Тринадцатый подвиг Геракла 22 страница
Между тем, русская свинья отдышалась и помаленьку стала приходить в себя. Его хуй стал чуть-чуть расшевеливаться и согреваться. Уже перестав держать Рыбу за горло, он навалился ей на грудь и начал елозить своим обрубком пытаясь попасть им в пизду. Кое-как соображая спьяну, он с трудом справился с этой задачей, но, черт возьми, там было сухо, как в пустыне Сахара. И его «дуло» никак не могло попасть туда, куда нужно. С минуту пьяный урел подумал, но так ничего и, не придумав вдруг начал ебать-ебать-ебать Рыбу с собачьей скоростью. Его желудь елозил туда-сюда в бешенном темпе, как будто он боялся, что Рыба опять начнет вырываться и он не успеет обкончаться.
Рыба лежала чуть живая и со страхом, ужасом и отвращением думала: «Господи, быстрей бы все это кончилось! Блин, как будто не мужик меня ебет, а собака какая-то. А хуй у него, ну прям чуть толще пальца! Бывают же на свете такие уроды! За нормальными мужиками бабы косяками бегают, а такие - вот дебилы кого-то насилуют. Уродство жизни! Эх, не послушала я Людку…»
Пьяная скотина вдруг засопела, задвигалась в темпе отбойного молотка, все чаще и чаще, а потом замерла и беззвучно застыла с остекленевшими глазами.
«Это еще что такое?! - Мелькнула в голове у Рыбы. - А-а-а!!! Не прошло и полгода!»
Из обрубка у пьяной сволочи стало фонтанировать, писька конвульсивно задергалась. Уродец обмяк и всей массой навалился на Рыбу.
«У, сука! Итак чуть не придушил, а тут еще и валяется на мне! - Злобно подумала жертва своей глупости. - Ну и сколько так будет продолжаться? Я ему что, кровать что-ли? У, сволочь! Маленький такой, а тяжелый! Видно говна много в нем - вот почему! Как еще таких земля носит?!»
Рыба сделала попытку выкарабкаться из-под ненавистного уродца, но тот засопел, недовольно забурчал и еще сильней вцепился в свою жертву.
«И что, я теперь ему всю ночь подстилкой буду?! В прямом смысле?!»
Вдруг неподалеку раздался окрик. Русский лох поднял голову и прислушался. Но все было тихо. - А, показалось! - Отмахнулся он, и опять навалился на свою подстилку и захрапел.
- Эй, Ванно! Ванно, сколько тэбя можна зыват?! - Послышалось уже где-то поблизости.
- А?! Что?! - Тут же вскочил русский. - Кто меня зовет?
- Ты что, ужэ совсэм спьяну голова потэрал? Эта жэ я, Ахмэд?! Иди, там Луда ужэ жыдёт тэба! А иы тута вот с нэй пагаварым.
«Да-уж, конечно! - Мысленно огрызнулась Рыба. - Все бы так кого-то ждали! Веселье-да и только!»
Но не успела она и глазом моргнуть, как русского как будто след простыл.
«Фу, слава Богу, хоть отдышатся спокойно можно!» - Облегченно подумала Рыба, вставая с земли и надевая свои задрипанные штаны. Но радоваться было рано. Нерусь подступился к ней и начал говорить:
- Послушай, эта тэбя завут Рыба?
- Да, меня.
- А правда, Луда сказала, что ты ещо девочка?
- Да! Но он меня обесчестил!!!... Автоматом выпалила Рыба. И тут же закусила губу.
- А, ну раз так, - Задумчиво произнес хачик. - Ну, что тогда подэлаешь?! Тагда лажис.
«Елки-палки, но ведь я могла ответить совершенно по-другому! - Бешено переживала Рыба. - и он мог меня не тронуть!»
Но было поздно. Хачик подошел к ней и взял в руку прядь ее волос.
- Какой у тэбя красивий волос! Эта твои?
- Ну да, а чьи же еще?!
- Ты бэлый и волос у тэбя бэлый! Как эта странна! У нас наобарот жэнщина черный и волос у нее черный! У тэба наоборот. Ти красывый!
Рыба не знала как реагировать на его слова, особенно после того, как он пять минут назад лупасил ее по башкене.
