От правящего класса до мирового правительства 5 страница

«Учеба й частной школе — отличительный признак биографии людей высших классов. Если где и можно найти „центр подготовки“ социальных верхов Америки, то именно вэтих 15-20 частных привилегированных школах»[Mills, 1956, р. 65}.

Толькочеловек, с молодых летвхожий вовнутренние круги уже сложившегося корпоративного руководства, может получитьуникальный жизненный опыт решения вопросов:

«...во внутреннем круге высших классов большинство объективных проблем крупнейших и важнейших общественных институтов сплавлены с чувствами и беспокойствами небольших, закрытых и дружеских групп. Именно этому учат семья и частная школа подрастающее поколение высших классов: закулисное обсуждение¹ является одним из способов, которым координируется (на основе дружеских соглашений) публичная деятельность высших классов...» [Mills, 1956, р. 69}.

Роль «закулисного обсуждения» не слишком афишируется лидерами корпораций, но Миллс приводит показательный пример, насколько они его ценят в реальной жизни. Р 1945 году в «Джепе-рал моторе» обсуждалось включение генерала Маршалла² в Совет директоров компании, причем сам владелец «Дженерал моторе», Дюпон³, не хотел этого делать — кому нужен старый (65 лет) служака, не располагающий даже серьезным пакетом акций?

«Альфред Слоан', председатель "Дженерал моторз" в общем согласился с этими соображениями, но затем добавил: "Я думаю, что генерал Мар-

¹Воригинале — background, «подготовка вопросов», «обсуждение в своем кругу»; перевод «закулисное обсуждение» не отражает всей многозначности английского термина, включающего в себя и сбор информации, и ее обсуждение, и «шумовое сопровождение» принятого решения — в общем, все необходимые действия по принятию и осуществлению на публике решения, принятого властной группировкой,

² Джордж Маршалл (1880-1959) — началыше< штаба американской армии в годы Второй мировой войны, в 1945 году на короткий срок вышедший в отставку, но вскоре вернувшийся на госслужбу ив 1947 году предложившийнебезызвестный «план Маршалла».

¹ Пьер Дюпон (1870-1954) — легендарный американский предприниматель, основатель DuPont и крупнейший акционер «General Motors».

⁴ Альфред Слоан(1875-1966) — президент (с1923) и председатель совета директоров(1937-1956) «Дженерал моторе». Кромевсего прочего,это именно онучредил Слоановский фонд, известный сегодня по одному из его научных проектов — Слоановскому цифровому обзору неба,

шаля может быть в известной мере нам полезен, если, получив новое назначение, выйдет а отставку при условии, что он останется в Вашингтоне; учитывая положение, занимаемое им в обществе и в правительственных кругах, и его свят, можно надеяться; что, когда он познакомится с нашим образом мышления, нашими целями и задачами, его пребывание на этом посту могло бы послужить фактором, смягчающим общее отрицательное отношение к большому бизнесу...» [Milk, 1966, р. т\.

Наличие у Маршалла личных связей в военных кругах США показалось Слоану вполне достаточным, чтобы без колебаний ввести генерала в совет директоров крупнейшей американской корпорации. «Валютой»⁵²⁵, в которой измеряется «социальное богатство» представителя элиты, является количество и надежность его личных связей с другими представителями той же элиты (вспоминаем исследование Хантера). Личное богатство без таких связей уже ничего не стоит; столь же мало стоит высокий пост топ-менеджера, не i год креп ленный принадлежностью к группе, решающей вопросы. Для обозначения членов этой корпоративной элиты, управляющих громадными корпорациями, которые им не принадлежат, Миллсу приходится использовать новый термин — корпоративные богачи (corporate rich):

*Неверно, что американской экономикой управляют шестьдесят блистательных, широко разветвленных, похожих на кланы семейств; неверно также, что мы пережили некую незаметную революцию управляющих, отнявшую у подобных семейств их привилегии и власть. Те действительные перемены, которые, неправильно выражаются формулами "'шестьдесят семейств“ и „революция управляющих*) могут быть точнее выражены формулой, гласящей, что мы пережили реорганизацию системы управления собственностьюимущих классов, в результате которой они превратились а более или менее однородный класс богачей из мира корпораций» (Mills, 1956, р. 147}.

