Среди ночи народ возмутится

Все еще чувствуя по всему телу покалывание от благословения, Поттер бросился на поиски еще чего-нибудь интересного, наподобие, например, других доселе незамеченных небесных созданий, будто все было так просто.

Гермиона и Северус остались сидеть среди обломков нос к носу со впечатляюще огромным и не менее впечатляюще нагим ангелом. От того, как Сариэль смотрел на Гермиону, Северусу становилось не по себе, а тот факт, что внимание ангела пользовалось взаимностью, не улучшал ситуацию. Снейп не мог не признать, что внешность ангела пленяла и зачаровывала, но безопасным его точно нельзя было назвать. Однако Гермиона не отрываясь смотрела в золотистые глаза Сариэля, ничуть не тревожась ни из-за отблесков голода, проскальзывающих в ответном взгляде, ни из-за того, что ангел постоянно дотрагивался до ее лица, волос и рук. Она даже слегка наклонялась, встречая каждое прикосновение. Единственным подтверждением того, что Гермиона отдавала себе полный отчет в происходящем, была ее крепко сжавшая локоть Северуса рука и постоянное тепло ее тела совсем рядом, будто он был ее якорем.

Вот бы быть ее единственной постоянной в море неизвестности!..

Какая ирония – ведь он сам не знал, куда несет его течение.

Сариэль мельком глянул в его сторону, и Северус прочитал в его взгляде изумление и сочувствие. Как странно, что такие неземные черты могли быть столь выразительными. Хотя, может, не так уж и странно после того, что между ними произошло.

Было сложно не проанализировать события вечера, но времени оставалось только на то, чтобы с ними смириться. Смирение… Оно было лейтмотивом в увещеваниях Рафаэля: «Тебе никогда не найти покоя, пока ты не смиришься со всем, что ты есть». Проще сказать, чем сделать, особенно для человека, чье выживание когда-то зависело от отрицания, подавления и подчинения части самого себя. Но Северусу пришлось перестать цепляться за свои щиты, чтобы освободить ангела. Клетку нельзя было разрушить магией. Единственным способом было показать ангелу, как это сделать, а для этого нужно было позволить магии возвластвовать над собой.

В тот ошеломляющий и одновременно прекрасный момент Северус наконец-то признал раз и навсегда, что принадлежит миру магии, что путей для бегства не существует, что нет норы, в которой можно было бы укрыться от этого дара. Нельзя было спрятаться. Не было дороги назад.

Он крепче ухватился за пальцы Гермионы, и та ответила легким пожатием. Северус чувствовал исходящие от нее волны доверия и поддержки, хотя все ее внимание было направлено на ангела. Он не знал, что думал ангел, потому что поспешил вернуть свои щиты, как только клетка начала рушиться: было бы слишком легко забыться в колыбели могущественного сознания.

Но где же Люциус, последняя треть целого, чье неохотное подчинение позволило Северусу нащупать правильный путь, чье присутствие в сознании казалось мистическим свечением, бесцветным и спокойным? Северус обернулся и увидел друга недалеко от входа в пещеру. Люциус смотрел на ангела, но приближаться не собирался. Более того, он старался оставаться на расстоянии.

– Сэр? Ээ, Сариэль? – начал Поттер со своим обычным чувством такта. Он держал что-то в руках.

Сариэль оторвал взгляд от Гермионы, которая сильнее прижалась к боку Северуса. Тот высвободил руку и приобнял ее за плечо.

– Я кое-что нашел, – сказал Поттер голосом, полным сочувствия. – Больше ничего не осталось. Мне очень жаль.

Он держал два золотистых маховых пера, каждое длиннее руки. Одно из них было слегка погнуто.

Лицо Сариэля исказилось, и он зарычал, обнажая острые клыки. Поттер не отступил, продолжая держать в вытянутой руке ужасную находку.

– Армарос, – прошипел ангел. – Мой брат. (Прим. пер.: согласно Книге Еноха, Армарос – одиннадцатый из падших ангелов, обучивший людей искусству рассеивать чары.)

Сариэль вскочил на ноги, нависая над Поттером, и выхватил у него перья. Он погладил их, провел ими по губам, а затем сложил крылья перед собой, чтобы вставить в них по перу, где они теперь выделялись неожиданно яркими полосами на фоне темного оперения Сариэля.

– Пора отсюда убираться, – отступив в сторону, сказал Поттер Гермионе. – Не знаю, заметила ты или нет, но эти типа саркофаги?.. – он показал широким жестом на стены, – они больше не закрыты, а температура понизилась еще на пару градусов. Как ты думаешь, он… то есть ангел… Сариэль готов идти?

– Я готов, – прошептал Сариэль. Он подошел так бесшумно, что Поттер чуть не подскочил, когда услышал позади себя низкий голос. – Но сначала я должен поговорить со светловолосым. – Изогнув крыло, чтобы подтолкнуть Поттера в нужную сторону, ангел подошел к Люциусу, который бесстрастно ожидал их приближения.

Северус и Гермиона помогли друг другу подняться и отряхнулись.

– Надеюсь, нам удастся вывести его отсюда в целости и сохранности, – заметила Гермиона, когда Сариэль споткнулся и ухватился за плечо Поттера, чуть не сбив его с ног. – Он далеко не так силен, как кажется.

– Если он не сможет взлететь, путь по лестнице наверх покажется нам намного более долгим, чем спуск, – проворчал Северус, последовав за Сариэлем.

– Это в любом случае, но мы попробуем, – устало ответила Гермиона.

– Делай. Или не делай. Не пробуй.

Ответом ему послужил взрыв смеха, как Северус и надеялся.

– Не могу поверить, что вы это сказали! Это самая невероятная вещь за весь день!

– Странно у вас приоритеты расставлены, Грейнджер.

– Спасение ангела не сравнится с тем, как вы цитируете Йоду. – Гермиона положила руку ему на локоть, и Северус остановился. Она заглянула ему в лицо. – С вами все в порядке? В смысле… то, что вы сделали, это было, ну…

– Решительным шагом? Да уж, как в прорубь прыгнул. Солдатиком. Зажав нос и зажмурившись.

– А что теперь?

– Разве у меня была возможность устроиться поудобней в кресле, чтобы все обдумать? – он сразу же пожалел о своем резком тоне, но на Гермиону колкость не произвела никакого впечатления. Она просто взяла его за руку, а Северус просто решил ее руку не отпускать.

К тому времени как они присоединились к Поттеру и ангелу, те практически приперли Люциуса к стенке. Теперь Люциус отображался в сознании Северуса как мятежный водоворот темноты и серебра. От зелени и теплых тонов, которые преобладали лишь пару часов назад, почти ничего не осталось. Сариэль протягивал к нему руку с каплей ихора, блестящей на кончике пальца, но Люциус, очевидно, не желал принять подарок. Ангел склонил голову набок и смотрел на человека в замешательстве.

– Но почему? Это же добровольный дар. Он не причинит тебе вреда, хоть ты и плод с ветви, такой далекой от корня.

Северус не имел ни малейшего представления, что бы это значило.

– Дитя мое, – обратился Сариэль к Гермионе, – неужели тебе его не переубедить?

Люциус перевел угрюмый взгляд на Гермиону, и та кивнула. Северус сердцем почувствовал переполнившее ее сострадание.

– Оставь его, Сариэль, – сказала Гермиона. – Это не подарок, если от него отказываются; к тому же, Люциус еще не готов.

У Поттера отвисла челюсть от подобной дерзости, что избавило лицо Северуса от необходимости принять такое же выражение.

– Сариэль, – с убеждением повторила Гермиона. – Оставь его в покое. Почему не приберечь дар до того времени, когда он понадобится?

Сариэль наклонился, чтобы посмотреть ей в глаза.

– И что ты предлагаешь мне с этим сделать? – едко спросил он, сунув каплю ихора ей под нос. Северус смущенно задумался, у кого ангел мог научиться такому тону. Вдруг Сариэль задорно улыбнулся, его рука метнулась к Северусу и вмиг помазала ихором его лоб. – Хороший выбор, дитя мое, – прошептал Сариэль на ухо Гермионе.

