Англо-американский истеблишмент

Кэрролл Квигли» «Трагедия и надежда» (1966), «Англо-американский истеблишмент» (1981)

Теоретик. Итак, на попытках изучать «властвующую элиту» в рамках социологии был поставлен жирный крест. Даль убедительно545 доказал, что плюралисты правы, а ЭЛИТИСТЫ нет, и власть в США распределена (пусть и неравномерно) между всеми американцами. Ситуация в современной (начала XXI века) социологии вполне соответствует этому тезису: изучением властвующих элит в ней занимаются лишь отдельные маргиналы (вроде Домхоффа). Эмпирическая социология изучает «элиты» (будь то топ-менеджеры корпораций или министры европейских правительств) как самые обычные, то есть безвластные социальные группы. Теоретическая социология предпочитает обсуждать «власть вообще», не задаваясь опасным вопросом — а кто конкретно и, главное, почему обладает этой самой властью. Властвующие элиты успешно закрыли один из каналов утечки информации и спокойно продолжили решать вопросы за кулисами американской демократии.

Однако не прошло и десяти лет, как существование властвующих элит обнаружила другая наука — история. В 1966 году на полках американских магазинов появилась толстенная, в 1350 страниц, книга профессора Джорджтаунского университета Кэрролла Квигли «Трагедия и надежда: История современного нам мира»'. В ней уважаемый профессор изложил свои теоретические взгляды на экономическую и политическую историю XX века, представив ее единым процессом эволюции западной цивилизации546 547. Казалось бы, столь отвлеченная и абстрактная тема должна была быть совершенно безопасной для правящих кругов; однако на деле оказалось, что Квигли не просто знал о нескольких властных группировках, стоявших за ключевыми событиями мировой истории, но и безо всякого стеснения рассказывал о них читателю. Вот так, например:

«В дополнение к [текущим} прагматическим задачам, силы финансового капитала имеют другую, долгосрочную цепь, не менее, чем создание мировой системы финансового управления в частных руках, способную господствовать над политической системой каждой страны и мировой экономикой в целом. Такая система должна управляться на феодальный манер центральными банками мира, действующими сообща, согласно тайным соглашениям, достигаемым во время частых личных встреч и совещаний» [Quigley, 1966, р. 324},

Или вот так:

«Существует, и сохраняется из поколения в поколение, международная англофильская группировка, действующая, в некотором приближении, в направлении, которое радикальные правые приписывают коммунистам\

Действительно, эта группировка, которую мы называем Общество Круглого Стола, не испытывает отвращения к сотрудничеству с коммунистами, или с любыми другими политическими силами, и частенько к нему прибегает. Я знаю о деятельности этой группировки, поскольку я изучал ее двадцать лет и был допущен, в начале 1960-х, к работе с их документами и секретными записями...» [Quigley, 1966, р. 950].

Мало того, Квигли пошел гораздо дальше и пофамильно перечислил участников одной из упомянутых группировок, а также с академическим бесстрастием описал их цели, предпринятые действия и достигнутые результаты. Многие события XX века548 в изложении Квигли оказались следствием решений не государств и правительств, а стоявших за ними властных группировок, действовавших в своих частных (хотя и не всегда корыстных) интересах. Фактически книга Квигли представляла собой частичную реализацию «программы Моски» — рассказать об истории государств и народов как о результатах действий их правящих классов. Существование властных группировок было для Квигли самоочевидным фактом — еще бы, ведь он сначала «вычислил» одну из таких группировок по открытым источникам, а потом познакомился с ее представителями и лично убедился в ее существовании!

Читатель. Надо же, какой прокол. Столько усилий потратили, чтобы нейтрализовать Миллса — и вдруг какой-то историк, да еще посвященный, выкладывает все открытым тестом! Что же с ним за это сделали, если даже Миллса довели до инфаркта? Наверное, вообще убили?!

Теоретик. Вот так сразу взять и убить — реакция обычного человека, не умеющего считать даже на один ход вперед. Посмотрите на ситуацию глазами человека Власти. Что произошло? Во-первых, предательство незначительного вассала (не будь Квигли вассалом, никто не допустил бы его до «внутренней кухни» Общества Круглого стола). Чья это проблема? Сюзерена этого вассала, то есть куратора Квигли в Круглом столе. Как он будет ее решать? Обычным для данной группировки способом — это не первое предательство и не последнее* дело привычное549*

Во-вторых, произошла серьезная утечка информации. Но какая? Есть разница между утечкой «я готов дать показания в суде»550 551 и «мне кажется, что я уверен в существовании группировки, о которой я написал». Мало ли что кажется отдельно взятому ученому; утечка станет серьезной только тогда, когда его предположения начнут проверять другие ученые. Если такой проверки не будет, «разоблачения» так и останутся чудачествами эксцентричного профессора. Так что нужно спокойно разобраться, почему Квигли решил написать о властных группировках, что он собирается дальше делать с этим знанием, и как можно повлиять на других историков, чтобы они не испытывали особого желания лезть в эту тему. Вот тогда проблема утечки будет окончательно решена.

Читатель. Признаю, погорячился. Но с другой стороны, раз уж я ничего не слышал про теорию Квигли, получается, что его все-таки, убили? Не как человека, а как ученого?

Теоретик. Иначе и быть не могло. Чтобы понять, как это было сделано, представим себе, что это мы с вами ведем «дело профессора Квигли» в мировом правительстве. Раннее утро, кофе, свежая газета на столике, а рядом с ней толстая книга с закладкой и записка: «Смит, это по вашей части; взгляните, что написал ваш уважаемый профессор».

«Как мы уже говорили, Восточный Истеблишмент действительно стоит над обеими партиями и заботится больше о ре-алъной политике, нежели о победе демократов или республиканцев» [Quigley, 1966, р, 1244] — читаем мы на странице с закладкой и тянемся за гаванской сиг арой. «Ваш уважаемый профессор» — сюзерен, похоже, готов рвать и метать. Тут простыми оправданиями не отделаться, нужно предложить ему что-то масштабное, с лихвой перекрывающее допущенную ошибку. С чего вдруг Квигли все это написал? Насколько подтверждены фактами его рассуждения насчет «истеблишмента»? Как воспримет эту идею научное сообщество? Как предотвратить ее дальнейшее распространение или направить ее обсуждение в безопасное русло?

Чтобы ответить на все эти вопросы, придется вспомнить, кто такой Кэрролл Квигли, как он стал профессором истории и каковы были его интересы на момент написания пресловутой книги. Родился Кэрролл Квигли в 1910 году в Бостоне \ в семье ирландского2 происхождения (отец — начальник пожарной части, мать — домохозяйка) [Quigley, 1979, р. 20]. Как и у его предшественника Миллса, внешняя биография Квигли проста и обычна: учился б Бостонской Латинской школе с 1924 по 1929 (где был одним из лучших учеников за всю историю школы и написал три статьи в «Registry», старейшую школьную газету США [Hyde, 1961]), благодаря успехам в учебе получил стипендию для обучения в Гарварде, куда сразу же после школы и поступил. Б Гарваде Квигли первоначально интересовался биохимией, физикой и математикой; однако по регламенту ему полагалось прослушать и какой-нибудь гуманитарный предмет. Квигли выбрал историю — и увлекся ею на всю жизнь.

