Почему провалились рыночные реформы в странах СНГ?

Предисловие автора

Настоящая работа представляет собой опыт критического анализа рыночных реформ, осуществлявшихся в странах СНГ на протяжении последних 15-ти и более лет. Автор приходит к неутешительному выводу, что реформы провалились и дальнейшее продолжение их чревато самыми катастрофическими последствиями, а также предлагает концепцию экономической системы, альтернативной рыночной. За последнюю автор принимает модель современной западной экономики (именно, модель – реальная западная экономика от своей модели отличается весьма существенно). Эту альтернативную экономическую систему автор называет «асимметричная экономика».

В работе в основном используются данные, взятые из сегодняшней российской практики, как наиболее полно освещённой в экономической прессе и в СМИ среди всех стран СНГ. Однако эта работа не об экономике России и вообще не об экономике какой-либо конкретной страны СНГ, эта работа о проблемах постсоветской экономики в целом. Пример России в данном случае – это только иллюстрация того, как асимметричная экономическая система проявляет себя в той или иной ситуации. Автор полагает, что только уяснив, как она ведёт себя при том или ином режиме работы, мы можем установить, какие меры по её регуляции для неё подходят, а какие – нет.

Основные положения работы следующие.

1) С началом реформ утвердилось мнение, что в СССР была создана некая искусственная, нежизнеспособная и «неправильная» экономика, которую следует вернуть в «нормальное» русло развития, т.е. «перейти» от советской плановой экономики к экономике рыночной (экономике западного типа).

Автор считает это мнение ошибочным. С его точки зрения, в бывшем СССР была создана особая экономическая система, которую следует рассматривать не как «неправильную», а как альтернативную, отличающуюся от западной по всем параметрам, но тем не менее вполне жизнеспособную и эффективную. У этой экономической системы, сравнительно с рыночной, есть свои недостатки, но есть и свои преимущества. Реформировать такую экономическую систему можно только предварительно изучив все её потенциальные возможности с тем, чтобы понять, каким образом можно усилить её сильные стороны и минимизировать недостатки. Переход от того типа экономики, какой сложился в бывшем СССР, к экономике западного типа (рыночной экономике) автор считает нереальным. По его мнению, структурные характеристики, присущие постсоветской экономике, исключают возможность такого перехода;

2) Автор считает, что поскольку вся экономика бывшего СССР строилась примерно по одной схеме, то вследствие этого структура экономики любой из стран СНГ базируется на тех же принципах, на которых базировалась экономика всей страны. Эти принципы суть следующие: 1) недопущение в экономической структуре дублирования производственной деятельности (конкуренции) как по горизонтали (производство конечной продукции), так и по вертикали (производство промежуточной продукции), такую структуру экономики автор называет жёсткой; 2) диспропорциональность (асимметрия), т.е. такое устройство экономики, при котором потребительский сектор носит не доминирующий, а подчинённый характер и не служит фундаментом экономики; автор считает бесспорным, что такая структура хотя и обладает определёнными недостатками, но зато приводит к созданию экономики, развитой больше, чем позволяет платежеспособный спрос населения; 3) функционирование на основе раздвоенной финансовой системы, т.е. такой, когда потребности населения обслуживаются по одним финансовым каналам, а вся остальная экономика функционирует на основе безналичных денег, которые, как это указывалось давно и многими, фактически деньгами не являются, а представляют собой счётные единицы; такая финансовая система – тоже следствие асимметричной структуры экономики;

3) Автор полагает, что поскольку экономика любой страны СНГ в своей основе базируется именно на указанных трёх принципах, то представляется возможным создать для них своего рода «алгоритм», т.е. способ решения задачи, точно предписывающий, как получить результат, однозначно определяемый исходными данными.

Конечно, различия между экономиками бывших советских республик имеются, и они значительны. Так, в СССР перерабатывающие мощности были в основном сосредоточены на северо-западе страны, в то время как юго-восток был в основном поставщиком сырья и сельхозпродукции. В результате такого устройства страны СНГ развиты весьма неравномерно. Тем не менее экономика любой страны СНГ в течение десятилетий строилась и развивалась именно на указанных принципах, эти три принципа и есть наши исходные данные. Это обстоятельство позволяет утверждать, что реформировать экономики стран СНГ можно, модифицировав для конкретных условий приблизительно один и тот же, во всяком случае, очень схожий, набор приёмов. Разумеется, полного совпадения тут не может быть, следует учитывать и местную специфику (уровень промышленного развития, ориентация национальной экономики на переработку, сельское хозяйство или добычу сырья, географическое положение, климат и т.д.), но, тем не менее, применяемые меры должны быть примерно одинаковы (поскольку структурные характеристики экономик стран СНГ примерно одинаковы);

4) Наконец, автор делает вывод, что рыночная экономика – под которой понимается западная модель экономики – это тупиковый вариант экономической системы, невозможный для реализации в незападных странах в силу того, что рыночная экономика отличается сверхвысокой энерго-, ресурсо- и трудоёмкостью, что делает её в этом отношении крайне нерациональной. Окончательно сложившаяся фактически только после Второй мировой войны, очень молодая, современная западная экономика уже сейчас явно высветила все свои недостатки. Западная модель экономики не может быть приложена ко всему миру, это уже устаревшая модель. Автор полагает, что будущее мировой экономики за неравновесными (асимметричными) экономическими системами, весьма значительно отличающимися по своим структурным характеристикам от экономики рыночной (западной).

