Лекция 2. Проблема начала археологии. 6 страница

 

1. "Громовые камни". Древнейшими объектами "народной археологии" являются артефакты каменного века, ибо он раньше всего закончился. Кремневые наконечники стрел неолита фигурируют во всей Евразии как "громовые стрелки", кремневые клиновидные топоры и каменные шлифованные боевые топоры неолита – как "громовые топоры". Поскольку к бронзовому и железному веку наконечники и топоры делались людьми почти повсеместно из металла, каменные приписывались иным существам.

Имелось в виду, что бог-громовик (Тор у германцев, Перун у славян, Зевс у греков, Индра у ариев Ригведы и т. д.) стреляет в своих противников молнией с громом, после этого и остается кремневый наконечник, который не сразу удается обнаружить, потому что он уходит глубоко в землю, а через 7 лет выходит на поверхность – тут-то его и обнаруживают. В России это "громовые стрелки" ("молниина стрела", "громная стрелка"), в Германии – Blitzsteine ("камни молнии"), во Франции pierres de foudre ("камни молнии"), в древней Греции – ,(молниевые, от греч. – молния) и , в древнем Риме – lapides cerauniae, lapides fulminaris, baetuli (lapis – камень, fulminaris - молниевые), в Японии – рай-фуно-секи (там это оружие бога Тенгю). В Индии спутники Индры Маруты носили эпитет "стреляющие камнями" (Афанасьев 1965, 1: 244 - 247; Уваров 1881: 3 – 18; Cogels 1907; Мялешка 1928; Abramowicz 1979: 128 – 139; 1983: 145 – 155; Mazurkiewicz 1988).

Лучше всего о неразличении природных курьезов и культурных древностей говорит схожесть римской трактовки "керауниев" и "бэтулей" – первым термином, судя по описанию Плиния (Hist. natur. II, 38; XXXVII XXXVI?, 51, ср. Уваров 1881: ??), обозначались белемниты и топоры, а вторым – кремневые наконечники стрел. Те и другие трактовались как "камни молнии". Светоний (Svet., VII) среди предзнаменований о воцарении Гальбы называет такое: "упала молния в озеро в краю кантабриев, и найдено двенадцать топоров, несомненно означающих верховную власть".

В христианском средневековье языческие боги-громовики получили отставку, но сакральность "громовых камней" осталась, старых богов заменили святые и демоны. В Англии это "стрелки дьявола". В средневековом "Луцидарии", написанном в XVI в. на латыни в Европе и переведенном в XVII в. в России, написано, что гром и молния бывают "от сражения облаков, и находят на землю падающе стрелки громные и топорки сероведны, и сие бывает на устрашение демоном, зане бо демони наблюдают тогда на кую страну Бог казнь напустит" (Уваров 1881: 14 – 15).

Поляк Анджей Баудизий в своей диссертации, защищенной в 1668 г. Виттенбергском университете, где учились и друзья Гамлета, описывает творение громового камня в тучах из земного вещества неким Каменнотворным Духом (рис. 1). Камни приобретают разную форму: "Один представляется пирамидой, другой клином, иной стрелою, еще иные молотом… Иной имеет отверстие в месте равновесия" (Abramowicz 1983: 148). Это, конечно, наконечники стрел, клиновидные топоры и боевые топоры-молоты. Проух особенно занимал умы. Уже в следующем году Войцех (Адальберт) Тыльковский писал в своей "Метеорологии куриозов":

"Громовой камень зовется кераунией. Вытянут вдоль, поскольку влажные части, как более тяжелые, тянутся вниз, оставляя выше части сухие. Довольно часто в месте равновесия находится отверстие, которое возникло оттого, что когда части стягивались, они содержали воздух, который затем свободно вышел. Раз от разу они напоминают обликом молот или топор и похожи на кремень" (Abramowicz 1983: 149).

В средневековом рукописном "Травнике" про такой камень написано: "А тот камень падает и стреляет сверху от грома… Он же и громовая стрела называем" (Забелин 1879: 510). Обычная молния изображалась зигзагом со стреловидным окончанием. По-видимому, громовая стрелка мыслилась также внутри шаровой молнии. В летописи под 1450 годом записано, что в Москве "прострели гром верх у церкви у каменныя св. Михаила Архангела на площади, и поиде стрела в церкви; и бысть чюдо страшно, яко не мощно сказати, како ходила по церкви" (ПСРЛ, V: 270). В 1537 г. в Петров пост "Божиим попущением бысть во Твери: приде стрелка из грому и зажже градную стену" (ПСРЛ, VI: 303). Что речь идет именно о кремневых стрелках ясно из заговора о сохранении пчел: высечь из громовой стрелки огонь, зажечь свечу и поставить св. Зосиме и Савватию.