Б 1933 году он получил магистерское звание (с особым отличием, став лучшим учеником среди изучавших историю) и произвел столь благоприятное впечатление на экзаменатора, принстонского профессора Мак-Илвайна, что тот пригласил Квигли в 552 549

Принстонский университет. Два года спустя (1936) уже Гарвард предоставил Квигли стипендию, оплатив двухлетнюю поездку в Европу для написания докторской диссертации о наполеоновском правлении в Италии. Б 1938 году Квигли представил в Гарвард три тома своей диссертации, получив степень доктора философии и новое место работы. Наконец, в 1941 году успехами Квигли заинтересовался Эдмунд Уолш549, основатель Дипломатической школы553 554 555 при Джорджтаунском университете (Вашингтон). Он пригласил Квигли в Джорджтаун читать лекции по истории (в Гарварде Квигли вел только семинары). Квигли без колебаний согласился, и вскоре выяснилось, что он — прирожденный преподаватель, лектор от Бога, производящий неизгладимое впечатление на своих слушателей^, За 35 лет работы в Школе международных отношений (1941-1976) Квигли издал только две книги («Эволюция цивилизаций» и «Трагедия и надежда»), но зато подготовил десятки тысяч (!) студентов, многие из которых определяли впоследствии внешнюю и внутреннюю политику США. Составить представление о том, как воспринимали Кэрролла Квигли его друзья и коллеги, можно но следующему отрывку из предисловия Гарри Хогана к «Эволюции цивилизаций»:

«Для меня он был — можете смеяться, если хотите, — человеком масштаба Блаженного Августина, Пьера Абеляра и Фомы Аквинского, разыскивавшим истину путем исследования подлинной реальности, которую он вытаскивал на свет божий из человеческой истории... Если бог Западной цивилизации, которой Квигли посвятил так много лет, существует, — сегодня он приветствует Квигли какодного из своих лучших угодников» [Quigley, 1979, р. 16}.

Упоминание бога западной цивилизации в этой цитате не случайно: в Джорджтауне Квигли читал курс лекций по эволюции цивилизаций, рассматривая историю человечества в самом крупном масштабе, Разумеется, среди уже умирающих или еще не набравших силу цивилизаций особо выделялась одна — западная, мнение о которой, сложившееся у Квигли за годы работы, нашло свое лучшее воплощение в знаменитом высказывании Билла Клинтона:

«Еще тинейджером я слышал призывы Джона Кеннеди к активной гражданской позицииБудучи студентом Джорджтаунского университета, я услышал кристально ясную формулировку этого призыва, сформулированную профессором по имени Кэрролл Квигли: американцы являются величайшей нацией в мире, поскольку мы всегда верим в две вещи — в то, что завтра может быть лучше, чем сегодня, и что каждый из нас несет личную моральную ответственность за то, чтобы это было сделано-» /Clinton, 1992].

Гражданская позиция Квигли была замечена, разумеется, не только президентом Клинтоном (через 16 лет после смерти профессора); на протяжении многих лет он был консультантом различных правительственных учреждений, таких как Министерство обороны3, Государственный департамент и Особый комитет Конгресса по науке, космосу и технологиям. Любопытно, что несмотря на увлечение историей вооружений и работу на Министерство обороны, сам Квигли по политическим взглядам был скорее пацифистом, выступая против войны во Вьетнаме4 и чрез- 556 557 558 559 мерной роли военно-промышленного комплекса в правительстве США, Тем не менее к середине 1960-х годов профессор Джорджтаунского университета Кэрролл Квигли был уважаемым членом общества, принятым1 в американском истеблишменте и не проявлявшим (в отличие от того же Миллса) каких-либо бунтарских наклонностей. И вдруг — «Трагедия и надежда»! Какая муха укусила уважаемого профессора?

Читатель.А может быть, он и не собирался «разоблачать» истеблишмент? Просто изучал свою любимую западную цивилизацию, изучал,да и доизучался?

Теоретик.Вот это было бы здорово, подхватывает господин Смит. Тогда можно доложить сюзерену, что Квигли просто вскрыл «дырочки» в нашей системе безопасности, за что его, а лучше меня, следует представить к награде! Но можем ли мы быть уверены, что все дело только в научном подходе? Что там писал Квигли в своей первой книге, «Эволюция цивилизаций»? Следует ли из нее специализированный интерес к властвующим элитам? Держа перед собой эти вопросы, обратимся к научной биографии мятежного профессора.

Кэррол Квигли начал читать свой курс по эволюции цивилизаций в 1941 году, всего через несколько лет после выхода в свет первых шести томов560 561 «Постижения истории» Тойнби562 563, труда, сделавшего «цивилизации» предметом исторической науки. Опубликованное в 1946-м краткое изложение1 шести томов Тойнби стало мировым бестселлером, и с этого момента слово «цивилизация» у любого образованного читателя стало ассоциироваться с «вызовом и ответом»564 565, а также с «творческим меньшинством», которое находит этот самый ответ2. Концепция истории, которую Квигли преподавал уже несколько лет, существенно отличалась от теории Тойнби, и ему конечно же приходилось разъяснять студентам недостатки идей модного бестселлера. За 15 лет подобной работы концепция Квигли превратилась в целостную, понятную каждому студенту и действительно многое объясняющую теорию, которую он и счел нужным изложить в отдельной книге.

Поначалу может показаться, что Квигли попросту повторяет Тойнби. И у того, и у другого присутствует список цивилизаций (26 у Тойнби, 16 у Квигли); и у того, и у другого каждая цивилизация проходит определенный цикл от рождения до смерти*. Однако затем становится ясным, что Квигли описывает цивилизации совершенно иначе, чем Тойнби. Тойнби понимал под цивилизацией «более протяженный в пространстве и времени, чем города и государства, объект исторического исследования», наделяя этот «объект» разными чертами в разных томах своего произведения*.

Квигли дает своей «цивилизации» однозначное определение: «Производящее общество, обладающее инструментом для экс-пан сии»[Quigley, 1979].

Цивилизация, по Квигли, это такая штука, которую невозможно не заметить: она доберется до вас, куда бы вы ни спрятались, потому что главное занятие цивилизации — экспансия.Только распространяя свое влияние {военное, экономическое, религиозное) на окружающие пространства, общество может стать «более протяженным объектом», просуществовать многие века и оставить значимый след в истории’. Сделать это цивилизация может, лишь располагая соответствующим инструментом— в том значении, которое этому обыденному термину («если у вас есть молоток, все вокруг превращается в гвозди») придаст Квигли,Он выделяет в обществе шесть базовых потребностей: 1) коллективная безопасность, 2) организация взаимодействия, 3) материальное благосостояние, 4) дружеские отношения, 5) уверенность в правильности своего образа жизни, 6) понимание окружающего мира. Им соответствуют шесть видов общественной деятельности — военная, политическая, экономическая, социальная, религиозная566 567 и интеллектуальная. Вот теперь можно рассказат ь, что такое инструмент и как трудно держать его в постоянной готовности:

«Для удовлетворения этих потребностей на каждом уровне общества создаются соответствующие организации. Такие организации, состоящие главным образом из личных связей их участников, jwwназываем „инструментами“ — до тех пор, пока они преследуют свои исходные цели. Но каждая такая организация может превратиться в „инсти-тута, переключившись на удовлетворение собственных потребностей568, в результате чего их первоначальные задачи решаются со все меньшей эффективностью» [Quigley, 1979, р. WI}.

