КОФЕЙНЫЙ ЦИГУН И ПАМЯТЬ О ЗАПАДНОМ ВЕТРЕ.
Ненавязчиво мягкий цигун в тишине предрассветных холмов.
Кто скажет, о чем шепчет море, когда закрыты глаза?
Начинался жаркий день второй половины августа, и я вдруг почувствовал, что Мастер Чу до чертиков мне надоел.
С той ночи, когда я познакомился с огненным псом, прошел почти месяц, в течение которого Мастер Чу без устали обучал меня тренировочным последовательностям, которые называл "блоками" или - на американский манер - "сетами" асан, каждый день вводя в практику все новые и новые и все более и более сложные элементы. Как он и говорил, упражнения были организованы в стройные гармоничные комплексы, элементы которых последовательно и гармонично как бы вытекали друг из друга, развертываясь в ряды замысловатых движений и поз, необратимо изменявших состояние моего тела и сознания. День ото дня восприятие мое расширялось, захватывая неведомые мне ранее аспекты реальности и рождая новое понимание истин, прежде казавшихся исчерпывающе незыблемыми.
Самой ключевой из своих практических серий Мастер Чу считал так называемый "вводный старт-сет". Он являлся как бы раствором, скреплявшим воедино сеты несколько иного типа - их Мастер Чу именовал "стержневыми". Стержневые сеты были составлены наиболее сложными асанами, которые практиковались в режиме "глубокой текучести" или в режиме "полной остановки" - очень медленно, с исключительно глубоким входом, длительной фиксацией и плавным, но жестким выходом. В отличие от асан стержневых сетов, асаны, составлявшие собственно старт-сет, подобно асанам солнечного и лунного кругов, выполнялись в режиме "скользящего потока" - довольно быстро и почти без фиксаций. Мастер Чу говорил, что в старт-сете главное - текучесть и непрерывность движения - как внешнего, так и внутреннего. Любая тренировка непременно заканчивалась "стоп-сетом" - последовательностью упражнений, основой которых были различные модификации лотосового креста. Стоп-сет как бы подводил черту под практикой, "перебрасывая" восприятие в более тонкие слои реальности. После стоп-сета шли сеты статических дыхательных упражнений - дыхание Силы - и последовательности безмолвных созерцательных техник, названий которых Мастер Чу мне не давал.
Он также говорил, что, если свободного времени мало, стержневые сеты можно выполнять и по-отдельности, однако делать это следует с предельной внимательностью и осторожностью, поскольку тело, не подготовленное текучими движениями старт-сета, может в какой-то момент не выдержать напряжения, а это грозит обернуться травмой или нервным срывом. Как бы то ни было, мы тренировались ежедневно - по три раза - рано утром, в полдень и поздно вечером, и общая длительность тренировки в отдельные дни достигала девяти-десяти часов. Но, несмотря на столь чудовищные нагрузки, я не чувствовал, чтобы во мне накапливалась усталость. Более того, день ото дня мне казалось, что в моем теле становится все больше и больше свободной энергии. Временами мне даже удавалось вводить себя в режим свободного созерцания Силы. В таких случаях Мастер Чу оставлял меня и куда-нибудь уходил, предварительно напомнив мне, чтобы я не слишком увлекался и остановился точно в тот момент, когда почувствую, что тренировка себя исчерпала.
Однако день, когда мне все это надоело, все-таки наступил, и случилось это как-то очень уж внезапно. Проснувшись утром, я почувствовал, что не хочу ничего сегодня делать. Меня потянуло в город - поесть мороженого и выпить кофе.
Я разбудил Мастера Чу, который спал в своем "круговом доме" и сказал:
- Если бы ты знал, как ты мне надоел со своими сетами!..
- Сходи в город - развейся. Мороженого в баре поешь... - посоветовал он, словно прочитав мои мысли.
- И кофе...
- Кофе? Пожалуй... Только имей в виду - кофейные зерна обладают могучей и очень жесткой силой, и если ты не умеешь осознанно ее использовать, она может изрядно подпортить общую картину твоего состояния... Впрочем, ладно, чашка-другая тебе сейчас не повредит. Иди... Я буду ждать тебя на закате возле разрушенного причала в круглой бухте под городом - там, где рыбаки раньше стояли...
- О'кей, - согласился я и отправился в путь.
Относительно силы кофейных зерен он был прав, я познакомился с ней месяц спустя, когда мы с Томой и детьми отдыхали на Черноморском побережье Кавказа, воздух которого уже был пропитан мрачным предчувствием надвигавшейся войны, хотя никто ни в кого пока еще не стрелял.
Оставив детей на попечении Томиной сестры, мы вдвоем отправились в Гагру, чтобы купить на базаре горного меда и лесных орехов. Ненавязчиво моросил очень мягкий и теплый дождик, море словно затаилось у подножия окутанных туманом гор, и, сделав покупки, мы решили прогуляться под пальмами дивного парка, длинная полоса которого прижалась к горным склонам между морем и дорогой.
Было тихо. Мы молча шли вдоль берега, наслаждаясь безлюдным покоем. И вдруг я почувствовал, что нужно выпить кофе.
Минут через пять мы выбрели на мощенную розовыми плитами открытую площадку со столиками под драным выгоревшим тентом. В глубине площадки стоял киоск, в окошке которого виднелась задумчивая физиономия пожилой киоскерши. Больше на площадке никого не было, поэтому, несмотря на то, что из киоска вовсю пахло кофе, я на всякий случай осторожно спросил:
- А кофе что, нет?
- Пачэму нэт? - вскинулась кофейная дама. - Савсэм эст! Кофэ па-васточнэму! Дэнги платы - кофэ пэй!
Взяв два кофе, мы огляделись. Все вокруг было мокрым, за исключением одного столика и двух стульев в уголке, где тенту каким-то чудом удалось сохранить целомудрие. Расположившись за этим столиком, мы выпили свой кофе, все так же молча глядя на серый прибой. Как только мы закончили кофепитие, откуда-то вдруг нагрянули мокрые шумные отдыхающие, и нам пришлось ретироваться, чтобы возникшая в сознании атмосфера тотальной умиротворенности нечаянно не разрушилась.
Через некоторое время мы снова выбрели на такую же площадку, но теперь уже совершенно пустую - даже без кофейного киоска. Едва мы оказались на ней, как я ощутил, что притаившийся в моем желудке кофе вдруг начал шевелиться.
- Стоп! - сказал я Томе. - Давай-ка здесь задержимся...
Она внимательно посмотрела на меня, и, не говоря ни слова, села на окружавший площадку мокрый каменный парапет, предварительно постелив на него большой полиэтиленовый пакет, который достала из кармана моего рюкзака. "Женщина. Непостижимое существо", - вспомнил я слова гигантского огненного пса. Осторожно - чтобы не разбить банки с медом - я снял рюкзак и прислонил его к парапету, а сам вышел в центр площадки и замер в ожидании того, как будут разворачиваться события. И их развитие не заставило себя долго ждать.
Сначала по телу прошла крупная дрожь, а потом свернувшийся в животе теплый кофейный комок рассыпался во все стороны потоками сухого горячего песка. Я начал двигаться, стараясь собрать их в сколько-нибудь управляемую структуру и направить в руки. Через некоторое время мне это удалось. Мощными круговыми махами рук я вытягивал песок из живота в середину грудной клетки и оттуда напряженными толчками выбрасывал сквозь пальцы и середины ладоней наружу. Спустя пару минут пространство вокруг меня запестрело сверкающими жемчужными искрами, и я вдруг обнаружил, что больше не чувствую дождя. Капли испарялись, едва коснувшись поверхности тела. Еще минут через пять они вообще перестали до меня долетать, испаряясь прямо в воздухе. Потом вдруг все закончилось, оставив в теле ощущение тепла, а в сознании - полное безмолвие. Мои насквозь промокшие было от дождя одежда и волосы стали совсем сухими.
- Больше всего это было похоже на странное сочетание жесткого и мягкого цигун, - сообщила мне Тома, когда мы продолжили свой путь по парку.
- Давай возвращаться, - предложил я. - Кажется, здесь нам делать больше нечего...
- Ты прав, - сказала она, свернув в сторону автобусной остановки.