Корпоративные богачи отличаются от частных (лозунгом которых долгое время были слова Вандербильта «Плевать на всех!» — пока не выяснилось, что плюнули-то как раз па них самих) умением делиться, то есть направлять часть своих доходов на создание и поддержание собственной властной группировки. Тем самым они получают доступ к чужим, ресурсам (будь то дочерняя акционерная компания, где им принадлежит лишь небольшой процент акций, или целое государство, где во главе могущественного министерства поставлен один, но свой человек) и приобретают куда большую власть, нежели самый богатый, но не обладающий собственной группировкой миллиардер. Типичный представитель корпоративной элиты — «эффективный менеджер», которому все равно, какой руководящий пост занимать, и который готов по первому же требованию своей группировки отправиться осваивать новые прибыли и бюджеты:

«Ядро властвующей элиты состоит прежде всего из тех людей, которые свободно переходят от командных ролей в верхах одной из господствующих иерархий к подобным же ролям в другой иерархии...» [Mills,

1956, р. 288}.

Именно эта особенность элиты — отношение к организациям как к ресурсу, который можно и нужно выдоить досуха, — проявляется в отсутствии формальных организаций внутри самойэлиты. Не существует никаких «тайных советов», никакого «комитета 300», все вопросы решаются исключительно в рамках закулисных обсуждений, созываемых по мере необходимости теми, кто знает, кого на них приглашать.

«...властвующая элита по самой своей природе более склонна пользоваться уже существующими организациями (действуя внутри последних и посредничая между ними), чем создавать определенные организации, в которые входили бы ее члены, и только ее члены» [Mills, 1956, р. 293].

Нарисовав столь впечатляющую картину «невидимой власти» корпоративной элиты, Миллс приступает к решению последнего вопроса. Как насчет «этих, в Вашингтоне»? Неужели и высшая власть в Америке — государственная — тоже принадлежит корпорациям? Как тогда быть с американской демократией, выборами, Конгрессом и Сенатом? Ответ дает очередное исследование, на этот раз — биографий государственных служащих федерального уровня. Получить соответствующую должность могут два типа людей — профессиональный политик, принадлежащий к политической партии и сделавший карьеру с уровня штата, или же сторонний назначенец* никогда не занимавшийся публичной политикой, Миллс называет вторых «политическими аутсайдерами» и приводит статистические данные (не столь впечатляющие, как в предыдущем случае, но вполне показательные):

«Даля людей из состава политической элиты, работавших когда-либо в местных органах власти или в з^равительственном аппарате штатов, сокращалась из поколения в поколение; с 1789 по 1921 г. она уменьшилась с 93 до 69%. Б правительстве Эйзенхауэра она упала до 57%. Укажем далее, что из состава политической элиты наших дней только 14% (a чз руководящих политических деятелей начала XX в. только около 25%) когда-либо состояло в законодательных собраниях штатов, Во времена отцов-основателей, н период 1789-1801 гг., такие люди составляли 81% всего состава высших политических деятелей» [Mills, 1956, р. 229j.

Как и в случае корпораций, в государственном аппарате начинают преобладать назначаемые сотрудники:

«В нынешней эйзенхауэровской группе [только} 36% людей, принадлежащих к политическим верхам, получили все посты (вплоть <Эа самых высоких), которые они когда-либо занимали, в результате выборов; 50% чаще назначались, чем избирались, а 14% никогда ранее не занимали политических постое» [Mills, 1956, р. 230}.

