Об учителях и их испытаниях

Quae nocent docent (Что мучит, то и учит).

Латинская поговорка

Встреча с учителем в том сне могла научить меня чему-то, но я прошляпил её. Примерно с таким же результатом первое время заканчивались другие встречи с учителями, они что-то показывали мне, обычно это были манипуляции с биополем или с окружающим миром, но мне не удавалось повторить этого. Размышления об этих неудачах заставили меня вознамериться о встрече с учителем, который покрепче взялся бы за меня.

Искать подобную встречу в реальном мире я не мог, так как устал обжигаться о людей, которые сначала виделись мне всеведущими, но как только я узнавал их глубже, то видел, что они погрязли в материальном ещё глубже, чем я, хоть сами и не понимали этого. В худшем же случае они вообще питали на счёт ученика исключительно корыстные мотивы. Могли ли иметь по отношению к ученику какую-то корысть сновиденные учителя? Всё возможно. Но они обыкновенно излучали умиротворение и свет, а одно это уже можно было принять за благость.

Но, если сил моих хватало только на путешествие в нижний астрал, то что могли там делать светлые учителя? Были ли это волонтёры из верхнего, или же дьяволы в белых одеждах, вводящие учеников в ещё более глубокую майю?

В конце концов, что мы знаем об этих учителях? Это какие-то существа, для которых обитание на уровне пространства, соответствующем «дороге в небо» и около того, является более приемлемым, чем тот уровень, на котором мы бодрствуем. Но, как наши сновиденные тела являются проекциями наших материальных тел, имеют ли учителя проекции в материальном мире? Это доподлинно неизвестно, зато хорошо известно то, что учителя любят контактировать с людьми, возиться с ними, обучать их (отсюда и название). Когда я спрашивал их о причине такого поведения, они не давали определённого ответа. Мне думается, что ангелы, о которых имеются свидетельства разной степени достоверности – существа схожие с учителями, если не идентичные им.

Если сравнить их ступень развития со ступенью человека, то получается примерно та же картина, которую мы получаем, сравнивая человека не с другими человеческими детьми, а даже с собаками. Для нас собаки – лишь питомцы, которых при должном старании можно выдрессировать, чаще на забаву, чем для практической пользы. Вот моей основной гипотезой относительно учительского интереса к людям и представляется та, в которой мы для них не больше, чем забавные и иногда туповатые питомцы, с которыми занятно возиться и демонстрировать друг другу.

- Смотри, Петька, как Рекс выучился приносить газету! Какой умный пёсик.

- Смотри, Сат Аронаакила, как здорово Владик осознаётся! Какой умный человек.

«Сат» у моего первого учителя, кстати, было чем-то вроде уважительного обращения. Какое-то я время считал это сокращением от санскритского сатья - истинность, такова моя основная версия до сих пор. В самом деле, не с сатаной же его связывать? Прямо я не спросил, не потому, что боялся выглядеть глупым, а потому, что вопросы, не относящиеся к делу, тот учитель начисто игнорировал. Его самого я буду называть далее по тексту Отшельником, так как в таком образе он явился мне в первый раз, да и встречал я его обычно обособленным от других сущностей, в то время как другие учителя нередко появлялись в компании друг друга или в сопровождении учеников (как тот «пират» из совместного сна).

Отшельник предварял словом «Сат» имена всех сущностей, которые нам встречались, и которые были выше моего учителя, равны ему, или находились чуть ниже – но не слишком далеко от него в неведомой мне иерархии. В общем-то, я немного утрировал, на деле он никогда не обращался ко мне по «смертному» имени. Он звал меня «Паук-на-камнях». Такое прозвище я заслужил, показав ему проекцию своего города, когда захотел продемонстрировать, как для меня выглядит место, в котором я живу две трети своей жизни.

Поскольку Отшельник в таких местах не бывал, высотные бетонные здания он смог интерпретировать только как скалы, гигантские камни, на которых мы сидим часами, как пауки в паутине. Интересно, что образ высотного дома он не знал, но образ камня или паутины понимал прекрасно. Как-то раз мне пришло в голову, что этот учитель - маг из настолько древних времён, что в те времена ещё не были известны каменные дома, и в поисках бессмертия он перешёл в пространство, в которое я могу попадать только спящим? Как бы то ни было, я не решился спросить у него и это, только погружаясь в догадки относительно его происхождения.

Зато я заинтересовался пауками и начал примерять их образ к себе как тотемное животное. Я видел в них много полезных качеств – главным образом, дьявольское терпение, с которым они ткут свою паутину, а потом ждут жертву. Я считал терпение своей главной добродетелью, и ещё – творческое начало. Было в пауках, работавших над паутиной что-то такое, что напоминало мне меня самого во время работы над картинами.

- Люди не любят пауков, - сказал вдруг Отшельник однажды. – Тебе нужно, чтобы тебя любили?

- Да, - ответил я, почему-то удивившись своему ответу. Я ведь воображал себя таким суровым и мрачным одиночкой! Подумав, я продолжил. – Мне этого всегда хотелось, хотя я и не признавался себе в этом… Хотелось, чтобы рядом был кто-то, кто будет любить меня.

- Тот, кто будет твердить тебе, какой ты умный, правильный, могучий? Магу не нужно, чтобы ему это говорили. Он и так это всё про себя знает. Потому ты не маг.

- Что же делать? – расстроился я.

- Бороться со своим главным врагом. Он ест твою силу. Потому ты и топчешься по кругу, потому у тебя и не хватает сил на то, чтоб делать что-то здесь, - он сделал картинный жест рукой. - Удивляюсь, как у тебя находятся силы, чтобы делать что-то там.

Он немигающе смотрел на меня своими глазищами сплошного чёрного цвета, без белков. В первый раз, когда я встретил этот взгляд, он немало перепугал меня, но постепенно я к нему попривык.

- Когда справишься с этим врагом, говори, что готов к моему испытанию. Я устрою его тебе, Паук-на-камнях. Но горе тебе, если солжёшь о своей готовности.

Это прозвучало весьма помпезно, но учитель и не думал создавать эффект торжественности. Он вообще был весьма простым по своей сути, что мне весьма импонировало. Первый раз, когда я его увидел, то воспринял как старца, одетого в рубище. Мне вспомнилось, как он встретил меня подле Чёрной книги, к которой я подобрался за очередным абзацем, и не подпускал меня к ней. Впоследствии он настолько хорошо переключил моё внимание на себя, что я и думать забыл о книге, так и оставив её законченной на фразе «Чтобы перестать бояться Тьмы, нужно стать ещё большей Тьмой».

Уловив мои мысли, Отшельник сказал, что страх темноты или Тьмы – тоже предмет для отработки. С этим знанием я отправился пробуждаться.

На всякий случай я подвёл все свои дела в материальном мире к более или менее логическому завершению. Затем можно было приступать к проработке. Страх темноты я пытался преодолевать, заставляя себя смотреть ужастики ночью. Звучит смешно, но других идей у меня не было. Наконец у меня выработалась такая хорошая резистентность к ужастикам, что скримеры (крики и страшные рожи, внезапно выскакивавшие на весь экран), раньше заставлявшие меня дёргаться, теперь вызывали только зевоту.

Со страхом общественного мнения было сложнее. Неформально одеться и пройтись в одиночку по району с гопниками в «абибасе» оказалось не таким уж щекочущим нервы актом. Какие-то более масштабные акции, вроде флэшмобов или перфоманса на одного посреди площади казались мне больше баловством, нежели реальной проработкой личных блоков.

Наконец я прыгнул на «катапульте», аттракционе, который подбрасывал участника, прикреплённого на резинках, на добрый десяток метров вверх. Мне так понравилось, что я повторил прыжок ещё дважды. Со страхом общественного мнения такой прыжок не имел мало общего, но я говорил себе: «Как человек, переживший подобный прыжок несколько раз, может бояться каких-то людишек, которые в большинстве своём могут только стоять внизу и наблюдать, как ты взмываешь в небо?» От таких мыслей моё эго раздулось ещё больше, временно застилая страх.

Тогда я счёл, что время пришло. Осознался во сне, перешёл на частоту, на которой происходили встречи с Отшельником (то было место, похожее на лесную поляну), и заявил ему о том, что готов.