- Ну давай лажис! - Приказывал хачик.
Видя, что Рыба не повинуется ему, он подошел к ней и точно таким же движением, как и его товарищ, дав подсечку, повалил несчастную жертву своей дурости на землю. Та упала как подкошенная. Сил сопротивляться у нее больше не было.
Хачек машинально взгромоздился на нее и начал гладить ее по волосам.
- Какой бэлый волос! Какой бэлый волос! - Приговаривал он.
- Ой, скажите, а вы не будете нас убивать? - Проблеяла Рыба.
- Убиват? Зачэм убиват? - Удивился нерусь.
- Ну, я слышала от мамы, что всех, кого изнасиловали - их убивают.
- Зачэм убывают? Пачыму убывают? Не понымаю.
- Ну я так слышала.
- Ха-ха-ха! Мы нэ будэм убыват!
- А вы нас потом отпустите?
- Хм. Эта мы эщо пасмотрым. Падажды. Памалчы. Мнэ тут нада, панымаэш - лы сдэлат такоэ дэло, а ты мэна атвлэкаэш вапросамы глупымы. Какой ты глупый дэвушка!... Но какой бэлый волос!
Хачик долго сопел, елозил на Рыбе, но его хуй долго не вставал. Толи от борьбы, то-ли от того, что он только что обкончался с Людкой. Но все это время Рыба терпеливо молчала и думала про себя:
«Нам хулиганы в школе говорили, что если тебя насилуют, то нужно расслабиться и получить удовольствие. Да уж, расслабишься тут, когда такой тушей придавили. Слава Богу, хоть локтем на шею не давит. И то хорошо! - Думала Рыба, лежа на спине и тупо таращась на полную Луну. - А интересно, Луна сейчас питается моими страданиями? Наверное уж… Вон рот какой здоровый расщеперила! А интересно, если меня будут убивать, она больше «еды» получит? Наверное больше! Ой, что это я? Он же обещал нас не убивать…»
Вдруг с Рыбы стали стаскиваться штаны. «Ой, что это такое?» Это хачик сдернул с нее ее портки и пристроил свой оголенный хуй ей на живот.
«А, быстрей бы и ты насосался! - Злобно подумала Рыба. А! Убивать они не будут, но и отпустить не обещали. Что все это, интересно, значит?...»
Неожиданно Рыба почувствовала, что что-то твердое и весьма ощутимое стало настойчиво ввинчиваться ей в «святая святых», ее пизду. «О, а у него огурцик побольше, - на ходу подумала Рыба, - и входит уже легче. Ванно-то уже продрал. А как его энто удовольствие почувствовать? Расслабиться я вроде бы расслабилась, а удовольствие где?...»
Между тем, пьяный хачик, сверкая своими черными глазами с тяжелым взглядом драл ее во все корки. И в голове у него не было вообще никаких мыслей. Вот кто получал удовольствие. На все остальное ему было посрать.
«Хм, а он ведь не молодой уже, где-то за тридцать, - продолжала думать Рыба. - Ой, как этим перегаром разит! А дупло у меня как болит! Господи, ну сколько можно!? Я им что, писсуар для спермы что-ли?! Заебали!!!»
Но хачик не спешил заканчивать. Он двигался спокойно, медленно, думая, что доставляет этим Рыбе радость.
- Тэбэ харашо, Рыба? - Неожиданноспросил он.
- М-м-м. ничего. - Еле сдерживая себя ответила она.
- Эта харашо, что тэбэ харашо. Тагда и мэнэ сичас будэт харашо. - Ответил он и начал постепенно ускорять свой темп. Его сопение усилилось. Кроме перегара в воздухе еще запахло потом. Дупло у Рыбы разогрелось так, что в любой момент было готово воспламениться.
И вот на самом пике своей активности хачик вдруг замер и из его ствола брызнул «победный залп», предвещающий конец Рыбиных страданий. Глаза неруся блеснули зловещим огнем, и затем он обмяк и опять придавил Рыбу.
«Нет, это наверное никогда уже не кончится, - думала Рыба, таращась на полную Луну. - По-крайней мере до безлуния. Ха-ха-ха!»
