Пикап будущего — загипнотизирую тебя и трахну! 19 страница

— «Вы хотели моей смерти!» так он говорил своим слугам!

— Бля, ну у него хоть слуги были!

— В наше время тоже есть слуги... Только у жутких богатеев.

— В чём их жуть?

— В количестве нулей за душой.

Некоторые парни отошли вперёд и о чём-то зашушукались. Я услышал их невзначай.

«Подойдёт, не подойдёт? Если пройдёт мимо, похуй, найдём другого!»

Я увидел худощавого низкого парня, который шёл куда-то по своим делам не слишком спеша, не быстро.

— Эй, постой, друган!

Остановился. Все сразу захохатали. Я понял, что парню не сдобровать, поэтому подошёл ближе и предложил ему пойди дальше. Тот, видимо, не понял, или не принял это всерьёз, поэтому остался и почти сразу получил по ебальничку. Упал. На него накинулась свора наших и запиздила. Певичка и пианист отстранились: «Пошли отсюда!» сказали они мне и уже начали уйти, как я офигел. Те достали причиндалы и начали на него ссать. Я им: «Парни, какого хуя? Ну чо, бля, за быдлячества?» «Ты чо, за него что ли хочешь отпасоваться?» «Нет» «Ну и заткни ебало!» Музыкант: «Пошли давай» Я за своё: «Так не делается!» «Ты его друг походу» Меня ударили по шее, и я оказался рядом с этим идиотом. Кто-то выстрелил в меня мочой, а остальные ребята подкрепили.

Я не возвращался ни на работу ни домой, а вечером какого-то дня обнаружил, что сплю у залупы дома. Рядом лежала его дочь и стонала. Похоже, ей что-то снилось. Я не стал отвлекать, а просто поднялся... Залупа вышел из двери и сказал, что она всю ночь меня искала и теперь не может без меня засыпать, после той истории. Оказывается, она узнала, что это был я. Она сразу поняла, что это не её отчим. Любовь. Охуеть, блять.

— И что мне делать?..

— Ты же не вечно пробудешь с той дешёвкой? — начал залупистый парень; кстати, его вчера не было на нашей встрече.

— Я не знаю... У неё дети. Они не мои. Ясное дело, что мне когда-нибудь захочется своей жизни...

— Сколько тебе?..

— 24.

— Ей уже 35! Ты ебанутый?! Нахуя тебе эти дети? Нахуя тебе это всё с ней? Как вообще так получилось?

— А как получилось у тебя?.. — я косо глянул на его типа дочь. Она мило спала, её личико порой хмурилось, но так оно было мило и симпатично.

— Это не твоё дело!.. Пока не твоё... Ты хочешь, чтобы я рассказал?

Он нахмурился и начал. Оказывается, что её мать умерла три года назад. После этого он не знал, что с ней делать. Хотел выбросить просто на улицу, а она однажды пришла и рассказала, что её отделал какой-то парень. После этого ему в голову пришла идея запирать её в комнате и позволять делать всё, что она хочет.

— То есть ты её не?..

— Нет. А вот ты её — да.

— Блять.

Мы просидели минут сорок в тишине. Он принёс мне пару раз чай. Говорить было не о чем.

— Она мала.

— Для чего она мала?

Мы просидели ещё минут двадцать.

— Она до тебя доебётся! Тем более, я узнал, что с тобой было вчера. А ещё... Хм... Позавчера. Это не понравится ребятам.

— Нахрен тебе это?

— Я просто желаю девочке счастья, а она повернулась на тебе. Блять. Прости, но я не знаю, что ещё для неё могу сделать...

— Это какие-то доморощенные фантазии!

— Теперь они превратились в твою жизнь. Если бы ты ещё был поосторожней с собой, со своим поведением и со своими желаниями. Я пока что пойду. Поразмышляй.

Она спала. Её лицо украшал изящный нос и сладкий рот, который... Чёрт, она так мала! Большие глаза и огромная нижняя губа... Я завёлся. Чёрт, и я её трахнул!.. И могу ещё раз. От этого только хуже. Что я скажу... Как, блять, её вообще зовут?

