Пикап будущего — загипнотизирую тебя и трахну! 33 страница

— А что, разве у меня его нет? — я осмотрелся. — И вообще, где я нахожусь?

— Вы находитесь в Главном здании! Сейчас вам нужно знать только это. Ну и узнайте уже имя своё, прошу! — казалось, он начал свирепеть, но вдруг резко остыл: — Вы что, не в силах ничего придумать? — он посмотрел на меня, а я лишь отрицательно покачал головой. — Прекрасно. Вы и вправду идеальны для нас.

— Я полагаю, что мне куда-то нужно... — я осмотрелся ещё раз и увидел небольшой стол рядом с окном. — Странно…

— А что странного? И почему вы решили, что вам куда-то нужно?.. — он медленно достал свою шпагу и положил её на стол.

— Я почему-то был уверен, что мне куда-то было нужно. Но теперь мне стало не по себе. От этой шпаги… И этот стол, я его не видел раньше…

— Это нормально. Вы же человек! Вы это поняли, надеюсь?

— Человек? — я удивился слову, которого раньше никогда не слышал. — Эм… А вы тоже этот самый человек? — я подошёл к нему поближе, чтобы всмотреться в его лицо, но он решительно отошёл назад. Шпага лежала неподвижно. А он медленно обошёл круг и, как солдат, хлопнул ногами и отчеканил:

— И я тоже, знаете ли! — он смотрел куда-то в сторону, кажется в тёмный угол на стене, и, задумавшись, произнёс: — Но мы всё равно с вами отличаемся. Вы — первая удачная модель. Поздравляю...

— Спасибо. Это мне льстит. Кажется, я придумал себе имя. Можно я буду называть себя «Шпагет»?

— Странное имя пришло вам в голову, товарищ Шпагет. Но в этом нет ничего плохого. У каждого из нас довольно интересные имена. Меня вы можете называть «мистер Жгут».

— Жгут?

Он поправил меня: «Мистер…»

— Хорошо, — перебил я его: — Я смогу это запомнить. Так что же, какова моя миссия здесь?

— А кто вам сказал, что у вас есть миссия? — он опять быстро рассвирепел, но тут же остыл: — Вы чересчур надоедливы! Вам об этом не говорили?..

— Мне говорили об этом однажды… Сегодня… Сейчас. Я не понимаю… — я огляделся: вокруг всё резко потемнело.

— Это ощущение времени. Понимаете? Время… Оно вперёд движется! Не назад.

— Что это значит? — и я посмотрел на него; он подошёл ко мне вплотную и произнёс как-то угрюмо:

— Это значит, что однажды вы умрёте…

— Умру? — глаза мои собрались в кучку, как и брови: — А что значит это?..

— Это значит, что однажды все ваши действия вами же и обесценятся, однако вас это уже не будет волновать. — Он вальяжно обошёл меня со всех сторон: — Вы боитесь?

— Я не боюсь… Кажется, я не понимаю…

— Вы идеальны.

— Спасибо.

 

 

2. Обыск

 

— Мистер Шпагет, вы верите мне?

— Что за вера? Я не могу понять, о чём вы мне тут толкуете!? Где те вещи?!

— Пожалуйста, смилуйтесь над нами!..

— Смилуйтесь? Откуда вы набрались таких словечек? Они мне противны, как и само ваше существование!

— Существование? О чём вы говорите? Вы понимаете, о чём вы говорите?..

— Я понимаю лишь то, что вы хотите от меня скрыть! Не пудрите мне мозги! Где те вещи?!

— Вы себя слышите? Вы уже стали таким же, как и все здесь! Только вы продолжаете ещё во что-то верить!

— Какая вера? О чём вы говорите? Вы пытаетесь меня запутать! Где те вещи?

— Вы не должны этого делать! Не обязательно убивать нас, мы хотим жить! Пожалуйста, одумайтесь!.. Скольких вы уже убили? И какое у вас оправдание?! Где ваши чувства?..

— Чувства?.. Незаконное слово! Стреляйте!..

 

И молчание...

