В ИЗМЕНИВШИХСЯ УСЛОВИЯХ НОВОГО ВРЕМЕНИ

ОСНОВНЫЕ СОЦИАЛЬНЫЕ ТРЕБОВАНИЯ НАШЕГО ВРЕМЕНИ

 

12 лекций, прочитанных в Дорнахе и Берне с 29 ноября по 21 декабря 1918 года.

 

(Социальный курс)

ЛЕКЦИЯ ПЕРВАЯ

Дорнах, 29 ноября 1918 г.

 

В прошлый раз с помощью представленных вам рассмотрений, сделанных исходя из событий времени, я указал на необходимость создания социального устройства, обусловленного импульсами настоящего времени. То, что я тогда сказал, не является программой, которую мне хотелось бы развить, и это я подчеркиваю с особой силой. Ибо вы знаете, что я ни во что не ставлю программы; программы – всегда абстракции. Сказанное мною вам имеет целью выразить не абстракцию, а действительность. Различным людям, которым я в течение последних лет говорил о современных социальных импульсах как о необходимости, я представлял дело следующим образом. Я говорил: то, что здесь имеется в виду, ни в коей мере не является абстрактной программой, оно хочет через исторические импульсы осуществиться в мире в ближайшие двадцать-тридцать лет. Вы можете сделать выбор – так можно было в то время обращаться к людям, которые еще имели выбор; теперь они его больше не имеют, – вы можете либо выбрать разум и разобраться в подобных вещах, либо пережить, как эти вещи осуществятся через катаклизмы, через революции и хаос. Иной альтернативы для этих вещей в ходе мирового исторического свершения нет. И сегодня перед нами стоит требование понять эти вещи, проистекающие из реально действующих в мире импульсов. Сегодня не то время – что я уже не раз подчеркивал, – чтобы делать заявления, вроде следующего: мне кажется, что должно произойти то, либо это. Нет, сегодня сказать что-то существенное о необходимостях времени могут лишь те, кто в состоянии увидеть, что именно в ходе этого времени хочет осуществиться.

Должен признаться, что я в состоянии дать вам лишь наброски того, что как необходимость стремится к своему осуществлению. И сегодня я бы хотел – поскольку нужно, так сказать, образовать завязку – хотя бы вкратце повторить, что дело заключается в том, чтобы эту хаотическую социальную структуру, благодаря которой весь мир в последние годы пришел к катастрофическим событиям, чтобы эту хаотическую структуру заменить, попросту заменить той трёхчленной социальной структурой, о которой я говорил вам в последний раз. Как вы видели, трёхчленность эта сводится к тому, чтобы то, что до сих пор составляет основание хаотического, иллюзорного единства государственного организма, растворить в разъединённых сферах; растворить в трёх сферах, первую из которых я назвал сферой политики или безопасности, вторую – сферой социальной организации, хозяйственной организации, третью – сферой свободного духовного производства. Все три сферы станут – и уже в ближайшие десятилетия они заявят о себе также и тем людям, которые не хотят понять их сегодня, – все три сферы станут самостоятельными, расчленяясь по указанным направлениям. И можно будет избежать больших опасностей – навстречу которым в противном случае мир пойдёт и далее, – только если люди захотят вдуматься во всё это, понять эти вещи. Понять же их можно только в том случае, если постараться вникнуть в них. Но чтобы последующее не было понято ложно, мы подчеркнем ещё раз: мы не хотим создавать надуманных социальных вопросов или просто теоретически дискутировать о них. Из последних рассмотрений* стало ясно, что они должны браться как факты и что они, эти вопросы, лишь будучи взятыми в том виде, как они возникают из реальных, естественных событий, могут быть соответствующим образом поняты.

Вы также видели, что всё, о чём я здесь говорил в прошлое воскресенье как о необходимых импульсах будущего, способно правомерно, закономерно преодолеть те пережитки прошлого в нашей социальной структуре, которыми мы все источены. Прежде всего, вам должно было стать ясно, если вы глубже поразмыслили о практических плодах изложенного в прошлое воскресенье, что плоды те, плоды социальной структуры, о которой я говорил, способны преодолеть, и при этом надлежащим образом преодолеть то, что не надлежащим образом хотят преодолеть так называемые социалисты, живущие больше иллюзиями, чем действительностью.

Что действительно должно быть преодолено – если глубже задуматься над тем, что было сказано в последнее воскресенье, – так это сословное членение социальной структуры. Чего необходимо достичь в смысле эпохи души сознательной, в которой мы живём, так это выступления человека на месте старого деления на сословия. Поэтому было бы роковой ошибкой то, о чём я здесь говорил в прошлое воскресенью, спутать с тем, что, действуя различнейшим образом, из Прошлых времён "выпирает" из современного членения социальной структуры. Происходя из эллинизма, в нашей социальной структуре выступает членение человечества на сословие производителей, военное сословие и сословие учителей – членение, которое хочет быть прёодолённым в силу законов мирового развития. Оно должно быть преодолено как раз благодаря тому, о чём я Вам говорил в последнее воскресенье; ибо именно деление на сословия, на классы, является причиной того, что в нашей современной социальной структуре воцаряется хаос. И такое членение преодолевается благодаря тому, о чём здесь было сказано в прошлое воскресенье.

Эти сословия исчезнут, исчезнут совершенно естественным путём. За то стоит сама историческая необходимость, чтобы расчленены были отношения, а человек именно как человек, как живое существо, не как абстракция, но как живое существо, образовал связь между тремя членами социальной структуры. Речь, таким образом, идёт не о разделении на производителей, воинов и учителей, а о том, что расчленять нужно отношения, идя навстречу политической справедливости, экономической организации и свободному духовному производству, поскольку человек, как таковой, не может принадлежать к какому-то сословию, если отношения действительно расчленяются подобным образом.

Человек, как таковой, желает стоять внутри социальной структуры и представлять собой соединительный член между элементами расчленённых отношений. И в таком случае имеет место не особое экономическое сословие, не особое сословие производителей, а структура экономических отношений. Точно так же, исчезнет сословие учителей, а отношения станут такими, что духовное производство сделается свободным в себе. Не станет особого сословия военных, а то, что сегодня стремится создать путаницу во всех трёх членах, перейдёт постепенно либерально-демократическим образом, в первый член (в систему экономических отношений. – Перев).

Дело заключается именно в том, что в силу перехода от старого времени к новому, становится необходимым рассматривать людей, стоящих в мире, как людей. Возможность понять: каково требование нашего времени? – мы получим не иначе, как научившись понимать человека как такового. А это, естественно, можно сделать лишь с помощью духовной науки.

Теперь всё то, что я развил перед вами, необходимо увидеть – как я недавно говорил – в широкой мировой исторической панораме. Некоторые её элементы я вам уже давал. Но, чтобы можно было идти дальше в описании тех отношений, о которых я начал говорить в последнее воскресенье, мне придётся ещё раз обратиться к определённым оккультным основам, чтобы показать вам, что рассматриваемые нами вещи не могут трактоваться как кому вздумается; их следует увидеть в движении самих фактов. Тут нужно исходить из того, что социальная структура должна быть построена, прежде всего, на социальном понимании, которое как раз и утрачено на протяжении последних десятилетий. Мы касаемся здесь сферы, в которой делается более всего ошибок. У подавляющего числа людей ведущих сословий и в малейшей степени не наблюдается социального понимания. А потому нечего и удивляться, что перелом, совершающийся теперь в Средней Европе (а также и в Восточной. – Перев.), вырастает перед людьми будто из земли, и они оказываются совершенно к нему не подготовленными. У кого есть социальное понимание, тот к нему готов. Но я боюсь, что люди и дальше останутся жить с теми же настроениями, которыми они были проникнуты до 1914 г. Как их тогда застала врасплох висевшая над всеми головами, разумевшаяся сама собой мировая война, так будут они держаться и впредь по отношению к ещё более серьёзным вещам. Продолжая спать, они дадут вломиться в жизнь тому, что как социальное движение охватывает весь мир. При современной вялости мышления людей этому, вероятно, будет так же трудно помешать, как не смогли помешать разразиться военной катастрофе, к которой люди оказались не готовы.

