Установление основного текста 6 страница

³ Маяковский В. Полн. собр. соч. в 13-ти т., т. XII. М., 1959, с. 114 и сл. О пунктуации Маяковского см. также: Харджиев Н., Тренин. В. Поэтическая культура Маяковского. М., «Искусство», 1970, с. 238 — 239. Впрочем, В. Каменский отстаивал свой приоритет (Каменский В. Путь энтузиаста. М., «Федерация», 1931, с. 193). Возможно, однако, что впервые и раньше этот прием применил Андрей Белый в 1903 г. Об этом и о значении «лесенки» Маяковского как нового знака препинания см.: Жовтис А. Стихи нужны ... Статьи. Алма-Ата, «Жазуши», 1968, с. 140 — 151.

⁴ Об индивидуальном характере графики и орфографии Вознесенского см.: Григорьев В. П. Графика и орфография у А. Вознесенского. — В сб.: Нерешенные вопросы русского правописания. М., «Наука», 1974, с. 162 — 171.

 

Вспомним Сельвинского, который в ранних стихотворениях вводил дополнительные знаки обозначения интонации:

 

По-гля-жу, холодныли, горячиль.

Пады ножом ваши ласки женские.

………………………………

Вы. Жеребцы. Мо-и. Оболенские.

(«Цыганская 2-я», 1922)

 

или еще резче в «Уляляевщине» (1924):

 

Ехали казаки, да ехали казаки,

Да ехали каза-hа?-ки, чубы па губам.

Ехали казаки, на башке папахи,

Да наб'шке папахи, через Дон на Кубань.

 

или «Цыганский вальс на гитаре»:

 

Нночь-чи? Сон-ы. Прох?ладыда

Здесь в аллейеях загалохше?-го сады,

И доносится толико стон'ы? гиттаоры:

Таратинна-таратинна tan...

 

Последнее слово, обозначенное латинскими буквами, указывает на необходимость произносить его по-французски — с носовым «n» ¹.

Текстолог не может не задуматься над вопросом о специфическом характере постановки знаков препинания в стихе. До сих пор, кажется, нет исследований, посвященных изучению вопроса: одинаковы ли во всех случаях законы, определяющие постановку знаков препинания в стихе и в прозе?

Особые свойства поэтической пунктуации определяются, как можно думать, в первую очередь стиховой интонацией и своеобразным стихотворным синтаксисом, прежде всего инверсией.

«Стих складывается не просто по законам синтаксиса, а по законам ритмического синтаксиса, т. е. такого, в котором обычные синтаксические законы усложнены ритмическими требованиями» ², — писал О. Брик.

О том же писали Ю. Н. Тынянов («Проблема стихотворного языка», 1924), Б. В. Томашевский («О стихе», 1929) и другие исследователи, однако в применении к пунктуации вопрос остается почти неразработанным.

Вполне возможно, что у поэта систематическая небрежность в расстановке запятых определяется тем, что граница стихотворной строки (кроме относительно редких случаев «переноса») уже сама по себе равняется знаку препинания и освобождает его от необходимости еще одного, тождественного в его сознании доба-

 

¹ См.: Сельвинский И. Встреча с Маяковским. — «Октябрь», 1963, № 9, с. 151.

² Брик О. Ритм и синтаксис. — «Новый ЛЕФ», 1927, № 5, с. 32.

 

вочного знака-синонима. Впрочем, это предположение лишь частично решает вопрос о системе пунктуирования в стихе.

Вопросительный и восклицательный знаки — знаки четко интонационные. Их комбинация «?!» — достижение недавнего времени — может составлять в диалоге отдельную строку-реплику, настолько она выразительна. Но очевидно, что и другие знаки тоже имеют в стихе особый, и притом иной вес, не такой, как в прозе: предположительно весомость знака препинания в стихе большая, чем того же знака в прозе¹.

Так или иначе вследствие этих или каких-либо других, еще не до конца выясненных причин текстолог принужден считаться с фактами частого саботажа писателями правил русской пунктуации ². Пунктуацию академик М. П. Алексеев совершенно справедливо называет «одной из самых уязвимых сторон всякой текстологической работы...»³.

