Асабийя и мупк Ибн Хальдун, Мукаддима (1377) 3 страница

Поэтому поддержание определенных порядков (каких именно, чуть далее), способствующих величию государства, может быть делегировано таким доблестным гражданам:

Свобода обеспечивает гражданам возможность постоянно тренироваться в доблести, ведь в такой борьбе запрещено убивать до смерти³⁵¹. Компромисс между конкурентами вместо устранения проигравших обеспечивает сравнительно низкую цену на «входной билет» во Власть. Такова главная рекомендация Макиавелли для создания долгосрочной и претендующей на величие Власти. Нужно ли далее объяснять, почему вы, уважаемый читатель, знаете Макиавелли по «Государю», а не по «Размышлениям»? Почему Макиавелли — враг рода человеческого, а не величайший в истории гуманист, научно обосновавший полезность свободы, конкуренции и компромиссов?

Читатель. Потому, что открытия Макиавелли не для всех? Теоретик. Совершенно верно. «Макиавеллизм», про который мы все знаем с детских лет, полезен для воспитания вассалов — аморальность и умение интриговать являются необходимыми качествами любого человека Власти. А вот макиавеллиевская доблесть, да еще коллективная, воплощенная в республиканских технологиях Власти, уже совершенно лишнее знание для подчиненных. Того и гляди, возомнят, что лучше сюзерена знают, что делать, да еще и право имеют на это собственное мнение. Справиться с такими доблестными вассалами сможет далеко не всякий, а потому из соображений элементарной безопасности брать их в группировку не следует. Чем меньше людей будут знать настоящего Макиавелли, тем проще жить среднему сюзерену.

Открытие Макиавелли полезно лишь тем сюзеренам, которые уже обладают достаточной властью, чтобы не заботиться о ее сохранении на протяжении нескольких поколений, и могут себе позволить включить машину -«производства доблести» среди своих вассалов. Именно они³⁵² реализовали к XX веку управленческий идеал Макиавелли:

*Если бы какой-то республике выпала такая удача, что кто-либо из граждан, как мы говорили выше, своим примером помогал бы обновлению законов.., такая республика существовала бы вечно» [там же, с. 420].

Вот оно, подлинное открытие Макиавелли: вечная Власть, Доблесть, побеждающая Судьбу. Цена существования такой Власти — постоянная борьба группировок, в которой ни одна из них не имеет права на окончательную победу. Три технологии этой Власти — религия, закон и свобода. Но какой сюзерен в здравом уме решится воплотить все это в жизнь?!

Бегемот и Левиафан

Гоббс, «Левиафан» (1651),

Локк, «Два трактата о правлении» (1690)

Теоретик. В случае Макиавелли может показаться, что мы забыли свой же собственный принцип — «чтобы сделать очередное открытие о Власти, нужны новая историческая ситуация». Исключительная популярность Макиавелли заставила нас задаться вопросом о ее причине, отложив в сторону рассмотрение исторического контекста. Отчасти нас оправдывает то обстоятельство, что для Макиавелли этот контекст совершенно очевиден. С чем мог отождествлять Власть чиновник Флорентийской республики? Живший неподалеку от республики Венеция? Долгие годы изучавший историю Рима республиканских времен?

Но столь очевидная историческая обусловленность результатов Макиавелли ставит перед нами следующую проблему. Является ли его открытие преходящим, относящимся только к определенным ситуациям в истории человечества (или достаточно долгоживущей властной группировки), или же оно столь же универсально, как и лично-иерархическая природа Власти? Иными словами, предпочтительнее ли для современных государств¹ республиканский способ правления или же он остался в далеком прошлом, как «полития» Аристотеля и «асабийя» Ибн Хальдуна?

Читатель.А можно вопросом на вопрос? По-вашему, какой способ правления в современной Великобритании?

Теоретик.Отличный вопрос, подробный ответ на который вылился бы в еще одну книгу о Власти^{353 354}. К счастью, благодаря Макиавелли мы знаем простой способ определить тип государственного устройства. Достаточно единственного вопроса: а где в данном государстве находится оппозиция действующей власти? Партизанит в лесах, сидит по тюрьмам или заседает в парламенте? Чем выше в государстве статус оппозиционных властных группировок, тем более «республиканским», в макиавеллиевском смысле, оно является. Так что ответ на ваш вопрос очевиден: британская монархия реализовала в своей стране весьма республиканский способ правления. Правящие и оппозиционные партии сменяют друг друга у власти уже более 300 лет³⁵⁵, и ни одна из них не была запрещена как экстремистская, а уж тем более не ликвидирована как класс

Практик. Только не надо думать, что британская монархия совсем уж беззуба. Вспомните принцессу Диану!