— Сара. А меня зовут Марика. Я написала это три года назад. Пожалуйста, прочти, если хочешь немного узнать обо мне. Пойми, я не всё это делала... Я просто люблю приврать. Но мне правда 13. Ты это осилишь?

История о Марике

— А-а-а, что с моим сердцем? — и худая девушка, очень бледная, падает в сторону стены, разбиваясь об асфальт: голова, слава богу, её никак до стены бы не долетела, а вот кисть точно указала в сторону бетона безымянным...

 

Мимо проходят люди, но им и дела нет до маленькой бедняжки — из руки её сочится шприц: пустой. И ладно бы кто-то успел остановить её до этого поступка, однако таковых здесь не было, а теперь вряд ли кто-то смог бы подавить в ней жажду...

 

— Тело зудит... — говорит девушка, скидывая с себя остатки одежды; сама она падает на пол и замирает, превращаясь в эмбрион.

 

«5-ть дней назад я думала, что сдохну. Представьте... Я валялась под дождём на улице... Никто не подошёл. Все подумали, наверное, что я бомжиха. Хм... Но далеко я не ушла; я — шлюха».

 

Конечно, некоторые могут считать, что шлюхи должны быть счастливы: они получают деньги за секс в отличие от многих женщин, однако тут не всё так просто. Марику подсадил парень, а потом она сама стала подсаживать; в обмен лишь требовала дозу себе... «Скромница».

 

Папа никогда не разрешал мне быть собой. Мамы не было: она была, конечно, но разве я её замечала дома? А когда она всё же мелькала где-то рядом, получалось, что она уже не замечала, что дома я. Став подростком я сполна ей заплатила...

 

Лёгкие странно хрипят. Иногда там что-то булькает, но выясняется скоро, что это лишь пустой желудок. Бульканье, обычно, не смущает моих ёбарей... Этих козлов ничего не смущает.

 

Порванные колготы, да длинные носочки; такие милые и забавные жирафики на них; всегда думала, что жирафа бог долго держал за голову прежде, чем отпустить на землю. И я была так долго в небе, что оказавшись глубоко в остатках стада, обезумела и стала воевать с цензурой: теперь я полностью обнажена, открыта.

 

Когда клиенты требуют анал, я хохочу и, бывает, могу наградить их каплями мочи, называя это струйным оргазмом: эти придурки даже не распознают цвет и запах, а я заливаю им рот сполна этой дрянью. Но бабушка моя так бы не сказала: она лечилась подобного рода терапиями... Так что и им полезно.

 

Пыталась стать хорошей девочкой: написала себе кучу правил, но спустя пару часов валялась с воткнутым шприцем... Похоже, я — бунтарь.

 

Однажды я простудилась, а мой сутенёр выломал дверь в мою комнату, поднял меня и отправил к клиенту. Я не имела прав сопротивляться, но смогла сбежать. Через неделю меня нашли на том же месте... Теперь мои бока болят, а ноги в синяках; славно, что сутенёр — сраный педик, иначе он трахнул бы меня, а это страшное наказание. У него такая рожа...

 

Питалась, помнится, всю прошлую неделю отходами; мусорки такие богатые. За решёткой была несколько раз, но полицейские неразговорчивы: предлагала им выпустить меня за несколько минетов, — ждал важный клиент, который драл меня тщательней остальных, — но эти суки не согласились... В итоге я получила приличную затрещину от своего сутенёра.

 

Вспоминаю, как подкатывала к нему, а потом случайно увидела его трахающимся с каким-то черномазым!.. Блять, я реально охуела, но не мне выбирать ему суженых.

 

Ощущения от наркоты уже не те, но жажда ломает мою голову. Я, словно безумная, бегу до дилера, вымаливая очередной шприц, и мне уже плевать, кололись ли им ранее.

 

— Наконец-то я добралась до дома, — кричу я этажу и понимаю вдруг, что замок на моей двери сменили.

 

Вены окрасили руку в синий цвет: болит иногда мышца бицухи, что на левой руке; переучили меня, помнится, с левой на правую в детстве — теперь расхлёбывай. Но клиентам нравится, когда я дрочу им обеими.