Но это было примерно месяц спустя, а в тот день я быстро шагал по дороге в сторону города, оставив в одиночестве до чертиков надоевшего мне Мастера Чу.
Я вышел из города, когда низкое солнце уже начинало понемногу желтеть. С моря плотной стеной дул западный ветер, который усиливался с каждой минутой. Быстрым шагом, не спускаясь вниз на уступы скалистого берега, я дошел до круглой бухты. К тому моменту, когда я спустился в нее, ветер уже почти превратился в ураган.
За прошедший месяц в бухте многое изменилось. На каменистой площадке возле причала раскинулся целый палаточный городок, окруженный импровизированной веревочной изгородью, немного поодаль на спускавшейся к развалинам рыбацкого домика дороге стояли ПАЗик, большой дизельный компрессор для зарядки аквалангов, два пикапа, УАЗ-грузовик и микроавтобус РАФ с розовыми занавесками на окнах. На пляже у самой кромки прибоя громоздилась обтянутая зеленой капроновой сеткой большущая прямоугольная конструкция, сваренная из толстых стальных труб. "Киносъемочная" - прочел я надпись на боку микроавтобуса.
Мастер Чу лежал на камнях и наблюдал за тем, как мужик, облаченный в гидрокостюм мокрого типа дрессирует на мелководье морского котика. Котик скалился и фыркал, но, тем не менее, выполнял разные дурацкие задания, которые давал ему мужик, за что каждый раз получал полудохлую рыбешку из садка, привязанного к мужиковому грузпоясу.
- Чего это они? - спросил я, подходя и усаживаясь на камни рядом с Мастером Чу.
- Кино снимают - морские котики как рабочая скотина и потенциальные подводные диверсанты. Кстати, твои земляки - киевский науч-поп.
Только теперь я обратил внимание, что номера на всех машинах действительно киевские, и что на дверце грузовика мелкими буквами написано "Студия научно-популярных фильмов, г.Киев".
- А ты с ними общался? - спросил я.
- Да так, парой слов перебросился... Они не склонны к общению, ибо чересчур интенсивно осознают важность возложенной на них миссии - донести до невежественного человечества радужность перспектив, раскрываемых перед ним эксплуатацией природных способностей бессловесной морской твари...
- А если серьезно?
- Да у них там сегодня день рождения главрежа, и, вероятно, ввиду ограниченности запаса "огненной воды", лишние нахлебники им ни к чему. Они же не знают, что я не пью. В этих местах в основном спортсмены-подводники ошиваются, а они - сам знаешь... "После каждого погружения загубники и прочие резиновые части легочного автомата нуждаются в протирке спиртом-ректификатом. Расход спирта на один акваланг должен быть не менее..." Ну и так далее... Вон именинник - видишь, возле той железной дуры стоит и руками машет... В белой рубашке и парадно-выходных трусах...
- Это - шорты...
- Какая разница? Трусы - они трусы и есть...
- А что это за дура?
- Вольер для подводных съемок. Хоть котик и дрессированный, видать все же боятся, что не выдержит искушения свободой и слиняет при первой же возможности. Вон и тренирует он его, не спуская с поводка... Ты смотри, какой ветер разгулялся. И волна так быстро поднялась... Наверное, потому, что ветер дует перпендикулярно береговой линии.
- Действительно, я тоже обратил на это внимание.
- Палатку мою сорвет, - отчужденно произнес я.
- Я ее завалил и камнями присыпал, когда уходил, - успокоил меня Мастер Чу.
В это время на берегу возникло какое-то шевеление и нервная суета. От палаток к вольеру и обратно забегали люди, сквозь шум ветра и рев прибоя до нас донеслись крики и обрывки деловитого интеллигентного мата.
- Идем, глянем, чего там у них приключилось, - предложил Мастер Чу.
Мы подошли поближе. Свежевыбритый именинник стоял на берегу рядом с конструкцией. Он был весь мокрый, отчаянно размахивал руками и ругался, на чем свет стоит. Вокруг него с растерянным видом топталось около десятка сотрудников. Они подавленно наблюдали за тем, как волны, ударяя в тот конец конструкции, который был обращен к морю, неумолимо срывали со стального каркаса зеленую сеть. Море неистовствовало, дыра становилась все больше, свежевыбритый главный режиссер зверел, сотрудники беспомощно пожимали плечами.
Интересно, каким образом они собирались втащить эту махину под воду? - задал я в пространство вопрос, который можно было бы считать чисто риторическим.
- Да тут Сеня с трактором приезжает - дизтопливо для компрессора привозит, так мы его собирались попросить, чтобы столкнул, в воде-то она полегчает, - неожиданно ответил тот из киношников, который стоял ближе всех и слышал мой вопрос. - Слушайте, мужики, может подсобите? Нас десять, да вас двое - по три человека на угол, даст Бог, вытянем... А то главный совсем уже крышей поехал - боится, что шов на сетке в кадре будет виден, да и саму сетку жалко. А?
- О'кей, - сказал Мастер Чу.
- Эй, парни, а ну - взяли!!! - радостно заорал киношник. - По три человека на угол... Приготовились... И-и-и - раз!!!
Тяжеленная конструкция приподнялась над землей. Волны сбивали с ног тех, кто стоял сзади. Уронили. На подмогу задним перешли два человека - по одному с каждого из двух передних углов, возле которых теперь осталось по два человека.
- И-и-и - раз!!!
Опять подняли. Задние кое-как выстояли... Но оставшиеся на передних углах парни смогли приподнять свою сторону рамы только до высоты колена. В результате после первого же шага конструкция уперлась нижней передней кромкой в галечный склон пляжа и рухнула. Но никто не пострадал - все успели отпрыгнуть.
Мастер Чу, стоявший рядом со мной возле заднего правого угла рамы, подошел к ее передней стороне и что-то сказал двум атлетически сложенным молодым парням, которые должны были поднимать правый передний угол. За ревом прибоя слова его были мне не слышны.
Один из парней направился ко мне и занял место Мастера Чу, второй перешел к левому переднему углу, на котором теперь оказалось три человека. Возле правого переднего угла остался один Мастер Чу. Я подумал, что сейчас, вероятно, он выкинет один из своих умопомрачительных фокусов, и не ошибся.
- Ну что, взяли? - скорее скомандовал, чем спросил Мастер Чу, просунув указательные и средние пальцы обеих рук под конструкцию и легким движением подняв на уровень груди угол здоровенной кубической рамы, сваренной из толстостенных двенадцатидюймовых стальных труб.
Все замерли.
- Ну?!! - рявкнул он.
Все разом спохватились, ухнули, охнули, вспомнили женщин легкого поведения и, увязая в гальке, тяжелой трусцой отнесли конструкцию на безопасное по мнению главрежа расстояние от линии прибоя.
Я был поражен. Но не самим по себе тем фактом, что Мастер Чу один без каких-либо видимых усилий справился с задачей, оказавшейся не под силу упиравшимся изо всех сил двум здоровенным парням, а тем, КАК он это сделал. Я внимательно следил за его руками и увидел то, чего, судя по всему, больше никто не заметил. Когда рама начала подниматься, ОН ВООБЩЕ НЕ КАСАЛСЯ ЕЕ РУКАМИ. Нижняя поверхность трубы отстояла от его пальцев примерно на два сантиметра. Правда, продолжалось это всего лишь в течение какого-то краткого мига, потом Мастер Чу исправил допущенную оплошность. Но я успел отметить про себя, что он поднял конструкцию, пользуясь не грубой физической, а какой-то совсем другой силой.
- Ты ведь мог сделать это и один, - заметил я, когда мы с ним под направленными нам в спины пристальными взглядами участников действа поднимались из бухты в степь.
- Мог, конечно, - ответил он, - но это уже не лезло бы ни в какие ворота.
- В смысле?
- Я же говорил тебе - все должно происходить естественным путем. И если ты не способен сделать что-то, не прибегая к чудесам, позаботься хотя бы о том, чтобы чудеса твои были не слишком явными... То, что я в одиночку поднял угол этакой дуры, уже само по себе не совсем нормально, но если бы я поднял ее всю, да к тому же сделал это с помощью взгляда - это было бы уже слишком... И так я просчитался и не успел вовремя под нее пальцы подсунуть, но, слава Богу, никто, кроме тебя, этого, кажется, не заметил...
