ПОИСКИ РЕФОРМАТОРСКОЙ ПРОГРАММЫ

В июне 1798 г. в Петербург возвратился В. П. Кочубей. В течение пяти лет, которые он провел в Константинополе, Александр постоянно обменивался с ним интимными письмами. Встретившись вновь, они стали обсуждать то, что не доверяли переписке. Великий князь часто говорил Кочубею, что «хотел бы видеть наше управление устроенным согласно принципам здравого смысла». По просьбе Александра (РИО. ХС. 208) Кочубей решил узнать мнение на этот счет своего дяди А. А. Безбородко, светлейшего князя, канцлера империи (он уже помог Н. Н. Новосильцеву достать заграничный паспорт). Просьба наследника, видимо, смутила виднейшего павловского бюрократа. Вначале он заявил своему племяннику, что ничего делать не следует, но вскоре передал ему «Записку для составления законов Российских» (РА. 1873. III. 297--300). Кочубей сообщил ее Строганову, а от него копия этой записки попала в руки Алек­сандра.³⁴ Это происходило во второй половине 1798 г., когда в Смо­ленской губернии велось следствие. Записка явилась как бы полити­ческим «завещанием» Безбородко.

Безбородко был горячим поклонником Монтескье, поэтому про­анализировал состояние России исходя из основных положений его теории. Трудно сказать, насколько Кочубей посвятил дядю в умона­строения Александра, но в политической заостренности основных положений записки чувствуется отголосок тех споров, которые велись в кружке «молодых друзей». Россия может быть только самодержав­ным государством ввиду обширности ее территории и многонацио­нального состава населения, категорически заявляет Безбородко. Поэтому «тщетны всякие вопреки того умствования, и малейшее ослабление самодержавной власти» привело бы к катастрофе. Но как ученик Монтескье Безбородко разделяет деспотизм и истин­ную монархию. Сам он сторонник монархии, ограниченной фундамен­тальными законами, и считает, что самодержавие способно вопло­тить в себе именно эту концепцию. «Власть беспредельная дана монарху не для того, чтобы управлять делами по прихотям, но чтоб держать в подчинении и исполнении законы». Престол должен быть наследственным. Порядок престолонаследия определяет «Учрежде­ние об императорской фамилии»; надо лить-уточнить его. При коро-

новании монарх обязан произносить клятвенное обещание царство­вать «во благо общественное».

В России существуют три состояния: дворянство, мещанство и крестьяне. Несмотря на различие их положения, все они равно заинтересованы в обеспечении личной безопасности и безопасности их собственности, наконец, в «участии в управлении, по мере того как законы однажды им определили». Права дворянства и мещанства определены уже в жалованных грамотах, но состояние крестьян «требует поправления», категорически заявляет Безбородко, но, оче­видно, памятуя о взглядах своего читателя, тут же делает оговорку: «Боже сохрани, чтобы я тут разумел какую-либо излишнюю вольность, которая под сим невинным названием обращалася бы в своеволие и подавала повод к притязанию на какое-либо равенство всеобщее и суще химерическое». Программа Безбородко по крестьянскому вопро­су сводится к следующему. Зависимость крестьян от помещиков со­храняется, но крепостное право вводится в определенные законом рамки. Крестьянские повинности следует регламентировать: барщина не должна превышать 3 дней в неделю, а размер оброка определя­ется по добровольному соглашению помещиков и крестьян. При этом крестьяне должны быть крепки земле, а не помещику. Правда, по их желанию и с ведома казенных мест они могут быть переселены в другие деревни, но помещик не имеет права продавать их без земли, в том числе и в рекруты. Движимая крестьянская собственность должна гарантироваться от притязаний помещика, с денежных же капиталов крестьян помещик не имеет права получать сборы выше тех, которые «государь с капиталов купеческих себе получает». Дворовые люди не должны быть рабами помещиков, их следует по истечении определенного срока либо возвратить в крестьяне, либо же сделать вольными при новой ревизии. Наконец, следует восстано­вить учрежденные Екатериной расправы, и тогда «сим образуется прямая вольность поселян» и спокойствие этого класса «надолго утвердится». Все три сословия не представляют собой замкнутых социальных групп. Каждый представитель одного сословия может перейти в другое. Стремление и возможность подниматься по соци­альной лестнице для государства в финансовом отношении полезно и является, что особенно важно, гарантией того, чтобы «низшим классам не входил в голову разврат, подобный французского мни­мого равенства». Поэтому следует сохранить возможность перехода из одного состояния в другое, но вот только приток в дворянство надо ограничить, создав затруднения и по военной, и по гражданской службе.