Но, как ни странно, через некоторое время хачик ожил, встал и даже помог Рыбе подняться.
- Тэбэ была харашо? - Застегивая ширинку спросил он.
- У-гу, - неопределенно ответила Рыба, натягивая на себя грязные вонючие портки.
«неужели все? - Крутилась у нее в голове мысль. Ну может хоть теперь-то нас отпустят?»
- Паслушай, у тэбя такой красывый бэлый волос! У нас, в наша страна нет таких как ти. Белий волос, белий кожа. Ти мнэ очэнь понравилса.
«Так! Че к чему?! - Бешено соображала Рыба. - На фиг мозги трахать после того, как уже оттрахал. Ой, ну когда же нас отпустят?»
Хачик опять подошел к Рыбе и принялся гладить ее по волосам.
- Ты извэни пажалюйста мэна, что я я был с табой немного груб.
«Ничего себе немного! - Бесилась про себя Рыба. - Чуть к праотцам не отправил, когда по репе пиздил! Еще и извиняешься, сволочь!»
- Но я хачу тэбэ прэдложыть хорошее будущэе.
- О, какое это еще? - С недоверием спросила Рыба.
- Ты будэшь жить обэспечэно, тэбэ ни нада будэт работат. За табой будут ухажыват. Волос тэбэ мыт, одэват, прычоска, маныкур дэлат, пэдыкюр там всакый, соларий тэбэ, ванны, массажы тэбэ делат и многоэ другоэ. Тэбэ ничэго самой дэлат будэт нэ нада.
- Вообще-вообще ничего?! - Обрадовалась Рыба.
- Ну ты проста далжна будэшь прынымат к сэбэ гастэй и дэлат то, что оны захотят.
- Это в каком смысле? Что захотят?
- Ну панымаэш, мы, это багатыэ луды. Началныки всякые. Они хатят развлэчся, атдахнут и так далэе… Ну ты вэд панымаэш, о чом идот рэч.
- А-а-а! Это типа проституткой что-ли быть?
- Ну, нэ гавары так. Прастытутка - это в рэстаранэ, с кэм папала. А тут вэд багатыэ люды. И эта ваабщэ называэтся гарэм. А главнаэ, что там ваабще нычэго дэлат нэ нада. Кушат вкусна будэш, фрукты всакыэ, что пажэлаэш.
Рыбе показалось очень заманчивой именно последняя фраза, Лежи себе весь день, балдей, к тебе приходят, все тебе делают, жрать дают, а ты… «Да, но ведь там надо будет со всеми трахаться. - Вдруг подумала Рыба. - А мне мама с детства говорила, что так делают только плохие женщины. Тут Рыба вспомнила, как подруга погани, «тетя Лариса», приехав в очередной раз из отпуска, рассказывала поганой где, с кем и как она познакомилась. Она любила бывать в Прибалтике, Болгарии, Чехословакии. И не будучи замужем, она легко знакомилась и расходилась с разными мальчиками. Погань с завистью слушала рассказы о похождениях подруги, но когда та уходила, свою дочь, Рыбу, она учила, так сказать, «добру», навязывая ей средневековую ересь о «сказочных принцах». И вообще она говорила, мол, будешь такой, как тетя Лариса - убью! Детские и юношеские комплексы стали всплывать из подсознания Рыбы и она засомневалась, надо ли так поступать.
- А потом, - продолжал Ахмед, - когда тэбэ будэт сорок лет, ми тэбэ выдадим квартыра, машина, мужа, дэнгы и твая будэт до старасты жыт прыпэваучы.
«Хм, про такое мне что-то мать ничего не говорила, - Думала тупая дурица. - Квартира? Машина? Деньги? Мы и без всего этого жили. А вот то, что я буду поступать не так, как мама мне сказала - это плохо! Нет, не буду я слушать этого хачика! Мне мои принципы дороже всего на свете! Ради них я готова даже умереть!
- Паслушай, ну что ты рэшила? - Настойчиво спрашивал хачик.
- А выходить из помещения я там смогу?
- Да, ты будэш на Кипр, когда пожэлаэшь ездит, в лубую страна, куда захочэш.
Рыба руками - ногами стала отпихивать эту счастливую возможность жить как человек, нечего при этом не делая.