- А какой вариант был бы, по-твоему, совсем естественным?
- Ну, например, если бы Сеня-тракторист вдруг по пьяне решил искупаться и заодно забросить киношникам пару канистр соляры... И в самый критический момент притащился в бухту на своей "Беларуси", чем спас бы положение и, наравне с именинником, стал бы героем дня...
- Почему же ты не пошел по этому пути?
- Хотел продемонстрировать тебе еще один вариант использования Силы... Шучу. Просто что-то не сложилось... Может, портвейн в поселок сегодня не завезли... Типа - грузовик на райбазе продтоваров сломался. Или бензина не было... В магическом искусстве, знаешь ли, тоже накладки случаются. Жизнь - тот же театр...
В это время мы вышли на самый верх, где ветер буквально сбивал с ног. Он по-прежнему дул с прямо запада строго перпендикулярно береговой линии. Мы шли на юг по направлению к своей бухте, полулежа правым боком на плотной упругой стене набегавшего потока воздуха. Время от времени ветер срывал с кромки обрыва мелкие камни и зашвыривал их в степь. Пару раз я получил довольно чувствительные удары по правому плечу.
Справа внизу все бурлило. Высоченные крутые волны с ревом обрушивались на скалы. Солнце склонялось все ниже, превращая поверхность моря в маслянистое коричневое золото.
Мы шли довольно долго. Береговая линия изгибалась, но ветер почему-то постоянно был перпендикулярен ей в том месте, где мы находились, хотя дул, казалось бы, все время из-под заходящего солнца.
- Стоп! - вдруг крикнул мне в самое ухо Мастер Чу. - Сядь на землю лицом к ветру, открой рот и глаза...
Я удивился, но последовал его указанию. И тут же в мое тело ворвался поток прохладной силы морского воздуха. Все внутри меня заполнилось ощущением прозрачности и чистоты. Мое тело перестало быть плотной органической массой, оно превратилось в воздушное сито, пронзенное мириадами игольчатых потоков западного ветра. Словно невидимым помелом, ветер мгновенно вымел из меня все то, что не имело отношения к моему истинному "Я" - клочья прицепившейся ко мне в городе тонкой грязи, обрывки мыслей, желаний, нити привязанностей и много-много каких-то других вещей, о существовании которых во мне я не имел ни малейшего понятия. Внутри стало совсем пусто.
И едва мое новое состояние обрело устойчивость, ветер сорвал с кромки обрыва горсть камешков и швырнул их мне прямо в лицо - я едва успел закрыть глаза, захлопнуть рот и наклонить голову. Один из камней щелкнул меня по черепу справа и немного впереди от макушки. Кровь потекла по лбу и правому виску, а ветер раздул ее в мелкую аэрозольную пыль и красной пеленой захлестнул правый глаз. Я зажмурился.
- Вставай, идем, - услышал я голос Мастера Чу, - нычку одну знаю - внизу, на первом ярусе, там сейчас ветра нет. Отсюда - час ходу...
Я перевязал голову футболкой, и мы двинулись в путь. Над нами в пронзительно прозрачной голубизне с сумасшедшей скоростью мчались низкие облака - бело-оранжевые с плоскими сиреневыми брюшками. За горизонтом в кристально чистом воздухе проступали контуры невидимых в спокойную погоду нефтяных вышек.
Минут через пятьдесят Мастер Чу остановился и указал вниз:
- Вон там.
- Издеваешься? - спросил я.
- Ничуть. Обрыв нижнего уступа работает как ветроотбойник, а наверху впадинка есть - отсюда ее не видать, но когда ветер с моря дует, в ней ни одна травинка не шелохнется.
- Глубокая впадинка?
- Сантиметров семьдесят.
- То есть придется лежать трупом, пока ветер не утихнет...
- Ну и прекрасно. Прочистить ветром мозги, а потом пару дней ничего не делать - это всегда действует достаточно радикально... Ладно, идем вниз.
И по едва заметной тропке он нырнул под обрыв.
Спуск занял минут двадцать.
На площадке, куда мы спустились, все было именно так, как говорил Мастер Чу - идеально подходящая для ночлега впадинка диаметром около пяти метров, выстланная дивно шелковистой сухой травой.
Ветер дул всю ночь и весь следующий день. Мы лежали на спине, молча глядя в небо. Вставали только для того, чтобы справить нужду, отойдя в сторонку и повернувшись спиной к ветру, или спуститься к морю и посидеть немного среди камней в прохладных облаках радужных брызг. Солнце палило нещадно. Пить было нечего, а есть не хотелось вовсе. Ближе к вечеру, когда обрывы над нами и поверхность моря внизу окрасились золотом, ветер вдруг внезапно почти совсем прекратился.
Мы выползли из своей ямы и устроились на камнях над обрывом, расположившись лицом к солнцу. Внизу, вскипая оранжевой пеной, разбивался о скалы накат бурого золота. Бронзовые стебли сухой травы неподвижно застыли в расщелинах. Отбрасывая длинную острую тень, под солнцем маячил темный силуэт одномачтовой яхты.
Взглянув на мои слипшиеся от крови волосы, Мастер Чу с усмешкой произнес:
- Сила земли оставила тебе на память отметины на спине, а эта метка будет напоминать о западном ветре...
[ИЛЛЮСТРАЦИИ: вводный старт-сет, заключительный
стоп-сет и пример стержневого сета.]
ПРИМЕЧАНИЕ. Как вы сами прекрасно понимаете, все приведенные в этой книге сеты асан представлены в упрощенном варианте - минимально достаточном для того, чтобы проявилось комплексное действие той или иной последовательности. Тем не менее, если верить Мастеру Чу, даже в самую простую схему старт-сета встроено несколько блоков, которые позволяют научить организм "переваривать" и использовать излучение попавших внутрь тела радионуклидов, а также энергию повышенного радиоактивного фона. Я неоднократно пытался выяснить у него, какие именно блоки обладают таким действием, но он неизменно отшучивался и предлагал мне определить это самостоятельно. И "раскрутить" его на эту информацию мне в конечном счете так и не удалось. Кроме того, он утверждал, что в отрыве от остальных элементов последовательности эти блоки не работают. Как бы там ни было, на настоящий момент информация о том, где именно в старт-сете находятся те кнопки, которые включают особый метаболический механизм, превращающий радиацию из смертельного врага в могучего союзника, так и остается закрытой. Но, вероятнее всего, они там действительно есть.
Часть третья
ТРЕТЬЕ ОТКРЫТИЕ СИЛЫ.
Мы провели в бухте еще один месяц. Потом была осень, зима, потом - весна и еще одно лето - почти три месяца на полуострове в компании Мастера Чу, а после них - снова осень, зима и весна. И в течение всего этого времени моя жизнь была непрекращающейся тренировкой - двадцать четыре часа в сутки, изо дня в день. Я не тренировался осознанно только во сне. Однако сказать, что на время сна тренировка прекращалась, я тоже не мог. Промежутки времени, когда я спал, как-то сами собой превратились в периоды сверхглубокого расслабления. Если бы не это, я, вероятнее всего, не выдержал бы напряжения и в какой-то момент - скорее всего зимой, когда рядом не было Мастера Чу - неминуемо сорвался. Но, слава Богу, этого не случилось.
Тем не менее, вспоминая события тех двух лет, я прекрасно понимаю, что рассказать об этом времени мне сейчас нечего. Вернее, рассказывать-то я мог бы бесконечно, и вряд ли вы представляете, сколь тяжело мне одолеть в себе искушение и не предаться этому занятию... Однако я вполне отдаю себе отчет в том, что книга и без того уже весьма перегружена техническими деталями, описаниями элементов тренинг-технологии и, скажем так, общетеоретическими выкладками. Рассказ же о тех двух годах увеличил бы ее объем как минимум в три раза, превратив художественное - ну, хотя бы местами - повествование о встречах с замечательным человеком, в сложный технологический трактат, интересный разве что хорошо подготовленному специалисту.