 

Изо рта жуткая вонища, поэтому стараюсь меньше целоваться; а вы что думали, что могу влюбиться?..

 

Последний мой хахаль был отпизжен моим сутенёром; я знаю, как заставить этого пидораса громко пищать, словно петуха, натянутого им же. Мои мысли становятся всё слаще, а душа улетает куда-то... «Где бы достать дозу...»

 

Приходится вечерком собирать кости, да топать на вечеринку: обычно они проходят на закрытых тусах, где бродит мало народу; здесь вам могут и засадить, и отсосать!.. «Анал» для этих ослов — не пустое слово; из него исходят свежие пары зрелищ и кончины, сброшенной одним из постояльцев; это если говорить, конечно, о моём анале, однако он всех тут ебёт.

 

Ему нравится смотреть: этот гад цепляет придурков по улицам, а потом достаёт их; записывает телефон, аську, всю другую хуйню, а дальше эта гнида снимет опечатки с вашей души, и вы будете ему служить (за отдельную плату).

 

Проснувшись у двери своей бывшей квартиры, я скрылась в трущобах у друга; эта лесби-штучка столько раз меня доставала, но так ничего не получила — я шлюха, но дорогая шлюха всё-таки... «Блять, только не видели бы они моей руки... Как же больно...»

 

В голове начинает гудеть, и я блюю на пол; «чёрт, куда уж с этими манерами»...

 

Друг Марики непростой человек; она может уничтожить тебя одним взглядом, но в первую встречу с Марикой взгляд этой суки был менее едким. Сейчас кажется будто она гниёт изнутри, а башка её разваливается на части; «так ей, этой суке!» — меньше бы меня доставала. Когда она отошла, — передоз, — стало всё немного сложней. Хату отдали каким-то жополизам, которые в этот вечер потратили на меня несколько тысяч.

 

Мой отец долго не брал трубку, но после полугодового молчания, мы, наконец, смогли встретиться.

— Пап, мне нужны деньги... — жалобно я пыталась заглянуть в его душу, но видела там лишь похоть и стыд: этот извращенец постоянно дёргал меня за задницу, пока мама работала; жаль, что он не трахнул меня, так бы я содрала с него больше монет!

 

Мать давно свихнулась и живёт с бабушкой, которая начхала на мою жизнь; и чихала я на них тогда, однако письма я им порой пишу. В их реальности я — будущий психолог; сама же я давно уже не учусь, а лишь исследую свою среду обитания.

 

Иногда мне снятся тихие шаги отца, который желает спеть мне колыбельную; я просыпаюсь с пониманием того, что он никогда такого не делал... Да и мама перестала вскоре отвечать на мои письма; похоже, я и правда никчёмная фанера с эмоциями.

 

А недавно я услышала голос папы: он любил записывать свои беседы на диктофон, но сейчас он пел; его голос моложаво обхватил окружающую меня действительность и бросил передо мной: она разлагалась и ревела. Как и я, когда он пытался изнасиловать меня...

 

И тут тишина пронзила мой мозг, а я так и не смогла попытаться продвинуться дальше...

 

— Сэр, а где нашли её тело?

 

— Там, рядом с пустыми канистрами, между баков.

 

Мне сложно было описать лицо женщины, но изуродованная её гримаса навсегда оставила след внутри: мышцы её мимики стали атрофированными...

 

— Слава богу, малышка мертва... — произнёс тихо священник: — Эти твари совсем забылись!..

 

Я промолчал, ведь власть священников была сильна: куча денег и оружия; «сраные гады».

 

Левая рука её набухла, а из другой другой руки лилась кровь: «нехило её распластало от наркоты».

— И что из этого правда? — спросил я.

— Я слышала, что ты тоже писатель. Поэтому я набросала это за пару дней. Неизвестно ещё, где у тебя скрывается правда... Я читала твою «Робин». Ты хочешь встретить идеальную девушку?

— Каждый хочет встретить идеальную девушку.

— Может быть, это я?

— Думаешь, тебя кто-то полюбит после того, что прочитает?