Уже в XIX в. краевед Н. П. Поливанов (1878) из Варнавинского уезда рассказывает, что молодой крестьянин Петр Максимов из деревни Полян, увидев изображения кремневых орудий, рассказал, что после его бабки остались две "громовые стрелки", одна как будто молоток, а другая как круглое долотцо. "Они не людьми сделаны, говорит он, а как молнье ударит в землю, так тут и ищи, непременно найдешь; только не так скоро, а через несколько времени, она и сама выйдет наверх земли. Так сказывают старики, так у нас и все думают…".

В Шотландии к удару молнии относят только белемниты, а неолитические кремневые наконечники приписывают деятельности фери и эльфов и называют elf-stones, elf-shuts, elf-bolts, fairy-darts. По народным поверьям, фери пускают свои стрелы из лука, сделанного из ребра покойника, похороненного на стыке трех помещичьих владений; эти кремневые стрелки и дротики, пущенные фери, летят с большой силой и смертельно ранят людей и скот, не оставляя следов на коже (Davidson 1956).

В Японии летописцы под 839 г. н. э. записали, что после сильной грозы в краю Дева весь берег оказался покрытым острыми каменными наконечниками стрел и копий разного цвета - белого, черного, зеленого и красного. В 885 г. дважды выпал такой же дождь каменных наконечников. При ливне и грозе над этой местностью пролетает сонм духов и тогда падают такие наконечники, и местные жители их подбирают на береговом песке. В китайской энциклопедии эпохи Кань-хи (1662 г.) указано, что на таких наконечниках даже видны следы ударов молнии. Есть изображения таких камней и в более ранней, 1596 г., энциклопедии Ли Шицзина (рис. 2).

Бог-громовик представлялся вооруженным также боевым топором или булавой (у ариев Индии – ваджрой). Поэтому каменные топоры, вымываемые из древних могил, принимались за брошенные им во время грозы. Впрочем, в Белоруссии бытовали предания о братьях-великанах (волотах), которые перебрасывались с городища на городище топорками.

Коль скоро эти камни считались падающими с неба и связанными с богами и духами, им приписывались сверхъестественные, чудесные качества. Они, естественно, применялись в магии и народной медицине (Выготcкий 1911: 146). В Британском музее есть находка из Египта – шлифованный стеатитовый нож неолита с иероглифической надписью VII – VI вв. до н. э. "Великий Сам, начальник художников, Птахмес". Сам был начальником погребального обряда и нуждался в магических средствах. Золотые ожерелья этрусков с кремневыми наконечниками неолита, использованными как подвески-амулеты, хранятся в Лувре и Британском музее. Каменный неолитический топор с процарапанными рисунками римского времени (орел и волк) найден во Фригии. В том же рассказе крестьянина Петра Максимова о "громовых стрелках" сказано: выпаханные после грозы, стрелки передаются из рода в род, "старухи очень берегут их, скачивают с них воду, обрызгивают больной скот и людей и говорят, пособляет от всякой болезни…". Свои "стрелки" Максимов отдал Поливанову, а приобрести еще такие от знахарок, оказалось очень трудно: расставаться с целебным средством, приносящим им выгоду, те не хотели.

В 1081 г. византийский император Алексей Комнин посылает германскому императору Генриху IV драгоценные дары (золотой с жемчугами наперсный крест, золотой ковчег с мощами и проч.), в числе которых небесный топор (), оправленный в золото. По всей Европе много таких находок (рис. 3) – неолитические каменные стрелки и топоры, оправленные в золото и серебро в античное время и в средние века (Cartaiglac 1877; Hildburgh 1938). В Германии еще в ХХ веке этнографы находили "громовые топоры-клинья" прикрепленными к балкам крыши и к порогу для предохранения от молнии; их также носили в кожаных кошелях на счастье; использовались они и для облегчения родов (Mildenberger 1959: 83 - 86). Уваров (1871: 31, 93, табл. ХХХ, 20) нашел такие амулеты, хоть и без дорогих оправ, в славянских курганах. Седова (1957) опубликовала амулет из сруба в слое XIV века средневекового Новгорода – неолитический наконечник копья в медном орнаментированном футляре.

