Граф М. В. Толстой Рассказы из истории Русской Церкви 22 страница

[34] Действительно, распоряжения польского короля Ягайло-Владислава в подвластных ему областях Русских и Витовта в Литве были враждебны Православию, Ягайло отнимал древние храмы у православных и замышлял обратить народ в римскую веру. В 1413 году он вместе с Витовтом подтвердив права одного только латинского духовенства, усвоил права дворянства и другие преимущества только лицам, принадлежащим к Римской Церкви, запрещая им при том вступать в брачные союзы с православными. С этого времени начинается открытое притеснение православной веры в юго-западной Руси (Прибавления к Творениям Святых Отцов, XI, 232).

[35] В этом съезде не участвовали, как кажется, епископы Литовско-Русские. С одной стороны, они могли желать единства митрополии в видах сохранения единства народа русского в обоих государствах и свободной самостоятельности церковного управления; с другой стороны, для них было удобнее иметь митрополита близ себя, не затрудняясь отдаленными сношениями, которые по временам совершенно прерывались при несогласиях и войне между Москвою и Литвою.

[36] За императором греческим тогда, как и в первые времена Русской Церкви, признавали право участия в делах нашей иерархии. Сам блаженный митрополит Фотий говорит в духовном завещании, что его прислал в Россию царь Мануил.

[37] Собрание Летописей, V, 259.

[38] Соборное определение подписано епископами Феодосием Полоцким, Исаакием Черниговским, Дионисием Луцким, Герасимом Владимирским, Геласием Перемышльским, Севастианом Смоленским, Харитоном Холмским и Евфимием Туровским. Они же написали послание к митрополиту Фотию, объявляя ему, что заметили какие-то действия его, противные правилам церковным, а после услышали о каком-то поступке, подвергающем его извержению, но не хотят наносить бесчестия митрополиту и только отказываются от повиновения ему. Незаконность этого акта очевидна.

[39] Смотри гл. II Книги I настоящего издания.

[40] Грамота Витовта издана в Актах Западной России, I, № 25. Витовт хочет казаться в ней покровителем Православной Церкви, которой изменил.

[41] Акты Исторические, I, № 19.

[42] Собрание Летописей, IV, с. 116.

[43] Посвященный на этом Соборе, владыка Симеон, один из местно чтимых святителей Новгородских, возвратясь из Москвы, построил в Новгороде храм в честь святителя Петра.

[44] Григорий Симвлак, или Памвлак, родом из Болгарии, был в близких отношениях к митрополиту Киприану, которому он был обязан и приездом своим в южную Россию, как видно из написанного им похвального слова Киприану. Современники напрасно обвиняли его в наклонности к Римской Церкви: в проповедях он касается некоторых латинских установлении, например совершения литургии на опресноках, и осуждает их. Он был отправлен с посольством Витовта на Собор Констанский, прибыл уже пред закрытием Собора и таким образом мог возвратиться в Литву, не подвергаясь опасности изменить православной вере на том Соборе, который сожег Иоанна Гусса. Слова Григория, исполненные живого красноречия, распространялись даже в великой России, где осуждалось его имя. В сентябре 1419 года Симвлак, по словам наших летописей, скончался в Киеве; а по свидетельству одного молдавского летописца, удалился в Молдавию и жил в звании митрополита Молдовлахийского (Преосвященного Макария История Русской Церкви, IV, 100).

[45] Теперь трудно решить: недовольство ли народа отделением Литовской митрополии, внушения ли некоторых князей и бояр, заботившихся о воссоединении ее с Московскою, освобождение ли из темницы Литовского князя Свидригайла (сына Ольгердова), которого Витовт считал своим соперником и более девяти лет держал в заключении, а православные жители Литвы признавали как бы поборником своей веры, всегда готовым на помощь им, - или все эти обстоятельства вместе расположили Витовта примириться с митрополитом Фотием и возвратить ему право на управление Литовскими епархиями.