— Могу задать тебе тот же вопрос...

— Я ещё не написал ничего такого, за что бы меня хотели покарать!

— У тебя будет такой шанс.

 

Вода капала из-под крана каждую долбанную секунду, когда мы сидели напротив трупа этой прошмандовки, этой суки, этой... вичовки. Она пришла утром злая и наорала на меня, потом мы поспорили с ней вновь — сыграли в карты. Теперь эта сука мне проиграла и её драла собака! Реально! Её драл кабель прямо в пизду и в жопу! Такой был спор... Позже я рассказал об этом Марике, и она дико ржала с наших проделок. Я рассказал ей всё, и она плакала вместе со мной. Мы много болтали с ней и многое обсудили. Через семь часов должны прийти дети. Мы лежали с Марикой в постели, а на полу валялся труп этой суки. Она убила себя. Просто выстрелила в голову! Тот револьвер. Сука. Это всё из-за ревности. Блядина узнала о нас с Марикой и просто осмеяла меня... Она сказала, что такого быть не может. Что не может быть любви между 13-летней сучкой и мной. Я был такого же мнения, но вскоре появилась Марика и начала ей заяснять свою правду! Та не выдержала и достала пистолет из стола. Она просто открыла шкаф и выкинула на пол пиджак своего мужика. Где-то вглубине торчал мушкет. Она достала его и начала угрожать нам. Я прикрыл Марику, но хули толку? Если бы она даванула, то пуля прошла бы насквозь... Мы оба оказались бы мертвы. Тогда я сказал, что ты бы, сука, себя лучше убила! Она так и поступила. Теперь мы лежим здесь и не знаем, что будет дальше. Каждый час отстраняет нас от реальности. Мы сами будто умираем... Смерть нелегко принять. Что было делать? Мы просто легли и начали наблюдать потолок. Паутина, столетняя свалка мёртвых насекомых на ней, куча блох, прыгающих по её котам. На улице было очень жарко, но трупом ещё не воняло. На выстрел даже никто не пришёл, никто даже не осмелился прийти или выйти из домов. Мы смотрели в окна. Никто не вышел. Никому это не интересно. Что было делать? Мы просто легли и наблюдали единую картину мира. Рядом, на полу лежит труп, а мы и не думаем вызывать полицию или скорую. Крови столько, что ею можно умыться. А мы чистые... Получается, что мы чистые с Марикой, и мы даже иногда смеёмся, мечтая о том, как уедем отсюда. Так почему же нам сейчас не смотаться? Мы ждём детей. В смысле, не Марика ждёт от меня дитяток. Ха, нет. Дети Сары. Вичовки. Я даже не знаю, как зовут одного из них. Девочку зовут Лиза. Что делать? С чего мы начнём разговор? «Привет, как дела? Мы спровоцировали смерть вашей мамы!» Сыну её уже почти 15 лет. Он порой видел Марику. Марика говорила, что он в неё влюблён. А она любит меня. Как это странно. Мне 24 года, а я работаю на мусорке. Марика любит меня. Так она мне сказала. Она любит меня больше жизни, хоть и жизнь её слегка короткая. Кстати, Залупу звать Грэгом. Грэг полюбил меня. Он приглашает нас послезавтра к себе. Он решил, что я буду жить там. Я это и сказал сегодня Саре, но она не выдержала. Она дрожа держала пистолет и целилась мне сначала в грудь, а потом в яйца. «Там у тебя эти чёртовы мысли об этой суке? Выкинь её!» «Но я её люблю!» Впервые произнёс я это, а Марика страстно посмотрела мне в глаза и вышла вперёд, закрыв мою грудь. Я не знал, что делать, поэтому крикнул: «Убей себя, сука, лучше, чем трогать нас!» Она так и сделала. Она уныло поглядела на наши чувства и отдала вверх глаза... Я сразу понял, что произойдёт. Я пожалел о своих словах, но лучше же так?.. Теперь я не знаю. Двое детей. Одного зовут... Как же, блин, его зовут? Брайн, говорит Марика; кажется, его зовут Брайн. Он не переживёт, говорит она. Но что делать? Мы просто лежим на постели, на которой трахались с Сарой. Мы лежим и нам нечего делать, кроме как смотреть в потолок, где паук пожирает очередную муху. Такова жизнь. Приходится кончать с этой жизнью постепенно. Не так... Не просто... Хлоп! И её нет. Она упала как мешок с дерьмом. Я вылизывал это дерьмо. И рассказывал об этом Марике. Она не ревновала! В ней вообще нет ревности! Она ещё не знает, что это такое!.. Брайн. Когда я впервые почувствовал ревность? Помню мать драл какой-то идиот в соседней комнате... Я слышал это и очень горько плакал. Что делать? Я рыдал. Мне это не нравилось. Она стонала как шлюха! Это сейчас мне так кажется... Тогда её стон просто убивал мой мозг. Настоящая мигрень. Ужасно.