- С каких-то пор у пауков выросли крылья? – посмотрел он на меня с хитрецой.

- С которых им дал их прогресс, - ответил я. – А ты можешь представить, что я был в тот момент вороном, а не пауком.

- Не растратишься ли, не распылишься ли на многие образы?

- Они же не особо противоречат друг другу. Какие-нибудь павлин с вороном противоречат друг другу, а паук ворону – нет.

Учитель в ответ поднялся на ноги и… вдруг исчез. На его месте сидела крупная птица бурого оттенка, похожая на сокола, которая в следующее мгновение взмыла в небо. Я счёл данный акт приглашением и заставил себя обернуться вороном. Вышло не сразу. Я долго провозился с формой. Было куда проще взмыть в небо безо всяких дополнительных излишеств, нежели продумывать детали: крылья, перья, когти, клюв; как только я сосредотачивался на одной, то забывал про другую, и она тут же теряла форму.

Образы мои, конечно, друг другу не противоречили. Но всё же, каждый из них нёс в себе своё качество. Ворон олицетворял собой интеллект, мрачную мудрость, ассоциировавшуюся у меня больше с Одином, чем с кладбищенской атмосферой, на которую чаще всего наводят обывателя мысли о воронах. Паук был терпением и отчасти интригой. Ворон – тоже терпеливый охотник, но убивает когтями и клювом; оружие паука - яд и паутина – не так благородно, зато оно действует наверняка. В каждом из этих образов-тотемов, кроме основной характеристики, было множество других граней, которые мне необходимо было полностью прочувствовать и даже прожить, для того, чтобы легко обратиться им на той частоте, которая была более близка материальному миру, чем сон. Универсальность хороша, но не всегда.

Когда я всё же смог подняться ввысь в образе ворона, поблизости не было ни следа Отшельника. Я стал представлять себе его образ, чтобы перенестись к нему, но тут моя энергия закончилась, и я вылетел из сна.

В комнате почему-то было слишком темно. Мне всегда было неприятно в темноте, и я поспешил к выключателю. Щелчок, но… ничего. Свет не загорался. Я щёлкнул кнопку выключателя снова и снова. Ничего не происходило. Я подбежал к окну, отдёрнул шторы. Слабый, очень слабый уличный свет озарил меня, мои руки, покрытые чёрными перьями. И я опять вылетел из сна, на этот раз окончательно.

Суть прошлого урока была понятна. Если бы я, например, ассоциировал себя только с вороном, чаще наблюдал их изображения и повадки, мне было бы куда проще произвести метаморфозу, чем в том случае, когда я изменял одному образу с другим, а другому с третьим, и ни одним не проникся окончательно.

Так же обстояли мои дела в реальности. Я постоянно брался за множество дел, и только немногие из них доводил до конца. Оправданием мне служило то, что к завершению подошли только те дела, которые были достойны того, чтобы их завершили. Кроме многих дел, у меня так же много образов или, говоря иначе, масок поведения в повседневных ситуациях. Подозреваю, что ни одной из них я так же не проникся окончательно. Впору было брать себе в качестве тотема не ворона, не паука, а хамелеона.

Итак, Отшельник отнёсся скептически к моему полёту как средству борьбы со страхом. Я перестал концентрироваться на конкретных действиях, и обратил своё внимание на конкретные реакции, которые возникали у меня в той или иной бытовой ситуации. И опять мне начало казаться, что я проработал свой страх, и опять я начал искать встречу с Отшельником.

Я прилетел на ту поляну, уже будучи в образе ворона.

- Я готов к испытанию. Давай его сюда.

- Ты готов к фокусам, - сказал Отшельник. – Сколько сил у тебя сейчас ушло на то, чтобы стать вороном? И как, такой выдохшийся, ты просишь меня об испытании? Ты упадёшь, сделав три шага. Иди копи силу.

- Как же мне её копить?

- И то правда, где ж её взять, коль вокруг тебя одни камни и люди?

Это прозвучало как риторический вопрос. Если бы я жил в лесу, можно было бы, думается мне, подзаряжаться от деревьев. Но я не мог бросить всё и уехать отшельником в лес, даже не потому, что я был так привязан к городу, а скорее потому, что один вдали от цивилизации я просто не выжил бы. Тем более, начинала заниматься осень, за которой не замедлила бы прийти зима, а зимы в наших краях наступали слишком рано.

- Брать у людей? – спросил я. Мне вспомнились свои крошечные попытки восстанавливать свои силы при помощи других людей, когда я ещё работал с Кариной. В общем-то, должен признать, она и была в то время моим главным донором. Неудивительно, что через некоторое время она стала такой раздражительной. Этот процесс не был слишком эффективен, поскольку я опасался брать много за один раз.

Учитель прочёл мои мысли и ответил:

- Раз ты столь великодушен, что надкусываешь, вместо того, чтобы съесть, найди место, где много тех, кого можно надкусить.

- У тебя тёмные методы, - сказал я настороженно.

- Я ищу для тебя решения, - сухо ответил он. – В ваших камнях нет силы, а к деревьям ты не хочешь. Остаются только люди.

- Разве нельзя как-то черпать энергию, например, из вселенной?

- Можно, коли тут не было бы пусто, - он указал пальцем сначала на мою воронью голову, а потом помахал рукой над нею. Сначала я чуть было не возмутился, решив, что учитель намекает, что у меня «пусто в голове», но потом сообразил, что он имеет в виду отсутствие подключки к эгрегору, который мог бы поделиться со мной. – К твоему счастью, у других людей не пусто.

И он показал мне один трюк, который, если искать что-то подобное в материальном мире, можно было сравнить с тем, как нерадивый член общества подключается к интернет-кабелю соседа или ворует газ из чужого трубопровода. Суть состояла в том, чтобы забрать энергию не в тот момент, когда она в «сосуде» - эгрегоре или его доноре, а когда она перемещается между сосудами.

Так я начал ходить на рок-концерты. Раньше я не любил шумные мероприятия, да и вообще скопления людей, предпочитая уединение любому обширному обществу, но в таких местах всегда бушевала энергия, которую было проще всего забрать. Её можно было сравнить с облаком из крошечных чёрных, фиолетовых и серых игл, которое колыхалось над толпой фанатов, и медленно продвигалось к сцене, на которую её транслировали зрители. Это было не самое удобоваримое пойло, но что поделать, если в филармонии посетители не производили такой бешеный энергообмен. На политических митингах энергия была ещё хуже на вкус, да и посещали их люди более старшего возраста, не такие вкусные с точки зрения вампира.

Смею наивно предположить, что ни один эгрегор не засёк «зайца», который едет, а за проезд не платит. Во всяком случае, никаких неприятностей со мной в то время не происходило; а может, рок-эгрегоры по сути своей щедры и необидчивы. Я вставал прямо под гигантским резервуаром, содержимое которого принадлежало эгрегору, и резко нагнетал в себе энергию-минус. Это мгновенно притягивало энергию-плюс из резервуара над головами фанатов.

Хотите узнать, как вычислить вампира? Рядом с ним всегда холодно, даже в жаркий летний день. Сэкономь на кондиционере – приобрети вампира!

- Я готов.

- Выглядишь сносно, - констатировал Отшельник. – Но не идеально. Тебе придётся проходить испытание глубоко спящим, иначе весь твой жалкий запас уйдёт на осознанность, и ты не успеешь пройти его до конца.

То, что я буду поблизости от этого существа, не имея осознанности, мне не понравилось. А перед этим он учил меня вампиризму, он не был светлым!

- Учитель соответствует ученику. Ученик соответствует учителю, - сказал он в ответ моим мыслям. – Или ты струсил, и ищешь оправдания, чтобы сбежать?

- Нет!

- Тогда задавай свои вопросы, если такие у тебя ещё остались, и начинаем.

Я помучил мозги, сочиняя, что бы спросить.

- Если что-то пойдёт не так, придёт ли учитель на помощь ученику?

- Я не из тех, кого вы зовёте союзниками. Я ответил на твой вопрос?

