БЕЗДЕЙСТВУЮЩИЙ КАПИТАЛ [В ТРАКТОВКЕ БЕЙЛИ]. РОСТ ПРОИЗВОДСТВА БЕЗ ПРЕДШЕСТВУЮЩЕГО ВОЗРАСТАНИЯ КАПИТАЛА 2 страница

Рассмотрим его пример с рабочими семьями, которые могут прожить целый год без капиталиста, а следовательно, являются собственниками своих условий производства и выполняют необ­ходимый для себя труд без разрешения господина капиталиста. Поэтому капиталист, которого Росси заставляет прийти к рабо­чим со своим предложением, является лишь производителем орудий производства. То, что он приходит к рабочим, представ­ляет собой лишь опосредствованный обменом результат разде­ления труда. Даже без всякого соглашения — путем простого обмена — капиталист и рабочие затем распределяют между собой совместно произведенный продукт. Этот обмен и есть распределение, никакого соглашения для этого не нужно. То, что при этом обменивают рабочие семьи, представляет собой абсолютный или относительный прибавочный труд, который стал для них возможен благодаря орудию: либо новый труд в какой-нибудь другой отрасли, выполняемый ими наряду с их прежним трудом, за счет которого они могли жить из года в год до появления капиталиста, либо [прибавочный труд, осуществля­емый] путем применения орудия в их прежней отрасли труда. Здесь г-н Росси превращает рабочего во владельца, обмени­вающего свой [VI—12] прибавочный труд, и, таким образом, благополучно вытравляет в нем последнюю черту, которая могла бы характеризовать его как наемного рабочего; но тем самым он также и в орудии производства вытравляет последнюю черту, которая делает орудие капиталом.

Верно, что рабочий «в сущности потребляет не имущество капиталиста, а свое собственное», но не потому, как полагает г-н Росси, что это только соответственная часть продукта, а потому, что это — соответственная часть его продукта, и оплата рабочего, если отбросить видимость обмена, состоит в том, что часть дня он работает на себя, а другую часть на капиталиста; при этом рабочий вообще получает разрешение работать лишь в том случае, если выполняемый им труд допускает подобное деление. Сам меновой акт, как мы уже видели, представляет собой не момент непосредственного процесса производства, а условие такового. Но в рамках совокупного процесса производства капи­тала, который [процесс] включает в себя различные моменты меновых актов капитала, включает в себя обращение, этот обмен положен как один из моментов совокупного процесса.

Но, говорит Росси, заработная плата фигурирует в расчете дважды: один раз как капитал, другой раз как труд и, таким образом, представляет два различных орудия производства. Если заработная плата представляет орудие производства — труд, то она не может представлять орудие производства — ка­питал. Здесь имеет место путаница, которая также объясняется тем, что Росси принимает всерьез ортодоксальные экономиче­ские различения. В производстве заработная плата фигурирует только один раз, в качестве фонда, предназначенного для пре­вращения в заработную плату, как потенциальная заработная плата. Как только она превратилась в действительную заработ­ную плату, она уже выплачена и фигурирует только в потреб­лении, в качестве дохода рабочего. Но то, что обменивается на заработную плату, представляет собой рабочую силу, которая совсем не фигурирует в производстве, где фигурирует только ее использование — труд. Труд выступает как орудие производ­ства стоимости, потому что он не оплачен, т. е. не представлен в виде заработной платы. Как деятельность, создающая потре­бительную стоимость, труд также не имеет ничего общего с наемным трудом. Заработная плата в руках рабочего — уже не заработная плата, а фонд потребления. Только в руках капи­талиста она представляет собой заработную плату, т. е. ту часть капитала, которая предназначена для обмена на рабочую силу. Для капиталиста заработная плата воспроизвела могущую вновь поступить в продажу рабочую силу, так что с этой стороны само потребление рабочего происходит в интересах капиталиста. Он вовсе не оплачивает самый труд, а только рабочую силу. Ко­нечно, делать это он может лишь благодаря активности самой этой рабочей силы.