Я почти не говорил с Сарой, но Марике я рассказывал многое. За это время пока мы были вместе. Пять дней и эти семь часов. Я рассказал о том, что мечтаю быть певцом, хоть и пишу каждый день по нескольку страниц всякой отсебятины и бреда. Я рассказал ей, что мечтаю натянуть фортуну и стать одной из богатых суперзвёзд! «Только ли певичеством?» — замечает Марика. Конечно, нет! Я ещё пишу охуенную музыку. Только её никто не хочет слушать. Да и музыка не слишком охуенная. Очень личная, жестокая и уродливая. «Как твой нос!» Всё это про меня. Эти семь часов мы просто разговаривали обо мне. Да и не только. Марика рассказала о себе. О том, что было правдой. Оказывается, Грэг растил её с трёх лет, а мать просто куда-то исчезла. Потом Марика наткнулась на какого-то подонка и влюбилась в него. Он просто её трахнул и выкинул на улицу. Позже она сказала, что это был Брайн. Этот придурок, который постоянно смотрел мультики. Этот сраный идиот. Я хотел задать ему трёпку, но она сказала, что пусть ревность исчезнет из моего мира, иначе нам нечего делать вместе. Я посчитал, что ревность должна исчезнуть из моего мира. Паук съел уже третью муху, а ещё четыре летало по комнате. Через пару часов мух было гораздо больше, поэтому мы открыли дверь. Их стало ещё больше. Мы смеялись. Нет, не над трупом. Он был очень страшный, но мы не решились сбегать. Дети должны были встретить свою мать так, как она решила их покинуть и в той обстановке, в какой всё это произошло. А что произошло? Небольшая размолвка. Просто она сильно зависела от секса со мной. Или что, она уже перешла другую стадию? Марика сказала, что она совсем не понимает о чём я говорю. «Просто свихнулась! Ты ушёл к малолетке, а она, такая сочная, осталась одна!» Ну сочная это точно не о ней. Мы с Марикой понимаем друг друга...

Лицо Марики напоминало мне ангела, а когда я читал рассказ... с её именем. Боже. Он произвёл на меня впечатление. Она совсем не такая. Боже, это ангел. Конечно, не очень удачно, когда я говорю об этом, лёжа недалеко от трупа, с простреленной башкой, но что делать? Мы просто решили подождать её детей. Они должны были приехать с бабушкой. Надеюсь, бабушка не слишком расстроится, что теперь ей придётся содержать двух отпрысков. Лиза и Брайн. Теперь они испытают жизнь в своём новом воплощении. Без матери. Во всяком случае, это лучше, чем, когда твоя мать пытается тебя трахнуть, как это было со мной. Марика смеётся. Она не верит мне. Она не верит, что мой дядя просил накончать ему полную тарелку спермы и говорит, что я сочинил это из де Сада. А я даже не понимаю, о ком она говорит. Из недавнего, что я читал, это был «Декамерон» Боккаччо. Сто историй, а я даже не могу написать одной дрянной. Сто великих историй. А я даже не могу написать одной паршивой.

