Соколов А.К. Источниковедение новейшей истории России

В 2004 г. был издан учебник «Источниковедение новейшей истории России: теория, методология, практика». Его редактор и соавтор: Соколов Андрей Константинович (1941—2015) — советский и российский историк, доктор исторических наук, профессор, специалист в области источниковедения и методологии новейшей истории России. Учебник представляет творческую лабораторию современного историка, тесно связанную с раскрытием узловых проблем отечественной истории XX века, способы работы с источниками.

 

Исторические источники — свидетельства о прошлом. Работа с ними составляет суть исторического исследования. Нет источников, нет и истории. Умение обращаться с ними — отличительный признак профессионального историка. Овладевать приемами и методами их использования призвано источниковедение — особая историческая дисциплина < …>

Логика развития исторических знаний сводится к тому, чтобы глубже и всестороннее проникнуть в понимание прошлого и дать соответствующее объяснение. В этом контексте следует рассматривать и стремление к структурным составляющим исторического процесса, и тенденцию к анализу микропроцессов, происходивших в истории общества, и их синтезу в едином потоке больших и малых исторических событий. Главное — расширение способов и методов познания истории. Элементы игры, равно как и домысливания, догадок и пр. в историческом познании, наверное, нужны, но все же «играть в историю», опираясь на новую форму агностицизма, как предлагают некоторые современные авторы, стоящие на позициях постмодернизма, не следует. Причинные системы и корреляции между различными явлениями общественной жизни, диалектика между логической, абстрактной структурой и исторической реальностью, движение от структуры к историческому моменту, и наоборот, следует рассматривать в едином русле широкого отображения плотно насыщенного различными событиями исторического процесса <…>

В силу того, что традиционное источниковедение касалось преимущественно приемов и методов обращения с ограниченным кругом так называемых первоисточников, за пределами его рассмотрения оказываются огромные пласты свидетельств о прошлой жизни, которые для истории, особенно новейшего времени, имеют огромное значение. Нет отчетливых представлений о том, каким образом те или иные средства информационного обслуживания в обществе запечатлевают историю, как она отражается в сознании людей, как воспроизводят ее литература, искусство, фольклор. Не выработано даже твердых критериев отбора таких источников на постоянное хранение. Большинство материалов, которые поступают в архивы, представляют собой заботу государства о самом себе, о своей истории, а не историю общества, в котором мы живем, и историк, обращаясь к ним, зачастую оказывается в роли чужака в чужой стране. Нужно иметь ввиду, что мысли, чувства, радости, страдания, мечты предшествующих поколений часто не оставляют ничего больше, кроме смазанных следов в исторических источниках, к тому же представленных в зашифрованной форме. Поэтому первый и зачастую единственный подход — это переоценка тех свидетельств, которые раньше были предназначены для других задач. В то же время иная расстановка акцентов в обращении с отдельными группами источников и их переоценка в свете видения новых задач истории вовсе не снимает критериев рассмотрения исторических свидетельств, в них содержащихся, с точки зрения подлинности, представительности, достоверности, сопоставимости, доказательности, т. е. всего того, что было наработано в рамках традиционного источниковедения. Более того, именно соединение в практике исторического исследования традиционных и новых подходов в работе с источниками является наиболее надежным способом продвижения к исторической правде. Мы далеки от того, чтобы утверждать, что глас народа — глас Божий. Но во всех источниках, даже в доносах, слухах и сплетнях, рассыпаны зерна истины, и задача историков состоит в том, чтобы эти зерна извлекать. На уровне своего лучшего профессионального опыта, пусть на отдельных примерах, историки доказали свою способность делать это, и этим путем, видимо, надо идти < …>

Термин «социальная история» в отечественной литературе пока не является общепринятым и только еще пробивает себе право на жизнь. В умах большинства историков и сегодня преобладает старое представление о социально-экономической истории, т. е. объединяющей экономическую и социальную историю на основе марксистско-ленинской теории классов в единой связке. В этом контексте она выступает как разработка определенного набора стандартных тем и сюжетов по канонам, установленным еще советской историографией. В качестве относительно самостоятельных направлений исследований в ней существовали: изучение рабочего класса как главной силы общественного развития, крестьянства, в том числе колхозного, и межклассовой прослойки — интеллигенции, а в более широком смысле — изменений в социально-классовой структуре общества <…>.

