Использование полученной информации 4 страница

Свирепый взгляд

 

Главный недостаток этого исследования — отсутствие знания того, что происходило СЃ сердечно–сосудистой системой этих людей РїСЂРё появлении свирепого взгляда, — был устранен РІ нашем следующем исследовании. РњРѕСЏ бывшая студентка Р­СЂРёРєР° Розенберг изучала вместе СЃРѕ РјРЅРѕР№ пациентов, Сѓ которых уже было выявлено серьезное заболевание коронарных артерий. Эти люди были подвержены тому, что называется ишемическими эпизодами, РІ течение которых сердце какое–то время РЅРµ получает достаточного количества кислорода. РљРѕРіРґР° это РїСЂРѕРёСЃС…РѕРґРёС‚, большинство людей испытывают боль, которая сигнализирует РёРј Рѕ необходимости прекратить любые движения, потому что иначе Сѓ РЅРёС… может случиться сердечный приступ. Пациенты, которых РјС‹ изучали, имели легкую форму ишемии, РЅРµ испытывали боли Рё РЅРµ получали предупредительных сигналов Рѕ том, что РёС… сердце РЅРµ получает достаточно кислорода.

В ходе этого исследования,^[122] проведенного совместно с группой ученых под руководством Джеймса Блументаля из Университета Дьюка, интервьюируемые пациенты также снимались на видео. На этот раз постоянное измерение ишемического состояния осуществлялось с помощью прибора, закрепленного на грудной клетке пациента; этот прибор показывал изображение сердца пациента в то время, когда человек говорил. Мы измеряли выражения лица с двухминутными интервалами, во время которых пациенты отвечали на вопросы о том, как они справляются с гневом в своей повседневной жизни.

Те, кто оказывались в ишемическом состоянии, проявляли выражение гнева в отдельных областях лица или на всем лице чаще, чем те, кто этого состояния не испытывали. Появление гнева на лице при рассказе о недавних разочарованиях позволяло предположить, что эти люди не просто говорили о гневе, а заново переживали его. А гнев, как нам известно из других исследований, приводит к увеличению частоты сердечных сокращений и повышению артериального давления. Это подобно быстрому подъему по ступенькам лестницы. Вы не должны этого делать, если страдаете заболеванием коронарной артерии, но этой рекомендации следует не каждый. Те, кто не приходили в состояние гнева, с меньшей вероятностью оказывались в ишемическом состоянии.

Прежде чем объяснять, почему, как мы думаем, мы получили эти результаты, позвольте мне ясно заявить следующее: это исследование не показало, что именно гнев приводит к возникновению сердечных заболеваний. В другом исследовании^[123] было обнаружено, что либо враждебность как черта личности, либо эмоция гнева (но неясно, в какой форме) является одним из факторов риска возникновения сердечного заболевания, — но мы в нашем исследовании не стремились к получению такого результата. Мы просто установили, что у людей, уже страдающих сердечными заболеваниями, приступ гнева повышает риск возникновения ишемического состояния, в котором вероятность сердечного приступа также повышается. Теперь давайте рассмотрим, почему эти люди испытывали гнев, когда рассказывали о своем гневе в прошлом, и почему это создавало угрозу их здоровью.

Всем нам время от времени приходится рассказывать об эмоциях, которых мы не испытываем в данный момент. Мы делимся своими воспоминаниями о печальном событии, о тех моментах, когда мы испытывали гнев, о том, что вызвало у нас страх, и т. д. Иногда при описании нашего прошлого эмоционального опыта мы начинаем испытывать эмоцию заново. Именно это, как я полагаю, происходило с людьми, оказывавшимися в ишемическом состоянии. Они не могли говорить об опыте гнева без того, чтобы не испытать гнев еще раз. К сожалению, для людей с ишемической болезнью сердца это очень опасно. Но почему это происходит с одними людьми и не происходит с другими? Почему одни заново переживают прошлый опыт гнева, а другие нет? По–видимому, гнев легко спровоцировать, он легко возникает при первой подходящей ситуации у тех, в ком развито враждебное отношение к людям. Когда воспоминание о вызвавшем гнев событии вновь заставляет переживать ранее испытанные чувства, то это одновременно является и признаком, и проявлением наличия в человеке враждебности.