Северус ухватился за ближайшую опору, которой оказалась рука ангела: его голова кружилась, а в ушах звенело. Прикосновение к коже Сариэля, несмотря на ее металлический отблеск, показалось ему самым совершенным ощущением в мире: теплая и мягкая, она обтягивала стальные мышцы и литые кости, гудя почти ощутимой энергией. Северус сморгнул. И это был Сариэль в ослабленном состоянии? Как, во имя Мерлина, его удалось поймать? Новоприобретенная сила пронеслась ураганом по телу Северуса и постепенно улеглась, оставляя после себя прилив энергии и остроту мысли. Не удивительно, что кровь ангела вызывала привыкание.

Люциус и Гермиона подошли к нему и взяли его за руки.

– Мы готовы, – сказала Гермиона.

– Очень рад, – ответил Поттер, – потому что мы больше не одни.

Его дыхание сгущалось облаками пара, а слабый свет вокруг больше походил на синеватую дымку. От теней по стенам пещеры и со свода отделились тучи дементоров.

*

Вскоре стало понятно, что целью их свирепой атаки был ангел, но и людей дементоры не щадили. Сариэль бормотал заклинания на языке, не известном никому из присутствующих, и отбивался от нападающих крыльями, в то время как сверкающие доспехи начали появляться вокруг его тела. Однако было очевидно, что с сотнями дементоров, кружащих и пикирующих с широко раскрытыми ртами, не справиться даже ангелу. Он покачнулся и упал на одно колено.

– Северус, Гермиона! Щиты! – прокричал Люциус. – Поттер, со мной!

Северус схватил ангела за правую руку и направил всю свою энергию в переливающийся щит, соединившийся над их головами со щитом Гермионы, образуя защитный купол. Они питались от силы друг друга, и некоторое время даже самым свирепым дементорам было не проникнуть внутрь. К сожалению, Поттер и Люциус остались биться с полчищами нападающих без помощи.

Через щит Северус видел, как искусно Поттер уклонялся от атак – будто он был на метле. Его патронус в форме оленя то и дело разворачивался и продолжал нападение, в то время как Поттер кричал незнакомое заклинание: «Изыди, тьма!» Раскаленные пучки света разлетались из его волшебной палочки и взрывали сгустки дементоров единственным прикосновением. Но хотя Поттер был сильным – Северусу раньше не приходилось быть свидетелем всей мощи мальчишки, упакованной столь невзрачно, – такие затраты магии невозможно поддерживать долго. А где же был Люциус?

Северус искал друга с нарастающим отчаянием, боясь, что тому было уже не помочь, но вздохнул с облегчением – и Гермиона вместе с ним, – когда черная туча внезапно поредела и показались светлые волосы Люциуса. Он стоял неподвижно с закрытыми глазами в самой гуще дементоров, но те не обращали на него никакого внимания.

Концентрация Северуса ослабла, и Гермиона вскрикнула, когда их щит треснул и пропустил внутрь одного нападающего. Дементор взорвался от одного плевка Сариэля, но Северус понял, что резервов для помощи другу нет.

Люциус простоял еще несколько секунд, а затем, нахмурившись, медленно развел руки. Между ними загорелся яркий серебристо-белый свет, который удлинялся меж расходящихся ладоней, пока не стал сверкающим мечом. Гладиус люцис – одно из древнейших заклинаний, известных волшебникам; на него способны лишь те немногие, у кого осталась одна-единственная цель в жизни. Люциус поднял меч в фехтовальном салюте, посмотрел прямо на Северуса и ринулся в нападение, круша дементоров, как пустое тряпье.

Северус ухватился за ангела и Гермиону, изо всех сил поддерживая щит, не позволяя себе отвлечься даже на то, чтобы пожелать успеха двум сражающимся. Он сжал зубы и сконцентрировался на защите. Давление снаружи постепенно сошло на нет, и Северус понял, что опасность миновала.

Опустить щит и отпустить руки Сариэля удалось лишь с трудом. Поттер сидел неподалеку, как сломанная марионетка. На земле, в нескольких метрах от него, Люциус не шевелился.

«Нет!» – пронеслось у Северуса в голове. Он проковылял на непослушных ногах к другу и перевернул неподвижное тело. Глаза Люциуса были прикрыты, но вдруг он моргнул.

– Напомни мне никогда больше так не делать, – прохрипел он.

– Бахвал, – только и ответил Северус, вновь чувствуя себя тощим мальчишкой, которого опять спас от гриффиндорцев его неподражаемый префект.

– Молокосос, – отозвался Люциус.

– Хаффлпафф.

– Это удар ниже пояса, – тут Люциус прерывисто вдохнул.

– Если наш ангел не против, сейчас самое время принять его помощь, – сказал Северус.

Но Сариэль рыдал, стоя на коленях. Гермиона, уже осмотревшая Гарри, обняла ангела за плечи, как смогла, и пыталась его утешить. Северус не мог отойти от Люциуса, в то время как Поттер безуспешно старался подняться на ватных ногах. От них не стоило ждать помощи. Гермиона фыркнула с досады и закатила глаза – совсем как в Хогвартсе, уже на старших курсах, когда они с Северусом невольно начали делить ответственность за то, чтобы Поттер и Уизли перешли на следующий курс в целости и сохранности. Гермиона зафиксировала ангела яростным взглядом, а затем ухватила его за подбородок, чтобы тот на нее посмотрел.

– Мои братья… – запричитал он.

– Сариэль!

– Оставь меня…

– Сариэль, – повторила Гермиона мягко. – Ты нам сейчас очень нужен. Мы должны выбраться отсюда, вызволить отсюда тебя. Ты же не хочешь опять в клетку?

Но ангел лишь молча смотрел на нее золотистыми глазами, полными слез. Северус заметил, как поднялись плечи Гермионы от глубокого вздоха. А затем, к его полному ужасу, она наклонилась вперед и поцеловала ангела в губы.

Крылья Сариэля колыхнулись, и его рука обвилась вокруг Гермионы, привлекая ее ближе, в то время как поцелуй становился все глубже и глубже. Она поддалась на мгновение, но потом отстранилась.

– Достаточно, – проговорила Гермиона, запыхавшись. – Пора идти. Тебе нельзя думать о потерях. Нужно сконцентрироваться на нашей непосредственной ситуации и том, что скоро произойдет, то есть на нашем побеге. Вот… – Гермиона достала из воздуха иголку и уколола ею свой палец, предлагая ангелу багряную каплю. Она ойкнула, когда Сариэль, вместо того чтобы просто слизнуть каплю, обхватил чувственными губами весь палец.

– Прекрасное дитя, – промурлыкал он.

Северус облегченно сглотнул, когда Гермиона получила свой палец обратно и подошла на негнущихся ногах к той стене, у которой он поддерживал голову Люциуса на своих коленях. Она присела так, чтобы Северус оказался между ней и ангелом, и прошептала: «Упс».

Северус почувствовал, как его губы растянулись в невольной улыбке.

– Где ваши манеры? – прошептал Люциус. – Разве так ведут себя у смертного ложа?

– Что-то тут тебе никто не постелил, скорее всего потому, что ты не умираешь, – отозвался Северус.

– Мы не дадим вам погибнуть, – сказала Гермиона, убрав светлые пряди с его лица. – Разве можно – после такого гриффиндорского поступка?

– Оскорбления в довершение к флирту. Именно так я и представлял себе свою кончину.

– Никто не умирает, – повторил Северус. – Смотри.

Люциус смог повернуть голову настолько, чтобы увидеть, как Сариэль тряхнул крыльями. Его броня покрывала все тело и была на полтона светлее кожи. Ангел направился к ним, выглядя могущественнее, чем раньше.

– У тебя преданное и бесстрашное сердце, – проговорил Сариэль с улыбкой в глазах.

– И он туда же, великолепно, – прохрипел Люциус, и веки его сомкнулись.

– Быстрее! – заметалась Гермиона. – Мы его теряем!

Северус почувствовал жжение слез в глазах. Его друг глубоко вдохнул, выдохнул и перестал двигаться.

Несколько секунд никто не мог пошевелиться, но вдруг Сариэль опустился на колени и впился клыками в свое запястье. Густой ихор полился в приоткрытый рот Люциуса, и тот внезапно закашлялся, а по всему его телу прошла судорога.

– Живи! – велел ему ангел. – Твой труд еще не завершен.

Хватая ртом воздух, Люциус смог наконец сесть и вытер рот рукавом.

– Утонченный подход, – выдохнул он.

– Ты только посмотри на него, Люциус, – отозвался Северус. – Он явно не специалист по части утонченности.