 

Первый час прошёл довольно-таки быстро. Мы просто плевались в потолок взглядом, а потом решили приподняться, чтобы обойти место... это место. Кажется, я видел на полу частички её мозга. «Зачем она это сделала?» сразу возвратилось в зону обдумывания, и я вновь вспомнил, что приказал ей это сделать. Убедил её это сделать. А что я скажу детям? А что я скажу полиции? Чёрт. Такая незадача. Точнее задача не из лёгких. Из жизненных задач! А послезавтра нас пригласили на ужин. И я могу жить с Марикой. Господи... С этой божественной девушкой. А что теперь с Сарой? Она лишь в воспоминаниях... Теперь уже точно лишь в них... Я убил её. Чёрт. Это я сделал? Марика смеётся от моих мыслей. «Она просто чокнутая, пойми это! Нам даже ничего не сделают!» «А почему мы не вызываем полицию?» «Мы в шоке!» и она раздевается. Догола. Теперь она голая лежит в постели, где я драл Сару, когда ещё не знал её имя. «Надеюсь, ты не хочешь меня обоссать?» «Ну и мысли у тебя! Или фантазии? Если фантазии, я готова, сучонок!» и она наклоняется ко мне киской, и уже готова. Я отлизываю у неё. А на полу лежит труп. Это глупо. Это очень глупо, но я ничего не могу с собой поделать, поэтому продолжаю и делаю. Я лижу её и беру за небольшую грудь, продолжая лизать. «Никто не зайдёт!» Иначе бы уже давно зашли! Это точно. Я продолжаю, а потом достаю член и пихаю ей в рот. Прямо перед трупом. В рот. Да. Ещё раз. И ещё раз. В рот. А потом в вагину. Я ей когда-то рассказал, что мать изнасиловала меня и после этого, я ненавидел вагину, но Марика смеялась. Давай, я буду твоей мамой. Мне это ничего не стоит. Она была моей мамой. Слава богу, тут не было моего дяди! «Нассы мне в рот, мой племяш!» Чёрт, даже сейчас просыпается эта чушь, полученная с детства! Ужасно.

И мы просто трахаемся. Марика сказала, что ей плевать на мои мысли. Она сказала, что я могу называть её как угодно, лишь бы я делал своё дело. И вы не поверите, но «делал своё дело» это означает любовь во всём её ёбаном многообразии! Поэтому мы продолжали любить друг друга прямо на кровати Сары. Я даже несколько раз подумал о ней, о живой. А потом снова посмотрел в сторону и увидел её мертвой. Это было нелегко. Кончать было нелегко на постель. Поэтому Марика взяла в рот и выплюнула на труп.

— Какого чёрта?

— Прости, я же не специально! Она это заслужила!

— Чем, я хочу у тебя спросить?

— Да она психанутая сука!

Это было правдой.

Мы оделись. И снова начали пялиться в потолок.

 

Этот час мы снова провели в ласках и утехах, но потом много говорили о том, что будем делать после этого дня. Мы и не думали, что всё немного обернётся не так...

 

ЗДЕСЬ ПАХНЕТ ТРУПОМ И СЕКСОМ

 

ДА ОНИ ТУТ ТРАХАЛИСЬ

 

КАКОГО ХУЯ ВООБЩЕ

 

МАРИКА

 

БЛЯТЬ, МАМА

 

ЛИЗА: БРАЙН, НЕТ

 

Я рассказал Марике одну историю, о том, что у меня когда-то было три друга. Я решил этим друзьям, только этим друзьям говорить одну правду. Они почему-то все запротестовали, но я не отступился от своего и через некоторое время группа развалилась, однако держалась она лишь на мне. Я был винтиком, типа Кафки, который крутил эпоху и никак не мог совладать со своим талантом, а мой разум всё упрощал и просто унижал мои дарования. Я плакал в ванной, когда понял, что могу привнести в этот мир что-то ценное; а плакал потому, что считал себя недостойным этого. Теперь я понимал, что это жертва! Это реально жертва и к чёрту этих сраных друзей и моё время, и мои предпосылки к правде. Никто сейчас не открывается друг другу, никто не решается говорить важные вещи, а всё скрывает за смехом и идиотической гримасой спокойствия. Как жаль, что я до сих пор не такой умный, каким мог бы быть в свои... годы.

