Тревожная ночь на 12 июля 1943 г. 7 страница

«Бригады возобновили наступление на Андреевку, – вспоминал В. Брюхов. – Противник отчаянно сопротивлялся и сам переходил в наступление.

Успешно действовал и выделялся батальон Исаева. Опытный офицер начал войну на границе, отступал, громил фашистов под Москвой. В бригаду прибыл после ранения под Воронежем. В составе бригады воевал под Сталинградом, на среднем Дону, в Донбассе, под Харьковом. Быстро стал комбатом. Особенно ярко раскрылись его способности в сражении под Прохоровкой. С самого начала боя Исаев действовал разумно, бесстрашно шел вперед, увлекая за собой батальон. Полагаясь на него, подполковник Молчанов основное внимание уделил батальону Цыбулько, который часто отставал, действовал вяло и нерешительно.

С подходом к Андреевке сопротивление противника нарастало. Под сильным огнем артиллерии и танков 1-й тб остановился и, елозя вдоль фронта, с коротких остановок вел огневой бой с противником. В этот критический момент в очередной раз капитан Исаев пошел вперед, увлекая за собой роты. [383] Наступление возобновилось. Гитлеровцы стали пятиться назад. Экипаж комбата уничтожил два ПТО и вступил в единоборство с «тигром». Вражеский снаряд ударил в лоб, рикошетом ушел под башню, оглушив и обдав горячей окалиной брони экипаж. Тут же второй снаряд сбоку пробил башню. Тяжелораненый комбат осел, свалился на боеукладку. Экипаж с трудом вышел из боя и привез капитана Исаева на медпункт, где скопилось много раненых, и врачи не успевали оказывать им медпомощь. Комбат был без сознания. С первой машиной его отправили в госпиталь»{329}.

Менее чем через час общими усилиями 18-го тк и 42-й гв. сд Андреевка была очищена от эсэсовцев. После чего танковая группа корпуса разделилась, 181-я тбр с действовавшей левее 170-й тбр развернулась и ударила на юг в направлении выс. 241.6. Оставшиеся части 32-й мсбр и 127-го гв, сп при поддержке 36-го гв. оттп продолжили теснить 6-й грп СС дивизии «Мертвая голова», подразделения которого начали спешно отходить в Васильевку. К 16.00 эта группа вышла в центр Васильевки, но подверглась интенсивному обстрелу из минометов, а «черчилля» – огнем четырех тяжелых танков из района церкви. Бой принял позиционный характер.

В это время в излучине Псёла под давлением частей мд «Мертвая голова» две стрелковые дивизии 5-й гв. А и 11-я мсбр отошли на восток и северо-восток. Эсэсовцы, овладев участком северного берега реки от выс. 226.6 до х. Полежаев, немедленно подтянули в этот район артиллерию и минометы и открыли огонь по селам на южном берегу – Васильевке и Андреевке. Таким образом, ударный клин 18-го тк попал в огненное полукольцо: с юга – части «Лейбштандарт», с севера – «Мертвая голова». Для прикрытия правого фланга корпуса генерал Б.С. Бахаров уже развернул 110-ю тбр фронтом на север (к руслу). В это время на левом крыле 170-я и 181-я тбр пытались, и не без успеха, теснить разведотряд дивизии «Лейбштандарт».

Наблюдая за боем с выс. 241.6, бригаденфюрер Т. Виш понял: русские намерены отсечь ударом из района Сторожевого на свх. «Комсомолец» и с севера на юг – из Васильевки на свх. «Комсомолец» выдвинувшийся ударный клин его дивизии в треугольнике: выс. 252.2 – свх. «Сталинское отделение» – выс. 241.6, от основных сил. Иначе говоря – взять в клещи.

К этому времени группа русских танков, двигавшаяся от Прохоровки вдоль железной дороги, понесла значительные [384] потери и была остановлена. Внешних признаков того, что они готовят здесь новую атаку, не наблюдалось. Поэтому Т. Виш, развернув часть сил 1-го тп СС от противотанкового рва юго-западнее свх. «Октябрьский» на север и северо-восток, отдал приказ короткими контратаками ликвидировать вклинение в оборону дивизии, в первую очередь на левом фланге.