Он взял меня за руку, и мы начали проваливаться в темноту. Постепенно учитель тоже растворился в ней, и я остался наедине с собой, не помня, как сюда попал. Так начиналось испытание, которое столь вдохновило меня, что я впоследствии написал рассказ по его мотивам. Те, кому я давал прочесть его, находили повествование не слишком остросюжетным. Ещё бы, реальность всегда не такая захватывающая, как выдумки.

В пирамиде

— Я вижу Великую Тьму! Тьфу, опять капюшон сполз на глаза...

«WarCraft III»

Я обнаружил себя среди других людей. Мы смотрели друг на друга в полном молчании. Ужасающий грохот снаружи уже умолк, и это, несомненно, означало гибель нашего мира. Для нас не осталось ничего, кроме пирамиды, в которой мы находились. Гротескное строение, эта пирамида росла не вверх, как полагалось, а вниз, под землю. Кто создал её? Неизвестно. Но она была старше всего рукотворного на Земле, которой, как я верил, уже не стало.

- Я вам говорил. Вы мне не верили, - сказал я. В тот момент я был уверен, что служу всем этим людям кем-то вроде проводника по имени Хранитель; а до «катаклизма», отголосок которого мы только что слышали, я был пророком, который предсказывал апокалипсис, но оставался неуслышанным.

- Если б не верили - тут бы никого не было, кроме тебя.

Я поморщился, «помня», что эти люди до последнего момента отшучивались, ожидая, что минёт назначенная минута, ничего не произойдёт, и они спокойно отправятся по домам, посмеиваясь друг над другом - как же легко они повелись на все эти байки о конце света... Настолько уверовали, что собрали рюкзаки со всем самым необходимым.

- Веди, Хранитель.

Это имя было произнесено не с сарказмом, как раньше, а с уважением. Но это не радовало меня. Лучше пусть бы они продолжали смеяться, но было бы куда вернуться.

- Итак, господа, - сказал я. В моей голове всплывали факты об окружавшем меня месте, но я относился к ним так, будто всегда знал их. - Напоминаю. Нас ждёт пять ярусов. Всё ниже и ниже... Если кто-то не сможет продолжать путь - пусть уходит с того яруса, до которого дошёл. Не надо насиловать себя.

Кто-то вставил реплику, дескать, не найдётся дурака, что оставит путь, не дойдя до пятого яруса. И он был прав. Раз поворачивать некуда - почему бы не идти до конца? Тем более, что в «документах, которые удалось расшифровать хранителям», было ясно сказано: чем больше пройденный путь, тем больше награда. Чем глубже портал - тем в более лучший мир он ведёт. На пятом, мы не сомневались, был настоящий рай.

Порталы эти никто не видел. Но так было записано на таблицах на входе в пирамиду, и этому стоило верить. Хотя бы потому, что сбылось предсказание о спасении людей внутри пирамиды после гибели внешнего мира.

Эти люди уверовали с новой силой, и они ждали от меня, что я приведу их в пресловутый рай на дне пирамиды. Опасностей, которые таил этот путь, никто, естественно, не ждал.

Первые сутки пути были преодолены в тишине. Дань миру, которого мы лишились. День следующий был куда оживлённее. Осиротевшие люди предвкушали новый мир, который должен был их приютить. А то, что их не только согласятся приютить, но и ждут с распростёртыми объятиями, под сомнение не ставилось. Глупо. Хотя, эти люди оказались настолько умны, что поверили пророческим бредням Хранителя о конце света и "благословенной пирамиде". Какая ирония.

Они даже не вспоминали друзей и родных, погибших вне пирамиды. Кто-то один раз посетовал на бизнес, только что пошедший в гору... Никто ему не ответил. Все что-то потеряли, кроме Хранителя, естественно. "Этот прощелыга", по чьим-то словам, уж и не помню чьим (я вообще не запоминал никого из своих спутников - для меня все они были безлики и одинаковы), всю жизнь свою посвятил пирамиде, и здесь же и жил. Благоговение передо мною сменилось подозрением, редко разбавляемым вялым одобрением. Пророк и священник превратился в их глазах в удачливого дельца, который всё знал и просчитал заранее.

Впрочем, они ни на минуту не отступались в своей вере в мои возможности как проводника, которых у меня, кстати, и не было вовсе. «Может быть, хранители древности и заходили глубоко, но мой предшественник не доходил даже до портала первого яруса», - подумал я. – «По пирамиде очень страшно идти не то, что в одиночку, а даже в компании двух-трёх человек».

Очень тяжело объяснить это. Пирамида давила психологически. Сказать, что здесь была гнетущая атмосфера - значило не осветить и десятой доли того, что она заставляла почувствовать всех вошедших. Пирамида заглядывала в ваше подсознание, и обыскивала его липкими невидимыми щупальцами на предмет ваших страхов. Что же, в глубине каждого человека лежат страхи темноты и одиночества, и она играла с этими страхами на полную. В начале, нас было двадцать три человека, но мы чувствовали себя безумно одиноко, хотя бы потому, что были оторваны от всего человечества, как я уже сказал - осиротели, лишились всего, что было до пирамиды.

Здесь была проверка на все те страхи, которые, как я смел утверждать перед учителем, были проработаны. Страх темноты, одиночества, неприятия людьми. Хотя я в то время абсолютно не помнил, что был у меня когда-то какой-то учитель, да и я сам вообще когда-то ещё жил в другом месте.

Тьма была повсюду. Казалось, тут даже воздух соткан из тьмы. Пол и стены пирамиды изнутри выглядели целиком высеченными из куска черного мрамора или чего-то, очень похожего на черный мрамор... Мы дышали тьмой.

- Берегите свет, - сказал я, но никто не выключил свой фонарик. Я повторил свои слова и добавил: - Если фонари погаснут у всех одновременно... Будет куда хуже, чем если мы пойдём сейчас в полумраке.

Погасло несколько фонарей. Кто-то проворчал, мол, выделили ворчуна в хранители... Кто-то поддакнул, язвительно заметив - как так, такой молодой, а ворчит что старый дед.

Пирамида старила. Не внешне, но внутренне. Внутри этого мраморного исполина всё казалось тщетным и ничтожным. Здесь царили тьма и смерть, что же ещё могло сравниться с этими понятиями по силе своей? Свет, жизнь? Здесь эти слова казались просто смешными.

Эти люди взяли не так уж много запасов. Ещё бы, никто не относился к пророчеству серьёзно... Я сетовал на это каждую минуту. Я был единственным, кто оказался тяжело нагружен багажом, так как основательно подготовился. Рюкзак заставлял меня медленно плестись, это раздражало остальных. Никто не предложил мне разделить ношу, но и я, честно признаться, никому бы её не доверил. Ещё присвоят себе часть моей поклажи... нет уж, раз не верили мне - пусть довольствуются тем, что взяли.

Их неблагодарные жалобы в мою сторону наводили на мысль, что не будь я проводником, меня давно бы бросили одного. Я был бы и рад. Моя паства раздражала меня не меньше, чем я их. Стоит признаться, что кто-то из этих людей ещё уважал меня и даже прислушивался к моим репликам об устройстве пирамиды. Эта часть компании сразу же выполняла мои указания вроде "приглушить свет!", но я подозревал, что стоит мне вывести их в новый мир, они сразу бросятся к кисельным берегам и молочным рекам, начисто позабыв о моём существовании.

Никто из них не заслуживал рая. А заслуживаю ли его я?..

Первый портал. Огромный экран, чёрный, чуть колеблющийся на поверхности.

- Вот выход с первого яруса. Кто устал - входите в портал.

- Дураков нет, - слышится насмешка. - Веди дальше.

- А что там? - сдержанный вопрос от одного из более-менее верных последователей.

- Если верить записям, оставшимся от первых хранителей... Если кто-то из нас зайдёт туда, экран на время прояснится. Будет видно, что там происходит. Но этот человек уже не сможет вернуться в пирамиду и продолжить путь.

Люди зашептались. Всем им было любопытно. Кто-то даже предложил отправить одного из нас туда насильно. Кто-то ответил, что туда бы живо отправился самый ворчливый, не будь он Хранителем. Вот она, благодарность! Потеряв всё, эти люди сплотились против воплощения зла. И этим злом был не катаклизм, не пирамида, а я, Хранитель. Тот, кто возвестил. Верно говорят, что в древности гонцу, принесшему дурную весть, рубили голову...

