что мысль, что Арей вытерпел то же самое, придала ему мужества.

В следующую секунду Мефу пришлось спасаться от сабельного удара, направленного ему в шею. Меф ушел от клинка по кругу и достал противника колющим ударом в шею, в награду получив все те же волны боли, которые теперь сумел отразить, так как был готов к ним. И снова ничего. Разве что взгляд стража из Нижнего Тартара, скользнув по мечу Древнира, на миг ослепил самого Мефа. Он поспешно отступил, ощущая, что аура его пробита на треть и требуется время, чтобы восстановить ее. Отражая удары, Меф пробился к Арею. Теперь они сражались спина к спине.

— Как успехи? — поинтересовался барон мрака. Голос его звучал как всегда спокойно. Разве что он чуть чаще делал паузы, чтобы нанести или принять очередной удар.

— Никак. Меч Древнира их не берет, — крикнул Меф. Он был озадачен. До сих пор он жил с уверенностью, что, если потребуется, его оружие с легкостью пустит в колбасную нарезку даже танковую пушку.

— Не берет? Кто бы мог подумать? А ты накатай жалобу в общество производителей магического оружия, — с насмешкой откликнулся Арей.

Удачным ударом он выбил у одного из отморозков из Нижнего Тартара саблю, однако та, едва долетев до земли, вновь вернулась к тартарианцу в руку. К тому времени спешился уже и третий страж. Теперь трое бились против двоих.

Меф торопливо пролистывал в памяти основные варианты магических атак.

— А если целить им в глаза? Или попытаться нанести им раны их собственным оружием. Или…

— Экспериментируй! Только не отходи от меня далеко, чтобы мне не пришлось собирать тебя по всему лесу! — великодушно разрешил Арей и тотчас, действуя по словам Мефа, загнал клинок одному из нападавших в глазницу. Глазница потухла, но спустя секунду зажглась вновь.

— Но как же? Там же мозг! — воскликнул Меф.

— Какой еще мозг? Ты, сдается мне, ничего не понял, — процедил Арей.

Их теснили. Атаки тартарианцев становились яростнее. Сталь грызлась со сталью. Плясали клинки. Меф ощутил, что не выдерживает такого темпа. Еще минута, максимум две — и он начнет задыхаться. Да, он неплохой боец, но силы и выносливости ему пока недостает. Неожиданно что то мелькнуло у них над головой, заслонив солнце. Белые крылья! Дафна! Рядом, продолжая напоминать запущенную из катапульты моську, идеалистично парил Депресняк.

Пользуясь тем, что внимание Мефа отвлечено, один из тартарианцев атаковал, пытаясь достать Буслаева ударом снизу. Едва успев, Мефодий отбил удар и тотчас две маголодии — штопорная и вихревая — ударили противника Мефа в грудь. Штопорная отбросила его метра на два. Вихревая сорвала с него серый плащ с капюшоном и маску. Под плащом Меф увидел желтоватую высохшую мумию — с отслоившейся кожей, отгнившими губами. В пустых глазницах пылал огонь Тартара. Мумия была в изрубленном нагруднике римского образца. Число пробоин в нагруднике значительно превышало количество ран, которые могли нанести Арей и Мефодий,

Меф вспомнил иронию, которая прозвучала в голосе Арея, когда он упомянул о мозге. Действительно, какой мозг уцелеет в пламени и холоде Тартара? Мумия вернулась и продолжала атаковать Мефа. Тот вынужден был признать, что, пока она была в плаще, сражаться с ней было проще. Во всяком случае его собственные выпады не казались тогда настолько бессмысленными.

Кто то из тартарианцев сделал быстрое движение кистью и бросил в Дафну метательный нож. Попасть с такого расстояния было сложно. Нож безобидно скользнул по маховым перьям. Заметив, что Даф расслабилась и больше не отслеживает его полет, нож коварно изменил направление и стал возвращаться к Даф по дуге.

— Даф, берегись! — завопил Меф.

Догадавшись, что тартарианец управляет полетом ножа, неотрывно сопровождая его взглядом, Буслаев рубанул его по капюшону. И вновь клинок прошел насквозь, опалив кисть Мефа жаром и обдав его холодом. Однако главное было все же достигнуто: взгляд на мгновение погас, и нож бессильно упал, так и не вонзившись в Дафну.

