Асабийя и мупк Ибн Хальдун, Мукаддима (1377) 4 страница

Б середине XVII века еще не существовало современного разделения на математику физику, социологию, философию; все ученые считались философами (любителями мудрости) и занимались натуральной философией¹ (приложением мудрости к имеющемуся экземпляру Природы). В соответствии с этой традицией Гоббс полагал себя философом и по примеру других философов намеревался дать ответы на все вопросы в одной большой книге (он ее даже дописал — «Основы философии» вышли в свет в 1658 году, когда Гоббсу исполнилось 70 дет). Однако некоторые из вопросов оказывались актуальнее прочих, и Гоббс отвлекался от своего главного труда, чтобы высказаться по этим частным темам. Так он получил европейскую известность, вступив вместе со своим другом Гассенди в полемику с Декартом по поводу его «Метафизических размышлений». В 1642 году он опубликовал часть своих будущих «Основ», относящуюся к человеческому обществу, — книгу «О гражданине» (на латыни, как тогда было принято), в которой развил становящуюся модной идею договора как основы общественного порядка. В 1649 году¹ Гоббс полностью переписывает эту книгу, превращая ее в свое самое известное произведение — «Левиафан», на этот раз написанное на английском языке^{385 386 387}. В J 651-м в Лондоне печатается первый тираж³⁸⁶, и в том же году Гоббс возвращается в Англию — пожинать заслуженную славу (уверенность Гоббса в успехе основывалась на популярности «О гражданине» в Европе: помимо двух официальных изданий, книгу несколько раз перепечатывали пиратским способом). В 1652 году Гоббс — знаменитость, все дома Лондона открыты перед ним, и даже сам Кромвель, по слухам, зовет его в советники. Однако 63-летнему ученому важнее закончить тлавный труд своей жизни (на это у заботившегося о своем здоровье Гоббса оставалось еще 27 лет), и он исчезает с политической сцены; дальше за него говорят только книги.

Теперь взглянем на биографию другого выдающегося мыслителя, Джона Локка(1632-1703). Родившись в семье провинциального служащего, он получил хорошее образование благодаря патронажу Александра Попхема (офицера, под командованием которого отец Локка принимал участие в гражданской войне). С 1647 по 1652 год он учился в Вестминстерском колледже, с 1652 по 1658 год в Оксфорде, закончив его бакалавром искусств и оставшись там же преподавателем. Помимо своей основной специальности (древнегреческого языка), Локк интересовался модной филосо-фпей (Декарт, Гассенди, Гоббс) и медициной (в силу слабости собственного здоровья). Оксфорд был неплохим местом для заведения полезных знакомств; в 1665 году Локка приглашает в секретари Уолтер Бейн, отправляющийся в Германию искать союзников против Дании, и несколько месяцев Локк проводит на дипломатической работе³⁸⁸, А в 1666 году Локка знакомят³⁸⁸ с лордом Эшли, приехавшим в Оксфорд подлечиться, — с тем самым Энтони Эшли Купером, будущим графом Шефтсбери.

До этого знакомства Локк пребывал в раздумьях относительно дальнейшей карьеры, но личные качества Эшли (в полной мере проявившиеся позднее, когда тот стал лидером всей партии вигов) полностью его очаровали, и следующие 16 лет (с небольшими перерывами) он верой и правдой служил своему лорду (поначалу личным врачом, потом домашним учителем, советником, секретарем и даже госслужащим). К этому времени Локк унаследовал небольшое отцовское состояние и в материальном плане не так зависел от Эшли, как Гоббс от Кавендишей; но положение придворного одного из ведущих политиков Англии стоило намного дороже денег. Вместе с Эшли Локк переехал в Лондон, стал регулярно общаться с известными учеными’ и в 1668-м был избран в Лондонское королевское общество. В доме лорда Эшли регулярно собирались его друзья и единомышленники, обсуждая самые разные философские и политические вопросы; Локк не только участвовал в этих обсуждениях, но и записывал наиболее ценные идеи (за что ему, собственно, и платили). Философские дискуссии начала 70-х оформились позднее в «Опыт о человеческом разумении», а политические дебаты внутри возникшей в середине 70-х партии вигов легли в основу «Двух трактатов о правлении»¹.