Квигли приводит блестящий пример превращения «инструментов» в «институты». Великолепный инструмент Римской империи, пешие легионы, завоевавшие все Средиземноморье, стали на закате Ихмперии институтом, который занялся сменой «солдатских императоров», но не смог ничего противопоставить новой военной технологии — кавалерии «варваров». Подобные превращения инструментов в институты происходят во всех сферах общественной жизни неравномерно, и «мгновенное фото» общества может показать самую причудливую картину — от лучшей в мире армии, финансируемой только за счет случайно захваченных серебряных рудников, до богатейших торговых городов, бессильных отразить нашествие варваров. Но точно такое же превращение испытывает и основной инструмент цивилизации, инструмент ее экспансии:

«Когда инструмент экспансии в цивилизации становится институтом, напряжение усиливается... Общество в целом привыкает к экспансии; массы населения ожидают и желают ее продолжения. Общество, создавшее инструмент экспансии, занимается многие поколения, или даже столетия. Население привыкает к экспансии. Когда ситуация перестает становиться "лучше чем вчера"... оно оказывается растерянным, беспокойным и даже озлобленным. В то же время само общество, после веков экспансии, перестроено под продолжение экспансии, и испытывает болезненный стресс, когда экспансия замедляется... После веков экспансии наше общество организовано так, что оно не может просто существовать; оно должно расширяться — или погибнуть»

[Quigley, Г 979, р. 139, 14 Ц

Как видите, у Квигли присутствует совершенно оригинальная, и притом весьма глубокая идея: то, что порождает цивилизацию, становится причиной ее гибели. Более того, тот же самый процесс наблюдается и в меньших масштабах: любой инструмент, когда-то сослуживший вам службу, норовит превратиться в институт, с трудом выполняющий первоначальные функции, но требующий все больших затрат.

Читатель. А нельзя ли выбросить такой мутировавший инструмент на помойку и завести себе новый? Раз уж речь идет о жизни и смерти целой цивилизации?

Теоретик. Это, мягко говоря, непросто. Вспомните римские легионы — кто из «солдатских императоров» смог бы выбросить их на помойку? Социальные инструменты не молоток или рубанок, это способ организации целой сферы общественной жизни, без которых можно элементарно погибнуть. Квигли приводит примеры инструментов экспансии: коммерческий капитализм на древнем Ближнем ВостокеГ социалистический город-государство в мин опекой цивилизации, рабовладение в Древней Греции и Риме. При попытке выбросить их на помойку — как бы и самим там не оказаться. Институт нельзя отбросить, его можно лишь постепенно заменить новым инструментом. Для такой тонкой операции требуются, чтобы новые инструменты не уничтожались старыми институтами (попробуйте-ка создать новую религию при действующей инквизиции).

Если таких инструментов не находится, остановка экспансии (после продолжительной эпохи конфликтов, когда вместо внешней агрессии цивилизация выясняет, кто у нее внутри самый главный) приводит к созданию величественной и богатой, но остановившейся в своем развитии Империи:

«Но $та внешняя оболочка богатства обманчива. Незначительная экономическая экспансия является следствием того, что для нее нет реальных инструментов. Инновации происходят редко, а инвестиции недостаточны; инвесторы предпочитают проедать свой капитал, расходуя его на бессмысленные монументы вроде египетских пирамид» [Quigley. 1979. р. 159).

Своевременное появление новых инструментов оказывается важнейшим фактором долгосрочного выживания цивилизаций 569 (в очередной раз вспоминаем макиавеллианскую доблесть). Бывали ли в истории человечества столь либеральные времена, чтобы старые институты не сумели задавить новые инструменты? Да, отвечает Квигли, бывали, и даже несколько раз:

«Существует несколько случаев, когда цивилизациям удавалось путем реформ или хитростей преобразовать свои инструменты экспансии, и мы рассмотрим их в дальнейшем... Наилучшие примеры можно найти в эволюции нашей собственной Западной цивилизации, где применялись как реформы, так и обходные пути. В результате Западная цивилизация имела три периода экспансии, первый около 970-1270 гг., второй около 1420-1650 гг. и третий около 1725-1929 гг. Инструментом экспансии в первом случае был феодализм, позднее институализированный в рыцарство. Параллельно и незаметно для рыцарства возник новый инструмент экспансии, который мы называем торговым капитализмом. Когда торговля была институализирована в меркантилизм569, торговый капитализм сумел реформироваться в промышленный, который стал инструментом третьей эры экспансии Западной цивилизации.

В 1930-е годы этот инструмент оказался институализирован в монополистический капитализм, и общество в третий раз вступило в эпоху кризиса» IQuigley, 1979, р. 145].

Читатель.Ничего так кризис — Великая депрессия, а потом еще и Вторая мировая война! И все это из-за превращения промышленности из инструмента в институт?

Теоретик.Вторая мировая война — да, а вот насчет Великой депрессии не совсем. Третья эра экспансии продолжалась 200 лет, и за эго время много чего случилось (Наполеоновские войны570 571 572 573 574 575, например). Внутри «большого цикла» экспансии Квигли выделяет несколько «малых циклов», на каждом из которых внутри общего для всей эпохи инструмента экспансии (промышленного капитализма) создавались (а потом институализировались) новые экономические технологии;

«Мы можем выделить следующие этапы: 1) аграрная революция1 с 1730

года, 2) промышленная революция с 1770. 3) финансовый капитализм с

1850, 4) монополистический капитализм с 1900» [Quigley, 1979, р. 391J.

Квигли уделяет главное внимание двум последним способам организации капитализма — финансовому и монополистическому Финансовый капитализм, в его представлении, возник внутри промышленного в ходе строительства железных дорог — слишком дорогих для любого отдельного капиталиста. Чтобы построить железные дороги, требовалась консолидация разных капиталов, и тут к делу подключился давно существовавший банковский капитал. Столетиями жившие только за счет кредитования, банки увидели новый способ заработать — инвестиции во вновь создаваемые отрасли промышленности, позволяющие получать kofi-троль над крупными корпорациями и участвовать в их прибыли. Обычные банки тут же стали инвестиционными, капитализм получил мощный приток новых средств, а найденный эффективный инструмент стал быстро трансформироваться в институт, претендующий на мировое господство (помните цитату про «создание мировой системы управления в частных руках»? вот это она и есть).

Однако профинансировав создание огромных промышленных корпораций (где железные дороги, там и сталь, и нефть, и электричество.,, весь современный мир создавался вокруг инвестиционного бума конца XIX — начала XX века), инвестбанки (подобно капитализму Маркса) породили своего могильщика; монополистический капитализм. Корпоративная (то есть находящаяся в совместной собственности различных владельцев) форма капитализма позволяла компаниям не только передавать пакеты акций инвестбанкам, но и самостоятельно размещать их на биржах, а также продавать их другим компаниям. Тем самым возникла (и была сразу же использована) возможность появления корпораций, не связанных с банковским капиталом (а напротив, способных создать собственные инвестбанки). На первый взгляд каж.ет-ся, что нет никакой разницы между корпорациями, созданными банками, и банками, созданными корпорациями — там и гам одинаковые буржуи. Однако Квигли отмечает принципиальное разногласие между этими двумя формами капитала1:

«Международный золотой стандарт стал главным механизмом, с помо щью которого предложение денег сохранялось низким, а их цена—высокой. Высокая цена денег была выгодна кредиторам... по одновременно она означала низкие цены на товары и ставила в невыгодное положение заемщиков и товаропроизводшпелей» [Quigley, 1979, р. 393-394/.

Фундаментальные интересы банков и корпораций (финансового и монопольного капитализмов) были противоположны: банкам были выгодны дорогие деньги и дешевые товары, монополиям — дешевые деньги и дорогие товары. Подобное противоречие не могло не вылиться в прямое столкновение двух инструментов, один из которых — финансовый капитализм — уже практически превратился в институт576 577 578 579.

