Партизанское движение на подъеме 7 страница

— Ты с подарками обожди, старая. Мы еще про­верим все это,— сказал Валентин строго, но уже за­метно повеселел.

— Да чего тут проверять-то, когда я сама все про­верила!— возразила бабка Агафья.—Дочка-то у ме­ня уж второй день сидит. Внучку, Верочку, жалко... ей уже пятый годок пошел, а для изменника прокля­того и хлопотать бы не стала. Нет уж, как хошь, а подарок обратно не понесу.

— Мины второй не дадим, пока сами не прове­рим,— твердо заявил Валентин.— А яички и масло передай в санчасть для раненых, если назад нести не хочешь.

Вернувшись в штаб, Телегин доложил обо всем по порядку. Запросили еще раз Кулинича. Сообщение бабки Агафьи полностью подтвердилось. Пырко гит­леровцы под подписку отпустили и оставили работать на старом месте.

В течение следующих двух недель еще два раза носил Телегин мины для бабки Агафьи, и обходчик Кравченко организовал еще два крушения эшелонов на участке бывшего друга и своем. За второе круше­ние гитлеровцы арестовали Пырко и угнали в какой- то концентрационный лагерь. А после третьего круше­ния, устроенного на своем участке, Кравченко прибе­жал к нам с «повинной». Его зачислили в одну из групп и выдали винтовку, а бабку Агафью с дочерью и внучкой Верочкой поместили в семейный лагерь.

Кравченко хорошо показал себя на боевой работе. А бабка Агафья даже была представлена к награжде­нию медалью «Партизану Отечественной войны».

Наш машинист

Машинист Янек Велько, поляк по национальности, был очень способным и решительным человеком. Он помог нам установить связь с другими машинистами, работавшими у гитлеровцев, но желавшими выполнять наши поручения. Кроме того, Янек Велько взялся сам уничтожить хорошо оборудованное депо в местечке Иванов, Пинской области.

В сентябре 1943 года оккупанты в течение не­скольких дней кряду подвергали бомбардировке с воз­духа наши грудки^[3], на которых были расположены партизанские лагери, штабы соединений и госпитали. Фашистские пираты лучшими средствами борьбы с мирным населением в захваченных районах считали зажигательные авиабомбы. У них, видимо, было пере­производство таких бомб, и потому они бросали их и на наши грудки, окруженные со всех сторон мокрыми, а в большей части даже залитыми водой болотами, хотя и гореть-то у нас было нечему.

Однажды на наш островок у канавы, величиной не более одного гектара, фашистский «юнкере» сбросил восемнадцать пятидесятикилограммовых бомб, в их числе одиннадцать зажигательных и семь фугасных. В мягком болотистом грунте взорвалось только три фу­гаски и четыре зажигательные бомбы, остальные бы­ли нами извлечены, и вся добытая из них взрывчатка и горючая смесь были использованы против гитлеров­цев. Нашим конструкторам особенно понравилась лег­ко воспламеняющаяся жидкость, которой были запол­нены фашистские зажигательные бомбы. Эта жид­кость перекачивалась в специальные баллоны, в соче­тании с термитными шариками и капсулями замед­ленного действия нашей конструкции позволяла изго­товлять замечательные снаряды, которыми мы снаб­жали наших подрывников для выполнения наиболее ответственных заданий.

Такой зажигательный снаряд получил и Велько Янек для железнодорожного депо на станции Иванов. Во второй половине дня 21 сентября 1943 года Велько заявил начальнику станции, что его паровоз требует серьезного ремонта. Паровоз пригнали в депо-мастерские для тщательного осмотра. Осмотр был назначен на следующий день. Велько полученную за­жигалку уложил на тендере под бочкой, заполненной нефтью, а рядом поставил небольшой бачок с бензи­ном. Поставленная на боевой взвод, зажигалка срабо­тала около двух часов ночи. Пожар быстро распро­странился по всему помещению, о гашении его нечего было и думать.

Так на станции было уничтожено депо с две­надцатью паровозами и всем оборудованием. Пожар был настолько силен, что шпалы основных путей, про­ходивших мимо депо, сгорели, а рельсы скрутились от высокой температуры.

