quot;Война мышей и лягушек".

 

Застывший в мертвых формулах героический эпос вызывал даже насмешки, примером чего служит так называемая "Батрахо(мио)махия" - невинная пародия, в которой с комическим пафосом изображается грозная война лягушек с мышами. Этот комический эпос, сочиненный, вероятно, во время персидских войн (может быть, Пигретом из Карии), долгое время пользовался большой популярностью и даже поныне не совсем забыт.

 

Мышиный царевич Крохобор (Psicharpax), сидя на спине лягушечьего царя Толстщека (Physignathos), решил плыть по волнам и погиб в них.

 

Мыши, разгневанные этим, снаряжаются на войну под предводительством своего царя Хлебогрыза (Troxartes); их глашатай Горшколаз (Embasichytros) передает вызов лягушкам, и они тоже по-своему вооружаются. Боги решают сначала держаться в стороне от боя, потому что они не могут принять к сердцу дело ни одной из воюющих сторон; разгорается жестокий бой, и лягушки побеждены. Даже молния Зевса не может сдержать кровожадности мышей, пока он не выслал на помощь лягушкам одетых в панцири раков, которые обратили мышей в бегство.

 

Введение задумано прекрасно; но в описании боя силы изменяют поэту Комический эффект повествования основан на чисто внешних средствах, т. е смело составленных именах и на контрасте между высокопарными фразами и ничтожеством сюжета. Д

 

емодок в "Одиссее" начинает свою песню обращением к божеству, и его примеру следовали рапсоды, которые странствовали не с лирой, но с посохом в руках и до позднейших времен исполняли гомеровские песнопения при торжественных случаях. Это вступление первоначально состояло только из нескольких стихов; но во время праздников в честь какого-нибудь божества в него естественно вплетались мифы из его культа и культа его святыни, что увеличивало его объем и придавало ему самостоятельное значение.

 

Собрание 34 подобных вступлений сохранилось под неподходящим именем "гомеровских гимнов": они совсем не гимны в древнем смысле этого слова и не сочинены Гомером. Их значение заключается скорее в том, что они появились после Гомера (700 г. до н. э.) в различных странах греческого мира; они таким образом наглядно представляют нам, как ионийский эпос был разработан даровитыми и бездарными певцами по образцу существовавших уже ранее оригиналов.

 

Эти гимны различаются между собой как по содержанию, так и по форме. Серьезно и с достоинством описывает слепой певец из Хиоса в первом гимне Аполлону величественное появление бога, его рождение на острове Делос и веселое празднество, ежегодно наполнявшее оживлением маленький остров.

 

Во втором гимне, который по характеру приближается к поэзии Гесиода, описывается торжественно, хотя и несколько однообразно, основание дельфийской святыни. Печальный основной тон, напоминающий точно так же мировоззрение Гесиода, господствует и в гимне Деметре, сюжет которого - похищение Персефоны (Прозерпины) Плутоном, появление горюющей богини в Элевсине, где она основала свои таинства, и горестно-сладкое воссоединение дочери с матерью. Напротив, в третьем и четвертом гимнах почти исчезает серьезное отношение к религии, которое заменяется чисто человеческим представлением о мире богов, так хорошо известном нам из многих гомеровских сцен. С наивным, местами даже грубоватым юмором изображает гимн Гермесу дивные дела новорожденного бога, который, выскользнув из колыбели, тотчас же блестяще обнаруживает свои талант изобретательности и свою воровскую хитрость. С ионийским реализм напоминающим гомеровский эпизод с Аресом и Афродитой, автор гимна Афродите изображает ее любовное соединение с Анхисом на горе Иде. В седьмом стихотворении прелестными стихами описывается победа Диониса над морскими разбойниками. Что касается более коротких гимнов, то многие из них представляют собой только с трудом сколоченные стихотворные изделия без самостоятельного значения, подобные которым мы снова встречаем в виде вставок в стихотворениях Гесиода.

 

Гесиод

 

 

"Труды и дни".