В работе сделан ряд конкретных предложений, которые автор считает вытекающими из самих структурных характеристик имеющейся в нашем распоряжении экономической системы и которые, по его мнению, необходимо принять. Сами по себе эти предложения не являются абсолютно новыми – такие же или очень схожие предложения делались и делаются многими, новой является сама концепция асимметричной экономики.

За рамками работы оставлена такая важная сфера экономики как сельское хозяйство. Автор не счёл нужным специально останавливаться на сельском хозяйстве, так как полагает, что принцип асимметрии, рассмотренный в настоящей работе, распространяется и на него. Впрочем, в его планах написать отдельную работу на эту тему.

Автору неоднократно приходилось слышать упрёки в адрес экономистов, что они пишут так, что человеку, не имеющему специальной экономической подготовки понять их работы невозможно. Он принял во внимание подобные замечания и постарался изложить свои мысли в максимально доступной и для неспециалистов форме.

Почему провалились рыночные реформы в странах СНГ?

Мы идём на поводу у сложности и
утратили всякую способность видеть очевидное.
Томас Дж. Питерс

Анализ развития экономических процессов в странах СНГ за последние пятнадцать и более лет не оставляет места для сомнений: рыночные реформы в них полностью провалились. Вместо ожидаемого и обещаемого качественного скачка в экономике мы пришли к такому развалу, равного которому история экономики ещё не знала. В результате жизнеспособность стран СНГ на грани краха, а миллионы наших соотечественников поставлены в невыносимые условия существования. Никаких обнадёживающих перспектив не предвидится, ситуация может только ухудшаться. Бодрые заявления лиц, власть предержащих, что дела не так уж и плохи, мало кого обманывают и даже им не удаётся скрыть свою растерянность: рассыпается и выходит из-под контроля буквально всё.

Хотя провал реформ ясен уже всем или почти всем, однако по-прежнему нет ответа на главный вопрос: почему они провалились?

Даже самые жёсткие противники проводимого экономического курса не идут дальше критики, в общем-то, второстепенных моментов, такая критика не конструктивна и явно не продуктивна. Для того чтобы разработать реалистичную программу реформирования экономики, нам необходим более глубокий анализ причин провала, выходящий за рамки простой критики отдельных действий правительств стран СНГ.

Прежде всего, отметим, что ни одно из правительств стран СНГ за весь постсоветский период так и не сумело выработать концепцию реформ. И это за более чем полтора десятка лет! Такое положение вещей не может не вызывать чувство недоумения, но факт остаётся фактом: за все прошедшие годы никто так и не сумел толком объяснить, в чём должны заключаться реформы, как они должны выглядеть, на что они должны быть похожи, в какой последовательности проводиться, наконец, насколько они вообще реальны.

Абсурдными выглядят попытки механического внедрения у нас методов регуляции экономики, характерные для стран Запада. Ещё более абсурдно, что даже вопиющие провалы буквально во всех сферах не сумели заставить наших руководителей считаться с реальностью. Между тем, бесперспективность используемых мер была вполне предсказуема, на это давно, ещё с горбачёвских времён, указывали многие специалисты как в бывшем СССР, так и за рубежом.

Даже самый беглый обзор показывает, что западные методы регуляции в экономике бывшего СССР не только не применимы – они ей противопоказаны, поскольку в случае с экономикой стран Запада и стран СНГ мы имеем дело с абсолютно разными экономическими системами. Укажем, в чём главные различия между ними.

Финансовая система

Одним из главных признаков кризиса, поразившего экономики всех стран, образовавшихся на месте бывшего СССР, – общая нехватка денег. Нет денег, чтобы платить зарплату и пенсии, нет денег, чтобы заполнить бюджет, нет денег, чтобы финансировать социальные программы и т.д. Денег в экономическом обороте явно не хватает для покрытия потребности в них. Финансовых ресурсов не хватает не то чтобы для осуществления отдельных выплат, их не хватает в экономике в целом, просто для того, чтобы она не разваливалась от их нехватки. Даже для того чтобы обновлять стремительно ветшающую инфраструктуру – и то денег нет. В чём причина такого тяжкого положения дел?

Кто-то из великих совершенно справедливо заметил: изучайте историю вопроса; когда знаешь, как и под влиянием каких причин возникла проблема, многие решения приходят сами собой. Чтобы выяснить, каким образом можно решить многочисленные проблемы, навалившиеся на нас, необходимо произвести определённый экскурс в наше относительно недавнее прошлое, проанализировать структурные различия между экономикой бывшего СССР и стран Запада и осмыслить те ограничения, которые эти различия накладывают на возможности её реформирования.

Специалистам хорошо известно, что экономику бывшего СССР характеризует не имеющая в мире аналогов неразвитость потребительского сектора по отношению ко всей остальной экономике. Но какие выводы делаются из этого факта? Никаких. А между тем, именно знание этого факта даёт нам ключ к осмыслению проблемы общей нехватки денег в нашей экономике.

Как известно, в рыночной экономике потребительский сектор является доминирующим, и вся экономика базируется на нём. Упрощая (без учёта влияния банковской системы) можно сказать, что любая рыночная экономика базируется на личном потреблении, которое прямо связано с личным доходом граждан. Все издержки здесь встроены в цену конечного потребительского продукта.

