Геном <-> мозг <-> тело <-> культурная среда <-> общество <-> Вселенная. 10 страница

Развитие человеческих обществ и способов производства в этих обществах привело к изменению формулы соотношения челове­ческого индивида со средой. В настоящее время в весьма упро­щенной форме она может быть представлена как

геном <-> мозг <-> тело <-> культурная среда <-> общество <-> Вселенная.

Дополнительные обратные «стрелки» — непосредственные влияния Вселенной и среды на геном, соответствующие мутаци­ям и встраиванию «прыгающих генов» [Кордюм 1982], отразили бы тот факт, что «генератором разнообразия» генов и, следова­тельно, нейронов и поведенческих возможностей организма яв­ляется сама Вселенная, и на всех уровнях систем и функцио­нальных систем естественный отбор имеет дело лишь с разными степенями адекватности отражения Вселенной. Это, в свою оче­редь, объясняет и соответствие поведения животных их экологи­ческим нишам, и все большее соответствие действительности на­ших знаний о наблюдаемой Вселенной, и направленность инди­видуального обучения на все более адекватное отражение объек­тивной окружающей реальности.

Поскольку все потребности организма, в том числе и соци­альные потребности человека, являются по существу трансфор­мированными потребностями генетических программ, экспрес

сируемых главным образом в его нейронах, запас которых у чело­века огромен и включает специфические человеческие нейроны, то логично предположить, что именно активность разнообразных генов и нейронов определяет активность и разнообразие потреб­ностей человека, направленность личности и постоянное стрем­ление ее к самореализации, т.е. наиболее полному превращению генотипа в фенотип и наиболее полному использованию нейро­нов запаса. Таким образом осуществляется активное накопление все новых знаний и решение все большего числа разнообразных проблем, уже не имеющих прямого отношения к биологическому выживанию индивида. Именно индивидуальные решения пред­ложенных обществом проблем, каждое из которых требует специ­ализации части нейронов запаса относительно новых функцио­нальных систем, вступающих в сложные межсистемные отноше­ния с элементами прошлого опыта, и составляют, вероятно, со­знание, или личность, человека. Отсюда следует, что изучение активности мозга человека в сопоставлении с историей его соот­ношений с общественным сознанием является объективным ме­тодом изучения структуры индивидуального сознания.

Наиболее адекватным этой задаче было бы изучение специа­лизации отдельных нейронов относительно образующих инди­видуальное сознание функциональных систем субъективного жизненного опыта и затем на основе анализа динамики их ак­тивности выяснение законов системообразования, межсистем­ных отношений, детерминации внешнего поведения составом активированных систем и т.д.

Пока еще скудные данные о нейрональной активности мозга человека показывают, что некоторые его нейроны в подкорко­вых областях специализированы, как и у животных, относитель­но конкретных поведенческих актов, таких например, как «про­извольное поднимание и опускание контралатеральной руки» [Раева 1977, с. 22], а некоторые, по-видимому, специфически человеческие, нейроны в коре — относительно отдельных слов [Creutzfeldt & а1. 198 5]. Это дает основание считать, что вывод о специализации нервных клеток относительно элементов инди­видуального субъективного опыта и об идентичности психики и нервной активности справедлив и для индивидуального челове­ческого сознания и нервной активности, однако нервные клет

ки, обеспечивающие сознание, обладают, вероятно, какими-то уникальными генетическими и метаболическими особенностя­ми, впервые появляющимися в эволюции на уровне человека.

Можно предположить, что грандиозность количества и раз­нообразие нейронов человеческого мозга создают небывалое до этого разнообразие противоречий между метаболическими зап­росами разных нейронов — двигатель индивидуального разв­ития. Противоречия между нейронами — это противоречия и между элементами субъективного опыта, для устранения кото­рых проибретается новый опыт, порождающий новые противо­речия. Сложность межнейронных и межсистемных отношений должна приводить к тому, что среди «нейронов запаса» время от времени складываются функциональные системы, не имеющие никакого отношения к реальности, но согласующие противоре­чивые элементы жизненного опыта. Это могло бы объяснить по­явление человеческих фантазий и творчества, т.е. не только ус­воение готовых социальных функциональных систем, но и обра­зование новых «индивидуальных», которые при соответствую­щих условиях могут становиться общесоциальными. Возможность таких индивидуальных функциональных систем должна приво­дить к тому, что выбор конкретного поведенческого акта может осуществляться из индивидуально существующих альтернатив, например выбор шахматного хода. Конечно, этот выбор детер­минирован соотношением состояний конкурирующих функцио­нальных систем, но все они являются элементами субъективного мира. Следовательно, с внешней объективной точки зрения, выбор определенного хода есть проявление «свободы воли».