РќРѕ РїРѕРјРёРјРѕ людей, Сѓ которых враждебность является чертой характера, любой РёР· нас также может обнаружить, что РѕРЅ заново переживает прошлый эмоциональный опыт РїСЂРё размышлении Рѕ вызвавших этот опыт событиях. РЇ подозреваю, что обычно это РїСЂРѕРёСЃС…РѕРґРёС‚ тогда, РєРѕРіРґР° событие РЅРµ получает своего завершения. Рассмотрим случай, РєРѕРіРґР° жена испытывает гнев РЅР° мужа Р·Р° то, что РѕРЅ РІРЅРѕРІСЊ опоздал Рє обеду, РЅРµ предупредив ее Рѕ своей задержке. Если конфликт закончился, РЅРµ принеся ей чувства удовлетворения (РјСѓР¶ РЅРµ извинился, РЅРµ РѕР±СЉСЏСЃРЅРёР», почему РѕРЅ РЅРµ РјРѕРі ей позвонить, или РЅРµ пообещал РЅРёРєРѕРіРґР° больше этого РЅРµ делать), то РѕРЅР°, вероятно, заново станет переживать этот опыт гнева позднее. Думая, что РѕРЅР° поднимает эту тему РІРЅРѕРІСЊ потому, что теперь РѕРЅР° РІ состоянии поговорить Рѕ случившемся СЃРїРѕРєРѕР№РЅРѕ, жена может опять почувствовать закипающий РІ ней гнев. РџРѕРґРѕР±РЅРѕРµ может произойти, даже если данный конфликт удастся разрешить, РЅРѕ жена будет помнить Рѕ череде РґСЂСѓРіРёС… неурегулированных событий, также вызывавших ее возмущение, РІ результате чего Сѓ нее будет создаваться запас неудовлетворенного гнева, ожидающего возможности вырваться наружу. РЇ РЅРµ собираюсь утверждать, что нельзя описать прошлый опыт гнева без того, чтобы РЅРµ испытать гнев СЃРЅРѕРІР°. Это вполне возможно, если отсутствует запас накопившегося гнева Рё если конфликтная ситуация была успешно разрешена. РљСЂРѕРјРµ того, вполне допустимо, рассказывая Рѕ прошлом эмоциональном событии, использовать часть выражения гнева для иллюстрации того, что РІС‹ тогда чувствовали. Например, СЏ РјРѕРі Р±С‹ рассказать моей жене Рѕ том, насколько усталым Рё разгневанным СЏ был, РєРѕРіРґР° целый день пытался урегулировать РїРѕ телефону СЃРІРѕРё проблемы СЃ Налоговым управлением РЎРЁРђ Рё РїРѕ всем известным РјРЅРµ номерам слышал только общую информацию СЃ автоответчика. Предположим, что тогда СЏ выплеснул СЃРІРѕР№ гнев РЅР° служащего, РґРѕ которого СЏ наконец–то дозвонился, Рё получил удовлетворившие меня извинения. Теперь СЏ РјРѕРі Р±С‹ показать элемент гнева РЅР° моем лице — то, что СЏ называю справочным выражением.^[124] Справочное выражение имеет отношение Рє эмоции, которая РЅРµ испытывается РІ данный момент; его аналогией может служить «произнесение» слова «гнев» РЅРµ голосом, Р° лицом. Выражение действительно должно быть трансформировано каким–то образом, чтобы человек, который его РІРёРґРёС‚, РЅРµ окапался сбитым СЃ толку Рё РЅРµ подумал Р±С‹, что гнев испытывается сейчас. Обычно этот результат достигается Р·Р° счет выражения гнева только частью лица, причем РІ течение короткого времени.