К моменту, когда Эшли, уже став графом Шефтсбери, потерпел наконец поражение в своей борьбе с Карлом II, Локк обзавелся достаточными контактами в среде вигов, чтобы продолжать карьеру и без своего покровителя. Когда в конце 1682 года Шефтсбери бежал в Голландию (где и умер два месяца спустя), Локк остался в Англии, и о его занятиях на протяжении полугода не сохранилось никаких сведений^{389 390}; в сентябре 1683 года он появляется в Роттердаме, где тут же заводит контакты с другими эмигрантами. Политическая борьба вигов продолжается {1685 год — неудачный мятеж герцога Монмута, 1686 год — обращение лорда Мордонта к Вильгельму Оранскому с предложением вторгнуться в Англию, 1688 год — повторная просьба о том же самом в письме «семи бессмертных» и начало Славной революции), за Локком, как и за другими эмигрантами, следят королевские агенты, ему приходится скрываться (даже в Голландии), так что неудивительно, что мы знаем сегодня лишь о литературной и медицинской, но не о политической деятельности Локка в этот период. Тем не менее, когда Вильгельм Оранский побеждает Якова II, в феврале 1689 года Локк оказывается¹ на одном корабле с королевой Марией, плывущей в Англию к своему мужу. По прибытии в Англию Локк сразу же встречается с Джоном Сомерсом, лидером партии вигов после Шефтсбери, нуждающемся в квалифицированном советнике^{391 392}, а в мае 1689-го получает (по протекции лорда Мордента) должность в акцизном ведомстве^{393 394}. У Локка наконец-то появляется возможность издать свои основные труды, в 1689-м публикуются «Письмо о толерантности» и «Два трактата о правлении», а в 1690-м — «Опыт о человеческом разумении». Последние годы жизни Локк, уже серьезно страдающий астмой, проводит за письменным столом, он издает еще две книги и ведет обширную переписку’.

Что бросается в глаза при сравнении даже столь кратких биографий Гоббса и Локка? Конечно же громадная роль сюзеренов, Кавендишей и Эшли, в их жизни; но куда интереснее другое обстоятельство. В момент поступления на службу к своим хозяевам ни Локк, ни тем более Гоббс не были великими философами; их теоретические взгляды формировались в непосредственном контакте, а то в прямом соавторстве³⁹⁵ со своими сюзеренами; их главные политические произведения были опубликованы уже после крупнейших революций, а высказанные в них идеи долгие годы до этого обсуждались в частном порядке с представителями властных группировок. В отличие от Ибн Хальдуна и Макиавелли, разработавших собственные теоретические концепции (которые так и не были поняты современниками), Гоббс и Локк фактически суммировали мнения, господствующие в их круге общения^{396 397}.

Читая сегодня «Левиафана» и «Два трактата», мы должны понимать, что написаны они не столько Гоббсом и Локком, сколько могущественными властными группировками, одна из которых (локковская) в конечном счете победила в 50-летней гражданской войне- Предъявив спрос па новые технологии управления, английская аристократия искала их не в уже опубликованных книгах, а в разговорах со специально обученными и подготовленными интеллектуалами.

Читатель.11осле такого предисловия руки так и тянутся к «Левиафану», Неужели там и в самом деле есть что-то полезное?!