Другой машинист, завербованный с помощью Яне­ка Велько, на станции Барановичи заминировал третью от паровоза цистерну с горючим. Расчет был правильный: пламя возникшего пожара должно было, разгораясь на ходу поезда, уничтожить все остальные цистерны с бензином. Одного не мог предусмотреть машинист: при маневрах на одной из станций поезд­ная бригада произвела перецепку, цистерна с сюрпри­зом оказалась третьей с конца. Взрыв произошел в тридцати шести километрах восточнее Минска на пол­ном ходу. Цистерна вспыхнула, и пламя мгновенно охватило две следующие в хвосте поезда. Гитлеровцы, сопровождавшие поезд, приказали немедленно отце­пить три горящие цистерны, но к ним уже нельзя бы­ло подступиться, и хотя машинист работал на совесть и сам помогал отцепить горящее звено, получил силь­ные ожоги, пламя уничтожило пять цистерн.

Гитлеровцы отправили машиниста в госпиталь и впоследствии премировали за героизм, проявленный при гашении пожара, возникшего по вине неизвестных злоумышленников. Получивший большое доверие, наш исполнитель и рекомендованные им люди впослед­ствии в Барановичах вывели из строя одиннадцать паровозов, множество вагонов и бензоцистерн и взо­рвали поворотный круг.

Цистерны с горючим в составах поездов загора­лись очень часто.

Уничтожение цистерн с горючим, как правило, производилось с помощью магнитных мин-липучек. Иногда состав с горючим, если он останавливался на несколько часов на крупной станции, столько нани­зывал на себя таких снарядов, что этот способ унич­тожения цистерн становился нам уже невыгодным. Регламентировать работу наших исполнителей было очень трудно. Мы не могли их знакомить друг с дру­гом, не могли кому-либо из них сказать, что поруче­ние выполняет не он один, так как это расхолаживало бы их. Напротив, каждому из связанных с нами лю­дей мы старались внушить, что только ему одному до­верялось получение таких замечательных боевых средств для нанесения ударов оккупантам. Поэтому иногда об уничтожении одного и того же состава с горючим, торжествуя, сообщало нам несколько чело­век одновременно. При этом не только они, но и мы точно не знали, кто являлся фактическим исполните­лем этой диверсии.

С конца октября вместо дорогостоящих магнитных мин для уничтожения цистерн с горючим мы начали применять самый дешевый способ: наши группы по­просту стали их расстреливать из противотанковых ру­жей бронебойно-зажигательными патронами. Доста­точно было произвести два-три выстрела с расстояния трехсот-четырехсот метров из этого мощного оружия, чтобы какая-нибудь из головных цистерн вспыхнула, а через несколько секунд и весь состав окутывался пламенем.

Гитлеровцы, будучи не в силах предохранить от пожара горючее, перевозимое в цистернах, осенью 1943 года пытались перевозить его в бочках, погру­женных в крытые товарные вагоны. При этом они для вида время от времени вперемежку пускали составы с горючим в цистернах. И надо сказать, этот «нечест­ный», как называли его наши хлопцы, путь доставки на восточный фронт горючего некоторое время им удавался. Раскрыли мы его случайно, когда один из таких составов был направлен на Барановический аэродром, где у нас было достаточно своих наблюда­телей. Зато вскоре после этого гитлеровцам пришлось туго. В крытые вагоны, заполненные бочками с бен­зином, легче всего было забрасывать термитные ша­рики, смонтированные в зажигалки замедленного дей­ствия. Горючее стало так же, как и в цистернах, го­реть в пути, не доходя до места назначения.

Второй машинист, установивший связь с нашими людьми через Янека Велько, на станции Блудень за­бросил зажигалку в вагон с горючим так удачно, что, когда на ходу поезда произошел пожар, сгорели все вагоны, входившие в состав этого поезда. Пламя возникшего пожара было столь сильно, что бочки на­чали взрываться одна за другой, они пробивали при этом крыши вагонов и взлетали на десятки метров кверху, покрывая все вокруг потоками горящей жид­кости. Вместе с подвижным составом сгорело восемь­десят метров железнодорожного полотна и несколько столбов линии связи.

Фашистские оккупанты вынуждены были перебра­сывать горючее окольными путями, в обход Пинских болот, по дорогам, менее подверженным наскокам партизанских подрывников и «снайперов».

Так работали на нас машинисты, стрелочники, обходчики, железнодорожники самых различных про­фессий.

Крушение трех поездов

Командир одной из моих оперативных групп, лей­тенант, бывший пограничник Косовский Иван, в по­исках все новых и новых исполнителей, познакомился с одной крестьянской девушкой, о которой ему было известно только то, что она часто бывала среди гитле­ровцев и выполняла у них различные поручения.