Особое место в записке отводится Сенату, верховному правитель­ству России. Его устройство сводится к следующему. Сенаторами являются особы первых трех классов. В Сенате заседают генерал-губернаторы. В особо важных случаях в нем присутствуют председа­тели первых 3 коллегий. Сенат разделяется на 4 департамента: исполнительный, уголовных, гражданских и казенных дел. Судебные департаменты учреждаются также в Москве и Киеве. Решения депар­таментов принимаются единогласно, в случае разногласия дело пере-

носится в общее собрание департаментов, если же и там не будет единогласия, то вопрос передается на монаршее решение. Вопросы о лишении дворянства и жизни не решаются без доклада монарху. Для рассмотрения судебных дел, «выходящих из общего положения», обстоятельства которых требуют смягчения законов, определяется Вышний совестной суд. В нем председательствует вышний совестной судья, а также заседают по два дворянских, мещанских и крестьян­ских депутата. Под ведением Сената учреждается Генеральный уго­ловный суд. В нем рассматриваются дела, выходящие из компетенции губернских судов. В состав Генерального суда входят президент, особа 2-го класса, двое чиновников 4-го и 5-го классов, а также по 6 сословных депутатов: по двое от дворянства, мещанства, крестьян­ства. Дела об оскорблении величества рассматриваются сначала в Вышнем совестном суде, а потом общим судом Сената, Синода, президентов коллегий и особ первых 3 классов. Случаи об оскорбле­нии определяются на основании екатерининского «Наказа». Дела же об оскорбительных словах и письмах рассматриваются обыкновен­ным порядком. При этом должны быть уничтожены все тайные спо­собы разбора таковых дел, т. е. фактически упраздняется Тайная экспедиция.

Концепция истинной монархии предполагала существование органа, который следил бы за соблюдением законов верховной властью. Его и предлагает учредить Безбородко. «Все собрание депу­татов вместе с четырьмя советниками 4-го и 5-го классов под пред­седательством канцлера юстиции составляют надзирание прав госу­дарственных». Оно предварительно рассматривает законопроекты, подготовленные самодержавной властью. Отсюда они поступают в общее собрание Сената, потом идут на утверждение монарха. Если законопроект встретит возражения, то Сенат имеет право внести единогласное представление монарху, но если монарх вторично вно­сит этот же законопроект, то он обретает силу закона.

Таким образом, Безбородко предполагал сохранить в целом феодально-крепостническую систему, но удалить из крепостного пра­ва наиболее опасные для ее существования черты, ослабить элементы рабовладения, регламентировать крестьянские повинности, облегчить положение торгово-промышленной верхушки деревни, осуществить классовую законность, преобразовать аппарат верховного управле­ния, создать законосовещательное сословное представительство. Намеченные в программе павловского вельможи преобразования шли навстречу тем тенденциям социально-экономического и полити­ческого развития, которые явственно обнаружились во второй поло­вине XVIII в. Предложенные меры были призваны разрешить проб­лемы, обозначившиеся в конце столетия, и тем самым укрепить положение дворянства как первенствующего сословия. Регламента­ция крестьянских повинностей должна была, с одной стороны, увели­чить платежеспособность крепостного крестьянства и тем самым открыть возможности для разрешения финансовых затруднений государства, с другой стороны, ослабить помещичью эксплуатацию и несколько сгладить остроту классовых противоречий в деревне.

Тем же целям служило и запрещение продажи крестьян без земли, ограничение числа дворовых, предоставление гарантии крестьянской собственности.

