F.7.3 Существует ли "правый" анархизм?

Одним словом, нет. Это можно увидеть из "анархо"-капитализма, также как из того, как он пытается собрать американских индивидуальных анархистов в свое фамильное древо.

Харт упоминает индивидуалистических анархистов, называющих идеи Такера "laissez faire либерализмом". [Op. Cit., p. 87]
Однако, Такер называл свои идеи социализмом и представил левую критику многих аспектов либерализма, в частности, основанные на Локке права частной собственности. Такер основывал многие свои идеи о собственности на Прудоне, поэтому если Харт не считает последнего социалистом, тогда это должно относиться также к Такеру. Он отмечает, что существует "два главных вида анархической мысли", а именно "коммунистический анархизм, который отрицает право индивида получать прибыль, взимать арендную плату или процент и владеть собственностью" и "правый собственнический анархизм, который решительно защищает эти права. Такер, как Годвин, должен быть помещен в левый лагерь. ["Gustave de Molinari and the Anti-statist Liberal Tradition: Part II", Op. Cit., p. 427]

Такер, в конце концов, говорил, что он стремится к концу прибыли, кредита и арендной платы и атаковал частную собсвенность на землю и дома больше, чем "занятие и использование". Стыдно, что Харт был так невежественен в анархизме, что игнорировал все остальные разновидности анархизма, которые антикапиталистические и не коммунистические.

Как мы видели, отчет Харта об истории "анти-государственного" либерализма имеет недостатки. Годвин включен только за счет игнорирования его взглядов на собственность, взглядов, которые во многом отражают поздний "социалистический" (т. е. анархический) анализ Прудона. Потом он обсуждает нескольких людей, которые были одиноки в своих воззрениях даже среди правых, поддерживающих экстремальный свободный рынок и все они знали об анархизме и открыто отрицали это название для своей идеологии. На самом деле, они предпочитали термин "правительство" или "государство", чтобы описать свою систему, которую, на поверхности, будет трудно согласовать с обычным "анархо"-капиталистическим определением анархизма, которое требует отсутствие правительства или просто "против государства". Обсуждение Хартом индивидуального анархизма в равной степени имеет недостатки, неправильно описав их экономические взгляды (очевидно, инидивидуальный анархизм имеет связи с "левым" анархизмом).

Однако, схожесть взглядов Молинари с тем, что позднее стало известно как "анархо"-капитализм, ясна. Харт замечает, что со смертью Молинари в 1912 году, "либериальный анти-этатизм буквально исчез, до тех пор, пока его снова не открыл экономист Ротбард в поздних 1950-ых". ["Gustave de Molinari and the Anti-statist Liberal Tradition: Part III", Op. Cit., p. 88] Пока этот край несколько больше, чем предыдущий, остается факт, что идеи, изложенные Ротбардом, также чужды анархической традиции, как идеи Молинари. Это позор, что Ротабрд, как его предшественники, не назвал свою идеологию чем-то другим, чем анархизм. Это не только было бы более аккуратным, это бы привело к гораздо меньшей путанице и не пришлось бы писать этот раздел FAQ! Это свидетельствует об их отсутствии здравого смысла, что Ротбард и другие "анархо"-капиталисты не смогли признать, учитывая долго существующую социально-политическую теорию и движение, называемое анархизмом, что они не могут называть себя "анархистами" без приравнивания своих взглядов с существующими в традиции. Вместо того, чтобы представить новый термин в политический словарь (или использовать терминологию Молинари), они предпочли попытаться бесплодно присвоить термин, используемый другими. Они кажется забыли, что политический словарь и использование зависят друг от друга. Следовательно, мы получаем статьи, которые говорят о новом "анархизме", в то же время пытаясь разъединить "анархо"-капитализм от настоящего анархизма, найденного в средствах массовой информации и книгах по истории. Единственная причина, почему "анархо"-капитализм считается некоторыми разновидностью анархизма, это потому что один человек (Ротбард) решил украсть имя у хорошо известной и широко распространенной политической и социальной теории и движения в 1950-ых и применить его к идеологии, которая имеет мало общего с ней, если вообще имеет.

Как Харт ненароком показывает, это не твердая база, чтобы строить утверждение. То, что любой может признать "анархо"-капитализм анархизмом просто следует из отсутствия знаний об анархизме - как говорили многочисленные анархисты. Например, "Соединение Ротбардом анархизма с капитализмом", согласно Дэвиду Уэйку, "приводит к концепции, которая полностью за пределами мэйнстрима анархических теоретических текстов или социальных движений... это соединение противоречит само себе". Он подчеркивал, что "главные традиции анархизма полностью различны. Эти традиции, и теория, связанная с ними, выражают взгляды и стремления, и также, иногда, ярость, угнетенных людей в человеческом обществе: не только экономически угнетенных, хотя основное анархическое движение было в основном движением рабочих и крестьян, но также угнетенных властью во всех социальных измерениях... включая, конечно, политическую власть, выраженную в государстве". Другими словами, анархизм представляет "моральное обязательство", которому позиция Ротбарда "диаметрально противоположна". [Anarchist Justice, стр. 215, 229, 234]

Это стыд, что академики учитывают только слова Ротбарда, а не их содержание и отношение к анархической теории и истории. Если бы они так сделали, они бы скоро поняли, что выраженная оппозиция многих анархистов к "анархо"-капитализму это то, что нельзя игнорировать или отклонять. Другими словами, правый анархизм не может существовать и не существует, неважно, как часто правые пытаются использовать это слово, чтобы описать свою идеологию.