Эта же причина заставила меня отказаться и от подробного изложения техники исполнения последовательностей и элементов, представленных на иллюстрациях. Конечно же, в дальнейшем я планирую написать серию работ, раскрывающих практическую сторону тренинг-технологии Мастера Чу. Вероятнее всего, это будут технологические трактаты, обильно снабженные подробнейшим иллюстративным материалом и рассчитанные на издание небольшими тиражами - только для специалистов в области современных и традиционных психоэнергетических тренинг-технологий, а также для инструкторов-профессионалов. Что же касается иллюстраций, помещенных в данной книге, то я рекомендую отнестись к ним как к картинками, позволяющим получить общее представление об элементах некоторых последовательностей, применяемых в тренинг-технологии Мастера Чу.
Итак, прошло два года...
У ПОГИБШЕГО АКВАЛАНГИСТА
В тот год я сумел выбраться на полуостров только в середине августа. Что поделаешь - не всегда все складывается так, как хотелось бы...
С гребня холма я заметил веревку, которая свисала с обрыва, а, подойдя поближе и заглянув вниз, увидел и самого Зы Фэн Чу - он сидел в позе лотоса, прислонившись спиной к скале. Я свистнул. Мастер Чу поднял голову, выпрямил ноги, встал и, подойдя к веревке, начал взбираться наверх. Когда я пересек балку и по склону холма поднялся к выложенному из камней кольцу, внутри которого лежал его рюкзак, сам он уже стоял рядом.
- Будешь ставить палатку? - спросил Мастер Чу.
- Что-то неохота, - ответил я.
- Тогда давай спустимся вниз, - предложил он.
Внизу все было, как обычно. Плеск прибоя, колышашиеся под водой водоросли, толстые корки кристаллов соли на месте высохших луж в углублениях каменных плит...
Я снял с себя пыльную одежду, прыгнул в воду, кролем доплыл до утеса и брассом вернулся обратно.
- Похоже, ты готов к тому, чтобы взяться за динамические техники, - сказал Мастер Чу, когда я выбрался из воды.
- Почему ты так решил? - поинтересовался я.
- Не знаю, - пожал он плечами. - Просто почему-то мне так кажется. До сих пор, представляя себе, как буду рассказывать тебе о специальных ритмах дыхания при плавании и ходьбе, я ощущал внутри себя нечто вроде противодействия. А теперь этого нет. И даже наоборот...
- А что это там за бутылка плавает? - спросил я, указывая на перехваченную веревочной петлей полуторалитровую пластиковую бутылку, которая болталась на волнах примерно в сотне метров мористее утеса.
- А-а, была тут пару дней назад история. В северных бухтах публике уже места, видать, не хватает. Начинают по берегу расползаться - новые территории осваивать. Скоро, похоже, полуостров закончится... Но мне-то уже все равно... Да и тебе тоже.
- Что ты имеешь в виду?
- Да так, ничего особенного... А бутылку парни заякорили на том месте, где в последний раз видели того, который не вернулся...
- Не вернулся?! Кто не вернулся?
- Инструктор - из Астраханского яхтклуба. Они дней пять назад сюда приехали - тремя машинами прямо из степи вывалились, два дня погружались нормально - крабов нагребли целую кучу, камбалы, кто-то из них с аквалангом даже пару осетров забраконьерил...
- Пили?
- Ты знаешь - нет! Я так удивился... А на третий день их инструктор после погружений взял "Юнгу" - ну, недоразумение это - два баллона по четыре литра с небольшим - там атмосфер сорок оставалось - чуть больше резерва, и говорит: "Я тут под берегом еще крабов пособираю, резерв добью". У них вообще к технике безопасности какое-то странное отношение - как будто ее вовсе даже не существует... Ну, и не вернулся. Они день искали, потом плюнули: понятно, что уже не спасти. А труп доставать... Кто знает, может, лучше и не доставать вовсе... Бутылку только к камню привязали на том месте, где он в последний раз на поверхность поднимался перед тем, как уйти насовсем, собрались молча и уехали...
- А там глубоко? - спросил я. - Ну, там, где бутылка? Ты нырял? Дно-то здесь неровное...
- Там-то неглубоко, метров пятнадцать. Но вряд ли он отключился сразу же, как только под воду ушел. Сначала, видимо, полную сетку крабов набрал, а пока этим занимался, не заметил, как воздух в акваланге к концу подошел, сопротивление на вдох увеличилось, а там - сам знаешь - каньон до сорока метров совсем рядом, он, видимо, в него и свалился, ну, и дальше уже понятно - кислородное голодание плюс азотный наркоз - отключился и с концами... А все техника безопасности... В одиночку да к тому же почти без воздуха... И грузпояс такой, что и в нормальном состоянии не очень-то расстегнешь - с пряжкой, как на портупее. Даже если он успел заметить, что с ним что-то не то творится, сбросить балласт и выброситься на поверхность он не мог... Кроме того - ремни акваланга были застегнуты поверх грузпояса...
- У нас в Киеве был случай, - вспомнил я, - лет десять назад... Парень с девушкой погибли. Она - совсем новичок, а он - тоже инструктор. Мы их три дня искали - человек сто водолазов и аквалангистов. Акватория там очень сложная - огромное искусственное озеро - километров десять квадратных, если не больше. Глубина - около двадцати, прозрачность по диску - метр-полтора, все дно ямами изрыто, да еще и лес затопленный везде. И температура на дне - градуса три-четыре. Жуть...
- Ну и как, нашли? - поинтересовался Мастер Чу.
На третий день... У них тоже ремни аквалангов поверх грузпоясов застегнуты были. Что-то случилось - что именно, выяснить так и не удалось, возможно, зашли слишком глубоко, и у девушки возник холодовой шок... Парень пряжки грузпоясов расстегнул - и на ней, и на себе, а балласт сбросить не удалось - повисли пояса на брассовых ремнях аквалангов... Ну, на тех, которые между ног проходят - акваланг снизу фиксируют... И все - ни за что, ни про что пропали... Оба - молодые, здоровые, красивые...
- Этот - тоже молодой, лет двадцать семь... Но из тех ребят, которые с ним были - самый старший. Инструктор...
- На опытность свою понадеялся?
- Да какая там опытность...
- Ну как, инструктор все-таки...
- А ты будто ты не знаешь... В морской школе водолазам бутылку поставил, те "корочку" выписали, фото прилепили, печать шлепнули - вот тебе и инструктор... И остальные - такие же... Одно то, что они сюда "Юнгу" привезли, уже само по себе чего стоит!.. Здесь ведь глубины - до полтинника, и течения на дне бешеные, а они - с этой игрушкой... Я наблюдал за ними - ни хрена толком не умеют...
- Что ж ты им не сказал, что так нельзя? - спросил я.
- Сказал? Не смеши. Кто бы слушать стал, они же - самые клевые...
- А вдруг...
- Иди ты... - сказал Мастер Чу. - В конце концов, это - не мое дело... Да я и говорил... Ненавязчиво, правда...
- И что теперь?
- Всплывет... Вода теплая. Через неделю – где-нибудь в скалах южнее бухты... Как раздует, так и появится. Увидишь...
Чем дальше, тем более неприятный осадок оставался от этого разговора в моем сознании, и я не знаю, во что бы это вылилось, если бы вдруг не произошло событие, переключившее на себя все наше внимание.
С обрыва сорвалось нечто, напоминавшее большой веревочный ком. Падая вниз, оно разматывалось, превращаясь в основательную веревочную лестницу. Потом по ней деловито спустился небритый мужичок с брюшком - в домашних тапочках, семейных трусах и темных очках под козырьком пляжной кепочки в оранжево-зеленую клетку на белом фоне.
- Это еще что за явление? - тихо спросил я.
- Веяние времени. Очередная партия любителей подводного плавания, - так же тихо объяснил Мастер Чу.
- Здорово, земляки, - сказал мужичок. - Не помешаем? На той стороне совсем невмоготу стало, столько народу, так мы здесь решили счастья попытать. Летчики мы... Видали, небось, иногда МиГи и СУ летают? Так это - наш полк... В ста пятидесяти километрах отсюда базируется, там еще городок военный, знаете?
- Да, - сказал Мастер Чу.