Собравшись, Дафна наконец вспомнила сложную маголодию, которую Шмыгалка заставляла их отрабатывать то ли в семьдесят первый, то ли в сто семьдесят первый год обучения. Маголодия была редкая и в обычном бою мало используемая. Дафне казалось, что она ее забыла, но пальцы помнили. Множество неуловимых звуков слились в один и, оторвавшись от флейты, произвели нечто, похожее на отдаленный одинокий удар колокола, что прокатился по ровной водной глади.

Казалось, звук сейчас растает, но он не растаял, а, набрав силу, обрушился на стражей из Нижнего Тартара. Он сорвал с них уцелевшие тряпки плащей и окутал их разваливающиеся тела вязким белым огнем. Мумии поспешно отступали, спотыкаясь и падая. Их движения были хаотичными, как у пьяных или ослепленных людей. Потрескивающий белый огонь окружал тела плотными коконами, повторяющими очертания фигур. Когда магия начинала ослабевать, Даф снижалась и повторяла маголодию.

Когда ей казалось, что еще немного, и она не сможет в десятый раз повторять одно и то же, тартарианцы уступили светлой силе. Держа клинки наготове, они скрылись в лесу. Меф оценил, что ни один из них не бросил оружия. Несмотря на страшную боль, это больше походило на организованное отступление, чем на бегство. Преследовать стражей из Нижнего Тартара, к удивлению Мефа, Арей и не пытался. Зато им вслед прокатился шар со взбешенной Улитой.

— Не дали сразиться, так хоть задавлю кого нибудь! — прокомментировал Арей.

Он усмехнулся и ударил по шару мечом, выпуская ведьму. Улита вскочила. За те десять минут, что она провела в заточении, в ней накопилось столько гнева, что она могла бы вскипятить Мировой океан. Вопя, ведьма ринулась на Мефа, но Арей поймал ее за плечо.

— Спокойнее, Улита! Это был мой приказ! Поэтому прежде чем наброситься на Мефа и светлую, разберись со мной, — сказал он.

Разбираться с Ареем Улита, разумеется, не стала. Вместо этого она издала жуткий боевой клич и, бросившись к иве, стала колотить ее кулаками.

«Замещающая ярость. Всегда так. Чем меньше ты виноват, тем реальнее, что на тебе сорвут зло», — подумал Меф, жалея дерево.

Финал, разумеется, был предсказуем. Ива выстояла, а Улита стала зализывать костяшки кулаков, отбитые уже после третьего удара.

Даф снизилась и встала между Мефом и Ареем.

Ее белые крылья дематериализовались с негромким хлопком. Арей посмотрел на Даф и похлопал ее по плечу. Силу он не соразмерял. Даф едва устояла на ногах, но все равно обрадовалась. Она знала, как скуп обычно Арей на ласку. А тут как ни крути — все таки движение души!

— Хороши мы с тобой, синьор помидор. Если бы не светлая, нас бы прикончили, — сказал Арей Мефу и, придирчиво оглядев лезвие, на котором появилось несколько новых зазубрин, с досадой зацокал языком.

— Я же их не убила, нет? — растерянно спросила Даф, ощущая себя новым Мошкиным.

Арей ухмыльнулся. Ответ и так был очевиден.

— Но почему мы не смогли их убить? — спросил Меф.

Он впервые сталкивался с тем, что от его меча артефакта не было никакой пользы.

— Чтобы уничтожить стража, надо разбить его дарх.

— Это и мне известно! Но у них не было никаких дархов! — крикнул Меф.

— Спокойнее, друг мой! Бесплатное кипение экономит электричество, но растрачивает нервы… Еще минута и тебе придется записаться в очередь к иве! — сказал Арей, насмешливо взглянув на Улиту.

— Не было у них дархов! Не было!

— Никто и не спорит. У них не было цепей и не было дархов. Ситуация тупиковая. Вот мы и не смогли ничего сделать, — резонно заметил Арей.

— Но если дархов не было, то откуда у них сила?

— От верблюда! А откуда старичок Бессмертник Кощеев берет силы, чтобы отлавливать нимфеток? Каждый дурак знает, что жизнь у него в яйце, яйцо в утке, а утка в духовке! — встряла Улита.

— Ты хочешь сказать, что…

— Кто хочет сказать? Я? Я хочу помолчать! — заявила ведьма и демонстративно отвернулась, показывая, что все еще дуется на Мефа.

— Дархи у стражей из Нижнего Тартара есть, как и у остальных стражей. Они спрятаны где то не очень далеко, и дают им силы дистанционно. Именно это и имела в виду Улита. А теперь поспешим! Здесь оставаться нельзя, — пояснил Арей.