Контратаки компактных танковых групп (9–30 единиц) при поддержке артиллерии, иногда авиации и обязательно пехоты на бронетранспортерах командование «Лейбштандарт» начало предпринимать уже с 11.00, а после 15.00 они стали нарастать. Их можно было назвать характерной особенностью оборонительной тактики врага в этот день, после того как основные силы двух советских корпусов были остановлены. Именно контратакой пытались остановить эсэсовцы и удар 181-й и 170-й тбр, продвигавшихся от Андреевки в направлении выс. 241.6. На острие боевой группы противника, отражавшей удар этих бригад, находились четыре оставшиеся в строю «тигра» 13-й тяжелой роты. Первой под плотный огонь вражеских машин попала 170-я тбр. В боевых порядках ее поредевших батальонов шел танк комбрига В.Д. Тарасова. В. Брюхов вспоминал:

«... 170-я тбр вышла на рубеж оврагов, юго-восточнее села. Комкор настойчиво требовал увеличить темп наступления. Положение было критическим. Бригада потеряла 60% своих танков. Противник сумел вновь сосредоточить силы и готовился перейти в наступление. Комбриг решил упредить его. Связался с батальонами и открытым текстом передал: «Я, Тарасов, все за мной. За Родину, вперед!» Сел на сиденье, впился глазами в прицел и скомандовал механику-водителю: «Вперед!»

Опытный сержант, умело маневрируя, оказался впереди боевых порядков батальона. Подгоняя танки, комбаты Исаев и Цыбулько устремились за ним. Догнали, обогнали и, наскочив на танки противника, завязали упорный, ожесточенный бой.

В разгар боя связь с комбригом на полуслове внезапно оборвалась. Начштаба Чунихин сердцем и разумом понял, что стряслось непоправимое. Надеясь на чудо, приказал начсвязи капитану Жаровскому беспрерывно запрашивать позывной Тарасова и любой ценой восстановить с ним связь. Тут же направил в боевые порядки офицера связи капитана Малова, ст. лейтенанта Московченко с разведчиком с задачей: связаться с комбригом. Но отыскать комбрига не удалось. Его танк словно канул в бездну.

В командование бригадой вступил подполковник В. С. Молчанов. Только наутро разведчики Березовский и А.В. Гончаров [385] обнаружили танк комбрига с искалеченной башней. Своим ходом изуродованная машина через полосу соседа прибыла на командный пункт бригады. Весь экипаж погиб. Похоронили комбрига и экипаж со всеми почестями в с. Прелестное{330}. Погиб умный и талантливый командир, большой души человек. Вместе с комбригом погиб помощник начальника штаба по спецсвязи капитан Молчанов. Война не щадила никого»{331}.

Сначала бригады Тарасова и Пузырева продвигались с одной скоростью и их боевые порядки напоминали единую боевую группу, но через некоторое время вперед вырвалась 181-я тбр. Направляющим в ней шел 2-й тб капитана А.С. Скрипкина, его танк на большой скорости двигался вдоль глубокого оврага, протянувшегося от Андреевки на юг. Слева уступом атаковал 1-й тб майора Е.Г. Гарибяна. От вражеского огня загорелось несколько наших машин, в том числе и «тридцатьчетверка» комбата-2. Снаряд попал в башню, капитан получил тяжелое ранение. Танкисты остановили дымящийся танк и начали вытягивать раненого из верхнего люка. Рядом оказалась воронка, в которую радист А. Зырянов и оттащил командира. Как отмечается в донесении политотдела бригады, в это время экипаж «тигра» заметил движение у остановившегося Т-34 и двинулся к нему. Заметив это, оставшиеся в танке командир машины лейтенант И.А. Гусев, башенный стрелок ст. сержант Р.И. Чернов{332} и механик-водитель ст. сержант А.С. Николаев, стремясь спасти раненого, пошли на таран. В результате столкновения с Т-6 «тридцатьчетверка» взорвалась, ценой трех жизней была обездвижена вражеская машина. Не удалось спасти и комбата, ранение оказалось тяжелым, он умер на поле боя. Это был не первый и не последний танковый таран в этот день. Как вспоминал бывший начальник разведотдела штаба 2-го тк, в ту пору подполковник, Е.Ф. Ивановский: «На поле под Прохоровкой было совершено более 20 танковых таранов»{333}. [386]