- А скажите, а если я захочу выйти замуж по любви? Что тогда? Дадут или нет?
- По лубви? - Удивился нерусь. - Какая такая Лубов? Сколко жыл, ныкогда ныкакой лубвт нэ выдэл.
- Ну как в книжках описано, в романах. - Фанатично долдонила маминистка.
- Так то жэ кныжкы. Ха! Там что угодна напысат можна. То, что нэт. А в жизны ест то, что ест. Машина, квартыра, дэнги, гараж, а любов?... Какая тут можэт Бэт? Ныкогда нэ выдэл.
- О, какой вы жестокий человек! Вы разрушаете мои идеалы!
- Мылый мой! Мая лудэй на вайнэ выдэл, как убывают, а ти гаварыш жэстокый! Какой ти глупый дэвушка! Какой глупый!
- Ну не знаю, глупый или не глупый, а я все равно не хочу оставаться в этом вашем гареме. - Взбесилась Рыба. - Где Люда? Отпустите нас! Немедленно!
Хачик посмотрел на нее как на душевно больного человека. На лице у него выразилась непонимание, удивление и сострадание одновременно. Ему было непонятно: почему человеку предлагают «жизни полную чашу», а он от нее отказывается из-за каких-то выдумок.
- Люда! Люда! Где ты? Отзовись! - Заорала Рыба на весь лес.
Хачик перепугался, что ее крики услышат в близлежащей деревне и закрыл ее рот ладонью.
- Падажды, нэ крычы. Сичас Луда будэт здэс.
Рыба заткнулась. Хачик присвистнул специальным посвистом и уже через несколько секунд из чащи леса перед ним предстал русский свин, а следом за ним появилась Людка. Вид у нее был слегка помятый и забитый.
- Паслушай, а вот твая падруга хотэл прэдложыт харашо жит, - Обратился к ней хачик, - а он отказаваэтса. А ты хочэш харашо жит?
- Хочу, но только без Вашей помощи. - Категорично отрезала Людка.
- Падажды, нэ спэши. У тэба всо будэт, твой работат нэ будэт. Панымаэш-лы, машины, квартыра, дача, гараж, муж, отдых, где захочэш.
- Нет-нет, спасибо-уж! Отдохнули мы тут с Вами. Хватит. Рыба! Пошли! - Наотрез отказалась Людка.
Рыба встрепенулась решительно двинулась прочь.
- Нам здесь больше нечего делать! - Яростно бросила Людка на прощанье.
Видя, что с ними бесполезно разговаривать хачик махнул рукой и позволил им уйти.
- Удывлаюс я на лудей! - Произнес напоследок он. - Кладош ым пранык вы рот, а анны его выпловывают!
Людка с Рыбой решительно и быстро шли вперед, пока не скрылись в чаще леса.
Вот так, цепко держась за свои цепи - принципы, человек теряет в жизни удачу, если она не соотвествует этим принципам. А принципы делают из людей рабов и заставляют пахать, как рабов, прикованных цепями к веслам на галерах. Вот так!
* * *
- Тише иди! На ветки не наступай! Хрустят. Стой! Замри! Слышишь?
Рыба замерла с идиоткой рожей и стала прислушиваться.
- Слышишь?! - Командовала ею Людка.
- Не-а! - Идиотисто отвечала Рыба.
- А! Балда! Вот машина поехала. Смотри - вон на трассу выезжает. Так! Дальше вперед по ней поехали, сволочи! А-га, значит и нам уже не так опасно Рыб, пошли!!!
И запоздало соблюдая все меры предосторожности, подружки опять вышли на трассу в надежде поймать машину и продолжить свое нелепое путешествие.
Но у них равным счетом ничего не получалось. Трасса была безлюдна и пучта. Время перевалило далеко за полночь. над всем ночным великолепием природы царила все та же полная Луна. Подружки шли молча, придавленные всем произошедшим.
Рыба шла и думала:
«надо же! Такое случилось! Что теперь дальше делать? Мама же ведь мне сказала, что моя пизда священна. Как теперь жить? Это ужасно! Просто ужасно! Эх, пойти и самой что-ли удавиться?!»
