Категории:

Астрономия
Биология
География
Другие языки
Интернет
Информатика
История
Культура
Литература
Логика
Математика
Медицина
Механика
Охрана труда
Педагогика
Политика
Право
Психология
Религия
Риторика
Социология
Спорт
Строительство
Технология
Транспорт
Физика
Философия
Финансы
Химия
Экология
Экономика
Электроника

Б1 Глава 2. Наука гражданского права (иивилистика) и е е изучение 4 страница

 

и лучше всего исследованной является такая форма, как гражданское правоотношение. Хуже обстоят дела с другими правовыми формами, такими, как секундарные права, правоспособность, полномочия и компетенция. Но в чем же ключевое различие между ними?

Рассмотрим пример. Чем субъективное право (предположим — право собственности на, допустим, автомобиль) — типичный «наполнитель» гражданского правоотношения — отличается, скажем, от полномочия — юридической возможности, в которую облекаются действия представителя? Отличие очевидно: субъект права собственности по своему усмотрению (как выражаются п. 1 ст. 9 и п. 2 ст. 209 ГК или, как выра

 

жаются ученые, «своей властью и в своем интересе», «исключительно и независимо от лица постороннего», «наиболее абсолютным образом») определяет, для чего, как и когда он будет это свое право осуществлять (да и будет ли осуществлять вообще), руководствуясь при этом своими собственными представлениями о мире и жизни и ограничиваясь в своих действиях исключительно законом. Субъективное право, таким образом, признается за лицом как средство удовлетворения его собственных потребностей и интересов, а потому все вопросы, связанные с его приобретением, осуществлением и распоряжением им, всецело относятся к его единоличной (частной) сфере. Совсем другое — полномочие, т.е. возможность совершать юридические действия на чужое имя. Оно признается за лицом (уполномоченным) с целью удовлетворения потребностей и интересов другого лица (уполномочившего). Ясно, что вопросы о том, реализовывать ли полученное полномочие или нет, и если да — то как это делать, когда, для чего и вообще при каких условиях, уже решаются уполномоченным отнюдь не единолично из собственных эгоистических побуждений, но сообразно требованиям уполномочившего лица. О приобретении и реализации полномочий «своей властью и в своем интересе» не приходится, следовательно, и говорить.

Здесь не место для подробного рассмотрения различий между всеми правовыми формами юридически возможного поведения — о них мы будем говорить по мере их изучения. Пока важно обратить внимание лишь на то, что именно критерий степени свободы в определении целей приоб

 

ретения и реализации юридических возможностей в конечном счете разграничивает весь арсенал этих возможностей на тс, что имеют частную природу, и те, которые больше тяготеют к праву публичному. Возможности, приобретаемые и реализуемые лицом, т.е. субъектом, действующим как равный среди равных, свободно (автономно), без оглядки на других, без риска того, что принадлежащие ему предметы и возможности станут предметом чужого правомерного вмешательства, умаления или уничтожения, без ощущения себя элементом системы, частью целого (коллектива) любого уровня — суть возможности частноправового происхождения. Напротив, юридически защищенные возможности, присваиваемые субъекту ввиду принадлежности его самого к системе (коллективу) любого уровня и реализуемые им в ходе деятельности, осуществляемой им именно в связи с принадлежностью к такой системе (т.е. нс свободно, но по указанию системы, медля себя, а для системы и т.д.), будут облекаться в правовые формы публичного оттенка (С. Ф. Кечекьян).

Универсальность телеологического (целевого) различия между частными и публичными правовыми формами доказывается, между прочим, еще и тем, что оно — единственное, которое можно спроецировать неГлава 1. Понятие частного и гражданского права

 

только на субъектную, но и на объектную сферу. Так, подвергающиеся правомерному фактическому воздействию объекты сепаратные (отдельные, самостоятельные, объекты-системы), т.е. блага (ценности), су

 

ществующие и присваиваемые вне связи со своей принадлежностью к какой-либо системе (не составляя частей единого целого), должны быть признаны объектами воздействия, прилагаемого в рамках реализации частноправовых возможностей. Наоборот, права на объекты, составляющие части единого (не разделенного или объединенного) целого (на объекты несамостоятельные, объекты-элементы), следует считать правами (возможностями) публичной природы (Я. М. Коркунов).