Теоретик.Разумеется, иначе мы не тратили бы ваше и наше время на все эти подробности. Не всякие салонные разговоры аристократов публикуются в виде книг, столетиями определяющих административное устройство целых государств², а только те, которые ради этого и затевались. Ознакомимся наконец с тем посланием, с которым часть английской аристократии обратилась в XVII веке ко всем властным группировкам,

1649 год. Законный король Англии Карл I только что обезглавлен по обвинению в государственной измене. Англия объявлена республикой, но реальным правителем является главнокомандующий Оливер Кромвель, «Священное право королей»на абсолютную власть, веками объяснявшее законопослушным гражданам, кому им следует подчиняться, больше не работает; законный наследник престола пользуется даже меньшей популярностью, чем подконтрольный армии парламент'. Сотни тысяч людей убиты в гражданской войне, но ни одна из конкурирующих группировок не уничтожена полностью, и действующая власть держится только на штыках. Для возврата к нормальной жизни позарез нужен новыйисточник легитимности власти, который будет принят большинством властных группировок и позволит прекратить затянувшуюся войну.

Вопрос об источнике легитимности может показаться теоретическим и не имеющим отношения к реальной борьбе за власть; однако на деле эта «легитимность» является таким же оружием, как кинжал и улыбка.

Практик.Помните «мандат Неба» и его действие на китайскую правящую элиту? В других странах «мандат Неба» называется по-другому, но без подобного символического выражения легитимности Власть не удержать!

Теоретик.Когда на Власть претендуют больше чем две конкурирующие группировки, исход борьбы определяется тем, кто с кем и против кого заключит союз (пока Карл II опирался на англиканскую церковь, его власти ничто не угрожало; как только Яков II сделал англикан своими врагами, число его противников превысило критическую массу). Поскольку все группировки понимают, что лучше оказаться на стороне победителей, ключевым фактором, определяющим конфигурацию союзов, оказывается предсказуемость реакции отдельных группировок. Если группировка А знает, что группировка Бсогласится па фигуру X в качестве компромисса, а группировка В не согласится ни на какую, кроме собственной, расклад союзов становится очевиден. Так вот, легитимность и есть эта предсказуемость, предварительное знание о том, какое правление устроит большинство группировок. Если в обществе считается легитимным королевское правление, в качестве компромиссной фигуры нужен король; но если одна группировка считает легитимным парламент, другая — военачальника, третья — короля, то компромисс невозможен, и война всех против всех будет продолжаться вечно. ³⁹⁸

Изобретение, которое Гоббс довел до всеобщего сведения в 1651 году, состояло из двух положений. Первое после десяти лет гражданской войны не вызывало никаких вопросов:

«...пока люди живут без общей власти, держащей всех их в страхе, они находится в том состоянии, которое называется войной, и именно в состоянии войны всех против всех» [Гоббс, с. 95/.

О том, насколько такая война скверное дело, Гоббсу не требовалось много писать; большинство англичанин к тому времени были согласны на любую власть, лишь бы она обеспечила хоть какой-то порядок. На любую — но на какую именно? Еще недавно считалось, что получивший власть по наследству, а заодно и от самого Бога король — очевидная для всех группировок компромиссная фигура, и поддерживать его выгодно в политической борьбе. Но нынче земля Англии усеяна трупами роялистов, а значит, объединяться нужно вокруг кого-то другого. Но вокруг кого? Как заранее узнать, кого в конечном счете поддержит большинство (напомню, что под «большинством» мы имеем в виду «большинство властных группировок», а не «большинство избирателей»)?

Второе положение Гоббса дает на этот счет точный ответ:

«...дляустановления общей власти необходимо, чтобы люди назначили одного человека или собрание людей, которые явились бы их представителями; чтобы каждый человек считал себя доверителем в отношении всего, что носитель общего лица будет делать сам или заставит делать других в целях сохранения общего мира и безопасности, и признал себя ответственным за это; чтобы каждый подчинил свою волю и суждение воле и суждению носителя общего лица. Это больше чем согласие или единодушие. Это реальное единство, воплощенное в одном лице посредством соглашения, заключенного каждым человеком с каждым другим таким образом, как если бы каждый человек сказал другому: я уполномочиваю этого человека или это собрание лиц и передаю ему мое право управлять собой при том условии, что ты таким же образом передашь ему свое право и санкционируезаь все его действия. Если это совершилось, то множество людей, объединенное таким образом в одном лице, называется государством, по-латыни — civitas. Таково рождение того великого Левиафана или, вернее (выражаясь более почтительно), того смертного Бога, которому мы под владычеством бессмертного Нога обязаны своим миром и своей защитой» [Гоббс, 1991, с. 132-133[.