Если заработная плата выступает дважды, то не потому, что она дважды представляет два различных орудия производства, а потому, что один раз она выступает с точки зрения производ­ства, а другой раз — с точки зрения распределения. Но эта определенная форма распределения не является каким-то про­извольным соглашением, которое могло бы быть иным, она обусловлена формой самого производства; она представляет собой лишь один из собственных моментов производства, рас­сматриваемый в другом определении.

Стоимость машины, разумеется, образует одну из частей ка­питала, вложенную в нее, но как стоимость машина ничего не производит, хотя машина и приносит доход фабриканту. Зара­ботная плата точно так же не представляет труд в качестве орудия производства, как стоимость не представляет машину в качестве орудия производства. Заработная плата представляет лишь рабочую силу, а так как стоимость рабочей силы существу­ет в качестве капитала отдельно от рабочей силы, то заработная плата представляет часть капитала.

Поскольку капиталист присваивает себе чужой труд и при помощи этого присвоенного труда снова покупает труд, заработ­ная плата —· т. е. представитель труда — выступает, если угод­но г-ну Росси, дважды: 1) как собственность капитала, 2) как представитель труда. Росси беспокоит, собственно говоря, то, что заработная плата является представителем двух орудий производства — капитала и труда; он забывает, что труд как производительная сила включен в капитал, и в качестве труда in esse[xxiii], а не in posse[xxiv], он отнюдь не является орудием произ­водства, отличающимся от капитала, а только впервые превра­щает капитал в орудие производства. Что же касается различия между заработной платой, составляющей часть капитала и одно­временно — доход рабочего, то об этом мы будем говорить в разделе о прибыли и проценте, которым заканчивается эта первая глава о капитале[27].}

[7) ТЕОРИЯ РИКАРДО КАК ОТРАЖЕНИЕ КЛАССОВЫХ АНТАГОНИЗМОВ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА]

{Ссылаясь на свою упоминавшуюся выше работу «The Measure of Value Stated and Illustrated» [London, 1823], Мальтус снова возвращается к тем же вопросам в своих «Definitions in Political Economy», London, 1827. Он говорит там:

«До г-на Рикардо я не встречал ни одного автора, который употреблял бы когда-либо термин заработная плата, или действительная заработная плата, в таком смысле, который подразумевает некоторую пропорцию. Прибыль, действительно, подразумевает некоторую пропорцию; и норма прибыли всегда справедливо выражалась в процентах по отношению к стоимости авансированного капитала. Но что касается заработной платы, то ее повышение или понижение всегда рассматривали не в зависимости от той пропорции, в какой она может находиться ко всему продукту, полу­чаемому благодаря определенному количеству труда, а в зависимости от большего или меньшего количества определенного продукта, получаемого рабочим, или в зависимости от того, дает ли этот продукт больше или меньше власти распоряжаться предметами необходимости и удобства» (стр. 29—30).

Единственная стоимость, которая создается капиталом в условиях какого-либо данного производства, есть стоимость, добавленная посредством нового количества труда. Но эта стоимость состоит из необходимого труда, воспроизводящего заработную плату — сумму, авансированную капиталом в форме заработной платы,— и из прибавочного труда, следовательно из прибавочной стоимости, сверх необходимого труда. Затраты на материал и машины лишь переходят из одной формы в другую. Орудие, так же как и сырой материал, переходит в продукт, и его изнашивание в то же время представляет собой создание формы продукта. Когда сырой материал и орудие ничего не сто­ят, — а в некоторых отраслях добывающей промышленности их все еще можно принять почти равными нулю (сырой материал всегда равен нулю во всех отраслях добывающей промышлен­ности, при добыче металла, при добыче угля, в рыбной ловле, охоте, при рубке первобытных лесов и т. д.), — то они абсолютно ничего и не добавляют к стоимости продукции. Их стоимость представляет собой результат прежнего производства, а не того непосредственного производства, где они служат в качестве орудия и материала. Поэтому прибавочная стоимость может быть измерена лишь по отношению к необходимому труду. При­быль представляет собой лишь вторичную, производную и трансформированную форму прибавочной стоимости, буржуаз­ную форму, в которой стерлись следы ее происхождения.