 

Трава. Она зелёная и в ней очень много кислорода. Нет. Кажется, в ней очень много воды. Но разве это важно? Важным является сейчас тот труп, который разлагается, а у нас не хватает смелости вызвать полицию. Не в том дело, что мы будем говорить, а в том, что мы не скажем. Было светло, а сейчас уже вечер... Скоро приедет бабушка, Лиза и Брайн. Брайн постоянно смотрит мультфильмы, и он трахнул однажды Марику. Он её изнасиловал в подъезде вместе с двумя друзьями. Она даже не смогла дать отпор, кроме слёз. Он просто трахнул её в анал, в вагину, в рот. Они её трахали. В подъезде. Думаете это весело? Им было весело. Они хотели потешаться над этим. Они хотели оставить это дикой тайной. Так и было, пока не узнал я. Я взял револьвер после того, как Марика рассказала мне... Я взял его и направил в зеркало, где сам стоял. Что мне теперь делать? Пристрелить этого идиота? «В моём мире, пожалуйста, без ревности!» Да, дорогая... Но я ещё не в твоём мире. Что мне делать? Этот сыч! Просто получил, что хотел, и выкинул нахер. Ей казалось, что она любила его. Она пошла с ним на встречу. Пошла беззаботно и разукрашено. А ушла плаксивой и с потёкшей тушью. «Что мы будем делать?» «Забудь!» Пистолет в моих отпечатках. Что теперь делать с этим? Скажи, что запаниковал и случайно его взял. Так могло быть. Тем более, она выстрелила себе в рот. Я не мог убить её таким образом... Или мог? Я запаниковал. Нам стоит уйти. Да нет же! Зачем? Это игра. Она убила себя. Я это видела. НИКТО ЭТОГО НЕ ВИДЕЛ! МЫ ТРАХАЛИСЬ ЗДЕСЬ. ВСЁ ВОНЯЕТ СЕКСОМ И БЕЗУМИЕМ! Этот зверь почует. Я же не знал. Так бы я ушёл. Да, я просто бы сбежал. Взял бы с собой Марику за руку и убежал бы с ней куда глаза глядят. Да мы просто бы ушли пешком. Нам бы и слова не сказали. Прошло столько времени, а никто не пришёл.

 

— Давай сбежим! — я одёрнул Марику; она улыбнулась моей трусости.

— Ты мелишь чепуху! Они скоро придут! Остался час!

— Я не понимаю, что мне говорить!

— Что придёт на ум: привет, здрасьте, она убила себя.

— Я ношу этот пистолет уже около часа!

— Так брось его. Конечно, ты с ним выглядишь весьма впечатляюще и сексуально, но нахрен он тебе нужен в руке сейчас?

— Я не знаю. Просто, когда я в последний раз положил его, я снова почему-то его поднял!

— У тебя нервишки пошаливают! Успокойся. Иди ко мне на кровать...

— Да какого чёрта, Марика? Ты не так пытаешься меня успокоить?!!!

— Ну а что мне делать, котёночек? Скоро мы останемся вдвоём! Только ты и я. Нас допросят и отпустят!

— Почему мы сразу не вызвали полицию?

— Мы были в шоке.

 

— Марика? Ты? — закричал Брайн, увидел в руках у меня пистолет. — Мама!.. Господи... Отдай мне револьвер! (я отдаю) А теперь получай, сучара!

Он стреляет в меня. Ещё раз. Потом видит бегущую на него Марику и стреляет в неё. Ещё раз.

А ведь всё могло бы быть не так...

«Почему ты выбрала меня?»

«Ну... ты второй, кто изнасиловал меня... Но ты сделал это мило и плавно!»

«Так это любовь с первого изнасилования?»

«Получается, что так...»

 

 

 

 

3-ка

(ф)рэнк

Ка)в

 

«Пожалуй, с нас хватит!» Всего лишь первое предложение, а уже говорит немного о моём наклоне... У дерева нагибалась милая девичка: симпатичная, апатичная, фригидная. Улыбка её покосилась чуть вверх с левой стороны, ехидно замечая глазами прохожего... «Как это может быть?» — тот произнёс неуклюже, приостановился, закурил; пошёл ещё медленней дальше.