Поля давно искала способа, как бы покрепче насо­лить «панам». Девушка она была тихая и трудолюби­вая, и гитлеровцы охотно приглашали ее убирать комнаты, стирать белье. Мы предложили ей одну из наших мин-сюрпризов, удобную тем, что места она занимала немного, а неприятности могла причинить фашистам большие. Спрятав взрывчатку и арматуру под платье, По­ля зашла под вечерок в блокпост станции Блудень. Знакомый дежурный офицер, попросив ее хорошенько убрать помещение блокпоста, сам вышел в соседнюю комнату. Этого только и нужно было девушке. Взрыв­чатка была должным образом уложена в печку, ком­ната приведена в образцовый порядок. В шесть часов вечера Поля распрощалась и ушла, а в восемь часов блокпост взлетел на воздух. Взрывом разрушило теле­фонную станцию и радиоустановку, с помощью кото­рой дублировалась железнодорожная связь, убило также двух офицеров. Взрыв произошел 18 октября, но блокпост не был восстановлен до 20-го. Это увеличило размеры очередной катастрофы, подготовленной нашими подрывниками,

В сентябре, отпросившись у Черного, прибыл ко мне пешком по лесам и болотам Терешков и взялся за свою старую излюбленную специальность. 19 октяб­ря пятерка Терешкова готовилась подорвать железно­дорожный состав на перегоне Линово—Блудень. С на­ступлением сумерек минеры подползли к полотну в двух километрах от станции Линово, понаблюдали за движением патрулей и, пропустив их, начали спешно минировать правую колею. Со стороны станции Лино­во донесся отправной свисток паровоза. Минеры вы­рыли под рельсом углубление, заложили мину и на­чали ее маскировать. В это время со стороны станции Блудень показались огни другого поезда. Хотя он был дальше линовского, но шел гораздо быстрее, и под­рыв его дал бы неизмеримо больший эффект. Ребята решили быстро переставить мину под левую колею. Протянув шнур под оба рельса восточной колеи, бой­цы сунули мину под внутренний рельс западной. Ма­скировать было некогда, да и незачем. Оба поезда приближались к месту минирования.

За семьдесят метров от полотна сидел в укрытии подрывник, держа в руках конец шнура. Его нужно было успеть предупредить, что мина переставлена. Терешков еще не добежал до подрывника, когда па­ровоз въехал на заминированный рельс. Поезд из Линова в это время проходил место минирования своими последними вагонами. Терешков на бегу крикнул: «Огонь!» Шнур натянулся и ослаб. Желтоватая вспышка пламени, толчок, словно расселась земля, грохот взрыва и треск вагонов, лязг железа. Но поче­му вагоны затрещали на обеих колеях? Силуэт паро­воза блуденьского поезда исчез под откосом, а паро­воз линовского состава зашипел, окутался паром, за­буксовал на месте и застыл неподвижно. Поспешно удаляясь от линии, подрывники успели еще увидеть, как третий состав, мчавшийся со стороны станции Блудень, с ходу врезался в хвост поезда, потерпевше­го крушение.

Группа Терешкова трое суток производила рассле­дование всех подробностей редкого случая, когда взрывом одной мины удалось произвести крушение трех поездов одновременно. Подрывники знали, что без исчерпывающих данных докладывать о таком слу­чае у нас было нельзя.

В сорок третьем году у гитлеровцев на железнодо­рожных магистралях еще работали белорусы, украин­цы и поляки. Подавляющее большинство из них вы­полняло наши задания. Большая часть польских граждан в районе Бреста объединилась вокруг ма­ленького подпольного центра, завязавшего связь с Ду­бовым. Поэтому от Павла Семеновича я получал ис­черпывающую информацию о наших диверсиях в райо­нах, прилегающих к Бресту. И часто проверял своих людей, сообщающих недостаточно точные данные. К исходу третьих суток Терешкову удалось выяснить все обстоятельства дела.

Оказалось, что один из вагонов подорванного со­става свалился на внутреннюю сторону и врезался в цистерну с бензином линовского поезда. Состав с го­рючим заклинило, из пробитых цистерн фонтаном по­лился бензин. А тем временем, так как блокпост на станции Блудень еще не работал, оттуда выпустили второй состав, считая по времени, что первый уже прибыл на станцию Линово. Второй состав шел с жи­вой силой, и специальные команды в течение двадца­ти часов извлекали из-под обломков вагонов то немно­гое, что осталось от этой «силы». А на расчистку пу­тей и восстановление движения на этом участке по­требовалось тридцать часов.