Сам Рикардо этого никогда не понимал по следующим при­чинам: 1) он всегда говорит только о делении готового количе­ства продукта, а не о первоначальном возникновении этого различия [между прибылью и заработной платой]; 2) понима­ние этого заставило бы его увидеть, что между капиталом и трудом возникает отношение, весьма отличное от менового отно­шения, а Рикардо был не вправе понять, что буржуазная систе­ма эквивалентов переходит в присвоение без эквивалента и основана на таком присвоении; 3) положение Рикардо об отно­сительной прибыли и относительной заработной плате относится только к тому, что определенная совокупная стоимость делится на две части, а если вообще какое-либо количество делится на две части, то по необходимости величины обеих частей обратно пропорциональны друг другу. К этой банальности рикардиан-ская школа впоследствии и свела не без основания все дело.

Интерес, побудивший Рикардо к установлению понятия от­носительной заработной платы и относительной прибыли, заклю чался не в стремлении вскрыть основу созидания прибавочной стоимости — ибо Рикардо исходит из той предпосылки, что некоторая данная стоимость подлежит разделу между заработ­ной платой и прибылью, между трудом и капиталом, он, таким образом, считает это деление само собой разумеющимся, — а в том, чтобы, во-первых, впротивовес обычному определению цены выдвинуть то правильное определение, которое он установил для стоимости, показав, что сама граница стоимости не затра­гивается распределением стоимости, ее различным разделением на прибыль и заработную плату; во-вторых, объяснить не времен­ное, а постоянное понижение нормы прибыли, представлявшее­ся ему необъяснимым при той предпосылке, что на труд при­ходится неизменная часть стоимости; в-третьих, объясняя это понижение прибыли повышением заработной платы, а само это повышение заработной платы — повышением стоимости земледельческих продуктов, т. е. возрастающей трудностью их производства, одновременно объяснить земельную ренту как не находящуюся в противоречии с его принципом стоимости.

В то же время это давало полемическое оружие промышлен­ному капиталу против земельной собственности, эксплуатиру­ющей успехи промышленности. Но вместе с тем, побуждаемый простой логикой, Рикардо, таким образом, провозгласил анта­гонистическую природу прибыли, труда и капитала, [VI—13] как бы он потом ни старался доказать рабочему, что этот антаго­нистический характер прибыли и заработной платы совершенно не затрагивает его реального дохода и что, наоборот, относитель­ное (не абсолютное) повышение заработной платы вредно, так как оно задерживает накопление, а развитие промышленности при­носит пользу только праздному земельному собственнику. Но все же антагонистическая форма была провозглашена, и Кэри, который не понимает Рикардо, мог поэтому его бранить, называя отцом коммунистов и т. д.[28], причем в определенном смысле он прав, хотя сам он и не понимает этого определенного смысла.

Другие же экономисты, которые, подобно Мальтусу, абсолют­но ничего не хотят знать об относительной (а потому антагони­стической) природе заработной платы, с одной стороны, хотят замазать противоположность; с другой стороны, они утвержда­ют, что рабочий просто обменивает определенную потребитель­ную стоимость, свою рабочую силу, на капитал и поэтому отказывается от производительной силы, от силы труда, созда­ющей новую стоимость, что рабочий не имеет ничего общего с продуктом и что поэтому при обмене между капиталистами и рабочими, при выплате заработной платы, как и при всяком простом абмене, где экономически предположены эквиваленты, — все дело только в количестве, в количестве потребительной стоимости.