Чтобы узнать, кого поддержит большинство, нужно всего лишь отложить в сторону кинжалы и открыто об этом договориться — предложение, кажущееся банальностью нормальному человеку, но человека Власти (которая есть «путь обмана») поражающее своей новизной. Открыто договориться с противниками? Да еще соблюдать потом достигнутые договоренности?! Какого черта, другие же не будут так делать?

Неважно, что они будут делать, отвечает на это Гоббс. Если в момент заключения общественного договора группировки уже передали Левиафану «право управлять собой»¹, то тем самым они не только выделили Левиафану необходимые для такого управления ресурсы, но и придали Левиафану статус легитимного правителя. Все последующие попытки отдельных группировок вытащить фигу из кармана и отказаться от выполнения своих обязательств столкнутся уже не с возражениями отдельных группировок, а с властью Левиафана — согласованной с большинством группировок фигурой, которую этому большинству выгодно поддержать в любом конфликте^{399 400 401}.

Создание Левиафана позволяет прекратить войну властных группировок и перевести ее в относительно мирное русло (придворных интриг или парламентских дебатов, в зависимости от принятого государственного устройства). На смену «священному праву королей», предписывающему поддерживать любого самодура на троне (который может довести дело до гражданской войны), предлагается договорное право Левиафана, специально сконструированной государственной машины, главная задача которой — предотвращение открытого столкновения группировок.

Разумеется, Гоббс не был первооткрывателем идеи о договорном источнике верховной власти⁴⁰¹; но образ Левиафана (помещенный на обложку книги), «смертного бога», созданного самими людьми для своего же блага¹, оказался отличным инструментом для пропаганды идеи общественного договора. Что делать, когда непонятно, вокруг кото объединяться? Собраться, договориться и сделать себе Левиафана!

Практик. Даже в относительно молодой российской элите после дефолта 1998 года, когда стало ясно, что дальнейшая грызня олигархов оставит всех у разбитого корыта, было принято решение призвать независимого арбитра!^{402 403}

Теоретик.Изобретение 1Ь66са (конечно, не одного Гоббса, мы же помним, что он лишь высказал от своего имени идеи, сложившиеся у влиятельнейших людей своего времени) сразу же было взято на вооружение. В 1653 году английский парламент выбрал Левиафаном Кромвеля, а в 1660-м — Карла П. Но в 1685 году власть Карла II унаследовал никем не выбранный Яков II и сразу же в полной мере проявил все недостатки наследственной монархии, начав продвигать своих единоверцев-католиков. Перед английской аристократией возникла новая проблема: что делать, если Левиафан вместо поддержания мира между группировками сам становится властной группировкой? Гоббс, не рассматривавший вопрос долгосрочной эволюции власти, для ее решения был бесполезен; требовалось новое изобретение, способное поставить Левиафана на место⁴⁰⁴.

При знакомстве с текстом локковских «Двух трактатов» вызывает удивление тема первого из них. Локк снова критикует «священное право королей», прицельно разбирая трактат Роберта Филмера (1588-1653), умершего еще во времена Кромвеля! Казалось бы, кого может интересовать такое старье в 1690 году? Но дело в том, что книга Филмера «Патриарх» была опубликована только в 1680-м, как раз к последнему раунду борьбы Карла II с парламентом, завершившейся полным разгромом последнего. Старая идея «священного права» вернулась в качестве придворной идеологии абсолютистского правления, и ее нужно было основательно раскритиковать, прежде чем переходить к изложению позитивной программы. В результате Локк на протяжении многих страниц разбирает концепцию Филмера «всякая власть от Бога, вручившего Землю Адаму и его потомкам», приходя к резонному заключению, что если даже исходно Земля и принадлежала Адаму, то разобраться через несколько тысяч лет, кто теперь более законный его потомок, без гражданской войны затруднительно. Следовательно, вопрос о том, кто должен осуществлять легитимное правление⁴⁰⁵, снова оказывается открытым.