Поля, взорвавшая блокпост, все еще не считала себя удовлетворенной. Она попросила еще взрывчатки 25 октября также под платьем пронесла мину- сюрприз в помещение железнодорожной охраны, где она иногда стирала белье гитлеровцам. Здесь она снова заминировала печку, и в 6 часов утра шесть гитлеровцев, отдыхавших на нарах своей казармы от трудов праведных, с шумом взлетели на воздух. Ка­зарма находилась в двух километрах от хутора, на ко­тором жила семья Поли. Мать и два брата девушки, услышав взрыв, убежали в лес и были там найдены нашими людьми, а позже к ним присоединилась и са­ма девушка. Дома остался один только старик отец. Каратели подкатили к дому Поли на машине. Не най­дя девушки, они начали ломать пальцы ее отцу, тре­буя, чтобы тот выдал убежище дочери. Отец, плача, поклялся, что если его отпустят, он через час приве­дет беглянку назад. Его отпустили, и он также прибыл к нам в лес.

Странный паренек

В Пинске продолжала действовать с полной на­грузкой фанерная фабрика. Корпус «Рекордо» этой фабрики вырабатывал готовые щиты для сборки стан­дартных военных бараков.

Немцы, испытавшие наши морозы, пытались со­оружать нечто подобное передвижным казармам вблизи от передовой линии фронта.

Надо было помешать гитлеровцам и в этом их ме­роприятии. Мы отдали приказ о выведении из строя фабрики. Но как перенести туда взрывчатку? Фабри­ка надежно охранялась. В город можно было пройти только по пропускам. Как быть?

Наши бойцы несколько дней провели в ближай­ших от Пинска деревнях, выявляя подходящих людей для выполнения поставленной задачи. Наконец им удалось установить, что живший поблизости на хуто­ре один паренек лет девятнадцати, Анатолий Марты­нов, очень часто бывает в Пинске, имеет там много знакомых. Паренька перехватили на пути из города, спросили, не желает ли он оказаться полезным совет­ским людям, действующим против гитлеровцев.

Парень прикинулся простаком.

— А что вы мне дадите за мою работу, если, ска­жем, я убью фашиста или какой-нибудь там взрыв сделаю? — спросил он.

— Если ты окажешься способным на это, то мы за ценой не постоим: хоть деньгами, хоть товарами уплатим,— заявил Мартынову мой представитель.

— А хороший велосипед мне купите? — осведо­мился паренек.

— Купим и велосипед, если будет за что...

Мартынов сразу преобразился. Глупая улыбка ис­чезла с лица. И он серьезно сказал:

— Скажите, что вас интересует в Пинске, а завтра я вам дам ответ на ваши вопросы.

Ребятам Мартынов показался несколько странным, но терять им было особенно нечего, и старший из них прямо спросил:

— Нас интересует, как пройти на фанерную фаб­рику с небольшим свертком.

— Понимаю,— сказал Мартынов,— завтра скажу, насколько это выполнимо.

На следующий день Мартынов сам разыскал моих людей и сообщил, что он согласен взять на себя вы­полнение задания.

— А что тебе заплатить за это?

— Да плату я с вас потребую немалую: вы должны перед моим выездом на выполнение за­дания забрать мою мать в ваш семейный лагерь. Она здесь в деревне одна. Кроме нее, у меня нико­го нет.

Ребята было осведомились насчет велосипеда, но Мартынов обвел их таким взглядом, что некоторым пришлось отвести глаза в сторону. Поняв, что его просьбу приняли всерьез, Мартынов сказал:

— Велосипеда, да и вообще никакой платы мне не нужно. Я так же, как и вы, ненавижу оккупантов и готов уничтожать их любыми средствами.

Меня запросили по радио коротко: как, мол, быть, паренек несколько странный, нет полной уверенности, что он нас не подведет.

Я дал указание испробовать — других способов взрыва фанерной фабрики я не видел.

Через неделю наша мина взорвалась в котельном отделении и вывела из строя главный двигатель. Взрывом разрушило крышу, выбило каменную стену, отделявшую котельное помещение от производствен­ного цеха-корпуса «Рекордо», повредило много стан­ков. Корпус на долгое время вышел из строя.