Читатель. А многие считают, что английская королева все решает единолично..,

Теоретик. Даже если английские монархи лично определяют курс акций на бирже, факт остается фактом: за последние 300 лет они ни разу не приняли решение ограничить свободу политической конкуренции между своим гражданами. Машина по производству доблести работает до сих пор³⁵⁶, и на примере Великобритании мы можем сделать вывод, что открытие Макиавелли оказалось весьма полезным. Большинство из крупнейших государств современности — республики, и можно с достаточной уверенностью сказать: сама жизнь сделала выбор в пользу технологии Макиавелли.

Практик. Еще чуть-чуть о доблести. Еще в первой половине XIX века русская контрразведка обнаружила, что если из французских или немецких гувернанток/гувернеров в русских домах работают на соответствующие разведки каждый втор Ой-третий, то из английских все поголовно. Граждане Британии были искренне убеждены, что помогать своей стране — это их священный долг, которым нельзя пренебрегать даже работая на иностранцев. Достойный пример, особенно если его сравнить с нынешней ситуацией в российской элите.

Читатель. Круто. Но с другой стороны, подучается, что Макиавелли 50С лет назад открыл республику — и с тех пор никто не придумал ничего лучше?!

Теоретик. Никто ничего новее не открыл, если говорить точно. Помните, чем отличаются открытия и изобретения? Открыть можно только то, что есть, то, что уже появилось в окружающей ученого реальности. Римская республика возникла в почти мифические времена, а Макиавелли открыл республиканские технологии только в XVI веке, две тысячи лет спустя. Даже если где-то на Земле и сформировался новый способ государственного устройства, открыт он будет не раньше, чем очередной гений соизволит обратить на него свое внимание. Так что получается именно так, как вы сказали: со времен Макиавелли ничего принципиально нового в области государственного строительства открыто не было.

Казалось бы, на этом мы должны закончить с государством и перейти к следующей маске Власти. Но, поступив так, мы оставили бы за спиной чрезвычайно острый и неприятный вопрос. Как получилось, что республиканские технологии, ограничивающие власть наиболее сильных группировок и потому им явно невыгодные, все же получили широкое распространение? Какая сила заставила сюзеренов отказаться от претензий на абсолютную власть и начать раз за разом совершать главную ошибку Государя — оставлять поверженного противника в живых? Неужели на Земле есть что-то посильнее Власти?

Читатель. А как насчет законов природы?

Теоретик. Или законов самой Власти? Вы совершенно правы: на свете хватает сил, намного более могущественных, чем даже самый великий правитель. И когда властная группировка сталкивается с этими силами, выясняется, что интересы группировки в целом (например, выжить) оказываются вовсе не теми же самыми, что и интересы ее сюзерена (сохранить власть). Одно такое столкновение с реальностью никого ничему не научит; но если на протяжении жизни одного поколения законы Власти бьют по лбу второй, а то и третий раз, у выживших сюзеренов появляется стимул несколько изменить свое поведение.

Разумеется, вероятность такой концентрации исторических событий на коротком промежутке крайне мала³⁵⁷. Однако рано или поздно маловероятные события тоже случаются; и как раз такое «схождение звезд» выпало Англии во второй половине XVII века.

По этим словам Гоббса, которыми начинается «Бегемот, или Долгий парламент», невозможно догадаться, что буквально сразу же за этой благостной картиной последует 20-летняя эпоха войн и революций, в которой погибнет 200 тысяч англичан¹, А между тем с точки зрения теории Власти «хорошее управление своими подданными» Карлом I к этому моменту не выдерживало никакой критики. Политическая ситуация в тогдашней Англии характеризовалась двумя факторами: существенными религиозными разногласиями (как внутри независимой от Рима, но католической но обрядам англиканской церкви, так и между ней и протестантской церковью Шотландии) и ограниченными финансовыми возможностями короны (со времен Хартии вольностей увеличение налогов требовало согласия парламента). Теория Власти в подобных случаях рекомендует поочередное ослабление противников — организацию «ручного» парламента (например, по французскому образцу^{358 359}), или постепенную церковную реформу в пользу более перспективной конфессии¹, но никак не то и другое одновременно.