Так вот, кризис 1929-1945 годов и был финальной схваткой монополистического капитализма с финансовым:

«...финансовый капитализм родился около 1850 года и умер насильственной смертью в сентябре 1931, с крахом международного золотого стандарта...

Вследствие этого господство в экономике финансистов, таких как Роштильды, Морган, Мирабо', Барине, Монтегю Норманsи даже Ивар Крюгер закончилось, и им на смену пришли крупные монополисты, та-

кие как Дюпон, Мелчетт\ Леверхулъм1, Рокфеллер, Форд, Наффилд* и

другие» IQuigtey, 1979, р. 393-394].

Что же касается куда более масштабного кризиса, связанного с окончанием третьей эры экспансии и вступлением в эру конфликтов, то он нам еще предстоит, и в этом, по Квигли, заключается трагедия XX века. Но его же теория дает и надежду — на новый инструмент экспансии, который сумеет выйти победителем из схватки с институализировавшимся монополистическим капитализмом.

Читатель. Ну что, теория Квигли действительно многое объясняет. Кроме одного: а при чем здесь властные группировки? Какого банкира ни возьми, он будет за дорогие деньги, и точно так же любой промышленник — всей душой за дешевые. Историческая необходимость, судьбы цивилизации и так далее; хоть убейте, я не вижу здесь интереса к изучению отдельных группировок.

Теоретик. Господин Смит недоволен, но вынужден с вами согласиться. Описание эволюции цивилизации в теории Квигли (шесть сфер деятельности, семь стадий, инструменты и институты) вполне самодостаточно; инструменты и институты конкурируют между собой без каких-либо сознательных усилий отдельных личностей. Рокфеллеры сменяют Морганов не в результате хитрой интриги, а в силу большей эффективности института, который они контролируют. Отдельным людям, и даже целым группировкам нет места на величественном полотне, охватывающем целые народы и континенты.

Читатель.Так с чего же Квигли заинтересовался властнымигруппировками?!

Теоретик. Пока не знаю, отвечает господин Смит. Попробуем поискать ответ в главной книге профессора — «Трагедии и надежде». Как она развивает цивилизационную теорию? Какие 580 581 властные группировки сумел обнаружить Квигли, и по поводу каких событий? Включил ли он эти властные группировки в свою модель цивилизации или упоминал их возникновение наравне с другими историческими фактами? И самое главное — понял ли Квигли реальное устройство Власти582, или только случайно прикоснулся к ее тайне?

По первоначальному намерению Квигли, заявленному уже в предисловии, «Трагедия и надежда» действительно должна была стать применением его теории к современной западной цивилизации. События XX века следовало осмыслить как определенный этап эволюции Запада — замедление третьей волны экспансии и начала третьей эпохи конфликтов.

Вторая мировая война и возникшее уже через несколько лет после нее ядерное противостояние США и СССР превосходно укладывались в эту схему — вместо планомерного распространения своего влияния на «периферию» (к которой Квигли относил не только Российскую империю, но и Германию) западная цивилизация столкнулась с ее активным сопротивлением. Уже в первой главе Квигли формулирует новый исторический закон, объясняющий, почему у вроде бы «отсталой» периферии получается успешно противостоять «ядру» цивилизации:

«Распространение материальной культуры из центра цивилизации в ее периферийные области и далее, к народам с совершенно другим общественным строем,приносит странные результаты. Когда элементы материальной культуры передаются от центра к окраинам внутри одной и той же цивилизации, они имеют тенденцию усиливать периферию по отношению к центру,поскольку центр ограничен в использовании результатов таких изобретений старой правовой системой [отсутствующей на периферии)» [Quigley 1966,р. 13].

Усилившись за счет импорта технологий (главным образом, конечно, систем вооружения — танки были изобретены в Великобритании, Франции и России, а танковые армии — уже в Германии), периферия бросает вызов центру цивилизации. Крах колониальной системы, Вторая мировая война, возвышение СССР — все эти великие события XX века успешно объясняются с помощью цивилизационной теории Квигли. Согласно этой же теории, эпоха конфликтов может завершиться либо новой волной экспансии (что уже дважды случалось в истории Запада), либо формированием Империи, устанавливающей единые порядки как в центре, так и на периферии, и тем самым закрепляющей господство «институтов» над вновь возникающими «инструментами». После возникновения такой Империи разложение и гибель цивилизации — лишь вопрос времени; он неизбежен, как восход солнца583.

Конечно же, у читателя сразу возникает вопрос: а как спасти западную цивилизацию? Что нужно делать, чтобы избежать возникновения Империи и начать новую, четвертую по счету экспансию? Квигли не знает ответа; более того, история XX века учит, что «единственно верные ответы» могут оказаться опаснее их отсутствия:

«События тридцати лет, с 1914 по 1945, показали реальную природу предшествующего поколения, его невежество, чванство и ложные ценности. Две ужасные войны с мировой экономической депрессией между ними обнаружили реальную неспособность человечества контролировать свою жизнь технологиями XIX века, такими как экономическая свобода, материализм, конкуренция, индивидуализм, национализм, насилие и империализм» {Quigley, 1966, р. 1510j.

Где гарантия, что придуманные в XX веке технологии окажутся полезнее предыдущих? Единственное, что может посоветовать Квигли — это помнить уроки истории; все остальное в руках читателей, теперь уже знающих о трагическом положении западной цивилизации и о надежде на успешное преодоление кризиса.

Читатель. Странное дело, Квигли сначала пишет про «всемирное правительство банкиров», доведшее мир до Великой депрессии, — а потом вдруг винит во всем этом какое-то «предыдущее поколение». Как барыши подсчитывать, так банкиры, а как отвечать — так все поколение!

Теоретик.Вы обратили внимание на важный момент в рассуждениях Квигли: на его идеализм. Будучи искренним (то есть честно считающим себя верующим) христианином, Квигли полагал, что и действиями других людей руководят не их личные и групповые интересы, а их вера, например, вера в свободу, материализм или насилие584. Вот как он описывал причину могущества упомянутых вами «банкиров»:

«Влияние финансового капитализма и международных банкиров на предпринимателей и правительства не было бы таким большим, если бы банкиры не сумели убедить их в правильности „двух аксиом" своей идеологии... что святость частной собственности должна быть защищена двумя средствами: золотым стандартом и независимым от бизнеса и правительств, то есть банковским, контролем над предложением денег» [Quigley, 1966, р. 53}.

Как видите, для Квигли вполне нормально полагать, что предприниматели и правительства (!) отдают банкам право распоряжаться деньгами только потому, что верят в правильность соответствующих «аксиом». Точно так же под «поколением» он понимает скорее идеи поколения, чем конкретных людей; любой человек с теми же идеями в голове поступил бы на месте банкиров точно так же. Возьмем, к примеру, Франклина Делано Рузвельта:

«...президент Рузвельт был фундаментальным ортодоксом в своих убеждениях относительно природы денег... Все двенадцать лет, когда он сидел в Белом доме, Рузвельт располагал законным правом выпуска бумажных денег, эмитируемых правительством без содействия банков. Но эта возможность ни разу не была использована» [Quigley, 1966, р. 534].