[46] В это путешествие Фотий виделся с Витовтом в Новогродке, посетил Киев, Вильну, Львов и другие города.

[47] Святитель был утешен прекращением язвы во Пскове, когда принесена была туда из Чирской волости чудотворная икона Богородицы (Святыни и Древности Пскова, с. 20), открытием мощей великого чудотворца Сергия и святителя Алексия, чудесами преподобного Никиты-столпника Переяславского.

[48] Василий Дмитриевич скончался на 53-м году, пробыв на княжестве 36 лет, чтимый князьями и народом, союзниками и неприятелями. Он не отличался великими свойствами родителя, но был справедлив, тверд и осторожен.

[49] Это решение последовало не ранее шести лет после заключения мира и было благоприятно Василию. Но и суд ханский не погасил вражды между дядей и племянником: она продолжалась еще долго и достигла, как увидим ниже, до кровопролития и страшных злодейств.

[50] Витовт был одним и знаменитых государей своего времени; он умел пользоваться случаем и временем, управлять народом и князьями, обогащать казну свою войною и торговлею; он отличался, подобно Ольгерду, трезвостью и неутомимо занимался делами государственными. С ним, по словам польского историка Длугоша, воссияла и затмилась слава Литвы и Западной Руси (История Карамзина V, 147).

[51] Мощи блаженного митрополита Фотия погребены рядом с гробницей святого митрополита Киприана в северо-западном углу Московского Успенского собора. Они обретены нетленными в 1471 году и прославлены чудесами, но почивают под спудом.

[52] Завещание Фотия - во II Собрании Русских Летописей, VI, 144; Никоновская Летопись, V, 100.

[53] Поучения блаженного Фотия изданы в Православном Собеседнике.

[54] Дополнения к Актам Историческим, I, № 183.

[55] Акты Исторические, I, № 30.

[56] Основатель секты стригольников Карп был прежде диаконом, потом за свое лжеучение расстрижен и отлучен от Церкви. Он занимался ремеслом стригольника, т. е. стрижкою волос (История Русской Церкви преосвященного Макария. Т. IV, с. 153).

[57] Карп, Никита и еще один еретик были сброшены новгородцами в Волхов с Великого моста (Полное собрание Летописей, III, 79).

[58] Грамоты Патриарха Нила сохранились обе: одна в подлиннике, а другая в переводе. Первая помещена в Актах Исторических I, № 4, а последняя - Act Patriarch. Constantinop., II, 31.

[59] Никоновская Летопись, IV, 130.

[60] В грамоте Патриарха Антония лжеучение стригольников изложено полнее; она заключается увещанием, обращенным к лжеучителям, чтобы они покаялись и возвратились в недра Церкви, и угрозою анафемы, если они пребудут в своем упорстве и ожесточении (Акты Исторические, I, № 6).

[61] Обе грамоты святителя Фотия помещены в Актах Исторических, I, № 33 и 34.

[62] О том, что лжеучение стригольников прекращено тюремным заключением их, свидетельствует преподобный Иосиф Волоколамский в своем Просветителе (Рассуждение о ересях и расколах Н. Руднева, прим. 72).

[63] Святитель Фотий, искореняя лжеучения стригольников, счел нужным отстранить соблазн, который причиняло вдовое духовенство, особенно во Пскове, где каждое пятно его представлялось лжеучителями в преувеличенном виде. Он писал туда, чтобы вдовые священники и диаконы не священнодействовали при церквах приходских и соборных, но вступали в монастыри. Он запрещал также жить в одном монастыре чернецам и черницам (Стоглавый Собор, гл. 73).

[64] 1 Тим, 1, 17.

КНИГА ТРЕТЬЯ

ГЛАВА I

Святой Иона, епископ Рязанский. - Междоусобия между великим князем Василием и дядею его Юрием. - Митрополит Исидор и Собор во Флоренции для соединения Церквей. - Последствия этого Собора. - Злодейства Шемяки. - Обличительное послание святителей. - Возведение святого Ионы на престол митрополии. - Пастырские его подвиги. - Завоевание Константинополя турками. - Кончина святого Ионы. - Чудеса его. - Смерть Василия Темного.