Карл I действовал противоположным способом; надолго распустил парламент, прямыми административными мерами поменял руководство Церкви, да еше ввел новый налог {«корабельный сбор»), затронувший интересы наиболее богатых приморских городов, В 1637 году он пошел еще дальше, послав в Шотландию молитвенник нового образца (признание которого означало бы подчинение тамошних священников английской церкви). Шотландцы подняли восстание, его подавление требовало многочисленной армии, а се создание — денег, которых у Карла попросту не было. В результате к 1640 году Карл оказался перед скверным выбором; потерять Шотландию или созвать парламент. Теория Власти рекомендует в подобных случаях сначала навести порядок в собственной группировке (в Англии), а уж потом воевать с соседями; но, как вы уже поняли, Карл не был выдающимся человеком Власти. В апреле 1640 созывается Короткий парламент, ответивший на предложение дать денег петицией о мире с Шотландией. Его роспуск никак не улучшает ситуацию, и в ноябре Карл фактически подписывает себе смертный приговор, созывая парламент повторно, Этот Долгий парламент, просуществовавший в одном и том же составе с 1640 по 1660 (!) год, и был назван Гоббсом Бегемотом, по имени самого страшного демона средневековой мифологии³⁶⁰.

Следующие 50 лет английской истории похожи на ту каплю воды, по которой мыслящий человек может предположить существование океана. На протяжении жизни одного человека^{361 362 363 364} маятник политического устройства Англии триждыкачнулся от деспотизма единоличной власти к «разгулу демократии» республиканского правления.

Долгий парламент, с первых же заседаний взявший курс на ограничение королевского правления, к 1642 году превратился в самостоятельный центр власти и создал собственную армию’. Началась гражданская война, требовавшая денег уже от обеих сторон; парламент тут же принялся вводить новые налоги, чего никогда не позволил бы королю. Благодаря хорошему финансированию и религиозному фанатизму^{365 366} армия парламента стала самостоятельной силой — как в военном, так и в политическом отношении. Победив в 1646 году войска совсем уже обедневшего Карла I, армия повернула штыки против собственного правительства (что могло стать неожиданностью лишь для профана в теории Власти) и в 1647 году взяла под контроль парламент. Власть фактически перешла в руки главнокомандующего, то есть Оливера Кромвеля, однако сбор налогов все еще приходится проводить именем парламента, и в 1649 году Англия объявляется республикой. После нескольких «чисток» парламента, когда из него последовательно изгоняются неугодные новой власти лица (и в результате которых оставшийся парламент прозван «охвост.ью»), он наконец полностью распускается в 1653году³⁶⁷. Кромвель становится официальным диктатором(лордом-протектором), и политический маятник возвращается к исходной точке. В Англии снова, как и в 1640 году, правит один человек, с гой лишь разницей, что теперь его группировка состоит не из феодалов-вассалов, а из наемной армии, существующей на собранные налоги,

Второй цикл начинается практически сразу, со смертью^{368 369} Кромвеля в 1658 году. Среди его вассалов начинается неизбежная борьба за власть, компромиссная фигура сына Кромвеля никак не устраивает армейских генералов (какой из него, к черту, лорд-проектор?), и они не находят ничего лучшего, чем собрать обратно распущенный ранее Долгий парламент (несколько напоминает действия Карла I, не правда ли?). В мае 1959 года парламент собирается, но в октябре он уже снова разогнан одним из генералов, что дает повод другому генералу, Джорджу Монку², двинуть войска на Лондон с целью опять-таки собрать парламент. Но авторитет потасканного до состояния бомжа Долгого парламента уже никуда не годится, и нет никаких надежд, что выборы нового сколько-нибудь улучшат ситуацию (все уже привыкли, что парламенты собираются и разгоняются военными по собственной прихоти). Роялисты, располагающие признанным лидером — будущим королем Карлом II, — наконец-то оказываются в более выгодном положении, нежели республиканцы, представленные лишь грызущимися между собой генералами. Трезво оценив свои возможности, Монк решает, «если не можешь предотвратить — нужно возглавить», и фактически приглашает Карла II на английский престол. В мае 1660 года тот триумфально (можно себе представить, как достала английское население вся эта так называемая республика) возвращается в Лондон. Двадцати лет как не бывало; перед новым королем Англии стоят те же самые проблемы, что и перед его отцом: церковный раскол и нехватка денег³⁶⁹.

Однако между двумя королями имелась существенная разница: «Карл I мнил себя королем милостью божьей, а Карп II понимал, что он сидит на престоле лишь с позволения лендлордов и купцов, заседающих в парламенте...» [Мортон, 1950, с, 230]. Благодаря столь трезвому взгляду на вещи Карл 1Т оказался довольно успешным властителем. Задобрив парламент многочисленными подачками (например, возвратом конфискованных в ходе революции земель), он добился в ответ поддержки религиозной ре формы — унификации молитвенников (разумеется, в сторону англиканства, а не пресвитерианства) и обязательности принятия англиканских догматов для всех выборных лиц. Тем самым пуритане как политическая группировка оказались вытесненными из общественной жизни, и церковный раскол, стоивший короны Карлу 1, был преодолен всего за несколько лет.