Тишина пронзила мою душу. Я часто слышал подобные слова, но никогда не придавал значенья им. А теперь мне кажется, что я что-то упускаю, и я что-то начал понимать. Но не до конца… Получается, что я изменник?.. Я видел их, этих изменников. Почему их так называли? Потом в них летели пули и пронзали тела их насквозь. А дальше? Они переставали быть изменниками! Они освобождались от этого бреда! И я так же что ли должен освободиться? Чёрт, что со мной? О чём эти мысли?.. Я слышу стук сердца. Когда эта забава перестала быть игрой? Я не понимаю, что со мной происходит?! Откуда эти чёртовы мысли?

Прозвучал выстрел.

— О боже!..

— Мистер Шпагет, что с вами?

— Для вас это не должно иметь значения. Лучше обыщите эту квартирку. Мы точно здесь найдём что-то! — марионетки исчезли, а я тихо стёр слезу, выпавшую из левого глаза.

«Теперь мне стало стыдно...»

Бездыханные тела лежали всюду. Кажется, это тело было дочкой изменника. А это — его женой. И его жизнь!.. Здесь, за стеной. В дыре… Почему они называли это жизнью?.. Эти картины, эти тряпки, эти книги?.. Зачем они им нужны?.. Эти жизни… Что в них такого? И что со мной не так? Что это за бред, вертящийся в моём черепе? Почему это происходит?.. Всё кружится…

Я слышу стук сердца.

 

 

3. Сон

 

Я открываю глаза в огромной белой комнате. Пустота ощущается снаружи и внутри. Действий никаких не хочется.

Кто я? Зачем я здесь нужен?

Кто они?..

Ко мне подошли непонятные существа, похожие на нелепых монстров. Где-то я их уже видел. Эти чучела несут меня куда-то... Но я не могу им ничего сказать. «Что с языком моим? А что со ртом? И куда они несут меня?»

Ничего не видно.

Вокруг бело... Внизу, вверху.

Всё белое. Внизу, вверху…

 

— Просыпайтесь! Что с вами? Вам плохо? — эти чучела растворились, зато теперь передо мной стояли другие, такие же страшные рожи ещё живых людей, моих марионеток.

— Со мной в порядке всё! — я поднялся и стряхнул с себя пыль: — Я надышался этой заразы, видимо. — и я резко кашлянул в их сторону, а они разбежались, словно тараканы. Я засмеялся.

— Что? От неё можно упасть в обморок? — испугавшись, спросил один из них.

— Почему вы смеётесь? Разве это разрешено? — подозрительно спросил другой.

— Как видите, — ответил я обоим, но понимая, что скоро возьмутися и за меня. — И меньше вопросов, товарищи... как вас там?! Неважно!

— Хорошо, мистер Шпагет, — они отошли чуть назад.

— Так что вы нашли? — вспомнил я вдруг свою роль.

— Всё то же: картины, украшения, мозаики, книги, ковры.

— Не перечисляйте! Не хочу слышать. Сожгите! — продекларировал я свой текст.

— Так точно, мистер!

«Шпагет забыли!..» — прозвучало в голове.

 

Сожжённые книги дымились, а горящие картины покрывались чёрной плёнкой, которая ещё секунду держала их изображение. Трупы горели там же, вместе с такими же неживыми вещицами, ненужными давно уже в этом обществе. Горели плёнки с когда-то придуманными фильмами, а их авторы в последний раз напоминали о себе тонкими струйками дыма и искрами, которые, подобно фейерверкам, развлекали и людей, проходящих мимо. Но те даже не смеялись и не прыгали от счастья. Они не смели делать такого, поэтому лишь молча проходили мимо. Но в их потухших и немых глазах заметен был едва тёплый огонёк, который всё никак не мог вырваться наружу.

А внутри меня начинало что-то ныть и жалить, но я сдерживался. А что жалить-то? Душу? Сердце моё? Тело? Это бред какой-то! Я не хотел в это верить. Я не хотел верить в то, что какие-то мёртвые вещички смогут так сильно зацепи ть. А чем цепляют-то? Нет в них ничего такого! Или есть? Во всяком случае, они смогли затронуть мои мысли. А это уже попахивало изменой…

— Нет, нет, ты должен сосредоточиться. Слушай своё дыхание! Один, два, три…

 

Я открыл глаза в какой-то огромной белой комнате. Пустота ощущалась внутри и снаружи. Действий не хотелось. Кто я? Зачем я здесь нужен?

Кто они?

Ко мне подошли какие-то непонятные существа, похожие на нелепых монстров. Где-то я их уже видел. Эти чучела понесли меня куда-то. Но я не мог им ничего сказать. Возникло чувство, будто у меня больше нет языка, или я просто разучился говорить. Куда они несут меня? Ничего не видно. Всё белое. Внизу, вверху. Всё белое. Внизу, вверху…

Это было уже мне знакомо, но я не мог вспомнить откуда. Может быть, я и правда надышался этой заразы… И где я это уже ощущал? Что это за монстры? И куда они вообще меня волокут?

— Кто вы? — попытался спросить я, но звук будто засел внутри, где-то между лёгкими и языком, тяжело давя на горло. Я смог лишь выдохнуть. Однако я почувствовал какое-то нелепое давление. Где-то рядом с сердцем или в мозгу… Я задумался: «Как можно такое перепутать?» Я засмеялся: «Я что, схожу с ума?»

— Кто вы? — попытался я спросить ещё раз, но уже широко улыбнулся, думая, что это лишь сон. И, кажется, они смогли меня услышать. Или просто поняли моё стремление и желание им что-то поведать. Они резко остановились и покосились друг на друга. У каждого из них был лишь один глаз, но по четыре конечности, как и у нас, людей, только опирались они на все эти члены; сзади торчал какой-то огромный неестественный хвост.

— Что вы за существа? — спросил я. Они посмотрели мне в глаза:

— Мы хотели бы знать, что вы за существо! — один из них подошёл ближе, и, видимо, слышал я именно его: их ртов я так и не смог найти. — Что вы за существо, вы сможете нам рассказать? И почему вы сжигаете достояние неких… людей? Что они сделали вам плохого?

— Я ведь тоже человек! — ответил я и посмотрел уже подозрительно на своё тело. «Действительно, я же человек!»

— Нет. Вы и сами, похоже, не знаете, кто вы! На самом деле, вы даже внешне очень сильно от них отличаетесь. Вы слишком худы для человека. — Он быстро взял мою голову в свои конечности и повертел ею, как какой-то пустой коробкой. — У вас слишком длинный череп для человека. — Потом он сильно надавил мне на руку и ногу, но боли я почему-то не почувствовал. — У вас слишком мягкие кости для человека. — Потом он откинул меня, опять взял за ногу своей конечностью и поволок дальше: — Вы лишь жалкое его подобие.

Мы прошли в тишине какое-то время. Моя голова была пустой — без всяких мыслей. Так мы шли очень долго, а я пытался оглядеть пространство, что расположилось подо мной, да и вокруг. Эта белая пустыня квадратов: мы находились, будто бы, в какой-то огромной белой комнате, где нет ни столов, ни кроватей; даже потолка здесь нет, а небо куда-то испарилось. Здесь не было деревьев и птиц, которых мои марионетки так яростно ненавидели и постоянно бегали за ними, за этими голубями, а винтовками пытались расстрелять даже деревья, на которых сидели эти птички.

 

 

«Что это за место... Что это? И где?»

Но мне никто не отвечал, и мы скитались по этим пустым местностям долгое время, как вдруг одно из существ вновь заголосило:

— Так кто вы, и зачем сжигали, помните, достояние человечества? Портите то, что вам даже не принадлежит?

— Я ничего не портил! Я просто знал, что это зло. Я знаю это и сейчас. Я знаю, кажется. Я знаю… Я… — в этот момент я посмотрел на свои руки, которые почему-то стали длиннее, как и пальцы, которые больше уже походили на спицы. — А где эти линии? Где отпечатки?.. Кто же я? И что с моей памятью... Мне страшно.

— Кто вы? — он резко встал и посмотрел в упор, и я впервые увидел своё отражение в его глазу. Ужасное, скользкое существо смотрело на меня через этот наинелепейший глаз. Я сам был этим существом в отражении. «Но почему я не видел себя таким раньше? Почему? И кто я?»

— Кто же я? — кричалось внутри, но рот так и не открылся.

— Вам виднее. Когда вы родились? — другие существа, которые были рядом, куда-то исчезли или ушли. От волнения я этого даже не заметил.

— Кажется, несколько дней назад. Я появился в каком-то кабинете. И смотрел на стену. Белую стену…

— А что было до этого? — и он повернулся в мою сторону, продолжая топать по странному полу этого пространства: иногда появлялись какие-то странные узоры, фракталы, а потом они испарялись, а существо это продолжало издеваться: — Разве вы не помните? Если вы утверждаете, что являетесь человеком, почему же вы не помните своего детства, своего рождения?

— Рождение я помню, но детство?.. — я задумался над этим новым словом, которого раньше никогда и не слышал. — А что такое детство? И как мне его вспомнить?

— Детство — то, что должно было быть с вами до того, как вы потеряли память, но после того, как вы родились. Его мало кто помнит: обычно о нём вспоминают в первую очередь. Особенно, когда оказываются у нас...

— Что? Значит, я первый такой, непомнящий детство, который оказался здесь у вас?

— Мы не имеем права обсуждать эту тему. Но, собственно, да — вы первый, кто не помнит своего детства. Даже с такой отвратительной внешностью, как у вас, стоило бы его вспомнить. Это же лучшие воспоминания перед смертью!

— Смертью?.. Какой ещё смертью? О чём вы говорите?

— Вы не знаете, что такое смерть? Или вы просто расстроены, что умираете?

— Я умираю?.. И что же такое смерть? Что происходит? — цвета резко изменились, а потом всё стало чёрно-белым.

— Вы слишком требовательны к нам, мистер. Вы, во-первых, не первый раз уже бываете у нас. Во-вторых, вы слишком критично относитесь к искусству. Ну а в-третьих, вы прожили слишком много, судя по вашей шкале.

— Шкале?

— Вы довольно-таки глупы для человека. Вы уверены, что вы он?

— Он?..

И я потерялся. Будто сон начался в той реальности, где я сжигал все эти книги и картины. Я вспомнил вдруг, как меня учили искать дыры в стенах, которые вели к этим запретным темам, а потом я осознал, что я сам себе когда-то лгал!.. Я так и не вспомнил, почему вдруг возненавидел эти книжки и ковры; почему они так меня мучали?..

И вдруг я появился где-то. Сочные деревья расположили кроны вокруг меня, а ветер их укутывал, а потом трепал, стараясь вырвать из земли, да освободить этих заключённых. Наверное, ветер не знал, что тогда эти деревья погибнут... Как и мы погибнем без всего, что сами создаём.

 

— Вы видели людей в своей жизни? Вы читали их книги? Вы смотрели их фильмы? Вы пытались понять их мысли? Человеческие мысли — это вирус в сознании таких существ, как мы. Люди, бывало, вырывались из наших лап и опять оживали, считая всё это кошмаром. Сейчас, конечно, мы научились удерживать их: мы вырываем языки! Но вы смогли заговорить с нами. Это впервые. Но и это, к сожалению для вас, ничего не значит. Вы умираете, и ваши знания о нас и о нашем мире умрут вместе с вами.

— Но я о вас ничего и не знаю. И где ваш мир? Я ничего не вижу.

— Просто у вас два глаза, — укоризненно посмотрел он на меня. — Зачем вам второй глаз, ответьте?

— Я не знаю. А зачем вам хвост?

— С помощью этого хвоста мы общаемся. — и он небрежно ударил меня этим самым хвостом. — Передаём друг другу знания. А вот глаз вам второй действительно ни к чему! И два глаза очень глупо смотрятся на столь огромной голове. С одним глазом было бы гораздо лучше. Но я вам не советчик. Я лишь веду вас к концу.

— И где же этот конец? И что там?

— Конец близок. Там — пустота. Однако некоторые люди тешили себя странными, но глупыми надеждами, что там есть что-то. Одни называли это раем, другие говорили, что их ждёт ад. Третьи хотели попасть в нирвану. И знаете, мнений было огромное множество. Однако все пытались вспомнить своё детство. Кроме вас… Это меня и насторожило больше всего.

— Поэтому вы со мной заговорили?

— Я не знаю. Человек бы сказал, что я поддался эмоциям. Но мы существа интуитивные. Даже наша с вами беседа сейчас понятна лишь нам двоим. Другие, такие же как я существа, её не поняли бы.

— И сколько вас, таких существ? Много?

— Знаете, мы никогда об этом не задумывались. И не станем. Только глупец начнёт распоряжаться числами. Числа же нам неподвластны! Как и вам, людям. А что вы за существо? Таких, как вы, я ещё не видел. Но это честь для меня, что именно я смогу вас уничтожить!

— А много ли вы видели людей, не таких, как я?

— Сложно сказать. Вы все были как один. Однако именно в вас есть что-то особенное, что-то загадочное. Несмотря на ваше уродство. Мне кажется, вам сложно бы жилось среди настоящих людей. И вам очень повезло, что «там» лишь пустота. Иначе эти люди сожрали бы вас.

— Они злые?

— Скорей, они глупые. Им хочется всё разузнать и выпотрошить. Они называют это правдой, истиной, знанием. Странно, что в вас этих понятий я совершенно не вижу.

— Просто теперь я и сам запутался, кто же я.

— Теперь мне жаль, что вы этого не узнаете. Но даже я не смогу с этим ничего сделать. Мне неподвластны импульсы и эмоции, которые у вас, кстати, начали проявляться буквально перед смертью. Вам повезло, что мы забрали вас до того, как всё стало бы ещё хуже. Они бы вас сожрали изнутри, эти эмоции. И чем бы вы заполняли эту пустоту?

— Я бы что-нибудь нашёл...

— Вы многое находили. Но всё это сгорело. Остался дым, который растворился, и прах, который давно исчез; возможно, ветер унёс его на новое место; а, может, кто-то из людей вдохнул его и заразился этой чистотой.

— Я не понимал, что делал! Мне казалось, что я иду правильной дорогой. Но сейчас я понял, что сам причинял зло. Не нужно было рушить надежды этих людей… Они смотрели на меня так жалобно. Я убивал их близких: детей, матерей, жён, любовниц. Я убивал даже их животных, а потом и их самих. Забивал их ногами, топтал их кости, уничтожал их прах, плевал на их могилы.

— Зачем вы так делали?

— Мне велели так делать. Но кто?

— Если не бросаться в суеверия, то это были вы сами. Ваши инстинкты.

— Суеверия? Инстинкты?

— Мне кажется, что я общаюсь с ребёнком. Было такое несколько раз. Хотя вообще они крайне молчаливы, эти дети. Я и сам пытался с ними заговорить — они боялись; им просто нечего вспомнить, поэтому они оглядывают вокруг всё, а глаза их так расширяются от удивления, что лопаются. Лишь несколько смельчаков смогли открыть рот...

— Вы говорили с детьми? Но я же первый?!..

— Вы первый из взрослых. А ребёнок вообще, можно сказать, не похож на человека. Его можно расценивать как особый вид. Можно было…

— Так куда же подевались все эти люди, эти дети?

— Они все были здесь. Рядом с нами, пока мы беседовали. Некоторых вёл лично я, но вы не могли этого видеть, пока мы с вами общались. Вы были зациклены лишь на себе. Понимаете?.. Да и эту мою фразу вы, скорей всего, воспримете неправильно, да забудете.

— Что?.. — я думал о чём-то, пока тот говорил, но мне было интересно, поэтому я переспросил: — Так куда же подевались эти люди?..

— Они все были здесь, и их число было очень большим, понимаете? — я одобряюще кивнул, а он осторожно продолжил: — Кажется, после этого мы перестали вести счёт; сбились. В любом случае, бесконечность можно приравнять к единице. Если мы будем, конечно, говорить об одном виде. А человек — это один вид. Уже исчезнувший…

 

— Значит, я первый?.. — я медленно повернулся назад: белая пустота. Это существо всё ещё куда-то меня тащило. Я не знал, сколько прошло времени, но его было достаточно, чтобы мне это всё наскучило. Казалось, что тянулись дни и даже недели, а потом — месяцы и годы. Тишина мне не мешала, но иногда мне хотелось что-то спросить. Однако с каждым вопросом всё становилось лишь непонятнее. Вопросы о времени мой спутник тут же обесценивал или вообще игнорировал. Информацию об этих существах я забывал моментально. Я о себе-то уже и не помнил ничего. Что уж говорить о чём-то необычном и постороннем. Закрывать глаза не получалось — всё было белым даже с закрытыми глазами. И куда мы шли, я тоже не понимал: назад, вперёд, в бок, вверх — для меня это не имело значения, видимо, как и для моего неизвестного друга. Я пытался о чём-то размышлять, но мне казалось, что размышлять вовсе не о чем. Иногда я, правда, видел образы. Но они тут же пропадали. А мой неизвестный провожатый иногда лишь оборачивался и смотрел на меня. Он шёл как-то безустанно, волоча моё бездвижное тело по этой пустоте.

Я что-то опять увидел! Может быть, это детство? Может быть, я — человек? Или нет? Тогда кто я?

— А что ты видишь? — спросил я.

— Что я вижу? А ты любопытный. Я вижу то, что ощущается тобой и твоим мозгом. Сейчас всё вокруг белое, но иногда проскальзывают моменты из твоей жизни. Кстати, она очень короткая. Как ты смог так вырасти за несколько дней?

— Я и был таким, кажется. Может быть, меня кто-то создал? Ты можешь об этом узнать из моей памяти?

— Я могу это узнать, я это знаю, но тебе эта информация не понадобится. Ты же всё равно окажешься в пустоте.

Я задумался…

— А как выглядит эта пустота? Ты сам-то её видел?

— Я её видел. И в ней ничего интересного нет. Гораздо интересней прогуливаться здесь перед тем, как ты решишь туда отправиться.

— Решу?

— Да. Ты должен принять свою смерть прежде, чем сможешь оказаться «там», в пустоте.

— Но я даже не знаю, что такое смерть.

— Дети были и то смышлёней, чем ты. Но я не могу тебе ни о чём говорить. Я могу лишь поддерживать беседу, хотя я уже и так отклонился от некоторых правил.

— Правил? Даже здесь есть правила?

— А как же. Они есть везде! Только вы, люди, их не ощущаете. Однако это не мешает вам их придумывать. Они у вас есть. Нелепые, но всё же правила. И у нас они тоже есть. Однако у нас нет наказаний за то, что кто-то их может нарушить.

— Так нарушь! Скажи мне, что в пустоте?! Скажи мне, что в моём прошлом?!

— Я не могу. Это мне не по силам. Это всё равно, что попросить тебя не сжигать те картины или книги в твоём прошлом — ты их всё равно сожжёшь...

— Возможно, я не смог бы изменить прошлого, но на будущее я могу повлиять?!

— Уже нет. Представь, что в той реальности ты давно уже умер.

— Но я мог бы не сжигать те книги и те картины! Если бы я сейчас смог вернуться, то постарался бы этого не повторять!.. Погоди, — вокруг всё стало тёмным, а мой путник остановился: — А что значит «умер уже давно»?

— Сейчас не существует той Вселенной. А ты хочешь вернуться. У тебя одна дорога — пустота. А ты до сих пор не можешь в это поверить и свыкнуться. Мы и так уже ходим здесь тысячелетиями, а ты просто этого не понимаешь! Ты сразу обесцениваешь эту информацию, потому что считаешь её ложью, но, поверь, я не умею лагать! Ты думаешь, что прошло очень мало времени. Понимаешь? На самом деле…

— Мне просто кажется, что я боюсь.

— Люди тоже боялись этого. Ещё сильнее! Но они не могли продержаться и сотни лет. А мы с тобой уже ходим здесь бессчётное количество тысячелетий. Я и подумать боюсь о той цифре.

— А что будет, если ты о ней подумаешь? — я не понимал уже, о чём он говорит, но слова сами создавались в моём воображении.

— Я не знаю. Может быть, меня ожидает та же самая пустота. А может быть, вселенная ещё раз взорвётся. Этого не угадать. Но и проверять я не осмелюсь.

— То есть ты тот ещё трус? — и я сам трусливо улыбнулся.

— В твоём представлении это может быть и так. Но твои оскорбления для меня ничего не значат.

— Выходит, мне придётся смириться?..

— Ты должен делать так, как должен.

— Но хочу ли я этого?.. И кому я это должен?..

Почему-то он мне так и не ответил, и мы ходили ещё очень долгое время с ним по этой бездыханной белой пустыне без песка и ветра. Биение своего сердца я не слышал, а звуки дыхания пропадали где-то в пустоте. Мой неизвестный друг всё шёл, а я волочился следом. Я надеялся до последнего, что когда-то мы остановимся, но надежды таяли. Вместе с ними таяли и последние мои мысли. Я больше никогда не смог проснуться, а мой разум не смог никогда больше противостоять этой пустоте, которая поглотила его; разум...

И стоило ли искать здесь смысл, если я всё равно забыл о нём и не только о нём…

— Так кто же я?

 

— Что это было, Рик?

— Всего лишь часть истории, Дивиас. Ещё один неудачный экземпляр, который тоже, как и я, где-то скитается в пустыне.

— То есть, его так и не нашли?

— Скажем так, от него до сих пор ещё не было весточки.

— А сколько прошло?..

— Не важно, Дивиас, в Пустыне нет временных ограничений. Поэтому там обитают сплошь разбойники и контрабандисты. Хороших людей, уверен, там тоже навалом, однако им живётся ничуть не легче твоего. Пятый уровень, Дивиас… Сожалею.

— Что?..

 

— Блин, я и без того был довольно дёрганым, а теперь эти глаза повсюду на меня смотрят. Чего они ждут от меня?..

— Волтер, прежде всего, успокойся… От тебя не ждут сверхчудес, понимаешь?..

— По-твоему, прострелить себе башку это не сверхчудо?..

— Нет, не в этом смысле. Ты это делал много раз. В тебе эта привычка укоренилась. Придётся сделать это ещё раз, понимаешь?

— Не совсем, Чак. На самом деле, я тебя не совсем понимаю, Чак.

— Ты сделаешь это в последний раз, и всё окупится. Вот о чём я.

— Чак, сам понимаешь, каждый раз для меня может стать последним. Ты хоть раз такое с собой делал?

— Нет, но у тебя в этом явный талант.

— Не говори о моих талантах, Чак, ты нихрена о них не знаешь! Они смотрят на меня, и меня это давит, ты врубаешься? Ты нихрена не врубаешься!

— Волтер, успокойся…

— Какой раз ты мне это говоришь? Успокоиться, конечно, мне бы не мешало, но и ты, пожалуйста, заткнись!

— Что ты сказал, засранец? Кем ты себя возомнил? Ты знаешь, что мы спокойно можем прихлопнуть тебя в любую секунду этой злоебаной жизни!

«Ах, ты пидор!»

— Ух, сколько в тебе злости…

— Сколько в тебе гордости!

— И что? Разве это плохо?

— Для тебя, Волтер, это очень-очень-очень плохо… Ты сам себя сжираешь, Волтер.

— Будто я не знаю.

 

Эксперимент под номером 38

I

— Мы не знаем точно, но люди с такими травмами жили недолго, — доктор тихо обошёл мою постель и приблизился к выходу: — Около года, но в любом случае, мы готовы испытать на вас наше новое устройство. До встречи.

Он вышел из палаты, захлопнув за собой дверь. Я же остался наедине с самим собой доживать свой короткий остаток жизни. Я бы мог, конечно, пройтись в последний раз по этому славному городу, в котором стёрлись уже тысячи моих воспоминаний. Я бы мог пробежаться ещё раз по тем тесным улочкам, на которых когда-то ходил рядом со своей любимой… Почему-то она была всего одна, хотя я так много прожил. Я ещё раз перед смертью поплавал бы в том бездонном озере, в котором и мои дети могли купаться… Я бы мог увидеть сны, в которых счастье никого не волнует, волнует именно этот короткий миг сна, плавно возникающий в момент быстрых движений глаз перед пробуждением —а дальше, реальность.

Я бы, наверное, мог всё это сделать, если бы не был младенцем…

 

II

Мне уже семьдесят пять лет. Мир за это время сильно изменился, однако страхи прошлого до сих пор остаются где-то внутри моего организма. В детстве я мог умереть. Но меня спасли… Какой-то доктор, точнее учёный, предложил вылечить мою болезнь. Мои родители постоянно скрывали от меня моё детское прошлое, поэтому однажды я смог его узнать и найти. Я добрался до записей этого доктора — он, вероятно, уже умер тогда. Поговаривали, что его долго искали после неудачного эксперимента и нашли…

Мне было пятьдесят, когда впервые я прочёл это. И мне показалось, что страх окутал моё тело: весь мой организм внутри и снаружи пылал — казалось, что я умираю. Я отчётливо вспомнил своё младенчество: эти толстые стеклянные стенки, эти лица учёных, врачей, этот доктор…

 

III

Когда я очнулся здесь в первый раз, мои мысли были спутаны: я, тот старик, который недавно умер, оказываюсь здесь, в этой белой комнате, рыдающим младенцем… … … … … … … … … … … … … … окутывает страх, серьёзно долбит по лёгким и участку где-то недалеко от сердца. Мне кажется, будто я умираю вновь!.. Плачу. А боль несётся по мне ещё миллиарды раз…

Мне невыносимо больно и страшно… (Секунда!) — и боль исчезла…

— Анестезия действует! — слышится сверху откуда-то, но глаз я не могу открыть. Кажется, я заперт где-то:

— В коробке? — я слышу вдруг свои мысли, рассуждая над тем, что происходит. Я не знаю, что творится со временем: то ли его очень много, то ли его нет вовсе! Моё сознание притупилось, но боль исчезла и не появлялась; странно, но я — младенец.

 

Каждый раз, когда я просыпался, с моих глаз, кажется, катились слёзы. Я очень чётко слышал плач, свой детский плач. Но я не мог остановиться… Я не хотел вновь умирать! Но со временем жизнь здесь мне стала казаться ненастоящей.

Снова боль!..

 

IV

Я не помнил уже, как меня звали, но я видел ясно: прямо на меня едит грузовик. Я вспомнил маму, отца. В этот момент моё тело слегка коснулось бампера огромной машины. Моя первая любовь. Кость в ноге хрустнула так сильно, что я завизжал — очень больно! — слёзы. Воспоминания о первой крупной ссоре с мамой: я кинул от злости стул, который сломался — мы его так и не починили. Коленная чашечка рассыпалась на мелкие осколки. Моё первое падение со скейта — я тогда подвернул ногу, кажется. Лицо задевает лобовое стекло. Мой первый поцелуй… Зубы рассыпаются по лобовухе, которая трескается вместе с моей челюстью. Первая драка — сломан нос. Мой глаз выбивает осколком стекла; челюсть уже не работает, но крик всё же вырывается. Моя первая группа — играю на гитаре. Мои руки ломаются, а из затылочной доли черепа вылетают куски мозга. Мои первые эксперименты с наркотиками. Горло режет осколками, а лёгкие перестают дышать. Я ничего не вижу и не чувствую; сердце уже не бьётся.

Вновь…

 

III. Младенчество

 

Я опять заплакал.

«Что это за место? Почему я здесь? Это сон?.. Почему я ничего не могу произнести? Куда все торопятся?.. Нужно поспать».