Казалось бы, самое время обратиться за помощью к Левиафану. Но тут мы сталкиваемся с новым удивительным открытием: слово «левиафан» в тексте «Двух трактатов» встречается лишь дважды, и оба раза — вовсе не как произведение Гоббса! Локк избегает любых упоминаний о своем предшественнике, и это не случайность. Гоббс, популяризировавший (конечно же не «в массах», а среди участников властных группировок) идею договорного, рукотворного устройства государства, одновременно полагал, что устойчивой формой такого государства может быть только единоличное правление-’. Вступать в открытую полемику с Гоббсом, именем Левиафана которого обосновывалось любое государственное строительство, значило нарушить целостность всей «виговской» идеологии, и потомуЛокк развивал изобретение Гоббса, не упоминая его самого.

Итак, кому же доверить управление государством, чтобы исключить использование такого управления в личных целях? Сама постановка вопроса уже содержит ответ: разумеется, не лично- ^{406 407} сти,и даже нс группировке.Левиафан, государственная машина, обеспечивающая мирное разрешение конфликтов, и должен представлять из себя машину',работающую по строгим, одинаковым для всех правилам.

Только в этом случае ни одна из властных группировок не сможет использовать ее для уничтожения всех остальных; только такая машина обеспечит реальный «гражданский мир» и гарантирует право группировок на жизнь.

Читатель. Машина, говорите? Работающая как заведенная ради чужих, а не своих интересов? Не слишком привлекательное занятие для главы государства!

Теоретик. Вильгельм III, уже захвативший к тому времени английский престол и обнаруживший некоторые его особенности, был с Вами полностью согласен:

«Он сказал мне однажды, — вспоминал епископ Бёнет об одном из своих разговоров с принцем Оранжским, — что он понимает пользу республики, так же как и королевского правления, и невозможно определить, какое лучшее; однако он уверен: худшее нз всех правлений — такое, при котором король — без денег и безвласти» [Томсипов, 2010, с. 197].

Руководитель государственной машины, полностью зависящий от установленных не им законов, не обладает никакой властью. «... политической вгшетью я считаю право создавать законы...» — ттет Локк уже в первой главе второго из «Двух трактатов». Изобретение, сделанное английской аристократией по итогам правления Карла II, заключалось в лишении государства (а вместе с ним и короля!) всякой реальной власти и превращения его в безличную машину для соблюдения законов. Тридцати лет (с момента казни Карла I до начала обсуждения «Двух трактатов» в кругу Шефтобери) оказалось вполне достаточно, чтобы аштшй- ⁴⁰⁵ ские аристократы на собственном опыте убедились в недостаточности гоббсоаского изобретения. Какое-то время король помнит, кто посадил его на трон, но затем неумолимые законы Власти берут верх, королевская группировка усиливается, становится господствующей — и начинает уничтожать все остальные. Для властных группировок единственным способом выжить в долгосрочном плане оказывается полное подчинение государства Закону, превращение в государственную машину, не имеющую возможностей стать самостоятельным субъектом Власти. С появлением такой машины борьба между группировками переносится с полей сражения в стены парламента, где обсуждаются и принимаются Законы. Обычные же конфликты между группировками решаются государственной машиной⁴⁰⁵ в формальном порядке;

[вступая в общество, человек! «,-уполномочивает общество или, что все равно, его законодательную власть создавать для него законы, каких будет требовать общественное благо, он должен способствовать иг-полнению этих законов (как своим собственным установлениям). И это переносит людей из естественного состояния в государство, поскольку на земле появляется судья, имеющий власть разрешать все споры и возмещать любой ущерб, который может быть нанесен любому члену государства; этим судьей является законодательная власть или назначенное ею должностное лицо» (Локк, 1988, с, 312].

