Издевательства над женщинами 2 страница

Показания свидетелей и очевидцев субъективны — повторим еще раз этот старый трюизм. И тем не менее, по каким теоретическим основаниям заранее надо признать малодостоверными груды показаний, собранных комиссией, те обследования на местах, которые она производила с соблюдением, как говорит она в своих протоколах, «требований Устава Уголовного Производства»? Можно с иронией относиться к общепринятым юридическим нормам, и тем не менее они в жизни обеспечивают ту элементарную хотя бы законность, которая исчезает при отсутствии этих традиционных гарантий. В комиссии работали заслуженные общественные деятели, прошедшие нередко хороший юридический стаж; в ней принимали участие официальные представители местных общественных самоуправлений, профессиональных союзов и т. д.

Материалы Комиссии когда-нибудь будут разработаны и опубликованы, и только тогда они смогут быть подвергнуты всесторонней оценке. Деникинская Комиссия ставила себе не столько «следственные задачи», сколько собирание материалов о деятельности большевиков; производила она свою работу по определенной программе, которая включала в себя «расследование мероприятий большевиков в различных сферах государственной и народной жизни» — и работа ее дала действительно полную и красочную картину большевизма 1918–1919 гг. Условия русской жизни еще таковы, что я, пользуясь материалами Комиссии при втором издании своей книги, к сожалению, должен был оперировать с анонимами. Я не имел права, за редким исключением, называть имен, не зная где в данный момент находятся лица, сообщавшие Комиссии свои наблюдения и известные им факты. Мне приходилось ограничиваться лишь глухими ссылками на «Материалы» Особой Комиссии и тем, конечно, ослаблять их показательную ценность. Субъективность показаний, связанная с определенным именем, приобретает и иной удельный вес.

Оглядывая всю совокупность материала легшего в основу моей работы, я должен, быть может, еще раз подчеркнуть, что в наши дни он не может быть подвергнут строгому критическому анализу — нет данных, нет возможности проверить во всем его достоверность. Истину пока можно установить только путем некоторых сопоставлений. Я повсюду старался брать однородные сведения из источников разных политических направлений. Такая разнородность источников и однородность показаний сами по себе, как мне представляется, свидетельствуют о правдивости излагаемого. Пусть читатель сделает сам эти необходимые сопоставления.

 

«КРАСНЫЙ ТЕРРОР»

 

«В стране, где свобода личности дает возможность честной, идейной борьбы… политическое убийство, как средство борьбы, есть проявление деспотизма».

Исполн. Комитет Нар. Воли

 

Я прожил все первые пять лет большевистского властвования а России, Когда я уехал в октябре 1922 года, то прежде всего остановился в Варшаве. И здесь мне случайно на первых же порах пришлось столкнуться с одним из самых сложных вопросов современной общественной психики и общественной морали.

В одном кафе, содержимом на коллективных началах группой польских интеллигентных женщин, одна дама, подававшая мне кофе, вдруг спросила:

— Вы русский и недавно из России?

— Да.

— Скажите, пожалуйста, почему не найдется никого, кто убил бы Ленина и Троцкого?

Я был несколько смущен столь неожиданно в упор поставленным вопросом, тем более, что за последние годы отвык в России от возможности открытого высказывания своих суждений. Я ответил ей однако, что лично, искони будучи противником террористических актов, думаю, что убийства прежде всего не достигают поставленной цели.

— Убийство одного спасло бы, возможно, жизнь тысячей, погибающих ныне бессмысленно в застенках палачей. Почему же при паре среди социалистов находилось так много людей, готовых жертвовать собой во имя спасения других или шедших на убийство во имя отомщения за насилие? Почему нет теперь мстителей за поруганную честь? У каждого есть брат, сын, дочь, сестра, жена. Почему среди них не подымется рука, отомщающая за насилие? Этого я не понимаю.

И я должен был, оставляя в стороне вопрос о праве и морали насилия[11], по совести ей ответить, что основная причина, мне кажется, лежит в том, что при существующем положении, когда человеческая жизнь в России считается ни во что, всякого должна останавливать мысль, что совершаемый им политический акт, его личная месть, хотя бы во имя родины, повлечет за собою тысячи невинных жертв; в то время как прежде погибал или непосредственный виновник совершенного деяния или в крайнем случае группа ему сопричастных — теперь иное. И сколько примеров мы видим за последние годы!