– Подойди к нам, дитя, – поманил Сариэль Поттера. Тот наконец присоединился к группе, проковыляв на непослушных ногах, и сказал, глядя на часы:

– Самые долгие четырнадцать минут моей жизни. Теперь было бы неплохо, во-первых, выбраться отсюда и, во-вторых, научиться заклинанию мистера Малфоя.

– Оно его чуть не убило, Гарри, – возразила Гермиона.

– Все равно…

– Поттер, хватит нарываться на возможности принести себя в жертву, – отрезал Снейп. – Помогите мне поднять Люциуса, чтобы мы исчезли до того, как появится еще больше дементоров.

– Больше дементоров не будет, – печально возразил Сариэль, – по крайней мере, не здесь.

– Нам все равно нужно идти, – поторопила Гермиона. – Ночь не бесконечная, и мы должны выбраться из Министерства до рассвета – разве только ты умеешь исчезать, аппарировать или что-нибудь в этом роде. Я знаю, что в Министерстве аппарировать нельзя, но ты…

– Мои возможности ограничены этой оболочкой, – покачал головой ангел. – На данный момент.

– Что ж, тогда нам в тоннель, – и Гермиона пошла первой.

Возвращающаяся по тоннелю процессия выглядела жалко. Взъерошенная, уставшая, покрытая царапинами и синяками Гермиона шла впереди. Ангелу приходилось передвигаться на четвереньках, чтобы протиснуться вместе с крыльями. Северус и Гарри поддерживали Люциуса, чьи силы уже возвращались к нему, но медленно. Северус знал, что магическое истощение до коматозного состояния просто так не забывается.

– Что это было у вас за заклинание, Поттер? – спросил он, чтобы отвлечься от своих безрадостных мыслей и тихого разговора между Гермионой и ангелом. – Я его не знаю.

– Не удивительно, сэр. Гермиона придумала его на лету пару недель назад. Классная штучка, но энергии требует массу. Гермиона тогда нас всех сбила с ног.

Они проковыляли еще несколько шагов.

– Можно задать вопрос, мистер Малфой?

– Задавайте.

Северус с радостью почувствовал, что в их голосах не было ни следа вражды.

– Почему дементоры вас не трогали?

Этот вопрос и Северуса интересовал, но он не решался его озвучить.

– Им нечем у меня поживиться, мистер Поттер…

Подъем вверх по лестнице был таким же изматывающим, как и ожидалось. Ангелу тоже приходилось идти, потому что крылья его долго не держали. Вся группа остановилась на полпути, когда за одной из дверей оказалась кухня. Без малейших угрызений совести они вынесли все запасы, чтобы перекусить на лестнице: из-за крыльев Сариэль не пролезал в дверь. Выяснилось, что ангелы бывают такими же голодными, как и люди, и с удовольствием едят бобы на тосте, апельсины, пирог с патокой и шоколадное печенье – особенно шоколадное печенье. Когда запас шоколада иссяк, группа двинулась дальше. К тому времени как подъем закончился, Люциус мог идти самостоятельно, а Гермиона еле волочила ноги, хотя Северус и поддерживал ее за талию. Она уселась на верхнюю ступеньку со вздохом облегчения.

– Надеюсь, нас там не встречают, – проговорила она.

– Лучше не надеяться, – ответил Гарри и вытер пот с лица. – Дай мне минутку отдышаться, и я осторожно высунусь, чтобы посмотреть наверх.

Северус закатил глаза и сотворил перископ.

– А, ну да. Спасибо, сэр.

Проем, ведущий в знакомые залы Отдела тайн, отказывался увеличиваться, поэтому пришлось приложить все усилия, чтобы протолкнуть через него Сариэля.

– Кто бы мог подумать, что ангелы вовсе не бестелесные, – сообщил Люциус, упираясь плечом в бронзовую ягодицу. К счастью, Сариэль не оскорбился процессом. Когда всем удалось выбраться, он заразительно улыбнулся и одновременно обнял их всех. Северус подозрительно покосился на острые клыки, вдруг оказавшиеся слишком близко, но, соприкоснувшись с неповторимо мягкой, благоухающей кожей ангела, забыл о своих возражениях. Более того, он, как оказалось, даже вернул объятие. Ангел будто гипнотизировал, и это Северусу совершенно не нравилось; к тому же, отвлекаться сейчас было некогда.

Первое проклятье попало Поттеру в бок. Он резко вдохнул и ухватился за ребра, чтобы остановить поток крови, но рана была серьезной. Сариэль опустился на землю и закрыл их крыльями, но содрогался под натиском магии, пока Гермиона, задрав футболку Гарри, торопливо шептала лечебные заклинания.

– Сойдет, – скривился Поттер, – задай им жару!

Нападающих не было видно в неестественно глубокой тени между слабо мерцающими со стен светильниками. Люциус уже яростно сражался, не скупясь на проклятия и отражая вспышки магии, которые, казалось, летели отовсюду. Но даже будучи отменным дуэлянтом, он не мог в одиночку отразить каждую атаку, и одна его рука уже висела плетью вдоль туловища. Гермиона решительно подскочила к нему на помощь, а Северуса задержали.

– Проникнись тем, что знаешь лучше всего, – прошипел ангел и застонал, когда разрезающее проклятье задело его плечо, но глубокая рана затянулась практически моментально. – Ты наконечник. – Сариэль встал в полный рост, и огромный изогнутый меч засиял золотом в одной руке, а щит – в другой. – Ты поражающее лезвие, а я буду твоим щитом.

Если б еще знать, что бы это значило. Северус глянул в сторону Поттера. Мальчишка благоразумно отполз к стене, оставив на полу длинную кровавую полосу. Бледный и взмокший, он оперся плечом о стену и прерывисто дышал.

Проникнуться тем, что знаешь лучше всего?

Хорошо, что у него была возможность оценить обстановку, что оказалось непростой задачей в калейдоскопе вспышек и грохота. Люциуса с Гермионой было хорошо видно, и ангел прямо-таки светился кроваво-бронзовой энергией, однако нападающие прибегли к какому-то серому туману, чтобы скрыть свое расположение и количество. Туман разрастался ужасающими щупальцами, будто зловонное чумное облако, и гудел, как туча мух. Северус еще раз глянул на Поттера и с облегчением обнаружил, что тот заметил грозящую опасность и защитился заклинанием головного пузыря и щитом, потратив на это все силы, но продолжая посылать в надвигающуюся темноту проклятья, на которые еще был способен.

Северусу ничто не мешало сконцентрироваться на сражении. Сариэль увернулся от фиолетовой молнии, и секундой позже от раската грома у всех заложило уши. Поток проклятий, летящих в их сторону, не ослабевал. Становилось понятно, что нападающих было не много, но они были сильны. Кроме того, Северус подозревал, что они как-то объединили свои силы: мало кто был способен на такие заклинания в одиночку. Если бы только выдалась секунда, чтобы усилить его связь с Люциусом и Гермионой… проникнуться тем, что он знает лучше всего. Пылающий щит Сариэля вновь прикрыл его, и Северусу пришлось зажмуриться от яркости раскаленного золота.

Гермиона мелькнула красной стрелой мантии Аврората; краем глаза Северус увидел зеленое одеяние Люциуса и наконец посмотрел вниз, на свою иссиня-черную мантию.

Что он знает лучше всего…

Холодная бездна казалась домом всю его жизнь. Сладкий зов пучины был с ним постоянно, и Северус почти перестал различать ее шепот. Прямо на грани он мог отдохнуть и сокрыться от жестокостей и ужасов своего существования. Временами ему казалось, что он сам стал темнотой, тихой и бесконечной, но Северус никогда не решался полностью отдаться этому чувству. Может, именно это ангел и имел в виду? Северус вспомнил, как тепло улыбнулась Гермиона, когда увидела его в привычном черном одеянии. Вспомнил, как чувствовал себя, возвращаясь к этой традиции, – будто у него было на темноту особое право.

Что ж, это он знает лучше всего. Знает самое глубокое дно, мягкую завесу ночи, многообещающие темные углы, не нанесенные на карты миры власти и воображения.

Северус развел руки в стороны и дал темноте собраться на ладонях. Она лилась из его пальцев на землю, волнуясь и набухая. Он раскрыл рот и услышал беззвучно вещающий глас тьмы, дал темноте вырваться из своего тела и окутать его.

Потянувшись к Гермионе, Северус ухватил ее за руку. Он не знал, что именно она видела, но на лице ее отражался первобытный ужас.

– Доверься мне, – сказал Северус и укутал ее в складки темноты.

Люциус пришел сам.