Возлагать всю ответственность на правила было бы несправедливо. Они призваны, «...чтобы по возможности облегчить в процессе общения пишущего и читающего первому — выражение своих мыслей и чувств, а второму — правильное их восприятие» ⁴.

Эту задачу русская пунктуация в общем выполняет. Из того, что поэты и прозаики с ней часто не считаются, не следует, делать чрезмерно нигилистические выводы. Независимо от действий писателя в этой области текстолог обязан восполнить пунктуационные лакуны, а где надо, привести текст в ясность и даже реконструировать его. Наша система интерпункции в общем достаточно разработана, и ее применение оказывает самую существенную помощь в понимании текста произведения.

Следует, однако, ясно представлять себе стоящие перед исследователем трудности.

Порой из осторожности редактор, колеблясь в истолковании текста, оставляет его без знаков.

Т. Г. Цявловская указывает, что лишенное в черновике знаков препинания двустишие Пушкина:

 

Прощай дитя моей любви

Я не скажу тебе причины

 

допускает запятую и после «дитя» (так читал пушкинист

 

¹ Ковтунова И. И. Порядок слов в стихе и прозе. Синтаксис и стилистика. М., «Наука», 1976, с. 43 — 64.

² В еще большей степени это явление наблюдается в современной французской поэзии. Между тем пунктуационная система французского языка легче и проще русской. Очевидно, интонация уже сама по себе является как бы знаком препинания.

³ Текстологические особенности издания И. С. Тургенева. — В сб.: Текстология славянских литератур. Л., «Наука», 1973, с. 17.

⁴ Шапиро А. Б. Упорядоченное русское правописание. Изд-во МГУ, 1956, с. 35. Ср.: Шапиро А. Б. Современный русский язык. Пунктуация. М., «Просвещение», 1966.

 

Б, И. Городецкий), и после «любви» — смысл несколько изменяется ¹.

В стихотворении Фета «О нет, не стану звать утраченную радость...» неясен смысл строк:

 

Не стану кликать вновь забывчивую младость

И спутницу ее безумную любовь.

 

Здесь возможно тире после «ее», возможна запятая после «спутницу», возможно тире после «безумную» (так предлагал Ю. Н. Тынянов. — Фет А. Полн. собр. стихотворений. Изд. 2-е. Л., «Сов. писатель», 1959, с. 93). Соответственно изменяется понимание этих строк ².

Едва ли будет ошибкой сказать, что существующие «на сегодняшний день» нормы пунктуации не могут считаться до конца ясными и бесспорными. А. Б. Шапиро признает, что, являясь обязательными, правила нашей пунктуации позволяют в то же время «многообразно варьировать употребление знаков препинания». Он отмечает даже, что сами эти нарушения «намечают пути обогащения и углубления этой системы»³.

По общему признанию, наша современная пунктуационная система представляет собой сочетание исторически выработавшихся грамматических норм, с одной стороны, тенденции передать на письме смысл, интонацию предложения — с другой.

Мнение, будто бы наши знаки препинания всегда и безусловно выражают интонационно-смысловые оттенки предложения, не может считаться бесспорным. Знаки препинания в русском языке могут ставиться и вопреки смыслу, на основании сложившихся формальных признаков. Л. В. Щерба приводит в качестве примера, что запятая перед относительными словами («дом, где я живу») не имеет ни смыслового, ни интонационного значения. Точно так же вводные слова, заключаемые в запятые, по мнению» Л. В. Щербы, в большинстве случаев также ни интонационно, ни семантически ничего не выражают.

С другой стороны, наша пунктуационная система не фиксирует членения в таких фразах, как «мой дядя / был старый революционер», «мои родственники с отцовской стороны / приехали наконец в Москву» (школьные учебники вынуждены даже специально утверждать, что сказуемое никогда не может быть отделяемо запятой от своего подлежащего). Благодаря всему сказанному «правила пунктуации носят в большинстве случаев ком-

 

¹ Цявловская Т. Г. «Храни меня, мой талисман...» — «Прометей», т. -X. М., «Мол. гвардия», 1974, с. 41, 81.

² Коваленков А. Незаметные помощники. — «Наш современник», 1961, № 3, с. 195 — 202. Следует иметь в виду, что пунктуация стихотворений Фета; в посмертном издании 1894-т. значительно выправлена Н. Н. Страховым. См.: Соколова М. А. Состав и принципы издания. — В кн.: Фет А. Вечерние огни. М., «Наука», 1971, с. 641.