Дав знак следовать за ним, он быстро пошел по тропе, изредка переходя на легкий бег.

Примерно через четверть часа они добрались до мерцающей завесы, сразу за которой, как в тумане, продолжался такой же лес, как и тот, в котором они сейчас находились. С одной только оговоркой. Тот мир, за завесой, уже был человеческим.

Не останавливаясь, Арей тяжело прыгнул сквозь завесу, по которой пробежали грязно желтые волны. За бароном мрака завесу миновали Меф, Улита, Дафна и, наконец, Депресняк. Перед этим кот долго и подозрительно трогал ее лапой, брезгливо отдергивая морду.

— Ну вот и все! Граница позади. Отсюда можно телепортировать! Скрываться дольше смысла нет, — сказал Арей.

Голос его звучал мрачно. Меф понял причину. Можно было поставить меч Древнира против пластмассового ятагана из магазина игрушек, что в Тартаре их визит на Лысую Гору не прошел незамеченным.

 

Глава 6

ЛИЧНАЯ ЕВА АДАМА ХАВРОНА

 

— Ну и негодяй же наш молодой друг! — сквозь зубы процедил Фрейде. — Да, это один из наших красивых struggle for lifer'ов. Скульптор повторил это слово и сделал на нем ударение: struggle for lifer'ов — так он называл новую породу хищников, для которых «борьба за существование», это замечательное открытие Дарвина, служит лишь научным обоснованием всякого рода подлостей.

Альфонс Доде. «Бессмертный»

 

Эдя Хаврон был бестолков той несуетливой, но устойчивой бестолковостью, которая мешает подолгу задерживаться на одном месте и вечно заставляет искать приключений на свою голову. Вследствие этой жажды новизны весь конец зимы и всю весну, до середины мая, Эдя барахтался в топкой трясине неприятностей.

Не задерживался ни на одной работе, отовсюду вылетал, насмерть грызся с сестрой и строил бредовые планы в духе того, чтобы уехать в Марокко на сезонный сбор апельсинов. Остановило его отсутствие заграничного паспорта и хроническая безграмотность: он представления не имел, когда именно эти самые апельсины созревают.

По ходу дела Эдя познакомился с девушкой Катей и месяца два встречался с ней с упорством человека, у которого слишком много свободного времени. Не исключено, что он даже женился бы на ней рано или поздно, но у Кати оказались другие планы.

9 мая (нашла денек!) она променяла Эдю на финна баптиста. Тот ходил по квартирам и раздавал брошюрки, в которых сообщалось, что грядет конец света и надо немедленно спасаться. Катя оставила финна пить чай, выведала все подробности его одинокой личной жизни и быстренько спаслась. Оскорбленный до глубины души, Хаврон непременно оформил бы финну физиономию по старинному дедовскому рецепту, чтобы уважал хотя бы 9 мая, но Катя заблаговременно отправила «горячего финского парня» сажать картошку на дачу к своему дедушке. У дедушки было двадцать соток под Калугой, что давало всем родственникам повод дразнить его «картофельным магнатом».

Эдей овладела хандра. Нужно было искать работу, но одна мысль, что надо покупать газету и звонить звонить звонить, рождала противный сосущий холодок у него под ложечкой. К тому же у Эди была теория: когда дела не идут, не следует залегать на дно, а нужно вышибать клин клином. Шуметь, буянить, устроить грандиозный кутеж, показать судьбе, что вот он я, тут, обрати на меня свое благосклонное внимание!

Остававшиеся деньги Эдя решил разделить на две кучки: одну прогулять за вечер, приманив удачу, а другую оставить, пока не прояснится с работой. Но и тут вышла неувязка. В ресторане Эдю стал задирать парень с соседнего столика. После короткого невнятного объяснения у фонтана в духе «Слышь, братан!» — «Че те надо?» парень врезал Эде, а Хаврон ему. Парень попал Эде в скулу с левой руки, а Хаврон парню в подбородок с правой. Когда «слышь, братан!» выполз из под стола, выяснилось, что у него красная книжечка. Якобы он находился при исполнении, а Хаврона не задирал, а хотел проверить документы. Затеялась тревожная, с опасным душком история. В результате Эдя расстался не с половиной денег, а со всеми, радуясь, что отделался относительно легко.