Участник сражения танкист 13-й роты В. Вендт в своей книге «Тигр»{334} приводит донесение члена экипажа «тигра» той же роты унтер-офицера Г. Лётцша, в котором сообщается, что в ходе боя 12 июля 1943 г. горящая «тридцатьчетверка» попыталась протаранить его танк. Однако немецкие танкисты сумели увернуться, через мгновение прогремел мощный взрыв – детонировал боекомплект Т-34. Следовательно, тарана как такового не было, была лишь попытка его осуществить. Причём точных данных о том, какой бригаде принадлежала взорвавшаяся машина, нет. Германский исследователь К-Х. Фризёр, учитывая район, где происходили эти события, предполагает, что это был экипаж лейтенанта И. А. Гусева.

Учитывая, что прошло уже много времени, а также стремление каждой из сторон приукрасить любое событие войны и использовать его в свою пользу, даже в мелочах, вероятно, уже невозможно объективно разобраться и выяснить, что произошло в те несколько минут, когда экипаж лейтенанта И.А. Гусева шел на таран. Не вызывает сомнения лишь тот факт, что советские танкисты, спасая жизнь командира, продемонстрировали лучшие качества воина – героизм и самопожертвование. Но, к сожалению, не всегда это оценивалось по достоинству.

Я неслучайно отметил, что командовал героическим экипажем лейтенант И.А. Гусев. Вместе с механиком-водителем ст. сержантом А.С. Николаевым{335} и стрелком-радистом ст. сержантом Р.И. Черновым в танке в момент взрыва находился и командир экипажа. Не думаю, что решение идти на таран было принято механиком-водителем вместе со стрелком-радистом [387] без учета мнения находившегося рядом командира, да к тому же офицера. Однако после боя командование 181-й тбр ходатайствовало о присвоении звания Героя Советского Союза (посмертно) лишь А.С. Николаеву и Р.И. Чернову, а о И.А. Гусеве просто забыли. На него не был составлен не только наградной лист, но ни в одном документе не отмечается, что лейтенант находился в танке в момент тарана. Приведу цитату из приказа № 0351 от 24.08.43 г. 18-го тк, которым А.С. Николаев и Р.И. Чернов были награждены орденами Отечественной войны 1-й степени:

«Механик-водитель 2-го танкового батальона 181-й танковой бригады ст. сержант Николаев Александр Сергеевич... в ходе боя командиром батальона капитаном Скрипкиным, у которого водителем был т. Николаев, был подбит один «тигр». После этого танк механика-водителя Николаева был подожжен. Командир батальона капитан Скрипкин тяжело ранен, командир башни убит. Оставшиеся в живых механик-водитель т. Николаев и стрелок-радист т. Чернов вытащили из танка тяжелораненого командира... Чтобы приостановить движение немецких танков на нашу пехоту и отомстить за тяжелораненого командира, два смельчака смело бросаются в горящий свой танк и тараном мчатся на «тигр». Советский горящий танк врезается в тяжелую броню «тигра», и «тигр», охваченный пламенем, остановился. Два героя погибли, но не пропустили немецкие танки»{336}.

Аналогичное описание подвига содержится в наградном листе и на ст. сержанта Р.И. Чернова. А о погибшем вместе со своим экипажем командире танка – ни слова! Стараниями энтузиастов справедливость все-таки восторжествовала, хотя и через сорок два года. 11 марта 1985 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР лейтенант Иван Алексеевич Гусев посмертно был награжден орденом Отечественной войны 1-й степени.