Что здесь нужно предпринять – это, прежде всего, понять, что люди на Земле, действуя в том либо ином направлении, руководствуются не абстрактными идеями. В тот момент, когда их действия приобретают социальный эффект, они действуют в соответствии с тем, как их к этому побуждают импульсы мирового свершения. Элементарные факты ещё и сегодня люди оставляют без всякого внимания. – Я говорю это на основании собственного опыта, поскольку в последние годы мне довелось говорить с людьми различнейших профессий и сословий и я знаю, как они себя ведут, когда речь заходит о подобных вещах.

Необходимо всерьез посчитаться с тем, что люди на Востоке и на Западе совершенно различны в отношении действующих на них импульсов, совершенно различны в отношении всего того, чего они хотят. Конечно, если рассматривать только ближайшее социальное окружение, то ни к какому ясному суждению о том, что с необходимостью совершается в мире, не прийти. К ясному суждению придут только тогда, когда начнут думать в соответствии с импульсами – я ещё раз воспользуюсь этим словом – мирового свершения. В ближайшие два-три десятилетия люди Запада, стран Западной Европы будут вести диалог с дальнеазиатскими странами; но все они будут говорить на разных языках, поскольку люди на Земле имеют разные представления о том, что человек здесь на Земле ощущает и должен ощущать как потребность своего человеческого достоинства и человеческого существа. Об этом нельзя говорить, если нет желания осознать, что в будущем могут выступить некоторые вещи, с которыми людям лучше было бы не встречаться.

В последнее воскресенье я уже говорил о том, что впредь просто нет смысла искать действенные, плодотворные идеи на иных путях, кроме тех, которые ведут к поиску истины по ту сторону порога обычного, физического сознания. Внутри обычного физического сознания действенных социальных идей не найти. По-настоящему действенные социальные идеи должны открываться людям так, как я описал это в последнее воскресенье. Поэтому человек в будущем должен приложить все силы к тому, чтобы побороть страх перед познанием порога духовного мира. В сфере повседневной жизни, а также и в сфере науки люди ещё долгое время смогут плестись и далее без того, чтобы приобрести понятие о пороге духовного мира. Там-то, в крайнем случае, они могут обойтись и так, чего не скажешь о социальной жизни, где никак не обойтись без того, чтобы всё вновь и вновь не говорить о пороге духовного мира. Ибо в современном человеке – пусть бессознательно, но это всё более и более порывается вступить в сознание – заложено стремление построить такую социальную структуру, в которой человек мог бы жить на Земле подобающим его человеческому достоинству образом.

Пусть весьма смутно, инстинктивно, но люди в различных частях нашей Земли чувствуют, что это такое – человеческое достоинство, достойное человека бытие и т.д. Абстрактный современный социал-демократ верит, что можно просто так, как говорится, безо всякого, интернационально определить, что такое человеческое достоинство, человеческое право и тому подобное. Но так этого сделать нельзя, ибо для того, чтобы это определить, нужно подумать о том, что за порогом духовного мира представление о человеке меняется, поскольку человек принадлежит духовно-душевному миру. Таким образом, всецело правильное, всеобъемлющее представление о том, что такое человек, может прийти лишь с той стороны порога духовного мира. И оно действительно оттуда приходит. Ибо когда американец или англичанин, или француз, или немец, китаец, японец, русский говорит вам о человеке и при этом высказывает недостаточные понятия, недостаточные представления, то в его подсознании при этом содержится нечто более всеобъемлющее, но оно ещё должно быть постигнуто. И то, что там содержится, это всеобъемлющее, оно стремится войти в сознание. Мы можем также сказать: во всемирно-историческом развитии это стремление зашло так далеко, что в человеческом сердце уже живёт образ человека. И, не приняв во внимание этот образ человека, нельзя развить никакого социального понимания. Этот образ живёт, но он живёт в подсознании. В тот момент, когда он выплывает из подсознания, когда он действительно вступает в сознание, он может быть постигнут с помощью понятийных, рассудочных способностей, с помощью усвоенных здоровым, человеческим рассудком способностей того сознания, которое имеет сверхчувственную природу.

В людях, имеющих сегодня социальные стремления, живёт образ человека, который может оставаться неосознанным, инстинктивным до тех пор, пока в человеке не пробудится потребность прийти к ясности во всём обсуждаемом нами вопросе. Ну а если он захочет прийти к ясности, то он сможет сделать это лишь в том случае, если рассмотрит вопрос в том свете, что исходит с той стороны порога. Тогда для объективного духовного наблюдателя дело представляется так, что тот образ человека, который инстинктивно, призрачно брезжит в душах, оказывается совершенно различным у людей Запада и Востока. В будущем это различие станет бесконечно значительным. Но и сейчас оно заявляет о себе во всех действительных отношениях. Оно играет существенную роль в русской кутерьме, в среднеевропейской революции, в тех волнениях, которые подготовляются на Западе вплоть до Америки. Другими словами: то, что подготовляется, может быть понято, если на него посмотреть в свете сверхчувственного сознания. Оно должно быть постигнуто с помощью тех способностей, которые даёт сверхчувственное сознание. Ибо для чувственного сознания не существует путей, уводящих к пониманию того, чем инстинктивно, как образом человека, обладают люди Запада и Люди Востока.

Чтобы выработать это понимание, вам необходимо познакомиться с двумя вещами, с двумя различными обликами, в которых перед Стражем Порога инстинктивно, но вполне определённо выступает нечто, пребывающее в человеке, чем он бывает даже одержим. Ибо как на Западе, так и на Востоке человек бывает этим одержим. И до тех пор, пока оно остаётся инстинктивным, человек бывает им одержим, но когда он приходит к ясному сознанию, то одержимость прекращается. Вам просто необходимо познакомиться с тем, что неким образом поднимается теперь в действительное сознание, в сверхчувственное сознание, но чем в подсознании человек бывает одержим.

Двояким образом переживает человек перед Стражем Порога то нечто, которое волнуется в его подсознании, и которое не является им самим, так как он сам есть только то, что постигается сознанием. Два облика имеют те вещи, которые инстинктивно делают людей одержимыми, в двух обликах выступают они перед Стражем Порога. Иными словами, когда подходят к порогу, то нечто, делающее человека инстинктивно одержимым, выступает либо в одном, либо в другом облике. Один облик имеет вид призрака. То, чем человек был инстинктивно одержим, выступает в одном случае перед Стражем Порога как внешнее восприятие. Это всего лишь галлюцинация, но она воспринимаема внешним образом, она как факт выступает перед человеком и заявляет о себе как внешнее восприятие. И она имеет вид призрака.

Итак, нечто, инстинктивно живущее, волнующееся в человеке, будучи сознательно познанным перед Стражем Порога, где кончается всё инстинктивное, где всё познаётся в полном сознании и свободно вчленяется в духовную жизнь, это, инстинктивно живущее в человеке, может перед Стражем Порога выступить в виде призрака. Но тогда оно перестаёт быть инстинктивным. Не следует бояться, когда нечто выступает в виде призрака, ибо только таким путём его можно познать, сделав объективно созерцаемым вовне, так что, волнующееся внутри, действительно становится видимым вовне, как призрак. Такова одна форма.