Вечером следующего дня Эдя сидел дома, прикладывал к скуле лед и, тоскуя, доводил сестру до белого каления. Зазвонивший телефон прервал Эдины расспросы. Зозо сорвалась со стула и взглянула на брата с такой мольбой, что Хаврон вспомнил, что сердце — это не просто мышечный орган

— Ну так и быть. Я как раз собирался уйти! Пока, сеструндия!

Хаврон обулся, на случай вечернего холода завязал рукавами на поясе свитер и вышел из дома. У подъезда он остановился в глубокой и неожиданной задумчивости, разглядывая круглую радостную луну, к которой хотелось пририсовать маркером глаза, рот и уши. К счастью, в распоряжении Эди не оказалось лестницы достаточного размера, иначе бы он непременно это сделал.

Бывают дни, когда мы вдруг начинаем совершать странные, почти бессознательные Поступки Что то ведет нас куда то или, напротив, откуда то уводит. Мы пьем кофе, сидим на работе, передаем деньги в маршруте, спим, смотрим телевизор — и все это время неведомая сила перебрасывает нас из одного неизвестного нам пункта в другой пункт, известный, но не нам. И что это за сила — добро или зло, не знает никто, ибо она в равной степени может оказаться как тем, так и другим Возможно, сила эта зовется иначе — судьба.

Именно такой судьбоносный день был сегодня у Эди. Дворами он вышел на шоссе и сел в троллейбус. Какой у него номер и маршрут, Хаврон заметить не успел. Не исключено, что сработал инстинкт авантюризма, который заставляет человека вскакивать в первый же попавшийся транспорт.

Двери троллейбуса закрылись, и он, как кит Иону, повлек Эдю в своей гудящей утробе незнамо куда. Эдя мягко подпрыгивал на кургузом диванчике, внутри которого ощущались пружины, и размышлял — из спортивного, впрочем, интереса — где в конце концов окажется. Москву он знал, как почти всякий москвич — отдельными мозаичными кусками, выстриженными из большой карты вселенной, и выброшенный из окружения привычных строений сразу начинал ощущать себя путешественником, впервые попавшим в незнакомый город.

В троллейбусе Эдя был почти один. Какие то случайные люди входили и выходили, не оставаясь надолго ни в салоне, ни в памяти. Мимо забрызганных грязью окон ползли бесконечные дома. Примерно через час троллейбус неожиданно перестал утробно сотрясаться и разом распахнул все двери. Выглянув, Хаврон увидел впереди вереницу замерших троллейбусов с опущенными усами. Эдя вышел и, не имея никакой цели, направился мимо длинного деревянного забора, оклеенного афишами. За забором что то хронически строилось. Лучи прожекторов скрещивались на подъемном кране. В вечернем воздухе усталым дятлом звучал отбойный молоток.

Когда забор закончился, рядом выпрыгнула неширокая речка, и Эдя сообразил, что он находится у Яузы, рядом с Библиотекой иностранной литературы. Было уже совсем поздно. Наступил тот час, когда прохожие становятся осторожны и пугливы, и только отчаянные собачники выгуливают на куцых островках московской природы своих уставших от мегаполиса псов.

Но сейчас и собачников не было: Яуза точно вымерла, и лишь светофоры продолжали упрямо дирижировать воображаемым движением. Эдя дошел до круглого мостика, переброшенного через Яузу, и хотел пройти мимо, не переходя реки, как вдруг на перилах моста увидел тонкую фигуру, балансирующую с расставленными руками. Это была девушка в светлом платье. Лица ее Эдя не видел, разглядел лишь щеку и темные волосы. Хаврон понял, что если он сейчас крикнет, то девушка скорее всего сорвется в воду. Девушка тем временем шагнула к самому краю, покачнулась, но, не набравшись решимости, отступила.

Эдя стал осторожно приближаться. Он был уже метрах в трех и готовился к броску, когда девушка заметила его. Повернулась. Ее бледное лицо казалось в темноте смазанным. — Назад! Прыгну! — крикнула она.

Эдя сделал шаг назад, подошел к перилам и заглянул в воду.

— Ну и зачем? — спросил он.

— Не ваше дело!

Хаврон равнодушно плюнул в реку.

— Ну не мое — так не мое. Я не настаиваю. И часто вы здесь купаетесь?

— Купаюсь? — не поняла девушка.

— А что же еще тут можно делать? Прыгать нужно с Крымского моста. Там это капитально и надежно. С этого же мостика на Яузе насмерть можно только простудиться и то при большом везении. Если, конечно, вы не участница конкурса на самые длинные сопли.