По кончине святителя Фотия митрополичья кафедра в Москве оставалась несколько лет праздною: непрестанные распри между юным великим князем Василием и дядею его Юрием Галицким не давали досуга позаботиться о замещении кафедры. Хотя в сан первосвятительский был избран и наречен Рязанский епископ Иона [1], но не спешили отправить его в Царьград для посвящения.

Родившись близ Солигалича, епископ Иона с двенадцатилетнего возраста был иноком в одном из Галичских монастырей, а после перешел в Московскую Симоновскую обитель, которая славилась святостию жизни первых своих настоятелей. Юный инок еще застал здесь старцев, которые хорошо помнили и неизменно хранили их правила и учреждения. Между ними известны: Варфоломей, строитель (эконом) Симонова монастыря, Иоанн Златый и Игнатий-иконник. Собственная ревность Ионы к подвигам иноческим скоро сдружила его с этими благочестивыми старцами, а их наставления и пример воспитали в нем самом строгого подвижника. Подобно им, он неуклонно стоял за исполнение правил монастырских и, не выходя из границ послушания, с дерзновением напоминал новым настоятелям о правилах благочиния, переданных святыми их предшественниками. А сам подвизался в непрерывных трудах: пощении, молитве и чтении слова Божия, проходя разные иноческие послушания [2]. В этих подвигах дух его возрастал и совершенствовался столь быстро, что прозорливому оку и в простом послушнике можно было провидеть будущего великого пастыря Церкви Русской.

Строгая жизнь и твердое знание правил церковных доставили блаженному Ионе такое всеобщее уважение, что он посвящен был в сан епископа Рязанского, а когда скончался митрополит Фотий, назначен управляющим делами митрополии.

Между тем кровавые междоусобия между дядей и племянником продолжались несколько лет и сопровождались страшными злодействами [3]. Счастье служило попеременно той или другой стороне: сначала Василий, разбитый дядею, должен был удалиться в Коломну; по смерти Юрия великий князь долго вел борьбу с сыновьями его, Василием Косым и Дмитрием Шемякой; только младший из Юрьевичей, Димитрий Красный, не принимал участия в междоусобии [4]. Наконец, Василий Васильевич, по-видимому, утвердился прочно на великом княжении.

Между тем Смоленский епископ Герасим отправился в Царьград, а осенью следующего года возвратился оттуда уже в сане митрополита [5]. Он остановился в Смоленске и не пошел в Москву, где продолжались княжеские междоусобия. Впрочем, он управлял западными епархиями не более двух лет [6].

После смерти Герасима великий князь Василий с согласия великого князя Литовского, всех русских князей, духовенства и народа, отправил нареченного митрополита Иону в Константинополь для поставления. Только и теперь не суждено было святителю Рязанскому сделаться первосвятителем всей Русской земли: еще до приезда его был избран на Русскую митрополию и посвящен в Царьграде Исидор, родом болгарин, а блаженному Ионе обещали, что он будет митрополитом после Исидора.

Избрание Исидора было в связи с делом, давно уже задуманным. Греческая империя находилась тогда в крайней опасности; она была заключена почти в одних стенах столицы; все ее области были уже во власти турецкого султана; войска были немногочисленны и большею частию наемные; финансы государства почти не существовали. Император Мануил Палеолог и сын его Иоанн очень ясно видели, что греки решительно не в силах защитить себя от турок; они думали, что единственное средство для спасения империи состоит в примирении с папою, чтобы через него получить помощь от западных христиан.