] {сдобное положение дел означает, что для достижения контроля над государственным аппаратом достаточно провести через выборы одного человека (президента); после этого расстановка своих людей на ключевые посты происходит автоматически. Миллс недвусмысленно намекает, что именно так и действовали «рокфеллеровские республиканцы», выдвинувшие Эйзенхауэра в президенты:

<чЗя два месяца до выдвижения партиями кандидатов в президенты США, которые должны были баллотироваться на выборах 1952 г., Гарольд Тэлботт\ нью-йоркский финансист (а позднее министр авиации, ⁵²⁶ уличенныйft использовании своего поста^личных интересах)* поручилодной фирме, консультирующей по вопросим управления, определить, какие посты должна будет забратьв свои руки республиканская администрация для того, чтобы установить контроль над правительством Соединенных Штатов. Через несколько дней после избрания Эйзенхауэраему было вручено 14 томов, содержавших осебе полную характеристику каждого из 250-300 высгиих постов>позволяющих ели нть па политику» [Mills, 1956, р, 238].

Контроль над президентской администрацией позволяет решать большинство текущих вопросов внешней (объявление войны) и внутренней (подготовку бюджета) политики без особой оглядки на Конгресс;

«Приход главарей корпораций к политическому руководству ускорил давно наметившийся процесс низведения политического веса профессиональных политиков, заседающих в конгрессе, до политического веса людей, подвизающихся в средних звеньях власти» [Mills, 1956, р. 275}.

Фактически государственный аппарат превращается в еще одну корпорацию, в рамках которой и ведется (корпоративными же методами) борьба за наиболее вкусные «кусочки» Власти:

«Сфера действияправительственно-административной бюрократии становится не только центром политической системы,нотакже и единственной ареной, на которой разрешаются (или остаются неразрешенными) все политические конфликты. На смену политике, складывавшейсяв результате избирательной борьбы, приходит авторитарная политика; маневрирование клик сменяет собой борьбу политических партий» (Mills, 1956, p.267j.

Убедившись в корпоративном характере государственной власти, Миллс формулирует окончательный вывод: в США сложилась единая властвующая элита, пронизывающая собой все сферы общественной жизни и стоящая над их организационными иерархиями:

«Наше понимание природы властвующей элиты и ее единства покоится на констатации факта однотипного развития и совпадения интересов экономических, политических и военных учреждений». [Mills, 1956, р. 292}. «...руководящие деятели каждой из трех областей—военачальники, руководители корпораций, должностные лица государства—сплачиваются воедино, образуя тем самым властвующую элиту Соединенных Штатов» {Mills, 1956, р. 9].

Вот так, начав с классового анализа -«буржуазии», Миллс в процессе своего исследования вышел на следующий уровень понимания общественного устройства и открыл реальныйправящий класс — властвующую элиту. Ну а открыв ее, он с полным правом перешел с позиции исследователя на позицию радикального критика. Свое отношение к элите Миллс в полной мере выразил в заголовке последней главы своей книги — The Higher Immorality, «высшая аморальность» и «аморальность верхов» одновременно. С точки зрения Миллса, эволюция американского общества от государства мелких частных собственников к государству корпораций, над которыми стоит властвующая элита, была безусловным шагом назад. «Человеческие качества» представителей новой элиты не шли ни в какое сравнение с американскими «отцами-основателями» (принадлежавшими к исчезнувшему к XX веку классу состоятельных землевладельцев):

«7/етничего поучительнее,—писал Джэйнс Рестон,—-сравнения дебатов в палате представителей, происходивших в 30-х годах XIX в, по вопросу о борьбе Греции с Турцией за Независимость,с дебатами в конгрессе в 1947 г. по греко-турецкому вопросу. В первом случае дебаты были преисполнены достоинства и отличались красноречивой убедительностью, рассуждения правильно развертывались от известного принципа, через иллюстрацию, к выводу;во втором случае дебаты представляли собой унылое зрелище подтасовки обсуждаемых вопросов, содержали в себе множество не относящихся к делу моментов и обнаруживали плохое знание истории 7 В 1783 г. Джордж Вашингтон проводил свой досуг за чтением "Писем" Вольтера и “Опыта о человеческом разуме" Локка, Эйзенхауэр же почитывает рассказы о ковбоях и детективные повести» [Mills, 1956, р. 350}.