К счастью, никого в портал не загнали. Люди усмирили любопытство, хоть и сетовали на древних хранителей, что те не написали об увиденном в первом портале. Я подумал, что те не оставили никаких заметок об увиденном, так как это увиденное было воистину ужасным. А ведь кто-то из них вошёл туда, чтобы остальные узнали этот секрет... Первый ярус, самый ужасный мир.

Наш мир, хоть и располагался выше остальных относительно пирамиды, соединялся с ней вполне материальным проходом, а не портальным. Судя по записям, если бы он располагался где-то в иерархии пирамиды, то шёл бы чуть ниже третьего. Следовательно, он считался чуть удобней для проживания, чуть "благословенней" мира, портал в который располагался на третьем ярусе. Если уж идти - то хотя бы до четвёртого. Тогда придёт ощущение, что игра стоила свеч. Так я решил для себя ещё тогда.

Ниже. И вот, начинается. Женский плач, абсолютно ничем не спровоцированный. Хотя как это, ничем? Пирамидой же. Кто-то подбадривает, кто-то кричит на женщину... Я иду дальше. Сколько привалов мы уже делали, больших и малых? Я сбился со счёта. Сначала я считал время в сутках, но здесь времени не существовало.

Почти никто уже не переговаривается между собой. Те, кто были приятелями, отрешились друг от друга. Даже я перестал регулярно получать порцию негодования в свою сторону.

У кого-то кончился запас батареек для фонаря. Я предупреждал.

Становится прохладно, но тёплой одежды никто не взял. Даже я, хоть и стыдно в этом признаться. Древние хранители ничего не писали о том, что будет холодно... Какой же я беззащитный без их записочек. Могу ли я что-то делать, не опираясь на них?

Я достал один из старых исследовательских дневников и порвал его. Рвал листья в мелкие клочки. Достал драгоценную спичку и потратил её на то, чтобы сжечь обложку. Да они и до второго яруса не доходили, жалкие трусы! За столько лет! Вдруг я обнаружил, что кричу это вслух.

На меня смотрели с нескрываемым удивлением, и как только я встретил один из таких взглядов, сразу же взял себя в руки. Это были не мои эмоции, это были чувства, навязанные пирамидой. Странно, кто бы мог предположить, что я поддамся её влиянию и сломаюсь вторым? Поздно корить себя. Подходим ко второму ярусу.

Ещё один портал, ещё одна стена, покрытая рябью. Я повторяю свою фразу. Кто не может - выходите через портал.

Опять вопль, мужской. Взрослый мужчина, срывающийся на плач, почти юношеским тонким голосом. И противно, и страшно. Стойте, это его фонарик погас недавно... Вот что значит прочувствовать тьму чуть ближе, чем остальные.

Он бросается в портал, но чьи-то руки хватают его почти у самой кромки между мирами. Мужик плачет, рвётся к выходу. Он знает, что там что-то скверное, но, во всяком случае, там лучше, чем здесь. Наконец, его удаётся успокоить, и мы продолжаем путь. Странно, я был уверен, что ему дадут пройти в портал, хотя бы из любопытства. Видимо, пирамида стёрла в этих людях всё, кроме страха. А они знают - чтобы выжить, надо держаться вместе. Но, я не чувствовал к ним симпатии. Эти люди потеряли индивидуальность от страха. Страх чувствую и я... Но не чувствую общности с этими людьми. Почему? Потому, что они не принимали меня с должным уважением с самого начала? Потому, что я провёл на первом ярусе пирамиды немалую часть своей жизни, и свыкся со здешними ощущениями? Или потому, что я всю жизнь был до невозможности индивидуалистичен и эгоистичен?

То и дело кто-то из них срывается на плач, утешаемый остальными. На истеричные крики. Я же, потеряв самоконтроль, испытал только ярость. Самый слабый из них.

- У меня кончилась еда, - говорит кто-то.

- У меня тоже, давно, - признаётся другой.

- На привале поделюсь, у меня много... - отвечает третий.

Они действительно начинают сплачиваться. Но не по доброте душевной. Все слова звучат как-то вяло, безжизненно. Как у безнадёжно больных, даже умирающих. Слушаю их до смехотворного бедную речь...

У меня еды было ещё много. На привале я достал хлебцы, подошёл к тем, кто остался без запасов. Но что-то заставило меня развернуться и убрать хлебцы в рюкзак. Никто даже не взглянул на меня. Я схватил себя за волосы. Неужто я настолько жаден, что не могу отдать ближнему кусок хлеба? Ещё один приступ злости заставил меня отвесить себе пощёчину. Этот жест уже ни у кого не вызывает удивления, к этому моменту каждый из них, хотя бы раз, чувствовал себя на грани безумия.

В прежде ровном, идеально высеченном полу стали появляться широкие разломы. Один человек сорвался случайно... Второй, не выдержав шока и давления пирамиды, прыгнул следом.

- Почему ты не уследил? - услышал я рёв прямо над своим ухом. Меня хотели покарать здесь и сейчас, и этой каре суждено было бы сбыться, если бы кто-то из людей не заметил, что от меня тут мало что зависело.

- Он - проводник! Он отвечает за каждого из нас! Но даже не ободрит словом! - послышались возражения. Я забился в угол коридора, обняв рюкзак. Члены моей паствы ругались, отрицая или же защищая меня, обвиняя меня в некомпетентности или наоборот, обеляя... Им просто нужна была тема для скандала, чтобы вновь чувствовать себя людьми, а не бредущими по чёрным коридорам куклами с поломанным нутром.

Я не вмешивался, пусть выговорятся. Слушал их болтовню краем уха, а сам грыз чёрствый хлебец. Кто-то из моих ненавистников подскочил ко мне, вырвал хлеб из рук и закричал, что я утаиваю еду. О, они все уже истратили запасы, а я и не заметил.

- Это моя еда, не ваша, - резонно заметил я. - Сколько приготовил, сколько нёс - столько и съем.

Но меня никто не слушал, даже мои сторонники. Все, как один, потрошили мой рюкзак. Я не без обиды смотрел, как моя драгоценная еда была подчищена меньше чем за минуту. Потом настала очередь батареек. Их тоже разделили поровну. Спасибо, хоть мне оставили...

А потом с собой покончили ещё несколько человек. Я уж не знаю, какие мысли им внушила пирамида, что они дошли до такого. Но, моральный настрой нашей небольшой компании, и до того совсем нездоровый, ухудшился до невозможного. Я не мог смотреть на эти лица. В них было столько даже уже не страха, а страдания...

Наконец, пирамида начала нашёптывать и мне. Все мои комплексы, все недостатки она выворачивала наружу, заставляла меня переживать по поводу своей никчёмности, даже мою стойкость она объясняла малодушием и чёрствостью. Когда я уже начал чувствовать себя полным ничтожеством, одной лишь изнывающей от своей никчёмности тенью внутри мраморного исполина, тьма поглотила нас.

- Я ослеп? - крикнули справа от меня...

- Все ослепли, - спокойно ответил я. Стало ясно, что погас последний фонарик. Кто надумал разделить батарейки? Какой идиот сказал об этом первым? Шёл бы впереди один проводник с фонарём, дошли бы до самого дна пирамиды... Если бы не померли с голоду.

- Хранитель, что теперь? - жалобно.

Я задумался. У меня ещё были спички. Странно, что никто из них не помнил об этом, ведь я продемонстрировал свой запас во время сжигания дневника... Но, доставать коробок вновь я не спешил. Ещё чего, достанут и опять поделят поровну. Кучка идиотов! Безмозглые бараны! Я еле сдержался, чтобы не схватить ближайшего ко мне и не начать избивать. Ужас от своего желания объял меня настолько, что я чуть не бросился в другую крайность, подойдя к краю одного из разломов и отправившись в последний полёт.

- Хранитель?..

- Я пойду первым... Поползу. Передвигаемся ползком, чтобы не свалиться в ямы. Буду рассказывать что-нибудь, чтобы не потерялись. Ориентируйтесь на мой голос.