Переговоры об этом продолжались более 20 лет. В 1433 году отцы Базельского Собора (который считал себя Вселенским и действовал в духе независимости от папы), приглашали греков к себе для рассуждения о примирении Церквей и уверяли, что от Собора вернее можно ожидать помощи, нежели от папы Евгения II, который находился тогда в самом ненадежном положении, между тем как на стороне Собора было несколько королей и сам немецкий император Сигизмунд. Но император Иоанн, возлагая всю свою надежду на папу (хотя и отправлял посольство для предварительных совещаний в Базель), согласился на то, чтобы Собор был открыт в Италии, и притом с тем условием, чтобы папа предоставил от себя содержание грекам, присутствовавшим на Соборе. Указ императора созывал в Константинополь всех православных епископов. Многие из них прибыли лично, но из Патриархов вселенских один только Иосиф Цареградский согласился ехать в Италию; Патриархи Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский отказались присутствовать на Соборе и назначили вместо себя местоблюстителей.

Исидор был давно известен императору: еще в сане игумена он был отправлен в числе посольства в Базель [7]. После посвящения в сан митрополита он получил поручение склонить русских к участию в предполагаемом Соборе. Прибыв в Москву, Исидор тотчас же начал возвещать, что в Италии готовится восьмой Вселенский Собор для примирения Церквей, в котором необходимо участвовать и представителю Русской Церкви. Он стал собираться к путешествию. Напрасно великий князь Василий Васильевич убеждал митрополита не ездить в латинскую землю и даже запрещал ему своею властию. Наконец, видя упорство Исидора, Василий сказал ему: "Если уже ты непременно желаешь идти на Собор, то принеси нам оттуда наше древнее Православие, которое мы приняли от предка нашего святого Владимира; а нового и чуждого не приноси нам, - мы того не примем". Исидор дал клятву стоять за православие [8] и отправился в Италию, взяв с собою епископа Суздальского Аврамия и много других духовных и светских лиц, числом до ста.

Между тем император Иоанн с Патриархом Иосифом, 22 митрополитами и епископами и почти 700 другими лицами духовными и светскими отправились на папских галерах в Италию. Собор был открыт в Ферраре 9 апреля 1438 года под председательством папы Евгения, при котором было 11 кардиналов и до 150 латинских епископов. Несколько месяцев прошло в частных совещаниях о чистилище и о состоянии праведников по смерти. Папа, видя непреклонность греков к принятию латинского учения, начал действовать принудительно, прекратив выдачу назначенного им содержания. Наконец, 8 октября были открыты торжественные заседания Собора. Для ведения прений назначены были с обеих сторон по шести лиц и в числе их были со стороны греков блаженный Марк, митрополит Ефесский, и Исидор, митрополит Русский. Предметом соборных рассуждении избран был вопрос: законно ли прибавление к Символу Веры "Filioque" (и от Сына), сделанное латинами? Этим вопросом занимались до 8 декабря в 15 соборных заседаниях. Спорившие тщетно истощали все свое знание и искусство: ни та, ни другая сторона не хотела уступить ни в чем; так и не пришли к никакому решению или соборному определению.

После того Собор был перенесен во Флоренцию. Здесь с 26 февраля возобновились торжественные заседания, посвященные рассмотрению латинского учения об исхождении Святого Духа от Отца и Сына. Все прения со стороны греков вел почти один Марк Ефесский, а со стороны латинян один провинциал ордена Доминиканцев Иоанн, славившийся своею диалектикою. Начали разбирать свидетельства отцов Церкви Греческой и в продолжение пяти заседаний рассмотрели только весьма немногие из них, вдаваясь в величайшие тонкости и словопрения, которые утомляли всех. Император, наскучив медленностию, поручил Марку Ефесскому изложить главные основания православного учения о спорном предмете. Это изложение и было зачитано на следующем заседании Собора. Но так как латиняне и после этого не хотели согласиться с греками и требовали продолжения соборных заседаний, то император, убедившись из опыта, что прения не приводят решительно ни к какому соглашению, запретил Марку являться на заседания. Греки слушали, что говорил провинциал Иоанн, и не возражали ему ни слова. Тогда раздраженный папа прислал объявить Патриарху, что, так как греки отказались от дальнейших состязаний, то они должны к наступающей Пасхе (5 апреля) или изъявить согласие на учение Римской Церкви, или отправляться в отечество. Этим окончились соборные действия во Флоренции, не приведшие ни к какому результату. Отселе начинается долгая и тяжкая борьба между совестью императора Иоанна и требованиями латинян, между видами на помощь колеблющейся империи и опасением подвергнуться общему укору и проклятиям за измену православию. Надежда на истинный христианский мир Церквей была потеряна. Надобно было купить его уступками и уступками тяжкими.