С деньгами все оказалось значительно сложнее. Каким бы роялистским ни был парламент по настроениям, заседали в нем люди, прекрасно понимавшие, откуда берутся налоги (из их же собственных карманов). Безрезультатно потратив десять лет на попытки договориться с парламентом, Карл II решил пойти по французскому пути: обеспечить себе независимые источники дохода. Б 1670 году он заключил тайный договор с Людовиком XIV' получив в обмен на военный союз и обещание принять католичество ежегодную субсидию, достаточную для независимости от парламента. Однако для ведения серьезной войны этой субсидии не хватило; парламент же не только не поддержал финансово войну 1672 года (Франции и Англии против Голландии), что привело к дефолту по долгам короны, но и раскрыл обещание Карла принять католичество. Карлу пришлось принести торжественную клятву всегда оставаться протестантом³⁷⁰. В довершение ко всем этим бедам парламентарии от купечества и банкиров организовались в единую оппозицию, позднее превратившуюся в партию вигов. Возглавил ее Энтони Эшли Купер, граф Шефтсбери, член Долгого парламента с1640 года, соратник генерала Монка, лорд-канцлер¹ Карла II — как мы сказали бы сегодня, профессиональный революционер. Решение Карла обратиться за деньгами к французском королю, а не к банкирам Сити привело к закономерным последствиям; парламент, который раньше просто не давал денег, вознамерился снова, как и в 1640 году, противопоставить себя королю.

Теория Власти в подобных случаях (борьба с обладающим большими ресурсами, но менее организованным противником) рекомендует раскалывать враждебную группировку, репрессируя одних ее сюзеренов и переманивая на свою сторону других. Карл II пошел тто другому пути — он решил создать собственную «партию власти», и поручил ее организацию Томасу Осборну, впоследствии известному как лорд Денби, маркиз Кармартен и герцог Лидс. Так в английском парламенте появилась партия тори; однако политические таланты Денби значительно уступали Шефтсбери, и с 1673 по 1681 год виги планомерно увеличивали свое влияние*. План с «партией власти» не сработал¹, ив 1681 году Карл П исправил свою ошибку: распустил оппозиционный парламент и приступил к ликвидации враждебной группировки. Он организовал подставной заговор, после чего казнил самых радикальных вигов, а их главаря Шефтсбери вынудил эмигрировать в ^{371 372 373}

Голландию; он поменял состав большинства судов, гарантировав принятие нужных решений; после этого он аннулировал хартии вольностей большинства городов, включая лондонский Сити, обеспечив тем самым контроль над их администрациями (а значит, и результатами выборов в парламент). Правильные действия принесли закономерный результат: «...в последние четыре года своей жизни Карл достиг более абсолютной власти, чем кто-либо из этой династии до него» [Мортон, 1950, с. 236]; в знак полной победы над парламентом в 1684 году из Тауэра был освобожден преданный вассал Карла лорд Денби. Так к 1684 году ситуация опять вернулась к исходной точке: Англией правил один человек,с той лишь разницей, что теперь он фактически являлся вассалом французского короля.

И вот тут судьба наглядно показала англичанам основной недостаток монархического правления. В феврале 1685 года у 55-летнего Карла случился инсульт¹ (апоплексический удар), и после четырех дней агонии он скоропостижно скончался. Королем был объявлен его брат Джеймс (давно уже числившийся официальным наследником), известный в русскоязычной истории под именем Якова II, и в правящей королевской группировке началась активная смена вассалов. Яков II, католик по вероисповеданию, сразу же взял быка за рога и затеял религиозную реформу, намереваясь расставить на ключевые должности в государстве своих самых верных сторонников — католиков.

Вновь избранному парламенту (прозванному Лоялистским, поскольку попали в него только верные королю тори) Яков II предложил отменить религиозную присягу^{374 375} при занятии государственных должностей. Однако заседавшие в парламенте тори при всей своей «лояльности» не обрадовались перспективе отдать свои должности католикам и провалили законопроект (большинством в один голос). Яков II незамедлительно распустил Лоялист-ский парламент и продолжил восстановление католицизма уже собственными указами. Теперь и виги, и тори оказались в одной лодке — за пределами королевской властной группировки. Уже в 1688 году общие интересы оформились в общие действия — группа заговорщиков во главе с уже знакомым нам лордом Денби и лондонским епископом Комптоном (оба тори), но с участием еще пятерых вигов (включая лорда, а позднее герцога Девоншира Уильяма Кавендиша, о котором чуть позже), направила письмо голландскому штатгальтеру Вильгельму Оранскому с предложением вторгнуться в Англию и сместить действующего короля. Не прошло и полгода, как Вильгельм Оранский откликнулся на приглашение, и «абсолютная монархия» Якова II рассыпалась как карточный домик¹. В декабре Яков II бежит во Францию, войска Вильгельма Оранского вступают в Лондон, и в январе 1689 года в Вестминстерском дворце собирается парламентский Конвент^{376 377} (Convention Parlament), которому предстоит решить, как Англии жить дальше.