Итак, мне пришлось нести всякую чушь. Что угодно, но только не прекращать говорить. Это было нужно им. Потерю света надо было чем-то возместить, пусть даже голосом уже ненавистного им человека.

Я говорил о том, что скоро наши мучения закончатся. Нас ждёт не что иное, как рай, которого мы, несомненно, заслужили своими страданиями... Я чувствовал себя новым Моисеем, только пустыней моей была пирамида.

Но, этим людям было всё равно, что слушать. Да и о рае они уже не мечтали. Они мечтали только о том, чтобы развеять окружающую их бесконечную тьму. Я начал рассказывать о пирамиде... Когда эти знания исчерпались, я перешёл к устному изложению своей биографии. Потом, пытался петь песни. Но я был настолько подавлен, что не мог заставить себя выводить даже самый заунывный мотив - в этой до безумного гнетущей атмосфере даже похоронная песнь прозвучала бы задорным маршем.

В конце концов, мой голос, служивший им маяком, стал выводить совсем уж бессмыслицу. Безумные ассоциативные ряды, которые выстраивались непонятно каким образом. Я и сам уже не соображал, но втайне был рад этому. Чем меньше сознательного в моей голове и больше интуитивного - тем сложнее пирамиде будет найти, за что зацепиться.

Третий ярус! Теперь и я заплакал, но от счастья. Порталы излучают слабое свечение... И в этой тьме, наконец прервавшейся хоть таким освещением, я готов был целовать заиндевевший от холода пол. Мои спутники то ли уже совсем сошли с ума, то ли двигались с закрытыми глазами... Я не слышал их реакции.

- Эй, третий портал... - проронил я. К моему счастью, они не заметили портал просто потому, что не открывали глаза за ненадобностью, а не потому, что двинулись разумом, и я услышал облегчённые вздохи... Даже не возгласы.

Я пересчитал нас. Включая меня - пятеро, как и ярусов в пирамиде. Где потерялись остальные? Я решил, что они просто меняли боль и надежду на покой и забвение. Ложились и умирали. Не от голода - наша последняя трапеза была не так давно... От мыслей и чувств, которыми пирамида заполняла их нутро. Кто вообще её создал? Такое мощное явление, и по своим свойствам, и по возможности перемещаться в другие миры, могло быть сотворено только Богом... Но зачем Богу такое ужасное орудие?

- Кто не в силах продолжать путь, - сказал я, - могут выйти здесь.

Я ожидал услышать реплики о желании продолжать путь, но все они, как один, поднялись на ноги и побежали в портал. И, как один, все они были седы волосами.

- Третий мир хуже, чем тот, в котором мы жили раньше, - попытался я окликнуть их. И мысленно возразил сам себе: а кто сказал это, если наши мудрецы не доходили даже до второго яруса? А кто испещрил иероглифами пирамиду? К слову, иероглифы эти были частично расшифрованы, и, как мне тогда думалось, вбивались старшим хранителем в мою голову не один год... Быть может, их выцарапали в черном камне первые хранители? И вообще эти иероглифы - не древнее знание, а только размышления наших с наставником предшественников? Всё ложь, ложь! Я снова схватился за голову. Нет, это не может быть ложью, ведь в письменах был предсказан конец света, и это не было ошибкой...

Я опомнился. Мои спутники уже прошли сквозь портал, и он горел яркими красками, которые, честно сказать, были довольно тусклы, но с непривычки - чисто радуга...

Горы. Снег. Лес. Люди падали в сугробы, нежась в лучах сонного и тусклого светила, бросали снежками, даром что были одеты по летнему... Они смеялись. И мне, до сих пор сидящему в пирамиде, диким казался этот смех. Что это вообще такое, смех? Что надо чувствовать, чтобы смеяться? Я будто бы начисто про это забыл.

Ах, плюнуть на всё и бежать к ним...

Из леса выдвинулась группка аборигенов, невысоких, коренастых, одетых в шкуры и вооружённых дубинами. Наши питекантропы были, несомненно, краше в десятки раз. Я замер в ожидании. Что сделают эти выходцы из каменного века? Размозжат моим недавним компаньонам головы дубинами? Или провозгласят богами? Всё же, я склонился к первому выводу.

- Опасность! Назад! - крикнул я что есть силы. Но хоть я сам видел и слышал их, они не видели и не слышали меня. Портал был односторонен.

На моих глазах аборигены третьего мира расправились с последними моими соотечественниками, а потом взвалили их тела на свои неуклюжие плечи и потащили прочь, в лес... Готовить, наверное.

Когда я очнулся, то застал себя за беспощадным и бессмысленным избиением пола. Портал давно погас, освещая коридор пирамиды призрачным сиянием, и больше не показывая мне того, что творилось на другой его стороне, он только мерцал слабым светом. Чёрная бездна, которая так и манит зайти. Ну уж нет, этим дикарям я не достанусь...

Когда я собирал рюкзак, был уверен, что запаса батареек мне хватит за глаза. Не знал же я, что так получится с этими бестолковыми коммунистами – всё отобрать и поделить... Но будь благословлена та минута, когда я сунул в карман коробок спичек!

Идти в одиночку оказалось гораздо тяжелее. И хотя я всю жизнь был закоренелым интровертом, я бы сейчас, за одного только спутника... Да я бы коробок спичек отдал!

Я потерял всю свою паству, ту, которую должен был привести в лучший мир. Но мне остается выполнить хотя бы «программу-минимум» - вывести на свет божий себя самого.

Мне оставалось только надеяться, что жители четвёртого мира окажутся достойной компанией. А иначе и быть не могло. Четвертый мир лучше земного, напомнил себе я.

…Я не бросал спички, даже когда пламя доходило до моих пальцев. Оно обжигало кожу, но и лишнее мгновение при свете было мне счастьем. Мне подумалось, что так не сможет долго продолжаться, и я отрывал куски ткани от одежды, которые потом служили мне факелами. К счастью, постепенно становилось теплее... Я пожалел, что бросил рюкзак, когда тот опустел. Его тоже можно было поджечь и освещать путь таким образом.

Я был абсолютно один. И свет, свет был для меня как воздух, дороже воздуха. Некому было рассказывать мне свою биографию и бредить ассоциациями. Я пытался говорить сам себе, но почему-то это угнетало меня ещё больше. Оставался только свет. Так я сжёг всю свою одежду, вплоть до трусов, и снова перешёл к зажиганию спичек, одна за другой, пока не подпалят кожу...

Остался без спичек. Но, не останавливаюсь. Ползу вперёд, слово "остановиться" - приравнено к слову "умереть"...

С ужасом я понял, что нахожусь в пирамиде не один. Последняя спичка осветила тень, колыхающееся в высоте полуметра над полом черное облако... Оно тянуло ко мне дымные отростки, только одному этому облаку известно, зачем, но явно не к добру. Потому я и полз, полз без остановки, лишь бы оно не догнало меня, оно слишком медленное... Но оно здесь не одно, и это чувствовалось. К опасности свалиться в бездну добавлялась ещё одна - вляпаться в чёртово облако, хорошо ещё, что я чувствовал их приближение - они излучали атмосферу ужаса, и странно даже, что к тому, уже уничтожающему меня ужасу можно было примешать ещё сколько-то страха. А ведь я и без этих облаков был полон страха, во мне не оставалось ничего, кроме него...

Хотя нет, не так. Во мне оставалась некая упрямая воля, ползти дальше, несмотря ни на что, доказать им всем... Кому, я и сам не знал. Покойным компаньонам, или самой пирамиде, может быть. А может, древним хранителям, дальше которых я смог зайти, и не просто так, а в одиночку... Это был даже не инстинкт самосохранения - он у моих спутников давно уже сдал.

Потом тени начали шептать. Одни звали меня к себе, другие пророчили, что я сгину. Но я полз дальше, стиснув зубы. Я не ел так давно, что, наверное, уж и не смог бы подняться на ноги.