 

Институт заложников

 

«Террор — бесполезная жестокость, осуществляемая людьми, которые сами боятся».

Энгельс

 

17-го августа 1918 г. в Петербурге бывшим студентом, юнкером во время войны, социалистом Каннегиссером был убит народный комиссар Северной Коммуны, руководитель Петербургской Чрезвычайной Комиссии — Урицкий. Официальный документ об этом акте гласит: «При допросе Леонид Каннегиссер заявил, что он убил Урицкого не по постановлению партии, или какой-нибудь организации, а по собственному побуждению, желая отомстить за арест офицеров и расстрел своего друга Перельцвейга»[12].

28-го августа социалистка Каплан покушалась на жизнь Ленина в Москве.

Как ответила на эти два террористических акта советская власть?

По постановлению Петроградской Чрезвычайной Комиссии — как гласит официозное сообщение в «Еженедельнике Чрез. Ком.» 20-го октября (№ 5) — расстреляно 500 человек заложников. Мы не знаем и, вероятно, никогда не узнаем точной цифры этих жертв — мы не знаем даже их имен. С уверенностью однако можно сказать, что действительная цифра значительно превосходит цифру приведенного позднейшего полуофициального сообщения (никакого официального извещения никогда не было опубликовано). В самом деле, 23-го марта 1919 года английский военный священник Lombard сообщал лорду Керзону: «в последних числах августа две барки, наполненные офицерами, потоплены и трупы их были выброшены в имении одного из моих друзей, расположенном на Финском заливе; многие были связаны по двое и по трое колючей проволокой»[13].

Что же это, неверное сообщение? Но об этом факте многие знают и в Петрограде и в Москве. Мы увидим из другого источника, что и в последующее время большевистская власть прибегала к таким варварским способам потопления врагов (напр., в 1921 г.).

Один из очевидцев петроградских событий сообщает такие детали:

«Что касается Петрограда, то, при беглом подсчете, число казненных достигает 1.300, хотя большевики признают только 500, но они не считают тех многих сотен офицеров, прежних слуг и частных лиц, которые были расстреляны в Кронштадте и Петропавловской крепости в Петрограде без особого приказа центральной власти, по воле местного Совета; в одном Кронштадте за одну ночь было расстреляно 400 чел. Во дворе были вырыты три больших ямы, 400 человек поставлены перед ними и расстреляны один за другим»[14].

«Истерическим террором» назвал эти дни в Петрограде один из руководителей Вс. Чр. Ком., Петерс, в интервью, данном газетному корреспонденту в ноябре: «Вопреки распространенному мнению, — говорил Петерс, — я вовсе не так кровожаден, как думают». В Петербурге «мягкотелые революционеры были выведены из равновесия и стали чересчур усердствовать. До убийства Урицкого в Петрограде не было расстрелов, а после него слишком много и часто без разбора, тогда как Москва в ответ на покушение на Ленина ответила лишь расстрелом нескольких царских министров». И тут же однако не слишком кровожадный Петерс грозил: «я заявляю, что всякая попытка русской буржуазии еще раз поднять голову, встретит такой отпор и такую расправу, перед которой побледнеет все, что понимается под красным террором» [15].

Оставляю пока в стороне совершенно ложное утверждение Петерса, что до убийства Урицкого в Петрограде не было смертных казней. Итак, в Москве за покушение социалистки на Ленина расстреляно лишь несколько царских министров! Петерс не постыдился сделать это заявление, когда всего за несколько дней перед тем в том же «Еженедельнике Ч.К.» (№ 6) был опубликован весьма укороченный список расстрелянных за покушение на Ленина. Их было опубликовано через два месяца после расстрела 90 человек[16]. Среди них были и министры, были офицеры, как были и служащие кооперативных учреждений, присяжные поверенные, студенты, священники и др. Мы не знаем числа расстрелянных. Кроме единственного сообщения в «Еженедельнике Ч.К.»[17]никогда ничего больше не было опубликовано, А между тем мы знаем, что людей в эти дни в Москве по общим сведениям было расстреляно больше 300[18].