Определив государство как состояние, в котором между любыми людьми существует независимый суд, Локк моментально приходит к выводу что абсолютная монархия государством не является:

«Отсюда очевидно, что абсолютная монархия, которую некоторые считают единственной формой правления в мире, на самом деленесовместима с гражданским обществом и, следовательно, не может вообще быть формой гражданского правления... В тех случаях, когда существуют какие-либо лица, не имеющие такого органа, к которому они могли бы обратиться для разрешения каких-либо разногласий между ними, эти липа все еще находятся в естественном состоянии. Ив таком состоянии находится каждый абсолютный государь в отношении тех. кто ему подвластен# [Локк, 1988, с. 312-313]. ⁴⁰⁸

Договор между властными группировками, соблюдение которого контролирует еще одна властная группировка, не стоит и бумажки, на которой он нацарапан. Договор только тогда становится Законом, когда контроль за его исполнением осуществляется самими группировкам (периодически), либо передан подчиненному органу, полномочия которого строго ограничены тем же договором:

«Во вторых, законодательная, или высшая, власть обязана отправлять правосудие... посредством провозглашенных постоянных законов и известных уполномоченных на то судей»[Локк, 1988, с. 341].

«...в хорошо устроенных государствах... законодательная власть передается в руки ра минных людей, которые, собравшись должным образом, обладают сами или совместно с другими властью создавать законы; когда они зто исполнили, то, разделившись вновь, они сами подпадают под действие тех законов, которые были ими созданы...

Но так как законы, которые создаются один раз и в короткий срок, обладают постоянной и устойчивой силой и нуждаются в непрерывном исполнении или наблюдении за этим исполнением, то необходимо, чтобы все время существовала власть, которая следила бы за исполнением тех законов.{Локк, 1988> с. 347].

Законы, исполнение и соблюдение которых осуществляют подчиняющиеся тем же законам люди, становятся рычагами и шестеренками, из которых собирается государственная машина. Именно эту машину, вместо отдельной личности (например, короля) или группировки (например, церкви), английские виги предложили конкурирующим властным группировкам в качестве компромиссной фигуры во главе английского государства. Поначалу (L679-168I) предложение было в грубой форме отвергнуто (английские тори сделали ставку на королевскую группировку, поддержав абсолютизм Карла II). Однако уже через несколько лет тори убедились в неумолимости законов Власти: новый король взял курс на полную смену правящей элиты. В этих условиях⁴⁰⁹ предложение вигов оказалось предпочтительным, и в 1689 году был принят Билль о правах⁴¹⁰, поставивший Закон (а значит, и принявший его парламент) выше английского короля.

Читатель. Вы хотите сказать, что английский король управляет, но не правит?

Теоретик.Вели понимать под «английским королем» место в системе английского государства, то именно так: король лишен законодательной инициативы, не имеет возможности расширять предоставленные ему права и принимать решения о выборе наследника. По закону, король — всего лишь глава исполнительной власти, которая, как мы уже знаем, и властью-то и не является.

Но если говорить о конкретном короле или королеве, ответить на этот вопрос намного сложнее. С момента, когда публичное правление в государстве передано государственной машине, борьба властных группировок уходит с площадей а тишину кабинетов, и становится труднее понять, кто же на самом деле обладает реальной (то есть законодательной) властью. Почему бы английскому королю или королеве не возглавить одну ИЗ таких группировок и не победить другие группировки в закулисной борьбе? Пока мы не можем точно ответить на вопрос: кто на самом деле правит Великобританией? — мы не имеем права говорить, что английский король управляет, но не правит..

Как видите, изобретение государственной машины не только помогло властным группировкам избежать кровопролитных войн, но иокончательно разделило Власть и Государство. Глава государства, подчиняющийся законам, да еще не имеющий возможности их изменять, является всего лишь вассалом какого-тодругого сюзерена. Государство, долгое время являвшееся высшей властью на своей территории, превращается в маску, скрывающую настоящих властителей. Государственная машина продолжает ехать вперед, но изучение ее шестеренок больше не позволяет ответить навопрос: кто же сидит за рулем?

Пришло время отложить в сторону исследования государств и перейти к следующей маске Власти: правящей злите.

Глава 4. Элита