Предложенные государственные преобразования должны были более тесно связать устройство Сената с организацией губернских учреждений, о чем постоянно думала Екатерина II, и Безбородко по ее заданию работал над соответствующим проектом (РИО. XXIX. 647—652). Особенно важно то, что автор предложил ввести в состав Сената депутатов не только дворянства, но всех сословий, так что в высшем правительственном учреждении были бы представлены интересы не только господствующего класса. Правда, это не изменяло классовой сути власти, так как она по-прежнему оставалась бы властью крепостнического дворянства. Но в предложенном варианте верховная власть в большей степени, чем прежде, в своей повседнев­ной деятельности должна была сталкиваться с гласно выраженными требованиями всех сословий. Конечно, это было отнюдь не представи­тельство в буржуазном смысле этого слова, но все же оно означало определенный шаг вперед по сравнению с существующей в России организацией правительственной власти.

Как же к этой программе отнесся Александр и его «молодые друзья»? На этот счет нет никаких свидетельств, мы даже не знаем, обсуждалась ли записка Безбородко в кружке великого князя. Но едва ли предложенная канцлером конкретная программа вполне соответствовала умонастроениям великого князя во второй половине 1798—весной 1799 г. Даже два года спустя, в апреле 1801 г., когда Александр в значительной степени избавился от юношеского ради­кализма, он был не в восторге от сочинения канцлера. Трудно сказать, относился ли скепсис Александра ко всей записке Безбородко, рас­пространилась ли критика великого князя на предложения канцлера о реформе государственного аппарата, но намеченные там меры по крестьянскому вопросу удовлетворить его не могли. Это и понятно. Великий князь выработал собственную программу решения крестьян­ского вопроса. Своим радикализмом она намного превосходила пред­положения Безбородко. Если канцлер предполагал ввести опреде­ленные ограничения в крепостное право, не разрушая феодально-крепостнической системы в целом, то Александр пришел к мысли о необходимости постепенной ликвидации крепостного права как такового и продумал четкую и последовательную программу действий правительства на этом пути.

Александр завел специальную тетрадь, куда заносил свои мысли «в разные времена на всевозможные предметы, до блага общего касающиеся».³⁶ Не ранее 12 июня 1798 г. и не позднее 1 ноября 1800 г.³⁶ великий князь записал в своей тетради: «Ничего не может быть унизительнее и бесчеловечнее, как продажа людей, и для того неотменно нужен указ, который бы оную навсегда запретил.

К стыду России рабство еще в ней существует. Не нужно, я думаю, описывать, сколь желательно, чтобы оное прекратилось. Но, однако же, должно признаться, сие весьма трудно и опасно исполнить, особ­ливо если не исподоволь за оное приняться. Часто я размышлял,

какими бы способами можно до оного достигнуть, и иных способов я не нашел как следующий:

Первое. Издание вышесказанного указа.

Второе. Издание указа, которым бы позволено было всякого рода людям покупать земли даже и с деревнями, но с таким установлением, чтобы мужики тех деревень были обязаны только платить повинность за землю, на которой они живут, и в случае их неудовольствия могли перейтить куда хотят. Нужно будет также пред изданием сего указа положить, из чего будет состоять вышеупомянутая повинность. Равномерно и участь тех, которые, не быв довольны помещиком земли или желая переменить жилище, вздумают идтить на другое место. На сей конец надобно им брать пашпорты от ближайшего судебного места, чтобы не смешивать беглеца или бродягу с желаю­щим переменить жилище, а с неимеющими видов будет поступленно по законам.

Сии постановления уже заведут род мужиков вольных. И как сначала весьма мало оных будет, то и легко заметить можно, какие нужны будут предосторожности для отвращения беспорядков, ко­торые они бы могли предпринять от непривычки к своему состоянию.

З¹', по прошествии времени, которого, однако же, нельзя ограни­чить и единственно зависящее от второго указа, можно уже будет издать и третий указ, которым бы повелено было все покупки земель и деревень между дворянами не иметь иначе, как на вышереченном основании, чем уже и умножится гораздо род вольных крестьян. От правительства же будет зависеть подать поощрительный пример над казенными крестьянами, которых необходимо надобно поставить на ногу вольных мужиков. Без всякого сомнения, окажутся в россий­ских дворянах великодушные примеры непринужденного сему подра­жания.

Стыд, сие великое орудие, везде, где честь существует, поможет весьма для наклонения многих к тому же. И так мало-помалу Рос­сия сбросит с себя сие постыдное рубище неволи, которым она до сего времени была прикрыта. Впоследствии уже сего можно будет позво­лить всякому крепостному крестьянину, заплатившему за себя неко­торое положенное число денег, пользоваться правами вольного.

