СВОД ВОЕННО-УГОЛОВНОГО УСТАВА, СТАТЬЯ 501

ПУНКТ 10. Пятнадцать рядовых при одном унтер-офицере прибли­жаются к столбу, имея заряженные ружья, и, не подходя пятнадцати шагов, останавливаются, прикладываются и стреляют, целя в грудь, дабы смерть была нанесена преступнику мгновенно.

ПУНКТ 11. Сия команда подходит так, чтобы преступник не слы­хал ее приближения... и стреляет не по команде, но по знаку унтер-офицера рукой...

«Литературное наследство». Москва, 1935, т. 22-24, с. 697.

ДОСТОЕВСКИЙ – 27лет спустя

Знаете ли вы, что такое смертный страх? Кто не был близко у смер­ти, тому трудно понять это. Смертный приговор привязанному у столба к расстрелянию, когда на привязанного уже надвинут мешок.

Полное собрание сочинений, 1981, т. 23, с. 18.

ФЕДОР ЛЬВОВ

– Момбелли, подымите ноги выше, – сказал Петрашевский, – а то с насморком придете в царство небесное.

Между тем на эшафоте все стояли очень прилично, у большей части была на лице неизъяснимая спокойная улыбка... Достоевский был не­сколько восторжен, вспоминал «Последний день осужденного на смерть» Виктора Гюго и, подойдя к Спешневу, сказал: – Мы будем вместе с Христом. – Горстью пепла, – отвечал тот с усмешкой.

«Литературное наследство». Москва, 1956, т. 63, с. 188.

ДОСТОЕВСКИЙ

Убийство по приговору несоразмерно ужаснее, чем убийство раз­бойничье. Тот, кого убивают разбойники... непременно еще надеется что спасется, до самого последнего мгновения... А тут всю эту послед­нюю надежду, с которою умирать в десять раз легче, отнимают наверно – тутприговор, и в том, что наверно не избегнешь, вся ужасная-то мука и сидит, и сильнее этой муки нет на свете... Может быть, и есть такой человек, которому прочли приговор, дали помучиться, а потом сказали: «Ступай, тебя прощают». Вот этакой че­ловек, может быть, мог бы рассказать...

Из романа «Идиот». Полное собрание сочинений, 1973, т. 8, с. 20

ДМИТРИЙ АХШАРУМОВ

Момент этот был поистине ужасен. Видеть приготовление к рас­стрелянию, и при том людей близких... видеть уже наставленные на них, почти в упор, ружейные стволы и ожидать – вот прольется кровь и они упадут мертвые, было ужасно, отвратительно, страшно.

«Из моих воспоминаний (1849-1851)». Санкт-Петербург, 1905, с. 108.

Профессор ОРЕСТ МИЛЛЕР

[Достоевский] припоминал, что весь находился под влиянием мысли, что через каких-нибудь пять минут перейдет в другую, неизвест­ную жизнь...

«Материалы для жизнеописания Достоевского». Санкт-Петербург, 1883, с. 119.

Полковник ИВАН ВУИЧ

Скомандовано было взводам: «Заряжай ружье!» Но вслед за этою командою [генерал Сумароков] приказал барабанщику ударить отбой («Не стрелять!»).

Газета «Порядок», 18 февраля 1881 года.

ВЫСОЧАЙШИЙ УКАЗ, объявленный в последнюю минуту

Его Величество... изволил обратить всемилостивейшее внимание на те обстоятельства, которые могут в некоторой степени служить смягчени­ем наказания, и вследствие того высочайше повелел: прочитав подсудимым приговор суда, при сборе войск, и по совершении всех обрядов, объявить, что государь император дарует им жизнь.

«Ведомости Санкт-Петербургской городской полиции», 1849, № 139.


«ДОСТОЕВСКИЙ В ИЗОБРАЖЕНИИ СВОЕЙ ДОЧЕРИ»

Император не хотел лишать жизни заговорщиков, но он хотел дать молодежи хороший урок... Арестантам объявили, что они должны уме­реть... и солдаты приготовились стрелять... В этот момент появился курьер и объявил, что царь заменил смерт­ный приговор на принудительный труд. В мемуарах того времени рассказывается, что осторожности ради ружья солдат не были заряжены и что курьер, шедший якобы из дворца [чтобы объявить о помиловании], задолго до прибытия осужденных был на площади. Это все несомненно так, но несчастные молодые люди не знали этого и готовились к смерти... Конечно, царь только следовал нравам своего времени; наши деды питали пристрастие к ложносентиментальным [спектаклям]... Может быть, эпилепсия отца никогда не приняла бы столь тяжелую форму, не будь этой жуткой комедии.