- "Эй, Жора, ну что?!" - послышалось сверху. "Все класс! - заорал мужичок по имени Жора. - Пусть Игорек спускается, будем здесь снарягу принимать! Саня, а ты наверху оставайся, Василь Ильич пусть грузовик подгонит к обрыву, чтобы далеко железо не таскать, потом что-нибудь придумаем!"
- Начинается! - с заметной досадой в голосе процедил сквозь зубы Мастер Чу. - Идем наверх, посмотрим, что там у них.
В это время с обрыва, разматываясь, упала бухта толстого капронового троса, и по веревке ловко соскользнул здоровенный белобрысый парень с мешком в зубах, видимо - Игорек. "Поехали! - гаркнул он, едва коснувшись ногами каменной плиты, и, обращаясь к нам: - Здорово, мужики!"
- Привет... - отозвался я.
Мастер Чу промолчал.
- А че это за мешок у тебя? - спросил Жора.
- Да картофан, - ответил Игорек, - бабы помыть велели, хотят на ужин с тушенкой забульбенить. Ну, для балласта... Новоселье, как-никак, а мы соленые огурцы еще вчера на пляже доели...
Я собрал свою одежду, и мы направились к обрыву.
Трапом нашим пользуйтесь - пожалуйста! - щедро предложил Жора.
- Спасибо, - сказал Мастер Чу и, приняв предложение, начал подниматься по веревочной лестнице.
Наверху вовсю кипела работа. Несколько "Жигулей", старый облупленый "Москвич" и "Опель-Фронтера" с помятым крылом плотным кольцом окружили каменный круг Мастера Чу. Пыль стояла столбом. На самом гребне холма виднелся малотоннажный дизельный грузовичок с оранжевой тупорылой кабиной. От него к обрыву, сгибаясь под тяжестью, брели мужчины. Они несли акваланги, палатки, мешки с гидрокостюмами, кто-то волок целую гроздь паяльных ламп с треногами для приготовления пищи, кто-то - топор, кувалду и охапку длинных кольев для палаток. Возле кромки обрыва стояли женщины и с тоской во взглядах созерцали веревочную лестницу. Три собаки и несколько человек детей в возрасте от десяти до пятнадцати рыскали между машинами, то и дело хлопая дверцами.
- Уроды! - нервно закричала одна из дам приближающимся с ношей мужчинам. - Жора ж вам сказал, чтоб грузовик сюда подогнали!
- А заводить его потом как? У меня аккумулятор - ни к черту... Пусть грузовик на холме остается, - сказал, подходя, благообразный мужчина почтенного возраста.
- Ой, Василь Ильич, простите, это я не вам, - покраснела дама, - это я своим дебилам... У них от ежедневных перегрузок все извилины уже давно спрямились...
- Напрасно вы так, Зиночка, они же офицеры, к тому же летчики - цвет и гордость российской нации!
- Ну, коли эти бухари - цвет и гордость, то скоро всей нашей нации гайки-веники настанут, - без тени улыбки сказала Зиночка. - Боже, если б вы, Василь Ильич, только знали, как они мне все надоели. Нет, чтоб на пляже остаться, надо обязательно припереться в самые пампасы... И так все время - вечно как чего-нибудь выкинут - хоть стой, хоть падай... Вам-то что - вы к сыну приехали, погостите месяц - и до свидания, а я же всю жизнь среди них толкусь... Боже, Боже... Теперь вот лестницу веревочную придумали... Людей, видите ли, на пляже много!.. Новых мест им захотелось... Они все свое железо и лодку надувную вниз спустят, а дальше - хоть трава не расти... А нам как тут купаться ходить?! Вы представляете себе - каждый раз по веревке... Нам ведь уже не по двадцать лет...
- Но вы же - парашютистки, альпинистки, аквалангистки, и вообще - офицерские жены!..
- Василь Ильич!!!... Ну хоть вы!!! Я тот день проклинаю, когда за Петьку вышла! Красавец ведь был! Курсант - косая сажень в плечах! И чуб - во какой! У нас тогда в городке по нем почти все девки сохли...
- Так он и сейчас - вона каков! - Василь Ильич кивнул в сторону рослого статного мужчины лет сорока пяти, который легкой походкой спускался с холма, неся на каждом плече по грузпоясу, а в руках по два акваланга - в общей сложности около сотни килограммов груза. - Ишь, как вышагивает! Все - гляди - гнутся, ногами шаркают, а твой - эх! Гусар! И шевелюра на месте - глянь густая какая! Ежик, правда, вместо чуба, но это - детали...
- Конечно, ему чего сделается? Он если не летает, так целый день на тренажерах сидит. А у плиты - кто? День на работе с цифирью маешься, а вечером - вахта... Хоть бы машину стиральную купил. Так нет, он всю наличность в этот чертов джип ухнул. Как будто на нормальной машине ездить нельзя... Я за двадцать лет во что превратилась? - в ее голосе зазвучала тоскливая безнадежность.
- Ну что вы, Зиночка, вы еще женщина - что надо, в самом соку... - засуетился Василь Ильич.
- Да бросьте вы, что у меня в доме, зеркала что ли нет? - тихо проговорила она, и на глазах ее выступили слезы.
В это время подошел Петр. Аккуратно поставив на землю все четыре акваланга, он открыл дверцу "Опеля" и щелкнул магнитофоном.
"Show must go on..." - послышалось из машины.
Петр потянулся внутрь, что-то там взял и, прикуривая от зажигалки "Zippo" длинную коричневую сигарету, подошел к Зиночке:
- Ну как место? Класс, а? - с восхищением произнес он, орлиным взором окинув бухту. - Молодец, Жорка! И когда это он только успел все разведать? Здорово, мужики, как дела?
Последняя фраза была обращена к нам.
- Нормально, - ответил Мастер Чу.
- Нет, Зин, ну правда, ну ведь класс, признайся?.. А? - Петр снова обратился к жене.
- Лопух ты, Петька! - ответила она.
- Ну почему - лопух, сразу прямо - лопух!.. Тебе тоже размяться полезно... Помнишь, какая у тебя талия была?
- Ой, хоть ты на мозги не капай... Размяться... Скажешь тоже. Тут шею свернуть - раз плюнуть...
- Так у тебя ж разряд по скалам!.. И мастер - по парашюту...
- Сто лет назад было... Уже не помню...
- Ну ладно, не сердись, как-нибудь разберемся. А воздух тут какой удивительный - совсем другой какой-то, ей-Богу! В северных бухтах такого не бывает...
- Ой, Петька, Петька, неисправимый вы народ - мужики... Но все равно я тебя люблю, ты же знаешь... И никуда от этого не деться... Ладно, покурил - и будет, иди, вон без тебя вся разгрузка замерла.
Петр бросил под ноги окурок, автоматическим движением наступил на него и направился к грузовику за новой порцией груза.
Мастер Чу подошел к каменному кругу, встал на его середину и ногой откатил в сторону один из камней. Повернувшись ко мне, он махнул рукой, и в мгновенной вспышке охватившего все текучего сияния я увидел, что подвешенного к небу колеса со световыми лучами вместо спиц больше не существует.
- Вот так, - сказал он. - Надувная ракушка - как развернул, так и свернул... Идем на ту сторону балки - палатку поставим. И веревку нашу забери - тоже на той стороне сбросим.
- Ты что, в палатке спать собираешься? - удивленно поинтересовался я.
- Да нет, просто пришло время и здесь обозначать свою территорию... Что поделаешь, экспансия упорядоченного осознания, гори она синим пламенем... Десять лет назад даже в северных бухтах пусто было, а теперь и сюда волна докатилась...
- Так сам ведь говорил: конкуренция - закон эволюции...
- Да, ничего не поделаешь...
- Но эти - еще более-менее - мирные... - без особой, впрочем, уверенности произнес я. - И экспансию осуществляют, я бы даже сказал, ненавязчиво...
- Да уж, как же... Лагерь сейчас разобьют, "картофана" с тушенкой "забульбенят", и начнется... Часов до четырех утра будет совсем весело, потом до пяти они будут укладываться, а в семь кому-то уже захочется опохмелиться. Из тех, кто отвалится еще до полуночи... И он начнет греть закусь... На паяльной лампе... Слыхал когда-нибудь? - гудит не хуже, чем СУ.
- Ну, и что мы будем делать? - спросил я.