— Мне не смешно! Я прыгну!

— Да прыгайте, прыгайте! Я разве против? Имейте в виду, я выуживать вас не буду. Сами вылезете вон по той приваренной лесенке. Такси я вам, так и быть, поймаю, но платить за него вы будете сами. Я беден как таракан, платящий алименты слонихе! — предупредил Эдя.

— Послушайте, вы! Чего вам от меня надо? Шли себе и идите! У вас что, своих дел нет? — жалобно крикнула девушка.

Эдя заверил ее, что свои дела у него имеются в достаточном количестве.

— Вот и идите делайте свои дела!

— Хорошо, я согласен. Вы меня слушаете?

Я пройду мимо, вы меня пропустите, а потом прыгнете. Я слабонервный. Кошмарные сны на тему купания в грязной реке мне ни к чему!

Девушка заколебалась. Эде показалось, что особенно ее зацепило слово «сны».

— С какой это стати я должна беречь ваши нервы? — спросила она.

— Мои нервы нельзя не беречь. У меня жена и шестеро детей.

— У вас, правда, шестеро детей? — усомнилась девушка.

— Пока нет, но будут. Я сторонник здоровой демографии, — заверил ее Хаврон.

Девушка сердито замахала руками, сохраняя равновесие.

— Вы что надо мной смеетесь? Я ведь, правда, брошусь! — сказала она плачущим голосом.

— Угу угу… Да вы уже двадцать минут бросаетесь! Создаете на мосту затор и вообще мешаете перелету пингвинов с Южного полюса на Северный… Все, я иду! Мне надоело! — решительно заявил Эдя.

Он ощутил, что настал выгодный момент. Насвистывая, Хаврон сделал первый шаг и остановился. Девушка пристально следила за ним. Он сделал еще шаг, сократил дистанцию до метра, а затем, внезапно бросившись к ней, обхватил девушку за ноги.

Девушка закричала, стала царапаться, однако Эдя уже осторожно, как цыпленка, стащил ее с перил. Она несколько раз рванулась, но вдруг, ослабев, разрыдалась бессильно и тихо. Хаврон смутился. Ему давно не приходилось иметь дело с женскими истериками. Ведьмы, вроде Зуймурзунг, с которыми он часто общался последнее время, истерики устраивают редко, от них следует ждать буйств и дебошей, — и тогда главный рецепт выживания: держаться подальше, прикрывая голову от летящих предметов.

Все, что Эдя додумался сделать — это прижать девушку к себе и тихонько покачивать ее из стороны в сторону. Он смутно помнил, что так делала его мать, когда в десять лет, прыгая с крыши сарая на даче, он сломал себе ногу, и потом сосед на мотоцикле с коляской вез его, описавшегося от боли, за двадцать километров в райбольницу.

Неизвестно, помогло ли это средство или какое то другое, но рыдания постепенно стихли, сменившись непрерывным иканием. Девушка уперлась Хаврону руками в грудь и спокойно попросила:

— Хватит! Отпустите меня!

— Вы уверены, что не будете плеваться, кусаться, лягаться и пугать рыбу в Яузе? — осторожно уточнил Эдя.

— Уверена. Теперь я не брошусь. Это было бы слишком комично, — сказала девушка.

Хаврон отпустил ее и, сбежав с мостика, остановил проезжавшую «шестерку». Тем временем девушка, не дожидаясь его, отошла шагов на двадцать. Эде пришлось догонять ее и почти силой затаскивать в машину.

— Где вы живете?

— А вам зачем?

— Куда вас отвезти? — повторил Хаврон устало. Он уже сожалел, что его занесло на Яузу. Если

кому то хочется утопиться — милости просим. Теперь же, сказав «А», волей неволей приходилось говорить «Б». Эдю куда больше прельщала перспектива выбросить эту особу у первого же метро. С другой стороны, совсем не факт, что она вообще доберется домой этим вечером. Слишком много в городе способов свести счеты с жизнью. Девушка, вероятно, уловила что то в его голосе, потому что, взглянув на него уже с меньшей настороженностью, сказала:

— Мосфильмовская улица.

— На Мосфильмовскую, — повторил Эдя водителю, пытаясь сообразить, в состоянии ли девушка расплатиться за такси. Тех денег, что были у него у самого, едва хватило бы на идиллическую поездку в метро.

Водитель — а это был типичнейший бомбила восточных кровей — страстный как Мамай и знавший Москву как поляки, сгинувшие под руководством Ивана Сусанина, — кивнул, и убитая «шестерка» начала двигаться в приблизительно верном направлении.