³ Основы русской пунктуации, с. 352 — 353.

 

промиссный характер и являются отчасти фонетическими, отчасти смысловыми, отчасти формальными» ¹.

Цитированный выше А. Б. Шапиро завершает свою большую книгу «Основы русской пунктуации» следующим, в сущности довольно грустным выводом: «Настоящая работа, как первый опыт монографического исследования русской пунктуации, естественно, не охватывает даже большей части основных сторон этой проблемы» (с. 353). Исследователь признает, что русская пунктуация разработана неравномерно и что в практике все еще много противоречий и неясностей (там же).

И в самом деле, несмотря на наличие многочисленных справочников и пособий, несмотря на авторитарную строгость требований издательского корректора, несмотря на многолетние консультации в журнале «Русский язык в школе», практически отдельные вопросы остаются неясными и допускающими двоякое решение.

Но дело в том, что если орфография строго нормативна и в этой своей нормативности безапелляционна, то со знаками препинания дело обстоит несколько иначе: «Самая природа пунктуации, — пишет А. Б. Шапиро, — такова, что ее нормами могут быть предусмотрены только основные, наиболее типичные языковые конструкции; во всех же случаях, которые прямо не подходят под сформулированные правила, пишущий должен самостоятельно применять последние в зависимости от того, какими ему представляются членение его текста и смысловые отношения между расчлененными его отрезками»².

Кодификацию современных пунктуационных правил нельзя считать законченной; А. Б. Шапиро признает, что «до сих пор у нас не существует разработанной истории русской пунктуации, а исследования в области пунктуационной теории находятся лишь в самой начальной стадии»³. В новейшей работе А. Б. Шапиро предлагает пути упрощения нашей пунктуационной системы⁴. Справедливо отвергнутые в целом «Предложения по усовершенствованию русской орфографии» 1964 г. шли по пути дальнейших упрощений.

Каждый литературный работник знает, что при переиздании, когда в издательство представляется расклейка предыдущего издания, рачительный корректор при вычитке неизменно в чем-то расходится со своим предшественником.

 

¹ «Пунктуация». Литературная энциклопедия, т. IX. М., 1935, стлб. 367 — 368. Перепеч.: Щерба Л. В. Языковая система и речевая деятельность. Л., «Наука», 1974.

² Шапиро А. Б. Упорядоченное русское правописание. Изд-во МГУ, 1956, с. 38.

³ Там же, с. 35.

⁴ Немаловажный вопрос (к спорам о русском правописании). — «Изв. АН СССР. ОЛЯ», 1962, № 6, с. 473 — 474. Ряд соображений см. в статье К. К. Бухмейер, С. М. Пинус «О модернизации пунктуации в классическом тексте». — В сб.: Издание классической литературы, с. 137 — 168.

 

Достаточно сказать, что в пределах первой главы «Евгения Онегина» в Полном собрании сочинений в десяти томах (изд. Академии наук, 1949) сравнительно с однотомником Пушкина (1936), вышедших под редакцией одного и того же редактора, высококвалифицированного филолога Б. В. Томашевского, насчитывается (на 756 стихов) 36 расхождений.

В тексте того же десятитомника сравнительно с большим академическим изданием расхождений не менее 6.

Стихотворение Лермонтова «Смерть поэта» в издании Гослитиздата (1947, редакция Б. М. Эйхенбаума) имеет одно расхождение с изданием Лениздата («Избранные произведения», 1957, редакция Э. Э. Найдича), а сравнительно со вторым изданием Малой серии «Библиотеки поэта» (1950, редакция В. А. Мануйлова) их четыре. Сравнительно с третьим изданием той же серии (1957, редакция Д. Е. Максимова) тоже четыре расхождения, но два из них иные, чем во втором издании.

В качестве примеров нарочно выбраны издания самых авторитетных издательств, под редакцией наиболее квалифицированных текстологов, в изданиях менее авторитетных расхождения гораздо большие.

Вопросы пунктуации представляют собой, как видим, относительно сложную проблему.