По мнению Квигли, Рузвельт принимал решения самостоятельно, исходя из личных экономических убеждений, а вовсе не из интересов группировки, в составе которой он и добился высшей государственной власти. Подобные моменты в книге (а их там хватает) лишь усиливают наше недоумение: как же все-таки Квигли умудрился вместо разных идеогюгий разглядеть в истории XX века властные группировки?! Ведь рассказ об исторических событиях в духе «Америкой в те годы управляла компания „Джене-рал моторе"», да еще иллюстрируемый фразой Чарльза Уилсона «Что хорошо для „Джен ера л моторе" то хорошо и для Америки»J, ни в коей мере не является описанием властной группировки. Это всего лишь абстрактный пример влияния крупного бизнеса на государственную политику, ничего не сообщающий читателю о конкретных механизмах такого влияния.

Описать конкретную властную группировку значит: I) обозначить хотя бы приблизительно время и обстоятельства ее возникновения, 2) перечислить ее участников, с указанием места в иерархии группировки, 3) упомянуть основные ресурсы группировки, то есть организации (компании, учреждения, правительства), подконтрольные ее участникам, 4) рассказать хотя бы об одной операции группировки {скоординированных действиях ради достижения понятной цели), оставившей реальный след в Истории. Посмотрим, удовлетворяет ли этим критериям описание «банкиров», лидеров «финансовогокапитализма», разбросанное по страницам «Трагедии и надежды».

Первое упоминание «банковских семейств» мы находим уже на 32-й странице книги — «Баринг, Лазард, Эрлангер, Варбург, Шредер... и над всеми — Ротшильд и Морган», Далее Квигли перечисляет психологические особенности всех этих семейств (включая фанатичную склонность к секретности), но ни слова не говорит об отношениях между ними (подчиняются ли Варбурги Ротшильду? кто главнее — Ротшильды или Морганы?). На странице 61 приводятся слова Вальтера Ратенау585 586, сказанные им в 1909 году: «Три сотни людей, отлично знающие друг друга, держат в руках судьбу Европы»; имеются в виду все те же банкиры. На странице 62 появляется новый персонаж, директор Банка Англии Норман;

«Власть этих интернациональных банкиров достигла своего ника в последнее десятилетие их могущества, в 1919-1931 годах, когда Монтегю Норман и Дж.17,Морган контролировали не только международные финансы, но и международные отношения587 588.,. Уолл Стрит Джорнал 1 ноября 1927 года назвал Нормана „валютным диктатором Европы"»(Quigley, 1966, р. 62}.

Квигли не находит нужным уточнить, что упомянутый здесь Дж.П. Морган-младший является сыном упоминавшегося ранее (в 1909 году) Дж.П. Моргана {все, что мы знаем о властных группировках, говорит, что никакая власть не передается автоматически от отца к сыну), В группировке поменялся лидер (реальный или публичный), но для Квигли это не представляет интереса. Вторым лидером «банкиров» оказывается вдруг наемный менеджер (пусть даже и Банка Англии), которого пикто не знал до 1920 года, но Квигли и здесь совершенно не интересно, как это произошло и куда подевалась власть предыдущего европейского лидера (Ротшильда), Возвращаясь к этой теме через 250 страниц, он просто констатирует переход власти от Ротшильда к Морганам;

«В этой системе Ротшильд верховодил большую часть XIX века, но в конце столетия его сменил Дж.П. Морган, чей центральный офис располагался в Нью-Йорке, но который всегда действовал так, какесли онбыл в Лондоне (где, собственно, и была основана первоначальная компания Морга нов, „Джордж Пибоди и К ). Старый Морган умерft19J3году,ноему наследо-валсын с тем жесамым именем, (икоторый стажировался в лондонском отделении компании до 1901 года), а после 1924 года ключевые решения принимал главным образом Томас Ламонт»2[Quigley, 1966, р. 327}.

Бели верить этой цитате буквально, то в группировке «банкиров» произошла не одна, а целых три смены власти — от Ротшильда к Морган у-старшему, от него к Моргану-младшему, а от него уже к Томасу Ламонту. Интересуйся Квигли именно властной группировкой, он вряд ли прошел бы мимо возможности «покопаться» в этой истории; но в очередной раз его внимание тут же переключается с внутреннего устройства «банковской» группировки на их внешнее влияние. Квигли рассказывает об усилиях банкиров в 1930-1933 гг. по спасению «золотого стандарта», и подробно объясняет ошибочность этой политики с точки зрения экономической теории.

Переходя к описанию американской ситуации между двумя войнами, Квигли снова возвращается к собирательному образу «Моргана»;

«В 1920-х система экономической и политической власти [в США] формировалась иерархией [инвестбанков и контролируемых ими компаний, организаций и партий], возглавляемой интересами Моргана и игравшей принципиальную роль как в экономике, так и в политике» [Quigley,

1966, р. 532].

Как же повела себя эта «иерархия, возглавляемая интересами», столкнувшись с Великой депрессией?

«Переход фермеров, легкой промышленности,торговли, строительства, квалифицированных и неквалифицированных рабочих на сторону Демократической партии в 1932 обеспечил избрание Франклина Д. Рузвельты и начало Нового Курса» [Quigley, 1966, р. 533].

Не контролирующая всю политическую жизнь США властная группировка «Моргана», а какие-то избиратели, переметнувшиеся к другой партии, привели к власти нового президента и поменяли экономическую политику! Да интересуйся Квигли по-настоящему деятельностью и судьбой этой группировки, он бы наизнанку вывернулся, но раскопал бы историю борьбы «Морганов» за выживание в годы Нового Курса589. Но нет, ничего такого на страницах «Трагедии и надежды» мы не находим; экономиче-скал история США и дальше излагается в терминах идеологий и настроений масс.

Практик, Это довольно обычная ситуация для академических ученых, пусть и приобщенных к некоторым властным тайнам. Их дискурс все-таки создается именно в академической среде (я не исключаю, что именно для того, чтобы оторваться от этогодискурса, Миллс и эпатировал академическую публику), и освободиться от пего достаточно сложно.

Теоретик. Таким образом, совершенно очевидно, что группировка «банкиров» как организованное сообщество не представляет для Квигли научного интереса. Вместо нее он видит перед собой институт финансового капитализма, существующий в виде банков, их владельцев и их управляющих* действующих исходя из определенной идеологии. Поэтому для Квигли не так уж и важно, какой конкретно Морган (отец или сын), и Морган ли вообще стоит во главе крупнейшего инвестбанка мира, — важно, что действовать он будет все равно в направлении сохранения «золотого стандарта». Из четырех составляющих описания властной группировки у Квигли присутствуют, и то частично, лишь два (история создания и подконтрольные организации), иерархия подчинения и конкретные операции остались за кадром. Неоднократно сталкиваясь с потенциально интересными вопросами Власти (вроде самого простого — а кто был главным среди банкиров в 1931 году?), Квигли спокойно проходит мимо, продолжая традиционное изложение исторических событий. При всем желании, констатирует господин Смит, мы не можем сказать, что теоретическая модель Квигли требует изучения властных группировок; в своих рассуждениях Квигли прекрасно обходится без него.

Читатель.Погодите-ка! Если я правильно помню, детально Квигли описал только одну властную группировку, «Общество Круглого стола», да и то у него ушло 20 лет на ее изучение. А вы захотели еще чего-нибудь и про «банкиров». Может быть, у Квигли просто не было вторых 20 лет?