 

9. Внешние признаки публичного и частного права. Всякое общетеоретическое решение проблемы основного разделения права, при всей своей несомненной важности, будет подавать повод к упрекам в собственной бесполезности, если оно не получит своего практического применения. Думается, что правильно найденный критерий отграничения частного права от публичного должен служить отправной точкой для установления еще и тех внешних признаков, которые позволяли бы разграничить предметные сферы действия того и другого — для различных исторических периодов непостоянные и изменчивые. Юристу-практику

 

чрезвычайно важно видеть и понимать, куда государство сочло возможным «влезть» со своими императивными методами регулирования и протежируемым общественным интересом, а какие области оставило для автономного регулирования свободному усмотрению их участников. Исходя из положений субъектно-телеологической теории можно указать четыре следующих внешних признака сферы распространения публичного права: 1) строго личный характер', 2) целевое назначение',

3) административно-актовое предоставлен сие', 4) внесудебное принуди

 

тельное осуществление.

 

Рассмотрим четыре названных признака несколько подробнее. Строго личный характер публично-правовой поведенческой воз

 

можности означает,

 

что такая возможность предоставляется строго оп

 

ределенному конкретному лицу в связи с определенными личными качествами такового, в первую очередь — с его должностным положением (см. следующий признак). Поведенческие возможности публичного права не могут передаваться по сделкам, переходить в порядке наследования или по иным основаниям; можно сказать, что они вообще «прикреплены» не к лицу, а к должности. На уровне принципиальных обобщений можно констатировать, что если центральным субъектным понятием частного нрава является ионятиелгщ«, то центром тяжести субъектной сферы права публичного выступает понятие должности.

Целевое назначение юридических возможностей публично-право

 

вого свойства проявляется в том, что коль скоро таковые предоставляют

 

ся не лицу, а должности, то тем самым предопределяется необходимость их служения не собственному интересу лица, занимающего такую должность, но интересу субъекта, предоставившего данную возможность. Предоставление публично-правовых возможностей всегда безвозмездно,§ 2. Основное разделение (дуализм) права (п. 6— 10)

 

ибо с их помощью их носитель будет служить чужому интересу — интересу предоставившего их лица. Использование уже предоставленных лицу публично-правовых возможностей может происходить исключительно во имя его служения предначертанному интересу, отклонение от этого ограничения будет означать совершение противоправных деяний (злоупотребления полномочиями, самоуправства, халатности).

Публично-правовые возможности являются предметом предоставления. осуществляемого посредством издания административного акта государственного органа (носителя публичной власти). Пожалуй, это главный внешний признак, наиболее рельефно отличающий публично- правовые возможности от частноправовых, возможность приобретения которых не только касается в равной мере всякого и каждого, но и является предметом не административного предоставления, но законодательного признания. Для частных прав акт государственного органа (носителя публичной власти) может иметь лишь значение предпосылки (но не основания) возникновения, а длящееся действие такого акта — условием их существования.

Наконец, возможности публично-правового происхождения обладают способностью к принудительному осуществлению при посредстве одних только государственных органов исполнительной власти. Результаты такого осуществления, конечно, могут быть в последующем оспорены в суде общей юрисдикции или арбитражном суде. Субъективное же частное право никогда не может быть осуществлено при содействии общественного (государственного) принуждения без предварительного решения о том суда (арбитражного суда) (п. 1 ст. 11 ГК) или применения мер законной самозащиты прав (ст. 14). Носители частного права могут прибегнуть к государственному содействию в его осуществлении только по предварительном рассуждении на этот предмет органов судебной власти, которые, .тишь найдя само субъективное право наличествующим и установив, что цели и условия реализации этого права таковы, ч то могут быть предметом поощрения со стороны государства, могут вынести решение, направленное на государственную защиту данного права. Исключения — защита гражданских прав в административном порядке — могут существовать лишь в случаях, прямо установленных законом; но и подобный административный акт сам может стать предметом судебного обжалования (п. 2 ст. 11 ГК), по результатам которого он может быть признан недействительным (ст. 13), а, кроме того, может быть принято решение о возмещении причиненных его изданием и применением убытков (ст. 15,16).