Одним словом, вся рыночная экономика ориентирована прежде всего на обслуживание потребительского сектора и служит для его целей. Государственные расходы оплачиваются из налогов или за счёт роста государственного долга. В такой экономике мощный потребительский сектор – необходимость, он – фундамент экономики, в финансовом смысле он вмещает в себя всю экономику, т.к. известно, что масса денег в рыночной экономике равна массе всех реализованных товаров, выраженных в ценах, что отражено в известном тождестве количественной теории денег:

М × V = P × Q

деньги × скорость оборота = цены × масса товаров

За исключением производств, финансируемых из бюджета, вся производственная сфера в рыночной экономике оплачивается из средств, вырученных от продажи потребительских товаров и перераспределённых вверх по вертикали. Скажем, если фермер покупает трактор, то, в конечном счете, стоимость этого трактора оплачивает потребитель хлебопродуктов. А если фирма выпускает станки, то производство этих станков, в итоге, оплачивает не тот, кто их купил, а тот, кто приобрёл продукцию, изготовленную на этих станках. В цену конечного потребительского продукта встроено всё: и стоимость энергоресурсов, и транспортные расходы, и оплата сырья, и отчисления в бюджет и многое другое. Банковское кредитование рассчитано на возмещение кредитов и процентов по ним из будущих доходов, полученных опять-таки от реализации потребительских товаров, т.е. и ссуды встроены в цену конечной потребительской продукции.

Такая экономика предполагает, прежде всего, наличие развитого потребительского сектора и относительно высокий уровень заработной платы. Поэтому доля заработной платы во всех странах с рыночной экономикой весьма устойчива и колеблется в пределах 60-80% валового национального дохода.

Что же касается экономики Советского Союза, то она выросла из экономики Российской империи и развивалась так, как ни одна другая экономика в истории человечества. В Российской империи начала века свыше 80% населения было крестьянским. Это означает узкий спрос на промышленную продукцию, соответственно, низкий уровень сбережений. Огромная Россия имела заводов в 150 раз меньше, чем маленькая Англия. Кроме того, в стране отсутствовал целый ряд структурообразующих отраслей. Технологическое отставание грозило стать необратимым.

Революция изменила социальный строй, но не могла изменить структуру экономики в стране, которая, к тому же, была измучена годами непрерывной войны (с 1914 по 1920 гг.). «К концу 1920 года промышленность страны производила крайне мало и лишь самую примитивную продукцию. Металлургия могла обеспечить каждое крестьянское хозяйство России лишь 64 граммами гвоздей ежегодно. Если бы уровень развития промышленности сохранился и впредь на таком уровне, то крестьянин, купив плуг и борону, мог бы рассчитывать приобрести себе эти предметы ещё раз только в 2045 году» (Емельянов Ю.В. Сталин: путь к власти. – М.: Вече, 2002 .).

«…Финансы и промышленность [дореволюционной России] попали под контроль иностранного капитала, анклавы которого были окружены морем нищающего крестьянства. Составляя около 85% населения, крестьянство стало внутренней колонией для обеспечения ресурсами этих анклавов, и произошёл «секторный разрыв» – промышленность и сельское хозяйство не соединялись в единое народное хозяйство. Промышленность не вбирала избыток сельского населения, и, в свою очередь, не обеспечивала село машинами из-за крайней бедности крестьян. Возможность модернизации деревни была блокирована, земледелие не могло перейти от трёхполья к более продуктивным севооборотам, а отсутствие удобрений и острая нехватка пастбищ и скота вели к снижению отдачи от трудовых усилий. Происходила архаизация и пауперизация хозяйственного уклада, в котором проживало большинство страны.

…Попытки модернизации села через разрушение общины… лишь углубила секторный разрыв. При этом положение большинства крестьян ухудшилось. В результате расширения экспорта зерна сократилось животноводство и повысились цены на мясо… А крестьяне ели мяса намного меньше, чем в городе. Именно из-за недостаточного потребления белковых продуктов и особенно мяса жители Центральной России стали в начале ХХ века такими низкорослыми. В Клинском уезде Московской губ. в 1909 г. мужчины к окончанию периода роста – 21 году – имели в среднем рост 160,5 см, а женщины 147 см. Более старшее поколение было крупнее. Мужчины 50 – 59 лет в среднем имели рост 163,8 см, а женщины 154,5 см»(Кара-Мурза С.Г. Второе предупреждение. Неполадки в русском доме. – М.: Алгоритм, 2005.).

В речи от 4 мая 1935 года И.В. Сталин сказал: «Мы получили в наследство от старого времени отсталую технически и полунищую, разорённую страну. Разорённая четырьмя годами империалистической войны, повторно разорённая тремя годами Гражданской войны, страна с полуграмотным населением, с низкой техникой, с отдельными оазисами промышленности, тонущими среди моря мельчайших хозяйств – вот такую страну мы получили в наследство от прошлого. Задача состояла в том, чтобы эту страну перевести с рельс средневековья и темноты на рельсы современной индустрии и машинизированного сельского хозяйства».

Сталин совершенно точно обрисовал положение. Страна пребывала в разрухе. Военная промышленность не модернизировалась со времён Первой мировой, а «гражданская» вообще с довоенных. Производство винтовок было втрое меньше уровня 1916 года, а что до «мирных» товаров – из сопредельных стран приходилось завозить даже серпы и косы. Даже! Не было НИЧЕГО!» (Бушков А. Сталин. Схватка у штурвала. – С-Петербург: Нева, 2005.).