В мемуарной литературе, изданиях о Великой Отечественной войне советского периода самопожертвование бойцов и командиров Красной Армии, в том числе и в форме танковых таранов, оценивается как проявление высшей формы патриотизма. Трудно спорить с этим утверждением, однако в каждом отдельном случае в бою все складывалось по-разному. Ни в коей мере не осуждая решение человека уничтожить врага даже ценой собственной жизни, приведу точку зрения профессионального [388] танкиста, Героя Советского Союза, Главного маршала бронетанковых войск А.Х. Бабаджаняна, которая отличается от устоявшейся:

«...Танковый таран при всей заманчивости для описания в художественной литературе и публицистике – дело исключительное. И отнюдь не из-за отсутствия достаточного количества смельчаков, готовых пойти на него... Танк призван сближаться с противником на необходимое расстояние и расстреливать танки врага из своего вооружения. Рвать же собственные гусеницы о чужую броню – это... самоубийство. Если такое и имело место, то извинить его можно, наверно, лишь тем обстоятельством, что происходило оно в самые первые дни войны. Последующий опыт не позволял нашим танкистам совершать подобные малообдуманные поступки... «{337}.

Следует отметить, что атака 181-й и 170-й тбр была хорошо организована, командование бригад точно определило слабое место в боевом построении войск противника и увязало взаимодействие своих подразделений в процессе боя. Это дало весомый результат. Несмотря на сильное сопротивление, группе танков с десантом 32-й мсбр не только удалось смять оборону разведотряда «Лейбштандарт», но и выйти в район выс. 241.6 к позициям дивизионов полевых гаубиц ее артполка. Кстати, судя по документам, захваченным разведкой 2-го тк СС, в этом бою севернее свх. «Комсомолец» участвовали и танкисты 31-й тбр. Для неприятеля появление советских танков на собственных огневых позициях в глубине обороны дивизии было полной неожиданностью. Следы этого удара удалось обнаружить и в боевом донесении 18-го тк и в воспоминаниях очевидцев. Сохранился эмоциональный рассказ артиллериста Мутерлозе из 8-й батареи 3-го дивизиона (150-мм гаубиц) артполка «Лейбштандарт», уцелевшего в том бою:

«Башня Т-34 показалась снова. Этот танк продвигался сравнительно медленно. На фоне горизонта четко вырисовывались силуэты солдат Красной Армии, ехавших на нем. На расстоянии 20 или 30 метров от него следовал второй, потом третий и четвертый. Возможно, их экипажи не верили, что наши две 150-мм пушки могли открыть по ним огонь. Два отделенных от других артиллерийских орудия находились лицом к лицу с этими проворными танками. Но и солдаты на этих танках тоже не стреляли некоторое время. Т-34 достиг опушки леса. Мне казалось, [389] что я одновременно слышал четкий командирский голос офицера нашей батареи унтер-штурмфюрера Протца и глухие раскаты наших орудий. Кто мог поверить в это? Русские танки продолжали двигаться. Ни один из них не взлетел в воздух, даже не был подбит. Ни единого выстрела! Даже ни единой царапины! Даже солдаты все еще сидели на верху. Потом они начали спрыгивать вниз. Это означало, что теперь битва для наших двух орудий практически проиграна. В этот раз удача была не на нашей стороне. И прежде чем наши артиллеристы смогли перезарядить орудия и выстрелить снова, все танки повернули свои башни и открыли огонь по нашим позициям своими осколочными снарядами без перерыва и сострадания. Они как будто прочесывали градом своих снарядов каждый окоп. Осколки просто роились над нашим укрытием. Песок засыпал нас. Какой же защитой был окоп в земле! Мы чувствовали себя в безопасности, спрятавшись в этой русской земле. Земля спрятала всех: и своих, и врагов. Огонь прекратился внезапно. Не было слышно ни командирских окриков и приказов, ни криков и стонов. Тишина...

Мы вылезли из нашего окопа и ужаснулись. Смерть пожала здесь богатый урожай. 8 солдат лежали мертвыми. Тела были ужасно изувечены. Два артиллериста были разорваны на куски. Несколько артиллеристов еще живы, но тяжело ранены. Радист и мы, оба радиста, единственные, кто остался невредимым на нашей позиции. Не говоря ни слова, мы выполнили наш долг по отношению к нашим товарищам: помогли тем, кто был еще жив, и прикрыли землей тех, кто замолчал навеки. Короткая драма с фатальным исходом на нашей позиции закончилась»{338}.