Как это ни правильно, с одной стороны, но кажущаяся форма меновой сделки, обмена приносит с собой то, что рабочий, когда конкуренция дает ему прямую возможность торговаться и спорить с капиталистом, измеряет свои притязания по прибыли капиталиста и требует определенного участия в созданной им прибавочной стоимости; и таким образом пропорция становится реальным моментом самой экономической жизни. Далее, в борьбе обоих классов, — которая неизбежно появляется с развитием рабочего класса — измерение взаимного расстояния между ними, которое как раз посредством заработной платы выражено в качестве пропорции, становится решающе важным. Видимость обмена исчезает в процессе производства, ведущегося капитали­стическим способом. Посредством самого процесса и его повто­рения устанавливается то, что существует an sich[xxv]: что рабочий в виде заработной платы получает от капиталиста лишь часть своего собственного труда. Затем это входит и в сознание как рабочих, так и капиталистов.

Для Рикардо вопрос, собственно, заключается только в том, какую долю в совокупной стоимости составляет в процессе разви­тия необходимая заработная плата. Речь у него идет всегда только о необходимой заработной плате; ее относительная природа, следовательно, интересует не рабочего, который [при возрастании относительной заработной платы], как и прежде, получает тот же самый минимум,— а только капитали­ста, у которого меняются вычеты из его чистого дохода, хотя рабочие и не получают большее количество потребительной стоимости. Однако уже то обстоятельство, что Рикардо, хотя и в связи с совершенно иными проблемами, сформулировал анта­гонистическую природу прибыли и заработной платы, само показывает, что в его эпоху способ производства, основанный на капитале, принимал форму, все более и более адекватную своей природе.

По поводу рикардовской теории стоимости Мальтус в цитиро­ванных выше «Definitions in Political Economy» замечает:

«Утверждение Рикардо, что в той же самой мере, в какой повышается стоимость заработной платы, прибыль понижается, и наоборот, верно лишь при предположении, что товары, на производство которых затрачено одно и то же количество труда, всегда имеют одинаковую стоимость,— предпо­ложение, которое оказывается верным едва ли в одном случае из 500, как это необходимо происходит вследствие того, что с развитием цивилизации и техники количество применяемого основного капитала все время возра­стает, а периоды оборота оборотного капитала становятся все более раз­личными и неравными» (стр. 31—32).

(Это относится к ценам, а не к стоимости.) По поводу своего собственного открытия истинной меры стоимости Мальтус говорит следующее:

«Во-первых: нигде я не встречал такой формулировки, что то количест­во труда, которым обычно распоряжается какой-нибудь товар, должно представлять и измерять затраченное на производство этого товара коли­чество труда вместе с прибылью... Представляя затраченное на производ­ство какого-нибудь товара количество труда вместе с прибылью, труд представляет естественные и необходимые условия предложения товара, или элементарные издержки его производства... Во-вторых: нигде я не встречал такой формулировки, что, как бы ни изменялось плодородие почвы, элементарные издержки производства заработной платы за данное количество труда всегда будут с необходимостью одни и те же» (там же, стр. 196—197).

Это означает только то, что заработная плата всегда равна необходимому для ее производства рабочему времени, которое меняется вместе с производительностью труда. Количество то­варов остается тем же.

«Если рассматривать стоимость как всеобщую покупательную силу какого-либо товара, то это относится к покупке всех товаров, к совокупной массе товаров. Но эта масса вовсе не поддается учету... Нельзя ни на минуту отрицать, что труд лучше, чем какой-либо другой предмет, пред­ставляет среднюю [стоимость] совокупной массы продуктов [товаров]» (стр. 205). «Значительная группа товаров, как например сырые продукты, с прогрессом общества повышается в цене по сравнению с трудом, тогда как продукты промышленности понижаются в цене. Поэтому недалеко от истины будет утверждение, что в среднем та масса товаров, которой в одной и той же стране распоряжается данное количество труда, не может на протяжении нескольких столетий очень существенно изменяться» (стр. 206). «Стоимость всегда должна быть стоимостью, способной к обмену на труд» (стр. 224, примечание).