В то же время не следует эту сложность преувеличивать. Понятие об авторской воле в отношении текста никак нельзя механически переносить на знаки препинания. Они составляют, конечно, часть текста, но часть все-таки особого рода. Текстологу предстоит в каждом отдельном случае, изучив систему пунктуации конкретного автора, решить вопрос о степени выраженности в данном тексте его воли.

Текстологу приходится быть еще и историком русской пунктуации — вопрос в лингвистике, как признают языковеды, почти неразработанный. Между тем система русских знаков препинания и количественно и качественно исторически была (отчасти и остается) очень изменчивой¹. Приходится, в частности, учитывать значение неупотребительных в наше время способов обозначения. Так, например, тире после точки играло в XIX в. роль абзаца или чего-то к нему очень близкого. Напомним, что, кроме тире, многоточие и кавычки тоже знаки сравнительно поздние — конца XVIII или даже начала XIX вв. Еще позже, чуть ли не в советское время, возник обычай употребления в пределах одной фразы кавычек разных типов: когда в цитате (она заключена в кавычки — «ёлочки») встречается слово, требующее кавычек

 

¹ Волгина Н. С. Знаки препинания ... Зачем они? — «Рус. речь», 1968, № 5, с. 64 (ср.: Волгина Н. С. Принципы русской пунктуации. В помощь редактору и корректору. М., «Книга», 1972). Ряд интересных замечаний содержится в книге: Боровой Л. Путь слова. Очерки и разыскания. М., «Сов. писатель», 1974.

 

(например, название романа), его заключают в кавычки в виде двух запятых («лапки»)¹. Иногда курсив — эквивалент кавычек.

При передаче разных знаков надо принимать во внимание традицию их употребления современниками, скажем, вопросительные и восклицательные знаки, которые ставились в середине фразы, после «вопрошающего» слова, и непосредственное продолжение фразы со строчной буквы.

Там, где будет установлено равнодушие писателя, мы вправе унифицировать систему пунктуации в соответствии с современными нам нормами, вводя даже те знаки, которых при писателе не было. Во всяком случае, нет надобности педантически сохранять систему издательства, корректора или писаря старого времени. Мы обязаны лишь сохранить все индивидуальное, поскольку удается его выявить и поскольку оно имеет смысловое значение.

Принципиально так же решается и вопрос об орфографии. Следует, однако, иметь в виду, что наша орфография в общем достаточно точно кодифицирована и по сути своей категорична, — если в пунктуировании в ряде случаев возможны дискуссии, то в орфографии они едва ли имеют место. Не следует забывать, что орфография не есть текст, а лишь система воспроизведения того или иного текста.

Порой в пределах текстов одного писателя орфография в прежнее время была неустойчива и отражала, как метко определил С. А. Венгеров, «орфографическое безначалие» догротовских времен, т. е. практически почти до конца XIX в.

В наше время речь может идти о сохранении лишь тех деталей, которые отражают иное, чем сегодня, произношение, т. е. являются чертами живого языка. В случае колебаний — там, где есть основания подозревать орфоэпию, — орфографию модернизировать нельзя. Поэтому кажется правильным сохранение в ряде случаев написаний вроде «поцалуй», «выщекатурен», «билиярт», «двигнула», «феатр», «одеколонь», «сегодни», «рыск» (т. е. «риск»), «ради» («рады»), «противуречъя», «воксал» и др. Подлежат сохранению устаревшие написания в словах, рифмующихся со словом в современном написании.

Само собой разумеется, что морфологические особенности («ботинка», «зало») изменению не подлежат.

Вопросы орфографии не могут решаться механически. Наглядный пример — «Заячий ремиз» Лескова (при жизни писателя издан не был). Для сохранения украинского колорита, столь значительного в этой повести, решение сохранить «i» надо считать правильным. Так и сделано в издании «Academia» (1931) и в Собрании сочинений (т. 9, 1958). Это решение восходит к авторизованной писарской копии. В издании «Круга» (1922) орфо-

 

¹ Шварцкопф, Б. С. Внимание: кавычки. — «Рус. речь», 1967, № 4, с. 60 — 64; Панов Г. А. Смысловая роль кавычек в произведениях В. И. Ленина. — «Филолог, науки», 1971, № 4, с. 96 — 101.