Остановить продвижение танкистов 18-го тк в глубь обороны «Лейбштандарт» ее командованию удалось не сразу, даже после того, как они смяли позиции артиллерии. В донесении разведотдела 2-го тк СС за 12 июля 1943 г. отмечено, что у х. Ивановский Выселок, расположенного южнее свх. «Комсомолец», в этот день были захвачены два пленных из 170-й тбр. Танкистам В.Д. Тарасова действительно удалось прорваться через выс. 241.6 и углубиться в оборону противника на 6 км. Появление советских танков в этом районе – практически на стыке правого фланга «Лейбштандарт» и левого «Дас Райх», встревожило Хауссера. То, что русские прошли от Андреевки к [390] Ивановскому Выселку и находились у левого фланга соединения Крюгера, свидетельствовало, что рубеж «Лейбштандарт» начинает терять устойчивость и, если оперативно не принять решительных мер, они могут окружить ее боевой клин.

Однако к этому времени обе бригады понесли большие потери в технике и людях, особенно в командном составе, поэтому их рывок не мог существенно повлиять на общий ход боя. Так, в 181-й тбр умер, не приходя в сознание, на поле боя комбат-2 А.С. Скрипкин, получили ранение и были эвакуированы в госпиталь командир 1-го тб майор Е.Г. Гарибян, зам. комбрига майор Григорьянц. Погибли, получили контузии и ранения ряд командиров рот и взводов. Лишилась своего командира и 170-я тбр.

Это был наиболее массовый и глубокий прорыв наших танков в полосе обороны 2-го тк СС 12 июля. В то же время он оказался и последним. Для его развития у советского командования сил больше не оставалось. Да и противник быстро среагировал: артиллерией и контратаками танков «Дас Райх» блокировал продвижение 25-й тбр в направлении свх. «Комсомолец» и одновременно выставил противотанковый заслон на пути 170-й тбр. Кроме того, как уже отмечалось, по левому флангу и в тыл этой бригаде предприняли контратаку подразделения 1-го тп СС. В результате танкисты 18-го тк, те, кто выжил, вновь отошли к Андреевке и Васильевке.

Вечером штаб 2-го тк СС докладывал о ситуации на центральном участке обороны:

«Крупные силы неприятеля: 2 полка с примерно 40 танками, атаковали наши части восточнее Васильевки, через Прелестное, Михайловку, Андреевку, затем, повернув к югу, продвинулись до района севернее совхоза «Комсомолец». Положение восстановлено. Очевидно намерение врага нападением со стороны Сторожевого в направлении изгиба железнодорожной линии и с севера в направлении совхоза «Комсомолец» отрезать наши силы, выдвинувшиеся на северо-восток»{339}.

Таким образом, ударному клину 5-й гв. ТА (18-го и 29-го тк) при поддержке двух дивизий 5-й гв. А, несмотря на все усилия, так и не удалось преодолеть упорное сопротивление войск «Лейбштандарт» и закрепиться даже на выс. 241.6. В отдельных документах 29-го тк упоминается, что его подразделения прорвались к восточным скатам этого холма, но были вынуждены [391] отойти. Основные же силы нашей группировки по-прежнему находились в районе юго-западнее и западнее выс. 252.2 – Ямки – свх. «Сталинское отделение». Причем значительная часть боевых машин дымилась и горела.

К вечеру на этом направлении несколько продвинулись гвардейцы полковника A.M. Сазонова, действовавшие в боевых порядках корпуса генерала И.Ф. Кириченко. В донесении 33-го гв. ск указано:

«9-я гв. вдд к 20.00 вышла на рубеж отметки 241.6, южная окраина леса, что севернее отм. 241.6 и далее через лес на северо-восточную окраину Сторожевое. Захвачена автомашина с полковым знаменем и два фрица»{340}.