Другая форма, в которой выступает указанное инстинктивное, есть кошмар. Эта форма не является внешним восприятием, а подавляющим ощущением или также видением, в котором выражаются последствия того, что подавляет, имагинативным переживанием, которое, однако, ощущается как кошмар.

Либо в виде кошмара, либо в виде призрака может проявиться инстинктивно живущее в человеке, когда он хочет внести его в сознание. И как истиной является то, что каждый, живущий в человеке инстинкт должен мало-помалу подняться в сознание или в виде призрака, или в виде кошмара, чтобы человек мог стать совершенным, ибо только таким путём он может освободиться от инстинктов, – также истиной является и то, что бессознательно, инстинктивно живущий на Западе и Востоке образ человека, человеческого достоинства, выступает в той или иной форме перед людьми и становится понятным с помощью, прежде всего, здорового человеческого рассудка. Это вполне реально, что исследователь духа, практикующий исследователь духа, может убедиться в том, что одни вещи являются как кошмар, другие – как призрак; но переживаемое им в собственном опыте он должен будет тогда облечь в такие слова, воспользоваться такими историческими и тому подобными представлениями, которые пережитое им могут сделать понятным для здорового человеческого рассудка, для людей, ещё не обладающих теми оккультными способностями, благодаря которым подобные вещи могут быть увидены.

Не имеют силы отговорки в том смысле, что этих вещей не видят. Ибо, увиденные другими, они могут быть облечены в такие представления, которые вполне постижимы здоровым человеческим рассудком. И речь тут не идет о слепом доверии к тому, кто эти вещи видит. Его признают способным дать необходимое побуждение к познанию, но верить ему нет нужды. Ибо сообщаемое им может стать, при наличии непредвзятости, целиком понятным для здорового человеческого рассудка.

Дело обстоит таким образом, что те инстинкты, которые на Западе живут как образ человека и стремятся проникнуть в социальную структуру, перед Стражем Порога обнаруживают себя в виде призрака. А образ человека, живущий в людях европейского Востока с его азиатскими окраинами, выступает как кошмар. Попросту говоря, оккультные факты таковы: если вы попробуете описать американца – наиболее ярко выраженного, – описать то, что он ощущает как образ настоящего человеческого достоинства, и если вы затем этот образ, оккультно переработанный, донесёте до Стража Порога и перед Стражем Порога произведёте с ним некие опыты, то он выступит перед вами как призрак. А если вы попробуете описать азиата или образованного русского, описать то, как он представляет себе образ человека, то это, будучи донесённым до Стража Порога, выступит перед вами как кошмар.

И всё, что я вам сейчас говорю, есть описание оккультного опыта, который имеет своё основание в исторических импульсах, в историческом развитии. Ибо то, что инстинктивно образуется в сердцах и душах людей – образуется из исторической подосновы. Народы Запада: британцы, французы, итальянцы, испанцы, американцы лишь из определённых исторических импульсов, конечно, не с полным, ясным сознание, а инстинктивно, в процессе своего развития, идущего от древности до современного состояния, укореняли в своих сердцах образ человека, который и охарактеризовать можно правильным образом только исходя из исторических импульсов.

Этот образ человека как на Западе, так и на Востоке, должен быть заменён другим, который может быть найден путём духовнонаучного исследования; и только он может быть положен в основу социальной организации, а не призрак или кошмар. Если со знанием дела исследовать: почему образ человека является как призрак? – то после взвешивания всех исторических подоснов, оказывается, что в инстинкте, приведшем к образу человека в западных областях – а в самое последнее время он привёл, например, к так называемой "вильсоновской программе мира" [*Речь идёт о так называемых 14 пунктах, с помощью которых Вильсон рассчитывал установить "справедливый мир" между народами.], вызвавшей столь много поклонения, – в основе этого инстинкта лежит призрак древней Римской Империи.

Всё мало-помалу развившееся исторически, и потому носящее устарелый, а значит, люциферически-ариманический характер, уже не соответствующее современности, а являющееся призраком прошедших времён, – всё это представляет собой призрак романизма. Несомненно, в культуре Запада есть немало такого, что не имеет никакой связи с романизмом. Например, в странах английского языка вы, естественно, найдёте многое, не связанное с ним. Даже в самих романских странах вы найдёте многое, не связанное с романизмом. Но речь идёт не об этом, речь идет об образе человека, поскольку он должен быть внесён в социальную структуру. Во всех указанных странах инстинкт сегодня определяется и находится под влиянием того, что образовалось внутри романской культуры. Он целиком и полностью есть продукт латинского образа мышления, относящегося к четвертой послеатлантической культуре. Он не является тем, что живёт; он есть призрак отмершего. И этот призрак предстаёт объективному оккультному исследованию, когда оно хочет создать себе образ того, что, исходя от Запада, должно господствовать в мире.

Об этих вещах не следует говорить ненаучно, поскольку этого больше не допускает современное состояние человечества. Задача здесь состоит в том, чтобы фактам посмотреть прямо в глаза. Призрак романизма бродит по странам Запада, и когда я вновь обращаю ваше внимание на то, какой будет судьба различных народов Запада, а в особенности одного народа, французского, то я должен сказать, что во многом она будет определяться интенсивнейшей связью французов именно с романским призраком, что в силу инстинктивных задатков всего их темперамента и характера они не смогут избавиться от романского призрака. Такова, как видите, одна сторона дела, и она связана с Западом.

Другая сторона являет себя на Востоке, где также действенной силой обладает определённый образ человека, поскольку он должен войти в социальную структуру. Этот образ, в общем-то, отличается той особенностью, что он существует в условиях, когда – о чём я уже говорил – на европейском Востоке подготовляется шестая культурная эпоха. Но если взглянуть на дело с современной точки зрения, то оказывается, что живущее сегодня в Восточной Европе с её азиатскими окраинами, не является тем образом, который некогда в будущем люди разовьют естественным путём и который уже сегодня они должны развивать, исходя из познания, но живущий там ныне образ, если с ним подойти к Стражу Порога и там его разглядеть, оказывается кошмаром.

Этот образ оказывается кошмаром по той причине, что инстинкты, заявляющие о себе на Востоке, когда определяется этот образ, питаются ещё несовершенной силой.

Только в будущем, в шестой поcлеатлантической культуре они разовьются до своей полной высоты. Но сила для их развития нуждается в импульсах, которые бы её поддерживали. Она нуждается – прежде чем проснётся сознание, а сознание должно проснуться именно с Востока – в инстинктивной опоре. И эта инстинктивная опора, живущая сегодня только в людях Востока, – она действует как кошмар, когда формирует образ человека. И подобно тому, как все импульсы, оставшиеся от романизма, старые, отставшие импульсы действуют предопределяющим образом при возникновении образа человека на Западе, также на Востоке кошмару приходится иметь опору, но образ человека там должен быть совершенно таинственным образом освобождён от такой опоры. И когда кошмар там будет прёодолён и отброшен, когда люди поймут, как он действует, когда они проснутся от него, тогда они поймут, что же, собственно говоря, с ними происходило.

Сила, которая ныне распространяет своё действие на Востоке, она не отжила свой век; и именно в современности она по-настоящему деятельна. Это есть та сила, что происходит из британской мировой державы. Подобно тому, как на Западе образ человека превращается в призрак импульсами романизма, так на Востоке образ человека отпечатлевается в душах людей таким образом, что кошмаром становится в них все то, что ещё долго будет действовать в мире как устремления британской мировой державы.