В средние века о свойствах таких камней говорилась в "лапидариях" – популярных сводках сведений о минералах. Камни эти описывались как Donnerheile ("громное целение"), в частности у Авиценны в 10-м веке (Mennung 1925). У Марбода, епископа Ренского, умершего в 1123 г., приводился такой гекзаметр:

Ceraun ist ein gar schöner Stein,

Er fällt beim Blitz und ist sehr fein,

Und wer ihn trägt mit keuschem Mut,

Dem nie ein Blitzstrahl Böses tut.

Прозаический перевод:

 

Кераун есть прекрасный камень,

Он падает при ударе молнии и очень изящен,

А кто его носит с целомудренным мужеством,

Тому луч молнии никогда не причинит вреда.

А поскольку это были языческие божества и внецерковные обычаи и обряды, церковные вероучители клеймили и обличали их. В русской Кормчей изложены увещевания мниха Афанасия Иерусалимского: "Того же Афанасия о наузех и о стрелче громнеи. Стрелки и топоры громнии нечестивыя и богомерзкая вещь; аще недугы и подсывания и огненные болести лечит, аще и бесы изгонит и знамения творит; проклята есть, и тии исцеляеми ею. Ни весь бо прорицая преподобен, ни весь изгоня бесы свят". Монах не отрицает чудесной силы этих камней, но уверяет, что это сила бесовская и пользоваться ею христианам нельзя. В главе 23 Домостроя, где содержатся рецепты, "како врачеватися христианом от болезни и от всяких скорбей", отвергается "всякое бесовское угодие, бесчиние и бесстрашие", включая "стрелки громные, топорки-усовники" ("усовники" – помогающие от усовья, т. е. внутреннего воспаления и колотья) "и иные всяческие козни бесовския".

 

2. Домики фей. По всему старому свету распространены мегалиты – сооружения из огромных обтесанных камней. Это прежде всего дольмены (каменные домики, обычно с круглым отверстием спереди), коридорные гробницы, менгиры (вертикально поставленные столбы), кромлехи (круги, выложенные из камня, обычно вокруг кургана) и, наконец, сооружения типа Стоунхенджа (круглые ограды) и "курсы" – длинные аллеи. Дольмены и коридорные гробницы археологи трактуют как погребальные сооружения, остальные мегалитические постройки – как святилища, а датировка тех и других дает в Европе время неолита и начала бронзового века. В Азии и Юго-Восточной Европе они заходят в железный век. На территории бывшего СССР они особенно густо сконцентрированы на Западном Кавказе – в Абхазии, Адыгее и на юге Краснодарского края, еще в XVIII веке заселенном абхазо-адыгскими племенами.

В народном сознании трактовка дольменов двойственная. С одной стороны, там, где их использование как погребальных сооружений дожило до исторического времени и где сохранились языческие верования, в народе бытует почитание дольменов как могил предков. С другой стороны, особенно там, где живая преемственность нарушена, работает народная фантазия. В западной Европе их приписывали древним и враждебным народам: у французов это "дома сарацинов", а у португальцев – "дома мавров". Это сравнительно реалистичные трактовки, хотя и ошибочные, но они не могут быть раньше конца средневековья. По более древним трактовкам французских крестьян, это "дома фей" или "могилы великанов". Около 1200 г. датский хронист Саксон Грамматик писал, что

"в далеком прошлом жили великаны, древний народ, о чьем существовании дают свидетельство массивные кроющие камни на дольменах и погребальных камерах. Если кто-либо сомневается в том, что это дело великанов, пусть скажет, кто же еще мог передвигать столь огромные блоки камня на их место" (Sakses Danesage, III, 23 – цит. по: Klindt-Jensen 1975: 10).

Еще в 1665 г. северно-германский антикварий Конринг писал о мегалитах близ Хельмштедта как о работе длопотопных великанов (Skelna 1983: 34).