Необходимость руководствоваться во всех своих действиях интересами престижа, поддержания своей репутации в среде властвующей элиты, накладывает на ее представителей жесткое ограничение: морально то, что идет на пользу своей группировке и, уже потом, всей властвующей элите. Умение заводить связи и закулисно решать вопросы — вот единственный навык, требующийся этим людям; все остальное (культура, интеллект, интерес к наукам) мешает делу, и хотя не поставлено под явный запрет, не одобряется в рамках корпоративной этики. Как следствие, средний представитель элиты представляет собой посредственность,

вознесенную на вершины власти лишь принадлежностью к той или иной группировке. Вне ее он — никто:

«Если мы возьмем сотню наиболее могущественных американцев, сотню самых богатых, сотню самых знаменитых и лишим их позиций, которые ош занимают в главенствующих социальных институтах, Отнимем у них людскиеиденежные ресурсы, которыми они распоряжаются, средства массовой рекламы, которые ныне работают преимущественно на них, то они сразу окажутся безвластными, безвестными и бедными» {Mills. 1956, р. 10],

Читатель.Ни хрена себе! И это нее он написал открытым текстом? В 1956 году в разгар маккартизма и холодной войны?!

Теоретик.Да, именно так. Как мы уже писали выше, стандартными репрессиями в американском обществе середины XX века были отказ в финансировании, угроза увольнения и уж совсем в вопиющих случаях — судебное преследование. Так что Миллс рисковал максимум своим рабочим местом в Колумбийском университете^{527 528}, и желание разоблачить американскую элиту перевесило разумную осторожность.

Практик. Если наша гипотеза о том, что Миллс был членом какой-то группировки верна, то потеря места была для нею крайне маловероятна; а про потерю финансирования и говорить не приходится. Скажем, Валлерстайн в аналогичной ситуации пострадал куда сильнее². Но главное — другое. Неприязнь Миллса к элите, скорее всего, была связана не с гем, что он не любил капиталистов, а с тем, что карьера во власти вообще никак не связана с интеллектуальным уровнем человека. Для Миллса, который своими способностями явно гордился, это могло стать основным раздражающим фактором.

Теоретик. Как и «Белый воротничок», «Властвующая элита» стала бестселлером, рецензии на нее написали практически все известные социологи — но на этот раз все они носили критический характер. Научное сообщество горой встало на защиту властвующей элиты, большей частью с господствующей на тот момент (да и сейчас) позиции плюрализма. Да, писали критики, в США существуют люди, занимающие высокие посты и принимающие единоличные решения по серьезным вопросам. Но ведь Миллс не доказал, что они представляют собой единую властную группировку! Всем известно, что все эти группировки только и делают, что грызутся между собой, а потому настоящая власть в США никому не принадлежит, каждый вопрос в отдельности решается схваткой противоборствующих сил, в которой последнее слово остается за американским избирателем. Социологу, который отрицает это очевидное положение дел, по большому счету нечего делать в науке⁵²⁹.

Разумеется, в условиях такой обструкции идеи Миллса о властвующей элите не получили никакого научного развития (вышедшая в 1959 году книжка Хантера была скорее шагом назад). Однако разошедшаяся большим тиражом «Властвующая элита» продолжала будоражить умы, и перед правящим классом США — первым из всех правящих классов! — встала идеологическая проблема. Как нехгтрализовать опасное знание, выпущенное Миллсом на свободу? Как сделать так, чтобы его идеи воспринимались как тенденциозное мнение радикального левака, а не как достоверная информация об источниках Власти правящего класса?