Грандиозность состава функциональных систем развитого со­знания, способного отразить Вселенную и отрываться в фанта­зии от реальности, делает это сознание действительно микро­космом. «Действуя и желая, мы вечно подчиняемся тирании вне­шних сил; но в мышлении, в стремлении мы свободны — сво­бодны от других людей, свободны от маленькой планеты, по ко­торой беспомощно ползают наши тела, свободны даже, пока живы, от тирании смерти» [Рассел 1987, с. 18].

Как любой феногенез, формирование индивидуального созна­ния — это взаимодействие генома и среды, в данном случае со­циальной. «Накопленный к настоящему времени огромный фак

тический материал свидетельствует о том, что нет таких нервно-психических и поведенческих свойств, определяющих индиви­дуальные и личностные качества человека, которые не были бы подвержены межличностной генетической вариации» [Беляев 1987, с. 90]. В то же время именно социальная среда определяет, какие из генетических возможностей будут реализованы и какие социальные функциональные системы войдут в индивидуальное сознание. По-видимому, цельность и комфорт, а также актив­ность личности в обществе в конечном итоге определяются тем, насколько согласованными или противоречивыми являются со­ставляющие личность функциональные системы. Это зависит в первую очередь от степени непротиворечивости функциональ­ных систем самого общественного сознания.

С установлением специализации нейронов относительно эле­ментов субъективного опыта все эти гипотезы могут быть прове­рены экспериментально. Поскольку исследование активности корковых нейронов здорового человека, вероятно, всегда будет сопряжено с большими трудностями, мы попытались сделать более информативным такой общедоступный метод, как суммарная электрическая активность.

Сопоставление макропотенциалов ЭЭГ у животных с актив­ностью нейронов под макроэлектродом позволяет говорить о соответствии позитивных отклонений потенциала увеличению числа активированных нейронов, причем более древних специа­лизаций, а негативных — уменьшению общего числа с преобла­данием новых [Гаврилов 1987], при этом активациям нейронов, специализированных относительно наиболее позднего в субъек­тивном опыте животного акта — нажатия на педаль — соответ­ствует максимальная негативность [Швырков 19 87]. У человека активации словоспецифичных нейронов в нижневисочной обла­сти также совпадают с поверхностно негативным потенциалом, отводимым макроэлектродом [Creutzfeldt a. oth. 1985].

При сопоставлении потенциалов мозга человека с актограммами в различных видах поведения выяснилось, что во всех случаях (при двигательных ответах на стимулы [Максимова 1979], печата­нии на машинке [Безденежных, Пашина 1987] и игре в крестики и нолики [Максимова, Александров 1987]) осуществлению задан­ных инструкцией или самоинструкцией последовательных пове

денческих актов соответствуют различно выраженные в разных отведениях негативные волны, а смене актов, когда активируется много древних и «лишних» систем, — позитивные колебания [Алек­сандров, Максимова 1985, Швырков 1987]. Эти новые факты, как и прежние данные, полученные при сопоставлении нейрональной активности с вызванными потенциалами у животных [Швыр­ков 1978, 1983, Шевченко 1982] и человека [Кропотов, Пономарев 1986], позволяют, как нам кажется, утверждать, что полярность ЭЭГ-потенциалов на любом отрезке поведенческого континуума отражает соотношение в данное время активирующихся нейро­нов разной «возрастной» специализации, а амплитуда — степень активации нейронов новых (негативность) или древних (позитив­ность) специализаций и, следовательно, степень активации в дан­ный момент тех элементов субъективного опыта, относительно которых специализированы нейроны данной области.