Приписывали строительство мегалитов и великанам-волшебникам, например, в Западной Европе Мерлину (рис. 4). На Западном Кавказе у абхазов язычество дожило до современности, но погребальные обычаи давно сменились или дольмены вообще принадлежали другому народу (есть предположение, что индоевропейским мигрантам). Так или иначе, почитание дольменов как могил предков иногда проявляется, и есть представление, что если потомки ведут себя постыдно, то мертвецы бьются головой об "адамру" - каменный домик (Инал-ипа 1965: 68). Но чаще они воспринимаются как чьи-то домики для жилья. Такая легенда ярко представлена у соседних черкесов. Поскольку ворочать такие каменные глыбы было трудным делом, строительство черкесы приписывали великанам, но коль скоро сквозь узкий круглый лаз (диаметр 32 – 43 см) пролезть трудновато, напрашивалась идея, что помещение предназначалось для карликов. Так родилась черкесская легенда о хитрых карликах "спи" или "сипунах", которые, обманув глупых великанов "инижей", заставили их построить для себя каменные дома со входами, доступными только для карликов. Они свободно въезжали туда верхом на зайцах. Дольмены и называются у черкесов "спун" – "жилища карликов". Карлики ("ацаны") есть и в фольклоре абхазов (Инал-ипа 1965: 67, 589 - 590).

Легенду эту записал впервые первый исследователь кавказких дольменов французский аристократ-эмигрант на русской службе Тетбу де Мариньи в 1818 г. Карлики жили в горах, великаны в долинах. Когда карлики спустились с гор, они и познакомились с великанами. На западе соответствие карликам "спи" – эльфы, которым дольмены также приписываются. Позже их заменили чертенята (рис. 5).

У казаков дольмены - это "богатырские хатки", "дидовы хатки" или иногда "чертовы хатки". В условиях нынешней идейной растерянности и шатаний отмечается разгул всяческих неоязыческих сект. Появились и поклонники дольменов, съезжаюшиеся со всей России на Западный Кавказ, чтобы у дольменов приобщиться к космической энергии (Пиотровский 2001), но эти полуобразованные современные мистики-богоискатели - уже никакая не "народная археология". Это современная смесь мистики и мошенничества, эксплуатирующая логику "народной археологии".

 

3. Заколдованные клады. Клады – одна из основных категорий археологических памятников (Geißlinger 1967; Hoard and hoarding 1988; и др.), и в освоении его народным сознанием не было бы ничего заслуживающего приобщения к "народной археологии", если бы не предания, связанные с кладами и кладоискательством (Витевский 1893; Брайчевський 1992; Щавелёв 1996). Клады бывают торговые (упрятанные от внезапной опасности на торговых путях), домашние (припрятанные от грабителей), ремесленные (припрятанные на время отсутствия хозяина инструменты и заготовки), жертвенные (приношения божествам, вотивы) и другие. Бывает, что кладом названо разрушенное погребение – таковы Мельгуновский клад, выкопанный при Екатерине II генералом Мельгуновым в кургане Литая могила на Украине, и Глодосский клад, найденный школьником Григорием Чухрием у с. Глодос, также на Украине (Придик 1912; Смiленко 1965).

Ничего этого кладоискатели не хотели знать. Русское народное сознание видело в богатстве не нормальное накопление добра, а непременно результат преступного или нечестивого предприятия (разбой, ростовщичество) или большой и неправедной власти (злой царь, князь), а это означало участие злых сверхъестественных сил. Поэтому сокрытие клада обставлялось колдовскими обрядами (Макаров 1981), а уж поиски и обнаружение клада – тем более (Аристов 1867; Минх 1890: 29 – 43; Смирнов 1921; Соколова 1970; Криничная 1977; Макаров 1981; Низовский 2001). Народ привязывал местонахождение клада к необычным приметам на местности – природным "знакам", петроглифам, курганам, городищам и т. п. Там обычно и вели поиски и раскопки. В курганах, а иногда и на городищах могли случайно и обнаружить скопления драгоценностей, но чаще всего поиски оказывались тщетными – тогда приходили к выводу, что не удалось узнать заветного "слова", или какое-то условие было не соблюдено, иначе говоря, что заговор был слишком прочен. Ведь если не знать "слова", то клад, даже показавшись, уйдет снова в землю или метнется в сторону. В Купальской обрядности существовало поверье, что в единственную ночь в году, под Ивана Купалу, можно увидеть цветение папоротника (Перунов цвет), или Разрыв-траву, Спрыг-траву, и кто это увидит, тому откроется клад. Были и другие способы. Составлялись тайные карты, на которых были помечены клады, "кладовые росписи". Некоторые столь увлекались кладоискательством, что теряли всякий вкус к работе и обыденной жизни и превращались в вечных искателей, верящих, что вот-вот им откроется клад.