Чтобы принять на себя как можно меньше ответственности пред Церковью и народом, Палеолог старался приблизить к себе тех членов Собора, которые оказались наиболее преданными делу соединения: Виссариона Никейского, Исидора Русского и Григория духовника. С ними он советовался, чрез них старался направить умы прочих, грозил своим гневом тем, кто оставался верным Православию, не допускал их к участию в прениях и вместе с тем никому не дозволял возвратиться в отечество. Папа, со своей стороны, старался воздействовать на греков, задерживая выдачу денег на содержание.

Когда в понедельник страстной недели возобновились частные совещания греков в кельях больного Патриарха Иосифа, митрополит Исидор первым подал голос: "Лучше душою и сердцем соединиться с латинами, нежели возвратиться, не кончив дела. Возвратиться, конечно, можно; но как возвратиться, куда и зачем?" С этим мнением открыто согласился Виссарион, другие же промолчали. Один Марк Ефесский оставался непреклонным.

После нескольких собраний сделана была первая уступка латинянам: греки признали, что "Дух Святой исходит от Отца чрез Сына". После того Патриарх Иосиф внезапно скончался. Уступки продолжались: согласились, что Таинство Евхаристии равно действительно при совершении его на квасном хлебе или на опресноках; признали, хотя и неявно, учение о чистилище и, наконец, решились написать, что греки почитают папу верховным первосвященником, наместником Иисуса Христа, пастырем и учителем всех христиан, управляющим Церковью Божией, с сохранением прав и преимуществ четырех Восточных Патриархов, так что они занимают первые места непосредственно после папы.

Латиняне и греки спешили составить соборное определение о соединении Церквей (unio ecclesiarium). Под ним подписались сперва греки: кое-кто, как первые виновники дела, подписались с радостию, другие - увлекаемые подкупом или боязнью. Немногие же успели освободиться от подписи, скрывшись из Флоренции [9]. Одного только Марка Ефесского никто не тревожил, потому что все были убеждены в непоколебимой твердости сего великого мужа Православной Церкви. Когда соборное определение было принесено на подпись к папе и на вопрос его: "Подписался ли Ефесский"? - ему отвечали: - "нет"; то папа невольно воскликнул: "Так мы ничего не сделали!" Вместе с папою подписались кардиналы, епископы и аббаты.

Торжественное обнародование соединения совершилось в кафедральной церкви флорентийской. Кардинал Юлиан и митрополит Никейский Виссарион громогласно прочли с кафедры соборное определение: один на латинском, другой на греческом языках.

Так заключен был мир, но мира как такового - не было! Не было мира в духе примирившихся! Признали, что Таинство Евхаристии действительно, как на опресноках, так и на квасном хлебе. Но греки отказались от причащения за литургиею латинскою, а латиняне отказались даже присутствовать при литургии греческой. После того греки начали разъезжаться с Собора. Папа напутствовал императора одними благословениями и обещанием выслать флот и войско на помощь Царьграду, если согласятся на то европейские государи. Странники, с лишком два года не видавшие отечества, прибыли в Константинополь 1 февраля 1440 года.