Хотя точные знания о специализации нейронов различных об­ластей коры мозга человека относительно элементов его субъек­тивного опыта могут быть получены только при изучении актив­ности отдельных нейронов в сопоставлении с историей его вос­питания, обучения и образования, установление нейронального и поведенческого значения ЭЭГ-колебаний позволит использовать и этот метод. В частности, при сопоставлении потенциалов раз­личных областей коры в одном и том же поведении с известным составом активированных систем можно узнать, где преимуще­ственно расположены составляющие их нейроны, а при сопостав­лении потенциалов одной и той же области в разных видах пове­дения с активацией разных систем можно получить данные о том, нейроны какой специализации преимущественно содержит эта область. Это открывает возможность использовать ЭЭГ-метод в исследовании и корковой «локализации знаний» различного воз­раста и различных сторон жизни, и структуры речевого опыта, и соотношений различных частей фило- и онтогенетического опы­та, т.е. психики и сознания человека. Определенные свойства и состояния совокупности функциональных систем, активируемых при определенном вице поведения, могут быть сопоставлены с различными «психическими процессами», а распределение ней­ронов различной системной специализации по мозговым структу­рам — с «функциональным значением» этих структур.

Своеобразие и сложность познавательной ситуации в психо­логии состоят в том, что «...с одной стороны, проблемы психоло­гии относятся к областисубъективных явлений, обычно проти­вопоставляемыхобъективным, с другой — от нее требуется изу­чение объективных законов психики» [Ломов 1984, с. 106]. С установлением специализации нейронов относительно элемен­тов субъективного опыта и идентичности мозговых и психичес­ких процессов психология получает возможность объективного изучения субъективного мира методами физиологии, которая «...одна держит в своих руках ключ к истинно научному анализу психических явлений» [Сеченов 1952, с. 195]. Поскольку настрое­ния, самооценки, идеалы, понимание счастья и поступки людей во всех сферах жизни и деятельности определяются именно объек­тивными законами субъективного мира, то знание этих законов, использованное на благо людей, может дать человечеству эф­фект, не меньший чем освоение космического пространства.

* * *

Синтез наук в настоящее время представляется необходимым условием прогресса, и, по-видимому, приближается время, ког­да «...естествознание включит в себя науку о человеке в такой же мере, в какой наука о человеке включит в себя естествознание:

это будет одна наука» [Маркс, Энгельс]. Этот синтез не может быть достигнут эклектическим объединением существующих наук, так как в них используются совершенно различные и несопоста­вимые традиционные онтологические представления. В частно­сти, генетика характеризует человека в терминах наборов генов и «признаков», традиционная физиология — структур и функ­ций, психология — психических процессов и качеств личности, социология — общественных отношений и т.д. Хотя идея эволю­ции принимается сейчас во всех науках, однако часто она при­спосабливается к традиционным категориальным аппаратам. Например, рассматривается эволюция метаболических реакций, физиологических и психических функций, культуры и научных понятий и т.д. Очевидно, что синтез различных наук возможен только на основе общей для всех наук онтологии. Такой онтоло­гией в настоящее время является, по нашему мнению, именно системно-эволюционное видение мира.

Приведенное экспериментальное решение психофизиологичес­кой проблемы и теоретические разработки программы исследова­ний сознания человека показывают, как нам представляется, что теория функциональных систем дала в руки исследователей дей­ствительно универсальный инструмент для изучения систем лю­бого уровня и отношений между уровнями. Эта теория, обеспечи­вающая, по выражению П.К.Анохина «концептуальный мост» между активностью элементов и системы в целом, в настоящее время широко используется уже не только в различных областях физиологии [Альберте и др. 1986, Судаков 1984], но и в генетике мозга [Системогенез...1983], в эмбриологии [Ата-Мурадова 1980], зоологии [Баскин 1975], психологии [Ломов 1975, Проблемы ...1980], лингвистике [Вероятностное... 1973, Тимофеев 1980] и тд., что говорит о тенденции этих наук к синтезу на единой основе.