- Выдержку тренировать - другого выхода нет, - ответил он.
- А куда-нибудь уйти?
- Нет. В этой бухте все начиналось и здесь же должно закончиться. Уйти мы уже не можем...
- Закончиться? Что ты имеешь в виду? - с некоторой обеспокоенностью спросил я.
- Да так, ничего особенного, - глядя вдаль, безразличным голосом ответил он.
Как показали дальнейшие события, Мастер Чу был абсолютно прав. Благо, вечером с нашей стороны в сторону лагеря летчиков подул ветер, который не прекращался всю ночь, и приглушенные звуки офицерского "новоселья" не помешали нам как следует выспаться.
РЕЖИМ "НАБЛЮДАЕМОЙ ТРЕНИРОВКИ"
Наутро меня разбудил тихий голос Мастера Чу:
- Эй, вставай...
- Что, солнце уже взошло? - спросил я, открыв глаза, и вытирая рукой мокрое от росы лицо. - А который час?
Я огляделся. Было еще довольно темно и весьма прохладно, однако оранжево-розовый цвет неба над степью говорил о том, что до восхода солнца оставалось не более получаса. Все вокруг мягко мерцало каплями росы, на животе у меня собралась изрядных размеров лужа, которая неспешно просачивалась сквозь брезентовый чехол спального мешка. Я ощутил, что мешок промок уже почти насквозь, но это меня особо не смутило: взойдет солнце и все высохнет за каких-нибудь полчаса. Зы Фэн Чу стоял рядом, глядя на меня сверху вниз, и терпеливо ждал, пока я окончательно проснусь и приду в себя.
- Если бы ты тренировался также и когда спишь, пробуждение было бы значительно более легким и эффективным, - с некоторой иронией в голосе сообщил он.
- Ну, не все сразу... Хорошо, хоть расслабляться во сне научился, - сказал я. - А то ведь раньше как было - что ни сон, то война... И потом, ты еще даже не начал рассказывать мне о динамических техниках. Я так понимаю, они покруче будут, чем все, чему ты меня до сих пор учил... А тренировка во сне - это, наверное, еще сложнее...
- Пожалуй, хотя... Некоторые считают, что все наоборот... Как в анекдоте: телу сказал, что оно тебя ограничивает, жене - что тело за день утомилось, а сам - спать, и - работать, работать, работать... А зачем?
- Ну, как, управление сновидением - один из типов астральных работ...
- Послушай, давай ты не будешь употреблять это слово.
- Какое?
- "Работа". Как-то подозрительно серьезно у тебя получается...
- Однако сам ты его употребляешь чуть ли не на каждом шагу, и к тому же весьма лихо...
- Разве я сказал: "Давай не будем употреблять это слово"? Я сказал: "Давай ты не будешь..."
- А чем я хуже тебя?
- Ничем. Но вряд ли тебя привлекают лавры экстрасенса-инструктора международной категории или заслуженного донхуанца?..
- А тебя, стало быть, привлекают...
- А я - привит. Стойкий иммунитет против серьезного отношения даже к самым высокоумственным заморочкам... Короче, предоставь роль астральных тружеников более основательным индивидам с развитой до патологической неуемности фантазией и гипертрофированным чувством собственной значительности, а сам выползай поскорее из мешка, у меня к тебе дело.
- Дело? Какое дело? Что, утренняя тренировка отменяется?
- Отнюдь... Просто ты тут только что по поводу динамических техник высказался... Вот я и подумал: а почему бы нам и впрямь ими не заняться. Тем более, что обстановка располагает... Вылезешь ты из своего мешка, в конце концов?
- При чем здесь обстановка?
- При том... Палаток в бухте - видишь сколько? Нам в этом году определенно не везет... Посторонних - прямо толпа собралась... Возле палатки или внизу на плите особенно не потренируешься... Мы ведь не хотим привлекать к себе всеобщее внимание, правда?...
- Не вполне понимая, к чему он клонит, я немного приподнял голову и спросил:
- А какое нам дело до всеобщего внимания?
- Помнишь, ты рассказывал мне о выключателях в кинотеатре?
- Помню, а что?
Действительно, в предыдущем году я рассказывал ему о немного странном случае, произошедшем со мной в октябре - после возвращения с Кавказа - и оказавшим какое-то странно критическое воздействие на мое отношение к себе и ко всему тому, что я делал.
В одном из киевских кинотеатров, а именно - в "Загребе", проходил тематический показ каких-то документальных фильмов, и среди них была лента о восточном психотренинге. Или о йогах, я в точности не знаю... У них был штатный йог, который выступал перед сеансом, но он в тот день малость прихворнул. Кто-то, знавший кого-то, кто был знаком с Фигнером, кому-то что-то сказал, мне позвонили и попросили перед сеансом сделать нечто вроде показательного выступления с коротенькой лекцией о психофизической тренировке на пятнадцать минут и демонстрацией упражнений еще минут на двадцать. Сперва я соврал, сказав, что не имею о йоге и йогах ни малейшего понятия, но звонивший уверял, что это не важно, цигун или у-шу, на худой конец - тай-чи, тоже сойдет. Мои попытки что-либо объяснить были пресечены на корню его фразой о том, что годится все, лишь бы смотрелось эффектно и заняло время... Решающим же фактором, заставившим меня согласиться, стала сумма, предложенная мне в качестве вознаграждения за участие в этом мероприятии - она существенно превышала размер моей месячной зарплаты. Вряд ли это говорило об особой щедрости организаторов, скорее - об уровне наших зарплат, но, как бы то ни было, возможность получения столь неожиданной и существенной прибавки к семейному бюджету всего лишь за полчаса работы весьма меня воодушевила. Я подготовил текст мини-лекции, скомпоновал наиболее эффектные из доступных мне упражнений в гармоничную с моей точки зрения последовательность и попросил Тому прокомментировать мое выступление. Сама она в то время ничего из техник Мастера Чу не практиковала, интуитивно считая их слишком радикальными для себя, однако каким-то образом вполне сносно представляла себе, что и как нужно говорить. Откуда? Понятия не имею... Женщина... Непостижимое существо...
В назначенный день мы "сдали" детей бабушке и прибыли в кинотеатр за час до начала сеанса. Минут десять ушло на административную раскачку - увы, без этого не обходится почти никогда: тетя Маня пышной грудью самоотверженно заслонила щит, на котором висят ключи от каптерки, где можно переодеться, а директор сидит в туалете и не хочет давать указания сквозь запертую дверь, поскольку это наносит непоправимый урон его чувству собственного достоинства, ну, и так далее - минут десять потребовалось на то, чтобы немного размяться и в последний раз пробежаться глазами по программе - ничего ли мы не упустили - а потом нас провели в зрительный зал. Быстренько выдохнув свою квази-лекцию, я поднялся на предэкранную мини-эстраду, расстелил коврик, Тома подошла к эстраде и взяла в руки микрофон...
Сначала я сделал несколько подготовительных движений руками, которые мне однажды показывал Мастер Чу. При этом в сознании сам по себе возник его образ. Я начал медленно выполнять прогиб назад, чтобы выйти в обычный мостик, из него - в мостик на локтях, а затем мягко поднять ноги в стойку скорпиона на предплечьях, и тут произошло нечто неожиданное. Я вдруг почувствовал плотный столб очень жестких вибраций, который падал откуда-то из бесконечности сверху и обволакивал меня мощным яйцеобразным полем, энергия которого тугими спиралевидными жгутами заструилась по телу. Следуя структуре движений и ритму дыхания, она стекалась в самую середину грудной клетки - туда, где находится сердце - и концентрировалась там во вращавшийся с немыслимой скоростью фантастически плотный сферический клубок твердых, как сталь, но в то же время очень текучих и немыслимо тонких волокон сверхвысокочастотных пространственных вибраций. Плотность окружавшего мое тело поля и степень концентрации неведомой мне силы в клубке быстро увеличивались. Через пару минут волокна внутри клубка слились в единую массу, а скорость его вращения достигла такой величины, что отслеживать процесс вращения не было уже никакой возможности. Клубок словно остановился. И в то же самое мгновение вибрации превратились в свет. Янтарно-золотистый, он сходящимся книзу спирально закрученным коническим вихрем сквозь потолок зала падал с небес, обволакивал меня плотным слегка вытянутым шаром, вливался внутрь, текучими жгутами струился по телу и собирался в середине грудной клетки, превращаясь в невыносимо яркое сияние. В течение еще некоторого времени концентрация света в сердце нарастала, а потом он вдруг выплеснулся наружу - прямо в заполненный людьми зал.