Несколько опережая события, отмечу, что к наступлению сумерек десантники были вынуждены отойти в район свх. «Октябрьский». Вражеский штандарт захватил довольно необычным способом один из бойцов 23-го гв. вдсп. Офицер штаба этого полка И.Г. Нордега вспоминал:

«...В одной из балок у землянки противника командир пулеметного расчета седьмой роты 3/23-го гв. вдсп Б. Запсельский заметил вражескую штабную машину, похожую на автобус. Борис незаметно пробрался в нее (еще до войны он работал шофером), в считаные секунды запустил мотор и угнал машину из-под носа у гитлеровцев. В машине оказались документы и фашистский штандарт. А вскоре воины нашего полка захватили еще и мотоцикл и пушку.

Всю эту технику сначала хотели отдать в службу тыла, но командование 5-й гв. А решило иначе: первые трофеи, захваченные на Курской дуге, оставить гвардейцам дивизии»{341}.

После непрерывных атак силы обоих танковых корпусов армии П.А. Ротмистрова к 15.00 были на исходе. В бригадах осталось в строю по 10–15 машин, а в некоторых и еще меньше – по 5–7. Но контрудар продолжался, командование на всех уровнях получало распоряжения: ни в коем случае не останавливаться, а продолжать нажим на неприятеля. Но жать было нечем, возможности соединений таяли с каждым часом. С этого момента штурм позиций 1-го и 2-го грп СС продолжила главным образом пехота полковника A.M. Сазонова и генерал-майора Ф.А. Боброва при слабой поддержке танков. Как это происходило на деле, видно из сводки «Лейбштандарт» на 19.00: [392]

«Около 15.10 последовала атака силами пехоты через линию Ямки – восточная часть дорожного изгиба – в 1 км западнее Прохоровки, при сильной артиллерийской поддержке и в сопровождении танков, которые, однако, держались далеко позади острия атаки. И это нападение также было остановлено сосредоточенным артиллерийским огнем перед нашим передним краем»{342}.

Для многих исследователей потери танков обеих сторон 12 июля у выс. 252.2 и свх. «Октябрьский» затмили огромные жертвы, которые понесла пехота в этих боях. Поэтому никто не занимался изучением вопроса об убыли личного состава советских стрелковых и мотострелковых соединений в этот день. Я попытался обобщить данные из открытых документов. Установить число погибших и раненых по всем частям 9-й гв. вдд и 42-й гв. сд пока не удалось. Известно, что непосредственно перед выс. 252.2 и свх. «Октябрьский» дрались в полном составе три полка 9-й гв. вдд и 136-й гв. сп 42-й гв. сд. По данным штаба 5-й гв. А, соединение полковника A.M. Сазонова потеряло с 9 по 12 июля 1943 г. 1600 человек{343}. Учитывая, что дивизия за эти четыре дня вела боевые действия лишь 11 и 12 июля, причем в первый день было убито и ранено 293 человека{344}, следовательно, оставшиеся 1307 человек погибли и получили ранения 12 июля. В книге учета погибших 136-го гв. сп 12 июля только убитыми числятся 110 человек{345}. Таким образом, в ходе боя за район выс. 252.2 – свх. «Октябрьский» только в указанных дивизии и полку погибли и получили ранения (с госпитализацией) 1407 человек.

Не могу не остановиться на вопросе соотношения бронетехники сторон на направлении главного удара 5-й гв. ТА. Хотя, честно говоря, после того как детально выстроен ход боя, эта проблема кажется уже не столь актуальной. С того момента как стали доступны архивные документы, некоторые исследователи из одной крайности – восторженного описания «грандиозной битвы», ударились в другую. Сегодня многие авторы публикаций, стремясь заработать известность на эпатаже, подвергают испепеляющей критике и даже насмешкам все, что писалось в советский период, в том числе и в боевых документах. В то же [393] время данные из западных источников поднимают на щит, при этом даже не пытаясь как следует разобраться в ситуации. В ряде исследований приводятся заоблачные цифры соотношения в бронетанковой технике в ходе боя 12 июля на «танковом поле» под Прохоровкой. Подвергаются сомнению, в частности, и донесения 18-го тк о том, что его бригады были встречены огнем вкопанных в землю вражеских танков. Якобы этих данных нет в документах 2-го тк СС. Но ведь не все, что происходило на передовой, заносили в сводки и отчеты, значительная часть информации осталась «за кадром».