Впоследствии мы установили, что Анатолий про­ник в котельное помещение фабрики с миной в восемь килограммов через водоотводную трубу, соединявшую котельное отделение фабрики с рекой Припять. Все было совершено просто и почти без риска, а задание выполнено блестяще.

Анатолия Мартынова, по моему приказанию, при­везли на центральную базу.

В штабную землянку вошел плотный, широкопле­чий, среднего роста юноша, с умными светлоголубыми глазами. Крупная голова на толстой шее, несколько угловатая фигура указывали на большую физическую силу молодого парня.

К этому времени мне было уже известно, что у Мартынова отец был поляк, который с первых дней войны ушел на фронт с Красной Армией, а мать рус­ская. Перед взрывом фанерной фабрики она была пе­реправлена в один из наших семейных отрядов.

Поблагодарив Мартынова за успешное выполнение боевого задания, я крепко пожал ему руку.

— Да за что же меня благодарить? — несколько смутившись, сказал Мартынов.— Мне ведь приходит­ся воевать за Россию и за Польшу, а я пока еще не убил ни одного гитлеровца. По крайней мере наверня­ка мне это неизвестно.

— Ну, видите ли что, Анатолий,— сказал я Мар­тынову,— взрыв, который вы организовали на фанер­ной фабрике, для нас имеет большее значение, чем уничтожение одного-двух десятков оккупантов. Может быть, и так, товарищ полковник, но мне доставило бы большее удовлетворение убивать врага собственными руками.

— Если хотите, я могу вас направить в боевую группу и послать на боевую операцию в засаду. Прав­да, боевая задача этой группы — не убивать гитлеров­цев, а по возможности брать их в плен живыми.

— Вас интересуют только немцы?

— Меня интересуют больше немцы потому, что им больше доверяют и они больше могут дать в своих показаниях. Но если мне будет доставлен военнослу­жащий фашистской армии другой национальности, так это тоже неплохо.

— Вот если вас интересуют мадьяры, то я мог бы взяться за это дело и попробовал бы привести к вам несколько человек.

Мне такое заявление парня показалось наивным. Я взглянул в лицо Мартынова, но глаза его теперь искрились от волнения, а преобразившееся лицо зали­лось румянцем. Мартынов, повидимому, имел в голове какой-то план и в возможности осуществления его не сомневался, но я не стал задавать ему вопросов, а только сказал:

— Хорошо, я подумаю.

И отпустил «странного паренька».

Багаж с миной

Люди, поднимавшиеся на борьбу с фашистскими оккупантами, применяли самые разнообразные формы и методы нанесения ударов по вражеским объектам. Мины-сюрпризы немцы встречали в самых неожидан­ных местах. Иногда они посылались гитлеровцам по почте в почтовых посылках или в ящиках с багажом.

Наша женская боевая группа из семейного лагеря связалась с двумя женщинами, долго работавшими у оккупантов на станции Драгичин в буфете.

На организованной с ними встрече наша предста­вительница спросила, не желают ли гражданки полу­чить боевое задание для нанесения удара врагу. Жен­щины очень обрадовались представившемуся случаю отомстить угнетателям и обрести право встретить род­ную Красную Армию с легким сердцем вместе со все­ми советскими людьми. План был прост, техника эле­ментарна.

Через несколько дней мне представили подробную информацию о выполнении задания драгичинскими буфетчицами.

Вот передо мной на столе лежит обыкновенная ба­гажная квитанция за № 00227 от 15 февраля 1944 го­да. Квитанция покрыта фашистскими печатями, изоб­ражающими крылатого хищника со свастикой в крюч­кообразных когтях. Это вполне официальный документ. Выдана квитанция камерой хранения багажа для гит­леровских военнослужащих на станции Брест. Но че­моданы, сданные по этой квитанции, не содержали награбленных в советских городах и селах вещей, и сдавали их не фашистские офицеры, а две русские женщины. Получив от наших инструкторов соответ­ствующий материал, женщины упаковали драгоцен­ный груз в два хороших, крепких чемодана и сели в поезд, отправлявшийся в Брест. В вагоне они позна­комились с двумя гитлеровскими офицерами, которые также сходили в Бресте, и попросили их сдать чемо­даны в камеру хранения. Один из офицеров вынес женщинам квитанцию, спросил, где они собираются ночевать и не нужна ли им помощь и в этом отноше­нии. Однако девушки знали, что с этой квитанцией и снятыми с мин предохранителями надо уходить поско­рее и подальше, иначе может быть поздно. Наскоро поблагодарив услужливых офицеров, женщины поже­лали им всего лучшего и, пообещав им встречу в са­мое ближайшее время, начали удаляться с возможной быстротой. Они уже приближались к маленькой лес­ной деревушке, когда со стороны Брестского вокзала донесся глухой гул.