3. Элита и избиратели Роберт Даль> «Кто правит?» (1961)

Теоретик.Теоретика, даже столь знаменитого, как Райт Миллс, легко лишить финансирования и довести до самоубийства чисто административными методами. Но сделать то же самое с высказанными им идеямиможно лишь оружием самого теоретика — печатным словом. В некоторых случаях⁵³⁰ для этого достаточно исказить идеи последующим многотиражным пересказом; однако в случае Миллса это было невозможно — слишком уж подробно и однозначно описал он американскую властвующую элиту. Теорию Миллса нельзя было замолчать и невозможно было исказить; ее следовало опровергнутьс помощью другой, более подходящей (для элиты) и более наукообразной (для ученого сообщества) теории, К чести американского правящего класса, среди его вассалов нашелся человек, сумевший достойно ответить Миллсу, и притом потративший па это всего несколько лет.

«Каждый> кию интересуется политической наукой, не может позволить себе игнорировать эту книгу», — написал Льюис Козер~ сразу же после прочтения «Кто правит?» Роберта Даля, вышедшей в 1961 году. Авторитетная комиссия по присуждению Премии Вудро Вильсона³ за 1962 год была столь же категоричной: «„Кто правит" обязательно станет классикой». Так оно и оказалось: в 1995 году книга Даля была включена в перечень «Ста самых влиятельных послевоенных книг» по версии Times Literary Supplement, в одном ряду с такими знаменитостями, как «1984» Оруэлла, «Структурой научных революций» Куна и «Агрессией» Лоренца. Вот почему так важно досконально проанализировать существенные особенности этой действительно выдающейся книги.

В воспоминаниях многих российских политологов, да и простых читателей, книга Роберта Даля предстает увлекательным детективом. Ученый идет по следу постоянно ускользающего преступника, имя которого — Власть, Власть скрывается в разных домах и под разными именами, а когда Ученый наконец загоняет ее в угол, под устрашающей маской Власти обнаруживается... Но не будем забегать вперед; попробуем угадать, кого мог поймать такой человек, как Роберт Даль, и в таком месте, как США конца 50-х годов прошлого века.

Роберт Даль родился в 1915-м, в 1936-м году окончил университет в Нью-Йоркеи переехал в Йель для продолжения обучения, получил ученое звание (Ph.D) в 1940, был призван в армию, а после войны снова вернулся в Йель и стал преподавать на кафедре политологии. В 1953 году Даль (в соавторстве с Линдбломом) опубликовал свою первую книгу, где формулировал идею «полиархии». В 1956-м вышла вторая книга — «Введение в теорию демократии», в 1957-м году третья, «Понятие Власти». В этом же году Даль возглавил кафедру политологии и приступил к работе над своим главным произведением.

Общественно-политическая ситуация в США была в те годы достаточно безрадостной для сторонников «рынка и демократии». Несмотря на продолжающуюся холодную войну, среди американских интеллектуалов по-прежнему были популярны прокоммунистические настроения (особенно после бесславного завершения карьеры сенатора Маккарти). Видные экономисты вовсю критиковали капитализм и приводили СССР е качестве примера более эффективной экономики⁵³¹, а в социологии власти господствовала «элитистская» теория. Блестящие книги Хантера (1953) и Миллса (1956) рассказывали о том, что Америкой правит узкий слой потомственных богачей, действующих исключительно в собственных интересах. Основной идеологический аргумент в пользу западного общества — демократия — переставал работать: какая разница, за кого голосует избиратель, если власть все равно принадлежит правящей элите?

Неудивительно, что вопрос «кто правит» оказался в центре внимания политических дискуссий, Хотя в американской политологии {в отличие от социологии) преобладали сторонники «демократии», на их счету не было ни единой работы, эмпирически подтверждающей, что власть действительно принадлежит избирателям. Одним из таких политологов-теоретиков был и сам Роберт Даль. Б своих работах 50-х годов он развивал концепцию «полиархии»:

«Мы утверждали, что в некоторых обществах демократические идеа-71ы пусть приблизительно и грубо, но все же реализуются, в том смысле, что нелидеры осуществляют относительно сильный контроль за лидерами. Систему социальных процессов, которые дела ют это возможным, WW назвали полиархией»[Даль, 1984].