Как смотреть на это соединение Церквей, Восточной и Западной, будто бы совершившееся во Флоренции? Без всякого сомнения, это было соединением незаконным и недействительным, а только мнимым, призрачным. Рассматривая обстоятельства, предшествовавшие собору, с первого же взгляда можно видеть, что не искреннее, святое желание мира церковного, но посторонние своекорыстные цели побуждали императора и папу стараться о восстановлении древнего союза Церквей. На соборных прениях латиняне не могли опровергнуть несомненных доказательств, приводимых греками. По прекращении публичных собраний мало-помалу грекам пришлось пойти на вынужденные уступки, порождённые то стеснением в способах содержания, то подкупом, то льстивыми убеждениями, то милостями, то насилием. Наконец, разными неправдами с помощью немногих изменников Православия латиняне достигли призрака торжества над греками. Такой ли собор присвояет себе право именоваться восьмым Вселенским [10]? Если даже не принимать в соображение очевидной незаконности определений, вынесенных на этом соборе, то нельзя признать Флорентийский собор Вселенским уже и потому, что акт соединения церквей не подписан никем от имени Патриарха Константинопольского за смертию Иосифа, а равно и от имени Патриарха Антиохийского, потому что местоблюститель его Марк Ефесский остался непреклонным поборником православия. С точки зрения латинян собор также не был Вселенским; кроме папы с немногими кардиналами и епископами, на нем не присутствовали епископы французские и других стран Европы, которые упорно продолжали свой собор в Базеле и, наконец, осудили папу, как еретика, а созванный им собор признали незаконным.

Не можем умолчать об одном дивном событии, явно подтверждающем неправославность лжесобора Флорентийского: Суздальский священник Симеон, бывший с Исидором на соборе, не хотел покориться латинству, много пострадал за это и вместе с Тверским послом Фомою решился бежать в отечество. Не имея ни средств, ни защиты, ни знания путей, они пристали было к путешествующим купцам; но, приближаясь к одному грозно укрепленному городу, купцы отогнали их от себя, опасаясь потерпеть из-за них, как за людей неизвестных и сомнительных. На одной горе, утомясь и недоумевая о пути, Симеон и Фома легли и задремали. Вдруг видит пресвитер старца, который, взяв его за правую руку, сказал: "Благословился ли ты от последовавшего стопам апостольским Марка, епископа Ефесского?" Он отвечал: "Да! Я видел сего чудного и крепкого мужа и благословился от него". Тогда явившийся говорил далее: "Благословен от Бога человек сей, потому что никто из суетного латинского Собора не преклонил его ни имением, ни ласкательством, ни угрозами мук. Ты сие видел, не склонился на прелесть и за то пострадал. Проповедуй же заповеданное тебе от святого Марка учение, куда ни придешь, всем православным, которые содержат предание святых апостолов и святых отцов семи Соборов, и имеющий истинный разум да не уклоняется от сего. О путешествии же вашем не скорбите: я буду неотступно с вами и чрез сей непроходимый город проведу вас безопасно. Теперь, восстав, идите; прошед немного, увидите место, где две палаты, и подле них - жену, именем Евгению, которая примет вас в дом свой и успокоит; а потом вскоре и чрез город пройдете без задержания". Пресвитер спросил старца, кто он, и явившийся отвечал: "Я Сергий Маковский (Радонежский), которого ты некогда призывал в молитве. Ты обещался прийти в обитель мою, но не пришел; и теперь обещания не исполнишь, но поневоле там будешь". Пробудясь, пресвитер рассказал видение своему спутнику, и они пошли с радостию. Все получилось по предсказанию: Евгения пригласила их для успокоения; потом прошли они чрез город среди множества вооруженных людей, не будучи никем задержаны. Так Симеон возвратился в отечество, где сбылось над ним предсказание великого чудотворца [11].