 

графия была незакономерно унифицирована и тем самым русифицирована; Надо сохранять лишь те случаи, где различие значимо. Так, Павел Трофимов сын Перегоренской подчеркивал, что он «ской», а не «ский» (Салтыков-Щедрин. «Губернские очерки. В остроге. Посещение второе»).

Порой орфография, неправомерно модернизируемая, делает текст непонятным.

По старой орфографии «Он» в значении «бог» писался, конечно, с прописной буквы. По современному правописанию это правило отменено.

В двадцать второй главе пятой части «Анны Карениной» графиня Лидия Ивановна, утешая Каренина, говорит ему: «Опора наша есть любовь, та любовь, которую он завещал нам». «Он» в советских изданиях печатается со строчной буквы, чем создается двусмысленность: из контекста неясно, что речь идет о боге.

Очень разнообразная, в течение долгого времени неупорядоченная или упорядоченная по отличным от сегодняшних правописных норм орфография должна воспроизводиться по нынешним правилам. Нет никакого резона сохранять архаическую орфографию самое по себе, разве что специально для целей стилизации. Впрочем, поскольку все памятники издаются ныне только по нормам современного правописания (1918 г. с поправками 1956 г.), то, что принято у пуристов называть «рисунком» или «стилем» страницы, все равно разрушено, в этих условиях заботиться о воспроизведении каких-то деталей — тщетная и неблагодарная работа.

Лишь в изданиях документального типа допустимо (даже обязательно) воспроизведение орфографии и пунктуации оригинала.

Академические издания до некоторой степени к ним приближаются; редакторы этих изданий склонны преувеличивать степень этой документальности.

Практически можно считать, что, чем дальше от нас отстоит во времени данный памятник, тем больше надлежит в нем сохранять характерные особенности орфографии. Поэтому писатель XVIII в., когда орфография была показателем произношения того или иного стиля, требует сегодня иной передачи, чем авторы XIX или XX в. В высшей степени спорным представляется бытующее в текстологии представление, будто бы издание, рассчитанное на начинающего читателя, может быть орфографически отлично (хотя бы в каких-то частностях) от издания, рассчитанного на квалифицированного читателя. Адаптация орфографии для изданий детских, школьных и пр. должна производиться

¹ См. ряд указаний: Берков П. Н. Издания русских поэтов XVIII века. История и текстологические проблемы, — Издание классической литературы, с. 120 и сл.; Морозов А. А. О воспроизведении текстов русских поэтов XVIII века. — «Рус. лит.», 1966, № 2, с. 175 — 193.

 

в минимальной степени и с соблюдением величайшей осторожности, а еще лучше вовсе не должна иметь места. Трудно будет объяснить любознательному школьнику, почему в одном издании те или иные слова напечатаны так, а в другом — иначе.

Если в отношении пунктуации автор бывает требователен и настойчив, то лишь в немногих случаях он настаивает на той или другой орфографической системе. Чернышевский прямо называл ее «вздором»: «.. само собою разумеется, что для меня всякая: моя ли, чужая ли орфография совершенно все равно». С ограничениями он отстаивал лишь свою пунктуацию, да и то только там, где она имеет значение для «колоризации произношения» ¹.

Иной случай, например, И. И. Лажечников, который в романе «Басурман» (М., 1838) последовательно провел свое, особое правописание, якобы сближавшее письмо и произношение². Александр Блок в письме к С. К. Маковскому от 29 декабря 1909 г. отстаивал свою орфографию и указывал, что она не случайна и что для него (как сказано в первой редакции автобиографии) «существует математика слова (...) особенно — в стихах»³

Но такого рода случаев немного.

Эти соображения следует иметь в виду, применяя на практике принятое теперь и в общем правильное, но нечеткое решение — давать в современных изданиях орфографию и пунктуацию по нынешним нормам, но с учетом индивидуальных особенностей стиля писателя.

Все дело в том, что изучение этих индивидуальных особенностей почти не сделано. Подробнее других изучен Пушкин⁴.

Следует пожелать, чтобы изучение индивидуальной орфографии и пунктуации производилось не текстологом, а лингвистом. Сейчас оно производится, так сказать, самодеятельно и нередко ограничивается уклончивой и расплывчатой формулировкой, вроде: «орфография и пунктуация приближены к современным нормам».