Северус нащупал их тройственную связь, укрепил ее и, таким образом заранее позаботившись об обратном билете, увлек всех троих в ожидающую пучину.

Под конец Сариэль встал на колени позади Северуса, улыбаясь до тех пор, пока его сияние не потухло.

*

– Это что еще такое? – возмущался Поттер слабым голосом. – Стоит на минутку отключиться, как все вдруг кричат и ничего не видно! А теперь повсюду горы трупов!

Северус моргнул и медленно поднял голову. Гермиона все еще прятала лицо у его плеча, а Люциус обнимал их обоих.

– Три трупа – это далеко не гора, – возразил Северус и опять моргнул. Освещение в зале было тусклым, но детали вырисовывались крайне отчетливо. – Люциус, посмотри, кто они.

Ближайшее тело было брошено о стену с невыразимой силой. Оно лежало лицом вниз; обломки ребер белели через прорехи в серой мантии. Когда Люциус перевернул труп, он безвольно ударился о землю.

– Титус Гринграсс, – опознал погибшего Люциус. – Следующее тело было покрыто отвратительными гнойными язвами. – Энтони Дженнингс. – На последнем теле не было следов насилия, но лицо навсегда замерло в крике. – И Клемент Монро. Телохранители моей женушки в полном составе, – сказал Люциус и сплюнул.

– Что с ними случилось? – прошептала Гермиона. – Северус, что вы с ними сделали?

– Я? – Он отстранился на расстояние вытянутой руки и заглянул испуганной Гермионе в глаза. – Я с ними ничего не сделал.

– А как же тогда?..

– Когда они подписались на эту отвратительную аферу, то думали, что станут могучими, однако далеко не все люди могут совладать с темнотой. Что с ними случилось? Они посмотрели в бездну, и там оказалось именно то, на что они рассчитывали. – Северус легко сжал плечи Гермионы и отпустил ее. – Они сами навлекли на себя такую судьбу.

Гермиона прерывисто вздохнула.

– Понятно, но как…

– Это подождет, – прервал ее Люциус. – Нужно обсудить множество вопросов, но сначала мы должны отдохнуть и обдумать произошедшее. Поттеру нужна медицинская помощь. Давайте найдем правильную дверь, Гермиона.

Северус обернулся и увидел Сариэля, безмолвно стоящего позади него. Ангел уважительно поклонился.

 

Цена премудрости

Гермиона обернула голову полотенцем, повесила второе, которым только что вытерлась, на батарею, и накинула халат поверх пижамы. Она еле двигалась от усталости, когда вернулась домой, но просто не могла сразу отправиться спать. Было приятно вернуться к обыденным занятиям после всех откровений и ужасов ночи. Гермиона открыла дверь из ванной в свою спальню и на цыпочках прошла к кровати, на которой спал Гарри. Вместе с Северусом они тщательнее обработали глубокие порезы на боку Гарри и напоили его обезболивающими и восстанавливающими зельями, но до полного выздоровления необходимо было подождать несколько дней. Гермиона подоткнула одеяло вокруг спящего и в который раз порадовалась, что проклятье не задело ничего жизненно важного.

Она достала из-под кровати тапочки и надела их. Хорошо, что у нее был еще очень удобный диван.

На первом этаже из кухни доносилось тихое позвякивание посуды. Северус, который, судя по виду, тоже только что вышел из душа, как раз заваривал кофе и жарил яичницу-болтунью. Он кивнул Гермионе:

– Для вас тоже готовлю.

– Очень предусмотрительно с вашей стороны, профессор Снейп, – ответила она, усаживаясь за стол. Снейп выглядел совсем не по-профессорски в пижамных штанах и одной из футболок Рона с логотипом «Пушек».

– Отнюдь. Я лишь голоден и, услышав ваши шаги на верхнем этаже, подумал, что вы, наверное, тоже.

Гермиона осторожно улыбнулась.

– Вы Сариэля на ночь устроили?

– Защитил амбар от ветра и холода, как только мог, и трансфигурировал пару одеял во что-то более подходящее по размеру для ангела, – кивнул Северус, наблюдая за яичницей.

– Мне ужасно не нравится оставлять его в этой дыре, – сказала Гермиона.

– Мой рост – абсолютный максимум для ваших потолков, – заметил Северус. Он вынул хлеб из тостера и разложил по тарелкам нежнейшую болтунью. – В ангеле и без крыльев под два с половиной метра. Куда его еще можно было заселить? Кроме того, он сам сказал, что не нуждается в комфорте.

– Это он просто из вежливости, – Гермиона попробовала яичницу и блаженно вздохнула: – Боже мой, бесподобно.

Северус усмехнулся. Ей нравилось видеть его таким – обычным и раскрытым, совсем не похожим на темного мага, каким он предстал во время сражения.

– А вы Поттера уложили?

– Да, он глубоко спит. Люциус?

– Отключился, стоило ему добраться до моей кровати.

Гермиона рассмеялась.

– Вы можете лечь на диване – хорошо, что он достаточно длинный, – а я тогда в кресле. У меня есть на первом этаже несколько одеял, поэтому наверху никого тревожить не придется.

Они молча закончили трапезу и, оставив тарелки в раковине, уселись с кофе в гостиной. Гермиона подошла к окну.

– Почти светает. – Обернувшись, она увидела, что Северус рассматривает ее диски.

– Мне всегда казалось, что музыка помогает голове расслабиться, – сказал он, вставил диск в проигрыватель и уменьшил громкость. – Посидите со мной? – спросил Северус, когда Гермиона направилась к креслу. Она колебалась в нерешительности. – Вы можете доверять мне, Грейнджер.

– Знаю, профессор, – она уселась на диван рядом с ним, но немножко поодаль. Тихая музыка наполнила комнату. – «Месса времен войны»? Как кстати. Интересно, что я никогда не могу представить Гайдна грустным, когда слушаю его музыку.

– Рафаэль как-то сказал мне, что Гайдн лишь переносил на нотный лист музыку, которую ему пели ангелы, – сообщил Северус и фыркнул. – Я предпочитаю верить в людскую одаренность – особенно теперь, когда мы познакомились с другой стороной.

Гермиона поежилась, направила волшебную палочку на камин и зажгла хворост под заложенными бревнами. Диск на секунду замолчал, но проигрыватель был достаточно надежно защищен от магических скачков, и хор практически моментально продолжил мольбы о милосердии. Молчание становилось неудобным. Наконец Гермиона решила перебраться в свое кресло и начала вставать с дивана.

– Мисс Грейнджер, – Северус прочистил горло. – Гермиона, – он взял ее руку в свою. –Вы боитесь меня после случившегося?

– Да… Думаю, да. Извините.

– Посмотрите на меня. – Его черные глаза, спокойные и серьезные, не отрывались от ее лица.

– Сегодня ночью… – он опять откашлялся, – мне пришлось принять истину, в которую я так долго не хотел верить, – Северус глубоко вдохнул.

– Продолжайте, – подбодрила его Гермиона, надеясь, что он развеет ее сомнения.

– С колыбели нас учат бояться темноты – как в маггловской культуре, так и в волшебной. Нас учат, что это обитель зла, боли, страха и смерти. И все же, если задуматься, это нелогично. Вспомните, когда вам было больно и страшно. Прошу прощения за этот вопрос, но Беллатриса Лестрендж пытала вас в темноте или под хрустальными люстрами поместья Малфоев? Да и проклятья сопровождаются вспышками света так же, как и благотворные заклинания.

Северус забрал у Гермионы кружку кофе и поставил ее на пол, а затем взял обе ее руки в свои, поглаживая замерзшие пальцы.

– С темнотой все наоборот, – продолжил он. – Подумайте, как приятно лежать в кровати поздно ночью, укутавшись в тишину и полумрак, как легко получается расслабиться и забыть о дневных заботах. Вспомните, какой желанной становится темнота, когда голова раскалывается от напряжения на работе.

Гермионе показалось, что он говорит скорее о себе, а не о ней.

– Сравните благородную черноту воронова крыла и уродливое свечение… не знаю…

– Пергаментного грибка? – подсказала Гермиона. Она сжала его пальцы и увидела, как его плечи немного расслабились. – Я понимаю, что вы имеете в виду, Северус. Свет и тьма – это две стороны одной и той же медали.