В современной социальной истории большое внимание уделяется проблемам религиозных, расовых, этнических различий в различных классах, слоях и группах общества. Это ведет к переосмыслению огромного пласта литературы, посвященной формированию и развитию национальных и интернациональных кадров в России и СССР. Но никогда не было особым секретом, что, например, основную массу рабочих в национальных районах страны составляли русские, которые и выступали в качестве субъектов модернизационных преобразований, далеко не всегда однозначных. Неизбежно возникавшие на этой почве трения и конфликты отрицались и почти не подвергались исследованию в советской историографии. Между тем развал СССР и обострение национальных (этнических) и религиозных проблем в современной России со всей остротой обозначили их важность, прежде всего в плане историко-сравнительного анализа. Такая постановка вопроса выводит историков на изучение пространственно-временных изменений <...>

Россия – страна, обладающая наиболее обширными пространствами, которые не были одинаковыми с точки зрения природных, экономических, демографических и прочих условий. Поэтому исследование пространственно-временных изменений для нее, как и других аналогичных стран, имеет очень большое значение. Трансформация доиндустриального общества в индустриальное, сопровождавшаяся неумолимой и возрастающей урбанизацией, ростом промышленности и расширением рынка труда, ведет к фундаментальным изменениям трудовых отношений, принципов оплаты труда, более острому противостоянию между теми, кто работает, и теми, кто распоряжается на производстве<...>

Обращение к социальной истории, а также усиление социальных (человеческих) аспектов буквально взрывает традиционное источниковедение, создавая предпосылки беспредельного расширения как проблематики, так и фактической базы исторических трудов. Историческая наука перестает топтаться на одном и том же поле избитых тем и сюжетов и раздвигает грани исторического познания. Исследование проблем социальной истории, ее установка на изучение истории «снизу», внимание к микроистории по иному расставляет акценты в работе над источниками. Даже после открытия многих архивных фондов историки продолжают спорить, как приблизиться к пониманию существа социальных процессов, как воспроизвести истинные мысли, ценности, чаяния рядовых людей в условиях распространения двоемыслия и самоцензуры в обществе, считавшемся «хранящим молчание или говорящим лишь языком Сталина и официальной прессы». Результатом стала серия исследований, и особенно публикаций новых источников, направленных на изучение «голоса народа» и общественного мнения в стране. Тем не менее после выхода в свет указанных работ ощущается известная неудовлетворенность. На этот раз тем, что голоса рядовых граждан теперь слышатся много лучше, чем известны их реальные поступки, дела, поведение. Сравнение слов и дел рядовых людей кажется особенно заманчивым.

Большое значение для социальной истории имеют такие группы источников, которые отражают непосредственные взаимоотношения людей с государственными и общественными институтами. Среди них письма, обращения, заявления, жалобы, персональные дела, судебно-следственные материалы и прочие документы подобного типа, служащие источниками для построения индивидуальных и коллективных биографий (просопографии). Для советского периода особое значение приобретают сводки и донесения о настроениях в обществе, периодически составлявшиеся различными политическими органами, материалы проверок, чисток, контрольных комиссий и т. д., свидетельствующие о действительном, а не мнимом состоянии общества, каким его видела или хотела видеть власть.

Состояние архивного дела по истории новейшего времени приводит к выводу, что ситуацию нельзя назвать вполне благополучной. Приоритетность институционального и государственного подхода отразилась на существовавшей в СССР и продолжающей действовать системе отбора документов на постоянное архивное хранение. Номенклатура дел носила, как правило, типизированно-формализованный характер. Их ценность нередко определялась не содержанием, а местом учреждения в партийно-государственной «табели о рангах». Не только люди, но и фонды подвергались чистке, в соответствии с идеологическими установками и представлениями о том, что должно попасть в историю. Результатом стало крайне неравномерное отражение вопросов, интересующих социального историка, в архивных фондах. Как ни странно, но не только мелкие детали, нетипичные ситуации и тенденции, по и многие важные события, не говоря уже о повседневной жизни рядовых людей, не оставили после себя очевидных документальных свидетельств. Ряд коллекций, связанных с социально-исторической проблематикой, до сих пор под разными предлогами не рассекречивается. Все это делает актуальным использование широкого спектра подходов и методик, включая апробированные методы извлечения косвенной информации. Кроме того, историк новейшего времени имеет уникальную возможность лично участвовать в формировании базы для своего исследования, восполняя информационные пробелы с помощью интервьюирования современников. На наш взгляд, такие возможности, приобретающие огромное значение, явно недооцениваются специалистами. В последнее время все активнее берутся на вооружение методики и вводятся в научный оборот не только материалы «устной» истории. Реализуются программы визуального обследования местности, обстановки жилища, направленные на заполнение информационных лакун. Все шире в качестве источников привлекаются материалы личных и семейных архивов граждан, краеведческих музеев, архивы и коллекции документов общественных организаций, включая дневники, переписку, фотографии, материалы профессиональной и творческой деятельности.

 

Источниковедение новейшей истории России: теория, методология, практика: учебник / А.К. Соколов, Ю. П. Бокарев, Л.B. Борисова и др.; под ред. А.К. Соколова. – Москва: Высш. шк., 2004. – С. 4, 39, 40, 387, 389, 400-401.