 

Между тем как на берегах Малой Азии расцветала новая Греция при деятельном соревновании племен, а стремление к совершению великих дел и к творчеству окрыляло шаги музы - в это время старая Греция совершенно изменила свой облик. Большая часть территории наполнилась новым населением, и новый порядок вещей мог только мало-помалу утвердиться после переселений. Но при этом совершенно недоставало поводов и побуждений к большим общенародным предприятиям, ибо каждый из маленьких городов-государств, так же как и каждый их гражданин, боролись, озабоченные лишь своим собственным благосостоянием или собственной невзгодой. На этой почве выросла поэзия Гесиода. Поэтому она ведет нас из мира гомеровских героев сразу в трезвый мир действительности, который прежде всего ставит человеку задачу старательно упорядочить свое отношение к соседям и богам. Потому-то Гесиод и является первым поэтом, который выступает в своих произведениях как живая личность. Его отец выселился из эолийской Кимы в бедное беотийское местечко Аскру. Там Гесиод жил около 700 года как простой земледелец, а в молодые годы пас стада на Геликоне, этой горе муз. При этом богини сами явились ему и посвятили его в поэты, чтобы он воспевал вечных богов. Печальные опыты с братом Персом, который, подкупив судий, обманул его при разделе наследства, а потом попытался сделать то же самое еще раз, и наконец, растратив в праздности все свое имущество, пришел к нему просителем, направили его на другой путь. К брату обращены песни порицания и увещания, сочиненные в разное время и без всякой внутренней связи и собранные со многими вставками и добавлениями под названием "Труды и дни" в одно произведение, которое, по местному преданию, считалось единственным подлинным творением Гесиода.

 

Все вместе можно назвать песнью о добросовестном труде и честной наживе; как руководящей мотив постоянно повторяются увещания: "работай, неразумный Перс!" и "делай дело за делом!". Но содержание необыкновенно разнообразно, потому что поэт различными путями приближается к своей цели - доказать необходимость труда и то, что настоящий труд приносит людям благословение. Кроме злой Эриды, которая сеет между людьми несогласия, есть еще другая, которая пробуждает между ними благородное соревнование. Повинуясь ей, Перс должен мирно уладить спор с братом. Только трудом можно приобретать блага жизни; на работу Зевс обрек людей в наказание за обман Прометея. Тогда же он послал Пандору, созданную по его повелению женщину, неразумному Эпиметею, который принял ее, несмотря на предостережения своего предусмотрительного брата Прометея, а из принесенного ею сосуда распространились на человечество все бедствия.

 

То, что на свете все идет к худшему, становится очевидным из рассказа о четырех веках, следовавших один за другим. Здесь в первый раз появляется прекрасная мечта о золотом веке младенчества людей, для которой у жизнерадостных гомеровских героев не хватало времени. Каждая следующая ступень приносит упадок, сравнительно с предшествующей; но между медным и железным веком, по временем которого вздыхает он сам, он должен вставить блестящую эпоху героев чтобы согласовать свой мрачный взгляд на вещи с ходячими воззрениями своего времени.

 

Басня из жизни животных, первая в греческой литературе, предостерегает "царей" от насилия над слабым; как они, так и Перс должны слушаться голоса справедливости и не зазнаваться из страха перед богиней Правдой, являющейся могущественной помощницей Зевса в суде и его всевидящим оком. Крута дорога к добродетели, но она сулит награду; путем серьезного труда ведет она к продолжительному счастью. Целый ряд метких пословиц - "простой народный катехизис древнеэллинской морали" (как его называет Кирхгоф) - указывает истинные нормы полезной деятельности.

 

За этими общими правилами жизни непосредственно следует связное поучение о земледелии, обращенное также к брату, которому он вместо денег предлагает добрый совет. По положению созвездий определяется там деятельность земледельца, начиная с основательного устройства плуга и прочих зимних приготовлений, посева семян весной и кончая уборкой жатвы и сбором винограда осенью. Странно выделяется среди прозаичности этого дела живое описание суровой зимы. Полагаясь на музу, Гесиод решается даже давать предписания относительно мореплавания, хотя всего один раз переправлялся морем в Эвбею на состязание певцов. Как в земледелии, так и во всей жизни важно схватить решающий момент. Эта основная мысль проводится в другой серии изречений, которые указывают также на многочисленные, вообще предосудительные действия. Многие содержащиеся там правила приличия и в современной Греции не считаются так самоочевидными, как в других странах. В заключение перечисляются дни месяца, которые считаются пригодными или не пригодными для разных житейских дел; это перечисление доказывает нам, к какой глубокой древности относится неискоренимый предрассудок, связывающий с известными днями хорошие или дурные предзнаменования.

 

Свежий запах земли исходит из всего стихотворения, которое заключает в себе бесценную по своей верности картину эллинской культуры того времени. С неприкрашенной правдивостью поэт описывает жизнь и мировоззрение здорового, умеющего выполнять тяжелую работу поколения с ограниченным кругозором, которое по трезвости и практичности можно сравнить с римлянами и которое даже среди трудов и угнетения сохранило в целости веру во всемогущество и всепримиряющую справедливость богов.