 

«Так тебе на неё не плевать?» «Плевать... Смотри на асфальт, сколько здесь слюней...» Лужа.

 

Берроуз стоял где-то в сторонке. Его небольшой томик точнее. «Керуак?» «Фу, даже не упоминайте это имя! Трепач!» Сильно же на тебя давит чужими влияниями... Если поразмыслить, то, когда мир тебе вдруг откроется, от тебя останется такая же лужа.

 

Безвозвратно удаляйте, пожалуйста, эти ненужные отходы — смотрите на них как на животных!..!..!..!..!..!оо!..!..!..!..!..!

 

 

 

«М» — подумал я, но не смог сказать это. Она стояла рядом — мне нужно было начать слово... Брови угасли, а сердце немного потянулось; я встал со стула и потянулся, чтобы заполнить паузу. В этот момент она укоризненно посмотрела в сторону, которая ей сообщила что-то хорошее — появилась на лице улыбка. Теперь и я улыбался.

— Может быть, нам придётся прийти сюда ещё раз... — покосился я на неё и немного протянул последние слова; она перестала наблюдать окружающую действительность и сконцентрировалась на мне.

Мне показалось, что она играет. Ничего она так и не произнесла, а это говорило что-то. Только что? Я наблюдал за её движениями, она бултыхалась в воздухе, словно рыба; видно было, что счастлива, но по мне видно было, что я несчастен.

— Ты заигрался!

— Ты решила прочитать мои мысли?

— Чтение — не самое полезное занятие в жизни; я всего лишь решила побродить по твоему лицу и нашла в нём это... — из рук её выпал бокал, и тут же разбился. Быстро подошёл официант, извинился за нас и подозвал уборщика. Тот всё подчистил, пока мы поднимались и натягивали на себя одежду.

Она помогла моему пиджаку влиться в моё тело; он порядком уже был тесен... Я помог ей облачиться в свой плащ, который совершенно не нужен был такой погоде!

Мы шли мечтательно по улице. Каждый шаг наш принят был благородно... Природа свежестью деревьев тянула воздух к нам. Мы даже задыхались от этой свежести и приятного длительного момента, который сейчас был.

Момент был испорчен воздухом, что катился на нас с северной стороны; ужасный дым заполонил часть дороги, которая выглядывала из жутких строений и полуразбитых домов. Голоса людей тихо украдкой бродили рядом с нами, шагами следуя куда-то.

Мы не вправе были отвечать на все эти бредни, поэтому шли молча и только лишь внутри загадывали желания. Мне хотелось уединения, а ей хотелось быть с тем...

Он стоял сейчас и напряжённо смотрел в нашу сторону. Мы только переходили улицу — транспорт второстепенно не умолял наших взглядов, пролетал мимо.

— Пожалуй... — сказал он и согнул руку в её направлении. Она легонько прислонилась к нему и, вцепившись в его рукав, шагала синхронно с этим идиотом. Мне он ужасно не нравился, но не по причине, что она шла рядом. Совсем нет!.. Она — моя сестра.

Смотреть на них я долго не мог, поэтому покинул их и через минуту оказался в глубине земли, а потом и в сотнях метрах от того места, где собственно очнулся сегодня. Я не понимал, зачем мы встретились — ничего нового от неё я так и не услышал, она хоть и не молчала, но и не сказала ничего. Я же, думая постоянно о некой, трактовать свои мысли своей сестре не собирался, не доверяя ей ни слова о некой и не стараясь придать изюминку своей беседе. Не то, чтобы я недолюбливал свою сестру, сколько мне не нравилось её нынешнее общество и общение. По крайней мере, её разговор не лился рядом с моим руслом, а просто порой пересекал его, задевая в ненужных местах; я проклинал всё и вся, когда она задевала дурные темы, которые не шли в ход моих жизненных представлений. Мы не понимали друг друга; этим было бы проще объяснить ситуацию, благо я решил показать её с двух сторон.