Теоретик. Понятно, что вторых 20 лет у него не было. Вопрос в том, на что он решил потратить первые 20 лет. Почему заинтересовался этим «Круглым столом», а не теми же «банкирами», чьи уши торчат из-за каждого куста мировой истории? Если бы инте-pec к властным группировкам диктовался цивилизационной теорией, Квигли должен был подробно написать про Морганов — Ротшильдов. Но нет, теория позволяет ограничиться общими словами. Тогда почему Квигли включил в свою книгу очерк о «Круглом столе»? Пока мы этого не поймем, мы не сможем надежно предотвратить дальнейшие утечки.

Первое упоминание о «Круглом столе» мы находим на 131-й странице книги, в контексте рассказа Квигли об английской идеологии «раскинизма», созданной первым оксфордским профессором изящных искусств Джоном Рескином590:

«Рёскин обращался к оксфордским студентам как к членам привилегированного, правящего класса. Он говорил им, что они владеют величественной традицией образования, красоты, власти закона, свободы, добропорядочности и самодисциплины; но эту традицию невозможно сохранить, и она не заслуживает со-хранения, если ее не удастся распространить на низшие классы в самой Великобритании и на неанглийское население всего мира. Если эта благородная традиция не охватит эти два громадных большинства, меньшинство высшего класса англичан в конечном счете будет затоплено невежественными массами, и традиция погибнет» [Quigley, 1966, р. 130].

По Квигли, именно вокруг идей Рёскина о миссии благородного англичанина и начали объединяться некоторые его студенты (такие как Альфред Милнер, Реджинальд Бретт, Альберт Грей, Эд мунд Гаррет);

«...они были воодушевлены рескинскими призывами и хотели посвятить жизнь расширению Британской империи и возвышению английских горожан как двум частям одного проекта, который они называли "распространение английской идеи'» [Quigley, 1966, р. 1311

Ну а дальше произошло маленькое чудо — энтузиазм идеалистической молодежи соединился с финансовым и пропагандистским ресурсом:

«ОниIпоследователи Рёскина] оказались успешны в своих начинаниях, поскольку самый известный английский журналист, Уильям Стед\ вступил в союз с Родсом1, Этот союз был формально учрежден 5 февраля 1891 годакогда Родс и Стед организовали тайное общество,

0 котором Родс мечтал1 шестнадцать лет. В этом тайном обществе Родс был председателем, Стед, Бретт591 592 593 594 595 596 597 (лорд? Эшер) и Милнер1 входили в исполнительный комитет, Артур (лорд) Балфур598 599 600, Гарри Джонстон, лорд Ротшильд, Альберт (лорд) Грей*и некоторые другие включены в список“круга посвященных” а непосредственную работу планировалось вести через внешний“круг помощников" (позднее организованный Милнером в виде Общества Круглого стола). Бретт был приглашен присоединитьсяк организациив тот же день, Милнер—пару недель спустя; оба с энтузиазмом приняли приглашение... Эта группа сохранила доступ к деньгам Родса и после его смерти в 1902 году, а также финансировалась преданными сторонниками Родса Альфредом Бейтом и сэром Эйбом Бейли... Далее они привлекли к своему делу других друзей Стеда и рёскинитов, таких как лорда Грея и Флору Шо1...» [Quigley, 1966, р. 131],

Таким образом, в 1891 году в Лондоне создано тайное общество мильнеритов1 (еще не Круглый стол, он появился позднее, и в качестве дочерней организации) с совершенно конкретной стратегической целью — объединением всего англоязычного мира (включая США) под властью благородных англичан601 602 603. С чего следовало начать эту многолетнюю и довольно сложную кампанию? Разумеется, с расширения своей власти, то есть распространения ее на новые территории и организации. Пока что в распоряжении мильнеритов находились всего лишь африканские алмазы и английская пресса; для успеха же требовался контроль над всем англоязычный миром — британскими колониями, самой Британией и вперспективе — Соединенными Штатами Америки. Следовательно, нужно было обзаводиться своими людьми в колониях (начиная со своей вотчины, Южной Африки) и в центральном правительстве, а буквально на следующем этапе — создавать свои школы для подготовки кадров. Но как перебросить мостик от Южной Африки, одной из многих колоний, к центральному правительству? Ну-ка, уважаемый читатель, проверим, как вы усвоили теорию Власти!

Читатель. Надо что-то такое устроить, чтобы колония привлекла внимание. Погодите-ка, это ведь Южная Африка, конец XIX века? Там уже Англо-бурская война была или только намечается?

Теоретик. Блестяще! В точности так же рассуждали и мильне-риты: война, причем не местных масштабов, а с участием всей Британии, сделает Южную Африку «кузницейкадров» мин истер-ства колоний, а может быть, и всего центрального правительства. Тем более что на начало 1890-х ситуация в Южной Африке сложилась довольно напряженная: к северу от английских колоний лежал контролируемый бурами1 Трансвааль, куда по случаю алмазной лихорадки переселилось огромное количество английских старателей. Разумеется, в Трансваале они были людьми второго сорта604 605 606 607, что создавало отличную возможность для защиты прав соотечественников.

«В этих условиях Родс составил план по свержению Крюгера' путем поднятия восстания в Йоханнесбурге, финансируемый им на паях с Бейтом, под руководством своего брата Фрэнка Родса, вместе с Эйбом Бейли и другими магнатами, и заключавшийся во вторжении в Трансвааль отряда Джеймсона:*. Флора Шо использовала „Таймс" для обработки общественного мнения в Англии, в то время как Альберт Грей и другие агенты договорились с министром колоний Джозефом Чемберленом об официальной поддержке» {Quigley, 1966, р. 137].

На первый взгляд, этот план закончился неудачей: отряд Джеймсона, понеся потери, попал в плен, Крюгер предстал перед мировой общественностью невинной жертвой, да еще проявил великодушие, отпустив большинство пленных на родину. Однако дальнейшие события показали, что «неудача» скорее пошла Родсу на пользу. Крюгер, напуганный столь явной агрессией, начал лихорадочно вооружаться608; кайзер Германии Вильгельм II прислал ему телеграмму поддержки, которую Крюгер истолковал как обещание военной помощи; словом, Трансвааль решительно встал на тропу войны. В Англии, несмотря на то, что Джозеф Чемберлен официально осудил рейд Джеймсона, его участники воспринимались как национальные герои — ведь они сражались за права англичан, оказавшихся во враждебном государстве. Неудача рейда воспринималась многими как национальное унижение; оставалось лишь грамотно подогреть котел:

«Пропаганда, по большей части правдивая, о бедствиях ойтпандеров, благодаря Флоре Шо,Уильяму Стеду, Эдмунду Гаррету и прочим заполнила английские и южноафриканские газеты; Милнер был назначен609 Верховным коммиссаром Южной Африки (1897); Бретт продолжал свои многолетние труды по укреплению доверия со стороны монархии, поддерживая свой статус главного политического советника королей (в 1901-1910 годах он почти ежедневно посылал письма с рекомендациями королю Эдуарду VII). Каким-то способом, детали которого навсегда остались неизвестны, блестящий выпускник Кембриджа Ян Смэтс, бывший до 1895 года активным сторонником Родса и его агентом в Кимберли (и который стал одним из важнейших членов “Круглого стола" в 1908-1950 гг.) прибыл в Трансвааль и, с помощью яростной антибританской агитации, стал госсекретарем этой страны и главным советником президента Крюгера. Милнер организовал вооруженные группы провокаторов, нападавших на пограничные территории буров... и война стала неизбежной, когда Смэтс подготовил ультиматум с требованием отвода английских войск, который был отвергнут Милнером»[Quigley, 1966, р. 137),

В октябре 1899 года началась Вторая англо-бурская война, продолжавшаяся до мая 1902-го. В ней погибли 20 тысяч англичан и 40 тысяч буров (в том числе около 30 тысяч от голода и болезней в концентрационных лагерях, созданных англичанами в рамках тактики «выжженной земли»). Британия победила (благодаря четырехкратному перевесу в численности войск), но буры нанесли английским войскам несколько запоминающихся поражений, продемонстрировав всему миру, что европейские колонизаторы не столь уж и непобедимы1. Германия, хоть и не решившаяся вступить в войну на стороне буров, окончательно заняла антианглийскую позицию. Тактика концлагерей, использовавшаяся во время войны, встретила осуждение в обществе, что позволило оппозиционной Либеральной партии развернуть активную антивоенную кампанию610 611 612 613. А вот миль-нериты достигло всех запланированных целей: Южная Африка стала горячей точкой колониальной политики, а на освоение новых территорий были выделены финансовые и административные ресурсы.