 

Отдельные вопросы

 

 

В практической работе перед текстологом встают самые разнообразные и самые неожиданные вопросы. Не боясь ошибиться, можно сказать, что встают они в работе над каждым произведением. Никакие инструкции не могут предусмотреть все возникающие казусы. Разнообразие их так велико, что некоторые ис-

 

¹ Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. т. X, ч. 1. СПб., 1906, с. 24. В издании Гослитиздата (т. 13, 1949, с. 914) почему-то приведен лишь отрывок.

² Иронический отзыв Белинского см.: Полн. собр. соч., т. III. М., 1953, с. 22 — 23. Ср.: Грот Я. К. Спорные вопросы русского правописания от Петра Великого доныне. Изд. 2-е. СПб., 1876.

³ Блок Александр. Собр. соч. в 8-ми т., т. VII. М. — Л., 1963, с. 434.

⁴ Чернышев В. И. Замечания о языке и правописании А. С. Пушкина. «Пушкин. Временник», № 6, 1941, с. 433 — 461; Винокур Г. О. Орфография и язык Пушкина в академическом издании его сочинений. Там же, с. 462 — 496.

 

следователи утверждают даже, что «ни один текстологический принцип, ни одно правило не обладают всеобщностью» ¹, что «проблемы текстологии возникают в практической работе (...) и решаются не столько теоретическими рассуждениями, сколько успешной и показательной практикой»².

Приведу некоторые примеры. Я далек от мысли считать их наиболее характерными: в отборе фактов такого рода субъективизм неизбежен.

Текстологу нередко приходится разрешать проблемы заглавия. Здесь необходимо проявлять особое внимание и осторожность при принятии тех или иных решений. Не все установившиеся в нашей практике могут быть признаны правильными.

Остается не до конца проясненной история стихотворения Некрасова, начинающегося словами «Не говори, забыл он осторожность...». В целях цензурной маскировки на разных этапах творческой истории оно отсылало к Байрону, к Барбье, к Ларре³. Впервые оно было напечатано (без последней строфы) в «Отечественных записках» (1877, № 1) без заглавия. Однако в экземпляре сборника «Последние песни», подаренном 3 апреля 1877 г. художнику И. Н. Крамскому, Некрасов зачеркнул заглавие «Пророк» и подзаголовок «Из Барбье» и надписал «Памяти Чер(нышев)ского». Сообразив, что критик еще жив, поэт зачеркнул первое слово и исправил: «В воспоминание о Чер(нышев)ском». Таким образом, перед нами твердо выраженная воля автора — заглавие и подзаголовок заменены, другими.

Несмотря на это, в Полном собрании сочинений и писем Некрасова (1948) и во всех последующих изданиях стихотворение получило заглавие «Н. Г. Чернышевский. (Пророк)». В нем произвольна первая часть, не восходящая ни к какому тексту или автографу поэта, а вторая представляет собой отмененное автором заглавие; таким образом, перед нами незаконная контаминация двух разнородных элементов.

Еще один пример. В 1951 г. в № 57 «Литературного наследства» Б. П. Козьминым был опубликован памфлет молодого Добролюбова — его анонимное письмо к Н. И. Гречу. Этот замечательный политический документ был подписан: «Анастасий Белинский». «Анастасий» по-гречески значит «воскресший» — смысл псевдонима очевиден.

Однако с этим документом произошла путаница. В нескольких изданиях его сразу произвольно наименовали «Воскресший

 

¹ Лихачев Д. С. Текстология, с. 50.

² Бухштаб Б. Я. Заметки о текстах стихотворений Некрасова. — В сб.: Издание классической литературы, с. 235.

³ Испанский сатирик Мариано Хосе де Ларра стихов не писал, и эта ссылка Некрасова звучала для понимающих особенно иронично, но цензоров обманывала. См.: Рейсер С. А. Некрасов и испанский сатирик Ларра. — «Некрасовский сборник», 1960, вып. 3, с. 346 — 348.

 

Белинский» — заглавием, не имеющим никакого права на существование¹.