С минуту она колебалась, потом испугалась своей затеи и гнилой поток мыслей продолжился: «Где-то в средневековых романах, я слышала, писали, что в моем положении порядочная девушка должна была сама наложить на себя руки. Но что-то это мне не очень все нравится. Ведь я сама хотела, чтобы нас не убивали. И тем более, мама мне про то, как себя вести в таких ситуациях ничего не говорила. Так, ага! Значит, вешаться еще не нужно. Ну тогда славно! Еще поживем малехо. Ну а выебали… Ну дак ведь я же их не любила. Значит это любовью назвать нельзя. А значит это было просто так, а просто так не считается. Меня ж ведь никто не бросил. А значит все нормально! Жить дальше можно. Разрешается! Во ништяк - бля!»
- Рыб, слыш! - прервала ее мысли Людка. - Нам ведь с тобой провериться нужно.
- Что? Не въехала та.
- Что-что? Анализы сдавать надо, дура!
- Какие анализы?
- На сифон, гонококк и СПИД, дура недобитая!
- А что ты кричишь?
- А то, что ты самых простых вещей не понимаешь. Как ребенок прям!
- Ну чо!
- А хуй в очо - не горячо?! А потом еще и на беременность провериться нужно будет.
- Зачем?
- Как зачем?! Ты что, решила дибилов рожать от этих ублюдков?! - Взбесилась Людка.
- Нет.
- Я вообще на тебя удивляюсь: почему ты ни хрена не знаешь?! Тебя что мать ничему не учила?
- Нет, она в восемнадцать обещала, завтраками кормила. А я у нее книжку такую стащила - «гинекология» называется и втихаря ее разглядывала. Вот прикольно-то было!
- Да, твоя мать - сволочь! - Тяжеловесно изрекла Людка.
- Это почему еще?! Мама у меня хорошая.
- А потому, идиотина, что потому, что тебя ничему не научили, ты, сука на хуй, будешь теперь всю жизнь на таких-вот уроках учиться!
- Ой, не надо! - Запищала Рыба.
- Надо, Федя, надо! - Расхохоталась Людка. - Скажи за это «спасибо» своей любимой мамочке!
- Ой, а что же мне теперь делать?
- Умных людей надо слушать и стараться учиться у них. Вон машина едет. Давай лови! К знакам прислушивайся!
Рыба бросилась к трассе и яростно замахала руками. Небольшой камаз подъехал к ней и остановился. Подружки осторожно залезли в кабину и «принюхались». Водила попался преклонного возраста. Никакого нездорового внимания к ним он не проявлял, но по их покоцанному уставшему виду, понял, в чем дело и ехал без лишних вопросов. А в конце поездки даже купил целое ведро яблок и подарил его на прощанье подружкам.
Прощаясь, он сказал только одну фразу:
- Будьте осторожны, девчата!
- Спасибо, будем! - Горько усмехнувшись, ответила Людка.
* * *
- Тёпка-растрепка! Смотри-ка что я тут сочинила! - Вылезла погань из кухни и стала приставать к Рыбе, которая долбила по пианино. - Да во мне ведь настоящий гений пропадает!
- Ну что там еще? - Невольно буркнула Рыба. - Какой гений?
- Обыкновенный, Пушкин. Ты лучше послушай. Пламенно размахивая руками, погань начала:
- В каждый-каждый унитаз
Ты смонтируй фотоглаз.
Будешь знать, моя зазноба,
У кого какого цвета жопа.
- Ой, мама, а ведь ругаться нехорошо.
- Но ведь это стихи. И все поэты матершинные стихи писали, а я чем хуже?
А зачем все это?
- Глупая, ты ничего не понимаешь! Эти стихи я написала про директора нашего института «батяню», Морозова, то есть.
- А почему его зовут «батяня»?
- Ну, потому что он такой институтище на себе тянет, - немного задумавшись, ответила погань, - заботится о всех нас. Премиальные там всякие и даже поквартальные выписывает
- А-а-а… - неопределенно протянула Рыба.
- Ну, а еще он нам здание новое такое отгрохал. Вот за это ему спасибо огромное! Молодец, тятя!
- А зачем старое здание было плохо?