Основатели общества Родса не смогли порадоваться успеху его первой операции. Уильям Стед, занявший вместе с либеральной общественностью антивоенную позицию, в апреле 1900-го был исключен Родсом из общества с примечательной формулировкой: «Это проклятье, которое грозит смертью нашим идеям — непод-чинение\» [Quigley, 1981, р. 35]. Сам Сесил Родс, отличавшийся слабым здоровьем (собственно, в Южную Африку он впервые и приехал с целью его поправить, и уже там увлекся империализмом), умер в марте 1902-го. Все плоды Англо-бурской войны достались Альфреду Милнеру, продолжившему реализацию первоначального стратегического плана:

«В качестве генерал-губернатора и верховного комиссара в Южной Африке в 1897-1905 гг., Милнер привлек к работе группу молодых людей, главным образом из Оксфорда и из Тойнби-холла\ сформировав из них свою администрацию. Благодаря его влиянию1 эти люди впоследствии заняли важные посты в правительстве и международных финансах и стали господствующей силой в Британской империи и иностранных делах вплоть до 1939 года. В Южной Африке они били илвестнъ как „детсад Милнера" В 1909-1913 гг. они организовали полусекретную группу, известную как Общество Круглого стола. . В 19?9году они организовали Королевский институт международных отношений (Чатем Хаус), который финансировала сэр Эйб Бейли и семья Асторов’ (владельцев „Таймс''}. Аналогичные Институты международных отношений были созданы и в главных британских колониях, а также в США (Совет по международным отношениям) в период с 1919-1927...» (Quigley, 1966, р, 132].

Однако все эти достижения последующих 20 лет не стали бы возможны без достижения промежуточной цели: серьезного успеха в деле управления Южной Африкой, и людей, сумевших этого успеха добиться. Сам Милнер проявил себя блестящим военным администратором (подготовив, спровоцировав и в конечном счете выиграв захватническую войну), но война закончилась, а мирная жизнь ставила совсем другие задачи. Побежденное, но не покоренное население бурских колоний нужно было интегрировать в британское общество, превратить из противников в союзников — то есть совершить в малом объеме ту самую работу, которую Реек и н завещал своим последователям в масштабе всего человечества. В этих условиях Милнер (а может быть, его сюзерен) повел себя как настоящий профессионал Власти: не стал сам браться за незнакомое дело, а нашел человека, способного сделать его лучше других. Таким человеком оказался Лайонел Кертис614 615:

«Омбыл фанатичным приверженцем идеи, что совершенная мораль и совершенная организация (местное самоуправление и федерализм) позволят построить Царство Божие на Земле. Он был уверен, что, если людям доверять чуточку больше, чем они того заслуживают, они будут стремиться оправдать такое доверие. Как Кертис писал в“Проблемах Содружества” (1916),“если политическая власть даруется сообществу еще не нуждающемусяяней, оно быстрее формирует соответствующие потребностиЭту идеологию группа Милнера пыталась применить к бурам в 1902-1910,к Индии в 1910-1947 и, крайне неудачно, к Гитлеру в 1933-1939» [Quigley, 1966, р, 146].

Весной 1905 года Милнер покидает Южную Африку и перебирается в Лондон1» оставляя Южную Африку на попечение своего «детсада». В начале 1906 года либералы сменяют консерваторов у власти616 617 618 619» и предоставляют Трансваалю самоуправление; у южно-африканской команды Милнера развязаны руки для реализации нового проекта:

«Детсад провел следующие четыре года в успешных усилиях по созданию Южно-Африканского Союза. Задача была не из легких, даже с поддержкой таких лиц, как Селборн-, Смэтс (который теперь был главной политической фигурой в Трансваале;хотя формально пост премьер-министра занимал Бота) и Джеймсон (премьер-министр Капской колонии в 1904190S гг.)... [в январе 1907] Селборн опубликовал меморандум, написанный Филипом Керром) и Лайонелом Кертисом, призывающий объединить четыре1 южноафриканские колонии. Керр основал газету (The State, финансируемую сэром Эйбом Бейли), в каждой статье призывающую к созданию федерации; Кертисс коллегами спешно организовали общество J>Тесного союза"; Роберт (лорд) Брэнд1 и (сэр) Патрик Дункан готовили почву для новой конституции. На конституционном совещании в Дурбане (где Дункан и Лонг были официальными советниками) делегация Трансвааля контролировалась Смэтсом и Детсадом, Эта делегация,ше-дро профинансированная, хорошо организованная и в точности знающая, чего хочет, доминировала на конференции, написала конституцию для Южно-Африканского Союза и добиласьеератификации (19W)» [Quigley, 1966,р. 138}.

Читатель. По сравнению с войной, не очень-то впечатляющее достижение. Илия чего-то не пониманию?

Теоретик.Вы правы, здесь требуется кое-что пояснить. Война дело понятное» а вот предоставление завоеванным народам каких-то прав и свобод — это что за глупость? А между гем война стоит денег, и случись в колонии какое-нибудь восстание, оно съедает все доходы за десятилетия эксплуатации. Бурская война, помимо репутационных потерь, встала английской казне в копеечку, и англичанам совсем не хотелось, чтобы через десять — пятнадцать лет все началось сначала.Потому-то вояки-консерваторы потеряли большинство в парламенте; но и пришедшие квласти либералы не располагал и нодежными способ амимирн ого управ лен ия ко ло -ниями. Фактически после бурской войны в Британии был объявлен негласный конкурс на проект обновления Империи. Б награду победителю доставался долгосрочный мандат на практическую реализацию этого проекта.

Читатель.В точности го самое, что и требовалось мильнеритам! Какой отличный трамплин они себе сделалииз бурской войны!

Теоретик. Кому война, а кому мать род на!620 621 622 Но мирное объединение английских и бурских колоний в Южно-Африканский

Союз, ставший образцово-показательной колонией нового типа1, было куда большим достижением Милнера, нежели развязывание исходной войны. Теперь «детсад» мог перебираться в Лондон с репутацией людей, создавших Южно-Африканский Союз.

«Вскоре после объединения Южной Африки, „детсад" вернулся а Лондон,

чтобы попробовать теми же методами реорганизовать всю империю»

[Quigley, }966, р. 144}.