Системно-эволюционное преобразование и синтез различных аспектов рассмотрения единого эволюционного феномена чело­века и его мозга позволяет связать единым пониманием мозго­вые процессы молекулярного, клеточного, организменного и «со­циального» уровня. Без этого невозможно решать такие комп­лексные проблемы, как проблемы развития и обучения, индиви­дуальных способностей и «разумных потребностей», детермина­ции нормального и отклоняющегося человеческого поведения, в том числе алкоголизма и наркомании и т.д.

Человеческий фактор в настоящее время признается одним из ведущих в социально-экономическом развитии, в связи с чем психологии придается важное значение в обеспечении процесса перестройки. Очевидно, что эффективность использования пси­хологии в общественной практике зависит от обоснованности психологических рекомендаций, которые, в свою очередь, опре­деляются степенью разработанности психологической теории.

Достигнутые в последнее время в науке о мозге результаты, такие, как установление генетической детерминации поведения, клеточных и биохимических основ различных видов поведения, молекулярных и нейрональных основ памяти и т.д., а также от­крывающаяся возможность объективного изучения субъективной реальности должны быть использованы в психологии. Это по­зволит поставить психологические теории на прочный естествен­нонаучный фундамент и сделать более обоснованными и, следо

вательно, более действенными их практические рекомендации как в области обеспечения социальных условий всестороннего развития личности, так и в области активизации человеческого фактора в социально-экономическом развитии.

Использование всех этих достижений в психологии может быть осуществлено на основе теории функциональных систем П. К. Анохина, 90-летие со дня рождения которого мы отмечаем.

ОБ ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ЦЕННОСТЯХ С ПОЗИЦИЙ СИСТЕМНО-ЭВОЛЮЦИОННОГО ПОДХОДА (глазами психофизиолога)

«Мнение о недостаточности научного знания опирается на тот факт, что науке нечего сказать о «ценностях». С этим я согла­сен; но я не соглашусь с выводом, что этика провозглашает ис­тины, которые наука не может ни доказать, ни опровергнут. По­скольку общего мнения по вопросам морали нет, должен под­черкнуть, что все дальнейшее — мои личные убеждения, и я ни в коем случае не хотел бы, чтобы их принимали за точку зрения науки» [Рассел 1987].

«Жизнь мира совершается по чьей-то воле — кто-то этою жизнью всего мира и нашими жизнями делает свое какое-то дело. Чтоб иметь надежду понять смысл этой воли, надо прежде всего исполнять ее — делать то, чего от нас хотят» [Толстой 1983].

Проблема смысла существования, «правильных» и «ложных» ценностей отдельного человека, объединений людей и человече­ства в целом традиционно считается философской. В филосо­фии, однако, до сих пор не выработан даже единый подход к этой проблеме. Философских этических учений, вероятно, не меньше, чем религиозных этических систем и практических этик, существующих в разных культурах [Дробницкий 1974, Поппер 1983]. Попытки вывести «общечеловеческие ценности» как не­что общее для всех этих учений, систем и этик или определить их путем опросов представляются неубедительными, так как со­храняют все недостатки уже существующих учений.

Общечеловеческие ценности — как мы понимаем — это объек­тивно правильные ценности, и возможность их установления всегда связывалась с проблемой космического обоснования «аб­солютной» этики. На наш взгляд, эти ценности можно попы­таться определить только исходя из решения проблемы косми­ческого предназначения человеческого разума. Это предназна­чение разума в свою очередь можно попытаться установить, рас­смотрев его появление в эволюции и место в эволюционирую­щей Вселенной.

Разум человека связан с активностью его мозга. И именно мозговые процессы определяют в конечном итоге познаватель­ные способности человека (в том числе его понимание мира и своего места в нем) и детерминацию (в том числе ценностную) его поведения. Поэтому необходимо рассмотреть проблему об­щечеловеческих ценностей с позиций психофизиологии.

Для обсуждения наших проблем представляется важным, что с момента Большого взрыва (20 млрд. лет назад) Вселенная эволюционирует в двух направлениях: 1) она расширяется и остыва­ет, т.е. в ней происходит уменьшение энергии, что в конечном итоге (через 20 млрд. лет) должно привести к ее деградации; 2) в ней происходит возрастание организации материи, описываемое в общем виде неравновесной термодинамикой [Пригожий, 1985]. Это возрастание организации мы будем называть прогрессивной эволюцией.