Все сие будет иметь двойную выгоду: во-первых, из рабов сде­лаемся вольными, а во-вторых, исподоволь состояния сравняются и классы уничтожатся».³⁷

Александр осуждал крепостное право с морально-этических пози­ций, ясно осознавал необходимость его уничтожения. Но он боялся решительных и крутых мер, надеялся путем медленных и осторож­ных шагов постепенно прийти к намеченной цели. При этом Алек­сандр стремился использовать те процессы, которые явочным поряд­ком развивались в экономике России, — переход земли путем фиктив­ных сделок из рук дворянства в руки купцов, государственных и поме­щичьих крестьян. Учитывалось стремление купцов обладать соб­ственными крестьянами. Легализация этих процессов, отступление от дворянской монополии на землю и крестьян, т. е. даже в неко­тором смысле расширение сферы деятельности крепостного права

с одновременным введением его в известные границы, должно было, по мысли Александра, способствовать постепенной ликвидации феодально-крепостнической системы. Причем на первых порах регламентация крестьянских повинностей способствовала бы подня­тию платежеспособности крепостного крестьянства, что могло бы ослабить финансовые затруднения государства. Это были несомненно сильные стороны плана. Однако Александр надеялся встретить понимание в среде дворян-землевладельцев и наивно полагал, что дворянская честь и стыд станут мощным рычагом освобождения от крепостного рабства. Эта вера во всесилие законодательства, одна из стойких иллюзий эпохи Просвещения (хорошие законы — панацея от всех социальных бед), вера в силу человеческого разума, который побудит дворян содействовать благим намерениям прави­тельства лишить их крепостных рабов, — еще одно великое заблуж­дение эпохи Просвещения. Все эти утопические черты программы двадцатилетнего наследника должны были привести будущего мо­нарха в столкновение с реальной русской крепостнической действи­тельностью, заставить его пережить крах своих просветительских иллюзий, повлечь за собой тяжелый внутренний разлад и болезнен­ный душевный надлом.

Очевидно, «молодые друзья» не обсуждали крестьянской про­граммы Александра и вообще вряд ли знали о ее существовании, ибо в конце лета 1799 г. кружок великого князя был вынужден прекратить свою деятельность.

О существовании кружка было известно драгунскому подполков­нику П. Е. Батурину. Строганов познакомился с ним через своего родственника генерал-лейтенанта С. С. Апраксина, под начальством которого Батурин служил в Астраханском драгунском полку. В мо­мент смерти Екатерины II Батурин находился в Персии, в войсках В. А. Зубова, причем Апраксин во время похода стоял во главе друзей главнокомандующего. После того как войска были отозваны, а главнокомандующий брошен на произвол судьбы, Батурин попал в дивизию фельдмаршала Суворова в Тульчине. Военные реформы Павла встретили резкое осуждение в окружении полководца и «вос­пламенили» воображение Батурина. Он захотел видеть источник всех этих изменений собственными глазами, выпросил у Суворова отпуск и 14 января 1797 г. прибыл в Петербург. Павел I, узнав о приезде в столицу офицера суворовской дивизии, отпущенного в отпуск без высочайшего повеления, что было нарушением воинской дисциплины, велел тотчас выслать Батурина обратно в Тульчин и сделал Суворову выговор.'*⁸ Однако Батурину все же удалось пробыть в Петербурге около 16 часов. Случайно он встретился на улице со Строгановым и провел все это время в строгановском доме, в обществе «молодых друзей». По словам Строганова, Батурин вполне разделял мнения друзей наследника и был в полном смысле человеком в их духе. Батурин резко порицал нововведения Павла, «молодые друзья» тоже не стеснялись в выражениях. Члены кружка посоветовали Батурину по дороге назад изучать общественные настроения, чтобы потом воспользоваться ими. Впоследствии «моло-

\

дые друзья» вынуждены были раскаяться и в своей откровенности, и в столь неосторожно данном совете. ³⁹

Еще при воцарении Павла в ближайшем окружении Суворова вынашивались планы государственного переворота. В 1796 г.