Взрыв, происшедший в камере хранения как раз в то время, когда вокзал был переполнен гитлеровцами, выбросил одну стену камеры во двор, другую в буфет. Пол второго этажа вокзала над камерой рухнул. Взрывная волна уничтожила все стекла на станции и повредила кассу. Из-под обломков извлекли больше десятка гитлеровцев.

* * *

На железных дорогах противника осенью 1943 го­да подрывались не только эшелоны. Взрывались вы­ходные и входные стрелочные перекрытия и семафо­ры, рвались паровозы и вагоны, находившиеся в движе­нии и стоявшие на запасных путях в депо и пакгаузах. А иногда, как из-под земли, возникал красный флаг. Но гитлеровцы уже точно знали: если флаг вывешен, он заминирован. Снимать опасно, потеряешь ноги.

Красные флаги осенью сорок третьего года гитле­ровцы посылали снимать проштрафившихся белорусов или случайно уцелевших евреев. Несколько позже мы научились, выставляя красное знамя, листовку или оскорбительный плакат на Гитлера где-нибудь около железнодорожной станции или другого важного объек­та, связывать их с миной, заложенной под водокачку, входные или выходные стрелки, на худой конец — под семафор или столб линии связи. Проведав нашу так­тику, гитлеровцы, прежде чем дотронуться до древка, долго ходили вокруг, осматривая прилегающие объек­ты, стараясь предугадать, что может взлететь на воздух.

Железнодорожная магистраль, укрепленная по образцу передовых позиций линии фронта, начинала действовать против фашистских захватчиков изнутри. Однако это совершенно не означало, что линия желез­ной дороги перестала атаковаться извне. На железно­дорожные линии попрежнему выходили подрывники со своими разрушительными минами. На поезда напа­дали боевые группы с «ПТР», пулеметами и автома­тами. И в добавление ко всему этому в октябре — ноябре 1943 года партизаны повсеместно объявили так называемую «рельсовую войну», сущность кото­рой состояла в массовом подрыве железнодорожных рельсов.

Враг, захвативший наши железнодорожные маги­страли, начинал понимать, что захватить — еще ' не значит получить возможность ими пользоваться. На железных дорогах, проходящих через лесные районы Белоруссии, оккупанты несли колоссальные потери в живой силе и технике.

Исполнители-добровольцы

Желавших биться с врагом было много. Связей с нашими людьми добивались полицейские и бургомист­ры, рабочие и служащие различных предприятий, ра­ботавших на оккупантов, и просто граждане, так или иначе общавшиеся с врагом.

В начале октября сорок первого года к нам за­явился Пахом Митрич. Он был выслежен агентами гестапо в одной из деревень около Лунинца. Но ста­рику удалось во-время убраться. Замечательный дед наш добыл нам новые связи. Мы получили широкий доступ к людям, проживающим в гитлеровских гарни­зонах или работающим у оккупантов. Прежде чем бро­сить ненавистную им службу, они старались зарабо­тать пропуск в лес, то есть выполнить наше задание, нанести урон врагу.

Об этих исполнителях наших заданий тоже следу­ет рассказать.

Гражданка Лесовец

В местечке Береза-Картузская гражданка Лесовец часто бывала в общежитии гитлеровцев и выполняла различные поручения. Она им закупала продукты на рынке, иногда доставляла к ним в общежитие и про­давала собственные продукты: яйца, масло, молоко.

Но даже и такие незначительные услуги ненавист­ному врагу гражданка Лесовец считала для себя по­зорными. Так и заявила представительницам нашей женской боевой группы.

И вот наступил день, когда снаряд был надлежа­щим образом упакован в корзину, сверху заложен продуктами, и Лесовец отправилась в общежитие к оккупантам. Стоявший на посту часовой не обратил никакого внимания на знакомую женщину, которая чуть не ежедневно приносила продукты. В общежитии в это время было три гитлеровца, —все трое спали на нарах после ночного дежурства. Лесовец сунула приготовленный сверток под нары и спокойно ушла со своей корзиной. Взрыв произо­шел через несколько часов, в казарме уже находилось до полутора десятков оккупантов. При взрыве было убито пять и тяжело ранено три человека.