– Не совсем: восприятие их как чего-то противоположного ведет к заблуждению. Проще говоря, они являются тем, что под ними подразумевают люди. Те трое в Министерстве нашли в темноте именно то, что с ней связывали. Тьма сама по себе не опасна – мы просто сами делаем ее такой. Тени не кишат монстрами – иногда они всего лишь тени. И иногда в них можно найти безопасное убежище.

Гермиона вспомнила, как Северус защищал ее и обнимал, а ее демоны не смели приблизиться.

– А что же Гарри? Вы не защитили его.

– Тут я, должен признаться, рискнул, – Северус, смутившись, потупил глаза.

– Рискнули по-крупному, – укорила его Гермиона.

– Опасность была минимальной. Поттер уже успел познакомиться с настоящими чудовищами, в том числе внутри себя самого, и распознает их без труда. Люпин мне все уши прожужжал о том, как «мудрый Поттер» больше всего боится страха. Его, честно говоря, было не заткнуть.

– Вы поступили храбро, отдавшись тьме, – заметила Гермиона, и Северус горько улыбнулся:

– Я давно приручил собственных чудовищ.

Гермионе хотелось сказать что-нибудь подходящее, но она вдруг зевнула прямо в лицо Северусу, не сумев прикрыть рот, потому что ее руки все еще лежали в его ладонях.

– Ох, извиняюсь!

– Нам обоим пора спать. Вы уверены, что предпочитаете кресло дивану?

Гермиона моментально узнала этот тон – когда мужчины что-то вежливо предлагают, но очень надеются, что до согласия не дойдет. У нее все друзья были такими.

– Ничего страшного, мне нравится мое кресло. – Она подняла с пола кружку, пока кофе не разлили на ковер. – Знаете что, Северус?

– Хм?

Гермиона подалась вперед и быстро обняла его одной рукой:

– Спасибо вам.

*

– Гермиона! Гермио-о-она! Миона!!! Черт возьми, ты вообще дома? Впусти меня!

Безрезультатные вспышки и шипение в камине сопровождались криками, от которых Гермиона наконец-то проснулась. Северус все еще спал сном праведника, уронив одну руку на пол, а комната заметно похолодела. Гермиона на сантиметр вынула руку с волшебной палочкой из-под груды одеял и открыла камин, из которого сразу же кубарем вылетел Рон.

– Слава Мерлину! – воскликнул он, крепко обняв подругу и при этом вытащив ее из кресла. – Я уже думал… я думал…

– Рон, отпусти меня – мне не вздохнуть – и перестань захлебываться словами. Что случилось?

– Об этом во всех газетах написано… а этот что здесь делает?

– То же самое, что и в прошлый раз. Не отвлекайся, Рон. Что в газетах?

– В Отделе тайн случилась какая-то заварушка. Говорят, что пропало четверо авроров и четверо невыразимцев. Везде погром. Охранников парализовали Остолбенеем. Я никак не мог найти ни тебя, ни Гарри, и уже подумал… – он опять ее обнял.

– Рон! Мы в порядке! Ну, Гарри немножко досталось, но он будет как новенький. И мы проверили состояние охранников после Остолбенея, даже наложили на пол смягчающие чары, чтобы они не ударились при падении. – Гермиона сморгнула. – И все это уже в газетах? Как-то быстро.

– Скиттер – чистокровка, – сообщил Северус в подушку.

– Это был спецвыпуск, – сказал Рон, плюхнувшись в кресло Гермионы. – История звучала как одна из тех, в которые вы с Гарри обычно вляпываетесь. Я вас обыскался! – добавил он возмущенно.

Гермиона сжала зубы. У нее не было никакого настроения разбираться с незаслуженными обвинениями, но в случае с Роном за его искренним беспокойством всегда следовал вопрос «А обо мне вы подумали?»

– Рон, можно попросить тебя об огромном одолжении? Не мог бы ты заварить большой чайник и достать из кладовой что-нибудь поесть?

Предоставить Рону свободу рядом с запасами еды было надежным способом заставить его забыть о предмете разговора. Гермиона подтолкнула друга в направлении кухни и, не обращая внимания на его продолжающуюся тираду, вздохнула с облегчением, когда Рон покинул гостиную.

– Чудесно. Что мы ему собираемся сказать?

– Все, что необходимо, чтобы от него избавиться, – ответил Северус, не поднимаясь с дивана.

– Например, что мы почти погибли, и что это далеко не конец, и что – почти забыла! – в моем амбаре тусуется ангел?!

– Что-о тусуется в твоем амбаре?! – воскликнул Рон, вернувшийся с двумя разными сортами чая. – Во что вы ее втянули, Снейп?

Северус проворчал нечто, за что Рафаэль в свое время послал бы его чистить утки и тысячу раз читать «Аве Мария».

– Все было, скорее, наоборот, – резонно отметила Гермиона. – А теперь, Рон, завари ассамский, лучше в самом большом чайнике, и достань шесть кружек. – Она опять выпроводила его из гостиной. – Ты обо всем узнаешь, но сначала мне нужно одеться и выпить чая. Северус, время снизойти до простых смертных. Диван на вас не обидится, если вы на время перестанете его обнимать.

Наверху Гермиона постучалась в гостевую спальню и сообщила Люциусу, что скоро будет готов «завтрак», а затем тихонько открыла дверь в свою комнату. Как ей нравилась эта комната! В обстановке не было особого стиля – Гермиона просто купила разношерстные предметы мебели, в которые влюбилась с первого взгляда, и они выглядели мило под старыми потолочными балками. Занавески, плед и подушка на кресле-качалке радостно пестрели, не вызывая головокружения от обилия цветов, и благодаря им Гермиона почувствовала себя полностью дома.

Гарри пошевелился.

– Скока время? – спросил он еле ворочающимся языком.

– Почти три часа дня. Нет – не садись пока. Дай сначала посмотреть на твой бок.

Без всякого стеснения Гарри позволил ей обследовать шрамы, косо проходящие от нижних ребер до бедра, как следы огромных когтей.

– Признан годным, – вынесла вердикт Гермиона. – Но смотри – никаких растяжек, даже наклоняться и поворачиваться можно только осторожно: шрамы еще совсем свежие. Тебе нужна помощь в душе?

– Я что, так воняю?

– Да уж. Рон как раз подготавливает завтрак, и я не собираюсь есть рядом с таким благоуханием, благодарю покорно. – Она помогла Гарри сесть. – Ах да, мы уже в газетах.

– На передышку можно было и не надеяться, – простонал он.

– Рано говорить, – ответила Гермиона, доставая из ящиков чистые вещи. – Насколько знают газеты, мы пока что пропавшие без вести, как и остальные. – Слезы начали наворачиваться ей на глаза: – Это просто невыносимо, Гарри. Почему все вопросы нужно решать через убийства? Как это глупо!

– Знаю, – ответил он. – Ладно, пора выяснить, дойду я сам до туалета или нет.

– На меня можешь не рассчитывать, – твердо заявила Гермиона. – Хотя не мог бы ты подождать пять минут, пока я не почищу зубы?

– Без проблем. Мне понадобится больше времени, чтобы дойти до ванной.

– Как же я тебя люблю, Гарри. Я рада, что ты жив.

– Девчонки такие сентиментальные! – ответил он с улыбкой в глазах.

*

Конечно же, лучше не стало, когда Люциус, появившийся последним, вошел в кухню. Зарычав, Рон подскочил и припечатал его к стене, приставив палочку к горлу. Северусу и Гарри пришлось отрывать его от несопротивляющегося Малфоя и удерживать на стуле, пока Гермиона проверяла, не последовало ли за нападением новых ранений. Затем она повернулась к Рону и одарила его взглядом, которому научилась у самой Молли Уизли.

– Рональд Уизли! С какой стати ты набросился на гостя в моем доме? Тебе должно быть стыдно! Даже мне за тебя стыдно!

Брызжа слюной, Рон вновь попытался высвободиться из удерживающих его рук.

– Ты что, совсем спятила? Это же Малфой! Ты же еще помнишь, как он стоял и смотрел, когда тебя пытали? Как он помогал Волде…

– Этого достаточно, Рон, – холодно оборвала его Гермиона. – Ты либо будешь вести себя как воспитанный взрослый человек, либо немедленно уйдешь из моего дома. Что ты выбираешь?

Рон перестал вырываться, но Гарри и Северус не отошли, хоть и отпустили его. Гермиона, скрестив руки на груди, буравила его взглядом, пока он не вздохнул и не обмяк.