Что же это за «полиархия» такая, которая позволяет реализовать на практике, казалосьбы, недостижимые «идеалы демократии»? «Введение в теорию демократии» (1956) разъясняет эту концепцию, противопоставляя ее общепринятой (в то время) идее «мэдисонианской демократии». Джеймс Мэдисон⁵³² был одним из авторов знаменитойсерии статей «Федералист», публиковавшихся в 1787-1788 годах в поддержку Конституции США, и, по мнению Даля, наиболее выдающимся из этих авторов. В его честь «мэдисонианской» была названа теория демократии, основанная на бесспорном, казалось бы, утверждении: люди — не ангелы.

«Дайте власть большинству, и оно станет угнетать меньшинство. Дайте власть меньшинству, и оно станет угнетать большинство» (эти слова принадлежат соавтору Мэдисона, Гамильтону⁵, но выражают те же самые «мэдисонианские» идеи). Ну а поскольку люди не ангелы и всегда будут стремиться угнетать себе подобных, реальная демократия должна быть компромиссоммежду равными (избирательными) правами всех и правом меньшинства на защиту от тирании. Власть любого, хоть трижды демократического правительства должна быть законодательно ограничена — например, системой разделения властей и запретом на изменения избирательных прав в пользу победившей фракции. Иначе будет как во французском Конвенте, когда целая партия депутатов (жирондисты) была демократическим решением большинства исключена из его состава, а затем физически уничтожена; так может получиться только «якобинская диктатура», но никак не «якобинская демократия». Демократия — как процедура — сама по себе не может защитить от тирании, а потому должна быть дополнена Законом,стоящим выше любых голосований.

Эти соображения кажутся настолько очевидными, что кажется немыслимым, чтобы человек демократических убеждений мог с ними не согласиться. Тем не менее Даль это сделал! Он выступил с убедительной критикой «мэдисон ианской» теории демократии, ударив ее в самое уязвимое место. Хорошо, люди не ангелы и всегда стремятся к угнетению себе подобных. Но почему какой-то Закон (конституция) может препятствовать этому стремлению? «Договоренности между учредителями создают Конституцию, но не создают общество», — справедливо замечает Даль. Конституция — всего лишь написанные на бумаге слова, и совершенно непонятно, почему люди, стремящиеся угнетать друг друга, вдруг перестанут это делать по воле каких-то текстов. Существование реальнойдемократии (а такая демократия, по мнению Даля, действительно существует) нужно объяснять исходя из взаимоотношений самих людей, а не ссылаться на правильно составленные Конституции. «Никакие конституционные соглашения не могут обеспечить отсутствие тирании, — пишет Даль, — история многочисленных латиноамериканских государств служит тому достаточным примером» [Dahl, 1956, р. S3], ⁵³³

Так как же возможно существованиереальной демократии? Вот тут-то и приходит на помощь полиархия. Этим термином обозначается такое состояние общества, при котором ни одна из располагающих властными ресурсами группировок не в состоянии (по тем иди иным причинам) распространить свое влияние на все сферы общественной жизни. Для решения спорных вопросов между такими группировками возможны два способа: I) гражданская война, которая в условиях равенства сил может обойтись очень дорого, а для проигравшей группировки закончиться полным уничтожением, 2) мирное (через голосование) выяснение того, чью позициюподдержит большинство (а следовательно, и кто скорее всего победит в гражданской войне). Если таких спорных вопросов несколько, и по каждому из них мнения в обществе разделены по-разному, каждая из группировокпредпочтет не доводить дело до стрельбы, а решать вопросы путем голосования — в одном вопросе проиграем, зато в другом выиграем. Демократия оказывается выгодной правящим элитам и поэтому может существовать в реальном мире!

Таким образом,«демократическое» общество в целом управляется не тиранией какой-то одной группировки, а решением спорных между разными «ветвями власти» вопросов через голосование всех членов данного общества. Даль выделил восемь внешних признаков существования «полиархии» (внешних потому, что расклад сил между разными группировками не записан ни в каких рейтингах и для своего выявления требует специального исследования) , сводящихсяв своей совокупности к одному: наличию или отсутствию в обществе принятия решенийпутем всеобщего голосования.