Иными словами, доктрина Мальтуса такова: стоимость това­ра, содержащийся в нем труд, представлена живыми рабочими днями, которыми распоряжается товар, на которые он может быть обменен, и поэтому стоимость товара представлена заработ­ной платой. Живые рабочие дни содержат в себе как [необходи­мое], так и прибавочное время. Окажем Мальтусу максимальное одолжение, которое мы можем ему оказать, а именно, допустим, что отношение прибавочного труда к необходимому труду, т. е. отношение заработной платы к прибыли, всегда остается постоян­ным. Прежде всего, то обстоятельство, что г-н Мальтус говорит о затраченном на производство товара труде вместе с прибылью, уже доказывает его путаницу, так как прибыль может составлять как раз лишь часть затраченного труда. Мальтус имеет ори этом в виду прибыль сверх затраченного труда, которая, по его мнению, проистекает из основного капитала и т. д. Это может иметь отношение только к распределению совокупной при­были между различными участниками дележа этой совокупной прибыли, а не к общему количеству прибыли, так как если бы все взамен своих товаров получали содержащийся в них труд плюс прибыль, то откуда же возьмется эта прибыль, г-н Маль­тус? Если один получит за свой товар содержащийся в нем труд плюс прибыль, то другой должен получить содержащийся в его товаре труд минус прибыль; причем прибыль рассматри­вается здесь как излишек над действительной прибавочной стои­мостью. Это, стало быть, отпадает.

Предположим, что затраченный труд равен трем рабочим дням, и если отношение прибавочного рабочего времени [к со­вокупному рабочему времени] равно 1 : 2, то эти три рабочих дня получены путем оплаты полутора рабочих дней. Рабочие, действительно, проработали 3 дня, но каждому была оплачена только половина рабочего времени. Иными словами, в товаре, который они получили за 3 рабочих дня, содержалось только 1¹/₂ дня. За 3 рабочих дня, которые содержатся в его товаре, капиталист, при прочих равных условиях, получил бы, стало быть, 6 рабочих дней. (Это верно лишь потому, что прибавочное рабочее время предположено равным необходимому рабочему времени и, следовательно, во втором случае мы имеем только повторение первого случая.)

(Относительная прибавочная стоимость, очевидно, ограни­чена не только прежде приведенным соотношением [между необ­ходимым и прибавочным рабочим временем], но и тем соотноше­нием, которое определяет поступление продукта в потребление рабочего. Если бы капиталист в результате роста производитель­ных сил мог получить двойное количество кашемировых шалей и если бы они продавались по их стоимости, то он не создал бы относительной прибавочной стоимости, так как рабочие не по­требляют таких шалей, и, следовательно, время, необходимое для воспроизводства их рабочей силы, осталось бы тем же самым. На практике дело обстоит не так, потому что в подобных случаях цена превышает стоимость. Здесь, в теории, это нас еще не касается, так как рассматривается капитал как таковой, а не в какой-либо особой отрасли.)

Сказанное выше означает, что капиталист выплатит рабочим заработную плату за 3 дня, а заставит работать 6 дней; при по­мощи каждой ¹/₂ дня он покупает целый день; следовательно, при помощи ⁶/₂ дня, т. е. 3 дней, — 6 дней. Следовательно, утверждать, что те рабочие дни, которыми распоряжается товар, или та заработная плата, которую он платит, выражают стоимость этого товара, — значит абсолютно не понимать природу капи­тала и наемного труда. То обстоятельство, что овеществленные рабочие дни распоряжаются большим количеством живых ра­бочих дней, составляет суть всякого созидания стоимости и созидания капитала. Но было бы правильно, если бы г-н Маль­тус сказал, что живое рабочее время, которым распоряжается товар, выражает меру возрастания его стоимости, меру пола­гаемого им прибавочного труда. Однако это было бы только тавтологией, означало бы только, что по мере того как товар полагает больше [живого] труда, он полагает его больше, т. е. это выражало бы нечто противоположное тому, чего хочет Маль­тус, означало бы, что прибавочная стоимость получается вслед­ствие того, что то живое рабочее время, которым распоряжается товар, никогда не представляет содержащееся в нем рабочее время. (Теперь мы, наконец, покончили с Мальтусом.)}