Это было похоже на струящуюся сквозь пространство реку золотого света. Сначала она разделялась на два рукава - один поток тянулся к телу Томы, превратившемуся в шар зеленовато-янтарного света, в котором мерцали ярко-красные, синие, фиолетовые и белые волокна, и от нее - в зал, где соединялся со вторым потоком - он тек прямо от меня к зрителям. Их я почему-то не видел, вместо них передо мной колыхалось озеро мерцавшего всеми оттенками радуги жидкого полупрозрачного золота, которого становилось все больше. В какие-то мгновения мне казалось, что я вижу в этом озере отдельные яблокообразные пузыри, но потом все слилось в едином пространстве света, который рос, ширился и, наконец, заполнил весь зал до самого потолка. Рукава, на которые разделялся выходивший из моей груди поток, исчезли. Внутри светового пространства остались только пять ярко выраженных структур - нисходящий поток, световой шар вокруг моего тела, само тело, состоящее из плотного света, но при этом как ни в чем не бывало продолжавшее выполнять упражнения, световой шар на том месте, где стояла Тома, и поток, который исходил из моего сердца, протекал сквозь ее шар и растворялся в поле прозрачного радужного золота, делая это поле все более и более насыщенным.
Я продолжал, и радужно-золотой свет, заполнявший зал, становился все ярче. Я почти видел, как он сочится сквозь стены, распространяясь куда-то далеко за пределы зала. Потом я заметил, что сердцевина нисходящего вихря не двигается, и что цвет ее - пронзительный серебристо-белый. Едва обнаружив это, я увидел также, как этот внутренний свет образует плотный шар внутри моей головы. Потом шар вытянулся в веретенообразное свечение с золотистыми концами, которые выдвинулись из головы наружу - один сквозь макушку, второй - позади подбородка. Вокруг головы по элипсоидальным орбитам засуетились жемчужные искры. Потом все это обволокло всплывшим изнутри головы серебристо-белым сиянием в форме шара. Наружу от центра этого шара протянулись четыре тонкие нити - через точку посередине между бровями, через точки над самыми верхушками ушных раковин и через точку на затылке над основанием черепа. Нити выходили из головы и тут же растворялись в заполнявшем зрительный зал пространстве золотого света, распыляя внутри текучего золота серебристо-белый с фиолетоватой синевой туман, составленный множеством мельчайших точек нестерпимо яркой светимости. Постепенно плотность белого тумана выросла настолько, что его сияние затмило все золото вместе с радужными оттенками. Нисходящий поток тоже стал белым. Не осталось ничего, кроме этого потока и моего светового тела, медленно выполнявшего сложные движения в пространстве слепящего белого света. Затем сияние сделалось настолько насыщенным, что его уже невозможно было видеть, и все поглотила прозрачная, антрацитово-черная неподвижно-текучая темнота, до предела заполненная немыслимо плотно сконцентрированной энергией. В этой темноте было все, и в то же время в ней не было ничего вообще, не было даже моего тела, выполнявшего упражнения, но, что меня в тот момент особенно поразило, сами упражнения, как это ни странно, оставались. В каком виде - этого мне так и не удалось понять. Но они там были! Вернее, не они сами, а составлявшее их текучее движение, принцип движения, что ли...
Самым удивительным для меня в этом всем было, однако, не самостоятельное существование движения как такового, а раздвоение моего собственного внимания. Я чувствовал, как, параллельно с происходящим в световом поле, оно продолжало в обычном человеческом режиме внимательно отслеживать все, что делалось в зале. Откуда-то я знал, что в любое мгновение могу вернуться в нормальный режим восприятия, и потому ощущал себя вполне уверенно в пространстве света и даже в непостижимой черноте Великой Пустоты. Я не понимал, откуда мне известно, что воспринимаемое мною ничто как раз и есть Великая Пустота, но я знал это с полной определенностью и потому вынужден был смириться с фактом непостижимости причины этого знания. Едва лишь я закончил и лег на спину, чтобы расслабиться в течение тридцати-сорока секунд, как нормальное восприятие тут же ко мне вернулось. Я лежал с закрытыми глазами и слышал, как Тома произносит последние фразы комментария. Потом зал взорвался аплодисментами, я открыл глаза, встал, поклонился, сложил коврик и быстро покинул зал. Оставив включенный микрофон лежать на краю эстрады, Тома последовала за мной. Я не ощущал усталости, вместо нее был такой прилив энергии, что я начал сомневаться в том, удастся ли мне сегодня заснуть. Я переоделся, и мы вышли из каптерки. Согласно договоренности, заплатить нам должны были сразу же после окончания выступления - как только в зале начнется сеанс. Мы стояли в коридоре, мимо бегали чем-то озабоченные люди, но никто из организаторов к нам не подходил. Потом подскочил какой-то мужичок и, давясь одышкой, сообщил:
- Сейчас они подойдут, там проблема... Не могут выключить свет. В фойе подождите...
Мы с Томой вышли в фойе и сели на обтянутую дерматином металлическую скамейку. Минут через двадцать пришел один из организаторов - я помню, что его звали Федей - и принес деньги.
- Ну вы даете! - сказал он, подходя.
- А что случилось? - спросила Тома.
- Сеанс не могли начать, - ответил Федя, - свет не выключался... Пока выяснили - в чем дело... В реостатах постепенного затемнения бегунки к обмоткам поприплавлялись! Во всех цепях! Такого у нас еще не было... Зубилом пришлось отбивать. И общий рубильник - тоже.
- А мы тут при чем? - поинтересовался я. - Просто скачок тока в сети. Бывает...
- Ты соображаешь, что говоришь? При таком скачке тока все пробки повылетали бы и лампочки сгорели бы в момент... Нет, тут что-то не то... В любом случае, спасибо вам, публика - на ушах... Там у тетки какой-то даже что-то вроде болеть перестало - плачет от радости... Ну ладно, я побежал... К вам как, можно еще обращаться?
- Если с таким же экономэффектом - сколько угодно! - ответил я.
- Спасибо!.. - уже на бегу сказал он.
На улице шел дождь. Прямой и тихий, он сеялся на глянцево-черный асфальт, на мерцавшие фонарными бликами торопливые зонтики, на рогатые крыши троллейбусов и невидную в поздних сумерках последнюю зелень травы в прямоугольниках иссеченных темными тропинками газонов.
Мы зашли в свой двор. Там было так тихо, что сквозь туман стало слышно, как шуршат по крышам капли осенней воды.
- Ты только не хвастайся, - сказала Тома, когда мы поднимались по лестнице.
- А ты что, видела?
- Видела - что?
- Ну, эти штуки - столбы, шары и все прочее...
- Что-то видела. Вероятнее всего, не то, что ты...
- Почему - вероятнее всего?
- Восприятие... У тебя - твое, у меня - мое... Каждое по-своему интерпретирует реальность. В особенности - параллельную. Но что-то там действительно было... Лучше, если ты вообще никому не станешь об этом рассказывать.
- Почему лучше?
- Так...
- А Мастеру?
- Ну, разве что Мастеру... Если очень будет невтерпеж...
- Но ведь он же вроде как учитель... Может, объяснит, что там произошло...
- Может быть... Только кому точно известно, кто у кого учится?.. Мне кажется, то, что там случилось, относится к вещам, которые никто тебе не объяснит. Кроме тебя самого...
При первой же возможности я, разумеется, выложил все Мастеру Чу. Он внимательно меня выслушал, но явно не собирался ничего говорить. Тогда я спросил:
- Тот столб нисходящего света - это была твоя сила?
- Сила не может быть чьей-то. Она может только сквозь кого-то проходить. Мы сами и есть Сила. Сквозной поток Силы.
- Но я видел тебя...