Эффективность НЭПа сильно преувеличена публицистами, пишущими на экономические темы. По расчётам известного российского экономиста Г.И. Ханина, к концу НЭПа, в 1928 г., национальный доход СССР на 12-15%, а среднедушевое его производство на 17-20% были ниже уровня 1913 года. Рост национального дохода оставался ниже естественного прироста населения (который составлял тогда 2% в год). Это означало, что страна была обречена на застой и отставание от ведущих держав.

В 1929 г. началась первая пятилетка, была проведена коллективизация, позволившая высвободить значительные количества зерна для закупок оборудования за рубежом и финансирования форсированной индустриализации. За 4 года, с 1929 по 1933 г., было построено около 1500 крупных промышленных предприятий и созданы целые отрасли, ранее не существовавшие: станкостроительная, авиационная, химическая, производство ферросплавов, тракторостроение, автомобилестроение и др. Был создан второй промышленный центр за Уралом (первый – в европейской части страны), обстоятельство, в конечном счёте решившее исход Великой Отечественной войны. Всё это требовало гигантского увеличения производства ресурсов и форсированного создания инфраструктурной сети. Масштабные преобразования требовали также колоссальных инвестиций. Были ли такие инвестиции сделаны?

В те годы главным товаром в промышленно слаборазвитой стране был хлеб. Существовала государственная хлебная монополия (отменена в 1921 году, введена вновь с началом коллективизации). Государство закупало хлеб у колхозов и реализовывало его населению. Вырученные средства были основным источником формирования бюджета. Существенная часть хлеба шла на экспорт для пополнения валютных резервов государства (внешняя торговля тоже была монополизирована).

Менее половины прибавочного продукта, полученного от сельского хозяйства, использовалось для финансирования промышленного развития в начале первой пятилетки, эта цифра снизилась до 18% к концу 1932 г., а к концу пятилетки она упала практически до нуля. К 1937 году общее промышленное производство возросло по сравнению с 1928 г. почти в 4 раза.

Получилась парадоксальная вещь: инвестиции сократились до нуля, а производство выросло в несколько раз. Добиться этого удалось при помощи способа, который в истории экономики ещё не применялся:денежная масса была разделена на наличную и безналичную части.

Вообще-то, деньги не бывают наличными и безналичными. Наличной или безналичной бывает форма расчётов, либо форма сбережений. Раздвоение денег в советской экономике на взаимно неконвертируемые (или ограниченно конвертируемые) части означало фактическое уничтожение денег как всеобщего эквивалента.

Безналичные деньги в такой системе служат главным образом средством учёта, сами в свою очередь состоят из множества неконвертируемых друг в друга счетов и по функциям напоминают внутренние трансфертные деньги в крупных западных корпорациях.

Наличные деньги в советской экономической системе, также как и безналичные, никакого отношения к реальным, обеспеченным товарной массой деньгам не имели и служили средством распределения материальных благ вне зависимости от реальной производительности труда.

«…Деньги в СССР явно не были деньгами в том смысле, который они имеют на Западе… Следовательно, рубль в принципе не мог быть «свободно конвертируемым», он мог служить для взаиморасчётов между частичными собственниками национального достояния СССР» (Кара-Мурза С.Г. Истмат и проблема Восток – Запад. – М: ЭКСМО-Пресс, 2002.).

В результате трансформации денежной системы советская экономика перестала быть зависимой от потребительского сектора и стала развиваться вне всякой связи с ним. Если в рыночной экономике все накопления и, соответственно, инвестиции создаются из прибыли от реализации потребительских товаров и перераспределённой по вертикали (для упрощения, влияние банковского сектора исключаем) и масштаб экономики расширяется по мере расширения потребительского сектора, то в экономике советского типа, наоборот, именно потребительский сектор находится в подчинённом положении, т.е. начиная с 1929 г. советская экономика стала развиваться способом, прямо противоположным рыночному. А поскольку перед ней в первую очередь стояла задача создания оборонного комплекса, затем машиностроения, механизации сельского хозяйства, создания жилищного хозяйства, электрификации и т.д. и т.п. и только в последнюю очередь производство потребительских товаров, то с течением времени образовались такие структурные диспропорции, что на преодоление их понадобятся в лучшем случае десятки лет.

В 1928 г. в СССР 60,5% всей промышленной продукции составляли предметы потребления (группа «Б» продукции). К 1940 г. эта доля упала до 39%. К 1980 г. удельный вес продукции группы «Б» понизился до 26,2%. В 1986 г. она составляла 24,7%. Сверхутяжелённая структура экономики стала воспроизводить сама себя. Следует учесть, что эти данные рассчитаны по советской методике, т.е. по валу. Если бы они были рассчитаны по западной методике, т.е. по конечной и выведенной из оборота (проданной) продукции, то цифры получились бы ещё более низкими. А если учесть, что расчёты сделаны в советских ценах, ничего общего не имеющими с рыночными, то всё настолько запутывается, что уже ничего невозможно понять. Ясно только, что потребительский сектор в СССР занимал не только крайне незначительное место, но и был неразвит чисто физически, что означает элементарную нехватку соответствующих производственных мощностей: только около 13% всех производственных мощностей Советского Союза было занято выпуском потребительской продукции. Это заставляло правительство, с одной стороны, из года в год наращивать импорт потребительских товаров, с другой – ограничивать спрос путём манипуляций с заработной платой.