Те, которые сидели в эти поистине мучительные дни в Бутырской тюрьме, когда были арестованы тысячи людей из самых разнообразных общественных слоев, никогда не забудут своих душевных переживаний. Это было время, названное одним из очевидцев «дикой вакханалией красного террора»[19]. Тревожно и страшно было по ночам слышать, а иногда и присутствовать при том, как брали десятками людей на расстрел. Приезжали автомобили и увозили свои жертвы, а тюрьма не спала и трепетала при каждом автомобильном гудке. Вот войдут в камеру и потребуют кого-нибудь «с вещами» в «комнату душ»[20]— значит на расстрел. И там будут связывать попарно проволокой. Если бы вы знали, какой это был ужас! Я сидел в эти дни в тюрьме, и сам переживал все эти страшные кошмары. Возьму один рассказ очевидца:[21]

«В памяти не сохранились имена многих и многих, уведенных на расстрел из камеры, в которой сидел пишущий эти строки в Ленинские августовские дни 1918 года, но душераздирающие картины врезались в память и вряд ли забудутся до конца жизни…»

«Вот группа офицеров, в числе пяти человек, через несколько дней после „Ленинского выстрела“ вызывается в „комнату душ“. Некоторые из них случайно были взяты при облаве на улице. Сознание возможности смерти не приходило им в голову, они спокойно подчинились своей судьбе — сидеть в заключении…

И вдруг… „с вещами по городу в комнату душ“. Бледные, как полотно, собирают они вещи. Но одного выводной надзиратель никак не может найти. Пятый не отвечает, не откликается. Выводной выходит и возвращается с заведующим корпусом и несколькими чекистами. Поименная проверка. Этот пятый обнаруживается… Он залез под койку. Его выволакивают за ноги… Неистовые звуки его голоса заполняют весь коридор. Он отбивается с криком: „За что? Не хочу умирать!“ Но его осиливают, вытаскивают из камеры… и они исчезают… и вновь появляются во дворе… Звуков уже не слышно… Рот заткнут тряпками.

Молодой прапорщик Семенов арестован за то, что во время крупного пожара летом 1918 года на Курском вокзале (горели вагоны на линии), находясь среди зрителей, заметил, что вероятно вагоны подожгли сами большевики, чтобы скрыть следы хищения. Его арестовали, а вместе с ним арестовали на квартире его отца и брата. Через три месяца после допроса следователь уверил его, что он будет освобожден. Вдруг… „с вещами по городу“. И через несколько дней его фамилия значилась в числе расстрелянных. А через месяц при допросе отца следователь сознался ему, что сын был расстрелян по ошибке, „в общей массе“ расстрелянных.

Однажды к нам в камеру ввели юношу лет 18–19, ранее уведенного из нашего коридора. Он был арестован при облаве на улице в июле 1918 г. около храма Христа Спасителя. Этот юноша рассказал нам, что через несколько дней по привозе его в В.Ч.К., его вызвали ночью, посадили на автомобиль, чтобы отвезти на расстрел (в 1918 году расстреливали не в подвале, а за городом). Совершенно случайно кто-то из чекистов обратил внимание, что расстрелять они должны не молодого, а мужчину средних лет. Справились, — оказалось фамилия и имя те же самые, отчества расходятся, и расстреливаемому должно быть 42 года, а этому 18. Случайно жизнь его была спасена и его вернули к нам обратно.

Красный террор целыми неделями и месяцами держал под Дамокловым мечом тысячи людей. Были случаи, когда заключенные отказывались выходить из камеры на предмет освобождения из тюрьмы, опасаясь, что вызов на волю — ловушка, чтобы обманом взять из тюрьмы на расстрел. Были и такие случаи, когда люди выходили из камеры в полном сознании, что они выходят на волю, и сокамерники обычными приветствиями провожали их. Но грез несколько дней фамилии этих мнимо освобожденных указывались в списке расстрелянных. А сколько было таких, имена которых просто не опубликовывались...»

Не только Петербург и Москва ответили за покушение на Ленина сотнями убийств. Эта волна прокатилась по всей советской России — и по большим и малым городам и по местечкам и селам. Редко сообщались в большевистской печати сведения об этих убийствах, но все же в «Еженедельнике» мы найдем упоминание и об этих провинциальных расстрелах, иногда с определенным указанием: расстрелян за покушение на Ленина. Возьмем хотя бы некоторые из них.