Я не могу остановиться... Хотя бы потому, что зашёл так далеко. Я даже был немного горд собой, и, осознав в себе это чувство, я даже приободрился. Мне стало совсем легко. Я превратился в концентрированное волеизъявление, и даже тени отступили ненадолго. Затем они, конечно, снова заняли свой пост в моей душе, тот самый, под табличкой "Страх, ужас и безысходность", но мне всё-таки удалось заставить себя добраться до...

Четвёртый портал.

Я чувствовал энтузиазм. Я был готов спускаться ниже, на пятый ярус. Это ощущение показалось мне настолько смешным, что я расхохотался. А потом поднялся на ноги и пошёл в четвёртый портал. Он - уже награда для меня, честно заслуженная. А рай пятого яруса... всё равно я его не заслужил. Растерял всю команду. Да и при жизни был тем ещё грешником...

"При жизни" - это что ещё за мысль? Путешествие по пирамиде я не воспринимаю как жизнь. Это был долгий поход через страну смерти. Хотел бы я назвать хотя бы примерное время моего путешествия... Но не мог.

Была ли у меня вообще когда-нибудь другая жизнь? На ум идёт какая-то бытность хранителем портала. Реальна ли она, или реально только вечное хождение в темноте?

Розовое рассветное небо встретило меня жуткой резью в привыкших ко мраку глазах. Узкая улочка между двумя стенами из желтого камня. Песок под ногами. Этот мир должен быть более благим, чем даже мой родной. Что меня ждёт, интересно... Культурный и духовный подъём, или, быть может, развитая технология. Скорее всего, будут задавать мне много вопросов, может, анализы какие соберут...

***

Когда я шагнул в портал, посланное учителем испытание закончилось, хоть я об этом, конечно же, ещё не понимал. Я не смог вывести ни одного члена своей паствы, кем бы они ни были – говорящими декорациями или другими подопытными Отшельника. Зато, я вывел на свет самого себя. Я не дошёл до заключительного яруса, но моих сил хватило на предпоследний. «Четвёрка» - тоже положительная отметка.

Где же я был всё это время? Пирамида – это архетип, символизирующий священную гору, на которой обитает Бог. Моя же пирамида была хтоническим строением, вывернутым наоборот – к Дьяволу ли? Египтяне золотили навершия своих пирамид, чтобы те пылали огнём на солнце, но моя пирамида была полна тьмы и ужаса, не имевших никакой ассоциации с божественным началом. Видимо, с каждым шагом вниз я одновременно спускался всё в более глубокие недра своего подсознания, моего Ид, полного невообразимых «тараканов»…

***

Между тем, я отправился изучать открытый мной дивный новый мир. А что было ещё делать, раз осознанность ко мне не вернулась, и рядом не появились поклонники с поздравлениями.

Но, я даже не предполагал, что здешние обитатели могут оказаться не гуманоидами. Фасеточные глаза уставились на меня, и несколько инсектоидов обратились в бегство (обидно, я ж нестрашный совсем), а один, самый крупный, зловеще щёлкая жвалами, двинулся в мою сторону с явно не дружественными намерениями.

Я побежал прочь. Впрочем, гигантское агрессивное насекомое ничуть не пугало меня. Я столько боялся в пирамиде, что чувство страха, кажется, атрофировалось. Поэтому я не просто улепётывал, внезапно чувствуя в ногах силы бежать, но и заглядывал по пути в окна и дверные, ничем, даже шторой не прикрытые, проёмы. Быт показался мне убогим. Ни технологических, ни культурных изысков нигде не было видно. Да и архитектура ничуть не выдающаяся. Единственное, что привлекало моё внимание - золочёные ленты в небе над городом, суть которых мне была пока что непонятна.

Наконец, в одном из домов, заброшенном и, несомненно, нежилом, я увидел какие-то приборы. Но инсектоид гнался за мной, поэтому я не тратил время на то, чтобы зайти и рассмотреть поближе.

Я покинул городскую черту; и моим глазам предстала прекраснейшая картина - чистое побережье золотого песка и сине-зелёная морская гладь. Там же стало понятно, что представляли из себя ленты - высокие, дугами вздымающиеся до самого неба мосты соединяли в сеть острова, лежащие недалеко друг от друга.

Меня переполнило желание броситься в воду, омыться от затхлых запахов пирамиды, и я с размаху прыгнул... И врезался в невидимый барьер. Озадаченный и оскорблённый, я оглянулся. Инсектоид стоял на окраине города и наблюдал. Он что, боится покидать город?

Я принялся ощупывать невидимую стену по периметру, та, по всей видимости, окружала остров. Я добрался до "золотой ленты", моста. Тот оказался узок, чуть более полуметра шириной. Вместо перил у моста были те же невидимые стены. Я поднялся на мост, полностью озадаченный. Этот проход - явно не для инсектоидских габаритов. Значит, тут есть и другая раса! Я приободрился.

Мне вспомнился Уэллс с его "Машиной времени". Может, инсекты - элои, избранные, на которых работают рабы-морлоки? И, меня как раз приняли за одного из таких морлоков, да ещё и голого, присутствие таких оскорбляет высокопоставленных насекомых, отсюда и агрессия... А эти мосты - для перемещения слуг, для обслуживания высшей касты. Всё может быть.

Или так: летели насекомые на своей летающей тарелке, свалились на планету и начали экспансию. И люди создали такую сеть сообщения, которую инсектоиды не могли преодолеть, оказавшись заперты на островах, а потом одичали без сообщения между собой... Если так, сколько тысяч лет назад произошло столкновение между инсектоидами и людьми (обзовём так расу, исконно царящую на планете)? И остались ли в живых ещё люди?

В таких размышлениях я преодолел мост. Здесь была развилка - можно было перейти на островок, очень маленький и идеально круглый, полный буйной зелени, или повернуть по другому мосту на соседний остров, гораздо больший. На том острове тоже виднелся песочный город, определённо, он был заселён насекомыми.

Я решил выбраться на островок, хотя бы для того, чтобы подкрепиться - благо, на растениях, схожих с земными пальмами, виднелись какие-то фрукты. Но не тут-то было. Выход с моста оказался запечатан незримым барьером.

Делать нечего, я вернулся в город. Тайком пробрался в заброшенный дом, где под слоем пыли хранилась груда приборов. Я смог поднять только один, стеклянный шар в беспорядочном обхвате золотых трубочек, спиралей и узоров. Я схватил шар и побежал к запечатанному проходу. Я двигал рычажки так и этак, вертел трубочки, но проход не открывался. В ярости я запустил шаром в барьер, и то ли рычажки чудом пришли от удара в нужное положение, то ли сам барьер в этом месте был слаб, но шар вылетел на песок. Я побежал следом.

Этот остров не был окружён барьером, что предоставляло почву для размышлений. Вода оказалась почти не солёной, о, счастье! А фрукты... Не лучше наших, но съедобны. Вот он, рай, и пятого яруса не надо. Карикатурный рай, если честно... Предел мечтаний среднестатистического человека. Личный остров в тропиках.

Как я уже говорил, остров представлял собой идеальную окружность. Благодаря небольшим размерам я легко вычислил центр, надеясь, что там припасён сюрприз.

Лучше бы я ничего не нашёл.

Каменная плита, похожая на мемориальную, скрыта песком и растительностью. Сметаю, срываю без промедления. Вот они, иероглифы, на изучение которых Хранитель, моё альтер-эго, потратил столько лет. И хотя оттенков смысла я познать не мог, но общий смысл надписи мне был вполне понятен, хоть и каждая строка вызывала во мне вопросы...

Мы оставили этот мир на попечение (попечение инсектоидов или чьё? по договоренности, или будучи изгнанными?)

Мы пошли за лучшим нулевым миром, что есть ниже нашего (значит, они считали свой мир - первым во всём, а счёт вели снизу вверх... но это не так уж и важно)

Мы пошли туда, но наши амбиции погубили нас

Мы хотели попасть в мир, который был бы лучше идеального

Но нашли только Тьму; в нулевом мире - ничего, потому назван нулевым

Все погибли, стали пустотой, видел и слышал в передатчик

Я последний, кто остался здесь и записал

Кости "последнего" были тут же, обвитые побегами растений и не сразу замеченные мной.