A. М. Каховский, один из руководителей раскрытого два года спустя кружка, обдумывал возможность активного военного протеста. Его мысль состояла в том, чтобы в Новороссии, в военном округе, подчи­ненном Суворову, рассеять среди солдат слухи о том, что Павел собирается все переделать в России по прусскому образцу и намерен изменить православную религию. Для пущей достоверности Кахов­ский замышлял переодеть какого-нибудь преступника в фельдъегеря, якобы присланного императором, повесить этого «царского гонца», поднять войска дивизии Суворова, присоединить к ним пехотный полк своего дяди В. Л. Давыдова, стоявший в Полтаве, получить подкрепление в Киеве и других городах, двинуть войска на Петербург и свергнуть полицейский режим гатчинского капрала. Каховский не открыл своего плана Суворову, но зондировал его на этот счет. Идея открытого военного выступления, видимо, находила определен­ный отклик в душе Суворова и была как-то созвучна его собствен­ным мыслям, но затевать гражданскую войну полководец не решался. «Молчи, молчи, — ответил он Каховскому, — не могу. Кровь сограж­дан».⁴⁰

О планах Каховского правительство узнало только в январе 1799 г. в ходе смоленского следствия, но, видимо, уже в начале 1797 г. до Павла доходили какие-то сведения о далеко идущих замыслах, обсуждавшихся в окружении Суворова, открыто не подчинявшегося распоряжениям императора. Опала фельдмаршала поначалу никак не отразилась на служебном положении Батурина, внимательно следившего за всем происходящим. 3 февраля 1798 г. он был благо­получно произведен в полковники, но уже 26 апреля того же года отставлен от службы «за болезнями»,⁴¹ поселился в Москве, где чуть ли не ежедневно посещал дом В. А. Зубова (АВ. XIV. 496).

Смоленское следствие не могло не отразиться на положении братьев Зубовых, особенно Валериана. 14 августа 1798 г., когда уже были произведены аресты руководителей кружка Дехтерева— Каховского, царь приказал В. А. Зубову не выезжать из Москвы. Связь зубовского клана со смоленской конспирацией становилась все очевиднее. 16 сентября московский военный губернатор И. П. Салты­ков получил приказ «поближе примечать за поведением и связями»

B. А. Зубова. «Дело Дехтерева подает мне сумнение, — писал Па­вел,— не было его наущение в оном» (Ш. I. 304). За Зубовыми был установлен строжайший надзор.⁴² В это же самое время попал под подозрение шеф Ростовского драгунского полка генерал-лейте­нант Л. Л. Бенигсен, ближайший сподвижник Зубовых, служивший под начальством Валериана во время польской и персидской кампа­ний. Хотя по воцарении Павла карьера Бенигсена шла успешно, осенью 1798 г. она неожиданно оборвалась. 23 сентября царь сооб­щил И. П. Салтыкову, что имеет основания подозревать Бенигсена. По словам Павла, он «у нас не весьма усерден и особенно лично

M. M. Сафонов 65

ко мне». Царь приказал губернатору собрать необходимые сведения об этом (III. I. 304). Не прошло и недели, как Бенигсен был уволен от службы по прошению и поселился в Минской губернии. 13 декабря Павел повелел ни в коем случае не выдавать Бенигсену заграничного паспорта, если он станет его просить.⁴³ В то же время осенью 1798 г. П. А. Зубову было велено вернуться в Россию. Он повиновался и поселился во владимирском имении. Опасаясь соединения братьев, Павел приказал Валериану в апреле 1799 г. выехать в свои шуйские деревни, не разрешив встретиться с Платоном (АВ. XIV. 496). Вместе с патроном Батурину, равно как и Щербачеву с Митрофановым, «кои были ежедневно в доме» Зубова, приказали «ехать жить по де­ревням».⁴⁴ Им было поставлено в вину, что они жили в Москве «праздно».