Справочное выражение гнева может создаваться с помощью только поднятых верхних век, или только сжатых губ, или только опущенных бровей. Если вы используете более одного из этих элементов, то это может сбить с толку того, кто видит это выражение, а вас самих заставить снова испытать гнев. Ведь придавая лицу выражения, описанные в предыдущей главе, вы обнаружили, что если ваши мышцы лица выполняют все движения, типичные для данной эмоции, то обычно вы сами начинаете испытывать эту эмоцию.

Насилие

РџРѕРґРѕР±РЅРѕ тому как каждая эмоция имеет насыщенное ею родственное настроение, для каждой эмоции существует также родственное психопатологическое состояние, РІ котором эта эмоция играет важную роль. Распространенное словосочетание «эмоциональное расстройство» как раз Рё отражает этот факт. Для печали Рё РіРѕСЂСЏ таким расстройством является депрессия. РџСЂРё наступлении депрессии эти эмоции переполняют человека, РѕРЅ РЅРµ может РёС… регулировать Рё РѕРЅРё влияют РЅР° РІСЃРµ аспекты его жизни. Расстройство, РїСЂРё котором гнев настолько выходит из–под контроля, что становится помехой нормальной жизни человека, проявляется Сѓ тех, кто демонстрирует определенные формы насилия.

Нет единого мнения по поводу того, что такое насилие. Одни ученые причисляют к проявлениям насилия словесные атаки, оскорбления и насмешки, и, таким образом, в своих исследованиях они не делают различия между теми, кто ограничивается словесными оскорблениями, и теми, кто не останавливается перед физическим насилием. Возможны также агрессивные формы поведения, не подразумевающие физического насилия, такие как проявление чрезмерной настойчивости и желания доминировать, и многие ученые не отделяют агрессивность от физического насилия или словесного оскорбления. Кроме того, есть люди, объектом насилия которых становятся различные предметы: стулья, посуда и т. д. Мы не знаем, возникают ли все эти формы насилия по одним и тем же причинам, например вследствие одинакового воспитания, или же вызываются одними и теми же сигналами мозга. Если бы это было так, то мы могли бы ожидать, что люди, склонные к словесным оскорблениям, будут склонны также к агрессивному поведению и физическому насилию, но, хотя это и возможно, все же есть люди, которые проявляют только одну форму насилия и никогда не проявляют других. Отсюда следует, что на данной стадии нашего исследования насилия было бы разумно по отдельности изучить тех, кто прибегает только к словесным оскорблениям, тех, кто ведет себя агрессивно, но не оскорбительно для других (что не всегда просто различить), и тех, кто прибегает к физическому насилию.

Даже если ограничить фокус наших исследований физическим насилием, нам придется рассмотреть много разных типов поведения, лишь часть из которых могут быть симптомами эмоционального расстройства. Общество считает некоторые акты насилия социально полезными. Все, кроме пацифистов, уверены в том, что иногда война бывает оправданной. Возможны также случаи, в которых оправданным оказывается и насилие, осуществляемое индивидом. Когда полицейский убивает человека, который угрожает лишить жизни детей, взятых им в заложники, то немногие будут возражать против такого насилия, особенно если застреленный террорист уже убил кого–то из детей. Но оправдан может быть не только полицейский, совершающий такое вынужденное убийство; большинство из нас согласятся с тем, что любой человек может проявить насилие ради спасения жизней членов своей семьи или даже просто незнакомых людей. Насилие, которое не предотвращает еще более ужасное насилие, но мотивируется жаждой мщения, также представляется понятным, хотя в большинстве случаев мы его не одобряем.