Как символично. Здесь погиб последний человек этого мира, здесь погибну и я, как последний представитель своего мира. Но, я прибежал сюда в поисках лучшего пристанища, а они убегали отсюда... Глупые гордецы! Хотели найти то, что будет лучше рая? Да не бывает такого! Гордыня вас и погубила!

Весь путь показался мне глобальной насмешкой надо мной, над моим стремлением выбраться к людям. Всю жизнь от людей бежал - один и остался. Я упал на колени, чувствуя себя ещё более уничтоженным, чем внутри пирамиды. Там хотя бы была цель - куда идти...

Нигредо

Свет считает, что он быстрее всех, но он ошибается: неважно, как быстро летит свет — темнота уже на месте и дожидается его.

Терри Пратчетт

Когда я пришёл в себя, оказалось, что меня не было в нашем бренном мире восемнадцать часов. Первым же делом я бросился записывать пережитое, и только потом взялся за анализ произошедшего. Более всего меня будоражил вопрос, была ли пирамида создана исключительно в качестве испытания для меня, либо она существовала и раньше, а Отшельник счёл её подходящим полигоном?

Я склонялся ко второму варианту, поскольку первый был слишком самонадеянным. И, чем больше я размышлял над всем этим, тем мрачнее становился. Как только представилась возможность, я вырвался на встречу с Отшельником.

Он, по своему обыкновению, ожидал на том же месте. Я стоял перед ним, и мы долго смотрели друг на друга, никто не начинал разговора. Учителю, видимо, надоела эта игра, потому он первым нарушил молчание.

- Забыл, для чего пришёл, Паук-на-камнях?

- Я прошёл твоё испытание.

- Ты прошёл четыре пятых пирамиды, но не всю целиком.

- Разве этого мало?

- Много, мало. Всё это меры. А все меры – относительны. Твоя и моя меры не могут быть одинаковы.

«Всё это софистика», - подумал я. Меня угнетало то, что учитель обращался столь небрежно с моей победой. Наконец я решился выложить ему скелет, который тяготил шкафчик моей души.

- Я нашёл каменную плиту на четвёртом ярусе, - сказал я. – Её текст гласил, что люди с четвёртого яруса пытались проникнуть на пятый. Сами они называли его «нулевым»... Они искали там райский мир, но не нашли его.

- Что они нашли? – спросил Отшельник бесстрастно.

- Смерть, - ответил я. Сейчас, записывая эти строки, я вижу свою схему, где «Смерть» является самой глубинной точкой, где частоты всех измерений низводятся к нулю. Ноль – навершие перевёрнутой пирамиды. – Смерть или самого Дьявола. Если это, конечно, не грани одного и того же.

Отшельник молчал.

- Может, ты и есть тот самый Дьявол на вершине пирамиды?

- Ступай с миром, Сат Мерлин, - наконец сказал он, всё так же спокойно. - Мне больше нечему учить тебя.

На мгновение мне показалось, что Отшельник шокирован моей безумной клеветой, и потому больше не желает, чтобы я был его учеником. В тот момент я был готов упасть ему в ноги, просить прощения за свою дерзость и молить учителя забыть то, что я только что осмелился ляпнуть. Ведь там, в нулевой точке, если меня и ждала смерть, то, несомненно, с последующим перерождением…

Всё же я пересилил себя, и уничижение развеялось. Наибольший деликатес я бы представлял в момент исключительного торжества, достигнув пятого яруса, он же – нулевая точка. Я был бы полон радости за свою мощь, проведшую меня сквозь ужас пирамиды, и к тому же – полностью очищен от скверны страхов. В этот момент меня бы и поглотил Дьявол, кем бы он ни был, который схватил бы меня, увидев, что раз в адепте достаточно воли, чтобы пройти весь тот ужас под названием «испытание», значит, тот адепт является чертовски лакомым куском. Как древние люди, которые старались вкушать сердца самых сильных, самых достойных соперников, избегая по мере возможности поедания слабых и больных.

Но я оказался слабаком, добравшимся лишь до четвёртого яруса, и наткнулся на ту каменную табличку. Кто оставил её для меня? Ангел-хранитель? Или… слишком много вопросов. В любом случае, я заслужил от учителя уважительное обращение «Сат», которым он ранее потчевал только других учителей, если таковые нам встречались в его измерении. Но тогда мне впервые и пришла мысль, что «Сат» происходит от слова «сатан», то есть противник, соперник.

- Ступай, - повторил Отшельник. Я обратился вороном и улетел прочь. О, Лилит в Козероге! Клеймо вечной жертвы. Позже я читал о том, как чёрные маги бились со своими лучшими учениками, когда те достигали близкого к ним уровня – и из такой битвы мог выйти живым только один, либо учитель, либо его ученик. Видимо, я всё-таки близко не дорос до уровня своего учителя, или он не был в полной мере чёрным существом, и у него хватило милосердия, чтобы просто так отпустить меня.

Моя концентрация в то время была столь сильна, что в следующую ночь я не то что осознался - я вышел из тела, паря над своей кроватью. Но, поскольку такой опыт был мне внове, я не смог удержаться от неожиданности и провалился обратно.

В последующие ночи, осознаваясь во сне, я заставлял себя расслабиться и потерять концентрацию. Я даже перестал пить молочный улун, который, как мне казалось, способствовал осознаниям. Это были попытки устроить себе своеобразный отпуск. Но, говоря начистоту, мне не хотелось встречи с Учителем, даже случайной, потому я и близко не хотел подходить к частоте, на которой он обитал.

Некоторые люди вокруг меня начинали вести себя как сумасшедшие. Самые зашкаливающие симптомы одержимости проявляли женщины, наиболее близкие мне. Одна из них весьма жестоко обошлась со мной, что вызвало глубокое потрясение. Фоном шло некое чувство вины за то, что я «притащил на себе какую-то гадость» из пирамиды или других чёрных мест, в которых я бывал, но моя психика была устойчива к таким явлениям, а вот люди неподготовленные быстро становились жертвами той «гадости». Причём, чем больше я с ними контактировал, тем глубже они проваливались в безумие.

«Я очнулся, увидев прямо перед собой белое полотно с текстурой в виде складывающихся в углы линий – обои на потолке. Так уже было однажды, но в прошлый раз, осознав, что моё тело лежит далеко внизу, я от неожиданности "рухнул вниз". Сейчас же всё произошло ещё быстрее. Вообще, "там" понятие времени является относительным. То, что я описываю в нескольких абзацах, могло происходить за время меньшее, чем доля миллисекунды.

Я осознал, что нахожусь в воздухе не один, сбоку от меня висит сущность. Она была чёрного цвета самой чёрной тьмы, если так можно выразиться, просто концентрированной тьмой, напоминающей пульсирующее облако или пятно – скорее, даже какой-то провал посреди моей комнаты прямо над кроватью.

Сущность не то втянула меня в себя, не то набросилась, и я почувствовал, как она пожирает меня. Я ощутил нечто хуже физической боли, она будто ломала моё тело, ту бесплотную ткань, из которой я состоял, в каких-то адских жерновах. Я кричал так сильно, насколько может кричать душа – но крик этот был беззвучен и жалок. Я вырывался, но меня и не думали так просто отпускать.

Я верил, что умираю. Чётко знал, что сейчас идёт моё последнее мгновение, что моя душа даже, скорее всего, не переродится, она будет уничтожена здесь и сейчас. Когда моё тело найдут, то констатируют смерть от сердечного приступа или удушья.

Каким-то остатком личной силы я собрал волю, и по счастью, потратил её не на молитву о спасении, а на волеизъявление "Я возвращаюсь в тело! " Это не было сильным намерением мага, который произнёс свою фразу пафосно и сильно. Если бы в том пространстве мог прозвучать мой голос, он звучал бы истерично, это был бы голос человека, обезумевающего от ужаса. Всё же, я смог заявить своё намерение, и оно сработало».

Позднее я встречал на форумах, посвященных осознанным сновидениям, понятие неорганик. Их описывали как инородных существ, питающихся не то осознаностью, не то жизненной силой простых людей. Некоторые говорили, что видели в пространстве осознанного сна целые фабрики, куда стекаются неосознанные люди, там неорганики питаются ими, впрочем, не до смерти (ведь если пережрать всех людей, то откуда потом брать себе корм?), а потом отпускают. Люди после такого визита к неорганикам просыпаются разбитыми, невыспавшимися, вне зависимости от того, как долго спали.