С позиций системно-эволюционного подхода, подробно из­ложенного в предыдущих публикациях [Швырков 1985,1987,1988, 1989], для целей настоящей работы прогрессивную эволюцию можно рассматривать как процесс усложнения систем, т.е. пос­ледовательную интеграцию систем предшествующего уровня орга­низации в системы более высокого порядка. На Земле, где заро­дился разум человека, примерами таких систем являются атомы, молекулы, клетки, многоклеточные организмы, интеграции орга­низмов, общности людей и человечество в целом.

Системы любого уровня взаимодействуют с определенными из­менениями среды с помощью активности определенных же набо­ров своих элементов. Эти фиксированные наборы, обеспечиваю­щие стабильность системы как целого в соотношениях с теми или иными изменениями среды, мы, несколько расширяя исходное

значение термина, введенного П.К-Анохиным [1975], называем функциональными системами. Их совокупность образует память системы и определяет ее возможности адаптивно взаимодейство­вать со средой. Адаптивность задается тем, что функциональные системы обеспечивают определенные соотношения системы с оп­ределенными изменениями среды — результаты, гарантирующие ее устойчивость. При усложнении систем их соотношения со сре­дой, или функциональные системы, изменялись качественно и получали возможность возрастать количественно, что увеличива­ло устойчивость, или адаптивность, систем. Эти закономерности можно проследить на всех уровнях организации материи, но мы рассмотрим их, начиная с живых систем, магистральное развитие которых привело к появлению человека и его разума.

РАЗВИТИЕ ОРГАНИЗМОВ И ИХ СООТНОШЕНИЙ СО СРЕДОЙ

Возникновение жизни в настоящее время связывают с объе­динением (полимеризацией) молекул нуклеотидов в полинуклеотиды и аминокислот в белки, причем уже в первичном буль­оне полинуклеотиды (будущие гены) оказались способными раз­множаться путем комплементарного матричного копирования и строить соответствующие белки из аминокислот (экспрессия генов). Эти образования дали начало прокариотическим клет­кам, объединения которых создали предпосылки для эволюции эукариотических клеток и затем — многоклеточных организ­мов. Все это усложнение определялось усложнением геномов, аккумулировавших удачные сочетания генов, обеспечивавшие выживание организмов в изменяющейся среде и в условиях жесточайшей конкуренции, которая уже имелась в первичном бульоне [Dawkins 1978].

Дифференцировка клеток, являющаяся результатом конкурен­ции генов за субстраты [Козлов 1983], привела к появлению у некоторых из многоклеточных организмов нервной системы, клетки которой, регулируя экспрессию генов и метаболические процессы в других тканях, оказались в привилегированном по­ложении в организме. Число генов, экспрессируемых в нервных

клетках, значительно превосходит число генов в других тканях тела [Dawkins 1978, Hahn a. oth. 1982].

Как мы уже неоднократно отмечали, появление нервной сис­темы (именно потому, что в ее клетках экспрессируется наи­большее число генов) привело к изменению формулы соотноше­ния организма со средой: вместо «геном <-> тело <-> среда» стало «геном <-> нервная система <-> тело о среда». Это означало появ­ление в эволюции психики, так как нервные процессы оказались одновременно и субъективным отражением объективных соот­ношений тела со средой, и их регулятором, т.е. психикой [Швыр­ков 1989].

Активность нервных клеток служит выполнению генетичес­ких программ жизненных циклов организма, она возникает, когда потребности нейрона в определенных метаболитах, обусловлен­ные активностью его генома, не удовлетворяются. Эта актив­ность приводит к активации других связанных с данным нейро­ном клеток, к изменениям телесных процессов и соотношений тела со средой, т.е. к осуществлению определенного внешнего поведения. Результат этого поведения — новое соотношение со средой — может изменить приток метаболитов к данному нейро­ну и согласовать его с потребностями генетической программы. Тем самым будет выполнена какая-то часть программы данного нейрона и организма в целом. Сопоставление результатов наших исследований с данными литературы убеждают в том, что ней­роны специализированы именно относительно таких поведен­ческих актов [Швырков 1987, 1989, Shvyrkov 1990].

