Кончиться завтра или послезавтра.

После полудня он напал на след. Это был след другого человека,

который не шел, а тащился на четвереньках. Он подумал, что это, возможно,

след Билла, но подумал вяло и равнодушно. Ему было все равно. В сущности,

Он перестал что-либо чувствовать и волноваться. Он уже не ощущал боли.

Желудок и нервы словно дремали. Однако жизнь, еще теплившаяся в нем, гнала

его вперед. Он очень устал, но жизнь в нем не хотела гибнуть; и потому,

что она не хотела гибнуть, человек все еще ел болотные ягоды и пескарей,

Пил кипяток и следил за больным волком, не спуская с него глаз.

Он шел следом другого человека, того, который тащился на

Четвереньках, и скоро увидел конец его пути: обглоданные кости на мокром

Мху, сохранившем следы волчьих лап. Он увидел туго набитый мешочек из

Оленьей кожи - такой же, какой был у него, - разорванный острыми зубами.

Он поднял этот мешочек, хотя его ослабевшие пальцы не в силах были

Удержать такую тяжесть. Билл не бросил его до конца. Ха-ха! Он еще

посмеется над Биллом. Он останется жив и возьмет мешочек на корабль,

Который стоит посреди блистающего моря. Он засмеялся хриплым, страшным

Смехом, похожим на карканье ворона, и больной волк вторил ему, уныло

подвывая. Человек сразу замолчал. Как же он будет смеяться над Биллом,

Если это Билл, если эти бело-розовые, чистые кости - все, что осталось от

Билла?

Он отвернулся. Да, Билл его бросил, но он не возьмет золота и не

станет сосать кости Билла. А Билл стал бы, будь Билл на его месте,

Размышлял он, тащась дальше.

Он набрел на маленькое озерко. И, наклонившись над ним в поисках

Пескарей, отшатнулся, словно ужаленный. Он увидел свое лицо, отраженное в

Воде. Это отражение было так страшно, что пробудило даже его отупевшую

Душу. В озерке плавали три пескаря, но оно было велико, и он не мог

Вычерпать его до дна; он попробовал поймать рыб ведерком, но в конце

Концов бросил эту мысль. Он побоялся, что от усталости упадет в воду и

Утонет. По этой же причине он не отважился плыть по реке на бревне, хотя

Бревен было много на песчаных отмелях.

В этот день он сократил на три мили расстояние между собой и

Кораблем, а на следующий день - на две мили; теперь он полз на

Четвереньках, как Билл. К концу пятого дня до корабля все еще оставалось

Миль семь, а он теперь не мог пройти и мили в день. Бабье лето еще

Держалось, а он то полз на четвереньках, то падал без чувств, и по его

Следам все так же тащился больной волк, кашляя и чихая. Колени человека

Были содраны до живого мяса, и ступни тоже, и хотя он оторвал две полосы

От рубашки, чтобы обмотать их, красный след тянулся за ним по мху и

Камням. Оглянувшись как-то, он увидел, что волк с жадностью лижет этот

Кровавый след, и ясно представил себе, каков будет его конец, если он сам

Не убьет волка. И тогда началась самая жестокая борьба, какая только

Бывает в жизни: больной человек на четвереньках и больной волк, ковылявший

За ним, - оба они, полумертвые, тащились через пустыню, подстерегая друг

Друга.

Будь то здоровый волк, человек не стал бы так сопротивляться, но ему

Было неприятно думать, что он попадет в утробу этой мерзкой твари, почти

Падали. Ему стало противно. У него снова начинался бред, сознание туманили

Галлюцинации, и светлые промежутки становились все короче и реже.

Однажды он пришел в чувство, услышав чье-то дыхание над самым ухом.

Волк отпрыгнул назад, споткнулся и упал от слабости. Это было смешно, но

Человек не улыбнулся. Он даже не испугался. Страх уже не имел над ним

Власти. Но мысли его на минуту прояснились, и он лежал, раздумывая. До

Корабля оставалось теперь мили четыре, не больше. Он видел его совсем

ясно, протирая затуманенные глаза, видел и лодочку с белым парусом,

Рассекавшую сверкающее море. Но ему не одолеть эти четыре мили. Он это

Знал и относился к этому спокойно. Он знал, что не проползет и полумили. И

Все-таки ему хотелось жить. Было бы глупо умереть после всего, что он