Итак, бывшее сознательным в Римской Империи переживется теперь как призрак на современном Западе, а то, что подготовляется, что деятельно именно в современности – импульс британо-американской мировой державы – это для того пребывает в мире как кошмар, как опора кошмара, чтобы привести людей на Востоке к сознательному рождению соответствующего образа человека.

Подобные вещи сегодня неудобно высказывать, а людям неудобно их выслушивать. Но мы пришли в такую эпоху мирового развития, где достичь чего-либо можно лишь при условии, что человек, исходя из познания, из полного сознания, будет объективно смотреть на вещи в мире, объективно их познавать. Каким-либо другим образом дело далее не пойдёт. И всё то, что в конце концов, совершается в современном мире, совершается с той целью, чтобы заставить человека определённым образом повернуть это свершение в другую сторону. Дальше так не может продолжаться, чтобы человек и впредь позволял понуждать себя мыслить по-старому, ибо в определённых районах Земли вещи сверху до низу целиком изменились и понуждают людей к другим мыслям.

Сегодня можно встретить людей, которые в течение пары недель из "храбрых" – в кавычках разумеется – роялистов превратились в крайних республиканцев или в Бог весть ещё в кого. Одни и те же люди! Понятно, что от таких людей, которые раньше были вынуждены быть роялистами, человечеству столь же мало пользы, как и от тех, которые сегодня вынуждены быть социалистами или, впрочем, даже вынуждены из роялистов стать большевиками, ибо существуют также и такие. Но так поступать нельзя. Можно быть либо тем, либо другим. Необходимо понять, что целительным является лишь то, что проистекает из свободного решения свободной человеческой души, на что человек решился сам, к чему он пришёл, взвесив устремления своих чувств, своего сердца, познав прежде то дело, на которое он решается идти. В этом, прежде всего, заключается дело. В противном случае мы всё снова и снова будем переживать, как о вещах, выступающих под давлением обстоятельств, будут судить то так, то этак. Например, кто-то сегодня называет Людендорфа* преступником, после того, как шесть недель тому назад он считал его великим полководцем. Такой человек, не имевший никаких оснований ни для прежнего, ни для нового суждения, поскольку он их высказывал не из свободного решения свободного сердца, имеет для развития человечества одну и ту же ценность в обоих случаях. Ибо дело заключается не в том, чтобы быть абстрактно правым – в таком случае, как правило, ложными бывают как прямое, так и обратное утверждение, – но в том, чтобы мы выработали способность составлять действительно собственные суждения. И хорошим руководством в этом вам может быть духовная наука.

Мне всё снова и снова приходится сталкиваться с фактом, что то или иное из области духовной науки, сказанное мною в каком-либо месте, оказывается плохо понятым. Это происходит оттого, что люди не обладают достаточной волей приложить к услышанному свой абсолютно здоровый человеческий рассудок. Мои сообщения находят трудными для понимания, поскольку находят не достаточно удобным вдаваться в них.

В своих рассмотрениях я уже различным образом говорил об этой, так называемой, военной катастрофе последних лет, которая длится и поныне. Я надеюсь, теперь-то поняли, что события последних недель полностью подтвердили сказанное об этом здесь мною вам и другим людям несколько лет тому назад. Произошло не что иное, как то, о чём в данной связи говорилось тогда. И даже карта*, которую я здесь рисовал тогда на доске, – вы видите её теперь осуществляющейся в действительности.

Вещи, о которых здесь говорится, не следует принимать в смысле послеобеденной проповеди, но в том смысле, в котором они разумеются, – как исходящие из фактических импульсов, которые либо осуществляются, либо хотят осуществиться. Поэтому я не могу удержаться от того – хотя это подчас выглядит как повторение, – чтобы всё снова и снова не обращать внимание на некоторые методические принципы. Эти методические принципы являются наиважнейшими в области духовнонаучного познания, и без них никак не обойтись в наше время. Действие, оказываемое духовной наукой на наши души, является более необходимым, чем абстрактное индивидуальное ознакомление с той или иной истиной. И Вы каждый раз можете вновь видеть и переживать, как при постижении конкретного внешнего события используется именно тот род душевной структуры, который образуется через духовную науку.

Как часто в течение лет я подчёркивал, сколь это ужасно, когда люди всё снова задают известный вопрос: кто виноват в этой мировой военной катастрофе? Средняя ли Европа, Антанта или невесть кто ещё? Ибо, в сущности, на этот вопрос о вине вообще нельзя ответить. Вопрос следует поставить совершенно иначе. В правильной постановке вопроса заключается дело. Только тогда можно прийти к достаточному, основательному, действительному пониманию. Но ведь в оношении многих людей современности безнадёжно апеллировать к их пониманию всего этого. Многое из того, что сегодня пишется в Париже, производит на меня, например, такое впечатление, что оно не имеет никакого отношения к современным несчастьям, а касается чего-то совсем другого, происходившего ранее в Берлине или в каком-либо другом месте. Дело ведь совсем не в том, чтобы судить о том, что дозволено, а что нет – я имею в виду фактические суждения, прежде всего, а в том, чтобы эти суждения исходили из свободного понимания, образовывались бы в свободной душе. Вот что существенно.

Если вы вспомните кое-что из сказанного мною здесь в последние недели, то увидите, что наступившие тем временем события подтверждают многое. Я, например, говорил вам, что существенный вклад в возникновение войны был сделан благодаря тому, что в правительствах Средней Европы было много идиотов. То, что я приводил здесь в последних лекциях, было на этой неделе полностью подтверждено, мои соображения полностью совпали с разоблачениями, исшедшими от баварского правительства, когда была оглашена переписка между баварским правительством и баварским посланником в Берлине графом Лерхенфельд-Кёферинг. Через подобные вещи всё более проступает тот образ, который я в течение лет воссоздавал перед вами таким способом, чтобы всё снова и снова сводить вещи к правильной постановке вопроса. Является, своего рода, заслугой – эти вещи также необходимо сегодня подчеркнуть – что столь примечательным образом воссевший прямо из тюрьмы в кресло премьер-министра Курт Айзнер, начал свою деятельность с опубликования этой переписки. В настоящее время, когда много говорится о тех людях, которые так недостойно исполняли свои обязанности, следует сказать и о людях, подобных теперешнему баварскому премьер-министру, которому нет нужды льстить.

Само собой разумеется, каждый человек, согласно своей карме, а также роду и образу, каким он, в силу этой кармы, поставлен в мире, может подпасть или должен подпасть тому или иному мнению на том или ином месте. Если хотят прийти к социальному пониманию – я уже говорил об этом в различных связях, – то речь нужно вести о том, как овладеть пониманием человека, как развить интерес к человеку, интерес к разным людям. Хотеть познать человека – вот что должно стать задачей в будущем, важнейшей задачей будущего. Но для этого необходимо усвоить некоторые, я должен сказать, инстинкты к выработке суждений исходя из симптомов. Потому-то я читал вам лекции об исторической симптоматологии.

Такой человек, как баварский премьер-министр Курт Айзнер**, особенно интересен, если, например, рассмотреть следующие факты. Я не имею при этом в виду что-либо актуальное, но хочу проиллюстрировать вам один психологический фрагмент.