Вот одна из типичных легенд XIX века о кладе в селе Гдановцы близ Кривого Рога. Один из местных жителей Г. Процюк рассказывал:

"Более 50 лет тому назад, в дни моей юности, мой отец передал мне заповеданное ему дедом верное известие об огромном кладе запорожского войска, закопанном в прошлом (т. е. XVIII) столетии. Близ г. Кривой Рог есть огромный курган, называемый Царевым; на расстоянии от него более ста саженей есть указатель дорог. От этого знака в известную мне сторону, на расстоянии 50 саженей, в чистом поле есть яма, глубиною до 10 саженей, и подвал, в котором зарыто более 300 пудов запорожских денег серебром и золотом, а также разных древностей. Подвал этот заперт 10 замками (каждый весом до 100 пудов) и забит булыжниками. Земля, не уместившаяся в подвал, отнесена на далекое расстояние и закопана в грунт, чтобы не было следов. Чтобы добраться до клада, нужно затратить свыше 300 рублей, но я знаю боковой ход, через который можно попасть в укрытие менее чем за 100 рублей".

В 1884 г. Процюк получил от землевладельца О. Лихмана разрешение на откапывание "атаманского котла с золотом", но его индивидуальные усилия не дали результатов. Полтора десятилетия причастные к поискам люди обдумывали неудачу и ее причины, и, наконец, за дело взялся сам землевладелец. Весною 1898 г. Лихман создал объединение заинтересованных активистов, пригласил для консультации бабу-ворожейку П. Войтову, и во главе целой команды возобновил раскопки. Разумеется, с тем же результатом.

На Николаевщине есть городище Шарманское. О нем ходили легенды, что тут запорожцы закопали 12 бочек с золотом. Еще в дореволюционное время житель близлежащего села Дий Холодулькин подговорил 20 человек на поиски клада. Они бросили свои хозяйства и целую осень до морозов жили в шалашах на городище, роясь в его культурном слое. Вокруг них собралась уйма колдунов, баб-шептух и ворожеек, которые подогревали энтузиазм копателей отгоном нечистой силы и пророчествами. Культурный слой сильно повредили, а клада так и не нашли (Брайчевський 1992: 14 – 17).

В 1887 г. крестьянин с. Новой Самаевки Пензенской губернии Никифор Милин, 55 лет, рассказал, что у товарища его есть документ 1605 года, подписанный знаменитым разбойником Кудеяром, где указано, что против Кудеяровой горы на отмеченном приметами месте есть вход в пещеру, а в ней заваленный вход, ведущий в три погреба, в коих большие богатства: один наполнен золотом, другой серебром, а третий конской сбруей. На этот клад Кудеяром наложен был зарок на 200 лет, которые уже прошли. Рыть надо нечетным числом землекопов, и т. д. (Минх 1890: 36).

Реальные клады археологии и "заколдованные клады" "народной археологии" – вещи совершенно разные. Совпадения по составу – чисто внешние. Целенаправленные поиски "заколдованных кладов" никогда не дают результатов, а реальные клады обнаруживаются либо случайно, либо (тоже без специальной заданности) при археологических раскопках мест, где они могли быть с некоторой вероятностью зарыты – на городищах. "Заколдованные клады" – это не реальность, искаженная наивным сознанием, а чистейшая народная фантазия. От реальности в ней только то, что клады действительно в древности зарывались и что они иногда обнаруживаются. Но выделению такой категории находок эти чаяния действительно способствовали.

 

4. "Вавилоны". По всей Европе распространены лабиринты, выложенные из камней или начерченные на каких-либо предметах (Baer 1844; Спицын 1904; Mathews 1922; Куратов 1970). На русском Севере их зовут "вавилонами" (Елисеев 1883). Это название засвидетельствовано уже записью XVI века, по которой на Кольском полуострове русским послам Григорию Васильчикову и кн. Семену Звенигородскому было рассказано, что в Вареге карельским богатырем Валитом "выкладено каменьем как бы городовой оклад в 12 стен, а назван был у него тот оклад Вавилоном. А в Коле, где ныне острог, обложено было у него каменьем в 12 стен тем же обычаем" (Формозов 1986: 9 – 10). По-видимому, в народном сознании эти сооружения связывались с библейским преданием о вавилонской башне и смешении языков: на это наталкивал запутывающий рисунок лабиринта.

