Христианство: человек как повреждённый Образ Божий

Ситуацию изменило христианство, реабилитировавшее истину и утвердившее её онтологический статус. «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин. 14; 6), – свидетельствует о Себе Христос. Человек в христианской антропологии – это Образ и Подобие Божие, но (!) Образ, повреждённый первородным грехом. Эта поврёжденность сказывается на всех уровнях человеческой природы: на духовном (разумно-смысловом), на душевном (эмоционально-чувственном) и на телесном (потребностно-желающем). Изначальная внутренняя иерархичность человека в результате грехопадения оказалась расстроенной, телесное и душевное начала вышли из под контроля начала духовного. Это обуславливает наличное страстное (страдающее и желающее) состояние человека. Страсти как греховные влечения несут с собой индивидуальные и социальные страдания. Собственно одно из ключевых достижений христианской мысли – это концептуализация иррационального[12] начала в человеке, с чем не справилась античная философская антропология. Христианство дало ключи к пониманию и разрешению закрытой для античной антропологии проблеме: почему человек разумом понимая благо, отвергает его в желаниях и стремится к дурному? Именно этот аргумент лежал в основании антропологического скепсиса софистов и их последователей.

Соответственно, социальный проект христианства как благое, справедливое общество объединенных на началах Любви верующих людей реализуется через антропологический проект Спасения как исправления повреждённой человеческой природы через Богопознание и аскетику. Это путь преодоления иррационального через обожение. Антропологический идеал – Христос, Богочеловек. Социальный идеал – соборное единство Церкви, основанное на любви и милосердии. Христианство отменило древнюю идею качественного различия людей: «Несть иудей, ни эллин: несть раб ни свободь; несть мужеский пол, ни женский; вси бо вы едино есте о Христе Иисусе» (Гал. 3; 28).

Как справедливо указывал блаженный Августин, у любого социального проекта есть границы воплощения (налагаемые опять человеческой антропологией), поэтому Град Земной неизбежно будет отличаться от Града Небесного, что не отменяет необходимости стремления к идеалу[13].

Различия между православным и католическим пониманием человека во многом обусловлено различным пониманием вопросов греха, Богоподобия и Богопознания. В православии грех – это болезнь, имеющая иррациональную природу, путь к излечению которой лежит через смирение и аскезу. В католицизме понимание греха складывалось под сильным влиянием римского права, а соответственно грех рассматривается скорее как вина, требующая искупления. Если православие не преувеличивает роль разума (склонного к заблуждениям), то католицизм тяготеет к рационализму, в схоластике вообще, а начиная с Фомы Аквинского, особенно. Богопознание в православии – это путь смирения и аскезы как основания богословия (Св. Григорий Палама). Католическая теология следует путем ratio (Фома Аквинский).

Центральная идея средневекового образования – Богопознание как познание Истины, которое несёт Добро (благо) и Красоту. Такого рода Истина не только прекрасна сама по себе, но и полезна для человека, ибо позволяет определить истинные (благие и красивые) принципы жизнеустройства. Ключ к постижению Истины – Откровение Священного Писания. Соответственно, цель средневекового образования – научить человека понимать (и интерпретировать) тексты Священного Писания. Для этого нужно не только знать их содержание (теология и история), но и уметь рассуждать (логика) и доказывать (риторика). Наиболее полно эти представления об образовании воплотились в модели классического средневекового университета[14]. Университет – это школа, где преподаётся универсум знаний, овладеть которым можно лишь путём кропотливого многолетнего труда (изучения текстов, участия в диспутах, комментирования авторитетов и т.п.). В этот период образование – это по-прежнему привилегия, благо для немногих. Другие формы получения знаний (например, обучение ремеслу) образованием не являются и рассматриваются по аналогии с греческим «технэ» как приобретение навыка, умения.