[8) СОЦИАЛЬНАЯ ПРИРОДА КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО СПОСОБА ПРОИЗВОДСТВА В ПОНИМАНИИ БУРЖУАЗНЫХ ЭКОНОМИСТОВ]

[а) Формулировка цели капиталистического производства у Чалмерса]

[VI—14] {Выше, анализируя понятие капитала, мы выясни­ли, что он представляет собой стоимость как таковую, деньги, которые сохраняются в обращении и возрастают путем обмена на живой труд. Поэтому целью производящего капитала никогда не является потребительная стоимость, а всегда является всеобщая форма богатства как богатства. Поп Т. Чалмерс в своем, вообще говоря, во многих отношениях, нелепом и отвра­тительном сочинении «On Political Economy in connexion with the Moral State and Moral Prospects of Society» (2nd edition, London, 1832) правильно понял этот вопрос, не впадая, с другой стороны, в идиотизм таких субъектов, как Ферье[29] и другие, которые смешивают деньги в качестве стоимости капитала с реально наличными металлическими деньгами. Во время кризисов капи­тал (в качестве товара) не может быть обменен не потому, что в наличии имеется слишком мало средств обращения; наоборот, капитал не обращается потому, что он не может быть обменен. То значение, которое во время кризисов приобретают наличные деньги, вызвано исключительно тем, что в то время как капитал не может быть обменен по своей стоимости — а только поэтому стоимость капитала и выступает по отношению к нему зафикси­рованной в форме денег,— приходится платить по обязатель­ствам; наряду с прерванным обращением имеет место прину­дительное обращение.

Чалмерс говорит следующее:

«Когда потребитель отказывается от определенных товаров, то не всегда потому, как полагают новые экономисты, что он предпочитает купить другие товары, а потому, что он хочет сохранить полностью свою общую покупательную способность. И когда купец выносит товары на рынок, то, как правило, не в поисках других товаров, которые могут быть даны в обмен... Он хочет расширить свою общую способность покупать все товары. Ничего не дает утверждение, что деньги тоже являются товаром. Реальные металлические деньги, в которых нуждается купец, составляют лишь небольшую часть его капитала, даже небольшую часть его денежного капитала; весь этот капитал, хотя он и оценивается в деньгах, можно заставить, в силу письменных договоров, описать свою орбиту и выполнить все свои задачи при помощи наличных денег, составляющих лишь незначи­тельную часть всего капитала. Основная цель денежного капиталиста состоит фактически в увеличении номинальной суммы его состояния. Если его капитал в данном году составляет в денежном выражении, например, 20 000 ф. ст., то цель капиталиста состоит в том, чтобы в следующем году он составил в денежном выражении 24 000 ф. ст. Увеличивать свой капитал в его денежном выражении, это — единственный способ, при помощи кото­рого он, как купец, может служить своим интересам. Важность этой цели для него не меняется из-за колебаний денежного обращения или из-за изменения реальной стоимости денег. Например, за год он может увеличить свой капитал с 20 000 до 24 000 ф. ст.; но вследствие падения стоимости денег может не возрасти его распоряжение предметами комфорта и т. д. Тем не менее это увеличение его капитала настолько же в его интересах, как если бы деньги не упали в стоимости; ибо в противном случае его денеж­ное богатство осталось бы стационарным, а его реальное богатство умень­шилось бы в отношении 24 к 20... Товары» (т. е. потребительные стоимости, реальное богатство) «не являются поэтому конечной целью промышлен­ного капиталиста»

(иллюзия монетарной системы состоит лишь в том, что в ре­альных металлических деньгах (или же в бумажных деньгах, что не меняет дела), короче, в форме стоимости, выступающей как реальные деньги, она видела всеобщую форму богатства и самообогащения; между тем именно по мере того как деньги воз­растают в качестве накопления всеобщей покупательной спо­собности, они относительно уменьшаются в своей определенной форме средства обращения или также в форме реализованного сокровища. В качестве чека на реальное богатство или на произ­водительную силу деньги принимают тысячу форм),

«если не считать расходования им своего дохода на покупку предметов потребления. При расходовании капитала промышленного капиталиста и при покупках для производства конечная цель промышленного капита­листа — деньги» (заметьте: не монета) (стр. 164—166).