Достиг ли папа своей цели, успел ли утвердить свою власть над греками? Нисколько. Лишь только бывшие на Соборе сошли с галер на родной берег и были встречены вопросом, чем кончился Собор, то многие из них с сокрушением отвечали: "Мы продали нашу веру, мы променяли Православие на ересь латинскую!" Как бы отдавая себя на суд своих соотечественников и отрекаясь от принятого соединения, они восклицали: "Да отсечется рука, подписавшая беззаконное определение! Да исторгнется язык, изрекший согласие с латинянами!" Один из митрополитов, бывший местоблюстителем патриарха Александрийского, Антоний Ираклинский явившись на Собор архипастырей в Константинополе, торжественно исповедал: "Я не был согласен с одобрявшими соединение, как вы сами знаете, однако же подписался под определением, хотя недобровольно. И с той поры совесть меня мучит. Я отвергаю соединение и предаю себя суду Церкви, как виновного". Такие известия произвели сильное смущение в православных жителях столицы. Все чуждались новоприбывших. Духовенство, остававшееся в Царьграде, не хотело совершать богослужения даже с теми, которые раскаялись в своем согласии на унию. Патриархи Востока, собравшись во Иерусалиме, произнесли осуждение на всех, соединившихся с Западною Церковью. Не молчал и твердый адамант Православия блаженный Марк Ефесский, изнуренный летами и болезнями, но твердый духом: окружными посланиями ко всем православным христианам он заклинал всех удалиться от Флорентийского единения, как от дела богоненавистного. И голос великого поборника Православия имел неотразимую силу. Собор Флорентийский не только не привлек греков к папе, но еще сильнее возбудил в них ненависть к латинству.

Достиг ли император того, чего так пламенно желал достигнуть, принося чистоту своей веры в жертву земным выгодам? Нет. Бог не благословил предприятий, основанных на измене Православию. Император не получил из Рима обещанных пособий: никто из государей Европейских не отозвался на воззвание папы, кроме короля Венгерского и Польского Владислава, который ополчился против турок и погиб под Варною. Иоанн Палеолог, хотя находил нужным выглядеть ревнующим о соединении, для чего поставлял на Цареградский патриарший престол лиц, преданных унии, но до конца своей жизни не хотел или не смел обнародовать определения Флорентийского собора и умер (в 1448 г.) православным, отрекшись от всякого союза с Римскою Церковью. А по смерти его новая попытка сближения с Римом для защиты от турок произвела сильное волнение между православными и только ускорила падение империи.

Каков был успех Исидора в Русской земле? Облеченный саном кардинала и званием легата от ребра Апостольского (a latere apostolico) для всех стран северных, он возвестил соединение Церквей в Будине, Кракове и Львове, совершая литургии в храмах латинских, провел зиму в Киеве, где получил грамоту на все митрополичьи отчины и доходы [12]. Весною 1441 года он прибыл в Москву, но там уже знали о действиях его в Италии. Пред ним несли крест латинский. Лжепастырь, надеясь на простоту и малообразованность своей паствы, поступил решительнее, нежели его собратия в Константинополе. На первой литургии уже возносимо было имя папы Евгения, а по окончании службы архидиакон с амвона прочитал определение Флорентийского собора. Все эти новости, неслыханные в Церкви Русской, сильно изумили и духовных и мирян. Никто не знал, что и думать о виденном и слышанном. Но великий князь Василий, одушевляясь ревностью к чистому учению Церкви, торжественно в храме стал обличать изменника Исидора, называл его лжепастырем, губителем душ, еретиком, наконец, велел низвести недостойного митрополита с престола и, посадив его под стражу в Чудове монастыре, созвал на Собор епископов [13] и знатнейшее духовенство для рассмотрения Флорентийской соборной грамоты. Когда сие определение признано было противным древнему православному учению и от спутника Исидорова Аврамия узнали весь ход дела на Соборе Флорентийском, тогда великий князь повелел склонить Исидора к раскаянию и исправлению. Но все было напрасно. Пробыв в заключении все лето, предатель Православия бежал сначала в Тверь, где также подвергся заключению, потом в Литву и, наконец, в Рим с печальною вестию о неудавшемся замысле.