10. Нигилистическое отношение к проблеме дуализма права. Во все

времена существовали и в настоящее время также существуют ученые, не признававшие необходимости разделения права на публичное и частное. Так, рассматривая выше так называемую предметную теорию разделения права на имущественное и неимущественное (К. Д. Кавелин), мы указали, что при всей своей важности оно уж слишком явно не тождественно его разделению на право частное и публичное. По сути мы имеем здесь скорее намерение отказаться от разделения права на публичное и частное, чем самостоятельную теорию такого разделения. ЦеГлава 1. Понятие частного и гражданского права

 

лесообразность разделения права на публичное и частное оспаривалась Д.Д. Гримом, считавшим такое разделение исторической особенностью, присущей либо не присущей той или иной конкретной правовой системе, а попытки его универсального объяснения «делом безнадежным». Различного рода сомнения в возможности такого разделения права высказывались представителями советской науки права (С. Н. Братусь, Д. М. Генкин, М. П. Карева и др.) и некоторыми иностранными учеными (Е. Эрлих, Д. Остин).

 

С нашей точки зрения, разделение субъективных прав на публичные и частные сохранилось и удерживается до сих пор, отчасти — в силу своей объективности и естественности, но главным образом — потому, что именно оно даст возможность очертить грань между сферами общественного и личного, поставить предел общественного (государственного) вмешательства в частную жизнь. Если бы права в действительности нс разделялись на публичные и частные, такое разделение стоило бы вы

 

думать, ибо с помощью противопоставления двух данных видов прав достигается очень важная цель: сохранение в определенных (более или менее широких, но непременно твердо установленных и четких) пределах сферы произвола (эгоизма) личности, неприкосновенной для общественности (государственности ).

Сплоченного общества нс может составиться из бесправных. Атомом сплоченного общества является личность', личность предполагает автономию (свободу) воли; только признание лица личностью хотя бы

 

в минимальной степени позволяет, во-первых, доверить ему, по крайней мере, его собственную судьбу (признать субъектом прав), а во-вторых — спросить с него за чужие судьбы (признать способным нести обязанности и ответственность). Оборотной стороной такого подхода является признание за личностью возможности спроса с общества и государства, возможности привлечения их к ответственности перед отдельно взятой личностью — вывод, традиционно встречающий у нас в России, столь же единодушное непринятие и непонимание, сколь неизбежно он следует из предложенного здесь понятия частного права. Но именно без этого краеугольного камня немыслимы ни правовое государство, ни гражданское общество, ми рыночная экономика — абсолютно необходимые

 

предпосылки развития современной цивилизации и ее перехода в новое качество. Очевидно, что сколько-нибудь широкое признание приоритета частных начал организации мыслимо только в таком обществе, члены которого превыше всего ценят собственную индивидуальность и свободу, уверены в том, что всего, им необходимого, они должны достигать и добиваться самостоятельно, с опорой исключительно на свои собственные

 

силы, знания, навыки, способности и таланты, на свои страх и риск и под собственную ответственность. Наконец, они имеют ту волю, которой до

 

статочно для того, чтобы начать действовать, не опуская рук при первом же неуспехе, и ту гражданскую мужественность, которая будет поддерживать их в борьбе за собственную индивидуальность, права и свободы,

 

в том числе при активном и откровенно незаконном противодействии этой борьбе.

С членов «общества» со всепроникающим действием публичного права — общества, где нет необходимости принимать решения, делать

4 0 § 3. Разделение частного права (п. 11— 16)

 

выбор и отстаивать свою точку зрения, общества, в котором все за тебя предопределено государством, — как говорится, и взятки гладки. Спросить с них что-либо, кроме исполнения должности (системной функции), невозможно. За членами такого «общества» вообще не нужно признавать никаких прав — зачем они им? Все, у них имеющееся (кров, одежда, пища и др.), принадлежит государству и предоставляется членам общества (подданным) только постольку, поскольку иначе они просто физически не смогут отправлять своей должности. Охрана даже самых святых ценностей — семьи, здоровья, свободы и жизни — в таком обществе будут осуществляться лишь постольку, поскольку это необходимо для отправления соответствующих должностей. Если же, скажем, здоровье какого- нибудь члена общества изменилось настолько, что не позволяет более поставить на какую-либо должность, то его необходимо попросту... уничтожить! Он ведь не просто не помогает системе — он тяготит ее, мешает ей функционировать; неумолимые законы системы диктуют ей необходимость избавляться от подобных элементов. Жестоко? И да, и нет. Да, если смотреть со стороны и притом с позиций сторонника свободы и автономии; нет — если понять, что внутренняя логика, природа системного (публичного) нрава, только такова и иной быть нс может, а также если учесть то, что участие в такой системе даст взамен. А даст оно ни много ни мало, но ощущение сопричастности к чему-то великому, почти Божественному, оно позволяет каждому отдельному элементу эксплуатировать возможности всей системы в целом, компенсируя тем самым недостаточность индивидуальных сил, средств, способностей, навыков, талантов, силы воли. Порою система может принимать на себя еще целый ряд рисков, превращая их из индивидуальных в коллек тивные (распределяя последствия их реализации между всеми или многими своими элементами), а некоторых из собственных участников — еще и ограждать («отмазывать») от ответственности за откровенно противоправные деяния.