«Прибыль»,— говорит все тот же Чалмерс,— «приводит к тому, что услуги свободного населения привлекаются к другим хозяевам, помимо одних лишь земельных собственников.., поскольку расход этих хозяев превышает их насущные жизненные потребности» (стр. 77—78).}

Совокупный процесс обращения Чалмерс в вышеуказанной книге называет экономическим циклом:

«Можно считать, что мир производственных связей движется по кругу, который мы назовем экономическим циклом и в котором каждый оборот завершается, как только предприятие, совершив последовательный ряд своих операций, снова приходит к тому пункту, с которого начался оборот. Началом можно считать тот пункт, когда к капиталисту поступают плате­жи, посредством которых к нему возвращается его капитал; от этого пункта он снова переходит к тому, чтобы завербовать себе рабочих и распределить между ними в виде заработной платы средства их существования, или, вернее, силу, необходимую для приобретения этих средств; получить от них изготовленные предметы, которыми он торгует; доставить эти предме­ты на рынок и там довести до завершения кругооборот этого ряда движе­ний, продавая эти предметы и получая в выручке за товары возмещение всех своих капитальных затрат. Вмешательство денег отнюдь не меняет реального характера этой операции» (стр. 85).

[б) Различия в продолжительности оборота капитала. Неравенство во времени, необходимом для производства различных товаров]

Различие в обороте, поскольку оно зависит от той фазы про­цесса обращения, которая совпадает с непосредственным про­цессом производства, зависит не только от большей или меньшей продолжительности рабочего времени, необходимого для изго­товления предмета (например для постройки канала и т. д.), но в некоторых отраслях производства — в земледелии — так­же и от тех перерывов в работе, которые вызваны природой самого труда и во время которых, с одной стороны, не исполь­зуется капитал, а с другой стороны, прекращается труд. Таков пример А. Смита[30] о том, что пшеница представляет собой такой продукт, процесс производства которого продолжается один год, в то время как процесс производства быка продол­жается 5 лет. Поэтому на быка затрачивается пять лет труда, на пшеницу — только один год.

Труд, затрачиваемый, например, на пастбищное скотовод­ство, незначителен. С другой стороны, в собственно земледелии незначителен тот труд, который затрачивается, например, в зимний период. В земледелии (а также — в большей или мень­шей степени — в некоторых других отраслях производства), вследствие условий самого процесса производства, имеют место перерывы, паузы в рабочем времени, которое в определенный момент должно быть возобновлено для продолжения или завер­шения процесса производства; непрерывность процесса производ­ства здесь не совпадает с непрерывностью процесса труда. Это первый момент различия [в продолжительности оборота капи­тала]. Во-вторых: [в какой-нибудь данной отрасли производства] для завершения продукта, для приведения его в законченное состояние вообще требуется более продолжительное [чем в других отраслях производства] время; речь идет об общей про­должительности процесса производства, независимо от того, имеют ли место или нет перерывы в осуществляемых трудом операциях, — о различной продолжительности фазы производ­ства вообще. В-третьих: после того как [в какой-нибудь дан­ной отрасли производства] закончено производство продукта, бывает необходимо, чтобы он лежал без использования более продолжительное [по сравнению с продуктами других отраслей производства] время, требуя сравнительно небольших затрат труда, и был предоставлен течению природных процессов, как, например, вино (логически это приблизительно тот же случай, что и первый). В-четвертых: требуется более продолжительное время для доставки продукта на рынок, если этот продукт предназначен для более отдаленного рынка (логически это сов­падает со вторым случаем). В-пятых: более короткий или более длинный период общего оборота капитала (период его общего воспроизводства), поскольку он определяется соотношением между основным и оборотным капиталом, относится, очевидно, не к непосредственному процессу производства, не к его продол­жительности, а определяется обращением. Время воспроизвод­ства совокупного капитала определяется совокупным процессом в целом, включая обращение.