- Да ты что?! Это же курятник какой-то был. Старый двухэтажный, прогнивший такой. А он нам новое шестиэтажное здание построил. Выбил деньги где-то, ты представляешь?! При нашей-то бюрократии, при совке! Да ему просто памятник за это поставить надо! Прямо при его жизни! Перед входом в этот институт! Молодец, батяня!
- Слыш, мам, а может тогда не стоит про него такие стишки писать, если он такой хороший? А?!
- нет! - Тут - же наотрез возразила погань. Писать надо, но про другое!
- А про что-же?
- Ну, видишь-ли, тепушка, тут однажды такая история произошла… - стыдливо замялась поганая.
- Какая история?! Ой, расскажи, мне интересно!
- Тебе рано еще об этом знать!
- Ну, мам!...
- Ну, ладно уж, так и быть! Слушай!...
Еду я как-то раз на лифте в нашем институте. А лифт у нас такой просторный с зеркалами, да еще и по заявке на любом этаже останавливается. Ну вот. Еду я, в зеркало смотрю на себя, прихорашиваюсь. А я, знаешь-ли, если хорошо накрашусь, да причесон сделаю, да в туфельках - так просто любо-дорого смотреть! Красавица - да и только! Меня иногда даже первой красавицей курса называли.
И вот останавливается лифт и в него батяня заходит. Один. В костюмчике такой, весь из себя, надушенный, деловой, подтянутый. Ну, я вида не падаю, еду дальше, а он, как только двери закрылись - сразу ко мне подошел и говорит:
- Танечка! Ты сегодня так хорошо выглядишь! А не зайти ли тебе ко мне?... На рюмку кофе?!
А я в тот же миг почувствовала на своей, так сказать… ну это… ну как его там?
- Ну, говори, не тяни! - Выпалила Рыба.
- Ну, в общем, заднице, прикосновение его руки…
Поганая заткнулась и , залившись краской, уткнулась в вязание.
- Ну, а дальше что?!
- Ну, что-что? Я его руку как отшвырнула! Да чуть пощечину ему не влепила, слава Богу, сдержалась. А сама ему отвечаю: «А рюмку в другом месте распивают, это во-первых. Во-вторых - не ты, а Вы, а в третьих, руки распускать неприлично!»
Он немного опешил, но «проглотил», а сам говорит: «Ну, как хочешь, я-ж ведь хотел как тебе лучше. Я слышал, ты мать-одиночка. Ребенку хотел твоему помочь. Ну раз так…»
Тут лифт остановился на моем этаже и я пулей выскочила из лифта, чуть не сбив его с ног. А сама подумала: «Ну, ты у меня еще попляшешь! Я тебе отомщу!»
- А за что? - Наивно спросила Рыба.
- А за то, что он намекал на то, чтобы мне с ним переспать.
- А почему?
- Потому, что ему так хочется! Да на наш институт пора уже вешать красный фонарь!
- А зачем?
- А затем, что это уже не институт, а дом терпимости какой-то! С каждой красивой бабой он уже по двести раз переспал! И каждую облагодетельствовал.
- А как это?
- Ну переспит с ней, а потом премиальные или поквартальные ей повышает, поблажки им всякие-там дает, даже если они весь день ничего не делают, бьют баклуши.
- О! А вот бы нам так! Мы бы мне аквариум с рыбками купили и коньки и канареечек!
- Ой, да мы и без этого как и без этого как-то жили! Но с тятей трахаться? … Ни за что на свете! Пусть я лучше буду нищая, но только не это!
- Почему? Ведь с зэком - Жориком и пьяницей - «Котом» ты так делала! За просто так.
- А ты откуда знаешь?
- А я за вами подглядывала: что это за шум такой странный?
- Ах ты бесстыжая!
- Это вы бесстыжие, что при мне такими делами занимались.
- А почему ты подглядывала?
- А почему ты из-за денег с Морозовым не хочешь так делать? Он ведь хороший. Он же лучше этих твоих пропойц, один из которых тебя чуть не прирезал!
- Ни за что!
- Ну мам!
- Никогда!!!
- Хочу рыбок, хочу коньки, хочу…
- А я не хочу делать с ним за деньги!
- Ну почему?!!
- Потому, что он уже весь институт на хую перетаскал! Я не хочу быть частью этого борделя! - Размахивая спицами, орала поганая.