«Преступное покушение на жизнь нашего идейного вождя, тов. Ленина, — сообщает Нижегородская Ч.К., — побуждает отказаться от сентиментальности и твердой рукой провести диктатуру пролетариата». «Довольно слов!..» «В силу этого» — комиссией «расстрелян 41 человек из вражеского лагеря». И дальше шел список, в котором фигурируют офицеры, священники, чиновники, лесничий, редактор газеты, стражник и пр. и пр. В этот день в Нижнем на всякий случай взято до 700 заложников. «Раб. Кр. Ниж. Лист» пояснял это: «на каждое убийство коммуниста или на покушение на убийство мы будем отвечать расстрелом заложников буржуазии, ибо кровь наших товарищей убитых и раненых требует отомщения».

«В ответ на убийство тов. Урицкого и покушение на тов. Ленина… красному террору подвергнуты», по постановлению Сумской (Харьковской губ.) уездной Ч.К., трое летчиков; Смоленской Областной Комиссией 38 помещиков Западной Области; Новоржевской — какие-то Александра, Наталия, Евдокия, Павел и Михаил Росляковы; Пошехонский — 31 (целыми семьями: 5 Шалаевых, 4 Волковых), Псковской — 31, Ярославской — 38, Архангельской — 9, Себежской — 17, Вологодской — 14, Брянской — 9 грабителей (!!) и т. д.

Всероссийской Ч.К. за покушение на вождя всемирного пролетариата среди других расстреляны: артельщик Кубицкий за ограбление 400 т,р., два матроса за то же, комиссар Ч.К. Пискунов, «пытавшийся продать револьвер милиционеру», два фальшивомонетчика и др. Такой список, между прочим, был опубликован в № 3 «Еженедельника В.Ч.К.», Таких опубликованных списков можно было бы привести десятки, а неопубликованных — не было места, где бы не происходили расстрелы «за Ленина».

Характерен экстренный бюллетень Ч.К. по борьбе с контрреволюцией в гор. Моршанске, выпущенный по поводу происходивших событий. Он между прочим гласил: «Товарищи! Нас бьют по одной щеке, мы это возвращаем сторицей и даем удар по всей физиономии. Произведена противозаразная прививка, т. е. красный террор… Прививка эта сделана по всей России, в частности в Моршанске, где на убийство тов. Урицкого и ранение т. Ленина ответили расстрелом… (перечислено 4 человека) и если еще будет попытка покушения на наших вождей революции и вообще работников, стоящих на ответственных постах из коммунистов, то жестокость проявится в еще худшем виде… Мы должны ответить на удар — ударом в десять раз сильнее». И впервые, кажется, появляется официальное заявление о заложниках, которые будут «немедленно расстреляны», при «малейшем контрреволюционном выступлении». «За голову и жизнь одного из наших вождей должны слететь сотни голов буржуазии и всех ее приспешников» — гласило объявление «всем гражданам города Торжка и уезда», выпущенное местной уездной Ч.К. Далее шел список арестованных и заключенных в тюрьму, в качестве «заложников»: инженеры, купцы, священники и… правые социалисты-революционеры. Всего 20 человек. В Иванове-Вознесенске заложников взято 184 человека и т. д. В Перми за Урицкого и Ленина расстреляно 50 человек[22].

Не довольно ли и приведенных фактов, чтобы опровергнуть официальные сообщения. За Урицкого и Ленина действительно погибли тысячи невинных по отношению к этому делу людей. Тысячи по всей России были взяты заложниками. Какова была их судьба? Напомним хотя бы о гибели ген. Рузского, Радко-Дмитриева и других заложников в Пятигорске. Они, в количестве 32, были арестованы в Ессентуках «во исполнение приказа Народного Комиссара внутренних дел тов. Петровского», как гласило официальное сообщение[23], заканчивавшееся угрозой расстрела их «при попытке контрреволюционных восстаний или покушения на жизнь вождей пролетариата». Затем были взяты заложники в Кисловодске (в числе 33) и в других местах. Всего числилось 160 человек, собранных в концентрационном лагере в Пятигорске. 13-го октября в Пятигорске произошло следующее событие: большевистский главком Сорокин пытался совершить переворот, имевший целью очистить «советскую власть от евреев». Им были, между прочим, арестованы и убиты некоторые члены Ч.К. «В оправдание своей расправы Сорокин — как говорят материалы Деникинской Комиссии, которыми мы пользуемся в данном случае[24]— представил документы, якобы изобличавшие казненных в сношениях с Добровольческой Армией, и хотел получить признание своей правоты и своей власти от созванного им в станице Невиномысской Чрезвычайного Съезда Совдепов и представителей революции и красной армии».