Вместе с тем по личному опыту общения с западными исследователями и участниками Курской битвы с немецкой стороны, знаю, что тема минувшей войны для них еще не «пепел», а «раскаленные угли». Поэтому представление некоторых наших авторов о кристальной объективности западных источников и сверхпунктуальности офицеров германской армии – заблуждение. И чтобы одни, советские, мифы не были подменены другими, «заморскими», необходимо детально и всесторонне изучать документы и не торопиться делать категорические выводы.

По утверждению шведских исследователей Н. Цетерлинга и А. Франксона, на 19.45 11 июля в корпусе СС числилось 273 танка и штурмовых орудий, а также 43 противотанковых САУ «Мардер» («Лейбштандарт» – 70 (20 «Мардер»), «Дас Райх» – 88 (12) и «Мертвая голова» – 11(11).

В составе 18-го и 29-го тк на утро 12 июля находилось готовыми к бою 368 танков и САУ. Вся эта техника использовалась на направлении главного удара двух корпусов против «Лейбштандарт». Следовательно, соотношение будет 1:3,5 в нашу пользу. Но на эту цифру в сторону ее уменьшения мог повлиять ряд следующих факторов. Во-первых, количество боевых машин советских корпусов непосредственно к началу контрудара измениться не могло. Подсчет я проводил на основе документов их бригад, в которых указывалось количество танков, принявших участие непосредственно в утренней атаке. Ситуация с численностью танкового полка «Лейбштандарт» иная. Есть лишь данные о количестве техники в нем к 19.35 11 июля – 77 танков и штурмовых орудий. Известно, что высокий темп ремонтных работ по восстановлению техники был отличительной чертой германских бронетанковых соединений и их большим преимуществом над советскими. За вечер и полную ночь 1-й тп СС, без сомнения, был пополнен отремонтированными машинами. Это подтверждается рядом свидетельств. [394] К примеру, упоминавшийся выше фон Риббентроп утверждает, что утром в его роту из ремонта подошел один танк, который был введен в бой. А в 1-м тп СС к этому моменту, вместе с 13-й тяжелой, было четыре линейных роты.

Во-вторых, танкисты бригаденфюрера Виша, как, впрочем, и других вражеских дивизий, использовали следующий прием усиления огневой мощи танковых подразделений. Когда ожидалась некоторая передышка или дивизия переходила к обороне, часть подбитых боевых машин, в том числе и советские, на тросах буксировали к переднему краю, где их обычно вкапывали в землю, пряча слабобронированные борта. Даже десяток подобных огневых точек существенно усиливал противотанковую оборону рубежа. Такой прием был применен и эсэсовцами «Лейбштандарт» 12 июля 1943 г. Об этом мне рассказали приезжавшие в Прохоровку из ФРГ 11 июля 1993 г. бывшие участники сражения. Мои собеседники утверждали, что они видели шесть-семь танков, которые вечером вкапывали солдаты между железной дорогой и рекой (ближе к противотанковому рву). Если учесть, что на первом этапе боя почти все танки «Лейбштандарт» вели огонь с места, то вкопанные подбитые машины ничем не отличались от исправных и их с полным основанием необходимо относить к числу участвовавших в отражении атаки наших корпусов.

В-третьих, против 18-го тк активно действовала бронетехника не только «Лейбштандарт», но и дивизии «Мертвая голова». В документах этого корпуса, а также 11-й мсбр 10-го тк зафиксированы бои его бригад с 13 вражескими боевыми машинами, которые вели огонь из района сада у хутора Полежаев, а также с 6 танками, переправившимися через реку на северные окраины Васильевки и Андреевки. Отмечались также контратаки танков и применение штурмовых орудий частями Приса в ходе уличных боев в Васильевке и в Богородецком, а также бой 25-й тбр западнее х. Сторожевой в полдень и группы танков 170-й тбр, прорвавшихся к х. Ивановский Выселок, с частями «Дас Райх» во второй половине дня. Причем в документах бригады полковника Н.К. Володина четко указывается, что экипажи сводного батальона были встречены огнем не орудий ПТО, а тяжелых танков.