- А подстилкой у Жорика - зэка быть лучше?!
- Зато у него я единственная! Я у него одна.
- Ну и что с этого толку?
- Слушай, отстань от меня пожалуйста!
- Ну мам…
- Отстань!!! - Поганая бросила свою паутину и с воем ломанулась на кухню.
«Что за ребенок?! Что за ребенок?!! - Слышалось ее протяжное причитания. - У всех дети - как дети, а у меня?!...»
Рыба снова стала долбить по пианино, недоумевая по поводу погани.
* * *
- Ах!!! Хорошо!... О!... Еще! - Доносилось из кабинета директора. - О-о-о!... А-а-а!!!
На директорском огромном столе была разостлана куча документов и чертежей. Поверх нее возлежала Лена Мамаева в одном лишь лифчике и приспущенных чулках с растрепанной прической и поплывшим макияжем, а поверх нее взгромоздился своим здоровым пузом сам «батяня». Потный, до самой лысины, в одной лишь рубашке, он напористо долбил своим ялдаком ее кунку. Стол сотрясался от его мощных кабаньих движений. Документы «конвеером» съезжали с него и падали на пол. Он сам, да и Лена Мамаева почти уже ничего не соображали. И вдруг в самый накал страстей, в момент максимального пика эмоций в кабинет постучали.
- Ну что там еще?! - невольно пробурчал Морозов.
В дверь просунулась испуганная физиономия секретарши и роболенно проблеяла:
- Алексей Григорич, тут Вашу подпись просят.
- А, позже! Зайди через пять минут! не видишь что-ли, я занят! - Указывая на Мамаеву отрезал «батяня».
- Виновата, но…
- Никаких но! Вон отсюда! - Уже агрессивно и властно изрек он.
Секретутка тут же учуяла, что «дело плохо» и исчезла.
Батяня повернулся к Мамаевой, улыбнулся ей и промурчав: «Ну-с, продолжим», продолжал свое любимое занятие. Стол заходил ходуном. Пачка чертежей упала на пол. Но это никого не смутило. Стоны, скрипы, вздохи и черт знает что сплелись в единую какофонию. Батяня задвигался со скоростью пулемета, а затем вдруг замер и беззвучно обкончался в разгоряченную кунку Мамаевой. Она тоже уже почти ничего не соображала и только беззвучно мотала головой из стороны в сторону.
В следующий момент все стихло и два «бездыханных» тела, взгроможденные одно на другое, замерли на директорском столе…
Первым «очнулся» Морозов.
- Ну ладно, давай вставай, - небрежно бросил он, - назначаю тебе повышение в окладе!
- О! Алексей Григорич! Я так Вам бла…
- Не стоит! - Оборвал он. Это - «за выслугу перед начальством».
- Ой, тут чертежи немного закапались…
- Закапались? Чем закапались?
Мамаева смущенно склонила голову.
- А! Ерунда! - Бросил Морозов. - Татьяна перечертит. А ты одевайся и позови мою секретаршу.
* * *
- А! Вот опять они мне чертежи перечерчивать дали, закапанные спущенкой! - Носилась, вопя, поганая по дому.
- Сгущенкой? - Не поняла Рыба.
- Спущенкой, молофьей, то есть. Сами ебуться, а мне перечерчивать за них! Смотри, во что они мои чертежи превратили! Устряпали все, как свиньи, а я тут корпей за них!
- А почему?
- Потому, что я - ведущий специалист института! - Гордо выпалила погань.
- А че, она сама что-ли перечертить не может?
- А она зато с батяней спит, а ей за это зарплату повышают.
- Во классно! Надо и тебе так делать!
- ни за что на свете! Лучше я сдохну!!!
- Ну мам!
- Ни за что!
- А рыбки? А коньки? А канарейки?
- Никаких рыбок! Никаких канареек! Ни за какие миллионы не соглашусь!
- Ну и хрен с тобой! Вот вырасту и сама с Морозовым спать буду. А на повышение зарплаты и коньки и рыбок и все, что захочу себе куплю! - Категорично заявила Рыба.
- Только попробуй!
- А потому, что ты - моя дочь! И если ты посмеешь так поступить, как эта мразь Мамаева, то я тебя просто убью!