Может быть, он надеялся добиться большего успеха в областях Русских, подлежавших литовскому и польскому иноверному владычеству. Но и там православные не поддались обольщению, не прельстились привилегиями Владислава Варнского, не уступали даже будучи преследуемыми [14]. Таковы были последствия Флорентийских постановлений! Вместо сближения Русской Церкви с Римом или уклонения ее от Православия они только усилили отвращение Руси от латинства.

После побега из Москвы изменника Исидора великий князь послал грамоту в Царьград о том, чтобы Собором восточных святителей разрешено было избирать и поставлять митрополита в Москве; но слух об измене Православию в Царьграде заставил воротить посла с дороги [15].

А между тем новые страшные междоусобия надолго отодвинули заботу о делах церковных. Великий князь Василий был захвачен врагом своим Дмитрием Шемякою в обители Троицкой, ослеплен (16 февраля 1446 года) и заточен в Углич. Похититель великого княжения вызвал в Москву святителя Рязанского, встретил с почетом, как нареченного митрополита, и успел убедить его принять "на свою епитрахиль" и доставить к нему малолетних детей Василия из Мурома, куда укрыли их верные бояре. Обманутый коварным обещанием милостей детям несчастного отца, святитель исполнил волю Шемяки, но сам же должен был вскоре отвезти их в отцовскую темницу - в Углич.

Управляя церковными делами в Москве, как блюститель митрополии, правдолюбивый святитель был всегдашним обличителем беззаконного князя и ходатаем за Василия Темного (так прозвали современники венценосного слепца). Он непрестанно твердил Шемяке: "Ты поступил несправедливо и меня ввел в грех и стыд. Тебе бы следовало выпустить князя на свободу, а ты и детей его засадил с ним в неволю. Ты мне дал свое правое слово и тем сделал меня обманщиком, посрамив седины мои. Какой вред может причинить тебе князь, лишенный зрения, с малыми детьми? Если еще ты сомневаешься в том, возьми с него клятву при свидетельстве братии нашей, епископов". Шемяка решился созвать епископов на совет по этому делу, объявил свободу Василию Темному и дал ему в удел Вологду.

Спустя несколько месяцев Василий, успокоенный советом любивших отечество иноков [16], снова занял престол великокняжеский, беззаконно у него отнятый. Враги спешили примириться с ним. Когда же Шемяка и по заключении мирного договора продолжал коварствовать и заводить новые смуты, тогда Собор пастырей русских обратился к нему с грозным обличительным посланием. "Враг рода человеческого возбудил тебя на брань междоусобную, - писали святители. - Презирая святость крестных обетов, ты, второй Каин и Святополк в братоубийстве, разбоем схватил старшего брата твоего, великого князя, и злодейски истерзал его: на добро ли себе и людям? Долго ли властвовал и в тишине ли? Не беспрестанно ли волнуемый, мучимый страхом, перебегал с места на место, днем томимый заботами, а в ночи - сновидениями и мечтами? Искал ты большего, но сгубил свое меньшее. Великий князь снова на престоле, ибо данного Богом никто отнять не может. Одно милосердие государя спасло тебя: он поверил клятве твоей и опять видит измену... Ты дерзаешь быть вероломным, презрел крестное целование, а епитрахили наши сквернишь своими богомерзкими речами... Епитрахили наши святительские не могут оскверниться твоими гнусными, клятвопреступными словами, но ты губишь бедную душу свою... Никогда между христианами не было даже слуху о таких злодействах, какие ты совершил. Принеси покаяние пред Богом и примирись с великим князем, а он готов, по нашему ходатайству жаловать тебя и держать, как брата. Если же не раскаешься, то чужд будешь Богу и Церкви Божией и православной вере, не будет тебе части с верными, не будет на тебе милости Божией и силы животворящего креста, который ты целовал клятвопреступно. Ты будешь проклят и погибнешь навеки "[17].