Вскоре после этого Батурин решился на шаг, который поставил под угрозу существование оппозиционного кружка великого князя. «Полковник Батурин, — сообщал В. П. Кочубей в Лондон С. Р. Во­ронцову, — вот уже три месяца как повредился в уме, его безумие дошло до такой степени, что пришлось уволить его в отставку и отдать на попечение родителям. Он прибыл в их имения и спустя некоторое время отправил губернатору той губернии письмо, в кото­ром сообщил, что такие-то и такие-то лица, коих он наименовал, вынашивают революционные идеи, что эти люди помышляют пре­вратить Сибирь в Вандею и что центр заговора находится в Тоболь­ске.⁴⁵ Среди прочих Батурин назвал Новосильцева. Он замешал его в этот абсурдный заговор, видимо, потому, что ему были известны некоторые знакомства Новосильцева. Как и следовало ожидать, нашли, что это был донос умалишенного, и дело прекращено . . . Мне было.*бы крайне прискорбно, если бы из-за этого у Новосильцева произошли неприятности по возвращении в Россию . . . Предупредите его обо всех этих обстоятельствах и посоветуйте ему быть осторож­ным, когда он вернется . . . возможно, он будет вести дневник или делать заметки о том, что увидел и услышал, и кто знает, если какой-нибудь невежественный цензор сунет нос в его бумаги, не ухитрится ли он докопаться до вещей, в высшей степени невинных? Не погубит ли подобное происшествие честного человека?. . Соизвольте передать приложенное Новосильцеву в собственные руки, если он еще в Лон­доне, но, если уже уехал, соблаговолите сохранить это у себя» (АВ. XVIII. 161-162).

Так Кочубей сумел предупредить Новосильцева: если он будет везти с собой письма Лагарпа или какие-либо иные конспиративные бумаги для великого князя, он может поставить под удар наследника и его «молодых друзей». Конечно же, Кочубей не мог раскрыть Воронцову все карты — от того реальное положение дел в письме было несколько искажено. Ситуация изображалась так, что Батурин был отставлен от службы, как умалишенный, и тут же выслан в де­ревню на попечение родителей, отчего и весь его донос выглядел как бы поступком сумасшедшего. В действительности же Батурин был выслан из Москвы только через год после того, как он вышел в отставку, в апреле 1799 г., и вовсе не потому, что страдал расстрой-

ством рассудка, а как клеврет Зубовых, за которыми после раскрытия кружка Дехтерева—Каховского велось неусыпное наблюдение. Текст батуринского письма пока не обнаружен, поэтому невозможно опре­делить, так ли уж безосновательны были сообщенные им сведения. Но если даже там упоминался из «молодых друзей» только Новосиль­цев, то одного этого было вполне достаточно, чтобы дискредитировать все ближайшее окружение Александра и прежде всего Строганова и Чарторыйского. Действительно, реакция Павла последовала неза­медлительно. 22 августа имения В. А. Зубова были конфискованы.⁴⁶ Лихорадочно, с судорожной поспешностью был расформирован кру­жок великого князя. 12 августа Чарторыйский был назначен послан­ником при Сардинском короле и срочно отправлен в Италию, что, по его словам, было опалой, имевшей вид милости. «Послать как можно быстрее», — отдал словесное приказание Павел. «Отправить немедленно . . .», — повторил он 5 дней спустя (П. 411). 8 августа, за 4 дня до этого, Кочубей получил отставку с поста вице-канцлера. Правда, в Петербурге он еще оставался, но не надолго. В конце 1799 г. Кочубей уехал в свое поместье Диканьку, а в мае следующего года — за границу. Так что до воцарения Александра в Петербурге оставался лишь Строганов и кружок прекратил свое существование.

¹ Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 26. С. 311.

² Там же. Т. 32. С. 79.

³ Сухомлинов М. И. Лагарп. С. 43—99.

. ⁴ Extraits de themes destines a servir de base aux lecons d'histoire donnees aux grands dues de Russia: Histoire romaine // Сухомлинов М. И. Лагарп. С. 198.

⁵ Сухомлинов М. И. Лагарп. С. 70—85; Записки Лагарпа о воспитании великих князей Александра и Константина Павловичей (1786—1794) //PC. 1870. Т. 1. С. 160-184.

⁶ Memoires de Frederic-Cesar Laharpe concernant sa conduite comme Directeur de la Republique helvetique. . . Paris; Geneve; Bern, 1864. P. 77.

⁷ Богданович Т. Из переписки Александра I с В. П. Кочубеем // Русское прошлое. Пг.; М., 1923. Вып. 5. С. 101 — 111.