Причина проста. Политика и экономика анархии не может быть искусственно разделены. Они неразрывно связаны между собой. Годвин и Прудон не остановили свой анализ на государстве. Они расширили его на социальные отношения, происходящие из неравенства в богатстве, т. е. экономическую власть, так же как политическую власть. Чтобы увидеть почему, нам нужно только проконсультироваться с работой Ротбарда. Как отмечено в предыдущем разделе, для Ротбарда ключевым вопросом с "добровольными налоговиками" было не то, кто определял закон, но то, кто исполнял его. В его дискуссии, он говорил, что демократическое защитное агентство находится в невыгодном положении в системе "свободного рынка". Как он сказал:

"Оно будет, на самом деле, конкурировать в сильно невыгодном положении, основанное на принципе "демократического голосования". Посмотрев на это как на рыночный феномен, "демократическое голосование" (один голос на человека) это просто метод потребительского "кооператива". Эмпирически, было много раз продемонстрировано, что кооперативы не могут успешно конкурировать с акционерными компаниями, особенно когда оба равны перед законом. Нет причин считать, что кооператив для защиты будет более эффективным. Следовательно, мы можем ожидать, что старое кооперативное правительство отомрет через потерю клиентов на рынке, в то время как акционерное (то есть корпоративное) защитное агентство станет доминировать на рынке". [Power and Market, стр. 125]

Заметьте, как он предполагает, что кооператив и корпорация будут "равны перед законом". Но кто определяет закон? Очевидно, не демократически избранное правительство, если идея "один человек, один голос" в определении общепринятого закона считается "неэффективной". Он также не считает, как индивидуальные анархисты, что закон будет судиться присяжными, наряду с фактами. Как мы отмечали в разделе F.6.1, он отверг это в пользу закона, определяемого "либертарианскими юристами и адвокатами". Таким образом, закон не изменяем обычными людьми и приводится в исполнение частными защитными агентствами, нанятыми, чтобы защищать свободу и собственность имущего класса. В случае капиталистической экономики, это значит защищать власть лендлордов и капиталистов против бунтующих арендаторов и рабочих.

Это значит, что "общепринятый закон" Ротбарда будет определяться, интерпретироваться, приводиться в исполнение и исправляться корпорациями на основе воли большинства акционеров, т. е. богатых. Это едва ли произведет равенство перед законом. Как он говорит в сноске:

"Есть сильная а приори причина считать, что корпорации будут превосходить кооперативы в любой ситуации. Если каждый собственник получает только один голос независимо от того, сколько денег он вложил в проект (и заработки делятся таким же образом), нет стимула инвестировать больше, чем другой человек; на самом деле, стимул действует наоборот. Это препятствование инвестициям сильно препятствует кооперативам". [Op. Cit., стр. 125]

Если закон определяется и интерпретируется защитными агентствами и судами, тогда это будет сделано теми, кто инвестировал больше всех в эти компании. Маловероятно, что богатые будут инвестировать в защитные фирмы, не поддерживающие их права собственности, власть, прибыли и определение собственности, ясно, что агентства, которые благоволят богатым, выживут на рынке. Идея, что спрос рынка будет противостоять классовому правлению, кажется маловероятной, учитывая аргумент Ротбарда. Чтобы успешно конкурировать, вам нужно больше, чем спрос, вам нужны источники инвестирования. Если образуются кооперативные защитные агентства, они будут находиться в невыгодном положении на рынке из-за отсутствия инвестирования. Как говорится в разделе J.5.12, хотя кооперативы более эффективны, чем капиталистические фирмы, отсутствие инвестиций (происходящее из-за отсутствия контроля капиталистов, как заметил Ротбард) останавливает их от замены зарплатного рабства. Таким образом, капиталистическое богатство и власть тормозит распространение свободы в производстве. Если мы применим аргумент Ротбарда к его собственной системе, мы предполагаем, что рынок "защиты" также остановит распространение более либертарных ассоциаций, благодаря капиталистической власти и богатству. Другими словами, как любой рынок, "защитный" рынок Ротбарда будет просто отражать интересы элиты, а не масс.

Более того, мы можем ожидать, что любое демократическое защитное агентство (как профсоюз) поддерживающее, например, бастующих рабочих или сквотирующих арендаторов, будет подавлено. Потому что, как подчеркивает Ротбард, все "защитные" фирмы будут подчиняться "общепринятому" закону, написанному "либертарианскими адвокатами и юристами". Если они не будут подавлены, они быстро будут названными "незаконными" и будут подавлены другими агентствами. Иронично, Такер присоединился бы к Бакунину и Кропоткину в "анархическом" суде, обвиненным в нарушении "анархического" закона, в практиковании и защите "занятия и использования" а не одобренных Ротбардом прав собственности. Даже если демократические "защитные" агентства смогли выжить и не выйти из рынка из-за комбинации отсутствия инвестиций и насилия, произведенного их "незаконным" статусом, существует другая проблема. Как мы обсуждали в разделе F.1, лендлорды и капиталисты имеют монополию на принятие решений на своей собственности. Как таковые, они могут просто отказаться признавать любое демократическое агентство как легитимную защитную ассоциацию и использовать такую же тактику, которую они использовали против профсоюзов, чтобы обеспечить, что демократическое защитное агентство не появится на их территории.

Ясно, тогда, что "правый" анархизм невозможен, так как любая система, основанная на капиталистических правах собственности будет просто олигархией, управляемой богатыми. Как замечает Ротбард, любое защитное агентство, основанное на демократических принципах, не выживет на рынке просто потому что оно не позволяет богатым контролировать себя и свои решения. Неудивительно, Прудон говорил, что капитализм laissez-faire означает "победу сильных над слабыми, победу тех, кто имеет собственность над теми, у кого нет ничего". [quoted by Peter Marshall, Demanding the Impossible, стр. 259]