Но враги Сорокина еще до прибытия его на съезд успели объявить его вне закона, «как изменника революции». Он был арестован в Ставрополе и тут же убит… Вместе с тем была решена участь большинства лиц, содержавшихся в качестве заложников в концентрационном лагере.

В № 157 местных «Известий» 2-го ноября был опубликован следующий приказ Ч.К., возглавляемой Артабековым: «Вследствие покушения на жизнь вождей пролетариата в гор. Пятигорске 21-го окт. 1918 г. и в силу приказа № 3-ий 8-го октября сего года в ответ на дьявольское убийство лучших товарищей, членов Ц.И.К. и других по постановлению Чрезвычайной Комиссии расстреляны нижеследующие заложники и лица, принадлежащие к контрреволюционным организациям». Дальше шел список в 59 человек, который начинался ген. Рузским. Тут же был напечатан и другой список в 47 человек, где вперемежку шли: сенатор, фальшивомонетчик, священник. Заложники «были расстреляны». Это ложь. Заложники были зарублены шашками. Вещи убитых были объявлены «народным достоянием»…

И в дальнейшем процветала та же система заложничества.

 

В Черниговской сатрапии студент П. убил комиссара Н. И достоверный свидетель рассказывает нам, что за это были расстреляны его отец, мать, два брата (младшему было 15 лет), учительница немка и ее племянница 18 лет. Через некоторое время поймали его самого.

Прошел год, в течение которого террор принял в России ужасающие формы: поистине бледнеет все то, что мы знаем в истории. Произошло террористическое покушение, произведенное группой анархистов и левых социалистов-революционеров, первоначально шедших рука об руку с большевиками и принимавших даже самое близкое участие в организации чрезвычайных комиссий. Покушение это было совершено в значительной степени в ответ на убийство целого ряда членов партии, объявленных заложниками. Еще 15-го июня 1919 г. от имени председателя Всеукраинской Чрезвычайной Комиссии Лациса было напечатано следующее заявление:

«В последнее время целый ряд ответственных советских работников получает угрожающие письма от боевой дружины левых социалистов-революционеров интернационалистов, т. е. активистов. Советским работникам объявлен белый террор. Всеукраинская Чрезвычайная Комиссия настоящим заявляет, что за малейшую попытку нападения на советских работников будут расстреливаться находящиеся под арестом члены партии соц. — рев. активистов, как здесь, на Украине, так и в Великороссии. Карающая рука пролетариата опустится с одинаковой тяжестью, как на белогвардейца с деникинским мандатом, так и на активистов левых социалистов-революционеров, именующих себя интернационалистами.

Председатель Всеукраинской Комиссии Лацис»[25].

Как бы в ответ на это 25-го сентября 1919 г. в партийном большевистском помещении в Москве, в Леонтьевском переулке произведен был заранее подготовленным взрыв, разрушивший часть дома. Во время взрыва было убито и ранено несколько видных коммунистов. На другой день в московских газетах за подписью Каменева была распубликована угроза: «белогвардейцы», совершившие «гнусное преступление», «понесут страшное наказание». «За убитых» — добавлял Гойхбарт в статье в «Известиях» — власть «сама достойным образом расплатится».

И новая волна кровавого террора пронеслась по России: власть «достойным образом» расплачивалась за взрыв с людьми, которые не могли иметь к нему никакого отношения За акт, совершенный анархистами[26], власть просто расстреливала тех, кто в этот момент был в тюрьме.

«В ответ на брошенные в Москве бомбы» в Саратове Чрез, комиссия расстреляла 28 человек, среди которых было несколько кандидатов в члены Учредительного Собрания из конст-демократ. партии, бывший народоволец, юристы, помещики, священники и т. д.[27]Столько расстреляно официально. В действительности больше, столько, сколько по телеграмме из Москвы пришлось из «всероссийской кровавой повинности» на Саратов — таких считали 60.

О том, как составлялись в эти дни списки в Москве, бывшей главной ареной действия, мы имеем яркое свидетельство одного из заключенных в Бутырской тюрьме[28].