Теперь мы можем ответить на вопрос: почему как только начались «рыночные реформы», так в экономике сразу обнаружилась нехватка денег? Из количественной теории денег мы знаем, что в самом общем случае масса денег в экономике равна массе всех реализованных товаров, выраженной в ценах. Иными словами всё зависит от масштабов развития потребительского сектора, т.к. все издержки встроены в цену конечного потребительского продукта.

После 1929 г. отсталая советская экономика совершила рывок, и над потребительским сектором нависла не связанная с ним масса производств и инфраструктуры, простое финансовое обслуживание которых требовало денежной массы, многократно превышающую ту, что соответствовала имеющейся товарной массе.

Решение разделить денежную массу на две независимые сферы – наличную и безналичную – было, бесспорно, гениальным и позволило стране в кратчайшие сроки пройти путь, который при нормальном развитии процессов занял бы несколько столетий (в лучшем случае). Такое решение теоретически абсолютно неразрешимых проблем было единственно возможным в тех конкретно-исторических условиях, с теми производственными ресурсами, которые имелись в наличии у молодого советского государства и при том уровне технического развития.

Это решение было найдено не сразу, по всей видимости, эмпирически, и не имело никакого отношения к марксистской теории, зато имело самое прямое отношение к реальной, имевшейся в наличии советской экономике. Созданная в СССР финансовая система не имела аналогов в истории, она казалась до того странной и необычной даже самим руководителям государства, вступала в такой разительный контраст со всем опытом, накопленным экономической наукой к тому времени, что потребовалось целое идеологическое, а не научное обоснование её внедрения. В результате принципы работы советской экономической системы были до такой степени закамуфлированы идеологическими построениями, что они толком не осмыслены до сих пор.

Рывок в экономике, который привёл к полному изменению её структуры и созданию соответствующей финансовой системы, задал такое направление развития, при котором не экономика развивается в соответствии с ростом личного потребления и, как следствие, ростом накоплений и инвестиций, а наоборот, потребление растёт вслед за общим ростом экономики и в соответствии с возрастанием её технических возможностей.

В экономике, структурированной так, как она была структурирована в Советском Союзе, потребительский сектор вообще не является экономически значимым, т.е. изменения в личном потреблении влияют на экономику в довольно ограниченном объёме, т.к. потребительский сектор здесь носит подчинённый, а не доминирующий характер.

Отчаянная борьба за создание оборонного комплекса в 30-е годы, Вторая мировая война, необходимость преодолевать послевоенную разруху и гонка вооружений закрепили ситуацию. К тем же результатам вела и необходимость форсированно повышать уровень жизни населения в 50-70-е годы. А десятилетия развития в заданном направлении сделали её, возможно, необратимой, во всяком случае, не полностью необратимой.

В этом наша главная особенность: мы имеем экономику, способную производить объём потребительской продукции, эквивалентный одной денежной массе, и при этом сумму производств, инфраструктуру и системы социального обеспечения, финансовое обслуживание которых требует другой, более значительной денежной массы. Причём вторая многократно превышает первую.

Кроме того, потребительский сектор и вся остальная экономика у нас, как правило, не связаны между собой ни финансово, ни технологически – почти никак. Переток финансов здесь в целом исключён, даже если денег в экономику будет влито больше чем достаточно. При советской системе эту проблему удавалось решать, жёстко разделив два сектора финансовой системы и в плановом порядке распределяя денежные (наличные и безналичные) потоки. И необходимость этого была вызвана не приверженностью к марксистской теории (в ней ничего подобного нет), а просто продиктована самими структурными характеристиками созданной в СССР после 1929 года экономической системы.

Как бы то ни было, но исторически у нас сформировалась экономика, структурированная прямо противоположно по отношению к западной, «перевёрнутая» в сравнении с ней. В эту «перевёрнутую» экономику мы пытаемся внедрить западную финансовую систему. Это абсурд. Невозможно иметь одну структуру экономики и финансовую систему, рассчитанную на совсем другую, прямо противоположную ей структуру экономики. Нельзя иметь структуру экономики «как у нас», а финансовую систему «как у них».

Что должно произойти, если в экономику, структурированную так, как структурирована советская экономика, будет внедрена такая же финансовая система, как на Западе? В этом случае должно произойти следующее.

Раздвоенная налично-безналичная финансовая система ликвидируется, и экономика начинает работать на основе реальных, обеспеченных товарной массой денег. Поскольку экономика, структурированная «по-советски», создаёт относительно небольшой объём потребительских товаров, то денежная масса сразу начинает стремительно сжиматься, чтобы войти в равновесие с товарной массой. В итоге денежная масса уменьшается до уровня, при котором нормальное функционирование экономики невозможно. Ввиду общей нехватки денег правительство перестаёт финансировать всё что можно, и что нельзя. Место денежного оборота занимает общая взаимозадолженность, бартер, взаимозачёт долгов, волевое перераспределение наличности. Поскольку долги – это не деньги, начинается стремительное падение производства, т.е. ситуация сразу приобретает тенденцию к ухудшению. Результатом является катастрофический рост невыплат заработной платы. Вследствие этого платежеспособный спрос населения постоянно снижается, что усугубляет и без того тяжёлое положение. Наращивание денежной массы ведёт к росту цен. Жёсткое регулирование объёма денежной массы в обороте обостряет общую нехватку денег. Разваливается бюджет. Разваливаются системы жизнеобеспечения государства. Разваливается буквально всё. «Реформы» заходят в тупик.