Таким образом, признание и сохранение разделения прав па частные и публичные — это условие становления и существования сплоченного гражданского общества. Обыкновенно высказываемое на это возражение в том смысле, что в жизни почти не встречается отношений, урегулированных нормами одного только публичного или одного только частного права, не свидетельствует ни против самого существования рассматриваемого разделения права, ни против ценности его аналитического (научного) изучения.

 

§ 3. Разделение частного права [п. 11—16) 11

 

11. Постановка проблемы. Расширение круга общественных отношений, регулируемых правом, влечет за собой усложнение, углубление и детализацию такого регулирования. Изменение социально- экономических условий существования и развития общества приводит к изменению круга отношений, регламентируемых частным правом: с течением времени он может расширяться или сокращаться из-за того,

41 Глава 1. Понятие частного и гражданского права

 

что некоторые из отношений, прежде бывшие частными, законодатель предпочитает основать на принципах публичных; случается, что бывает и наоборот. Все это приводит к утрате нормами частного права первоначально присущей им содержательной однородности и методологического единства. Сложившаяся таким образом дифференциация правовых норм нс может остаться без внимания ученых. Конечно, первыми се заметили юристы, которым приходилось практически применять правовые нормы: они обнаружили, что даже просто с течением времени (не говоря уже о развитии общественных отношений) начинают «буксовать» даже ранее исправно срабатывавшие правила. Выход напрашивался сам собою: необходимо создание новых правил, иногда — целенаправленно противопоставленных прежним. С годами количество правовых норм настолько возросло, а их содержание столь разнообразилось, что их простое механическое усвоение, еще недавно доступное

 

едва ли не всякому и каждому, теперь уже не могло не стать предметом систематических упражнений и занятий — профессии. Таким образом, постепенно (и но историческим меркам относительно недавно) сформировалась каста лиц, профессионально занимавшихся изучением нрав, — ученых-юристов или правоведов. Они-то и доказали, что юридические нормы целесообразно привести в некоторую систему, причем не тождественную системе субъективных прав. Если деление прав па публичные и частные было целесообразным, то аналогичное деление норм было бы неудобным, поскольку критерий разделения на публичные и частные коренится именно в правах, а не в закрепляющих их нормах. Возникла по требность решить проблему поиска критерия для систематизации непосредственно самих юридических норм, причем в ряде случаев независимо оттого, касаются ли они публичных или частных прав.

 

Усложнение общественных отношений, являющихся предметом правового регулирования, проходит двумя путями — количественным (экстенсивным) и качественным (интенсивным). Экстенсивное усложнение общественных отношений обнажает их наиболее слабые, теневые и сомнительные стороны; интенсивное дает отношения новые, доселе неизвестные. Оба процесса «отражаются» в зеркале права: первый — как формирование массовой судебной и арбитражной практики применения тех или иных институтов и конструкций, оформление се единообразия, осознание нехватки соответствующих норм для полноценного урегулирования тех или иных общественных отношений в их изменившемся (услож

 

ненном) виде и восполнение этой нехватки путем сотворения новых, относительно самостоятельных, обособленных от ранее существовавших, норм; второй — как причина невозможности использования традиционного правового инструментария для обслуживания общественных отношений в их новом (изменившемся) виде, необходимости отказаться от него в пользу создания новой системы норм, целенаправленно противопоставленной всей, ранее существовавшей, но теперь отброшенной правовой реальности. Экстенсивный процесс усложнения общественных отношений дает дифференциацию правового регулирования и формирова

 

ла§ 3. Разделение частного права (п. 11— 16)

 

ние новых подразделений объективного права — институтов, подотраслей и отраслей, выделяемых по самым разнообразным признакам (предмету и принципам (методу) регулирования, а также субъектам и объектам регулируемых отношений). Интенсивный процесс приводит либо к замене прежде существовавшей системы норм новой системой, либо к обособлению новой, ранее не выделявшейся сферы общественных отношений для ее противопоставления тому кругу отношений, из лона которых эта сфера и выделилась, и подчинения ее вновь создаваемой системе норм.

