Глава без номера. Промежуточное завершение и вынужденная концовка этому всему.

 

я тебе вот что хочу сказать. ты конечно человек талантливый, интересный. но мне кажется. при такой стратегии. в корне неверной. не те какие-то у тебя ценности. у тебя ничего не получится. ты слишком на них всех внимание обращаешь. а ты им не нужна. они тебя не любят. они тебя используют. я тебе со всей честностью скажу. ты нужна только мне одному. вон я сколько с тобой нянчусь. выслушиваю и терплю твои выходки и унижения. кормлю тебя. живешь ты на моей территории и дается она мне сама знаешь через унижение и выхода этому никакого нет. не получил я от бабушки пятикомнатную квартиру в москве в наследство. ну ничего, в следующей жизни получу а там посмотрим кто кого. а ты ведь не работаешь и не хочешь, деньги твои тоже только твои мне ни копеечки. ну потратила да на меня пару раз но это исключение подтверждающее правило. вообще если бы знаешь. если бы я тебе по обратке все твои напады возвращал как ты того заслуживаешь. то ты бы хорошенько получила а не бахвалилась бы тут сейчас. а твои так называемые товарищи все перетрахаются друг с другом и от спида передохнут. скорей бы уже ей-богу честное слово. хорошим людям жить не дают, зажимают всячески. секта. а ты на них время тратишь когда я так тебя люблю. никто из них так как я с тобой возиться не будет.
прости! это я по ошибке тебе послал. с женой опять разборки. ну знаешь. милые бранятся. забудь.

***

Лерочке удалось попасть в Москву с первой попытки – и там у неё всё получилось – хотя это уже не было связано ни с «москвой», ни с прежними представлениями об успехе и везении. Спустя пять лет после событий, пытавшихся быть здесь описанными, она возвращалась в свой город, не подозревая, на какой именно срок, не выставляя его заранее – всё, связанное с длительностью, как будто перестало иметь для неё значение, – но где-то в глубине неявно пишущейся ею истории собственной жизни, в файлах бессознательного, точные временные границы её пребывания в городе были обозначены, они прописаны в ней, но станут для неё новостью. Сейчас ей просто захотелось вернуться, и она последовала за своим желанием.

Желаний было много – так много, что в какие-то моменты ей казалось, что их нет вовсе. Желания кружили и тянули как будто бы в разные стороны, но период наблюдений за ними позволил сделать вывод, что так или иначе они касались одного и того же и были связаны с определенными точками пространства. Иногда Лерочку несло, она впадала в состояния эйфории, не заполняемой ничем, и тогда ей хотелось отдаться жизни на растерзание – в тех формах, в которых она умела. Лерочка понимала, что «жизнь» и всё остальное – продукты её собственного сознания. Она кружится по миру из своей головы в бесконечных поисках выхода и нового содержания своих состояний, а процесс переназывания их прямо связан с тем, что называется волей и судьбой. Было начало сентября, и Лерочку наполняло воодушевление-ничем, захватившее в свое невидимое, но ощутимое сияние, и она не знала, во что оно выгорит на этот раз. Она видела свои ноги, идущие по сухой и гладкой асфальтовой дорожке, и петли собственных шнурков, приподнимавшиеся и опускавшиеся при каждом новом шаге сквозь рассыпавшиеся по тонким линиями внутренних жилок палые листья. Сейчас жизнь была немного слащавой бессмыслицей, личную разгадку которой Лерочка отложила на потом – зная, впрочем, что так ей больше нельзя, но извиняться не перед кем.
Что-то в ней неуловимо и необратимо изменилось навсегда. И этого опять было мало, чтобы искоренить неопределенность, как бы заложенную во всё.

Конец.

***

Как-то раз, в начале тех личных времен, когда она только отбросила привычку начинать, слоняясь – четко придерживаясь неявных, но твердых правил собственной стратегии – по дворцу с техно, она оказалась в зале для отдыха; музыка там была медленной и как бы хрустальной, дребезжащей – лёд первого северного моря, осыпающийся вертикальными трубочками (а он проводит по нему ногой и говорит: «Стекляшки», - песок и снег и позади прозрачные стены двухэтажного рыбного ресторана – это воспоминание, ставшее образом, уже влияло на ее жизнь, возвратив туда вытесняемые красивости)…

<…>
Он сказал: «Всё, что вы говорите, вы уже говорили».

Я росла с белыми козлятами, мама умилялась нашим играм, не замечая символизма, а первую мою фотографию сделал однорукий фотограф. Это правда. Наверное, я так больше не хочу.

***
Внимание!
1 марта, 19:00
Метро
Читка пьесы ***
Режиссер М. Зиновьев
Вход свободный

2010-2016