- Ключ. Мой образ почему-то сработал как ключ к изменению состояния твоего восприятия. Хотя, наверное, имело место сочетание нескольких факторов. Кроме всего прочего, ты по-видимому, достаточно интенсивно тренировался в течение продолжительного времени и к тому дню уже существенно и весьма устойчиво повысил плотность потока Силы в своей энергетической структуре.
- На мою настойчивую просьбу подробнее объяснить, что именно произошло со мною в тот день, Мастер Чу ответил:
- Я не знаю. Никто не знает, кроме тебя.
- Но я тоже не знаю... Я знаю только то, что я видел.
- То, что ты видел, не имеет значения. Важно лишь, почему случилось то, что происходило в тот момент с твоим восприятием. А этого я не знаю. И никто другой - тоже. Я могу отследить тогдашнее твое состояние и увидеть, как это все выглядело, но причины, его вызвавшей, я не узнаю. Я просто по-своему увижу его силовую конфигурацию, однако это будет всего лишь картинка. Самое главное - причину - увидеть в таком случае невозможно, поскольку это был один из вариантов бесконечного расширения восприятия. Для того, чтобы понять, почему это происходило с твоим восприятием и КАК это происходило, мне нужно иметь возможность увидеть все как бы снаружи. А для этого диапазон моего восприятия должен превосходить диапазон твоего. Ты воспринимал Мир во всей его целостности - как Единое. Случайно ты добрался даже до Его первоосновы в состоянии непроявленности - до Великой Пустоты. Это значит, что, какую бы точку доступного мне в человеческой форме диапазона восприятия я ни выбрал в качестве опорной, она будет находиться внутри твоего тогдашнего диапазона. Чтобы осознанно повторить свое достижение - а для осознанного расширения восприятия это необходимо - тебе придется отследить все самому. Я могу воспринять только то, что воспринимал тогда ты. И знать могу тоже только то, что знаешь ты. И если ты сейчас не знаешь, что именно тогда с тобой произошло, вернее, КАК это произошло, я также не могу этого знать. Расширение восприятия, подобное тому, которого ты достиг в те короткие двадцать-тридцать минут, может позволить тебе в момент смерти физического тела сохранить непрерывность самоосознания, а если у тебя будет очень много энергии, тебе, возможно, удастся достичь даже истинного бессмертия, то есть перевести всю энергию, сконцентрированную в плотной материи физического тела, в более тонкое вибрационное состояние. Но обольщаться не следует - до этого еще очень и очень далеко...
Мастер Чу немного помолчал.
- Однако ТЫ САМ можешь узнать, что именно произошло с тобой тогда. - продолжил он. - Где-то в тебе есть что-то, что знает, и ты можешь это что-то отыскать и выудить у него его знание. Я не имею в виду то знание, которое выражается словами. Оно ничего не стоит, это - не знание, а только лишь рассудочная информация. Слова пусты. В лучшем случае они могут быть свидетельством рассудочной информированности, то есть загруженности личностной памяти кипой самой разнообразной трухи. Информированность можно перевести в знание только за счет качественного и количественного изменения функциональных характеристик сознания, а это, в свою очередь, достижимо только посредством развития, усложнения и радикального усиления энергетической структуры. Это мы с тобой обсуждали уже не один раз. Все всегда неизменно упирается в тренировку... Поэтому, говоря сейчас о знании, я говорю о том, что где-то в твоей энергетической структуре есть нечто, знающее, КАК тебе вновь войти в то состояние, нечто, запомнившее алгоритм входа, сохранившее в себе схему работы мозга. Некоторое сформированное тем твоим видением силовое звено энергетической структуры и соответствующая ему кодовая запись в сознании. Ты должен найти способ осознанно выйти на это звено - либо на его энергетическое содержимое в тонком теле, либо на его отображение в сознании и, целенаправленно входя в состояние бесконечного расширения восприятия, из него "выстроить" самого себя вплоть до материи физического тела, то есть отследить целостную картину Мира. Свою картину Мира - такого, какой Он есть.
Слушая его в тот раз, я понял, почему повторное достижение тогдашнего состояния превратилось для меня в навязчивую идею. И до, и после этого я сталкивался с разными новыми для меня психическими и психоэнергетическими феноменами, я добирался даже до белого света и того, что за ним, но столь чистого восприятия Великой Пустоты больше не достигал ни разу. Я чувствовал, что нахожусь где-то совсем рядом, и что повторение того опыта позволит мне перейти некоторый качественный рубеж в освоении искусства самоконтроля и управления функционированием тонких составляющих моего существа, а дальше будет длительный период количественного роста и усложнения конфигурации энергетической структуры. Я ощущал, что вот-вот найду ответ на вопрос "КАК?", но дальше дело почему-то не шло.
И сейчас, когда Мастер Чу напомнил мне о том случае в кинотеатре, я чувствовал, что он имеет в виду не само то ощущение, а что-то совсем другое.
Я спросил:
- У тебя появились конструктивные предложения относительно того, как мне снова добраться до Пустоты?
- Нет, сейчас я намерен говорить о другом, хотя на этот счет у меня тоже есть кое-какие новые соображения.
- Какие?
- Ты говорил, что в течение всего времени, пока ты проходил цепочку последовательных расширений восприятия, ты чувствовал, что знаешь, как вернуть его в обычное состояние, так?
- Да. И что?
- Обратный ход... Ты все время отслеживал обратный ход. А он является своего рода аварийным выходом, который чаще всего открывается только изнутри. Но можно, по крайней мере, определить его местоположение и таким образом узнать, откуда он. Ну, а найти вход после этого - дело техники. И потом, кто знает, а вдруг он открывается в обе стороны? Такое тоже бывает... Кстати, о динамических техниках. Именно их мы попробуем использовать для того, чтобы найти ключ, который поможет тебе добраться до Пустоты, может быть, использовав прием отслеживания обратного хода. Или сместив внимание за пределы диапазона, ограниченного барьером восприятия... А затем тебе нужно будет вернуться в нормальное состояние не скачком - через аварийный выход, а постепенно - пройдя все промежуточные состояния и выстроив по пути целостное осознание самого себя. Какие-то из динамических техник, возможно, станут для тебя ключом к контролируемому расширению восприятия. Но сейчас, повторяю, речь не об этом.
- А о чем?
- О твоем взаимодействии с людьми в зале. В данный момент нам это ни к чему.
- Что именно нам ни к чему?
- Внимание посторонних людей, зафиксированное на тебе во время тренировки.
- Почему?
- Потому что в этом случае происходит перераспределение энергии, хочешь ты того или нет. Даже если ты не замечаешь посторонних, то есть их нет в сфере твоего внимания, их внимание, прикованное к тебе, вытягивает из тебя часть энергии, которую ты накапливаешь в ходе тренировки.
- Ну и что в этом плохого? Чем больше человек отдает, тем больше может получить. Разве это не верно?
- Верно, однако имеются некоторые нюансы, которые делают эту формулу не столь однозначной, как может показаться на первый взгляд. Задача тренировки - в пределе - достичь полноты упорядоченного самоосознания. Для этого необходимо развить сознание и получить контролируемый доступ к его "закрытой" части - бессознательному. А развить сознание значит либо развить те отделы энергетической структуры, в которых новые его функции воплощены в зародышевом состоянии, либо, если их нет, создать принципиально новые ее части. Для этого нам нужна энергия - строительный материал, из которого создается энергетическая структура. И энергии этой должно быть очень много, поскольку прежде всего необходимо максимально насытить энергетическую структуру в ее обычном состоянии.
- Ты полагаешь, моя энергетическая структура все еще находится в обычном человеческом состоянии?
- Нет, разумеется, однако максимально возможной исходной энергетической полноты ты еще не достиг, и нам нужно добраться до нее как можно скорее.
- Зачем?
- Этим мы достигнем двух целей. Во-первых, мы введем всю конфигурацию твоей энергетической структуры в сферу активного внимания, потому что внимание, привычно полностью поглощенное самосозерцанием и самолюбованием, уже не сможет игнорировать то, что раньше было не слишком заметным из-за низкой плотности энергии. Помнишь, два года назад я показывал тебе приемы, позволяющие ввести в сферу активного внимания существующие в теле тонкоэнергетические потоки?
- Помню, конечно.
- Аналогичную вещь я намерен проделать сейчас, но на совершенно ином качественном уровне.