Когда я обсуждал эти идеи с моим другом и коллегой философом эволюционистом Хеленой Кронин,^[125] она отметила, что во всех культурах и во все периоды истории некоторые формы насилия считались оправданными. Неверность, подозреваемая неверность, угроза отказа или фактический отказ партнера в продолжении совместной жизни являются наиболее распространенными причинами убийств, причем мужчины убивают женщин чаще, чем женщины мужчин. Кронин наряду с другими учеными–эволюционистами приписывает это практически неизбежной неуверенности мужчины в том, что именно он является отцом своих детей. В полном соответствии с этой точкой зрения результаты одного из крупнейших исследований тяжких преступлений показали, что каждое шестое убийство — это убийство одним из супругов своего супруга или супруги и что три четверти жертв таких убийств составляют женщины. К моему удивлению, такие супружеские убийства с равной вероятностью наблюдались у официально зарегистрированных пар на всех этапах супружеской жизни и во всех социальных и экономических группах.^[126]

Мужчины также намного чаще, чем женщины, убивают своих боссов в отместку за несправедливое обращение, поскольку для мужчин вопросы продвижения по служебной лестнице имеют наибольшее значение. Прежде чем мы отойдем слишком далеко от главной темы моего исследования — какие типы жестокого поведения являются результатом эмоциональных расстройств, позвольте мне объяснить, что эволюционное мышление может помочь нам понять, почему возникают определенные формы насилия, кем совершаются соответствующие им акты насилия и почему эти акты могут одобряться обществом. Такие формы насилия могут вызывать сожаление и даже преследоваться по закону, но насилие, обладавшее адаптивной ценностью на протяжение нашей эволюции, вряд ли является результатом эмоционального расстройства.

Главное различие между актами насилия состоит РІ том, РѕРЅРё РјРѕРіСѓС‚ быть заранее обдуманными или же импульсивными. И то Рё РґСЂСѓРіРѕРµ может считаться нормальными Рё даже одобряться обществом. Рассмотрим человека, который находится РІ плену Сѓ бандита, знает, что этот бандит уже СѓР±РёР» РґСЂСѓРіРѕРіРѕ пленника, Рё поэтому тщательно планирует нападение РЅР° своего потенциального убийцу. Такое насилие является заранее обдуманным, РЅРѕ РЅРµ патологическим Рё оправдывается обществом. Возможность социального одобрения импульсивного насилия представляется менее очевидной, РЅРѕ РѕРЅР° также является вероятной. РљРѕРіРґР° РјРѕСЏ дочь Ева только научилась ходить, РѕРЅР° часто выбегала РЅР° проезжую часть улицы, РЅРµ обращая внимание РЅР° машины. РЇ предупреждал ее РѕР± опасности такого поведения РјРЅРѕРіРѕ раз, РЅРѕ РѕРЅР°, как РјРЅРµ кажется, воспринимала это как своего СЂРѕРґР° РёРіСЂСѓ, как СЃРїРѕСЃРѕР± подразнить отца. Однажды только РјРѕСЏ быстрая реакция позволила РјРЅРµ вытащить ее из–под колес РіСЂСѓР·РѕРІРёРєР°. Без раздумий, действуя импульсивно, СЏ отшлепал ее Рё гневным голосом потребовал, чтобы РѕРЅР° больше РЅРёРєРѕРіРґР° так себя РЅРµ вела. Это был первый Рё последний раз, РєРѕРіРґР° СЏ РїРѕРґРЅСЏР» РЅР° нее СЂСѓРєСѓ. Хотя кто–то РјРѕРі Р±С‹ осудить РјРѕРё жестокие действия, РЅРѕ СЃ тех РїРѕСЂ Ева РЅРёРєРѕРіРґР° РЅРµ выбегала РЅР° проезжую часть. Более 90% родителей сообщают Рѕ том, что физически наказывают СЃРІРѕРёС… малолетних детей.^[127]

Я привел примеры нормального преднамеренного насилия и импульсивного насилия, но имеются и анормальные версии каждого из них. Убийцы, похитители и садисты могут заранее планировать свои намерения, тщательно выбирая своих жертв, время и способ нападения. Но есть и импульсивные любители семейных ссор, наносящие удары без предупреждения и предварительного обдумывания своих действий. Исследование черт характера^[128] и исследование деятельности мозга^[129] обнаружили различия между импульсивным и обдуманным насилием. Очевидно, что необходимо рассматривать и то и другое, хотя некоторые исследования не выявили между ними различий. Несмотря на важность выяснения типа насилия, самого этого знания будет недостаточно для ограничения анормального насилия.

