САДЕГ ХЕДАЯТ – ДОН ЖУАН ИЗ КЕРЕДЖА

Я не знаю, как так бывает, что некоторые люди, однажды встретившись, становятся единым целым, без лишних слов сходятся, и им достаточно однажды познакомиться, чтобы не забывать друг друга никогда. Даже несмотря на то, что они потом неоднократно знакомятся со своими другими возможными половинками и в течение своей жизни существуют с ними бок о бок, они их всегда избегают, в их присутствии у них не возникает ни сочувствия, ни волнения, а, встретившись на улице, они друг друга не замечают. У любви, как и у равнодушия, нет причины! Сейчас это явление пытаются называть симпатией или антипатией или объяснять влиянием магнетизма или состояния души. Те, кто верит в переселение душ, идут дальше и говорят, что эти пары в своей прошлой жизни на земле были друзьями или врагами, и соответствие этих пар зависит от их расположения или отвращения в той жизни, но с помощью этой гипотезы тоже нельзя с легкостью решить эту загадку. Этот неожиданный союз и взаимная привлекательность не имеют отношения ни к струнам души, ни к телесной красоте.

Одна из таких удивительных встреч произошла на моих глазах несколько дней назад. Был канун Ноуруза, и я решил избавиться от утомительных и неискренних гостей. Я взял трехдневный отпуск, чтобы поехать куда-нибудь в укромное местечко и немного расслабиться. Ехать куда-то далеко не имело смысла. Кроме того, время не позволяло, поэтому я решил поехать в Кередж. Когда я оформил разрешение, дело уже было к вечеру, и я пошел посидеть в кафе «Жале». Закурив сигарету, я медленно смаковал свой кофе с молоком и наблюдал за людьми. Тут я увидел, как полный человек издалека дружески помахал мне и пошел в мою сторону. Я присмотрелся, это был Хасан Шабгерд. Два года или побольше прошло с тех пор, как я видел его; мы были странным образом похожи друг на друга. Одни лица меняются больше, другие меньше, лицо же Хасана не изменилось совсем. То же самое улыбающееся простое лицо, но что-то было в его движениях и одежде, что показалось мне фальшивым и неестественным. Как будто он сам себя стеснялся.

До того самого вечера я не знал его фамилию, он сам мне ее сказал. В школе все его звали просто Хасан-хан. Я всегда видел его во дворе школы во время игр и отдыха; у него было бледное лицо, массивный скелет, вялые движения. Он не придавал никакого значения одежде – его воротничок всегда был расстегнут, обувь нечищена, а на лице чаще всего гуляло глуповатое выражение. Однако, он очень быстро выходил из себя, и так же быстро его ярость сходила на нет. По этой причине ему часто доставалось от вредных детей. А еще я не знаю, почему его прозвали недотепой.

Я всегда держался от него в стороне, как будто между нами была негласная и непонятная ссора. Но сейчас, когда он очень бесцеремонно, по-дружески сел за мой столик, эта прошлая беспричинная рознь исчезла, или это прошедшие годы унесли с собою наше молчаливое противостояние. Но что за перемена! Теперь он был тучный довольный детина, из тех, что излучают радость и веселье вокруг себя.

Как только он сел за столик, он заказал официанту принести ему водки. Он опрокидывал стопку за стопкой и под влиянием выпитого спиртного его охватило равномерное, но временное, чувство удовлетворения. Вид у него был похотливый, но были видны его плохие зубы, хоть он и старался прикрывать их губами. Это было несколько странно. С виду он был вроде безупречен, но всё кричало, что это ненастоящее. Каждую минуту он оборачивался и перед зеркалом поправлял свой галстук. Чем больше он пьянел, тем более лицо его приобретало то самое давнее детское глуповатое выражение.

Наконец, без предисловия, он мне сказал, что уже какое-то время влюблен в женщину, известную и состоятельную артистку-европоманку, и всё повторял, что «целый год он любил ее издалека, и ему не хватало смелости ей объясниться, пока совсем недавно случай не свел их вместе.»

Я спросил: «Это у тебя временное увлечение, или ты думаешь взять ее замуж?»

«Если она будет готова жить со мной, то непременно возьму. Единственное «но» - я много на нее трачу. Каждый вечер мы вместе выходим в кафе, по десять-пятнадцать туманов проедаем. Но я-то средства и под землей найду. Даже если я буду бедствовать, ей я все оплачу. Единственное условие для нашей любви – это чтобы она забыла все свои прошлые отношения. Знаешь, я ее привел к себе в квартиру и познакомил с матерью. Мать сказала – давай, оставайся у нас в доме. А она отвечает: Я сама себе не враг запирать себя в четырех стенах. И вот теперь она получает двести пятьдесят туманов содержания плюс двести пятьдесят на гостиницу и танцзал. Приходи завтра вечером сюда же, я буду с ней, увидишь, какова она.»