– Так-то лучше. Ты обо всем узнаешь, когда будет готова еда. На данный момент тебе придется удовольствоваться тем, что мистер Малфой помогает нам разобраться с той проблемой, над которой мы работаем. Я не забыла ужасы войны – как и ты, и Гарри, и Северус, – но мистер Малфой уже достаточно зарекомендовал себя, чтобы оставить все в прошлом.

– Но почему эта проблема его касается?

– Потому что она касается Драко.

– Так и знал, что Хорек тут замешан…

– Он же жертва, балбес! – сказал Гарри, отвесив Рону подзатыльник. – Как и твоя сестренка, если ты забыл.

Лицо Рона скривилось, и он, бросив на Люциуса еще один обвиняющий взгляд, открыл было рот, чтобы опять заговорить, но Гермиона прервала его:

– Все теперь в состоянии вести себя цивилизованно?

– Если без этого никак… – пожал плечами Рон.

– Отлично, тогда можно попросить тебя об одолжении? Принеси дров в гостиную и отодвинь всю мебель от стеклянных дверей, ведущих в сад. Пожалуйста. – Гермиона вздохнула: – Прошу меня простить, Люциус.

– Вам не за что извиняться, – великодушно ответил он. – Вы меня никак не обидели.

– Я все равно чувствую себя ответственной, потому что это произошло в моем доме и из-за моего друга.

– Тогда мы квиты, Гермиона. Простим друг другу?

– С удовольствием. Ладно, я пойду за Сариэлем.

Несмотря на тучи и повсеместные лужи, дождя в порядке разнообразия не было. Гермиона на секунду остановилась посреди сада, чтобы вдохнуть холодного воздуха. Ее уютный домик начинал трещать по швам.

Подснежники почти отцвели, но из земли начали пробиваться крокусы, а кусты зимнего жасмина все еще желтели. Гермиона присела, чтобы смахнуть жухлые листья с могилы Косолапуса, и была глубоко тронута, когда заметила воткнутое в землю красно-черное перо ангела. Хотя Сариэль своим присутствием одновременно удивлял и возмущал, он, казалось, знал все о ее чувствах и разделял ее заботы о тех, кого она приняла в свое сердце. Гермионе совсем не нравилось, как ее тянуло к ангелу, как в его присутствии ощущение покоя и, чего греха таить, однозначного влечения затмевало благоговение, изумление и даже подозрительность. Она отломила веточку жасмина, глубоко вдохнула и направилась к старому амбару, который когда-то купила вместе со всем участком, но так и не собралась подлатать. Благодаря каменным стенам и ветхой соломенной крыше он выглядел крайне живописно снаружи, но внутри хозяйничали сквозняки, влажность и крысы. Гермиона чувствовала себя просто ужасно, оставляя ангела на ночь в такой дыре.

Но ангел, судя по всему, знал, как обустроиться. Гермиона застала его развалившимся на подушках, в которых она опознала гостевой плед. Сариэль тихо мурлыкал себе под нос, плетя фантастические фигуры из соломы. Стены были починены, а пол высушен. От крыс не осталось и следа.

– Дитя мое!

Сариэль подскочил, широко улыбаясь, и расправил крылья, насколько это было возможно под крышей амбара. Гермиона улыбнулась в ответ, чувствуя себя карликом.

– Тебе хорошо спалось?

– Я не спал, дитя. Я слушал, как танцуют звезды и как дышит земля. Я смотрел твои сны и сны остальных.

Гермиона не знала, что и сказать.

Ангел наклонился и дотронулся до ее лица:

– А еще я гулял по твоему саду в лучах солнца.

– Я заметила, – ответила Гермиона, опять улыбнувшись. – Ты проголодался? В доме приготовлена еда, а нам нужно многое обсудить. Да, я думаю, что ты поместишься в гостиной, если не попытаешься расправить крылья. Или, знаешь, мы все можем перебраться сюда, раз ты так замечательно прибрался.

Гермиона подбежала к двери и крикнула в сторону дома. Северус появился у окна и помахал рукой, подтверждая, что он понял. Когда Гермиона повернулась обратно, неестественные глаза Сариэля прищурились в улыбке.

– Что? – спросила Гермиона.

– Мне нравится твой облик, – ответил ангел, – и мне нравится твое одеяние.

Гермиона смущенно моргнула: сегодня она надела один из свитеров Уизли в яркую полоску.

– Может, я когда-нибудь передам это той женщине, которая связала свитер. Она будет в восторге. Кстати, об одеянии. Не мог бы ты?..

Сариэль посмотрел на себя вниз:

– Я не радую твой глаз?

– Нет! В смысле, да! Очень радуешь. Просто мы не привыкли, когда разгуливают нагишом.

Сариэль подчинился и обернул вокруг бедер одеяло на манер саронга, который после секундного размышления превратил в золотистую ткань. Было к лучшему, размышляла Гермиона, что ангел не предстанет перед Роном во всей своей богато награжденной природой красе. Парень и так, казалось, находился на грани нервного срыва.

Сариэль был в таком восторге от импровизированной трапезы, что все наперебой предлагали ему попробовать разные угощения. За едой Рона ввели в курс событий. По мере наполнения желудка и привыкания к невероятным новостям Рон слушал, становясь все собраннее, и задавал вопросы по делу, чем смог восстановить веру Гермионы в себя, хоть и продолжал старательно игнорировать Люциуса и был очевидно настороже. Под конец он отставил свою тарелку.

– Я только одно совсем не понимаю – в море тех событий, которые я как бы улавливаю с трудом: как тебя смогли поймать? Ты же такой могущественный, никогда не спишь, чувствуешь намерения людей… Как вообще можно поймать ангела?

Сариэль опустил крылья, выглядя смущенным.

– Вот моя погибель – как и мое торжество, – ответил он, поцеловав макушку Гермионы.

Она уже почти привыкла к его постоянному вниманию, хотя никто из окружающих не был от этого в восторге.

– Я? – удивилась Гермиона. – Но как я могла?..

– Не именно ты, дитя мое, но другие, похожие на тебя. – Сариэль обвел всех взглядом, останавливаясь золотистыми глазами на каждом по очереди. – У нас, называемых вами ангелами, обычно нет материальной формы. Нам трудно находиться в таком виде подолгу: телесная оболочка причиняет боль. Но одновременно мы любим вас, нас тянет к вашей энергичности, жизнерадостности, к способности мечтать и любить. В вас наша радость, и мы приумножаем ее, делясь с вами нашей сущностью.

– Я так и не понял, – сказал Рон. – При чем тут Гермиона?

Ангел улыбнулся, обнажая клыки. Рон отпрянул назад.

– Некоторые ваши женщины кажутся нам особенно привлекательными, – ответил Сариэль.

«Понеслось», – подумала Гермиона. Северус сжал ее руку, хоть все его внимание и было направлено на ангела.

– Кажется, я знаю, о чем это он. Это древняя легенда, несколько раз упомянутая в Библии и более подробно описанная в Книге Еноха. – Северус заметил удивление своих слушателей и пояснил: – Вот к чему приводят доступ к монастырской библиотеке и избыток свободного времени. Если вкратце: некоторые из сынов Божьих – ангелов – влюбились в дочерей людских. Они научили этих женщин волшебству и произвели на свет потомство. – Северус медленно выдохнул. – Кажется, мы только что получили объяснение тому, как человеческая раса овладела магией. Я прав?

Сариэль склонил голову в подтверждении:

– Я и не знаю, кто такие «сыны Божьи», но в одном я с тобой согласен: мы делимся с людьми тем, что умеем, потому что вы приносите нам такую радость.

– Так вот оно что, – выдохнула Гермиона. – Агата Блэк вовсе не бредила о том, что она «дитя света». Она знала, что ее отец – ангел!

– Так вот как вас ловят, – с отвращением проговорил Рон, – на живца. Оказывается, не такие уж вы и возвышенные существа.

– Не надо дерзить, – отрезала Гермиона.

– Ах, посмотрите на нее, такую охмуренную, что вот-вот…

– Заткнись, Рон, – прервал его Гарри.

– Рональд, сын Артура, – начал Сариэль. – Я даю тебе слово, что никогда не причиню вреда твоей подруге. Она для тебя безмерно важна, и я тоже ценю ее превыше небесных светил.

Гермиона заметила, что на глаза Рона навернулись слезы. Вдруг она поняла, что он с самого прихода еле держал себя в руках – и не только из-за Люциуса. Догадавшись, что происходит, она поднялась и обняла Рона.