«Молчащие» клетки представляют собой «запас» и, как пока­зывают наши эксперименты, специализируются в процессах ин­дивидуального обучения относительно приобретаемых поведен­ческих актов [Горкин 1987]. При этом очень важно отметить, что нейроны «запаса» уже заранее генетически преспециализированы относительно возможных для данного животного поведен­ческих актов. Специализация означает только, что преспециализированный нейрон становится активным при формировании соответствующего поведения [Швырков 1987, Shvyrkov 1990]. Например, нейроны, преспециализированные относительно сек­суального поведения, становятся активными лишь на опреде­ленной стадии онтогенеза, когда приобретается сексуальный опыт.

Чем больше количество и разнообразие нейронов «запаса», тем больше адаптивных актов может запасти данный организм в процессах обучения. Неиспользуемые нейроны «запаса», по-ви­димому, постепенно отмирают, а чем больше нейронов специа­лизируется, тем больше нейронов «запаса» может быть сохране­но. Специализация устанавливается, вероятно, за счет дополни­тельного синаптогенеза, который хорошо прослеживается при обучении. Известно также, что нейроны, не устанавливающие нужных связей в онтогенезе, гибнут. Таких нейронов в разных структурах насчитывают от 15 до 85% [Коуэн 1982]. Поэтому детеныши, воспитанные в одиночестве и обедненной среде, отлича­ются от детенышей, воспитанных в обогащенной среде, меньши­ми толщиной корковых слоев, числом нейронов в коре и связей между ними и худшими способностями к дальнейшему обучению [Rosenzweig 1985].

Новые элементы памяти наслаиваются на врожденную основу. Между нейронами различных специализаций и, следовательно, разными элементами памяти существуют как облегчающие, так и тормозящие взаимовлияния, которые лежат в основе различных ассоциаций, в том числе и «условных рефлексов» [Горкин 1987, Горкин, Шевченко 1991]. Все процессы, которые происходят в мозгу во время поведения, — это изменения состояний субъек­тивного мира, определяемые экспрессией генов в нейронах, спе­циализированных относительно различных элементов индивиду­альной субъективной памяти, отношения между ними и реальны­ми соотношениями тела со средой. Вся индивидуальная память животного представляет собой «расширение» возможностей удовлетворения его первичных биологических (витальных) потребнос­тей, т.е. исходных соотношений тела с основными факторами сре­ды: гравитацией, температурой, химическими веществами, обес­печивающими метаболизм (такими, как кислород, вода, амино­кислоты, глюкоза и тд.). Все существование организма с нервной системой остается направленным на то, чтобы размножить свои гены и увеличить их количество в генофонде; организмы и соот­ветственно гены, проигравшие в конкуренции, просто исключа­лись из популяции и ее генофонда [Dawkins 1978].

Эволюция соотношений организмов со средой неизбежно определяется эволюцией геномов [Джиллеспи и др. 1986], в пер-

вую очередь увеличением числа и разнообразия экспрессируемых генов в нервной системе. Как известно, в филогенезе моз­га новые структуры добавляются к уже существующим. Этот процесс является результатом генетической изменчивости, т.е. вызывается обязательными изменениями в геноме. При этом естественный отбор имеет дело не с морфологическими ново­образованиями самими по себе, а с новыми поведенческими актами, которые становятся возможными лишь с использова­нием клеток данных новообразований. Как показали наши исследования, реализация любого «отдельного» акта внешнего поведения представляет собой рекапитуляцию в течение сотен миллисекунд всей истории формирования этого акта, включая не только историю индивидуального обучения, но и всю эво­люционную историю поведения вида, зафиксированную в спе­циализациях нейронов древних структур (например, спинного мозга), непосредственно связанных с регуляцией телесных про­цессов [Shvyrkov 1990].