«Завтра вечером я буду в Кередже.»

«Ты это серьёзно? На Ноуруз едешь в Кередж? Ты один? Как ты смотришь, если я ее захвачу и тоже с тобой поеду? Честно говоря, не знаю, что еще придумать. Опять же, расходы на нее будут поменьше. Вдобавок, в путешествии лучше узнаем характеры друг друга?»

«Не вижу препятствий, кроме разрешения.»

«Не нужно разрешение. Я сотни раз ездил в Кередж без разрешения. Они его и не спрашивали. Хоть сегодня вечером поезжай!»

«Утром в девять часов я буду на выезде на Казвин, оттуда и поедем.»

«Я тоже приду – ровно к девяти мы вместе придем. Ну, я тогда пойду к своей бабенке, будет хорошо, если я дам ей возможность подготовиться.»

Я был удивлен той смесью выражения искренности, лжи и пошлости, которую он на меня обрушил. Наконец, мы договорились о завтрашнем утре и разошлись.

Назавтра утром к девяти часам пришел Хасан со своею подругой. Подруга была прямо как нежный кумир из книги поэта: худая, низенькая, с черными ресницами, красными губами и ногтями. Одета она была по последней парижской моде, а на руке блестело кольцо с бриллиантом, в общем, как будто собралась на вечеринку. Как только подруга увидела потрепанный Форд, она ужаснулась и сказала: «Я считаю, что у автомобиля есть душа. Я до сих пор никогда не путешествовала на арендованной машине.» Наконец, мы уселись, и автомобиль поехал в сторону Кереджа.

Хасан был прав – с него никто не требовал разрешения. Мы вышли у гостевого дома под названием «Новый век». Было свежо, и мы накинули пальто. Гостевой дом был с вывеской и садом во дворе, где росли высокие осокори со светлыми стволами, в длинную крытую галерею выходили беленые комнаты, одинаковые, как с заводского конвейера. В каждой комнате стояло по три пружинные кровати с простынями и ватными одеялами сомнительного вида, в стенной нише было зеркало. Было ясно, что комнаты предназначены для временного постоя. Потому что если кто и закрывался внутри, его терпение быстро лопалось. Вид с галереи был на синеватый горный хребет и на воробьев, что сидели на крыше овчарни. Холодной зимой они уже было попрощались с этой жизнью, а теперь, с растрепанными перьями, с шальными глазами, будто пьяные от весеннего ветерка, прыгали по веткам осокорей, порхали между стенами и дверьми, так что от их гвалта кружилась голова. Однако всё это приводило новоприбывших в восторг и придавало дачный дух гостевому дому, который был не лишен доброжелательности и обаяния.

Как только мы получили свои комнаты, я смыл с себя дорожную пыль и вышел прогуляться в галерею и подождать Хасана с подругой. Тут я заметил, как мне машет человек с дальнего конца галереи. Как только он приблизился, я его узнал. Это был молодой человек, которого я каждый вечер видел в кафе «Мотылек», там с ним и познакомился. Тамошние кутилы в насмешку называли его Дон Жуаном.

Он был из тех самых молодых маменькиных сынков, офисных клерков, в одежде пепельного цвета, широких брюках-чарльстонах по моде шестилетней давности. Волосы его были набриолинены, на руке блестел перстень с искусственным бриллиантом, а ногти были знакомы с маникюром. После обмена приветствиями он сказал: «Я уже три дня в Кередже и думал сегодня вечером вернуться в Тегеран,» - и немного тише добавил: «Я тут из-за одной армянки, она утром уехала!»

В это время грациозно, как два павлина, из комнаты вышли Хасан и его подруга. Я волей-неволей познакомил Дон Жуана с ними. Потом мы все вместе сели за стол. Хасан и его подруга с виду были довольны поездкой и веселы. Подруга хлопала Хасана по плечу и говорила: «У нас на самом деле что-то вроде взаимной симпатии. Почему бы нет? Сказать вам по правде, у меня есть брат, они с Хасаном похожи как две капли воды. Но с тех пор, как он женился, он пропал! Вы не представляете, сколько несчастий я вынесла, я в конце концов была вынуждена покинуть свой дом. Дружбу и хороший характер, вот что я ценю… Очень ценю хороший характер!»