– Что-то случилось с Джинни, ведь так?

– Мы ее нашли, Миона, – всхлипнул он. – Ее просто выкинули на обочину. Она в кататоническом ступоре, и силы просто постепенно ее покидают.

– Ах, Рон, почему же ты сразу не сказал?

Гарри уронил голову на руки.

– Это из-за моей крови? – нахмурился Сариэль. – Но ведь она пила ее добровольно…

– Честно говоря, я так не думаю, – возразила Гермиона. – По крайней мере, она не знала, что это. Ее снабжал человек, которому она доверяла.

– Я не для того пришел к вам, чтобы сеять разрушение, – проговорил ангел, и слезы покатились по его щекам.

– Нет, в этом мы сами виноваты, – сказал Северус, – ты всего лишь такая же жертва.

В повисшем молчании было слышно только, как плачут Рон и ангел. И вдруг – в первый раз за весь вечер – заговорил Люциус.

– Когда я был маленьким, моя прабабушка Элизабет любила рассказывать одно стихотворение. Я его не очень хорошо помню, но в нем была такая строка: «Слеза херувима излечит недуги». Может ли это быть правдой, фактом, передаваемым из уст в уста от одного поколения к другому, а не просто красивым оборотом? – он сотворил пузырек и передал его Сариэлю. – Не могли бы вы сберечь несколько слез для сестры этого молодого человека?

– Ты мудр, Светловолосый, – ответил ангел. Он приложил пузырек к щеке и вскоре передал его, уже наполненный блестящими слезами, Рону. Тот схватил пузырек и вскочил на ноги.

– Я… мне нужно бежать… и попытаться, – он уже был у двери. – Спасибо вам!

Гарри последовал за ним.

*

Гермиона принялась убирать посуду. Она смахивала остатки в салатницу и ставила стопки тарелок на поднос. За ними последовали стаканы. Говорить было не о чем. Она подняла поднос и открыла локтем дверь. Трава на лужайке поскрипывала от ее шагов, а дыхание превращалось в клубы пара. Гермиона подняла голову к ночному небу, усеянному бесконечностью звезд, складывающихся в давно знакомые величественные созвездия, и улыбнулась. Может, еще была надежда. Если удастся вылечить Джинни, то, возможно, они смогут помочь и Драко, а потом освободить Сариэля… Гермиона поставила поднос на кухонный стол и вернулась в амбар, где Северус и Люциус уже убирали все остальное.

– Ночь просто волшебная, – сказала она. – Пойдемте, посмотрим.

Они некоторое время стояли под навесом из звезд, пока Гермиона не начала дрожать.

– Вы замерзли, – отметил Северус.

– Да, но не из-за холода. Это…

Сариэль оскалился и зашипел.

– Дементоры! – выкрикнул Люциус.

Гермиона ухватила его за руку:

– Не надо повторять подвиги! Мы за надежным щитом, а наблюдать, как вы умираете во второй раз, очень не хочется.

Стая дементоров, еле различимых в синеве ночи, пикировала к ним. Все вздрогнули, даже зная, что находятся в безопасности.

– Мои братья, – печально проговорил Сариэль.

– Ты об этом уже упоминал, – сказал Северус. – Тогда я подумал, что ты говоришь о других заточенных ангелах, однако теперь… Неужели ты хочешь сказать?.. – он указал рукой на кружащих монстров.

– Так же, как мы не можем в вашем понимании «жить», мы не можем и умереть. Мы превращаемся в них, если забрать у нас все. В то время как мы стремимся дарить, они представляют из себя пустоту – ничего кроме жажды потерянного, ничего кроме всепоглощающего голода, множащегося и плодящего таких же голодных, заключенных в этом мире без надежды на спасение и без возможности насытиться, – Сариэль опять зашипел. – Вы проявляете милосердие, когда разрушаете их.

Гермиона потянула его за руку.

– На данный момент мы не собираемся ничего разрушать. Пойдем в дом – мы как-нибудь тебя разместим. Тебе нельзя оставаться снаружи одному, не в такую ночь.

 

Желчь аспидов

Драко и без зеркала знал, что выглядит ужасно. Он видел, как удлинились кости; не мог не чувствовать, как сгорбленный позвоночник толкал плечи вперед, когда хотелось сидеть прямо; не мог никуда деться от запаха полуистлевшей плоти. Уход его небывалой красоты хоть и печалил Драко, но настоящим бичом заточения оказались скука и одиночество – и то, что его насильно удерживали в лохмотьях прежней жизни. Драко жаждал умереть, отречься от своего тела и вслед за этим распрощаться с муками и унижением, без которых больше нельзя было представить себе его хрупкую оболочку. Однако все попытки покинуть этот мир силой воли оказались безуспешными: либо плоть так упрямо держалась за Драко, либо что-то глубоко запрятанное в подсознании отказывалось сдаваться.

Когда отец навестит его в следующий раз один, без матери, Драко попросит его о последнем акте милосердия. Хотя, может, Северус на это согласится. Или даже Грейнджер.

Его мать, конечно, и слышать не хотела о том, что с сыном происходит что-то страшное. Она только и говорила о «родовом праве», «апофеозе» и «великолепии», будто не замечая, в какое чудовище он превратился.

Драко потерял последнюю надежду в тот день, когда был вынужден признать, что его мать такая же сумасшедшая, как и ее сестрица. Он сопротивлялся как только мог, но другого объяснения не находилось: нужно быть душевнобольным, чтобы смотреть без содрогания на ту вонючую гнилую массу, в которую он превратился, целовать его и щебетать, будто ничего не случилось.

Беллатриса, Нарцисса…Интересно, что произошло с третьей сестрой? Драко задумался над тем, как мог вильнуть ее жизненный путь, в чем проявилось ее сумасшествие…

Он вздохнул, и в легких забулькало.

Где же Оладушек? Драко учил эльфа читать: процесс доставлял обоим удовольствие и помогал Драко чувствовать себя нужным. Все началось, когда из-за судорог стало невозможно удерживать книгу ни физически, ни с помощью магии, и Драко попросил эльфа почитать вслух. Тот признался, что неграмотен, как и все эльфы Малфоев. Удивлению Драко не было предела. Он послал Оладушка в детскую за старой азбукой, и они немедленно принялись за дело. Оладушек оказался способным учеником и уже мог читать рассказы попроще. Драко было стыдно, что он никогда раньше не задумывался об образовании и умственных способностях эльфов – когда-то они не представляли собой ничего, кроме удобных, практичных предметов домашнего обихода. Однако сейчас все его превосходство сгнило вместе с его телом, и Драко увидел настоящих эльфов – магических существ с собственной культурой, традициями и талантами. Когда они с Оладушком уставали от чтения, то просто переходили к беседам, а когда Драко и от них уставал, то впадал в оцепенение, которое в конце концов превращалось в прерывистый сон, полный сновидений.

Ему часто снились свобода и легкость полета. Чего бы он только ни отдал за еще один круг на метле! Даже если там был бы Поттер. Если честно, с Поттером было даже интереснее – теперь не страшно в этом признаться. Драко обожал соперничество: оно заставляло чувствовать себя полным жизни и сил.

Так он и дремал, а время проходило, нисколько не приближая Драко к столь желанной развязке.

Дверь скрипнула на петлях, и Драко резко проснулся. Он чуть не позвал Оладушка, но секундой позже оказался рад, что голос его не послушался: то была его мать. Драко знал, на кого обрушился бы ее гнев, если бы стала известна его дружба с «низшим существом». Утонченный аромат защекотал ноздри как предвестник появления Нарциссы. Она опять стала использовать духи, больше не заботясь о том, что от этого у него носом шла кровь, а может, даже радуясь ее странному водянистому цвету.

– Дорогой мой, я принесла тебе бульона – ты уже давно ничего не ел.

Правда? Драко совсем забыл.

Нарцисса подошла ближе и мановением руки пододвинула к креслу столик, удерживая поднос в другой руке. От чаши из слоновой кости поднимался аппетитный пар. Рядом с ней на подносе лежала трубочка, чтобы было удобнее пить, и еще один из треклятых маленьких пузырьков. Драко ненавидел их всеми фибрами души: заключенное внутри зелье было жидкой пыткой. От него умирающая оболочка вдруг болезненно сжималась – а может, что-то внутри просто стремилось вырваться наружу. В любом случае, эффект был более чем болезненным. Как-то раз Драко сказал матери, что не будет больше принимать это зелье, потому что оно казалось неправильным лекарством и причиняло боль, но она лишь улыбнулась и влила в него содержимое пузырька, неся какую-то чепуху о «возвышенных страданиях». Сам Драко считал, что страдания были просто страданиями, а никакими не возвышенными.