 

 

Quot;Теогония".

 

Религиозной потребности народа должна была удовлетворять "Теогония". Она повествует о происхождении мира богов: мало-помалу бесформенные первичные силы могуществом любви и борьбой с враждебными началами достигают твердого мирового порядка, воплотившегося в олимпийских богах. Стихотворение в его настоящей форме начинается двумя гимнами к музам, из которых первый содержит посвящение Гесиода в поэты и часто служил образцом для подражания. Вначале была зияющая бездна Хаоса, затем широкогрудая Земля, мрачный Тартар и всепобеждающая любовная сила Эрота. Земля произвела из самой себя покрытого звездами Урана и от него - сильное поколение титанов, из которых младший, хитрый Кронос, сверг могущество отца. Далее тянется длинный ряд произошедших от них божественных существ, населивших небо и землю, так же как и чудовищные сказочные создания, с которыми боролись боги и герои. Сухой перечень их только изредка прерываемый живо рассказанными эпизодами, заставляет предполагать, что поэт не сознавал глубокого символизма во многих из этих генеалогий.

 

От титана Кроноса и Реи происходят главные боги Олимпа, которых отец тотчас же вновь поглощает, пока Зевс не спасается от подобной же участи благодаря хитрости своей матери. Но и Прометей, сын титана, неутомимый защитник людей, обделил Зевса при разделе жертвы и похитил у него огонь, который Зевс не давал смертным. В наказание Зевс посылает им греческую Еву - Пандору - родоначальницу женщин, которые с тех пор стали жить среди мужчин, причиняя им великое зло. Затем, пользуясь всеми находящимися в его распоряжении средствами, поэт описывает борьбу богов с титанами, которая вследствие помощи освобожденных из оков сторуких исполинов оканчивается победой нового мирового порядка. Точно эпилог ко всему предыдущему, является вставленное после и написанное другой рукой описание последней трудной борьбы Зевса с чудовищем Тифоном. Наконец, являются потомки олимпийских богов, к которым в особом прибавлении присоединяются смертные сыновья богинь.

 

 

Характеристика.

 

Причина влияния Гесиода на соотечественников заключается не в его поэтическом даровании, а в значительности его сюжетов и в возвышенности сил, появление и уничтожение которых он описывает. У Гесиода не было достаточной поэтической мощи, чтобы собрать в одно законченное целое то множество фигур, которые были или плодом его собственного вымысла, или заимствовались им из старых гимнов или устных преданий. Несмотря на добросовестное старание оживить описание, ему было трудно избежать однообразия перечислений, необходимых при таком обилии материала. К тому же в этом сочинении первоначальная связь часто нарушалась вставками. Тем не менее следует остерегаться предъявлять слишком строгие требования к этим древнейшим дидактическим стихотворениям.

 

Правильная оценка поэзии Гесиода затрудняется еще неизбежным сравнением ее с Гомером, с которым она находится в тесной внешней связи в то же время в глубоком внутреннем противоречии. Уже около 700 года в собственной Греции так любили гомеровские песнопения, что даже поэт, желавший дать что-нибудь новое, должен был по форме приблизиться к этому первообразу. Так, размер стиха, язык и способ выражения, даже подражание отдельным местам - все это объясняется влиянием поэзии Гомера, что тем более удивительно, чем резче бросается в глаза контраст песен Гесиода с героическим эпосом. Разница между легко живущими краснобаями ионийцами и положительными, но прозаичными беотийцами проявляется здесь самым наглядным образом. Прекрасное сияние, преображающее действительность, и жизнерадостное мировоззрение гомеровских богов и людей находились далеко за пределами ограниченного кругозора этих мелких земледельцев; напрасно мы будем искать среди них малейший след той рыцарской любви к битве, которая наполняет "Илиаду".

 

Музы Гесиода, предостерегая его, возвещают ему, что они также умеют сообщать много ложного, но похожего на правду. От этого хочет он предостеречь своих соотечественников, и этим самым он заявляет справедливое требование, чтобы к нему не прикладывали мерки Гомера. Чистосердечный тон, которым он одинаково серьезно говорит как о мельчайших потребностях ежедневной жизни так и об отношении людей к богам, забота о беспутном брате, добросовестность, с которой он перечисляет поколения богов, - всего этого не следует забывать ради сухости, неоспоримо присущей многим частям его произведений.