В последние дни июля 1914 г., когда объявление войны ещё не прозвучало ни слева, ни справа, Курт Айзнер сказал в Мюнхене, что если теперь действительно разразится мировая война, то будут не только растерзаны народы, но тогда рухнут все троны в Средней Европе. Таковым будет необходимое следствие. – И он остался верен себе. В течение года он собрал в Мюнхене небольшую группку, которую постоянно преследовала полиция, и вёл с ней работу. Когда в ответственный момент в Германии разразилась забастовка, он был посажен в тюрьму, а теперь сменил её на кресло баварского премьер-министра. Это – цельный человек. Я не хочу его хвалить, поскольку теперь настали времена, когда такой человек будет совершать ошибку за ошибкой. Но я могу охарактеризовать нечто такое, в чём здесь заключается всё дело. Оно заключается в том, что все вещи, выступающие в мире, нужно уметь правильно оценивать как симптомы, и, идя от симптомов, заключать о том, что лежит за ними, если отсутствует способность за симптомами видеть действительно духовное. Нужно стремиться хотя бы косвенно увидеть лежащее за симптомами духовное. А в будущем станет особенно необходимо, чтобы выступило понимание человека человеком. Фразами, программами, ленинизмами социальных вопросов не решить, но лишь пониманием человека человеком, какое может возникнуть, когда один человек оказывается в состоянии признать других людей как внешнее откровение вечного в себе.

Видите ли, если вы в состоянии принять сказанное мною о том, что человек на Западе, выступая перед Стражем Порога, действует как призрак, а на Востоке – как кошмар, то вместе с этим вы воспримете неким образом импульс к тому, чтобы в правильном свете увидеть современные отношения. На Западе мы имеем нисходящий образ человека, который поэтому является как призрак; на Востоке мы имеем восходящий образ, который не следует рассматривать как законченный в его современном облике, поскольку он является лишь имагинацией кошмарного и только после преодоления кошмара сможет обрести свой истинный облик. Потому-то необходимо смотреть глубже, если вообще хотят сегодня дискутировать о социальных проблемах. И те вещи, которые видят в глубоком смысле, они прежде всего, таковы, что имеют отношение к роду мышления, к тому, каким мышление рождается из всего человека, рождается различным образом в каждой отдельной личности по всей Земле.

Причина того, что романский призрак смог теперь приобрести столь глубокое влияние, кроется в том, что в человеческом мышлении, по сути, не преодолено ветхозаветное мировоззрение. Христианство стоит в своём начале. Христианство ещё не развилось настолько, чтобы действительно пронизать человеческие души. Католическая церковь, которая во всём, что касается теологии, сама целиком находится под влиянием романского призрака, мало чему здесь способствует. Эта римская церковь, как я уже не раз отмечал, скорее задерживает, чем вносит образ Христа в человеческие сердца и человеческие души. Ибо представления, применяемые римской церковью для постижения Христа, являются всецело представлениями социальной и политической структуры древней Римской Империи. Если даже люди об этом не знают, оно действует в их инстинктах.

Те представления, которые были уместны в Ветхом Завете, которые мы можем обозначить как представления ветхозаветного иудейства, они были секуляризованы романизмом. И если даже романизм противоположен иудаизму, то лишь во внешнем своём явлении, а не по духу. Иудаизм окольным путём, через Римскую Империю, прошёл в наше время и как призрак заявляет здесь о себе. И потому необходимо искать в людях подлинный источник этого ветхозаветного, не пронизанного христианством, мышления. Необходимо ответить на вопрос: какими силами питается это мышление и каково оно, это ветхозаветное мышление?

Мышление это зависит от того, что вместе с кровью наследуется из поколения в поколение. Способность мыслить в том направлении, которое было свойственно Ветхому Завету, – она в смене поколений наследовалась через кровь. Унаследованное нами в качестве способности от наших отцов благодаря одному тому, что мы рождаемся как люди, что мы до нашего рождения пребывали в эмбриональном состоянии, уже заключает в себе ветхозаветное мышление, поскольку силы мышления мы наследуем из крови родителей, в которой они живут.

Наше мышление расчленено на две части, на два члена. Одним мышлением является то, которое мы имеем благодаря развитию вплоть до нашего рождения и которое мы также наследуем от наших отцов и, до некоторой степени, от матерей. Мы потому можем мыслить так, как мыслили в эпоху Ветхого Завета, что были эмбрионом. Это относится к существу древнееврейского народа, когда в мире, через который человек проходит в период между рождением и смертью, он ничему не хочет научиться в дополнение к тому, что получил как способности во время своего эмбрионального развития. Вы поймёте ветхозаветное мышление, если подойдёте к нему, сказав себе: это такое мышление, которое мы имеем в силу того, что были эмбрионом.

Вторым мышлением, которое мы присовокупляем к этому первому мышлению, является то, которое мы вырабатываем в послеэмбриональное время, в процессе индивидуального развития. Для различного внешнего употребления человек овладевает всевозможным опытом, однако он не пользуется им, чтобы действительно преобразовать мышление, поэтому и сегодня в значительно большей степени, чем полагают, продолжает действовать ветхозаветное мышление. Человек принуждён в период между рождением и смертью жить здесь, на физической земле. Но опыт, получаемый им здесь, он не пронизывает мышлением, которое, собственно говоря, даётся ему в этом опыте. Если он это и делает, то в наименьшей степени, самое большее – инстинктивно. Он не работает с получаемым опытом до такой степени, чтобы родился новый образ мышления. Это по-настоящему делает только развитый в современном смысле слова оккультист. Он использует жизнь, которой он здесь живёт, таким образом, что приходит к новому пробуждению, подобно тому, как пробуждается к новой жизни рождающееся дитя. Кто работает в смысле "Как достигнуть познания высших миров", тот пробуждается ещё раз и это пробуждение так относится к его предыдущей жизни, как жизнь новорожденного к его эмбриональному состоянию. Но в обычной жизни поступают так, что хотя и бывают вынуждены получать опыт, но применяют к нему только то мышление, ту силу, которую приобрели ещё в эмбриональном состоянии. Так живут люди на Земле. Они получают опыт, а дальше соединяют его с тем содержанием мышления, с той формой мышления, которая была им дана в эмбриональном состоянии и которая поэтому есть унаследованная через кровь из поколения в поколение.

Теперь коснёмся факта фундаментального значения. Этот факт состоит в том, что Мистерия Голгофы, как явление уникальное, не может быть постигнута тем мышлением, в котором обитают лишь силы эмбрионального развития. Поэтому в лекциях, прочитанных вам в этот мой приезд, я уже указывал, что Мистерию Голгофы нельзя постичь с помощью обычного физического мышления. Если быть честным, то ее нельзя признать до тех пор, пока пользуешься физическим мышлением. Мистерия Голгофы, вся пронизанная Христом, должна постигаться не в лунных, а в солнечных силах, с той точки зрения, которую вырабатывают здесь, в жизни после рождения. В этом заключается большая разница между людьми, пронизанными Христом и не пронизанными Христом.

Тот, кто не пронизан Христом, владеет мышлением, унаследованным через кровь. Тот же, кто пронизан Христом, постигает мир с помощью мышления, приобретённого им, как личностью, в мире индивидуально, путём жизненного опыта, когда он получаемый опыт одухотворяет в том смысле, как это описано в "Как достигнуть познания высших миров".

Важно понять, что мышление, в котором живёт сила эмбрионального развития, приводит к тому, чтобы Бога познавать как Отца. А то мышление, которое вырабатывают в мире путём индивидуальной жизни уже после эмбрионального развития, приводит к познанию Бога как Сына.

Стремление пользоваться только мышлением, которое является мышлением Ягве, действовало постоянно вплоть до XIX столетия. Но мышление способно понять в человеке только то, что в нём принадлежит природному порядку. Так происходит потому – вы знаете, что Ягве есть один из семи Элоимов, – что Бог Ягве как один из семи Элоимов ещё в древности завладел господством над человеческим сознанием и оттеснил других Элоимов. По этой причине другие Элоимы были отнесены к сфере так называемых иллюзий, то есть их стали считать фантастическими существами. Таким образом, Бог Ягве временно оттеснил этих духов, а человеческое сознание пронизал тем, что может быть усилено лишь идущим из доэмбрионального развития.