Одним словом, за годы «реформ» произошло всё то, что и должно было произойти. Всё было вполне предсказуемо. В перспективе следует ждать полного самоуничтожения.

Вывод: проблему нехватки денег в нашей экономике преодолеть невозможно – она встроена в саму структуру имеющейся в нашем распоряжении экономической системы.

Курс на копирование западной финансовой системы привёл к катастрофе. Странным образом остался без внимания тот факт, что финансовая система не является чем-то автономным, существующим само по себе, – она является частью экономики в целом и не может быть произвольно изменена, если не изменилась структура экономики, соотношение между её различными секторами. А вот как раз структура экономики у нас осталась прежней.

Решение проблемы напрашивается само собой: финансовая система должна быть приведена в соответствие со структурными характеристиками нашей экономической системы. Деньги должны быть вновь разделены на автономные наличную и безналичную части, либерализованный сектор экономики, работающий на основе платежеспособного спроса населения необходимо жёстко отделить от другого сектора, работающего на базе безналичного обращения. Таким образом, будет создана двухсекторная (смешанная) экономика.

Это позволит устранить главное препятствие на пути реформирования экономики – общую нехватку денег и фактическое отсутствие нормального денежного оборота, остановит развал и поможет облегчить жизнь миллионам людей.

Нельзя сказать, что факт того, что тот тип экономики, который сформировался в Советском Союзе, исключает возможность функционирования её финансовой системы на принципах, характерных для экономики стран Запада, не был замечен исследователями. Наоборот, об этом давно писали многие. Так, например, российский экономист В.М. Якушев ещё полтора десятка лет назад указывал, что в СССР «…фактически рубли в отношениях между государственными предприятиями играют роль не денег, а учётных единиц («счётные деньги»), с помощью которых опосредуется обмен деятельностью и ведётся учёт затрат труда.

Следовательно, мы имеем два типа денег: «трудовые» и «счётные» и это наша реальность, а не досужая выдумка. Их нельзя смешивать, а тем более переводить «счётные» в «трудовые». Работники плановых и финансовых органов невольно учитывают данное различие, когда планируют денежное обращение и настаивают на том, чтобы в фонды материального стимулирования предприятий не переводились деньги с других статей расходов. Но это различие не признаётся доминирующими в экономической науке учёными товарной ориентации, и они, вместо того чтобы понять, почему практики так поступают, обвиняют их в недомыслии и невежестве, забыв, видимо, что практика – это критерий истины. Сейчас практики уступили давлению теоретиков и поэтому в фонды материального поощрения стали обильно переводиться «счётные» деньги. И вот результат – финансовая система практически дезорганизована… Упорядочить финансовые отношения можно, только перекрыв перелив «счётных» денег в «трудовые». Но это не согласуется с самофинансированием, которое поощряет такой перелив, будучи основано на том представлении, будто мы имеем дело с обычными товарными деньгами» (Якушев В.М. Не разрушать, а созидать. – в сб. Альтернатива: выбор пути. М.: Мысль, 1990.).

Об этом же пишет и Сергей Кара-Мурза: «В СССР была финансовая система из двух «контуров». В производстве были безналичные («фиктивные») деньги, они погашались взаимозачётами. На потребительском рынке – «нормальные» деньги. Их масса регулировалась в соответствии с массой товаров. Это позволяло поддерживать низкие цены и не допускать инфляции. Такая система могла действовать лишь при запрете перевода безналичных денег в наличные. Масштаб цен в СССР был иным, нежели на мировом рынке, и рубль мог циркулировать лишь внутри страны. Отсюда государственная монополия внешней торговли и неконвертируемость рубля. В 1988 – 1989 гг. оба «контура» финансовой системы СССР были раскрыты… Было разрешено превращение безналичных денег в наличные, рост доходов при сокращении товарных запасов привёл к краху потребительского рынка… Средства перекачивались из накопления (инвестиций) в потребление – «проедались»… Перестройка приобрела характер праздника (вернее, гульбы), о похмелье не предупредили» (Кара-Мурза С.Г. Второе предупреждение. Неполадки в русском доме. – М.: Алгоритм, 2005.).

В.М. Якушев, как и С.Г. Кара-Мурза и многие другие исследователи, изучавшие проблему, были абсолютно правы, утверждая, что фактически мы имеем в своём распоряжении экономику, особенность которой – функционирование на основе «трудовых» и «счётных» денег, иначе говоря, на основе раздвоенной финансовой системы. Прав он был и в том, что ликвидация разграничения между двумя денежными секторами здесь приведёт не возникновению финансовой системы, базирующейся на обеспеченной товарной массой, как на Западе, деньгах, а к дезорганизации и фактическому разрушению финансовой системы вообще, хаосу, в конечном счёте – к экономической катастрофе.