Любовь Достоевская. Санкт-Петербург. 1992, с. 55.

Профессор ОРЕСТ МИЛЛЕР

Бывший тогда на площади г. Загуляев передавал, что [Достоев­ский] не был бледен, довольно быстро взошел на эшафот, скорее был тороплив, чем подавлен. Совершенно иначе подействовало все это на некоторых товарищей... еще в крепости стал мешаться в уме Григорьев. Привязывание к столбу и уже раздавшаяся команда довершили дело... казнь была остановлена. Но когда Григорьева отвязали от столба с двумя другими, он был бле­ден как смерть. Умственные способности окончательно ему изменили. Мне рассказывал г. Кашкин, что его внимание обратило на себя то, что со священником не было святых даров. Воспользовавшись тем, что [Кашкин] стоял у самого края эшафота... он решился, наклонившись, спросить у [генерала Галахова], шепотом по-французски: «Неужели, предлагая нам исповедоваться, нас оставят без причащения», на что генерал прошептал ему в ответ по-французски же: «Вы будете все помилованы». Таким образом, один из присутствовавших ранее других узнал, что казнь не будет совершена.

«Материалы для жизнеописания Достоевского». Санкт-Петербург, 1883, с. 119.

НИКОЛАЙ КАШКИН – 49 лет спустя

Прочитав недавно статью... в XXIII томе «Энциклопедического сло­варя», издания 1898 года, я во имя исторической правды желал бы внес­ти в нее небольшую поправку. <...> я не шепотом, а громко обратился к стоявшему около помоста генералу Галахову с просьбой указать мне, к кому мы могли бы обра­титься для разрешения исполнить перед смертью христианский долг, на что генерал так же громко ответил мне, что государь был так милос­тив, что даровал всем жизнь. – Даже и тем, – добавил он, указывая на привязанных к столбам. Все стоявшие близ меня услышали сказанное и шепнуть мне эти слова генерал Галахов не мог ввиду разделявшего нас расстояния.

«Петрашевцы в воспоминаниях современников». Москва, 1926, с. 196

ДОСТОЕВСКИЙ

Приговор смертной казни расстреляньем, прочтенный нам всем предварительно, прочтен был вовсе не в шутку; почти все приговорен­ные были уверены, что он будет исполнен.

Полное собрание сочинений, 1980, т. 21, с. 133.

Профессор ОРЕСТ МИЛЛЕР

Самого Петрашевского «за преступный замысел... [ссылали] в ка­торжную работу в рудниках без срока». Рукою [царя]... отмечено было: «Быть по сему». <...> Против Спешнева рукою [царя] помечено: «На 10 лет» – [вме­сто 12 лет]. <...> Дуров за участие в преступных замыслах... ссылался на ка­торгу на 8 лет. [Царь] сократил на четыре года с перечислением по­том в рядовые. Вслед за Дуровым (в той же категории) поименован в приговоре Достоевский... он ссылался в каторгу тоже на 8 лет. Решение же [царя] относительно его было совершенно такое же, как и относительно Дурова: «на четыре года, а потом рядовым».