Но в Финляндии применялись и другие названия: "Игра св. Петра", "Девичьи пляски", "Гибель Иерусалима", "Ниневия" и проч. (Гурина 1948: 129). По всей Европе их почему-то называют "троянскими городками" (Benndorf 1894; Ringbom 1965), и называют давно: уже на этрусской вазе конца VII в. до н. э. есть изображение лабиринта с надписью: Truia (Heller 1946). По-видимому, их связывали с некими играми, ритуальными танцами, изображавшими осаду Трои. Однако и то и другое толкования могли возникнуть только в исторические времена.

Само название "лабиринт" возникло раньше, поскольку засвидетельствовано греческой мифологией и приурочено ею к царскому дворцу Кносса. И не только мифологией: в Кноссе найдена табличка (GG 702), на которой некое божество названо "госпожа Лабиринта". Собственно, так рано к Кноссу приурочено только это название, а не легенда о том, что Кносский дворец служил лабиринтом, из которого было можно выбраться только по заранее припасенной нити, развертываемой при углублении в лабиринт. В центре лабиринта поджидало путника чудище Минотавр (пролучеловек-полубык), которому критяне ежегодно и отдавали в жертву юношей и девушек, прибывших на остров с подвластного критянам материка. Это миф о Тезее, который убил Минотавра и выбрался из лабиринта благодаря нити Ариадны, дочери Миноса (Press 1965). Это повествование приурочено к Кносскому дворцу только мифологией.

Впрочем, античные авторы называют лабиринтом также некую постройку в Египте, и Флиндерс Питри действительно раскопал в Хамара (Египет) постройку ок 2200 г.до н. э. напоминающую по сложности Кносский дворец.

Название же в мифе не разъяснено, но исследователи производят его от субстратного догреческого слова "лабрисса" – двойной, т. е. обоюдоострый, топор, служивший храмовым символом в догреческом Средиземноморье. Лабриссы раскопаны и в Кносском дворцовом комплексе. На фресках же там изображались рискованные игры юношей с быками, напоминавшие испанскую торриду. Предполагается, что эти игры послужили отдаленной основой для сюжета мифа о Тезее, который доказал не только свою смелость и ловкость, но и хитроумие. Именно поэтому идея лабиринта, уже существовавшая (хотя и без такого названия) в микенское время (опубликовано графическое изображение на стеле из Пилоса – Blegen and Lang 1958: 181), была наложена на храм двойного топора - Кносский дворец. А с ним были связаны чуждая власть, культ быка и критская коррида (сложность плана дворца давала лишь дополнительную аналогию). По-видимому, ритуальному испытанию юношества и магической стимуляции хитроумия и служили лабиринты, так что от этой функции древнейших лабиринтов, отложившейся в мифе о Тезее, можно протянуть нить к троянским играм. А также к мотиву нартского эпоса" - дому Сырдона", из которого можно выбраться только по шнурку. А для иллюстрации рисовали типичные лабиринты (Семенов 1949: 55 – 56).

Здесь "народная археология" как-то связана с историческим ядром данной категории памятников. Но "вавилоны" примешаны уже со стороны.

Лабиринты же во многих местах относятся к неолиту, а значит между ними и этими истолкованиями простирается огромное время. О назначении неолитических лабиринтов археологи много спорили. Одни видели их назначение в погребальной магии – запутать души умерших, другие – в производственной магии: предотвратить выход рыбы из ловушек, но побеждает культовое истолкование (Куратов 1970; 1973; Kern 1982/1992; Буров 2001).

 

5. "Следовики". По всему миру распространены высеченные на камне изображения стоп – как бы следы. Они есть на камнях-валунах, на каменных стелах, находят изображения стоп из порошка охры и в катакомбных могилах II тыс. до н. э. (Baruch 1907; Ричков 1982; и др.). Уже Геродот (IV, 82) сообщает о "следах Геракла", но античные художники не выбивали таких примитивных изображений на камне – это более ранний обычай. В русском населении их нередко воспринимали как "бесовы следы" и увязывали с впечатляющими фигурами на петроглифах, в которых видели беса. Отсюда топонимы Бесов Нос и Бесовы Следки в Заонежье (рис. 6). Про Беса и Бесиху сочинались сказочные сюжеты, привязанные к этим местам. На изображении беса, схожем по стилю и технике выбивки с другими петроглифами неолита, более поздней техникой выбиты православный крест и монограмма Иисуса Христа, дабы забить злую магическую силу, исходившую из этих изображений. Переосмысливались и сами следы – они уже приписывались Богородице, Святым и Иисусу Христу (у поляков "Боже стопки").