К сожалению, ни Якушев, ни другие исследователи, указывавшие на недопустимость и гибельность реорганизации финансовой системы советской экономики по образу и подобию финансовой системы экономики стран Запада, по непонятным причинам не смогли связать особенность (раздвоенность) её со структурными характеристиками нашей экономики (её диспропорциональностью) и не сумели проследить и показать, на каком этапе нашего исторического развития и под влиянием каких факторов возникла специфическая советская финансовая система, и почему она является неотъемлемой частью нашей экономики, отказаться от которой (во всяком случае, полностью отказаться) просто не представляется возможным. Вследствие этого их вполне квалифицированные и разумные рекомендации не показались убедительными руководителям государства и управление важнейшими для страны процессами попало в руки «реформаторов», которые были вооружены исключительно книжным (и при этом весьма поверхностным) знанием, но не имели никакого понятия о том, как функционирует реальная экономика. Результатом же деятельности «реформаторов» является то, что сейчас мы имеем в своём распоряжении экономику, разрушенную до такой степени, как будто прошла Третья мировая война.

Реальность, однако, такова. Распространённое мнение, что мы якобы «не настолько богаты, чтобы иметь бесплатную экономику», попросту ложно. В действительности мы не настолько богаты, чтобы иметь полностью платную экономику; у нас просто денег не хватит, чтобы за всё платить реальными, обеспеченными товарной массой деньгами – наша экономика не создаёт необходимого количества товарной массы. И без приведения нашей финансовой системы в соответствие со структурой нашей экономики мы не только не сможем что-то реформировать, но само наше физическое существование очень скоро окажется под вопросом. Следовательно, финансовую систему надо реорганизовать.

Такой подход к проблеме не является чем-то абсолютно новым. Ещё в 1989 году американский экономист Рональд Мак-Киннок опубликовал работу «Как либерализовать советскую экономику, чтобы сделать её открытой», в которой развивал схожие мысли. Американский экономист оспаривал идею специалистов МВФ создать «открытый сектор», ориентированный на Запад, утверждая, что прежде всего надо создать стабильный внутренний рынок. Он предлагал создать два сектора: сектор «традиционных предприятий», в которых сохраняется жёсткий контроль государства за тем, как тратятся деньги из различных фондов, и в первую очередь за тем, чтобы не было выплачено слишком много наличных денег, и сектор «либерализованных» предприятий, которые могут тратить деньги как им заблагорассудится. За это «либерализованные» предприятия должны быть первоначально ограничены в доступе к банковским кредитам и другим источникам финансирования, связанных с безналичным обращением. Эти предприятия должны действовать на основе полного хозрасчёта, и банкротство их в случае плохой работы должно наступать автоматически.

Постепенно сектор «либерализованных» предприятий расширяется, включая в себя всё новые и новые предприятия «традиционного» сектора. Мак-Киннок ссылался на успех подобной политики в Китае в начале 80-х годов и указывал на явно провальный оборот, который приняли экономические процессы в СССР с началом «перестройки».

Очень похожие взгляды по поводу реформирования постсоветской экономики высказывал и Джон Гэлбрэйт, один из самых выдающихся экономистов ХХ-го века, и известный английский экономист Джон Росс, и профессор Вашингтонского университета Джозеф Колински и многие другие крупные специалисты в области экономики, обладающие мировой известностью.

Работа Рональда Мак-Киннока никогда не переводилась и не публиковалась в странах СНГ, но о её существовании известно…

Банковская система

Ещё одним фактором, активно работающим на форсированное уничтожение экономики стран СНГ, является банковская система. Принятая сейчас у нас банковская система пытается копировать банковскую систему стран Запада и адаптирована к реалиям и потребностям западной, а не нашей экономики.

И опять мы имеем структуру экономики «как у нас», а банковский сектор «как у них». Симбиоз получился химерический.

Как известно, банковская система СССР была одноуровневой и состояла из Госбанка, подчинённых ему сберкасс, а также из формально независимых от него учреждений – Стройбанка, Внешторгбанка, Госстраха и Ингосстраха. Все аккумулированные денежные средства этих организаций составляли так называемый ссудный фонд страны, который распределялся и перераспределялся в виде кредитов в различные сферы экономики. Объём кредитных вложений зависел исключительно от планов развития народного хозяйства. Оборот наличных денег регулировался так называемым «кассовым планом», при этом сфера наличного оборота жёстко отделялась от сферы применения безналичных «счётных» денег.

«Реформа» в банковском деле свелась к тому, что мы бездумно скопировали западную двухуровневую банковскую систему, при которой центральный банк регулирует эмиссию, хранит у себя свободную денежную наличность коммерческих банков, а так же часть их кассовых резервов, является банкиром правительства, осуществляет банковский надзор и денежно-кредитное регулирование. Непосредственным обслуживанием населения, предприятий и экономики в целом при такой системе занимаются коммерческие банки.

Копируя западную банковскую систему «реформаторы», однако, не подумали о том, что банковский сектор – элемент общей экономической структуры и не может рассматриваться в отрыве от неё.

Цель деятельности коммерческих банков не кредитование экономики как таковое, а извлечение прибыли. Желательно, максимальной прибыли. В западной экономике доходность от всех основных видов экономической деятельности примерно одинакова, поэтому банкам всё равно что кредитовать: промышленность, торговлю, сельское хозяйство, сферу услуг или операции за рубежом. В результате кредитные ресурсы распределяются по западной экономике довольно равномерно.

В наших же конкретных условиях различные сектора экономики имеют разные уровни доходности. Скажем, кредитовать промышленность можно, но торговлю – выгодней. Поэтому деньги, собранные со всей экономики, коммерческие банки перераспределяют наиболее вредным и разрушительным для этой самой экономики образом – почти исключительно в коммерцию, в сферу услуг, в деятельность посреднических фирм, в финансовые спекуляции или экспорт сырьевых ресурсов.