И так продолжалось до XIX столетия. И по той причине, что Бог Ягве как бы сверг с трона других Элоимов и они смогли впервые заявить о себе лишь благодаря Индивидуальности Христа – так они, благодаря Его силе, будут один за другим заявлять о себе различным образом и в будущем, – по этой причине человеческая природа попала под влияние низших, более стихийных (элементарных) духовных существ, противодействующих стремлениям Элоимов.

Таким образом, развитие человеческого сознания носило такой характер, что в него, свергнув других Элоимов, вступил Бог Ягве как единовластный правитель. А поскольку другие Элоимы были свергнуты, то человеческая природа со временем попала под влияние существ более низких, чем Элоимы. Так что вплоть до XIX века действовал не только Ягве, но и другие боги, занявшие место Элоимов. А когда распространилось христианство – я постоянно подчёркиваю, что оно сейчас стоит в самом начале, – то человечество не смогло его понять и именно по той причине, что люди не могли воспринять действия Элоимов, но оставались зависимыми от Ягве-мышления, а кроме того, оставались ещё под влиянием противников Элоимов.

И вот, в XIX столетии, а точнее, в 40-х годах XIX столетия, наступил переломный момент особого рода, о чём вы уже не раз слышали. Влияние Ягве на человеческое сознание стало постепенно побеждаться теми духами, которых он сам призвал. С силами Ягве в человеке можно понять лишь то, что в нём принадлежит природному порядку, что, таким образом, связано с кровью. Но под действием тех духов прежние поиски духовного в природе перешли в обычное атеистическое естествознание, в обычное атеистическое, естественнонаучное мышление, а в практической сфере – в обычное утилитарное мышление. И это произошло в 40-е годы, в тот момент времени, о котором я вам говорил*. [*В это десятилетие Архангел Михаил начал новый этап борьбы с ариманическим Драконом. (Прим. перев.)]

Итак, по той причине, что Ягве выпустил из рук тех духов, которых он призвал, ветхозаветное мышление перешло в атеистическое естествознание Нового времени, которое в сфере социального мышления стало марксизмом и тому подобным, так что в сфере социальной жизни теперь господствует окрашенное естествознанием мышление.

Всё это находится в связи со многим из того, что разыгрывается непосредственно в сегодняшние дни. В сегодняшнем человеке сидит, преобразовавшееся в натурализм, ветхозаветное мышление. Против этого мышления ни образ человека на Западе, ни образ человека на Востоке не могут служить ни в малейшей степени достаточной защитой. Ибо оно мешает человеку реально и правильно понимать вещи.

Сегодня это можно потрогать руками – как люди мешают себе понимать происходящее. Временами дело доходит до патологии. Так называемая история войны последних двух лет – я вновь говорю вам об этом – есть психиатрический, социально-психиатрический феномен. Произошедшие события для человека, который их понимает, который в состоянии правильным образом привести их во взаимосвязь, являются лучшей симптоматологией в сфере социальной психиатрии последних лет и тех лет, которые ещё придут. Речь идёт, само собой разумеется, о более тонкой психиатрии, чем та, которую имеет в виду материалистическая медицина, поскольку психиатрия изучаемая на факультетах, ни в малейшей степени не применима к такой, например, персоне как Людендорф.

Но человек должен научиться в этом свете видеть изрядный кусок новейшей истории. Некоторые из друзей могут вспомнить, что я в начале этой военной катастрофы не раз, когда о том либо ином говорилось с лёгким сердцем, подчёркивал: эта военная катастрофа сделает невозможным написать её историю на основании документов и архивных материалов. Как стала возможной эта катастрофа, поймут только те, кто уяснит себе, что решающие события конца июля и начала августа 1914 г. произошли при помрачённом сознании людей. По всей Земле у людей тогда было помрачено сознание, и при воздействии ариманических сил на это помрачённое сознание происходили те события. Это открывается через познание фактов с помощью духовной науки. Когда-то станет необходимым понять, что прошло то время, когда на основании одних только документов можно было писать нечто в смысле истории Ранке, Букле [*Леопольд фон Ранке (1795—1886). Генри Томас Букле (1821 – 1862).] и т. п. Это важно иметь в виду!

Одни только симпатия и антипатия не дают ничего, когда желаешь выработать направление для суждений. Но только из симпатий и антипатий и судили главным образом в последние годы, и судят до сих пор. Несомненно, также и под влиянием симпатий и антипатий возможны правильные суждения, но для проникновения человека со своими суждениями в фактическое положение дел они не имеют никакого особенного значения. Пути, на которых так или иначе ориентированные суждения принимали эпидемический характер, следует изучить особенно внимательно, если хотят исследовать развитие суждений у людей в последние годы.

Во что верили миллионы людей в Средней Европе, пока она ещё существовала, и во что они будут верить? И во что верят и будут верить вне Средней Европы ещё долгое время?

Однако суть дела заключается в том, чтобы в конце концов привыкли учиться у событий, чтобы научились судить о вещах, исходя из событий.

Видите ли, обнаруживается, что весомость событий может оказаться определяющей, решающей для людей, особенно событий современности, разыгрывающихся совершенно оригинальным образом, как они ещё никогда раньше не разыгрывались. Соединяются полярно противоположные вещи!

В последний раз я обращал ваше внимание на то, что пересадка большевизма в Россию произошла с существенной помощью Людендорфа. Эти вещи часто высказывались – но не за пределами Средней Европы – с достаточной откровенностью. Но люди слушать их не хотят. Я неоднократно имел опыт, о котором однажды уже здесь упоминал, опыт особого значения! Тот материал, который я разработал – я уже об этом рассказывал, но мне бы хотелось, чтобы об этом не забывали, и потому я всё снова и снова говорю об этом; мир должен знать, о чём идёт речь, – тот материал состоит из двух частей. Его вторая часть содержат в себе в сравнительно приглушённом виде то, что было необходимо сказать в то время, о чем я вам теперь вкратце говорю как о социальных отношениях. А в первой части содержится то, что я считаю необходимым обсуждать и распространять далее указанным мною образом [*Речь идёт о "Меморандуме" 1917 года. Напечатан в "Сборнике статей о трехчленном социальном организме 1915 – 1921", Дорнах, 1961.].

Я нашёл нужных людей, которые прочли написанное мною и дали мне такой ответ: "Но ведь если осуществить один только первый ваш пункт, то уже потребуется отречение немецкого кайзера! – На что я мог лишь сказать: Если так получается, то, значит, так и должно быть". Мировая история подтвердила мой вывод. Отречение должно было произойти. Но оно не должно было произойти тем путём, каким оно произошло; оно должно было произойти из внутреннего, свободного решения. Это, разумеется, и следовало из самого первого пункта. Тот пункт, естественно, не призывал: "Немецкий кайзер должен отречься!" – но там было поставлено определённое требование. Если бы оно было исполнено, то отречение последовало бы совсем при других обстоятельствах, чем оно произошло теперь.

Я не мог добиться, чтобы люди поняли, что написанное там мною вытекало из действительности. Так что и с первым пунктом дело вперёд не пошло. Когда я излагал суть дела министру иностранных дел, то сказал: "Вы должны сделать выбор: либо стать разумными и уже сейчас, исходя из разума, поступить таким образом, либо придётся пережить революцию, которая должна произойти в ближайшие годы и которая начнётся совсем скоро".