Девушка молчала. Эдя украдкой разглядел ее и понял, что, составляя первое впечатление о ней, допустил две неточности. Первая заключалась в том, что девушка, показавшаяся ему вначале серой мышкой, была на самом деле красива, причем именно той красотой, которая позволяет говорить сразу о красоте, перешагивая разгонные стадии «бывает и хуже», «ноги ничего, прямые» и «хорошенькая». У нее было то продолговатое, совсем не хищное, но четко очерченное лицо, какое нередко изображают на византийских иконах — лицо с тонким носом и темными, не сомкнутыми на переносице бровями. Вторая неточность состояла в определении ее возраста. Теперь в такси Эде ясно видно было, что перед ним не вчерашний подросток, а девушка лет двадцати двух.

— Почему вы не дали мне прыгнуть? Разве вам было не все равно? — спросила девушка, заметив, что Эдя на нее смотрит. Пока что она пряталась за «вы» и не подпускала Хаврона на расстояние «ты».

— А шут его знает. Думал, все равно. Оказалось, не все равно, — сам себе удивился Эдя.

Некоторое время он порылся в своих несложных чувствах и спросил:

— Вас как зовут?

Девушка почему то смутилась.

— Анна… Аня, — ответила она, помедлив.

Хаврон усмехнулся. Многие девушки почему то именно так сообщают свои имена, будто это главная тайна, которую им доверила родина.

Эдя заверил ее, что догадывается, что Анна — это Аня, а не Неонила. Тут Эдя слегка сбился, недовольный качеством шутки. Сплошь и рядом так бывает. Начал шутить и понял, что запорол. И рад бы замолчать, да отступать поздно. Тут остается только добавить уверенности в голосе и ехать на танке дальше.

— А вас как зовут? — спросила Аня. Эдя хмыкнул.

— Ну мы прямо как в детском садике. «А сколько тебе годиков? А где твоя мама?»

— Почему бы и нет? Детство — самое светлое время в жизни человека, — убежденно сказала Аня.

— Угум. Светлое. С точки зрения пенсионера. Сами дети так никогда не считают… Хм, Эдуард меня зовут, — сказал Хаврон. Он ненавидел свое полное имя. Впрочем, как и свою не слишком звучную фамилию.

Мелькали дома с редкими освещенными четы рехугольниками окон. Эдя смотрел в окно справа. Аня — в окно слева. Бомбила терзал ручку автомагнитолы, и она захлебывалась в случайных звуках.

Девушка еще продолжала по инерции всхлипывать, но уже намного реже — успокоилась. Когда она вновь повернулась к Эде, ее глаза уже смотрели по другому — наивнее и мягче. Хаврон подумал, что в жизни она не такая резкая, как ему показалось вначале.

— Ну вот вы… вот ты и успокоилась! Все вновь стало апельсиново! — сказал он оптимистично.

— Апельсиново?

— Ну да. Несчастного человека сразу видно. Он точно раненая антилопа бредет по саванне и умоляет, чтобы его поскорее добили.

— И что надо? Добить? — резко спросила девушка.

— Да нет. Скорее помочь… Правда, тут есть одна проблема… — осторожно сказал Эдя.

— Какая? — голос девушки звучал уже не так категорично.

— Существует риск, что антилопа войдет во вкус и будет прикидываться раненой даже в здоровом состоянии, отравляя жизнь себе и другим. Вот таких антилоп лучше, пожалуй, добить, — сказал Эдя задумчиво.

В теории он был гораздо циничнее, чем на практике. Такое бывает сплошь и рядом. На словах готовы идти по трупам, а сами жалостливо освобождаем мух, заточенных между рамами.

Разговор возобновился. Эдя уже не пытался юморить из всех положений, как кот, всегда падающий на лапы, и на время стал вполне вменяемым человеком. Водитель, отгороженный от них стеной музыки, не мешал. По всем признакам, он был человек самодостаточный. Изредка он хлопал ладонью по рулю и что то произносил, обращаясь явно сам к себе.

В сумке у девушки пискнул мобильник, сообщая, что пришло сообщение. Аня рассеянно потянулась за телефоном, просмотрела сообщение и, не отвечая, удалила. Умный Эдя заключил, что отправитель сообщения удален из сердца еще раньше.

— Так почему, если не секрет, ты решила прыгнуть с моста? — спросил он.