«Материалы для жизнеописания Достоевского». Санкт-Петербург, 1883, с. 114

ДМИТРИЙ АХШАРУМОВ

<...> на середину эшафота принесли кандалы и, бросив эту тяжелую массу железа на дощатый пол эшафота, взяли Петрашевского... надели на ноги его железные кольца и стали молотком заклепывать гвозди. Петрашевский сначала стоял спокойно, а потом выхватил тяжелый молоток у одного из них и, сев на пол, стал заколачивать сам на себе кандалы... Между тем подъехала к эшафоту кибитка... и Петрашевскому было предложено сесть в нее, но он, посмотрев на поданный экипаж, сказал: – Я еще не окончил все дела! – Какие у вас еще дела? — спросил его как бы с удивлением гене­рал, подъехавший к самому эшафоту. – Я хочу проститься с моими товарищами! – отвечал Петрашевский. – Это вы можете сделать, – последовал великодушный ответ... Петрашевский в первый раз ступил в кандалах; с непривычки ноги его едва передвигались... Он подходил по порядку, как мы стояли, к каждому из нас и каждого поцеловал... Подойдя ко мне, он, обнимая меня, сказал: – Прощайте, Ахшарумов, более уже мы не увидимся! <...> я ответил ему со слезами: – А может быть, и увидимся еще! – Только на эшафоте впервые полюбил я его!.. Слова его сбылись – мы не увиделись более.

«Из моих воспоминаний (1849-1851)». Санкт-Петербург, 1905, с. 110

НИКОЛАЙ КАШКИН

[Петрашевский был] посажен в сани и прямо с места от­правлен с фельдъегерем в Сибирь. Рассказывали, что когда его везли, кто-то из толпы, стоявшей позади войск, снял с себя шубу и бросил ему в сани.

«Петрашевцы в воспоминаниях современников». Москва, 1926 с. 198.

ФЕДОР ЛЬВОВ

Что прикажете сказать вашей матушке? – спросил у Петрашевского жандармский штаб-офицер.

– Скажите, что я поехал путешествовать в Сибирь на казенный счет.

«Литературное наследство». Москва, 1956, т. 63, III, с. 188.

АЛЕКСАНДР ПАЛЬМ

Как теперь вижу минуту нашего прощания в декабре 1849 года. [До­стоевский] бодрый, почти веселый и какой-то светлый верующий, об­нял меня и сказал: – До свиданья, Пальм, увидимся непременно... Четыре года катор­ги, потом солдатчина – все вздор, пустяки, пройдет: а будущее наше!

Из речи над гробом Достоевского, 32 года спустя. Газета «Новое время», 2 февраля 1881 года.

ДМИТРИЙ АХШАРУМОВ

Впечатление, произведенное на нас всем пережитым нами в эти часы совершения обряда смертной казни, и затем объявления [окон­чательного приговора], было столь же разнообразно, как и характеры наши... Ипполит Дебу, когда я подошел к нему, сказал: «Лучше бы уж расстреляли!..» <...> но ни у кого не было слезы на глазах, кроме одного... избав­ленного от всякого наказания, – я говорю о Пальме. Он стоял у самой лестницы, смотрел на всех нас, и слезы, обильные слезы текли из глаз его; приближавшимся же к нему, сходившим [с эшафота] товарищам, он говорил: – Да хранит вас Бог!..

«Из моих воспоминаний (1849-1851)». Санкт-Петербург, 1905, с. 112.

Барон АЛЕКСАНДР ВРАНГЕЛЬ

Вернувшись после тяжелого зрелища домой, я, напуганный [пре­дупреждением] дяди, годами молчал, никому не говорил, что был на [площади] по случаю ожидавшейся казни... одно это могло повлиять на всю мою будущность... Такое это было время!

«Воспоминания о Достоевском в Сибири». Санкт-Петербург, 1912, с. 8.

ДОСТОЕВСКИЙ – 18лет спустя

Я сохраняю письмо, которое написал... брату в день прочтения при­говора, – мне недавно вернул [это] письмо племянник.

А.Г.Достоевская. «Воспоминания». Москва-Ленинград, 1925, с. 31.

ДОСТОЕВСКИЙ – МИХАИЛУ ДОСТОЕВСКОМУ. 22 декабря 1849 года – в день объявления приговора

<...> Сегодня [утром] нас отвезли на Семеновский плац. Там всем нам прочли смертный приговор... в последнюю минуту ты, только один ты, был в уме моем, я тут только узнал, как люблю тебя, брат мой милый!.. <...> нам сегодня или завтра отправляться в поход. Я просил ви­деться с тобой. Но мне сказали, что это невозможно; могу только я тебе написать это письмо...

ДОСТОЕВСКИЙ – 18лет спустя

Не запомню другого такого счастливого дня. Я ходил по своему каземату в Алексеевском равелине и все пел, громко пел, так был рад дарованной мне жизни.

А.Г. Достоевская. «Воспоминания». Москва-Ленинград, 1925,