⁸ Далин В. М. Жильбер Ромм, Павел Строганов и Санкт-Петербургский двор // ВИ. 1966. № 6. С. 207-213; Бартенев П. И. Жильбер Ромм и граф П. А. Строганов: (К истории нашей образованности нового времени) // РА. 1887. Кн. 1. Вып. 2. С. 5—38.

⁹ Stroganov P. A. Histoire de mon temps // ЦГАДА, ф. 1278, on. I, № 17, л. 69—78.

¹⁰ Там же, л. 79, 82.

¹¹ Там же, л. 82.

¹² Там же, л. 82—84. '• ^|3 Там же, л. 89—90.

¹⁴ «Непостижимо, что происходит: все грабят, — писал Александр Лагарпу еще 21 февраля 1796 г., — почти не встречаешь честного человека, это ужасно» (РЙО. V. 22). В письме к Кочубею 10 мая 1796 г. Александр выразился еще категоричнее: «Наши дела находятся в невообразимом беспорядке, грабят со всех сторон, все департаменты управляются дурно — порядок, кажется, изгнан отовсюду» (Ш. I. 277). По просьбе Александра Чарторыйский составил проект манифеста, который должен быть опубликован при его воцарении. Здесь излагались неудобства существо­вавшего государственного порядка и преимущества того устройства, которое хотел дать Александр. Затем провозглашалось решение царя после выполнения этой задачи сложить с себя власть и призвать того, кто будет признан более достойным (МЧ. I. 135-136).

¹⁶ Письма Александра Ивановича Тургенева к Николаю Ивановичу Тургеневу. Лейпциг, 1872. С. 183; Александр I — Лагарпу, 27 сентября (8 октября) 1797 г. (копия). Примеч. Лагарпа // ЦГАОР СССР, ф. 728, on. 1, № 396, л. 11.

5* 67

¹⁷ 6 декабря 1831 г. Лагарп отослал подлинник этого письма Николаю I вместе с подлинниками своих писем к Александру (которые были ему возвращены после смерти царя) и копиями писем Александра к нему. Николай сохранил эти документы (ЦГАОР СССР, ф. 728, оп. 1, № 359, 396), запечатав их в пакете надписью: «Хранить, не распечатывая без особого собственноручного высочайшего повеления» (там же, № 260, л. 16). Но подлинник письма Александра 27 сентября он предпочел истребить. Сохранился лишь конверт этого письма с надписью Николая: «Я его уничтожил» (там же, № 700, пагинации нет). Однако Лагарп оставил у себя копию этого письма, сопроводив его примечанием о присылке оригинала Николаю. В конце 60-х гг. XIX в. копию письма вместе с подлинниками писем членов императорской фамилии Г. Моно, родственник Лагарпа, передал русскому правительству (ЦГАДА, ф. 5, № 250, л. 120— 121). Однако члены Русского исторического общества при публикации этих докумен­тов в 1870 г. (РИО. V. 1 — 121) опустили письмо Александра, и лишь Н. К. Шильдер в 1897 г. опубликовал французский текст и русский перевод этого письма, не воспроиз­ведя, однако, примечания Лагарпа (Ш. I. 280—282, 162—165).

¹⁸ Stroganov P. A. Histoire de mon temps. Л. 90—97 об.

¹⁹ Там же. Л. 89.

²⁰ Там же. Л. 98; Орлов В. Н. Русские просветители 1790—1800 годов. М., 1953. С. 509—510.

²¹ А. А. Бестужев-Марлинский — Н. А. Полевому, 9 июня 1831 // Русский вестник. 1861. Т. XXXII. С. 302; Воспоминания Бестужевых. М.; Л., 1951. С. 254, 402; Греч Н. И. Записки о моей жизни. СПб., 1886. С. 164, 247.

²² См. подробно: Орлов В. Н. Русские просветители 1790—1800-х годов. С. 139— 143.

²³ См. подробно: Макогоненко Г. П. Д. И. Фонвизин : Творческий путь. Л., 1961. С. 369—371.

²⁴ См. подробно: Теплова В. А. Эволюция программы «Санкт-Петербургского журнала» // УЗ Горьковского ун-та. 1966.Сер. ист.-филол. Вып. 78. Т. II. С. 381—402.

²⁵ Меерович Г. И., Буданов Ф. В. Суворов в Петербурге. Л., 1878. С. 241.