Мы подняли бокалы за здоровье нашей дамы. Дон Жуан поднялся, сходил в свою комнату, принес граммофон и несколько пластинок и стал их ставить. Без предисловий он пригласил даму на танец, не раз и не два. Я заметил горящий взгляд Хасана, он чуть не скрежетал зубами и с виду был совершенно несчастлив.

После ужина мы решили прогуляться и подышать воздухом. Мы прогуливались вдоль дороги на Чалус. По пути Дон Жуан тихо мне сказал: «Сегодня вечером я останусь.» И он завел задушевную беседу с дамой, как будто знал ее несколько лет! Он знал всё и обо всём. Он рассказывал ей всякие небылицы, да так, что не давал нам двоим возможности слово вставить!

Хасан будто что-то срочное вспомнил, подошел к подруге что-то сказать. Однако его дама обругала его и сказала: «Голову подними, что это за пятно у тебя на одежде?» Хасан в испуге отпрянул. Дон Жуан снял свое пальто и накинул его на плечи даме. Я подошел к ним поближе. Дон Жуан показывал на речку, полную грязной воды, которая текла вдоль дороги, на деревья, которые издалека казались прутьями веника, торчащими из земли, и говорил: «Как хорошо должно быть тому, кто живет в таких местах! Этот воздух, эта речка, эти деревья, на которых через месяц распустятся почки. В лунную ночь выйдет такой человек к речке с граммофоном… жаль, что я забыл свой фотоаппарат!»

Из окрестных деревень шли крестьяне в новой одежде и штиблетах, вокруг них шныряли дети в разноцветной одежде. Дама, похоже, устала. Дон Жуан указал на место у речки. Мы подошли и сели на камни. Речка вздулась грязной водой, она волновалась и несла с собой ил и глину. Перед нашим взором открылись серо-зеленые холмы и замерзшие пики гор. Погода была довольно теплой. Дон Жуан скинул пальто и все время, пока мы там сидели, со своей собеседницей говорил о духах «Коти», любви и чести и кавказских танцах. Дама с открытым ртом слушала его пустозвонство. Дон Жуан продолжал болтать глупости, например, вот так: «У меня были брюки получше этих, но неделю назад я с одним другом пошел полетать на самолете. Когда я с него сходил вниз, я ногой ударился о камень. Брюки порвались на коленке, а их сшили мне в люксовом ателье за 25 туманов. Вся нога была изранена. Я сел в экипаж, поехал в американский госпиталь к доктору. Он говорит: Ты в рубашке родился, если бы ты посильнее ударил колено, остался бы калекой. Три дня пролежал, поправился. А оттуда, с высоты, домики с коньковыми крышами такие красивые! Я свой дом видел оттуда с высоты! Купол мечети Сепахсалар было видно! Люди были, как муравьи. Но когда самолет спускался вниз, у меня так ёкало сердце…!»

Наконец, когда мы отдохнули, мы встали и вернулись в сторону Кереджа. Хасан и Дон Жуан были в хорошем расположении духа и насвистывали по-кавказски. У дамы отвалился каблук, и она повторяла: «Я эти туфли купила две недели назад у «Бати»!» Дон Жуан, который был к ее услугам, с помощью булыжника приладил каблук обратно. А в это время женщина опиралась на него рукой.

Хасан присоединился ко мне и вопреки тому, что он говорил мне в кафе, сказал: «Неужели эта женщина не для меня? Мне ее надо отпустить. Я не могу справиться с ее потребностями. Дом нас не связывает, хочет – я ее сделаю свободной, очень свободной!»

Ближе к вечеру, когда мы вернулись в гостевой дом, мы взяли несколько бутылок водки, граммофон и собрали закуску на стол.

Дон Жуан завел граммофон и раз за разом танцевал с дамой. Хасан был расстроенный и нервный, терзался мучениями и не без злобы саркастически спросил его: «Дорогой мой, правду скажи, ты что, влюбился в мою подругу? Скажи же, я ей дам от ворот поворот.»

Дон Жуан поставил сентиментальную пластинку со скрипкой, сел на кровать и сказал: «Нет! У меня у самого невеста есть, представь себе…» Из сумочки он достал фотографию грустной девушки, поцеловал, прижал к голове и лицу и вытер глаза рукавом, как будто прослезился.