 

Поучительный тон, который действительно не имеет ничего общего с истинной поэзией, зависел от сюжетов и целей поэта. Но и в них заметна оригинальная печать его духа: обширные области поэзии, плодотворно развившиеся впоследствии, - религиозная и житейская дидактическая поэзия, мудрые изречения и басни - обязаны ему своим появлением в литературе; да и начало прозы примыкает не к гомеровской, а к гесиодовской школе. Потому-то у греков наряду с Гомером Гесиод пользовался большим почетом. Одна старинная легенда даже говорит о победоносном состязании Гесиода с Гомером в Халкиде на острове Эвбее. Несмотря на различие между ними или, вернее, благодаря ему оба они оставались учителями своего народа, у которых греческий мальчик учился не только читать, но и жить.

 

 

Школа Гесиода.

 

К Гесиоду примкнула целая школа рапсодов, сочинения которых под именем их учителя дошли до нас, по крайней мере, в многочисленных отрывках. "Теогония" побуждала к попытке обработать героические предания всех племен также в генеалогическом порядке. Эта попытка осуществилась около 600 года в виде "Каталога женщин", в котором были перечислены одна за другой все родоначальницы известных героических родов, происходивших по большей части от богов, и где вкратце была рассказана их история. В Локриде, где, по преданию, умер Гесиод, этот "Каталог" возник впервые, потому что тамошняя знать основывала свои права на происхождение от благородных женщин, удостоенных любви небожителей.

 

Здесь в первый раз проявилось сознание связи всех эллинов благодаря их общему происхождению от Эллина, сына Девкалиона. Там же впервые было подробно рассказано предание о походе аргонавтов. И как это сочинение было присоединено к заключению "Теогонии", так же с ним еще связали родственную поэму, названную "Эеями", которая в удобной форме ряда примеров - причем отдельные части начинались словами "e hoie", т. е. "или каковая" - перечисляла героинь, имевших детей от бессмертных богов. Насколько мы можем судить на основании 150 отрывков обоих сочинений, которые вместе составляли 5 книг, - автор этих "Эей" старался дать более подробный рассказ сравнительно с сухим перечислением "Каталога женщин"; но все-таки и он не сумел вдохнуть настоящую жизнь в свои образы. Это доказывает отрывок об Алкмене, матери Геракла, сохранившийся целиком в виде введения к описанию щита, которым пользовался Геракл в бою против Кикна; описание, скопированное с описания щита Ахилла, представляет скорее археологический, чем литературный интерес.

 

Вполне в том же духе, как и "Эеи", был и Навпактский эпос, который также возник в Локриде. Также и Асий на Самосе сочинил генеалогическое стихотворение, а в Коринфе в VII веке Евмел повествовал о доисторическом периоде существования своего родного города, древней Эфиры, роскошно расцветшего под управлением аристократии. Важную роль играла там Медея - правда, не как злая волшебница, а как природная владычица Коринфа. К особенному виду сочинений, который в то суеверное время должен был пользоваться большой симпатией, относится "Меламподия"; это произведение сообщает о странной судьбе пилийского жреца Мелампа, а также и историю других знаменитых прорицателей. Наконец, и "Труды и дни" нашли себе параллельное сочинение в утраченных "Заповедях Хирона", мудрого воспитателя героической эпохи. Это было нечто вроде кодекса рыцарской морали, сравнение которого с крестьянской моралью Гесиода могло бы дать нам важные культурно-исторические указания.

 

 

Орфики и философы.

Но мы можем проследить влияние Гесиода еще дальше. Как его "Теогония" является первым руководством греческой теологии, так по его образцу пророки уже известных нам религиозных сект изложили свое учение во многих утраченных ныне стихотворениях. Возникли теогонии, гимны, прорицания, посвятительные и искупительные песнопения, сочинители которых скрывались под маской мифических основателей Орфея и Мусея, чтобы окружить свои изделия ореолом священной древности.

 

Также была в ходу теогония от имени таинственного жреца-искупителя Эпименида Критского (около 600 года). Важную роль в деле созидания и редакции таких апокрифических поэм играл орфик Ономакрит, который был изгнан из свиты Писистратидов за подделку одного оракула. Еще важнее было то, что в конце VI столетия также и древнейшие философы начали преподносить свою новую мудрость слушателям в той же знакомой, приятной и убедительной форме; таковы элеаты Ксенофан и Парменид в своих поэмах о природе, и Эмпедокл, которого Лукреций избрал себе впоследствии образцом. К этим стихотворцам-мыслителям, кругом деятельности которых были уже западные колонии, мы еще раз возвратимся впоследствии; здесь же нам нужно было только указать на то, что древо эпоса, даже когда ствол его начал засыхать, на свежих ветвях приносило еще полные сил и жизни плоды. К списку статей