Животные с развитой нервной системой руководствуются в поведении именно состоянием нервной системы. Все, что спо­собствует собственному «процветанию», оставлению как мож­но большего числа потомков и гарантии их успеха в борьбе за выживание, соответствует «удовольствию», а все, что этому пре­пятствует — неудовольствию. Эти состояния часто связывают с активацией специальных «эмоциональных» структур мозга и уменьшением или увеличением выделения эндорфинов. Наши данные, однако, показывают, что «мотивациям» и «эмоциям» соответствуют активация и торможение различно специализи­рованных нейронов практически во всех областях мозга [Shvyrkov 1990]. Учитывая, что нейроны обмениваются огромным числом разнообразных метаболитов [Nemeroff 1986], трудно согласить­ся с тем, что удовольствие и неудовольствие зависят только от какого-либо одного из них, хотя инициация того или иного поведения действительно может определяться небольшим чис­лом специфических веществ, вызывающих активность специа­лизированных нейронов. Например, стремление животного к совершению полового акта исходно детерминировано гормона­ми и активацией нейронов полового поведения, что соответ­ствует «неудовольствию» и мотивации, обеспечивающей слож

ное поведение (ухаживание и т.д.), включающее уже самые разнообразные нейроны с соответствующими метаболизмами. Пре­кращение активности этих нейронов при достижении опреде­ленных результатов будет соответствовать «удовольствию», или положительной эмоции.

Несколько антропоморфизируя, мы можем сказать, что жи­вотные руководствуются в поведении принципом гедонизма, который в природных условиях соответствует выполнению за­дачи выживания и размножения. На уровне нервных клеток двигателем поведения и обучения, а также источником субъек­тивного комфорта и дискомфорта являются противоречия меж­ду метаболическими потребностями различных нейронов, в ко­торых экспрессируются разные наборы генов. И поведение на­правлено на минимизацию противоречий между нейронами. Противоречие между специализированными нейронами — это противоречие и между элементами субъективного опыта; оно вызывает внешнее поведение, устраняющее это противоречие. Новые, не встречавшиеся в прошлом противоречия вызывают поисковое поведение и специализацию новых нейронов «запа­са», вступающих в сложные взаимоотношения с прежде специ­ализированными нейронами и своей активностью обеспечива­ющих новое поведение, устраняющее противоречия между ней­ронами. В ситуации, когда это успешное поведение не удается отыскать методом проб и ошибок, противоречия между нейро­нами устраняются за счет активности нейронов других видов поведения, происходят отказ от поиска и смещенная поведен­ческая активность. В случае же повторения таких фрустрирующих ситуаций нейроны неудачного поведения, по-видимому, гибнут так же, как гибнут в онтогенезе нейроны, не сумевшие установить нужных связей.

У высших млекопитающих, особенно хищных, запас «молча­щих» нейронов настолько велик, что позволяет совершать пробы и ошибки «в уме», не реализуя их во внешнем поведении, что лежит в основе «рассудочной деятельности» животных [Крушинский 1977]. Понятно, что это дает существенный выигрыш в эко­номии нервной и мышечной энергии, увеличивает продолжитель­ность жизни и возможный репродуктивный успех организма.

РАЗВИТИЕ СООБЩЕСТВ ЖИВОТНЫХ И ПРАВИЛА ПОВЕДЕНИЯ В НИХ

Как известно, организмы самых разных уровней развития объединяются в сообщества (например, некоторые бактерии и эукариотические клетки; млекопитающие, образующие группы, семьи, стаи и т.д.). Эти объединения можно считать следующим — по сравнению с организмическим — уровнем организации материи, системами более высокого порядка. Функциональные системы в таких системах проявляются в адаптивных соотношениях сооб­ществ со средой, таких, как совместная охота, общественные постройки, совместное выведение потомства и т.д. Внутри сооб­щества каждая особь получает выгоды в смысле экономики ин­дивидуального поведения и в то же время находится в жесточай­шей конкуренции с каждой другой особью. Эта конкуренция намного выше, чем между особями разных видов, ибо особи од­ного и того же сообщества конкурируют за одни и те же ресурсы. Тем не менее, R.Dawkins [1978] отмечает: «Если животные живут группами, значит, их гены больше выигрывают от этого, чем им приходится платить». Гены реализуют свою активность через активность соответствующих нейронов. Следовательно, существу­ет своеобразная экономика нервной активности, учитывающая ее «затраты», телесную усталость и «доход», который может дать внешнее поведение. И выигрыш, и плата оцениваются все той же вероятностью репродуктивного успеха.