Практик. С точки зрения партийной идеологии это был сильный ход! «У нас демократия, потому что так написано в Конституции» — перестало работать, мало ли что где написано? Отлично, мы теперь скажем, что у нас демократия, потому что у нас на самом деле демократия, ведь некоторые решения принимаются всеобщим голосованием!

Теоретик. Вы забегаете вперед, уважаемый Практик, про некоторые решения — это несколько позже! Спросим лучше уважаемого читателя — ну как, теперь вы в состоянии догадаться, кто должен быть пойман под маской Власти, когда по следу идет Роберт Даль, вооруженный дымящейся полиархией?

Читатель. Неужели простые американцы?

Теоретик.Совершенно верно! Американский избиратель — вот кто правит в Америке* и этому обязательно должно найтись фактическое подтверждение. Даль всю свою предшествующую карьеру посвятил обоснованию существованиядемократии, и к анализу эмпирических данных приступал, уже располагая собственной теорией о том, что она такое и как она работает Могло ли быть так, чтобы отобранные им эмпирические данные опровергли бы его же собственную теорию?!

Конечно же нет Многочисленные фактические данные, вошедшие в книгу, однозначно подтверждали основную концепцию Даля: реальная власть в конечном счете находится в руках избирателей, и именно они правят средним американским городом. Посмотрим теперь, как был достигнут столь впечатляющий результат.

Практик. Поневоле вспоминаешь старую программистскую мудрость: «Ошибки в программе исправляются до тех пор> пока она не станет давать результат, устраивающий автора».

Теоретик.На момент написания «Кто правит» главным теоретическим оппонентом Даля был Флойд Хантер с его блестящим исследованием власти в американском городе Атланте^{534 535}. Даль решил дать бой противнику на его же поле — провести столь же подробное исследование власти, но в другом городе и с другой методологией. В качестве места исследования он выбрал Нью-Хейвен, штат Коннектикут. Во-первых, в этом небольшом (160 тысяч жителей) городке на атлантическом побережье начиная со второй половины 50-х годов разворачивалась крупная программа городского строительства, затрагивавшая интересы всех слоев общества, что давало прекрасный материал для изучения структуры Власти. Во-вторых, именно в этом городке и располагался Йельский университет², в котором Даль занимал далеко не по-следнювд должность, В-третьих* сотрудниками Йеля с 1951 года в Нью-Хейвене уже проводилось комплексное исследование (методом социологических опросов), результатами которого можно было воспользоваться^J. Для Даля исследование Нью-Хейвена было «игрой на своем поле», здесь он мог получить ту информацию, которую вряд ли раздобыл бы в любом другом месте.

Вторым, и куда более важным, отличием исследования Даля от работы Хантера стала методология.Для Хантера «власть» была структурой подчинения — А имеет власть над В, В — над С и так далее; отсюда вытекала «репутационная»методология ее изучения. Спросим у С, кто его начальство, потом спросим у В, и так постепенно доберемся до А, над которым уже пет никакого начальства; вот он и будет искомая «правящая элита». Даль резко раскритиковал эту методологию как субъективную: Хантер изучает не саму власть, а то, что люди (В и С) про нее думают, между тем как задача исследователя — установить объективнуюистину. Объективно власть (по Далю) существует не как потенциальная возможность («А — уважаемый человек»), а как реальное и задокументированное действие: принятие А некоего решения, которое В приходится выполнять^{536 537}, Коль скоро А отдал приказ, а В его исполнил — то власть в данном эпизоде принадлежала именно А. Поэтому Даль в противовес «репутационной» предложил «ре-шенческую»методологию: тот, кто принимает обязательные для выполнения решения, и есть Власть, Поскольку принятие решений часто осуществляется коллективными органами (советами, комитетами и так далее), нужно также учитывать, кю персонально инициировал совещательный процесс, завершившийся утвержденным документом, — то есть обладал властью продавить свою точку зрения через совещательный орган.