Стольник Петр Толстой, путешествуя по Европе, видел в Борисове (тогда это были польские владения) такой камень в костеле: "В том же костеле лежит камень серой, на нем знатно ступени ног человеческих, якобы человек стоял и изобразил бы ступени ножные на какой мягкой материи. И сказали, что-де тот камень найден в давних летах на лесу и принесен в Борисов с тою вышеупомянутою иконою Пресвятыя Богородицы" (цит. по: Панченко 1998: 269).

Что "камни-следовики" относятся к разному времени и частью к очень раннему, было ясно с самого начала их изучения – с середины ХХ века. Но вначале кое-кто видел в них родовые тамги, что было быстро отвергнуто. Формозов и другие исследователи (Формозов 1965; 1969: 144 - 149; Титова 1982; Семенов 1986; Семенов 1990) обратили внимание на культовое почитание стоп в ряде древних культур. Следы эти связывают с "тремя шагами Вишну" ("трижды запечатлел он свой след"), двумя его шагами (два видны, а третий скрыт), следами других индийских богов по небу (в Ригведе по небу шагает не только Вишну, но и Агни, Индра и Пушан).

Здесь, вероятно, "народная археология" недалеко ушла от первоначальной трактовки "камней-следовиков" и других следов на камне (стелы, петроглифы) – древние божества сменились более поздними мифическими героями – Гераклом, Бесом, Святыми, но осталась та же вера в то, что эти следы не людьми выбиты, а действительно оставлены ногой чудесного существа. Впрочем, те изображения стоп, которые есть в катакомбных могилах, возможно, не мыслились следами божества, а обозначали места, куда должны ступить ноги покойника, когда он встанет из могилы для путешествия в мир иной (об этом говорит их направленность к выходу из катакомбной могилы – см. Ковалева и др. 1985: 24. Могила трактована раскопщиками как ямная, но по почковидному плану совершенно очевидно, что тут разрушенная катакомба).

 

6. Змиевы валы. На Украине протянулись земляные валы, которые в народе зовут Змиевы валы, совершенно очевидно связывая их со сказкой о кузнеце, который сражался со Змеем Горынычем. По сказке, пораженный героем Змей уползал, роя замлю, и где он полз, протянулся земляной вал. Но в Повести временных лет валы эти суть отвал борозды, проведенныой плугом, в который запряг грозившего Киеву Змия богатырь Кирило Кожемяка (Антонович 1884:361 – 362).

Акад. Рыбаков готов был очень доверять "народной археологии" и толковать эту легенду прямолинейно и эвгемерически: валы остались от раннескифского времени, стало быть, сказка говорит о преемственности русского кузнечного культа от скифов, а первокузнец олицетворяет смену бронзового века железным, так что славяне сталкивались непосредственно с киммерийцами. Но, не говоря уже о фантастичности такой истории, как выясняется, валы датируются славянским временем (Кучера и Юра 1975, 1976; Кучера 1987). Незачем в духе Эвгемера видеть в Змие непременно какого-то реального исторического героя или властителя, внешнеполитического противника древних русичей. Он вполне мог быть (и скорее всего был) неким фантастическим существом русской мифологии, воплощавшим определенные стихии и злые силы вообще.

 

7. Невидимые города. Среди объектов древней материальной культуры важное место занимают поселения и здания. Они тоже отличаются от современных, а еще более отличаются от действующих, населенных жилых объектов их руины. Тем не менее как раз эти следы обитания распознаются местным населением без труда, что видно из распространенности по всей России топонима "городище". Суффиксом -ище исстари оформляется в русском языке в числе прочего место и остатки существовавшего прежде объекта (ср. костер – кострище). А может быть, знание о том, что это были поселения и удерживается в памяти от времен обитания на них. На эти топонимы и связаные с ними материальные остатки обратил внимание еще Зориан Ходаковский в начале XIX века. Искажающими реальность могут оказаться толкования, кем оставлены эти городища, их могут приписывать казакам, соседним народам, военным перипетиям, но чудесного в этом ничего нет.