Остановим наш затянувшийся пересказ английской истории, и посмотрим на сложившуюся ситуацию глазами собравшихся в палате лордов. Один раз — случайность, два раза — совпадение, но трираза — это уже привычка; эти слова из старого анекдота как нельзя лучше описывают события последних 50 лет. Раз за разом попытки установить хоть какое-то устойчивое правление — без разницы, единоличное или парламентское, — наталкиваются на действие неумолимых законов Власти. Монархии РУ' шатся со смертью монархов, парламентское правление приводит к власти новых лидеров, рано или поздно превращающихся в монархов; все это непременно сопровождается войнами, мятежами и чтэ самое неприятное — постоянным переделом должностей, привилегий и собственности. К 1689 году даже самые твердолобые из аристократов понимают, что этот безжалостный маятник, этот пожирающий одну политическую группировку за другой Бегемот способен качаться вечно— если, конечно, не попытаться его как-то остановить.

Но как это сделать? Какая сила способна противостоять самой Судьбе, раз за разом ввергающей Англию в пучину революций? Собравшимся на Конвент лордам нужны были не общие рассуждения о «мулке» или о «доблести», а конкретные, проверенные практикой рецепты, которые можно пустить в дело прямо сейчас. Пожалуй, впервые за все существование человеческой цивилизации¹ противоборствующие властные группировки отложили в сторону проверенные инструменты Власти (улыбки и кинжалы) и предъявили спрос на технологии государственного Управления. Силой, заставившей властные группировки отказаться от вечной войны за Власть (и перейти к вечной борьбе за Власть более мирными средствами), оказался банальный инстинкт самосохранения^{378 379}.

Читатель.А точно ли это произошло впервые? Ведь были же республики и до Славной революции?

Теоретик.Перечитайте предыдущий абзац еще раз. Что именно возникло впервые в годы Славной революции? Вовсе не республики и не законы, по которым они существуют, — их прекрасно описал еще Макиавелли. Впервые возник запрос властных группировок на подробно описанные технологии, на произведенные интеллектуалами изобретения! Ученые и мыслители предшествующих веков трудились ради собственного любопытства; даже великому Макиавелли не удалось заинтересовать властителей своими идеями. А вот начинал с Англии XVII века работа ученых но анализу политических процессов и синтезу технологий государственного управления оказалась востребованной на самом высоком уровне. Ибл Хальдун и Макиавелли были пусть неудачливыми, но игроками во Власть; в XVII веке им на смену пришли профессиональные интеллектуалы, работавшие на людей Власти, но не принимавшие непосредственного участия в борьбе группировок.

Томас Гоббс(1588-1679), автор знаменитого до сих «Леви-фана», родился в ничем не примечательной семье (история не сохранила даже имени его матери), однако заботами богатого и бездетного дядюшки получил прекрасное образование (Оксфорд). Успехи в учебе (а скорее в пауке заводить друзей и привлекать внимание влиятельных людей) позволили ему заручиться поддержкой своего преподавателя, который порекомендовал (1608) молодого Гоббса в качестве домашнего учителя для Уильяма Кавендиша (1590-1628), 2-го графа Девоншир^{380 381}. В течение следующих 50 лет Гоббс работал на семью Кавендишей³⁸¹,совершенствуясь в различных науках. Обучение молодых английских аристократов в то время обязательно включало в себя grand tour — путешествие по основным городам Европы; так что Гоббс провел там достаточно времени, чтобы завести знакомства со всеми сколько-нибудь известными учеными своего века (все они входили в «кружок» аббата Мерсенна, с которым 1о6бс познакомился в 1637 году). Когда в 1640-м в Англии началась революция, Гоббс одним из первых¹ среди роялистов бежал в Париж и до 1651 года жил там^г, работая над философскими трудами и периодически вступая в диспуты с интеллектуальной элитой Европы. В 1647-1648 годах одним из его учеников (имена других в истории не сохранились) оказался будущий король Англии Карл 11, которому Гоббс преподавал математику^{382 383 384}. Но главным в жизни Гоббса, как и всякого интеллектуала, оставалась теоретическая работа.