 

12. Дуализм частного права: причины и условия возникновения.

Историческое развитие частных прав в средневековой Западной Европе являет нам первый пример критерия систематизации правовых норм. Найден он был, правда, для систематизации одних только частноправовых норм: в силу известных причин случилось так, что область правоведения, изучающая именно частные права, изначально завоевала

 

господствующие позиции в развитии и никогда их, пожалуй, нс сдавала. Из всей массы норм о правах частных лиц юристы-практики признали целесообразным выделить те, которые регламентировали отношения с участием лиц купеческого сословия. С течением времени это нормативное подразделение получило наименование права торговцев (jus mercatorum), а позднее (когда торговой практикой стали заниматься не только купцы, вследствие чего возникла необходимость пересмотреть критерий классификации) — права торговли или торгового права (jus mercature). Данный феномен сперва имел одно только историческое объяснение (оправдание), но с течением времени (по мере его осмысления) получил и научное обоснование. Практика кодификации норм торгового права обособленно от иных норм частного права внешне оформила явление, названное дуализмом частного права, т.е. разделение норм о правах частных на нормы торгового и гражданского права. Кодификационные традиции сохранили известное значение и до наших

 

дней — в ряде крупнейших государств наряду с гражданскими кодексами продолжает существовать внешне обособленное торговое (хозяйственное) кодифицированное законодательство.

 

Необходимо отметить, что пи для римского, ни для собственно русского права дуализм частного права не был характерен. Виной тому — специфические исторические условия развития коммерческой деятель

 

ности и ее правовой регламентации.

Так, римские граждане — те самые, для которых юристами, судьями п преторами творилось знаменитое jus civile — занятие торговлей презирали: соответственно, о разделении римского частного права на гражданское и торговое (промысловое, предпринимательское, коммерческое) не писал (и не мог написать!) ни один римский юрист. Кроме того, возникновение и становление торгового права обыкновенно связывалось со сферой международной морской торговли, т.е. с областью отношений, регламентируемых в Риме уже не собственно нравом римских граждан, jus civile, а «правом народов», jus gentium. Для той стадии развития междуГлава 1. Понятие частного и гражданского права

 

*см. п. 5

 

народной морской торговли, на которой находились римляне, этих (чужестранных, но всей видимости — финикийских и греческих) норм было вполне достаточно.

В России же, напротив, вплоть до середины XIX столетия торговать мог едва ли не каждый желающий. Даже энергичные правительственные меры, регулярно принимаемые для создания торгового купеческого сословия начиная с эпохи Петра I, особого успеха не имели. Коротко говоря, если в России не смогло сформироваться даже самого сословия купцов, то откуда же, спрашивается, могло бы взяться сословное купеческое право? Формирование прослойки русского купечества (предпринимательства) пришлось на середину и конец XIX в. — эпоху, когда сословное торговое право во всем мире уже стало достоянием истории, а гражданское право успело вобрать в себя ca.Mi.ie лучшие и современные образцы торгового (предпринимательского) нормотворчества. Российское торговое право нс успело сформироваться ни как право торговцев, ни как право торговли; именно поэтому проблема дуализма частного права и не приобрела в России столь глобального характера, какой был присущ ей в странах Западной Европы.

Это обстоятельство не помешало европейским кодификационным дуалистическим традициям отразиться в нашей учебной литературе. Дореволюционная эпоха оставила нам в наследство прекрасные учебники и курсы торгового права, написанные Д. И. Азаревичем, А. П. Башиловым,

A. X. Голъмстеном, А. И. Каминной, Н. О. Нерсесовым, Е. А. Нефедъевым,

B. А. Удинцевым, А. Ф. Федоровым, II. II. Цитовичем, /'. Ф. Шершеневичем и др. Ничего неестественного в этом процессе — в формировании особой учебной дисциплины в отсутствие одноименной отрасли права или науки — как уже указывалось выше*, не имеется: взятый тогдашней Рос- сией курс на построение рыночной экономики и свободной конкуренции требовал подготовки специалистов (в том числе юристов), способных обеспечить этот процесс. В признании этого обстоятельства нет ничего, что противоречило бы историческим фактам или подмывало бы основы устойчивого положения права гражданского как центра частного права — важно лишь не смешивать учебную дисциплину с наукой, а науку права — с самим правом и не переносить явления и закономерности, присущие праву как учебной дисциплине, на право в другом понимании — как науку, систему норм или субъективные юридические возможности. Дуализм, а точнее, полимерная структура учебных дисциплин сама по себе — нс основание для подгона под нее систем науки, норм или субъективных прав.