Чувства дамы взыграли, она встала, подошла и села рядом с Дон Жуаном. Хасан, чтобы удержать Дон Жуана от танцев с его партнершей, попросил у официанта карты и пригласил Дон Жуана сыграть в белот. Они составили партию на двоих. Но дама была разгорячена, и в ее талии уже застыло кокетство. Будто назло Хасану, она пошла поставила пластинку и пригласила меня танцевать. Во время танца я почувствовал, как дама сжала мою ладонь, проявляла всяческие знаки расположения и два-три раза коснулась моего лица своим.

Хасан пользовался случаем и в игре будто обрушивал на Дон Жуана свои душевные муки и обиду. Он жульничал, кричал и нервничал. Как только танец закончился, дама подошла, дала Хасану смачную оплеуху и сказала: «Убирайся! Это еще что? Меня тошнит от тебя! Убирайся, недотепа ты этакий!»

Хасан смотрел на нее широко открытыми глазами, и от обиды у него перехватило дыхание. Он безотчетно потянулся рукой поправить галстук, но воротничок его был расстегнут. Дон Жуан бросил игру и снова стал танцевать с дамой. Я исподтишка наблюдал за Хасаном: он встал и вышел из комнаты. Дон Жуан поставил пластинку с танго.

Хасан вошел в комнату, огляделся по сторонам, подошел, взял меня за руку и потащил наружу. Я почувствовал, что его рука дрожит. По светом газового фонаря в галерее было видно, как вздулись вены у него на висках. Глаза его были широко открыты, а нижняя губа отвисла. Он пришел прямо в то глуповатое состояние, в котором я видел его в школе, Всё ещё держа мою руку, он отрывисто проговорил: «Вчера, когда ты со мной разговаривал, я думал, что ты будешь один, зря ты меня с ним познакомил! Хорошо, ты видел и знал, но почему он танцует с моей женщиной без моего разрешения? Это разве прилично? Ты бы втолковал ему, чтобы он бросил это пошлое детское кривляние. Хвастается своим поддельным перстнем, а я уже десять тысяч туманов на подругу истратил! Флиртует, пластинки крутит. Он думает, что я осел. Когда танцует, почему он разрешения у меня не спрашивает? Допустим, я всё это понимаю, я поумнее его. Я вижу, что весь этот флирт – сплошное притворство. Послушай, ты его со мной познакомил, ты знаешь, что эта женщина очень свободна, я знаю, что не смогу с ней жить, но вот именно сейчас я уйду, больше тут не останусь.»

«Эй, старина! Неважно, одна ночь или тысяча одна. Сейчас сходи плесни себе воды на голову и на лицо и перестань канючить. Выпил водки, вздор говоришь. В конце концов, не порти первую ночь в году плохими приметами.»

Но мой ответ оказал на него плохое воздействие, как будто что-то его зажгло. Он поспешно пошел в свою комнату, достал деньги из сумочки подруги, дал указание портье, чтобы тот подготовил для него автомобиль в город, потому что намеревался тотчас уехать. Между тем во дворе гостевого дома стоял автомобиль. Хасан огляделся диким взглядом, подошел к спавшему шоферу, разбудил его и сказал: «Мне сейчас же надо ехать в город, заплачу сколько скажешь. Поторопись!»

Хасан поднял воротник пальто. Подошел к автомобилю и уселся в него. Шофер протер глаза и направился к машине. Я сказал шоферу: «Он не в себе, он пьян, иди спи.»

Шофер ругнулся и вернулся на свое место. Вдруг появилась рассерженная, нахмуренная дама, подошла к автомобилю, посмотрела на Хасана и сказала: «Будь ты неладен! Ты и на человека не похож, чтоб тебе провалиться, недотепа!» Она повернулась ко мне: «С самого начала у меня к нему только чувство жалости, не любовь. Ведь выйти за него – это все равно, что стать женой собственного брата,» - и опять Хасану: «Иди же, иди в комнату, мне надо с тобой объясниться наконец. Ты что же, меня тут бросить хочешь? Будь ты неладен!»

Хасан взволнованно встал, пошел в комнату, упал на кровать, закрыл лицо руками, заплакал навзрыд и стал говорить: «Нет, нет, жизнь моя теперь напрасна… я еду в город… моя жизнь закончилась… ты меня с ума свела…я должен ехать, с меня хватит! …я до сих пор считал, что жизнь моя принадлежит не мне, а тебе. Нет… я уйду с дороги, я брошусь с обрыва в пропасть… С меня хватит!»