«По рассказу коменданта М.Ч.К. Захарова, прямо с места взрыва приехал в М.Ч.К. бледный, как полотно, и взволнованный Дзержинский и отдал приказ: расстреливать по спискам всех кадет, жандармов, представителей старого режима и разных там князей и графов, находящихся во всех местах заключения Москвы, во всех тюрьмах и лагерях. Так, одним словесным распоряжением одного человека, обрекались на немедленную смерть многие тысячи людей.

Точно установить, сколько устели за ночь и на следующий день перестрелять, конечно, невозможно, но число убитых должно исчисляться по самому скромному расчету — сотнями. На следующий день это распоряжение было отменено…»

Прошел еще год, и распоряжением центральной власти был введен уже официальный особый институт заложников.

30-го ноября 1920 года появилось «правительственное сообщение» о том, что ряд «белогвардейских организаций задумал (?!) совершение террористических актов против руководителей рабоче крестьянской революции». Посему заключенные в тюрьмах представители различных политических групп объявлялись заложниками[29].

На это сообщение счел долгом откликнуться письмом к Ленину старый анархист П. А. Кропоткин[30]. «Неужели не нашлось среди Вас никого, — писал Кропоткин, — чтобы напомнить, что такие меры, представляющие возврат к худшему времени средневековья и религиозных войн — недостойны людей, взявшихся созидать будущее общество на коммунистических началах... Неужели никто из Вас не вдумался в то, что такое заложник? Это значит, что человек засажен в тюрьму не как в наказание за какое-нибудь преступление, что его держат в тюрьме, чтобы угрожать его смертью своим противникам. „Убьете одного из наших, мы убьем столько-то из Ваших“. Но разве это не все равно, что выводить человека каждое утро на казнь и отводить его назад в тюрьму, говоря: „Погодите“, „Не сегодня“. Неужели Ваши товарищи не понимают, что это равносильно восстановлению пытки для заключенных и их родных…»

Живший уже вдали от жизни, престарелый и больной П. А. Кропоткин недостаточно ясно представлял себе реальное воплощение большевистских теорий насилия. Заложники! Разве их не брали фактически с первого дня террора? Разве их не брали повсеместно в период гражданской войны? Их брали на юге, их брали на во стоке, их брали на севере…

Сообщая о многочисленных заложниках в Харькове, председатель местного губисполкома Кон докладывал в Харьковский совет: «в случае, если буржуазный гад поднимет голову, то прежде всего падут головы заложников»[31]. И падали реально. В Елизаветграде убито в 1921 г. 36 заложников за убийство местного чекиста. Этот факт, передаваемый бурцевским «Общим Делом»[32], найдет себе подтверждение в ряде аналогичных достоверных сообщений, с которыми мы встретимся на последующих страницах. Правило «кровь за кровь» имеет широчайшее применение на практике.

«Большевики восстановили гнусный обычай брать заложников», — писал Локкарт 10-го ноября 1918 г. — «И что еще хуже, они разят своих политических противников, мстя их женам. Когда недавно в Петрограде был опубликован длинный список заложников, большевики арестовали жен не найденных и посадили в тюрьму впредь до явки их мужей»[33]. Арестовывали жен и детей и часто расстреливали их. О таких расстрелах в 1918 г. жен-заложниц за офицеров, взятых в красную армию и перешедших к белым, рассказывают деятели киевского Красного Креста. В марте 1919 г. в Петербурге расстреляли родственников офицеров 86-го пехотного полка, перешедшего к белым[34]. О расстреле заложников в 1919 г. в Кронштадте «родственников офицеров, подозреваемых в том, что они перешли к белой гвардии», говорит записка, поданная в ВЦИК известной левой соц. — рев. Ю. Зубелевич[35]. Заложники легко переходили в группу контр-революционеров. Вот документ, публикуемый «Коммунистом»[36]: «13 го августа военно революционный трибунал 14 армии, рассмотрев дело 10-ти граждан гор. Александрии, взятых заложниками (Бредит, Мальский и др.) признал означенных не заложниками, а контрреволюционерами и постановил всех расстрелять». Приговор был приведен в исполнение на другой день.