По приказанию коменданта местного гарнизона был арестован немец, стоявший на посту у общежития в тот момент, когда произошел взрыв. Но арестован­ный часовой абсолютно ничего не мог сообщить в свое оправдание. Он заявил, что в общежитие в его дежурство заходил только один человек — немецкий солдат, приезжавший на велосипеде к своему знако­мому.

Комендант решил, что это был партизан, переоде­тый в немецкую форму. Результатом такого решения была облава на немецких велосипедистов. Их задер­живали и тщательно проверяли документы, но парти­зана среди них, конечно, не нашли.

Столяр Никола

На крупном спиртозаводе в местечке Мотыль, Пин­ской области, наши разведчики связались со столяром Николой. Столяр работал на заводе больше года и был у гитлеровцев на хорошем счету. Нас в первую оче­редь именно такие и интересовали.

Если человек у фашистов не пользовался должным доверием, то он мог сделать лишь очень немногое. Гитлеровцы, как правило, после диверсионного акта арестовывали всех, за кем имелись хоть малейшие по­дозрения, и отправляли их в концентрационный лагерь.

Столяр Никола взял поручение от наших людей с большой охотой. Ему особенно понравилась форма конспирации, при которой состоялась его встреча с моими представителями. Полученную магнитную мину с большим замедлением он уложил в ящик с инстру­ментом и к концу дня приставил ее к железному ре­зервуару, содержавшему в себе пятьдесят тысяч лит­ров спирта.

Взрыв на спиртозаводе произошел в три часа утра 27 августа 1943 года. Пожаром были уничто­жены все постройки.

Гестапо арестовало лейтенанта, ведавшего охраной местных предприятий, за плохо поставленную службу охраны. А когда наш столяр, перешедший на работу по оборудованию одной немецкой столовой, органи­зовал там еще один взрыв, то были арестованы три солдата-новичка, только что прибывшие из Германии.

Аналогичный случай имел место в Барановичах в октябре 1943 года. Нашим человеком там была по­дожжена конюшня одного из гитлеровских кавалерий­ских эскадронов. В огне погибло более сорока верхо­вых лошадей, два солдата и все седла эскадрона. Гитлеровцы арестовали фельдфебеля и отправили его на восточный фронт в одну из своих штрафных частей.

Трубочист

Занимая населенные пункты, расположенные по­близости от Пинских болот, в которых белорусские партизаны считали себя хозяевами, гитлеровцы обсле­довали прилегающую местность и на господствующей возвышенности около деревни рыли окопы. Стоило прозвучать поблизости партизанскому выстрелу, как они бросались в эти окопы и начинали обстрел приле­гающей местности. Патронов они при этом не жалели, но потерь партизаны от такого обстрела не несли. Чтобы отбить у непрошенных гостей такую повадку, наши хлопцы ночью занимали эти окопы, ставили в них противопехотки и уходили. С рассветом, когда можно наблюдать результаты своего труда, они выпу­скали несколько автоматных очередей над занятой врагом деревней.

Гитлеровцы по боевой тревоге бросались в свои окопы, но натыкались на партизанские противопе­хотки.

Взрывы наших мин-сюрпризов и «внезапные вы­стрелы» партизан, с точки зрения оккупантов, превы­шали всякие нормы и создавали повышенную нервоз­ность в среде гитлеровцев.

Однажды начальник пинской жандармерии созвал специальное совещание своих сподручных, на котором заявил:

— Партизаны обнаглели. Они нервируют наших людей своими взрывами и не дают возможности им нормально работать. Дело дошло до того, что некото­рые боятся посещать кино. Но партизаны организуют свои взрывы там, где нет у нас надлежащей бдитель­ности. Ко мне вот они не подойдут и на пушечный вы­стрел.

До нас дошло это бахвальство пинского жандар­ма, и мы поставили задачу перед своими людьми: ор­ганизовать диверсию в пинской жандармерии.

Но подойти к этому учреждению было действи­тельно трудно. Однако гитлеровца следовало про­учить за его бахвальство. К тому же этот жан­дарм отличался и наибольшей жестокостью по всей области.