²⁶ ЦГАДА, ф. VII, № 3251. —Далее все сноски на это дело даются в тексте.

²⁷ См. подробно: Рябков Г. Г. Ранняя преддекабристская организация: (К истории кружка А. М. Каховского) // Материалы по изучению Смоленской области. Смоленск, 1963. Вып. V. С. 153 — 155.

²⁸ См. подробно: Снытко Т. Г. Новые материалы по истории общественного движе­ния конца XVIII века//ВИ. 1952. № 9. С. 112—113.

²⁹ Сафонов М. М., Филиппова Э. Н. Неизвестный документ по истории обществен­ной мысли начала XIX века//ВИД. Л., 1985 XVI С 177—178

³⁰ ЦГАДА, ф. VII, № 3252, л. 244—267.

³¹ Эйдельман Н. Я. Дворцовый заговор 1797—1799 гг. // ВИ. 1981. № 1. С. 107,

³² Хотя и ее исключить нельзя — 6—7 мая 1797 г., сопровождая Павла в его путе­шествии по России, Александр побывал в Смоленске и тогда мог установить личные контакты с членами кружка (П. 355). Кроме того, в Семеновском полку, шефом которого был наследник, служили штабс-капитан Репнинский и прапорщик Боборы-кин (Копии с высочайших е. и. в. приказов, отданных в Санкт-Петербурге 1798 г. [СПб., 1798]. С. 203), возможно родственники подполковника Репнинского, осужден­ного по дехтеревскому делу, и шефа Петербургского полка генерал-майора Боборы-кина, имя которого также фигурировало в ходе смоленского следствия.

³³ Дашкова Е. Р. Записки. 1743—1810. Л., 1985. С. 261.

³⁴ О судьбе подлинных рукописей записки, ее редакциях и списках см. подробно: Сафонов М. М. Записка А. А. Безбородко о потребностях империи Российской // ВИД. Л., 1983. XIV. С. 180—195.

³⁵ Секретные бумаги, найденные в кабинете императора Александра Павловича // ЦГАДА, ф. 10, № 700, л. 1—6.

³⁶ Автор упоминает о своем проезде «в Казань и назад» (ЦГАДА, ф. 10, № 700, л. 1 об). Александр совершил путешествие в Казань в свите Павла 5 мая— 12 июня 1798 г. (PC. 1892. Октябрь. С. 26—35). Автор считал необходимым завести купеческий торговый флот и предполагал использовать для этого небольшие военные суда с экипажем, что было бы полезно для приобретения матросами и офице­рами практических навыков (ЦГАДА, ф. 10, № 700, л. 4 об.—5). Этот вопрос обсуж­дался в правительственных верхах в сентябре—октябре 1800 г. (ЦГИА СССР,

 

ф. 1374, on. 3, д. 2498, л. 5—9). 1 ноября Павел утвердил предложение купечества предоставить купцам военные суда для вывоза товаров за границу, построить на средства купцов 25 судов, снабдить их офицерами и матросами от адмиралтейства (ПСЗ. I. 19624). Думается, что Александр наметил эту необходимую в будущем меру не позднее того, как она стала проводиться правительством непосредственно в жизнь.

³⁷ ЦГАДА, ф. 10, № 700, л. 2- 4 об.

³⁸ Суворов А. В. Документы. М., 1952. Т. III. С. 577.

³⁹ Stroganov P. A. Histoire de mon temps. Л. 85—88.

⁴⁰ Снытко Т. Г. Новые материалы по истории общественного движения конца XVIII века. С. 112.

⁴¹ Копии с высочайших е. и. в. приказов, отданных в С.-Петербурге 1798 года.

С. 42, 125.

⁴² ЦГАДА, ф. VII, № 3252.

⁴³ ЦГИА СССР, ф. 1374, оп. 2, № 1356, л. 1—7.

⁴⁴ ЦГАДА, ф. VII, № 3382, л. 1—4.

⁴⁵ Сюда были первоначально доставлены сосланные в Сибирь члены кружка Дехтерева—Каховского (ЦГАДА, ф. VII, № 3251, л. 190).

⁴⁶ Кудряшов К. Зубов В. А. // РБС. Жабокритский—Зяловскии. Пг., 1916. С. 520.

Глава 2