В результате реальный сектор экономики остаётся обескровленным и разрушается из-за отсутствия финансовой поддержки.

Кроме того, смысл деятельности коммерческих банков в том, чтобы аккумулировать у себя временно свободные средства и перераспределять их посредством кредитов. Иначе говоря, коммерческие банки работают на лишних деньгах. Пусть эти деньги являются только временно лишними по отношению к обороту, но они лишние. Но что касается нашей экономики, то у нас-то лишних денег нет. У нас наблюдается не избыток денег, а их катастрофическая нехватка. И рост банковских резервов тут не означает положительных тенденций в экономике. Он означает омертвление капитала: вроде бы в банках деньги есть и количество их даже возрастает, а в экономике их не хватает. Деньги лежат мёртвым грузом. Их невозможно задействовать для покрытия потребностей экономики. Иначе говоря, при том, что кредитные учреждения разбухают от денег, экономика продолжает разрушаться от их нехватки и процесс этот всё ускоряется. Причины такого положения указывались выше.

На практике же получается так, что значительное число коммерческих банков по характеру своей деятельности фактически превращаются в своего рода расчётные центры при крупных экспортёрах сырьевых ресурсов. Собственно коммерческие функции для них – на втором, третьем, десятом месте и не являются основными.

И всё это хорошо известно. Вот, для примера, только некоторые высказывания на эту тему, опубликованные в российских СМИ. Так, аналитик российской компании «Тройка-диалог» Андрей Иванов указывает: «В России большинство банков, особенно самые крупные и самые мелкие, созданы не для того, чтобы зарабатывать деньги, а для того, чтобы вести расчёты двух или трёх ключевых клиентов, которые, собственно, и являются акционерами этих банков. Скажем, обслуживать валютные потоки «Газпрома» или «ЛУКойла»… Политика такого банка определяется не прибылью от этих операций, а требованиями основных клиентов».

То же самое констатирует и бывший зампред Счётной палаты РФ Юрий Болдырев: «Крупнейшие компании во всех более или менее прибыльных секторах экономики имеют собственные «карманные» банки, через которые и осуществляется их банковское обслуживание».

В докладе «О задаче разработки промышленной политики в России», Торгово-промышленная палата РФ от 27 мая 2004 г. говорится: «Межсекторальный перелив капитала из банковского в промышленный сектор неэффективен и не работает…».

Сергей Алексашенко, президент ИК «Антанта Капитал», замечает, что в России «нет проблемы недостатка ликвидности, недостатка денежных средств в целом в банковской системе. В банковской системе избыток денег. Он концентрируется в узкой группе банков, обслуживающих богатых корпоративных клиентов, а у большого массива, порядка несколько сотен, других банков есть проблемы с получением ликвидности».

Удивляться тут нечему. Если экономика в силу структурных характеристик не базируется на потребительском секторе, то кредитовать предприятия, ориентированные на обслуживание потребностей населения просто невыгодно. В этих условиях для коммерческого банка естественно сконцентрироваться на тех крупных клиентах, которые обеспечивают его существование. Иначе не выжить. В наших конкретных условиях это прежде всего – узкая группа экспортёров сырьевых ресурсов. Все остальные сектора экономики – по боку. И так везде, по всему СНГ.

Каковы последствия такого положения дел? Взглянем на Россию. Сейчас в России нефть и газ составляют не менее половины вывозимых из страны продуктов. А кроме нефти и газа, основными статьями экспорта в РФ являются продукты низкой степени обработки – лес, цветные металлы, химия и т.д. Высокотехнологичные товары составляют в структуре экспорта всего 10%. При этом неэкспортные сектора экономики просто разваливаются ввиду отсутствия средств и кредитных ресурсов – их никто не хочет кредитовать, да они и неплатежеспособны, не смогут вернуть кредит. Ещё несколько лет и развал экономики примет необратимый характер, а Россия в лучшем случае станет сырьевым придатком развитых стран, с ворохом неразрешимых проблем на руках. То же самое – везде, по всему СНГ.

В перспективе двухуровневая банковская система разрушит всю экономику или то, что от неё осталось, а потом самоуничтожится. И компетентные люди уже давно это поняли. Не случайно д.э.н., вице-президент Российской академии предпринимательства Магомедсаид Яхъяев прямо заявляет: «Я боюсь хранить деньги в наших банках, потому что я сам когда-то был банкиром… Я очень хорошо знаю, насколько ненадёжны российские банки, как нестабильна ситуация. Так что свои деньги российским банкам я не доверяю» («Известия», 6 марта 2003 г.).

Не получилось у нас ничего с созданием банковской системы западного типа! И не могло получиться, коль скоро наша и западная экономики структурированы различно. Между тем, как только подобная ситуация обозначилась, следовало бы сразу поставить вопрос о принципиальной непригодности западной банковской системы для наших условий. Вопрос об этом, однако, не поставлен до сих пор.

Вывод ясен: кроме того, что финансовая система должна быть приведена в соответствие со структурой нашей экономики, необходимо восстановить одноуровневую банковскую систему (впрочем, одно без другого немыслимо).

Что касается коммерческого сектора банковской сферы, то он должен быть сужен до разумного уровня, при котором не оказывает на экономику разрушительного воздействия.