И если верным было то, что открывалось, исходя из большой перспективы, то, значит, правильным было для немецкого кайзера отречься от престола, и было правильным сделать такое предложение. А если при этом было высказано другое мнение, основанное на знании лишь ближайшего окружения, то его совсем не следовало высказывать всерьёз.

Также не было нужды, естественно, и в том, чтобы произошли последние события, которые, я бы сказал, со всей очевидностью обнаружили болезненное состояние ума Людендорфа; но и об этом можно было знать задолго до того. Много времени назад я уже указывал на это. Но, не правда ли, если посмотреть из сферы духовной науки, то можно увидеть, как люди сегодня шарахаются от неё, поскольку они её боятся.

Душевный страх является сегодня чем-то таким, что в характерах людей играет очень значительную роль, играет просто колоссальную роль. Он выступает под различными масками. Душевный страх, нежелание подойти к чему-то, – оно играет совершенно особенную роль. Учитывая это, следует рассматривать текущие события, и тогда они явятся симптомами того, что лежит в глубине. Рассмотрите хотя бы события последних дней.

Что события пойдут тем путём, каким они идут теперь, об этом мог давно уже знать каждый, наблюдавший немецкие отношения и немецкую армию. Взять хотя бы одного Людендорфа, которому лишь 8 августа 1918 года открылось, что он не в состоянии побеждать. Он был "практик". Вспомните всё, что я в ряде лет говорил о практиках, о непрактичности практиков! Он был практиком, который заблуждался во всех отношениях и которому, в конце концов, только 8 августа стало ясно, что с отданной в его распоряжение армией он не может побеждать.

Проницательные люди уже 16 сентября 1914 г. поняли, что с этой армией победить невозможно. Ну а как повел себя Людендорф в 1918 г.? Он пригласил к себе Баллина*[*Альберт Баллин (1857—1918), директор линии Гамбург – Америка.] и попросил его чтобы тот, наконец-то, пошёл к кайзеру и изложил ему, как обстоят дела, поскольку Баллин был в очень дружественных отношениях с кайзером. Вы спросите: – А разве тогда не было рейхсканцлера? – Как же, рейхсканцлер тогда был, но звали его Гертлинг[*Теорг фон Гертлинг (1843– 1919), профессор философии, с 1912 г. баварский министр-президент, в октябре 1917 г. стал прусским министром – президентом и рейхсканцлером.]. – А разве тогда не было министра иностранных дел? – Был и такой, но это был вышедший из самых тёмных придворных апартаментов господин фон Гинтце[*Пауль фон Гинтце, дипломат, временный государственный секретарь по иностранным делам.]. Был, конечно, и рейхстаг и т. п. придатки народной жизни, о которых, увы, не стоит труда и говорить. Итак, Людендорф пригласил к себе Баллина и поручил ему объяснить положение дел высочайшему военачальнику. Баллин собрался в путь, туда, где проживал кайзер, чтобы, минуя, само собой разумеется, подлинные события (поскольку Людендорф нашёл их не совсем благоприятными), сообщить в присутствии их высочества, высочайшего военачальника, о том, что были предприняты некоторые акции. Это "присутствие", конечно, мог оценить каждый, кто знал обстоятельства. Одним словом, Баллин, который хорошо знал кайзера и был умным человеком, отправился в высочайшие "Вильгельм-сферы", чтобы изложить кайзеру положение дел. Сделать это можно было, естественно, лишь в том случае, если бы он смог поговорить с кайзером с глазу на глаз, что ему, в общем-то, было вполне доступно; правда, в прошлом был случай, когда однажды, ещё в самом начале войны, Баллин захотел кое-что объяснить кайзеру, и тот дамским веером – н-да..., этак... по щекам его похлопал. Но, несмотря на полученную тогда с помощью дамского веера затрещинку, Баллин на этот раз, в силу важности событий, всё же решился рассказать о них своему старому другу. Но тот вызвал господина фон Берга, который тут же понял, что кайзер хочет, чтобы он увёл разговор в сторону, ибо не желал услышать правду. Так не состоялся разговор, который должен был состояться.

Я привёл вам это как психологический феномен. Здесь вы видите человека, который находится среди важнейших событий и боится услышать правду, которую принёс ему другой, и не даёт ей прозвучать. Именно так всё это выглядит. И подобный феномен сегодня чрезвычайно распространён. Итак, Баллину не удалось ни в чём убедить "высочайшего военачальника", поскольку он не смог изложить ему суть дела. Тогда Людендорф пригласил господина фон Гинтце, чтобы договориться с ним: пусть он попросит у Антанты перемирия. Их разговор состоялся вскоре после 8 августа 1918 года. Господин фон Гинтце обещал связаться с Вильсоном [*Вудро Вильсон (1856—1924), президент Соединённых Штатов (1912 – 1920).], но не сделал этого до октября 1918 года, несмотря на то, что стало уже ясно: может случиться то, что и случилось несколькими неделями позже при злополучном министерствовании принца Макса Баденского[*Принц Макс Баденский (1867– 1929), последний рейхсканцлер кайзеровской Германии (3 октября – 9 ноября 1918 г.).].

Принц Макс Баденский решился поехать в Берлин и кое-что сделать там по-другому. Но тут Людендорф объявил, что в течение 24-х часов должно быть сложено оружие, иначе произойдёт величайшее несчастье. И, вопреки принятому им ранее решению, принц Макс Баденский так и сделал. А через пять дней Людендорф заявил, что он оказался в заблуждении и не было нужды складывать оружие!

Таков один пример того, как практики, уважать которых нет ни малейшего основания, разбираются в мировых событиях, с каким настроением и с какими силами мышления они подходят к ним. Но здесь также содержится и путь, на котором можно изучить, как суждения становятся эпидемическими. Ибо суждение, что Гинденбург и Людендорф являются "великими людьми" распространялось поистине с мощью эпидемии, в то время как в действительности они ни в малейшей степени ими не были, даже с точки зрения их узкой профессии. И именно эти катастрофические события особенно характерны для того способа, каким образуются ложные мнения. Правильное понимание встречается порой в анекдотах. Если вы теперь приедете в Берлин – большинство из вас там в последние годы наверняка не бывало, – то найдете удивительное сооружение – отвратительную, гигантскую, деревянную фигуру человека. Это "Гинденбург". Каждый патриот должен в эту фигуру забить гвоздь, и теперь она вся утыкана гвоздями. Её намереваются поставить потом в музее военного министерства. Таким путём, благодаря берлинской шутке, пришли к правильному решению: когда он будет весь заколочен гвоздями, то пусть тогда идёт в военное министерство!

Следует чаще рассматривать вещи с той точки зрения, о которой я теперь часто говорю, с точки зрения как исторической симптоматологии, так и симптоматологии событий, имеющих отношение к людям. Внешний мир даёт как раз только симптомы, и к истине можно прийти лишь в том случае, если симптомы познаются в их природе, то есть как таковые.

ЛЕКЦИЯ ВТОРАЯ

Дорнах, 30 ноября 1918 г.

 

Если Вы рассмотрите основания нашей антропософски ориентированной духовной науки в сравнении с другими – весьма многочисленными сегодня, – так называемыми, мировоззрениями, то среди всего прочего вы увидите одну особенность, которая состоит в том, что антропософски ориентированная духовная наука, будучи миро- и жизневоззрением, старается всё, что она получает в результате исследования духовных миров, применить ко всей жизни, ко всему, что может встретиться человеку в жизни. И кому доступен смысл того существенного, что содержится в подступающих к человеку жгучих вопросах и импульсах современности, тот, вероятно, способен также понять, что именно в области взаимосвязи великих мировоззренческих идей с непосредственной жизнью находится насущно необходимое современности и ближайшему будущему. Ибо среди тенденций, которые принесло с собой людям современное катастрофическое состояние, имеется и такая, в силу которой все человеческие мировоззрения – где бы они ни коренились: в религии ли, в науке или в эстетике – теряют постепенно, в ходе времени, связь с жизнью.