Текстологи, пользующиеся этим обозначением, совершают по крайней мере три ошибки: а) переводят на русский язык первую часть греческой псевдонимной подписи, б) соединяют ее с псевдонимной фамилией и в) выдают это сочинение за заглавие Добролюбова, не потрудившись даже поставить его в угловые скобки.

Правильное заглавие, поскольку авторское отсутствует, «Письмо к Н. И. Гречу» обязательно в редакторских скобках².

Следует с большой осмотрительностью относиться к восстановлению в основном тексте заглавий произведений, известных в рукописях или корректурах в отличных от печатного текста редакциях.

Стихотворение Пушкина, известное под заглавием «К бюсту завоевателя», названо так, как полагают исследователи, в «маскировочных» целях; первоначально оно называлось «Кумир Наполеона» и имело в виду бюст Александра I работы Торвальдсена. У нас нет права менять хотя бы и вынужденное заглавие.

«Певцы» Тургенева — заглавие, данное Некрасовым при печатании очерка в «Современнике». Первоначальное тургеневское — «Притынный кабачок»³. Надо полагать, что Тургенев признал второе заглавие более удачным, чем свое, ибо в дальнейших перепечатках его сохранил.

Все помнят, что к рассказу «Хорь и Калиныч» Тургенева не кто иной, как соредактор «Современника» И. И. Панаев, придумал подзаголовок «Из записок охотника». Это заглавие было Тургеневым принято и, с небольшим изменением навсегда вошло в русскую и мировую литературу; Роман Достоевского, известный нам под заглавием «Игрок», был автором озаглавлен «Рулетенбург»; писатель согласился с исправлением, предложенным издателем Стелловским, и у нас нет оснований возвращаться к первоначальному заглавию.

Знаменитая статья Добролюбова о Пирогове в корректуре (рукопись неизвестна) озаглавлена «Всероссийские иллюзии и киевские розги». Известное нам заглавие «Всероссийские иллюзии, разрушаемые розгами» принадлежит, вполне возможно, цензору В. Н. Бекетову. Под этим заглавием статья и появилась в «Современнике». В посмертном издании 1862 г. Н. Г. Чернышев-

 

¹ Н. А. Добролюбов о религии и церкви. Избранные произведения. Сост. Е. Д. Вишневская, ред. Г. Л. Андреев. М„ Изд-во АН СССР. 1960, с. 427; Добролюбов И. А. Литературная критика. Вступ. статья и составление А. Н. Дмитриевой. М., Гослитиздат, 1961, с. 47; Пушкин А. С. Собр. соч., т. 6. М., Гослитиздат, 1962, с. 468 — 469.

² О самовольных, никак не оговоренных заглавиях писал А. Лацис в острой заметке «Классики на это не пойдут». — «Вопр. лит.», 1959, № 11, с. 244 — 245.

³ Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем в 28-ми т. Сочинения, т. IV. М. — Л., 1963, с. 577.

 

ский, конечно, хорошо знавший историю этой статьи, сохранил заглавие журнального текста, хотя он имел возможность, и в других случаях это делал, восстановить доцензурный текст. Очевидно, Добролюбов в свое время не возражал против исправления, и у нас и сегодня нет оснований возвращаться к раннему заглавию, несмотря на то, что оно в некотором смысле резче нового: в нем очевидный намек на деятельность Пирогова в Киеве в качестве попечителя учебного округа и очень остра антитеза: всероссийские... киевские¹.

Еще один пример: рукопись произведения Некрасова, известная ныне под заглавием «Русские женщины», озаглавлена «Декабристки». Это же заглавие повторено в корректуре. Но на этом этапе поэт зачеркнул его и заменил нынешним. В шестом издании однотомника Некрасова (1931) К. И. Чуковский, принял это заглавие и заменил им прижизненное, утвержденное многолетней традицией, — «Русские женщины». К. И. Чуковский мотивировал эту замену тем, что «Декабристки» — обозначение более точное: среди последовавших за своими мужьями жен было три француженки и одна полька. Второе соображение: «Русские женщины» — шовинистическое и сусально-патриотическое заглавие, так сказать, взятка цензуре.

С этими аргументами согласиться невозможно.» Во-первых, среди «декабристок» были кроме четырех иностранок (если даже принять, что в те годы полька считалась иностранкой!) и пять русских.