Брали сотнями заложниц — крестьянских жен вместе с детьми во время крестьянских восстаний в Тамбовской губернии: они сидели в разных тюрьмах, в том числе в Москве и Петербурге чуть ли не в течение двух лет. Напр., приказ оперштаба тамбовской Ч.К. 1-го сентября 1920 г. объявлял: «Провести к семьям восставших беспощадный красный террор… арестовывать в таких семьях всех с 18-летнего возраста, не считаясь с полом и если бандиты выступления будут продолжать, расстреливать их. Села обложить чрезвычайными контрибуциями, за неисполнение которых будут конфисковываться все земли и все имущество»[37].

Как проводился в жизнь этот приказ, свидетельствуют официальные сообщения, печатавшиеся в тамбовских «Известиях»: 5-го сентября сожжено 5 сел.; 7-го сентября расстреляно более 250 крестьян… В одном кожуховском концентрационном лагере под Москвой (в 1921 — 22 г.) содержалось 313 тамбовских крестьян в качестве заложников, в числе их дети от 1 месяца до 16 лет. Среди этих раздетых (без теплых вещей), полуголодных заложников осенью 1921 г свирепствовал сыпной тиф.

Мы найдем длинные списки опубликованных заложников и заложниц за дезертиров, напр., в «Красном воине»[38]. Здесь вводится даже особая рубрика для некоторых заложников: «приговор к расстрелу условно».

Расстреливали и детей и родителей. И мы найдем засвидетельствованные и такие факты. Расстреливали детей в присутствии родителей и родителей в присутствии детей. Особенно свирепствовал в этом отношении Особый Отдел В.Ч.К., находившийся в ведении полусумасшедшего Кедрова[39]. Он присылал с «фронтов» в Бутырки целыми пачками малолетних «шпионов» от 8—14 лет. Он расстреливал на местах этих малолетних шпионов-гимназистов.

Я лично знаю ряд таких случаев в Москве.

Какое дело кому до каких-то моральных пыток, о которых пытался говорить в своем письме П. А. Кропоткин. В Чрезвычайных Комиссиях не только провинциальных, но и столичных, практиковались самые настоящие истязания и пытки. Естественно, письмо П. А. Кропоткина оставалось гласом вопиющего в пустыне. Если тогда не было расстрелов среди тех, кто был объявлен заложником, то, может быть, потому, что не было покушений…

Прошел еще год. И во время Кронштадтского восстания тысячи были захвачены в качестве заложников. Затем появились новые заложники в лице осужденных по известному процессу социалистов-революционеров смертников. Эти жили до последних дней под угрозой условного расстрела!

И, может быть, только тем, что убийство Воровского произошло на швейцарской территории, слишком гласно для всего мира, объясняется то, что не было в России массовых расстрелов, т. е. о них не было опубликовано и гласно заявлено. Что делается в тайниках Государственного Политического Управления, заменившего собой по имени Чрезвычайные комиссии, мы в полной степени не знаем. Расстрелы продолжаются, но о них не публикуется, или если публикуется, то редко и в сокращенном виде. Истины мы не знаем.

Но мы безоговорочно уже знаем, что после оправдательного приговора в Лозанне большевики недвусмысленно грозили возобновлением террора по отношению к тем, кто считается заложниками. Так Сталин — как сообщали недавно «Дни» и «Vorwärts» — в заседании московского комитета большевиков заявил:

«Голоса всех трудящихся требуют от нас возмездия подстрекателям этого чудовищного убийства.

Фактически убийцы тов. Воровского — не ничтожные наймиты Конради и Полунин, а те социал-предатели, которые, скрывшись от народного гнева за пределы досягаемости, еще продолжают подготовлять почву для наступления против руководителей русского пролетариата. Они забыли о нашей дальновидности, проявленной нами в августе 1922 года, когда мы приостановили приговор Верховного Трибунала, вопреки настойчивому желанию всех трудящихся масс. Теперь мы можем им напомнить, что постановление еще не потеряло силы, и за смерть тов. Воровского мы сумеем потребовать к ответу их друзей, находящихся в нашем распоряжении…»[40]

«Заложники — капитал для обмена…» Эта фраза известного чекиста Лациса, может быть, имела некоторый смысл по отношению к иностранным подданным, во время польско-русской войны. Русский заложник — это лишь форма психического воздействия, это лишь форма устрашения, на котором построена вся внутренняя политика, вся система властвования большевиков.