- Как это ты меня убьешь?
- А очень просто! Возьму топор и убью!
- А зачем? - Жалобно заскулила Рыба.
- Затем, что ты - моя дочь! И ты будешь жить так, как я хочу! А если нет - я тебя убью.
- Ну мам…
- Никаких мам!!!
- Ну мам…
- Не зли меня! - Уже грозно и дико зарычала поганая на Рыбу.
Та сникла, испугалась и замолчала. В ее голове стали прокручиваться картинки того, как она трется с директором, чтобы ей повысили жалование, а сзади подходит поганая с топором, замахивается им и в последний момент Рыба вкрикивает, но уже поздно. Топор летит в ее удивленное и испуганное лицо. Брызги крови и мозгов разлетаются во все стороны. Следующая картинка: Рыба стоит у огромного красивого аквариума и любуется роскошными рыбками и живыми экзотическими водорослями. Сзади подкрадывается поганая, пряча под мышкой за пазухой топор.
- Мам! Мам, посмотри! - Ликует Рыба. - Это я на деньги «тяти» купила! Смотри, какая прелесть!
- Что ты сказала? Чьи деньги?!
- «Тяти», мам. Ну ты сама понимаешь. Он их мне дал за то…
- За то, за что я тебя сейчас прикончу!
И в мгновенье ока поганая выхватывает из-за пазухи топор и отсекает Рыбе голову. Тело, фонтанируя струями крови, падает на пол, а отрубленная голова плюхается в аквариум, беззвучно произнося полуживыми губами: «Я не виновата! Я не виновата!» и заливает его алой пеленой крови. По стенкам стекают темные брызги. С губ обезумевшей погани хриплым шепотом слетают слова:
- Уж лучше ты умри, если не хочешь быть такой, как я хочу!!!... Смерть тебе! Дрянь!
Рыба вздрогнула от этого страшного наваждения, однако этот образ очень сильно овладел ею. Со страхом и отчаянием она стала мысленно повторять себе:
«Никогда не буду делать плохо! Буду хорошей девочкой, овечкой! Никогда не буду пороться с такими, как Морозов! Никогда, никогда, никогда!!!»
Рыба стала тщательно себя завнушивать уродскими установками, особым усилием делая себя дурой. Так, потихоньку она стала становиться послушным секс-зомби тоталитарной секты маминизма. Секты с суицидальными установками, заполонившей весь мир. Секты, с которой нужно начинать отчаянную непримиримую борьбу. Секты, унесшей миллионы молодых невинных жизней и искалечившей жизни миллиардов ни в чем не повинных людей!
* * *
- Эй, ты чего задумалась? - Подскочила погань к оцепеневшей от ужаса Рыбе. - Не бери в голову, лучше посмотри какие я классные стишочки пишу. Тут все про нашего «батяню» сказано.
- Ну и что?
- А то, что я повешу это в женском туалете на самое видное место.
- А ваш директор что, женский туалет ходит что-ли?! - Сильно удивилась Рыба.
- Да ты что, рехнулась что-ли?
- А как он эти стихи прочитает?
- А эти же стукачки ему это и донесут.
- А дальше что?
- Ну, что-что? Нервничать будет, переживать, беситься. Это же так весело: все ему всегда говорят: «да, тятя! да, тятя!», а здесь вот такое. Он как узнает, что про него такое написали, сильно забесится.
- А если он узнает, что это ты?
- А я почерк изменю и пока никого нет в туалете, тихонечко это повешу. У! Как будет здорово!
- А зачем все это?
- Ну чтоб досадить Морозову, как ты не понимаешь?! Какая ты глупенькая у меня. - Самозабвенно базлала поганая. - А потом через несколько дней я другое стихотворение напишу. Якобы другой поэт пишет этому.
- Писать на стенах туалета
Увы, друг, немудрено.
Среди говна - мы все поэты,
Среди поэтов - все говно!
- Ничего не понимаю! И зачем тебе все это нужно?
- А, иди ты! Ничего ты не понимаешь! - Отмахнулась погань и ушла на кухню.
Через несколько дней тупая каракатица опять подвалила к рыбе.
- Знаешь, доча, а меня кажется сокращают.