Хасан не только говорил стандартными фразами из дешевых любовных романов, но и сам был их действующим лицом. Он с виду упорно старался преподнести себя пресыщенным, опытным и надменным человеком и вдруг потерял над собою контроль. Он теперь был униженным и беспомощным существом, которое выпрашивало у своей подруги любовь и жалость. Он теперь был грудой потрепанной и измученной плоти, всей тяжестью катавшейся по кровати и испытывавшей страдания!

Страдания эти были от самовлюбленности и в то же время выглядели смехотворно. Поскольку дама была уверена в своем превосходстве, свою победу она возвещала громким голосом. С презрительным видом она уперла руку в талию и говорила: «Сгинь, дурак! Я и не знала, что ты такой идиот!» Она повернулась ко мне. «Посмотрите на него, недотепу этакого! Басрар-ага, я его хоть немного в приличный вид привела, а посмотрите, во что он превратился! Я и не знала, что он такой идиот, а иначе бы я никогда не поехала, увы. В путешествии характер хорошо проявляется! Видите, как он лежит на кровати? Вот его нормальное состояние. Он по жизни такой – недотепа. Какую ошибку я совершила! Хорошо, что я быстро это поняла, я бы никогда не смогла с ним жить!»

Она сделала презрительный жест рукой, означавший «будь ты неладен!» Хасан всхлипывал. Я понял, что дело становится деликатным, вышел из комнаты и оставил их наедине. Пошел в комнату Дон Жуана, увидел, что там все разбросано. Шипела и никак не выключалась пластинка.

Дон Жуан лежал на кровати бледный и в стельку пьяный. Я его растолкал. Он сказал: «Что такое? Скандалят? А я тут причем? Она сама ко мне пристала, говорит: я тебя люблю, нет, говорит: у меня к тебе симпатия. Этот Хасан, недотепа и есть. Когда мы танцевали, она мою руку сжимала и дважды меня поцеловала. А у меня никогда и мыслей по ее поводу не было. Я и волоса своей невесты не отдам за тысячу таких интрижек. Ты не видел, как я выходил перед партией в белот? Это для того, чтобы смыть следы ее губной помады с лица.»

«Нет, не так все просто, я же видел и концовку.»

«Увы, суп уже негоряч. Все это выдумки про женщин, что они стыдливы и целомудрены, несчастные ангелы, невинные птички, воплощение невинности и добродетели. Тут появляется злой и бессердечный молодой человек и обманывает их! Ну я не знаю! Почему эти несчастные девочки все поддаются на этот обман жестокосердного молодого человека, почему для других девочек это не служит назиданием? А эта женщина так с радостью поддалась молодому злодею.»

Дон Жуану все эти события, к которым он был причастен, были нипочем, для него все это было абсолютно нормально. Я понял, что эти бессмысленные слова, кривляния выскочки, его манерничанье, банальное вранье и неуместное подобострастие, бахвальство и самоукрашательство были совершенно ненамеренными и согласовывались с его окружением и манерами этого окружения. Он был истинный Дон Жуан, сам того не осознавая.

Утром в мою дверь постучали, я открыл, вошла подруга Хасана с чемоданом в руке и сказала:

«Я прямо сейчас уезжаю к сестре в Казвин. Никто еще не знает, что Хасан ночью ушел? Я пришла с Вами попрощаться.»

«Очень жаль! Но погодите, пойдемте найдем Хасана.»

«Никогда, я не готова снова смотреть в лицо Хасану. Пусть убирается к черту! Я еду к сестре. Он меня обманул, привез сюда, а сам ночью сбежал.»

Не ожидая от меня ответа, она вышла из комнаты. Пять минут спустя пришел попрощаться Дон Жуан с чемоданом, в котором, казалось, только граммофон и помещался. Я спросил: «Куда ты теперь?»

«У меня дела, мне надо ехать в город, вчера вечером я был не в себе.»

Он тоже попрощался и ушел. Остался я один-одинёшенек! Но мне было некуда спешить. Воробьи со своим гвалтом и шальными глазами уже проснулись, будто пьяные от весеннего ветерка. Я подумал об удивительных и странных событиях вчерашнего вечера и понял, что они тоже имеют отношение к весеннему пьянящему ветру, и товарищи мои тоже были пьяны, как эти воробьи.

После завтрака я вышел из гостевого дома прогуляться. Увидел изношенный автомобиль, еще хуже, чем тот, на котором мы приехали в Кередж; машина с натугой и грохотом проезжала мимо гостевого дома. Бросив взгляд на пассажиров, я увидел за стеклом Дон Жуана и подругу Хасана, которые сидели рядом и мило беседовали, а их автомобиль направлялся к дороге на Казвин.

Конец.