Необходимым признаком такого насилия является его анти–социальность, не одобряемая обществом, но она не всегда может подразумевать наличие психического расстройства. Кое–кто утверждает, что антисоциальное насилие, совершаемое в группах в подростковом возрасте, не должно рассматриваться как проявление психического расстройства, и имеющиеся данные действительно указывают на то, что многие подростки, демонстрирующие такое поведение, не проявляют склонности к насилию, став взрослыми.^[130] Само по себе антисоциальное поведение не всегда является признаком наличия какого–либо психического расстройства, даже когда оно возникает во взрослом возрасте. Насилие с применением технических средств, например с целью получения денег, хотя и нарушает закон, может не быть признаком того, что называется антисоциальным расстройством личности (APD), если человек принадлежит субкультуре, поддерживающей такое поведение. Я уверен, что антисоциальный характер насилия является необходимым, но не достаточным условием для идентификации насилия, осуществляемого под влиянием эмоционального расстройства. Я добавил бы сюда не всегда легко определяемое требование отсутствия у насилия социальной поддержки (чтобы таким образом исключить из рассмотрения насилие в бандах) и отсутствие непропорциональной жестокости в реакции на спровоцировавшее насилие действие (или полное отсутствие любого провоцирующего насилие фактора).

Антисоциальное насилие, осуществляемое под влиянием эмоционального расстройства, может быть хроническим или проявиться всего один раз в жизни. Совершающий насилие человек может впоследствии испытывать или не испытывать угрызения совести. Совершающий насилие человек может действовать хладнокровно или в припадке гнева. Объект насилия может выбираться тщательным образом или просто наудачу. Насилие может сопровождаться, а может и не сопровождаться причинением жертве мучений. Я полагаю, что исследование должно рассмотреть все эти факторы, чтобы выяснить, есть ли другие факторы риска и другие причины для этих разнообразных форм антисоциального насилия. К сожалению, этого не было сделано, о чем можно узнать из четвертого тома Диагностического и статистического руководства психическим заболеваниям (DSM–IV), которое идентифицирует интермиттирующее эксплозивное расстройство (IED) как включающее «несколько дискретных эпизодов неудачных попыток сопротивления агрессивным импульсам, которые вызывают серьезные агрессивные действия или приводят к уничтожению имущества; степень проявления экспрессивности во время этих эпизодов непропорционально высока по сравнению с любыми быстро наступающими психосоциальными стрессами… Индивид может описывать эпизоды агрессии как «наваждения» или «атаки», в которых взрывному поведению предшествовало ощущение напряженности или активации, а после этого поведения наступало ощущение облегчения».^[131] Хотя я готов похвалить это определение конкретного типа насилия — хронического, серьезного и непропорционального спровоцировавшему его событию, будет ошибкой объединять насилие против людей с разрушением предметов без доказательств того, что оба таких типа поведения вызваны одинаковыми причинами. Нет способа обнаружить, действительно ли это так, когда оба типа поведения объединяются вместе.

Хотя исследования насилия обычно не выявляют тех тонких различий, о которых говорил я, есть данные, позволяющие сделать предположение о наличии самых разных причин склонности к насилию. Экологические воздействия в первые годы жизни, недостаточное внимание родителей, травмы головы и плохая наследственность — все эти факторы, как оказалось, ассоциируются с разными типами насилия.^[132] Что является самым важным для каждого из типов насилия, пока что говорить слишком рано. Вероятно, что даже когда различия определены достаточно четко, может быть найдено более одной причины. Например, даже если бы мы должны были ограничить себя изучением только хронического, антиобщественного, не подразумевающего причинения мучений жертве и состоящего из однократного проявления жестокости физического насилия, которое импульсивно совершается одним разъяренным индивидом при слабом провоцирующем событии против специально отобранной жертвы и вызывает впоследствии угрызения совести, то, вероятно, мы все равно бы обнаружили для него несколько причин.