Имелась, в некотором роде, потребность, можно сказать, противоестественная потребность отделить, так называемую, повседневную жизнь, в самом широком её проявлении, от того, что искалось для удовлетворения потребностей в религиозной, в мировоззренческой сферах. Вы только подумайте о том, как в последнем столетии жизнь постепенно приняла такой облик, что люди в повседневности так называемые "практические" люди – устраивали свою жизнь на "практических" основаниях, а затем ежедневно, этак на полчаса или того меньше, или даже только по воскресеньям, обращались к тому, чтобы найти связь с пронизывающим мир божественно-духовным.

Такое положение должно измениться, если антропософски ориентированной духовной науке дано найти место в душах людей. Тогда из этого мировоззрения должны проистечь мысли, применимые в непосредственной жизни, делающие нас способными с пониманием судить обо всех сферах жизни.

Принцип воскресной послеобеденной проповеди не может стать принципом нашего антропософски ориентированного мировоззрения, но вся жизнь, в каждый день недели, а также и в воскресный полдень должна быть пронизана тем, что может дать человеку антропософское миропонимание. Ибо, если всё останется по-старому, то мир всё больше станет впадать в хаос. Люди не удосуживаются обратить внимание даже на то, что реально совершается в их непосредственном окружении и бывают поражены тем, что последствия их непонимания заявляют о себе вполне ощутимо. В будущем придётся изумляться ещё больше, так как эти последствия заявят о себе ещё ощутимее.

Сегодня ни в коем случае не позволительно отвращать взгляд от того, что распространяется среди людей по всей Земле. С суждениями, позволяющими нам распознавать великие импульсы, проходящие через мировое развитие, мы обязаны пытаться проникнуть в то, что сегодня отчасти столь загадочно стоит перед человеческими душами и грозит повергнуть в хаос социальную структуру. Поступать прежним образом, когда позволяют совершаться всему, что хочет совершиться, теперь нельзя; необходимо со здоровым суждением стремиться проникнуть в сущность происходящего.

Необходимо отказаться от того подхода к жизни, когда говорят: "Это повседневное, это пошлое, это принадлежит внешней жизни; от всего этого взор следует обратить к божественно-духовному". – Такого больше быть не должно! Должно настать время, когда всё самое повседневнейшее будет приводиться в связь с божественно-духовным, когда вещи, приобретаемые из духовной жизни, не будут рассматриваться с наиабстрактнейшей точки зрения.

Ранее я говорил, что благоприятный поворот в социальном движении может наступить только благодаря тому, что возрастёт интерес у одного человека к другому человеку. Ведь социальная структура – это такая структура, которая связывает людей в общественной жизни. Она может быть оздоровлена только благодаря тому, что человек действительно внутренне осознает себя, будет помнить себя в социальной структуре. И для современности является не здоровым, влечёт за собой катастрофы, когда люди не делают и малейших усилий для выработки хоть какого-то ощущения того, каким образом они пребывают в социальной общности.

Интереса, который нас как людей связывает с другими людьми, больше не существует, хотя люди часто считают, что такой интерес есть. Дешёвый теософский лозунг: "Я люблю всех людей, я интересуюсь всеми людьми!", – не обладает никакой действенностью, так как он есть абстракция и с реальной жизнью связи не имеет. А именно в связи с реальной жизнью и заключается всё дело. – Вот что необходимо глубоко понять.

Непонимание реальной жизни было характерно для последних столетий. А теперь эти последние столетия, в течение которых людьми совершено не изучался процесс развития, привели к современному состоянию и вызовут ещё будущие состояния. В исторической жизни человечества всегда было так, что все происходящее между людьми в социальной жизни, они сопровождали мыслями. Но вот уже на протяжении довольно долгого времени происходящие события можно прослеживать мысленно лишь в том случае, если здоровым образом постигаешь глубинный смысл некоторых явлений.

Объективному наблюдателю со всей отчётливостью предстает лишь одно, что почти весь мир управляется, регулируется и будет управляться и регулироваться на одних и тех же основаниях, которые, собственно говоря, устарели уже несколько столетий тому назад, тогда как жизнь за эти столетия, естественно, ушла вперёд. И тем существенным, что в Новое время возникло в развитии человечества, – является современная индустриализация, породившая весь современный пролетариат. Но возникновение современного пролетариата не сопровождалось выработкой соответствующих мыслей. Правящее сословие продолжало жить как и прежде, исполняя свои функции управления тем же образом, каким оно привыкло делать это столетиями, и не предпринимало ничего для того, чтобы процесс мирового развития сопроводить какими-то мыслями, в то время как фактически, в фактическом развитии, становлении современного индустриализма, который, в основном, начался в XVIII столетии с изобретения ткацкого станка и прядильной машины, развивался современный пролетариат. А от того, что пусть, скажем, "встаёт как призрак" в головах современного пролетариата, зависит судьба мировой истории настоящего времени и ближайшего будущего. Ибо этот пролетариат стремится к влиянию, к преобладанию, и этот процесс следует рассматривать в его действии как результат природной необходимости, как стихийное явление, а не как то, что можно критиковать, как то, что одним нравится, а другим не нравится, о чём можно судить так, либо этак, в зависимости от того, какое это производит впечатление; нет, об этом следует судить, как о чём-то, подобном землетрясению, морскому приливу или чему-то в этом роде.

Теперь вы, прежде всего, видите, как подготовляется то, что проистекает от современного пролетариата или, лучше сказать, из тенденций и ощущений современного пролетариата. Вы можете рассматривать то, что выступает перед вами с определённой стороны в русском большевизме, как, я бы сказал, военные действия форпостов. Этот русский большевизм – я уже не раз об этом говорил – не свойственен, естественно, коренному характеру русского народа. Он внесён в Россию извне. Но не об этом должна идти речь, когда хотят иметь дело с фактами, ибо, будучи однажды внесённым в области, бывшие прежде царскими владениями и занимавшие огромные территории, и получив там большое распространение, он должен рассматриваться теперь как природное явление, имеющее в себе стремление распространяться всё шире и шире.

Необходимо, прежде всего, когда рассматривается нечто такое, как русский большевизм, отвлечься от сопутствующих явлений, необходимо взглянуть на главное. Тот факт, что он выступил в 1917 году, что он тем или иным образом проявился внешне, имеет, вероятно, в значительной степени, близлежащие основания. Я говорил вам, что не осталась безучастной в непосредственном выступлении большевизма даже беспомощность Людендорфа, а также и многое другое. И тем не менее от всего этого нужно отказаться, если мы хотим
плодотворно рассмотреть вещи, обратиться следует к импульсам, которые живут в русском большевизме.

Необходимо однажды совсем сухо спросить себя о том, чего хочет этот русский большевизм, и каким он представляет себе своё место во всём развитии человечества? – Ибо, вне всякого сомнения, он не является чем-то эфемерно преходящим, он есть глубоко идущее явление мировой истории. А потому исключительно важно представить себе однажды ту основную социальную структуру, которую как образ создаёт себе этот русский большевизм, чтобы быть в состоянии проследить, до некоторой степени, её происхождение из глубоких мировых импульсов.