Учитывая приведенные факторы, свидетельствующие, что против двух советских корпусов действовала бронетехника всех трех дивизий СС, считаю, что реальное соотношение бронетехники непосредственно в полосе наступления 18-го и [395] 29-го тк было примерно 1:2,5 в нашу пользу. А если учесть превосходство в несколько раз количества артсредств в немецкой танковой дивизии по отношению к советскому танковому корпусу, то соотношение в орудийных стволах должно еще заметно уменьшиться.

Вокруг вопроса о масштабах использования авиации обеими сторонами 12 июля под Прохоровкой до сих пор продолжаются жаркие споры. Некоторые исследователи отмечают, ссылаясь на немецкие источники, что якобы утром 12 июля в районе Прохоровки была нелетная погода, поэтому авиацию противник не использовал. Однако это не соответствует действительности. Активность вражеской 8-го ак была достаточно высокой и создавала существенные проблемы для перешедших в контрудар советских войск. Несмотря на действительно пасмурную погоду, 12 июля время от времени даже моросил дождь, немцы использовали любую возможность, чтобы нанести удары по атакующим войскам основной контрударной группировки юго-западнее Прохоровки.

Бомбардировке подвергался весь участок перед фронтом 2-го тк СС, об этом докладывали почти все советские соединения. Вот несколько строк из донесения командира 2-го гв. Ттк командующему фронтом:

«4-я гв. тбр... понесла большие потери, главным образом от самолетов, вооруженных пушками... Прошу надежно прикрыть авиацией с воздуха, так как основные потери идут за счет авиации противника»{346}.

Ему вторил генерал Б.С. Бахаров, который сообщал, что к 14.00 12 июля:

«Авиация противника произвела до 1500 самолето-вылетов по боевым порядкам корпуса»{347}.

Кстати, судя и по советским, и по немецким источникам, участок Петровка – Прелестное и восточнее свх. «Октябрьский», где развернулся 18-й тк, несколько раз подвергался жестокой бомбардировке. Приведу цитату из донесения начальника штаба артиллерии 42-й гв. сд майора Макарова:

«2. В операции 12.07.43 г. ... действия наземных войск противника прикрывала в течение всего дня авиация – до 30 бомбардировщиков и до 12–15 истребителей.

3. Огонь артиллерии, минометов и авиации в основном был направлен против наших танков, пехоты и деревень в районе переднего края. [396]

4. Воздействию бомбардировочной авиации противника подвергнуты районы: овраг и высоты севернее Михайловки, роща и мельница – Михайловка, севернее и северо-западнее свх. «Октябрьский», лощина западнее Прохоровки»{348}.

Особенно сильный удар с воздуха, в результате которого нашим войскам был нанесен существенный урон, отмечался утром и с 12.00 до 14.00. Причем под бомбами гибли и получали тяжелые ранения не только рядовые и младшие командиры, но и командиры подразделений и частей. Так, в 8.10 в районе Петровки под бомбежку попал «Виллис» командира 36-го гв. оттп подполковника И.С. Митрошенко. Осколком авиабомбы был убит радист мл. сержант Гредасов, ранены и эвакуированы в госпиталь командир полка и оказывавшая ему помощь санинструктор мл. сержант Воробьева. В полдень люфтваффе разбомбило колонну 110-й тбр в районе восточнее Прелестного, о чем уже упоминалось. Среди погибших и раненых в основном оказался личный состав 32-й мсбр и 110-й тбр. В том числе погиб командир роты 1-го тб 110-й тбр капитан Панфилов, получили тяжелые ранения офицеры управления бригады, а также прибывший в этот район начальник оперативного отдела штаба 18-го тк подполковник Мартиросов. При бомбардировке боевых порядков 28-го гв. вдсп получил тяжелое ранение заместитель командира 9-й гв. вдд дивизии полковник А.Я. Грачев. А вот несколько строк из воспоминаний командира 227-го сп 183-й сд майора В.Е. Сажинова, который действовал в районе хутора Калинин: