Итак, идея длящейся добросовестности - фантазия, оторванная от реальной жизни и не имеющая почвы в законе, который тоже ведь написан для жизни. 21 страница
Вот один из примеров того, как работает новый Закон.
В июне 2005 г. началась борьба за здание ОАО "Гипромез" (г. Москва, пр. Мира, 101. Площадь здания более 32 тыс. кв. м). Борьба началась с того, что вначале был подделан договор купли-продажи здания от имени ОАО "Гипромез" панамской фирме "Хэкбридж Партнерс С.А.". Этот покупатель, не вступая во владение, перепродал здание "Вортман инвест Лтд.". Второй покупатель зарегистрировал свое право собственности в Главном управлении федеральной регистрационной службы г. Москвы и несколько раз предпринимал попытки силой занять здание, предъявляя свидетельство о праве собственности. ОАО "Гипромез" с помощью милиции трижды - 1, 6 и 15 июня 2005 г. - отразил попытки штурма. 16 июня вызванные сотрудники милиции (Северо-восточный округ) отказались вмешиваться, и штурмующие захватили здание. При этом один из руководителей штурма стрелял в сотрудника ОАО "Гипромез" <1>. В течение нескольких месяцев возбужденное прокуратурой округа дело практически не расследовалось. Только после того, как дело было передано в ГУ МВД по Центральному федеральному округу, был задержан один из организаторов штурма. Выяснилось, что этот организатор, представлявшийся подполковником милиции, трижды судим за разбой, грабеж и вымогательство. После его ареста в связи с обвинением в самоуправстве и мошенничестве здание было освобождено, однако продолжает числиться в собственности "Вортман инвест Лтд.". Документы о фиктивной сделке Москомрегистрацией утеряны, а регистратор уволился <2>.
--------------------------------
<1> Потерпевший остался жив, что, видимо, свидетельствует об определенном гуманистическом потенциале, имеющемся все же в норме п. 2 ст. 223 ГК.
<2> Коммерсантъ. 2005. 26 окт.
Характерно, что потерпевший собственник ищет защиты в сфере публичного права, полностью попадая в зависимость от усмотрения и компетентности прокуратуры и милиции. Защиты средствами частного права он не видит.
Нелепости и противоречия ст. 223 ГК можно было бы перечислять и дальше. Но важнее подумать, что можно сделать для ее нейтрализации. Во-первых, мы должны, видимо, перейти к расширительному толкованию ограничений в защите ответчика по ст. 302 ГК. Если сегодня мы исходим из того, что истец (собственник) имеет иск против добросовестного приобретателя, только если вещь выбыла из его владения помимо воли, то под давлением нормы ст. 223 ГК РФ имеет смысл распространить это условие также и на те случаи, когда собственник лишился собственности вследствие предъявления подложных документов и совершенных на их основании записей в ЕГРП независимо от наличия обвинительного приговора, только в силу факта поддельности.
Во-вторых, следует отказывать в защите тем приобретателям, которые заняли объект недвижимости насильственно, не в установленном порядке, с помощью подложных документов, полагая таких приобретателей не имеющими доброй совести, т.е. обсуждать добрую совесть на момент завладения объектом, а не только на момент заключения сделки. Тем, кто не стал владельцем объекта, следует отказывать в их притязаниях. Добросовестность приобретателей, основанная на подложных документах, должна толковаться как можно более узко.
Следует вспомнить правило классического права (которое никогда и не ставилось под сомнение): добросовестность должна толковаться не только на момент сделки о приобретении, но и на момент получения владения. Понятно также, что приобретатель, не осмотревший объект недвижимости, который он намерен приобрести, и не установивший, кто и на каком основании им владеет, не может считаться осмотрительным и добросовестным приобретателем. А если он установил, что владение осуществляется иным, отличным от продавца (отчуждателя), лицом, то добросовестность также исключена, что вполне очевидно.
Для ясности нужно отметить, что невозможна ситуация, когда приобретатель уже заключил сделку, но не стал еще владельцем и уже заявляет о своей доброй совести. Добрая совесть всегда выясняется и обсуждается только ретроспективно, а само это качество присуще только владельцу, но никак не покупателю или иному приобретателю (на это, впрочем, указывает и ст. 223 ГК, говоря о необходимости предъявления иска об истребования вещи от добросовестного приобретателя; истребование возможно только от владельца). Если недействительность сделки обнаружилась до ее исполнения, то никакой добросовестности нет, а сделку исполнять нельзя: само по себе такое исполнение является правонарушением, а получатель имущества становится заведомо недобросовестным.
В-третьих, следует максимально настойчиво преследовать службу регистрации и иные органы за выдачу подложных справок и иных документов, а также за ненадлежащую проверку представленных документов, в порядке ст. 1069 ГК, требуя с них взыскания причиненного вреда, как правило, в виде предоставления равноценной недвижимости. Следует всячески бороться с тенденцией, когда виновный регистратор объявляется в розыск, а система не хочет отвечать за его действия.
Можно ожидать толкования поправок к Закону о регистрации в том смысле, что ими ограничена ответственность Российской Федерации суммой в 1 млн. руб. Такое толкование применимо лишь к ответственности за преступления, совершенные частными лицами. За вред, причиненный должностными лицами, государство должно отвечать в полном размере в соответствии со ст. 1069 ГК РФ.
Введение нового правила ст. 223 ГК заставляет напомнить о том, что ранее не имело большого значения, поскольку было полностью охвачено механизмом аннулирования сделок в порядке главы 9 ГК: право собственности не может быть получено от похитителя.
В германском праве это сформулировано в правиле § 935 ГГУ (корректирующем § 932 ГГУ, который взят за образец при составлении поправки к ст. 223 ГК, если только не считать такой детали, как отличие движимой вещи от недвижимой): право собственности не может быть приобретено, если движимая вещь была украдена у собственника или иным образом утрачена им (исключение делается для вещей, купленных с публичных торгов и для денег и ценных бумаг). Существует и ряд законодательных запретов (например, запрет на распоряжение имуществом, включенным в конкурсную массу), также исключающих добросовестное приобретение движимых вещей <1>.
--------------------------------
<1> Подробнее см.: Василевская Л.Ю. Учение о вещных сделках по германскому праву. С. 210 - 211.
В английском праве это правило выражено сходным образом: "Если продавец вообще не имеет собственности, сделка не может быть продажей". По такой сделке покупатель получает лишь владение <1>.
--------------------------------
<1> Battersby G. Acquiring Title by Theft. P. 605.
Нет сомнения, что российское право не отказывалось от этой фундаментальной идеи (хотя бы потому, что она практически не обсуждалась). Если имущество похищено, получено от собственника или владельца обманным путем, с использованием подложных документов, то возникновение у приобретателя права собственности следует считать невозможным.
Фактически за рамками действия ст. 223 ГК оказываются вещи, утраченные собственником помимо его воли (т.е. с использованием насилия, обмана, включая изготовление подложных документов и т.п.), движимые вещи. Таким образом, остается некоторая сфера применения ст. 234 ГК, хотя само по себе разграничение этих норм не может быть, конечно, проведено, и их смешение в наиболее распространенной ситуации приобретения по сделке станет неизбежным, что создаст множество дополнительных трудностей на практике <1> и будет поводом для недоумений всех цивилизованных цивилистов.
--------------------------------
<1> Ссылки на то, что в других правовых системах возможно "мирное" сосуществование немедленного приобретения движимости и приобретения по давности (см.: Мурзин Д.М. Указ. соч. С. 432), упускают из виду, что другие правовые системы допускают приобретение по давности без доброй совести (и это правильно), тогда как в ст. ст. 234 и 223 ГК юридические составы практически тождественны и обязательно включают добрую совесть приобретателя. Кстати, лишены почвы в российском законодательстве предположения Д.М. Мурзина о том, что добросовестный приобретатель - ответчик по виндикационному иску и добросовестный владелец, ведущий владение для давности, - различные фигуры (см. там же). Владелец для давности приобретает имущество по недействительной сделке и именно потому не имеет на него права - если бы право имелось, то он не мог бы вести владение имуществом как своим: либо он собственник, и тогда ему не нужна приобретательная давность, либо он законный владелец, и тогда он относится к имуществу, как к чужому.
Стало быть, остается только гипотеза приобретения имущества не по сделке. Но все случаи первоначального приобретения (ст. ст. 225 - 233 ГК), как известно, исключают добрую совесть. К этим случаям нормы о приобретательной давности применимы в крайне ограниченном объеме (достаточно прямого регулирования ст. ст. 225 - 233 ГК) и вопреки тому, что приобретатель всегда заведомо знает, что он - не собственник, т.е. не имеет доброй совести. Изготовление вещи для себя (п. 1 ст. 218 ГК) также исключает добрую совесть, так как не может быть заблуждения в пороках, препятствующих приобретению права (вообще говоря, добросовестность застройщика, ведущего незаконное строительство, едва ли должна получать какую-либо защиту закона). Соответственно либо право собственности никогда не приобретается, либо оно приобретается в порядке, предусмотренном п. 1 ст. 218, ст. ст. 220 или 222 ГК РФ, но не в рамках нормы ст. 234 ГК.
Итак, добросовестный владелец для давности по ст. 234 ГК - это всегда добросовестный приобретатель. Для недвижимости это суждение носит совершенно категорический характер.
Казуистически и весьма отвлеченно можно обсуждать только сферу приобретения движимостей, хотя исходящий из реальной жизни анализ этой лишенной практического смысла казуистики приводит к тому же выводу и применительно к движимым вещам (в начале настоящей главы этот аспект уже затрагивался).
И вновь нужно сказать, что добросовестность должна иметься не только в момент совершения договора об отчуждении объекта, но и в момент получения владения. Это означает, что насильственное или самоуправное занятие ранее добросовестно купленного объекта недвижимости исключает добрую совесть применительно к ст. 302 ГК РФ и тем самым - применительно к ст. 223 ГК РФ. Точно так же не будет доброй совести, если владение будет получено хотя и без насилия, но от лица, которое не имело права на передачу владения в порядке отчуждения (от арендатора, не имевшего поручения продавца на передачу объекта, от лица, осуществляющего охрану, и т.д.). Для доброй совести владение должно быть получено не иначе как посредством надлежащего исполнения договора об отчуждении имущества.
Как уже говорилось, один из пороков п. 2 ст. 223 ГК, обусловленных юридической квалификацией ее авторов, состоит в том, что в этой норме нечетко выражено обязательное совпадение владения и добросовестного приобретения. Сам по себе атрибут добросовестности присвоен законом лишь одному лицу - приобретателю, т.е. владельцу, получившему вещь во владение по сделке о приобретении. Любой незаконный владелец, получивший владение иным способом, чем приобретение (хищение, завладение бесхозяйной вещью, находка, создание вещи из чужого материала и т.д.), не может считаться добросовестным, так как он не может не знать, что вещь ему не принадлежит. В ст. 302 ГК добрая совесть увязана исключительно со сделками об отчуждении вещи. За рамками этих сделок она возникнуть не может. В нашем законе нет добросовестного владения недвижимостью иного, чем возникшего из приобретения <1>.
--------------------------------
<1> Практически невероятные варианты добросовестного получения владения без приобретения можно чисто теоретически обсуждать применительно к некоторым экзотическим способам получения владения (таким, как, скажем, охота), но все они относятся к приобретению движимостей.
Это ясно, и мне уже приходилось об этом говорить. Но у этой очевидной истины (хотя некоторые цивилисты еще не до конца ее усвоили, к сожалению) есть и другая сторона - любой добросовестный приобретатель всегда владелец, так как закон, конструируя добрую совесть, говорит исключительно о незаконном владельце как ответчике по виндикационному иску.
Значит, не может быть добросовестного приобретателя, который не является владельцем. Но именно это ускользнуло от сознания авторов поправки к п. 2 ст. 223 ГК. Они сориентированы на ситуацию чисто документального приобретения, без владения объектом недвижимости. Именно в этой сфере власть выписки из ЕГРП очевидна.
Но ведь обладателю титула, подтвержденного выпиской, нужно как-то, наконец, попасть в здание (на участок). Вот здесь и обнаруживается, что норма п. 2 ст. 223 ГК лишена материальности. Ведь если будущий получатель выписки занял здание иным образом, чем в порядке исполнения сделки о приобретении (например, не как покупатель, а как арендатор, подрядчик или охранник), то он никогда не приобретет доброй совести. А если в момент регистрации за ним права собственности зданием владеет лицо, которое не совпадает с отчуждателем, указанным в ЕГРП, и не намерено отдавать владение, то следствие то же - невозможность получить добросовестное владение. Завладение зданием, в котором никого нет, хотя бы при этом похвально исключались стрельба и прочее насилие, также не создает добросовестного приобретения - по сделке здание (участок) нужно именно приобрести, получить из рук в руки от отчуждателя. Кстати, в этом и состоял первоначальный смысл ст. 223 ГК (а в ст. 224 уточнялось, каким образом происходит само получение из рук в руки) до ее искажения поправкой.
В любом из описанных случаев добросовестное владение невозможно. Захват, даже с предъявлением выписки из ЕГРП, является самоуправством и тоже не создает добросовестности.
Отсюда видно, какие средства защиты имеет потерпевший собственник кроме только ежедневной обороны здания от обладателя свидетельства о праве собственности, полученного в силу выписки из ЕГРП. Он должен одновременно с оспариванием сделки, заключенной на основании подложных документов, заявить и требование о признании за ним права собственности, указывая, что у ответчика нет добросовестности, ибо добросовестным может быть только владение, а ответчик владельцем не является.
Несколько отвлекаясь, нужно заметить, что и приобретение - это технический термин. Это указание на сделки, указанные в гл. 30 - 33 ГК РФ, и некоторые иные (например, внесение имущества в уставный капитал, передача имущества в порядке отступного <1>). В любом случае это сделки об отчуждении. А такие сделки не подчиняются норме ст. 421 ГК о свободе договора и всегда указаны в законе. Так же, как только закон указывает на право отчуждения (оно не может быть создано соглашением сторон), так и сделка об отчуждении может быть указана только законом. В контексте узукапии здесь, конечно, налицо параллель с требованием titulus на стороне незаконного владельца. Параллель не случайная, а, напротив, совершенно естественная. Поэтому, кстати, некорректно употребленное автором выражение "законное приобретение" применительно к кредитору в рамках удержания <2>. Во всех случаях удержания кредитор получает имущество не по договору об отчуждении и потому не является его приобретателем.
--------------------------------
<1> Договор простого товарищества, как это будет показано в соответствующей главе, не является договором о приобретении.
<2> Труба А.Н. Субъективное право удержания и пределы его осуществления: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2006. С. 12.
Не только субъект удержания, но и законный владелец не может быть приобретателем.
Невозможность добросовестного приобретения без добросовестного получения владения означает, что норма п. 2 ст. 223 ГК заведомо никогда не сможет получить собственное, отличное от ст. 234 ГК, значение, хотя в ней и не говорится о владении, в отличие от ст. 234 ГК. Просто-напросто ее юридический состав никогда не будет завершен. Ее сфера - это приобретение объекта по воле отчуждателя, фактически владеющего объектом, причем ведущего это владение мирно и без самоуправства, с регистрацией права за получателем (ибо иначе не возникает добросовестности), который ведет себя как собственник, а собственник недвижимости всегда зарегистрирован. А ведь это - сфера и нормы ст. 234 ГК.
Остается только разница в сроке приобретения (ст. 234 ГК) и моментальности приобретения (п. 2 ст. 223 ГК), что само по себе не просто возмутительное и непростительное недоразумение (буквальное значение этого слова здесь приоритетно), но и бесспорное свидетельство удручающего состояния юридической квалификации большого, увы, числа современных юристов.
За прошедшие несколько лет в основном достигнуто понимание тех способов, посредством которых норма п. 2 ст. 223 ГК может быть в основном приспособлена к системе ГК.
Во-первых, ее действие должно быть распространено на движимые вещи <1>.
--------------------------------
<1> Пункт 2.2.3 Концепции развития законодательства о вещном праве.
Во-вторых, учитывая, что она по существу является мгновенным приобретением права собственности по приобретательной давности для добросовестных приобретателей, придется исключать вовсе этот случай приобретения по давности из ст. 234 ГК, оставив в целом норму ст. 234 для приобретения без доброй совести (что и само по себе давно необходимо <1>).
--------------------------------
<1> Пункт 2.2.6 Концепции развития законодательства о вещном праве.
В-третьих, норма п. 2 ст. 223 ГК может быть использована и фактически используется в арбитражной практике с 2007 г. как обоснование невозможности заявления иска невладеющим истцом о признании права собственности на недвижимую вещь без одновременного заявления виндикационного иска (вопрос рассматривается дальше).
Как устранить иные противоречия (условное право собственности и некоторые др.), еще предстоит подумать.
Возвращаясь к защите владения, когда оно не стало собственностью, отметим, что даже если впоследствии истец не сможет получить собственности на вещь, защита владения тем не менее возможна, поскольку норма п. 2 ст. 234 ГК, предоставляя защиту владельцу "до приобретения права собственности", не увязывает эту защиту с одновременным решением вопроса о собственности (например, путем введения условия "при наличии оснований для приобретения права собственности" или иным аналогичным способом). Соответственно решение суда, давшего защиту такому владению, не предрешает судьбу возможного спора о собственности на вещь.
Разумеется, возможно иное, более узкое толкование нормы п. 2 ст. 234 ГК, тем более, что презумпция добросовестности с трудом признается на практике <1>. Но в этом случае окажется, что обширная сфера вещных отношений, связанных с владением без основания, окажется без частноправовой защиты и регулирования.
--------------------------------
<1> См., например: Вестник ВАС РФ. 1996. N 6. С. 64 - 65. Верное по существу утверждение о том, что "участник гражданского правоотношения признается добросовестным, а доказывать его недобросовестность должен тот, кто с такими действиями связывает определенные юридические последствия. Это подтверждается и существующей судебной практикой" (Веденеев Е.Ю. Роль презумпций в гражданском праве, арбитражном и гражданском судопроизводстве // Государство и право. 1998. N 2. С. 45), не подлежит сомнению, кроме только уверенности автора в том, что презумпция добросовестности уже принята судами. В п. 24 Постановления Пленума ВАС РФ от 25 февраля 1998 г. N 8 "О некоторых вопросах практики разрешения споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав" прямо сказано: "...приобретатель должен доказать, что он приобрел имущество возмездно и что он не знал и не мог знать о том, что имущество приобретено у лица, не имевшего права его отчуждать" (Вестник ВАС РФ. 1998. N 10. С. 20). Н.Р. Иванова, комментируя эту рекомендацию, добавляет: "Бремя доказывания лежит не только на собственнике имущества. Мало заявить в суде, что покупатель не знал и не мог знать об отсутствии у продавца права отчуждать имущество. Надо представить суду неопровержимые доказательства своего неведения" (Иванова Н.Р. Защита права собственности в арбитражном суде // Комментарий арбитражной практики. М., 1999. С. 113, 116). Естественно, эта позиция полностью разделяется судами. Например, в одном из обзоров практики в качестве примера приводится решение, которым удовлетворен виндикационный иск, несмотря на заявление приобретателя о добросовестности, потому что "он мог знать об отсутствии права собственности" у продавца" (Вестник ВАС РФ. 2000. N 3. С. 49).
Иногда высказываемое суждение о том, что проблемы презумпции добросовестности приобретателя вообще нет, так как она закреплена законом (ч. 3 ст. 10 ГК), к сожалению, не вполне корректно. Ведь эта норма буквально говорит о защите гражданских прав, а фактический владелец, в том числе и ведущий владение для давности, не имеет права гражданского; объектом защиты является именно незаконное владение. Соответственно ст. 10 ГК может рассматриваться лишь как свидетельство общего подхода законодателя к добросовестности участников оборота, но не как норма прямого действия при защите незаконного владения.
Кроме того, такое узкое понимание защиты вступает в противоречие с основаниями предоставления иска по ст. 234 ГК: если защищается лишь будущее право (а только такое основание тогда и остается), то исчезает наличный, сегодняшний объект защиты. Но ведь защите подлежат только действительные, уже существующие ценности. Тогда также утрачиваются и игнорируются такие традиционные мотивы защиты владения, как гражданский мир, противодействие насилию, защита добросовестного приобретателя, хотя нет никаких оснований полагать, что законодатель намерен вытеснять такие правовые ценности, как противостояние насилию или защита оборота.
Напомним, что классическое право понимало владение независимо от его правомерности "как подлежащую уважению со стороны всех граждан фактическую связь индивида с вещью", имеющую глубокое гуманистическое значение, оцениваемое И. Покровским как "кульминационный пункт идеи личности" <1>.
--------------------------------
<1> Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М., 1998. С. 228.
По соображениям исторического плана изложенный подход мог бы, кажется, вызвать возражения, основанные на том, что происходит смешение разных видов владения: possessio ad interdicta (владение, имеющее интердиктную защиту, но не позволяющее приобретение по давности) и possessio ad usucapionem (защищенное не только интердиктами, но и петиторным иском и ведущее к приобретению по давности). Однако случаи possessio ad interdicta известны и ограничены перечнем: это наследственное владение арендованным участком, прекарное владение до востребования, владение залогового кредитора и владение секвестром спорной вещью до разрешения спора о ней <1>. При казуистическом характере выведения этого понятия очевидно, что оно может быть определено и как такой вид владения, который лишен признаков possessio ad usucapionem.
--------------------------------
<1> Дождев Д.В. Основание защиты владения в римском праве. М., 1996. С. 4.
Теперь, учитывая, что российской системе права из указанных видов possessio ad interdicta прекарное владение неизвестно, а прочие виды, являясь титульным владением, снабжены виндикационной защитой, мы можем не только утверждать, что противопоставление possessio ad usucapionem и ad interdicta в нашем праве лишено смысла, но, напротив, найти здесь дополнительные аргументы в пользу предлагаемой нами конструкции, если обратить внимание на очевидную тенденцию снабжения ординарной виндикационной защитой любого законного (титульного) владения, которое не может рассматриваться как владение для давности.
Для определения сферы применения приобретательной давности мы должны учесть состояние отечественного законодательства в сфере регулирования владения.
Пока закон исключает посессорную защиту, приобретательная давность в силу необходимости будет охватывать более широкую сферу отношений, чем это ей предписано и чем она имеет в других правовых системах. Оставаясь на почве такого расширенного применения института, вернемся к основным чертам приобретательной давности.
Одной из таких черт является добросовестность владения. Известное классическому праву требование наличия титула владения (романисты, с трудом преодолевая казуистический характер учения о титуле usucapio, обобщили его в виде "внешнего события, которое придает нашему господству над вещью видимость правомерности" <1>) прямо не указано в ст. 234 ГК и поэтому должно обсуждаться применительно к добросовестности (а также влиять на обсуждение факта, имелось ли владение "для себя").
--------------------------------
<1> Дернбург Г. Указ. соч. С. 133.
Наиболее строгое понимание добросовестности сводится к требованию непременного наличия у владельца основательной уверенности, что вещь принадлежит ему на праве собственности. Существует и более умеренное толкование добросовестности как убеждения приобретателя, что вещь получена им "без неправды" <1>, пусть и не в собственность, но таким образом, что позволяет осуществлять владение "как своим собственным".
--------------------------------
<1> Хвостов В.М. Система римского права. С. 253.
Простое сомнение не вредит правомерности владения: по ГГУ требуется, чтобы "владелец узнал положительным образом, что он не собственник" (Дернбург Г. Указ. соч. С. 136).
Учитывая слабое развитие отношений собственности в предыдущие десятилетия (самым убедительным подтверждением этого является тот общеизвестный факт, что законодательство о приватизации, вынужденное в силу своей прагматической направленности ориентироваться не на официальные титулы, а на реальное положение, исходит только из фактической принадлежности имущества, понимая его в наиболее грубом, неразвитом смысле, как то, что подлежит инвентаризации) и ретроспективное действие приобретательной давности, мы должны признать уместность более мягкого толкования добросовестности, не заставляющего владельца углубляться в те достаточно смутные очертания собственности, которые она совсем недавно имела, не достигнув, впрочем, необходимой определенности до сих пор.
Характерным примером, иллюстрирующим этот аспект, является такое дело.
Райпотребсоюз, обратившись в 2000 г. с заявлением о государственной регистрации за ним встроенных помещений в жилые здания, столкнулся с возражениями муниципалитета, утверждавшего, что эти помещения (в составе жилого фонда) включены в реестр муниципальной собственности. В судебном заседании было установлено, что встроенные помещения, в которых размещались торговые и иные коммерческие организации, принадлежащие райпотребсоюзу, находились во владении истца по крайней мере с 1960-х гг. Ни райпотребсоюз, ни муниципалитет не имели документов или иных надлежащих доказательств, позволяющих судить о происхождении спорных объектов и обстоятельствах передачи их во владение райпотребсоюза.
Муниципалитет ссылался в обоснование своей позиции на презумпцию государственной собственности, которая в случае отсутствия иных оснований действовала по прежнему законодательству в пользу государства. Однако против этой презумпции в данном случае действует другая, общеправовая презумпция законности действий всех участников оборота (презумпция доброй совести - частное проявление этой презумпции). В противном случае мы столкнемся с парализующей всю жизнедеятельность общества ситуацией, когда каждое лицо будет находиться в состоянии полной неуверенности относительно своих прав и всю свою энергию будет вынуждено направлять на обеспечение доказательств в оправдание своего существования. Действие такой презумпции, лежащей в основании права, даже когда о ней прямо, как это было в прежнем ГК, и не говорится, состоит, в частности, в том, что передача имущества предполагается совершенной законно, пока не доказано иное. В соответствии с действовавшим законом передача имущества из государственной собственности в собственность общественных организаций происходила обычно в форме отчуждения и возмездно (ст. 96 ГК РСФСР). Условная или временная передача (например, имущественный наем) не практиковалась, хотя и была теоретически возможна. Но имущественный наем оставляет следы: начисление платы, учет имущества (основных средств) как арендованных и т.п. Отсутствие таких следов практически исключает доказывание условной передачи. Ведь владелец не должен доказывать, что он получил помещения временно.
Презумпция государственной собственности в данном случае будет состоять в том, что райпотребсоюз будет предполагаться незаконно захватившим помещения. Но это, с учетом хозяйственного уклада того времени <1> с присущим ему контролем государства за каждым сколько-нибудь серьезным имущественным актом (к числу таких, несомненно, относились акты передачи помещений), будет означать и незаконность деятельности самих органов государственного управления. Логики мало.