Кто-то упоминал, что видел непосредственно перед пробуждением над кроватью темные сгустки, очень похожие на тот, что поймал меня. Это также сопровождалось ощущением страшной разбитости. То есть, такой неорганик непосредственно находится в комнате. На самом деле, это не противоречит предыдущему абзацу, поскольку мы приняли допущение, что пространство нашей вселенной едино, и различия между снами и явью состоят только в том, с какой частоты её наблюдать. Пребывая сознанием на частоте, соответствующей пробуждению, можно увидеть неорганика над кроватью. Находясь на частоте сна в тот же момент – встретить его на абстрактной фабрике.

Позднее я сделал для себя вывод, что это не был никакой неведомый пришелец, который прилетел из других измерений в поисках корма, привлечённый большой светимостью с маленькой защитой, или которого я притащил на себе как пиявку из нижнего астрала. Дело в том, что сильное психологическое потрясение, которое я испытал незадолго до инцидента, не могло не сопровождаться выделением колоссального объёма энергии, причём энергии исключительно негативного толка – гнев вперемешку с отчаянием. Этот выброс был настолько мощным, что оставшаяся без дела энергия обрела какой-то зачаток разумности, и приклеилась ко мне в виде лярвы. Возможно, она не собиралась убивать меня в тот день, но я случайно вышел из тела. То есть, раньше моя душа была для неё яством, заточенным в твёрдую оболочку, как панцирный моллюск, которого можно высасывать только через прорехи в оболочке; но в тот день устрица покинула раковину сама, и сущность не удержалась от того, чтобы схватить такой лакомый кусок.

Кто знает, может, все эти неорганики, которых можно увидеть в сновиденном пространстве, и которых принимали за инородных существ, коренных обитателей мира, на самом деле есть исключительно порождения человека. Какие-то из них раскормились настолько, что могли убить своих хозяев, или больше не быть удовлетворёнными тем, что они могут получить только от одного человека, и отправиться в свободное плавание.

Что касается того случая с нападением, то когда я очнулся в своей кровати, в плоти и крови, я чувствовал себя не то что разбитым, но совершенно раздавленным, как человек, который действительно был только что при смерти. Сердце бешено стучало, и даже такое простое действие, как дыхание, давалось через силу.

Моя жизнь совершенно обесцветилась. Я потерял способность чувствовать радость, и частично даже печаль, ходил как тихая сомнамбула, механически выполняя бытовые действия. Вскоре после того случая я обнаружил, что призрак-Художник, время от времени навещавший меня, исчез. Я предположил, что сущность пожрала его, но не смог впасть в траур, поскольку мне всё было безразлично.

Кто-то может предположить, что сущность-агрессор была послана мне Отшельником, как прощальный подарок сбежавшему корму или оскорбительно поведшему себя ученику. Но я не считаю себя настолько значимым объектом, чтобы для меня можно было организовывать такие ловушки. Да и сам я совершенно не мстителен, а учитель соответствует ученику, как мне было сказано. Будем надеяться, что соответствие имело место и в этом плане.

Судьба сущности-агрессора мне неизвестна. Рассуждая логически, можно предположить, что поскольку я временно утратил способность чувствовать сильные эмоции, она «отвалилась» сама, ведь я больше не мог служить ей кормом. Если бы я мог адекватно мыслить после того нападения, то немедленно окурил бы помещение и провёл изгоняющий ритуал; но мне настолько всё было безразлично, что я даже не предпринял какие-то действия по защите на тот случай, если сущность вернётся.

Единственное, что я сделал – это перестал гасить свет, ложась спать, так как темнота вызывала воспоминание о пережитом ужасе. Выйти из комнаты, если вдруг посреди ночи захотелось в туалет, а свет в коридоре оказывался выключен, мне было невозможно.

Энергия постепенно начала восстанавливаться во мне, но я никуда не тратил её, даже физически не совершая лишних движений. Куда-то ей надо было найти выход, и она смещала моё сознание в ту точку, в которой я начинал воспринимать видения. Говоря атеистическим языком, это были галлюцинации, вызванные недосыпом.

Этой энергии хватало лишь на то, чтобы цеплять нижний астрал, поэтому видения были исключительно мрачными и пугающими. Они всегда возникали там, где был полусумрак, либо падала тень. В обычном коридоре какого-то учреждения мне виделись тела, сваленные в кучу. Зайдя в комнату, я мог увидеть, что на люстре болтается висельник. Это также вызывало страх, но потом я будто бы даже привык к видениям. Поскольку я ни на минуту не прекращал смотреть на мир с критической точки зрения, я прекрасно отдавал себе отчёт в том, что эти самые трупы никто кроме меня не видит, и это происходит не потому, что все кроме меня такие слепые, а потому, что у меня сдвиг восприятия, вызванный стрессом. Именно эта рациональность и помогла мне в итоге сохранить рассудок и социализацию.

Всё же, однажды видению удалось страшно перепугать меня. Если до того момента я сталкивался только со зрительными иллюзиями, то в ту ночь меня посетила иллюзия зрительно-осязательная. Я чатился по телефону, сидя на кровати. Это было совершенное бодрствование. Отвлёкшись от экрана, я вдруг заметил, что на спинке моей кровати сидел ворон, обычного для воронов цвета и размера. «Как он попала сюда?» - подумал я, гадая, настоящая ли это птица, или очередное порождение моего воспалённого рассудка, склоняясь всё же ко второму варианту. Ворон продолжал сидеть и глазеть на меня. Я не выдержал, подобрался к краю кровати и сильно пнул его ногой. Я отчётливо помню физическое ощущение – моя нога не прошла сквозь птицу, она натолкнулась на неё, пернатую и тёплую. Птица сорвалась со своего места, шелестя крыльями, и вылетела в окно.

Всё бы ничего, но когда я наконец опомнился и подошёл к окну, то обнаружил его крепко закрытым.

Было не очень разумно поступать так с нежданной посетительницей. Она ведь была не каким-то там мертвым телом, явившимся, чтобы напугать меня, просто птицей, которая вела себя как нейтральный наблюдатель. Тем более, что я считал в то время ворона своим тотемом, и вот тотемное животное явилось мне, и как я с ним обошёлся? Как идиот. С другой стороны, это мог быть и какой-то негативный тип, узнавший о тотеме и принявший облик ворона, ожидая, что я попытаюсь вступить с птицей в контакт. Так сатана принял облик змея, чтобы поговорить с Евой. Но, шанс узнать о происхождении той вороны уже упущен, так что не имеет смысла много рассуждать о нём.

Карина, прознав о ситуации, потащила меня к экстрасенсу, то ли Михайло Иванычу, то ли Иван Михайлычу. По её словам, это был очень толковый мужик, который верно рассказал ей её прошлое, а значит, можно было верить его предсказаниям о будущем и прочим советам.

- Мы с вами в некотором роде коллеги? – спросил он, ближе познакомившись с моим биополем, или что он там ощупывал. Я ничего не ответил, позволив ему дальше пыхтеть над аурой.

Михайло Иваныч сказал, что видит проблемы со зрением, и что перед ним – человек творческий. Не так уж впечатляюще, если учесть, что я был на «приёме» в очках с толстыми линзами и не самой казуальной одежде. Затем он сделал несколько совершенно не состыкующихся с реальностью предположений насчёт моего настоящего и будущего. Я был уверен, что его предсказания даны мимо ещё тогда, когда тот экстрасенс озвучил их, сейчас же, за прошествием времени, я могу подтвердить, что они не сбылись.

Напоследок экстрасенс посоветовал мне взаимодействовать с землёй для сброса с себя негатива. Единственная полезная вещь, которую я получил за свои пятьсот рублей, да и ту я уже смутно знал.

- Мне он всё верно рассказал, - удивилась Карина, когда я поведал ей свои соображения насчёт того экстрасенса. – Будто всю мою жизнь как на ладони увидел.