Повторим методы, которые сработали в Южной Африке. Главным фактором, разумеется, были свои люди в правительствах колоний (Селборн и Смите); но его обеспечивал не сам «детсад», а стоявший над ним «блок Сесила»623 624. Второй составляющей успеха была команда администраторов, оперативно готовящая бумаги (меморандумы и конституции) и организовывающая конференции (собственно «детсад»). Третьей — беззастенчивая пропаганда в средствах массовой информации, контролируемых «детсадом». Таким образом, для повторения южно-африканского успеха в масштабах всей Империи группировке Милнера требовалось решить три задачи; 1) вернуть утерянный «блоком Сесила» (основатель группировки, Роберт Сесил, маркиз Солсбери, умер еще в 1903 году) контроль над центральным правительством, 2) создать аналоги «детсада» в каждой крупной колонии Великобритании» 3) расширить число контролируемых изданий.

Решением первой задачи Милнер занялся самостоятельно1, а вот к двум остальным подключил свой «детсад», который создал для этого специализированную организацию:

«Общество Круглого стола было закрытой дискуссионной и лоббистской организацией, созданной в 1908-1911 гг. Лайонелом Кертисом, Филипом Керром (лордом Лотианом) и Уильямом Мар-рисом625 626. Оно было создано в интересах лорда Милнера626, главного управляющего Фонда Родса в 1905-1925 гг. Первоначальной целью общества было объединение всего англоговорящего мира в одну федерацию, в соответствии с идеями Сесила Родса и Уильяма Сте-да, а средства на ее деятельность поступали из Фонда Родса. К 1915 году группы Круглого стола были созданы в семи странах, включая Англию, Южную Африку, Канаду\ Австралию, Новую З*1-ландию, Индию и, с некоторой на?пяжкой, США... Позиции разных групп координировались на регулярных встречах, а также с помощью хорошо информированного и абсолютно анонимного журнала “Круглый стол*, выходившего ежеквартально с ноября 1910 года» [Quigley, 1966, р. 950],

Как видите, Круглый стол и создавался, и действовал как одно из подразделений стоявшей за ним властной группировки Милнера — как «круг помощников», но никоим образом не центр власти, Результатом напряженной работы Круглого стола в 1910— 1916 годах стали не только дочерние организации во всех крупных колониях, но и проект реорганизации Британской империи. Поскольку уже в первые годы существования Круглого стола стала очевидной1 разница между юж но-африкански ми колониями времен Англо-бурской войны и самоуправляемыми доминионами', Британской империи 1910-х, первоначальный план создания Имперской Федерации был полностью пересмотрен:

«Он включил смену названия с „БританскойИмперии* на „Содружество наций“ как называлась книга Кертиса 1916 года, предоставлениекрупным зависимым территориям, включая Индию и Ирландию, полной независимости (разумеется, постепенной и в качестве подарка, а не уступки), более тесной работы с США в том же направлении и стремление поддерживать единство финансовых, образовательных и политических лидеров каждой страны с помощью неформальных связей» [Quigley, 1966, р, 144}.

Мы выделили в этой цитате неформальные связи, поскольку считаем необходимым подчеркнуть эволюцию взглядов мильне-ритов на способ объединения «англоязычного мира». Их первое поколение (Родс и Стед) считало необходимым создать для такого объединения государственную машину — единую Имперскую Федерацию. А вот второе поколение (Милнер, Кертис и Керр) обнаружило, что государство не является последней ступенькой в иерархии Власти, и вполне возможно сформировать надгосударственную машину, работающую ничуть не хуже государствен- 627 628 ной629 630. Разумеется, для ее надежной работы требовалась заинтересованность региональных властных группировок — каковую и планировалось поддерживать за счет неформальных связей. Судя по результату2, региональные группировки оценили заботу своих старших товарищей.

Как только проект Содружества был закончен, группировка Милнера приступила к его практической реализации. В декабре 1916 года Милнер вошел в правительство Ллойд-Джорджа в качестве министра без портфеля (фактически вице-премьера). В 1917 году Милнер созвал Имперскую конференцию (регулярное собрание премьер-министров британских доминионов, не собравшееся в 1915 году из-за войны), принявшую резолюцию о правах доминионов (в точности соответствующую планам Круглого стола), В 1926 году, уже после смерти Милнера, на очередной Имперской конференции была принята Декларация Балфура, провозгласившая независимость доминионов; в 1931-м британский парламент придал ей статус закона, Гак был успешно завершен 22-летний проект «ре формирования Империи», начатый в далеком 1909 году

Читатель. Получается, и Милнер не дожил до победы? Так кому же достались ее результаты? Кто поднялся на следующую, международную ступеньку Власти?

Теоретик. Как вы могли бы догадаться (но критическому тону нашего рассказа), об этом у Квигли ничего не написано. Круглый стол продолжал свою работу (по налаживанию отношений между элитами) примерно до 1950-х годов, под руководством Кертиса (умер в 1955) н Брэнда (умер в 1963). Но мы помним, что Круглый стол был лишь дочерней организацией «блока Сесила», о котором Квигли почти ничего нс пишет. Далее, после Второй мировой войны центр мировой политики переместился из Лондона в Ва-

шинггон, и главную роль в орган изации неформальных контактов стал играть американский филиал Круглого стола — Совет по международным отношениями, Обстоятельства его создания (в далеком 1919 году) и первых 20 лет работы плохо документированы, и кроме обычного для «Трагедии и надежды» упоминания фамилии Моргана, Квигли ничего не сообщает о стоявших за этой публичной организацией властных группировках. Таким образом, история Круглого стола представляет собой лишь небольшой фрагмент в деятельности намного более могущественных группировок, который почему-то попал в поле зрения Квигли. Но почему именно Круглый стол, а не настоящие хозяева жизни?

Читатель. Быть может, потому, что про Круглый стол еще можно что-то узнать, а настоящие властные группировки умеют хранить свои секреты?

Теоретик. Вопрос заключается в том, зачем Квигли понадобилось что-то узнавать о Круглом столе, да еще тратить на эго целых 20 лет. Ведь для развития его цивилизационной теории вполне хватило бы «инструментов» и «институтов». А между тем Квигли создал образцово-показательноеописание властной группировки: 1) создание — Родс и Стед, с привлечением Милнера, входившего в вышестоящую группировку и закономерно ставшеголидером, 2) иерархия — сюзерен Милнер, основные вассалы — Кертис, Керр и Брэнд, 3) ресурсы — контроль над фондом Родса и деньгами его южноафриканских партнеров, лондонскими газетами, Круглым столом (а через него — политиками, журналистами и преподавателями вовсех англоговорящихстранах), 4)операция — проектирование и создание Содружества наций, Собственно, в этом исчерпывающем описании (первом в истории) и заключается открытие Квигли в теории Б ласти: структура и функции серьезной властной группировки начала XX века.

Но что побудило Квигли совершить это открытие, все еще остается непонятным. Вот как он сам объясняет появление миль-неритов на страницах «Трагедии и надежды»:

история США в последние десятилетия в описании радикальных правых представляется хорошо организованным заговором радикальных левых.., с целью разрушить американский образ жизни в пользу идеологий русского социализма и британского космополитизма... Этот заговор втянул США во Вторую мировую войну на стороне Великобритании (первой любви Рузвельта) и Советской России (второй любви Рузвельта) путем сознательного приглашения Японии атаковать Перл-Харбор.., Этот миф, как и любая выдумка> несет в себе малую топику правды» {Quigley, 1966, р. 949-950].

И дальше Квигли пишет свой знаменитый абзац про «англофильскую группировку, действующую в направлении, приписываемом коммунистам» (то есть про Круглый стол), придавая ей весьма важное значение:

Американская ветвь этой организации (иногда называемая “восточным истеблишментом”) сыграла значительную роль в истории СоединенныхШтатов последних десятилетий»{Quigley, 1966, р. 950J.