Хоть Нарцисса и играла роль обеспокоенной матери, Драко не видел на ее бледном, осунувшемся в погоне за властью лице материнской заботы. Когда он был маленьким, она носила красивые яркие мантии и часто дарила ему самые теплые улыбки. А теперь та же женщина предпочитала одеяния в серых тонах, подчеркивающих стерильную белизну ее кожи и будто стирающих все другие цвета, даже синеву ее глаз. Раньше мать Драко часами напролет разговаривала и играла с ним. Теперь же она интересовалась им только как медленно продвигающимся экспериментом. Раньше во время разлуки она присылала конфеты и пирожные – в таких количествах, что Драко в конце концов начал оставлять сладости для всех в слизеринской гостиной. Нынешняя женщина приносила, однако, только лекарство.

Когда же начались изменения? А может, она всегда была такой и только ждала проявления болезни, играя роль заботливой матери, чтобы заполучить соответствующего всем параметрам сына? От этой мысли Драко почувствовал внутри пустоту.

– Давай я тебе помогу, мой дорогой, – предложила Нарцисса, поднимая пузырек наманикюренной рукой.

– Надломи воск, матушка. Мне лучше пить это зелье после еды, а суп еще слишком горячий. Я справлюсь с пузырьком, если ты ослабишь пробку.

– Только не медли, мой драгоценный. Ты же знаешь, какое оно летучее.

– Постараюсь. – Вдруг он нахмурился: – Матушка, почему ты принесла мне суп? Это разве не обязанность эльфов?

– Это отродье не будет нас больше беспокоить, – пренебрежительно ответила Нарцисса. – С этого момента только я буду о тебе заботиться.

– Матушка?.. – от ужаса спина Драко покрылась мурашками.

Она очаровательно улыбнулась и наклонилась, чтобы пригладить остатки его волос.

– Я избавилась от них. Магия – привилегия чистых кровью, мой любимый, и только чистые кровью должны ей управлять. Нельзя позволить, чтобы низшие существа и другие ошибки природы покушались на твое родовое право. Ах, ты так устал. Мне пора. Не забудь свой суп и лекарство.

Драко дождался, пока дверь за ней закроется, и тут шок от услышанного врезался в него, как поезд на полном ходу. Каким небрежным тоном она сказала, что «избавилась» от эльфов… Драко уронил лицо на руки и зарыдал. Слезы лились из его глаз, а от всхлипов содрогалось все тело. Эльфы редко уходили со службы семье, которой поклялись в верности. Добби был исключением со своим талантом соваться везде и всюду, понимать все неправильно и раздражать отца, навлекая на себя его гнев, в то время как нужно было просто держаться на заднем плане, как все остальные эльфы. Как-то раз Драко спросил Оладушка, почему не было больше эльфов, похожих на Добби. Оладушек ответил, что долг домовиков – оставаться со своей семьей и в радости, и в несчастье из-за непоколебимой веры в то, что за хорошей службой последует награда… когда-нибудь.

– Я вас совсем не понимаю, – сказал тогда Драко. – Я бы давно ушел, если бы со мной обращались так, как отец обращался с вами.

– Мастер многому научился, – ответил Оладушек. – Он доказал, что мы верили не напрасно. Этого достаточно.

Какое чувство долга, какая приверженность! Был всего один способ, которым Нарцисса Блэк могла разорвать эту связь.

Драко плакал навзрыд. В поместье работало более сотни эльфов.

– Мне так жаль, – рыдал он. – Мне так жаль, Оладушек, так жаль, – повторял он снова и снова как молитву раскаяния, в то время как суп стыл и покрывался пленкой белесого жира.

– Сэр! Молодой сэр! Мастер Драко, сэр! – донесся до слуха шепот домовика. – Сэр! Пожа-алуйста!

– Оладушек? – прохрипел Драко. – Ты жив? – Он начал тереть свои запекшиеся кровью глаза, чтобы посмотреть на эльфа.

Тот представлял из себя печальное зрелище: бледный и дрожащий, переполненный горем эльф тоже рыдал, и его слезы текли по щекам на наволочку, служившую ему одеянием.

– Оладушек живой, молодой сэр, и ему стыдно.

– Стыдно? Чего тебе стыдиться?

– Женщина убила нас. Мы мертвы.

– В этом нет твоей вины, – сказал Драко так мягко, как только мог, но лицо домовика оставалось печальным.

– Нам идти, когда зовут, и женщина позвать в гостиную. Женщина… она…

– Не нужно, – сказал Драко, но Оладушек продолжил:

– Она держала нас там и убивала, одного за другим. Маму и папу Оладушка, братьев Оладушка, сестренку Оладушка, друзей Оладушка. А Оладушек… – он ударил себя по голове, – Оладушек спрятался.

Драко, пораженный услышанным, потянулся было к эльфу, но тот отстранился.

– Оладушек спрятался, – повторил он надрывно.

– Мне нечего сказать. Мне так жаль, Оладушек.

– Молодому сэру не нужно сожалеть, молодой сэр этого не сделал. Женщина тоже убивает молодого сэра, а Оладушку нужно его защищать. Это обязанность Оладушка, но он и с ней не справляется… – всхлипывая, эльф упал на колени.

Драко попытался встать впервые за несколько месяцев, чтобы дотянуться до эльфа и попытаться его утешить, однако его ноги подкосились и он упал на ковер. Он не мог не вскрикнуть, когда лопнула кожа, но проглотил стоны и взял домовика за руку.

– Оладушек должен помочь молодому сэру! – закричал тот в панике. – Молодой сэр ранен!

– Нет, – сказал Драко так твердо, как мог, несмотря на невыносимую боль. – Ты больше ничем не можешь мне помочь. Спасай себя. Найди отца, расскажи ему, что случилось, и передай, что ему нужно держаться отсюда подальше: уверен, она и его убьет, если появится возможность.

– Но…

– Никаких «но», Оладушек.

Послышался тот звук, которого Драко больше всего боялся: дверная ручка начала поворачиваться.

– Беги, Оладушек! Спасайся!

Драко вздрогнул, когда зеленый луч взорвался около его лица, но эльф уже исчез и был в безопасности. Сконцентрировавшись на дыхании, чтобы ограничить боль, он наблюдал за размеренными шагами матери в свою сторону. Ее элегантные туфли остановились там, где Драко стоял на коленях в пародии на молитву. Ему ничего от нее не было нужно – ничего, кроме той единственной вещи, в которой Нарцисса ему отказывала, хотя щедро раздавала ее в других местах.

– Ах, Драко, глупенький, ты же не принял свое лекарство!

Он слышал, как мать откупорила пузырек. Затем она схватила его за подбородок, чтобы запрокинуть голову, и, улыбаясь, вылила зелье ему в рот. Сладкий оттенок быстро сошел на нет, и Нарцисса оставила Драко корчиться на полу с привкусом горечи во рту.

 

Горше смерти

Гермиона подняла длинное черное перо со своей пожелтевшей лужайки. В слабом солнечном свете перо отливало красным. Оно было уже вторым, найденным этим утром. Оглянувшись вокруг, Гермиона наконец обнаружила ангела, направляющегося вниз по холму в сторону плоской каменной глыбы, с незапамятных времен накрывающей речушку наподобие моста. Ангел находился за пределами защитных заклинаний. Гермиона вздохнула. Казалось, будто он прямо-таки напрашивался на заварушку с рыщущими неподалеку дементорами. А думать о том, что будет, если на него наткнется какой-нибудь любитель пеших прогулок, вообще не хотелось.

– Северус! – позвала Гермиона, обернувшись в сторону дома. – Он опять сделал ноги!

Не то чтобы она не понимала желание ангела побродить по окрестностям: он был одновременно заключен и в телесную оболочку, и под куполомом защитных чар. Однако по прошествии трех дней его гульба начинала вызывать раздражение. Сариэль был все еще не в лучшей форме, и Гермиона чувствовала себя ответственной за его безопасность. Она проверила волшебную палочку в чехле и направилась вниз по тропинке. Несмотря на ледяной ветер, можно было практически наслаждаться отсутствием дождя: ложбина за садом Гермионы защищала путников от капризов погоды. Все начинали потихоньку сходить с ума из-за