Все то же самое происходило и позднее. Административно-командная экономика, избранная советским государством, потребовала подготовки специалистов в области публично-правового регулирования экономической деятельности или планового хозяйствования — специалистов в области так называемого хозяйственного права. Советские и современные русскоязычные учебные издания по частному праву иностранных государств назывались и продолжают называться «гражданское и торговое право» (зарубежных стран). Современный этап развития российской экономики вновь сделал актуальным вопрос подготовки юристов, способных к адекватному сопровождению предпринимательской и коммерческой (торговой) деятельности, т.е. потребовал возврата к практике

4 4 § 3. Разделение частного права (п. 11— 16)

 

преподавания соответствующих учебных дисциплин. Говорить о том, что их формирование становится основой для соответствующего разделения науки права или самого права, конечно, не приходится. Последовательность, при которой сначала формируется специфическая область общественных отношений, потом — обслуживающая ее область права, потом изучающая эту область наука и потом дисциплина — возможна (см. ниже), но обратная ей — такая, чтоб учебная дисциплина развилась в науку, а последняя сформировала собственный предмет, — нет.

 

13. Имущественное частное (гражданское) право. Явление дуализма иностранного частного права (в сочетании со всегдашним поклонением русских ученых и практиков иностранным образцам), а также недостаточная ясность критерия традиционного разделения прав на публичное и частное заставляло искать иные критерии для разделения юридических норм. Выше мы уже дважды* упоминали о предметной теории разделения права на публичное и частное, одним из родоначальников которой являлся русский ученый К. Д. Кавелин. Он вовсе не делил право на публичное и частное — скорее, напротив, отказывался от такого разделения, отрицая его практическую полезность. Взамен ученый предлагал разделить нормы объективного права по предмету регулируемых ими общественных отношений. Нормы права, регламентирующие имущественные отношения, должны были составить, по его мнению, право частное или, точнее, гражданское/, нормы же, регламентирующие отношения неимущественные, — право публичное, подлежащее подразделению на ряд отраслей (государственное, уголовное, административное, процессуальное). Последовательное проведение данного критерия привело ученого к необходимости рассмотрения под эгидой гражданского права ряда имущественных отношений, которые традиционно к этой сфере никто нс относил; так, туда попали отношения по уплате налогов, отправлению воинской повинности, социальному обеспечению и многие другие — ведь все они были отношениями имущественными. Но точно так же последовательное проведение в жизнь этой теории привело к выводу о неизбежности исключения из цивилистической сферы семейного и даже наследственного права. В самом деле, ведь центр тяжести наследования составляет институт завещания — посмертного

 

волеизъявления, которое по определению не может зиждиться на коммерческом (имущественном) расчете, должно совершаться в строгой (нотариальной) форме и в своем содержании подчинено известным границам (право на обязательную долю, запрет фидеикомиссарных субституций и др.). Ну, а что касается неимущественной природы семейных отношений, то она, конечно, слишком очевидна, чтобы быть предметом специального объяснения. Естественно, что система правовых норм, построенная К. Д. Кавелиным, вошла в слишком резкое противоречие с практическим воззрением на право, а потому получить сколько-нибудь широкого признания так и не смогла.

 

'см. п. 7,10Глава 1. Понятие частного и гражданского права

 

Своеобразию взглядов К. Д. Кавелина очень точно соответствует написанное им учебное руководство. Оно в общем охватывало все те разделы, которые обыкновенно изучались в то время в рамках курсов гражданского права, но единого труда собой не представляло. Основная (и первая по времени выхода в свет) его работа (1879) освещала общую часть гражданского права, права вещные и права обязательственные, а называлась «Права и обязанности по имуществам и обязательствам в применении к русскому законодательству». Затем последовали отдельные «Очерк юридических отношений, возникающих из семейного союза» (1884) и в следующем (1885) году — «Очерк юридических отношений, возникающих из наследования имущества». Сложенные вместе три эти книги давали канонический курс гражданского права. Но сам его автор видел ситуацию иначе: по его мнению, перед ним были руководства по трем различным дисциплинам — праву гражданскому (частному), с одной стороны, и правам семейному и наследственному (правам публичным) — с другой.